Текст книги "Моя жизнь с Драйзером"
Автор книги: Элен Драйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
В маленькой кухне были стенные шкафы, откидной стол и в одном углу -небольшая ниша для завтраков. Здесь Драйзер любил сидеть и писать, и я не раз думала о том, что сказали бы его нью-йоркские друзья, если бы увидели, в каком тесном уголке рождаются космические мысли Драйзера. Он работал в эти дни над своей книгой философских стихов «Настроения», над книгами «Дни газетной работы» и «Краски большого города» и уже начинал новый роман «Американская трагедия». Последним Драйзер хотел заменить ранее задуманный им роман «Оплот», которого с нетерпением ждал издатель Хорас Ливрайт, подписавший с ним договор на этот роман.
К этому времени относится увлечение Драйзера садоводством; он засадил цинниями наш угловой участок и ухаживал за ними, словно заботливая мать за споим многочисленным потомством. А тут еще, откуда ни возьмись, появилась рогатая жаба и очень быстро сделалась любимицей Тедди. Каждый день жаба выползала на дорожку и, пока Тедди гулял по саду, следовала за ним по пятам. Нередко, пробыв целый день в студии и порядком устав, я возвращалась вечером домой и, свернув на дорожку, ведущую к нашему домику, видела Тедди, склонившегося над цветами. Цветы, казалось, чувствовали, как любовно он к ним относится, и, словно из благодарности, цвели особенно пышно и красиво. В самом деле, наш цветник был так необычайно хорош, что кое-кто из соседей приходил к Тедди спросить совета, как ухаживать за цветами. Мне казалось, что в нем проявляется характер его матери -он так удивительно походил порой на большую ласковую бабушку, и я никогда не переставала дивиться этой стороне его натуры – его мягкосердечию и доброте.
Наша совместная жизнь в Глендейле была исполнена гармонии и душевного согласия. Мы наслаждались одиночеством, и я видела, что Тедди отнюдь не хочет, чтобы оно было нарушено вторжением кого-либо из посторонних. Когда кто-нибудь из его друзей приезжал из Нью-Йорка в Лос-Анжелос, Теддй предпочитал встречаться с ним где-нибудь в городе. Он просил, чтобы ему писали на его почтовый ящик па главном почтамте Лос-Анжелоса (почтовый ящик № 181), и мы ездили туда примерно через день и привозили домой всю корреспонденцию. Даже когда Дж. Г. Робин, автор «Кая Гракха» и большой приятель Тедди, печатавшийся под псевдонимом «Один Грегори», приехал из Нью-Йорка, чтобы попросить Драйзера написать предисловие к этой замечательной книге, Тедди встретился с ним в городе. Я же познакомилась с Робином только несколько лет спустя в Нью-Йорке.
К этому времени мои дела в кино стали идти довольно успешно, и мы уже получили возможность вместо нашего оверленда купить себе новый максвелл, на котором совершили вскоре немало путешествий: побывали в Мексике, в Ла-Холья, в Коронадо, в Санта-Барбаре, Йосемите, Портленде, Сиэтле, в Британской Колумбии и других местах. Перед Драйзером раскрывались новые горизонты, он расцветал и вырастал вместе со своими новыми стремлениями. Я не могла анализировать происходящие в нем перемены, но понимала интуитивно, какое значение они имели для него, ибо чувство, которое меня к нему приковывало, выросло из сознания того, что я ему необходима, и это в свою очередь делало его необходимым мне. «Любить -это испытывать в ком-то необходимость и эту необходимость любить».
Глава 6
Картина, в которой я получила роль, должна была сниматься в Сан-Франциско. И, само собой разумеется, мне пришлось поехать туда вместе с нашей съемочной группой. Через несколько дней пришло письмо от Тедди, а следом за письмом явился и он сам, горя желанием осмотреть Сан-Франциско вместе со мной.
Из Сан-Франциско мы отправились на машине в Ванкувер и по пути заехали в Портленд навестить мою мать. Так состоялось знакомство мамы с Тедди, и он сказал мне, что почувствовал в ней человека спокойного и с сильной волей, а мама сразу заметила в его характере хорошо знакомые ей противоречивые черты, напомнившие ей ее мать,– стремительную энергию и волю в сочетании с большим душевным теплом, человечностью и некоторой непоседливостью, свойственной выходцам из Богемии. Все эти особенности нрава моей бабушки я так любила в ней, а теперь открывала их в Тедди. Тедди был в восторге от окрестностей Портленда и, пока я гостила у мамы, он много бродил пешком вокруг города и как-то добрался даже до Сиэтла. Вернувшись оттуда, он сказал мне, что испытывает сильнейшее желание написать «роман совершенно нового типа – философский» и когда-нибудь это осуществит.
Мы возвратились в Калифорнию через Йосемит-парк. В те времена дороги были еще очень плохи, и нам приходилось ехать по очень узкому пути, преодолевая двадцатидвухградусные уклоны. Все же скоро мы снова были у себя дома, в нашем белом домике с зелеными ставнями и полотняными маркизами, укрепленными на копьях. (Мы слышали однажды, как маленький мальчик, проходя мимо нашего дома, воскликнул: «Мам! Это же настоящие копья! Настоящие!») В узких цветочных ящиках на подоконниках росли японские лилии, которые всегда были в цвету и потому привлекали к себе всеобщее внимание. Все спрашивали нас, где мы их достали и как за ними ухаживать. Эти расспросы доставляли огромное удовольствие Тедди; он считал, что выведенные им садовые лилии – розовые, желтые и голубые – его большое достижение.
Наше материальное положение значительно улучшилось. У меня было несколько земельных участков в районе Монтроз, которые я приобрела на деньги, полученные за участие в съемках, и мне удалось очень выгодно продать их – на каждом участке я нажила тысячу долларов. Это очень удивило Тедди; мне кажется, я стала в его глазах финансовым гением. Несмотря на то, что такие операции совершались тогда на каждом шагу, для нас это было целым событием.
Не успели мы опомниться, как лето 1922 г. пришло к концу. Я заметила, что Тедди начинает нервничать: ему нужно было вернуться в Нью-Йорк, чтобы подписать договор на свой последний роман. Договор у него был на роман «Оплот», а он хотел издать вместо него «Американскую трагедию». Тедди написал уже двенадцать глав и считал необходимым в личной беседе объяснить Хорасу Ливрайту, почему он решил переключиться на «Американскую трагедию» – роман, на который он возлагал большие надежды.
Кроме того, ему хотелось совершить поездку по штату Нью-Йорк и посетить озеро, где произошло трагическое событие, положенное им в основу романа: убийство Грейс Браун Честером Джиллетом.
Глава 7
Мы сдали наш домик на год, сделали объявление о его продаже и отправились в Нью-Йорк. Я примирилась уже с этой неизбежной переменой, но только умом, а не сердцем. Лос-Анжелос в это время как-то утратил свою привлекательность, он не сулил уже интересных и волнующих встреч, какими был богат Нью-Йорк. Правда, мы с Драйзером прожили здесь три незабываемых года, но теперь оба ощущали необходимость перемены. Впрочем, я не могла ждать от Нью-Йорка того, чего ждал от него Драйзер. Моя личность еще только формировалась и решительно протестовала против деляческой бесчувственности этого города. Временами мне страстно хотелось скрыться куда-то, пока я не найду себя. Все эти трудности ложились, вероятно, слишком тяжелым грузом на мои плечи, но я решила встретить их лицом к лицу.
В совсем ином настроении возвращался в Нью-Йорк Драйзер. Три года был он – правда, по собственному желанию – отрезан от этого столичного города, и слишком пресная жизнь начала приедаться его противоречивой и беспокойной натуре. Солнце светило слишком настойчиво и ярко, слишком много было апатичных людей вокруг. Драйзер снова жаждал острых жизненных конфликтов, которые всегда действовали на него возбуждающе и вдохновляли на творческую работу. Озабоченные, напряженные лица на улицах большого города… Борьба!
Прибыв в Нью-Йорк, мы направились в Лазем-отель на 28-й улице, неподалеку от Пятой авеню, и Драйзер начал с того, что приказал поставить ему в номер кресло-качалку. Мы прислушивались к перезвону колоколов, доносившемуся к нам в окна из Мэдисон-сквер гарден, и старались забыть обо всем на свете, кроме основной задачи: Драйзер должен был работать над «Американской трагедией».
Прежде всего, нужно было снять мастерскую, где он мог бы работать без помех. Поиски продолжались около двух недель, и в конце концов он остановил свой выбор на помещении, расположенном в первом этаже дома № 16 на Сент-Льюкас-плейс. Оставалось только перевезти со склада мебель Драйзера и.обставить мастерскую по его вкусу. Снятое нами помещение состояло из двух комнат с раздвижной дверью между ними. В первой, большой, комнате мы устроили кабинет; вторая комната, поменьше, должна была служить спальней и гостиной одновременно. Вскоре выяснилось, что по ночам в доме довольно шумно, но днем было сравнительно терпимо.
Для себя я сняла маленькую квартирку на 50-й Западной улице. Здесь я могла возобновить свои занятия пением.
Глава 8
Как-то раз в июне 1923 года Тедди позвонил мне и сказал, что собирается совершить поездку в северные районы штата Нью-Йорк, чтобы собрать кое-какие дополнительные материалы для «Американской трагедии». Не хочу ли я сопровождать его? Мы можем поехать на нашем максвелле, который уже прибыл пароходом из Лос-Анжелоса в Нью-Йорк. Разумеется, я с радостью согласилась.
Мы собрались и поехали. Наш путь лежал через штат Нью-Джерси, к северу по реке Делавэр, через Порт-Джервис, Монтиселло, Кортленд, Ютику и округ Херкимер до района озер, где семнадцать лет назад, в 1906 г., произошло убийство Грейс Браун Честером Джиллетом, положенное Драйзером в основу его романа «Американская трагедия».
Драйзер уже раньше рассказывал мне, почему, изучая в течение нескольких лет различные преступления, интересовавшие его с чисто психологической стороны, он, в конце концов, решил, что случай с Грейс Браун представляет наиболее подходящий для него материал. Взяться за разработку этой проблемы заставила его не только характерная для Америки отчаянная погоня за деньгами, с одной стороны, и нищета – с другой, но прежде всего – типичное для американской молодежи (одинаково как для юношей, так и для девушек) стремление быстро разбогатеть путем брака. Вместе с тем, изучив американскую литературу последнего периода – все то, что предлагалось вниманию читателей и поглощалось ими,– он пришел к выводу, что наиболее популярным литературным сюжетом является сейчас не столько история о том, как некий юноша завоевал любовь некой девушки, сколько история о том, как бедный юноша завоевал любовь богатой девушки. Одновременно он пришел к выводу, что это было естественным результатом продолжающих влиять на американскую жизнь примитивных условий существования первых американских поселенцев – условий, породивших чрезмерное прославление богатства, столь характерное для всей истории Америки, начиная с первых дней рабства и до наших дней. Будучи мальчиком лет двенадцати, он уже читал выпускаемые, целыми сериями романы в издании «Фэмили стори пейпер», «Нью-Йорк уикли», «Голден дейз» и «Сисайд лайбрери» Джорджа Л. Монро– романы, которые печатались еще в 1840 и продолжали печататься в 1910 году и содержание которых неизменно сводилось к тому, что молоденькая девушка-работница мечтает выйти замуж за отпрыска богатой семьи. После бесчисленных испытаний и треволнений, связанных с тем, что он пытается ее обмануть, истинная любовь побеждает все, и героиня становится законной владелицей роскошного особняка на Пятой авеню в Нью-Йорке. На литературе такого сорта составили себе состояние многие издатели, как, например, Роберт Бэннер, П. Ф. Кольер, Монро, Стрит, Смит и другие.
За ними, разумеется, последовали «четыреста» именитых граждан, из которых упомянем лишь Фиша, Никербокера, Гуда, Астора, Вандербильта… И так вплоть до 1894 года, когда Драйзер начал замечать, что в Америке получают распространение преступления определенного рода. Изучение этих преступлений привело его к выводу, что причина их – врожденное честолюбивое стремление молодого американца «преуспеть», иначе говоря, разбогатеть или занять положение в обществе. Стремление к тому, чтобы стать великим ученым, исследователем, религиозным проповедником, философом, государственным деятелем или благодетелем человечества в той или иной области, было редким явлением в американской жизни. И даже в тех случаях, когда американец предполагал стать доктором, адвокатом, коммерсантом или изобретателем или – еще того реже – посвятить себя науке, он втайне был одержим только одной мыслью (и вся нация была ею одержима): чтобы быстрее этого достичь, нужно иметь много денег. А самый быстрый способ разбогатеть – это выгодная женитьба.
В 1892 году, когда Драйзер был в Сент-Луисе, там произошел следующий случай: один молодой парфюмер, находившийся в связи с некой девушкой, стоявшей ниже его по своему социальному положению, неожиданно увидел перед собой блестящую перспективу: он понял, что двери некоего семейства, принадлежащего к старинному французскому роду, откроются перед ним, если он свяжет себя брачными узами. Опасаясь, что эти заманчивые планы могут потерпеть крушение, если соблазненная им девушка-работница вздумает предъявить на него свои права, он отравил ее, подарив ей конфеты, в которых был смертельный яд.
В то время когда Драйзер еще размышлял над этой трагедией, ему стало известно о не менее трагическом случае с Карлайлом Харрисом, молодым студентом медицинского факультета, подававшим большие надежды. На этот раз Драйзер был лично знаком с матерью юноши – нежной, любящей, страстно желавшей благополучия своему сыну. Но она была небогата, а отец юноши давно умер. И мать Карлайла мечтала, чтобы он приобрел известность, занял видное положение в свете и женился на богатой. Она сама рассказала все это Драйзеру. Ей пришлось с трудом перебиваться и отказывать себе во всем, чтобы дать сыну медицинское образование в Нью-Йорке. А затем, так же как в описанном выше случае, Карлайл Харрис – теперь уже врач, практикующий в одной крупной нью-йоркской больнице,– соблазняет молодую девушку. И почти тут же на его пути встречается другая, весьма привлекательная молодая особа, занимающая более высокое положение в обществе, чем он, и обладающая не только красотой, но и богатством. Теперь все его мечты и помыслы направлены к ней, и, само собой разумеется, связь с бедной девушкой уже начинает его тяготить. Он удовлетворил свою страсть к «мисс Бедность», и теперь для него существует только «мисс Богатство» – истинный идеал всякого американца. Он пытается освободиться от своей несчастной подруги примерно тем же способом, какой применил сент-луисский парфюмер. Молодой врач дает своей возлюбленной двенадцать пилюль с целью якобы прервать беременность. В четырех пилюлях заключен смертельный яд, остальные безвредны. Несчастная девушка, желая избежать появления на свет незаконнорожденного ребенка, проглотила четыре пилюли, из которых одна была отравленной, и умерла. Но оставшиеся пилюли были найдены в ее комнате, и три из них содержали в себе яд. На основании этих улик суд приговорил Карлайла Харриса к смертной казни.
Драйзер постепенно приходил к выводу, что преступления такого рода становятся обычным явлением в Америке. Редко проходил год без того, чтобы в той или иной части Соединенных Штатов американское общество не получило возможности ознакомиться с еще одной типично американской трагедией.
А затем в 1906 году в суде слушается дело Честера Джиллета – Грейс Браун. Место действия – Кортленд, Саут-Отселик, озеро Биг-Мус, Ютика и Амстердам – все в штате Нью-Йорк.
Были и другие случаи, которые привлекали к себе внимание Драйзера. Дело Гарри Нью, например. По слухам, этот юноша был незаконным сыном бывшего сенатора Гарри Нью из Индианы, занимавшего в то время пост министра почты и телеграфа Соединенных Штатов Америки. Как писали тогда газеты, отец бросил мальчика на произвол судьбы, предоставив ему самостоятельно пробивать себе дорогу. Гарри Нью, не подозревавший о существовании богатого отца или же не рассчитывавший на поддержку с его стороны, вступил в связь с одной небогатой девушкой. Вскоре, к немалому его изумлению, юноше стало известно, что его состоятельный папаша намерен ссудить его деньгами, чтобы помочь ему выйти в люди. Но в это время его возлюбленная забеременела, и Ныо понял, что ему грозит женитьба на бедной девушке. С точки зрения Нью, это означало конец его карьеры. И он убил бедняжку где-то на пустынной дороге в окрестностях Лос-Анжелоса. Впрочем, министр оказался достаточно могущественным, чтобы спасти его. Во всяком случае Гарри Нью не был повешен.
За этим следует трагическая и трогательная история Эвис Линнел из Хианниса в Массачусетсе и ее возлюбленного – священника Ричардсона,– история, которую Драйзер первоначально хотел положить в основу своей «Американской трагедии» и даже написал в этом плане шесть глав, но потом решил переключиться на историю Честера Джиллета.
Молодой священник имел крошечный приход на Кан Код в Хианнисе. Он происходил из простой семьи, был не особенно учен, небогат и перебивался кое-как, живя на тот скромный доход, который получал от своей немногочисленной паствы. Но он был красив, приятен в обращении, умел произносить проповеди, а Эвис была весьма привлекательная, пылкая и обаятельная девушка, столь же незаметная по своему происхождению и положению в обществе, как и он. Они увлеклись друг другом, были какое-то время счастливы, и Ричардсон обещал соблазненной им девушке жениться на ней. Затем Ричардсону предложили место в одном из самых богатых и видных приходов Бостона. Члены церковного совета этого прихода уже давно присматривались к деятельности Ричардсона и пришли в конце концов к заключению, что этот молодой священник, обладающий большим личным обаянием и притягательной силой, будет вполне подходящим пастырем для их церкви. И вот, когда Эвис была уже беременна, Ричардсон получил из Бостона приглашение прочесть там проповедь, после чего ему вскоре дали новый приход. Но едва успел он познакомиться со своей паствой, как одна красивая и богатая молодая особа, принадлежащая к его приходу, решила, что молодой священник – подходящая для нее партия, так как занимает теперь достаточно видное положение и может быть принят в кругу, к которому она принадлежит. Однако препятствием оставалась Эвис: она готовилась стать матерью, и Ричардсон дал слово жениться на ней. Увлеченный мечтами о блестящем будущем, открывшемся ему в лице его новой возлюбленной и совершенно затмившем его прежние скромные мечты, Ричардсон делает попытки освободиться от Эвис. Та в отчаянии и требует от своего возлюбленного, чтобы он либо помог ей избавиться от ребенка, либо женился на ней.
И вот, подобно парфюмеру из Сент-Луиса, Карлайлу Харрису и Честеру Джиллету, Ричардсон принялся раздобывать какое-нибудь снадобье и не мог ничего достать. Было сделано несколько попыток освободиться от ребенка, которые ни к чему не привели. Тогда Ричардсон прибег к отравленным пилюлям, причем, совершенно так же, как Карлайл Харрис, отравил не все пилюли, а только часть их. Когда Эвис умерла, начались розыски убийцы, и в конце концов Ричардсон со своей новой великолепной кафедры проповедника угодил прямо в тюрьму и кончил жизнь на электрическом стуле. Драйзер не был уверен в том, что Ричардсон читал о деле Честера Джиллета или о преступлении Карлайла Харриса и что он пошел по их стопам. Он скорее склонен был думать, что это – совпадение и преступная мысль пришла каждому из них самостоятельно.
Были и другие случаи – всего пятнадцать,– которые Драйзер очень тщательно изучил, прежде чем остановил свой выбор на деле Джиллета – Браун. Впрочем, в его изложении история эта получила совершенно новое преломление – и не только психологическое и эмоциональное; некоторым изменениям подверглась и фактическая сторона. Так, например, в деле Джиллета – Браун предполагалось, что орудием убийства девушки была теннисная ракетка, в то время как в романе Драйзера Роберте был сначала нанесен удар фотоаппаратом, а затем она упала в воду и была оглушена, стукнувшись о перевернувшуюся лодку, что придает ее гибели оттенок случайности. Больше того, Клайд не топит Роберту, но, охваченный нерешительностью, не спешит к ней на помощь, вследствие чего дает ей утонуть; этого достаточно, чтобы возникло сомнение в его безоговорочной виновности. И на этом еле уловимом, словно тень, сомнении построено у Драйзера все действие его романа.
Когда книга была закончена, Драйзера обвинили в том, что он украл сюжет своего романа из газет. Более того, его обвинили в отсутствии оригинальности, в том, что он рабски копирует сюжеты своих трагедий, вместо того чтобы их создавать.
На это он ответил: «Никто не создает трагедий – их создает жизнь. Писатели лишь описывают их. Ведь если на то пошло, Гёте скопировал своего Фауста с доктора Фаустуса, и поэтому, согласно канонам критиков, его следовало бы привлечь к ответственности за кражу сюжета старинной легенды, имевшей около десятка вариантов по всей Европе. А как быть с Шекспиром? Его тогда следовало бы обвинить в краже сюжетов «Антония и Клеопатры», «Юлия Цезаря», «Венецианского купца» и, по существу, сюжетов всех без исключения пьес, написанных им. То же самое можно сказать в отношении Киплинга и его индийских рассказов».
Позднее, когда преступления подобного рода повторились, Драйзера обвинили в поощрении убийств! Одно такое дело слушалось в 1931 году (дело Кейна), и в вещах убийцы был найден экземпляр «Американской трагедии». После этого Драйзера буквально засыпали письмами и телеграммами с просьбой объяснить этот факт. Считает ли он себя виновным в провоцировании убийства, спрашивали авторы писем.
В это время Тедди находился в округе Харлан (штат Кентукки), расследуя волнения, происходившие на местных рудниках. Жизнь его самого находилась в опасности. Все же он принял репортеров и сказал им, что, по его мнению, причина преступления коренилась не в его романе, не в деле Джиллета – Браун и не в одном из всех тех типичных дел, которые он изучил, а в навязчивой идее разбогатеть, преследующей американцев, в их страхе перед нищетой и в решимости достигнуть богатства – если надо, то и с помощью убийства.
Здесь я опять хочу сослаться на рукопись Драйзера «Американские трагедии» и привести из нее цитату:
"В связи с вопросом о психологической или мистической способности идеи, содержащейся в книге или встречающейся в жизни, вызывать аналогичные ей действия, я приведу случай с покойным Стюартом П. Шерманом, бывшим некогда преподавателем литературы в Иллинойском университете в Эрбане (штат Иллинойс), а позже литературным критиком «Нью-Йорк геральд трибюн».
Я впервые услышал о Шермане от одного из редакторов газеты «Индианаполис стар» (имя его я сейчас не могу припомнить). Он рассказал мне, что прежде чем стать редактором «Индианаполис стар», он работал ассистентом у профессора литературы Шермана в Эрбане. И этот самый Шерман добился его увольнения именно из-за меня и моих книг! Дело было так. В 1913 или в 1914 году, сказал он, ему попалось несколько моих книг; прочитав эти книги, он стал с жаром их пропагандировать, обсуждая на занятиях со своими студентами и рекомендуя для чтения; позже, по его словам, многие первокурсники и второкурсники превратились в «драйзеровцев»; в университетской газете появилась заметка на эту тему, привлекшая внимание профессора Шермана и сильно его обеспокоившая. Он ведь был тогда начальником моего молодого редактора.
«Однажды,– рассказывает этот человек,– Шерман зашел ко мне в аудиторию и спросил меня, кто такой Драйзер. Какие книги он написал? Почему я отзываюсь о нем так восторженно? И затем, узнав, что у меня имеются «Сестра Керри», «Дженни Герхардт», «Финансист» и другие, попросил одолжить их ему и унес книги с собой. Несколько недель спустя у меня начались неприятности, так как он снова пришел ко мне и сказал, что считает книги неприличными, более того – не заслуживающими того внимания, какое я им уделял. Они вульгарны, грубы, аморальны и подрывают все лучшие тенденции в нашей литературе, и он лично собирается выступить по этому поводу против Драйзера».
Он даже указал своему ассистенту, что предпочел бы, чтобы на лекциях больше не упоминалось о Драйзере, если только речь не идет об осуждении его. Но так как этот молодой редактор держал себя чрезвычайно смело и даже вызывающе и продолжал обсуждать со студентами мои книги, он был уволен.
Вот каким путем я впервые услышал о Ш'ермане и его отношении ко мне. Но вскоре после этого в нью-йоркском журнале «Нейшн» появилась статья на четырех страницах, анализирующая мои книги и нападающая на них в столь энергичной и резкой форме, что журнал впоследствии официально принес мне извинения. Я сохранил его письмо. Это была, как заявил редактор, своего рода «травля» со стороны Шермана. Меня же все это только занимало, так как я знал, что столь яростные нападки, да еще в таких крупных масштабах, могут лишь вызвать дискуссию, и вероятно, благоприятную для меня. Я сказал себе: «Этот человек, по всей вероятности, принесет мне больше пользы, чем самые восторженные мои поклонники. Он слишком консервативен и слишком криклив».
И действительно, с немалой для меня выгодой он продолжал громить меня, примерно так, как в свое время Лютер громил католическую церковь. Я был для него порождением дьявола. Время от времени в газетах в различных районах страны попадались выдержки из его статей с отрицательной оценкой моих книг. Он затмил всех самых яростных моих противников и в конце концов стал среди них своего рода лидером, словно, прежде чем самим критиковать меня, им хотелось посмотреть, насколько свирепо раскритикует меня он. И, в конце концов, верьте или не верьте, благодаря моим книгам он настолько выдвинулся, что его пригласили в «Нью-Йорк гералд трибюн» заведовать не то литературной страницей, не то отделом. И с этого момента почти каждую неделю вплоть до самой его смерти в 1926 году он непрерывно писал обо мне и ни разу, кроме одного случая, не отозвался положительно.
Это единственное «кроме» произошло где-то между январем и мартом 1926 года, после того как я выпустил «Американскую трагедию». В то время мой издатель Ливрайт и доброжелательно настроенные ко мне критики были уверены, что на этот раз он создаст своего рода критический шедевр, то есть раздраконит меня, как никогда в жизни.
Однако, к моему искреннему и глубочайшему изумлению, он совершил поворот на 180 градусов, «перекувырнулся через голову», как выразился один критик, и перешел в мой лагерь. Короче говоря, вся его статья была посвящена анализу силы воздействия моей книги на читателей, и в основном он хвалил ее. Частным образом я узнал, что книга действительно произвела на него большое впечатление, и можно было ожидать, что с этого момента он будет относиться ко мне более благосклонно. Я решил, что добился его обращения на путь истины, но считал вполне вероятным, что, если он будет продолжать в том же духе, его выступления в мою пользу окажутся гибельными для его карьеры.
Насколько я был прав в своем предположении, мне так никогда и не удалось узнать. В том же году, в июле или в августе, Шерман после происшедшей в нем странной перемены отправился проводить свой летний отпуск куда-то на озера, кажется, на север Нью-Джерси или в Пенсильванию. Не прошло и нескольких дней, как все нью-йоркские газеты были полны сообщениями о его внезапной трагической смерти. И здесь мы подходим к наиболее любопытной части всего этого эпизода, которая, как мне кажется, имеет какую-то психологическую связь с его прежним отношением ко мне и с происшедшей в нем переменой. В газетах сообщалось, что, хотя он был женат– жена его находилась в то время, кажется, на побережье,– он отправился в это летнее путешествие к озерам с молодой девушкой, считавшейся его знакомой. Во время их прогулки по озеру, на небольшом расстоянии от берега и в хорошую погоду, лодка перевернулась, и оба они утонули.
Я могу привести точный текст одного из газетных сообщений: «По-видимому, он хотел оказать помощь девушке, но она утонула; тогда он, вероятно, пытался спастись сам, ухватившись за перевернутую лодку, но, прежде чем смог это сделать, также пошел ко дну».
Мой друг Чарлз Форт сказал бы (и он действительно сказал это), что трагический конец Шермана был психологически подготовлен аналогичным концом Роберты Олден, которую он так жалел."
____________________
Нет, мне кажется, что за «Американскую трагедию» и все другие связанные с ней трагедии следовало винить не Драйзера, а Америку. И, говоря словами Драйзера, не только Америку, но и человеческую натуру, которая, оказавшись в условиях, созданных для нее Америкой, действует именно так, как изобразил Драйзер.
Драйзер лишь описывал жизнь такой, как она есть. Он годами вынашивал идеи всех своих романов, прежде чем садился писать их. Идея романа «Оплот» зародилась у него еще в 1910 году, фактически же он начал работать над романом в 1914 году, но написал тогда только несколько глав. Поэт Эдгар Ли Мастере рассказал мне недавно, что он и Драйзер в 1912 или в 1913 году часами гуляли по Мичиган-авеню в Чикаго, и тогда Драйзер говорил с ним о своем намерении написать роман о хорошем человеке. Эта идея только тридцать лет спустя была осуществлена им в романе «Оплот». Взявшись снова за этот роман в 1916 году, он написал треть книги. Он работал над ним в Калифорнии в 1920 и 1921 годах. Он принимался за него и снова откладывал несколько раз в течение двадцатых и тридцатых годов. В 1942 и 1943 годах он начал писать его заново с самого начала, и весной 1945 года роман был закончен.
«Сестру Керри», после того как у него зародилась идея этого романа, он писал в течение четырех лет. «Финансиста» он вынашивал в голове примерно с 1904 по 1911 год. «Титан», написанный в 1913 году, был опубликован в 1914 году. Роман «Дженни Герхардт» был задуман им после того, как он закончил писать «Сестру Керри», в 1900 году. Он начерно набросал его в 1901 году, по-настоящему стал писать в ноябре 1909 года и закончил примерно в июле 1910 года!.
Сюжет «Гения» вынашивался им примерно с 1904 по 1915 год, когда роман был окончательно завершен и опубликован. Однако «Гений» был более субъективной книгой, чем другие его романы; материал для него он собирал на основе своего собственного опыта и опыта людей, которых он хорошо знал. В «Гении» был дан как бы синтез трех людей: талант художника Эверетта Шина, которым Драйзер восторгался; внешность и нервная натура молодого редактора отдела искусств издательства «Баттерик пабликейшнз», покончившего жизнь самоубийством; и некоторые черты характера, свойственные самому Драйзеру. Работа над «Стоиком» приближалась к концу накануне дня смерти Драйзера – 28 декабря 1945 года.
