Текст книги "Моя жизнь с Драйзером"
Автор книги: Элен Драйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Вот что он сам написал своему бывшему редактору еще в 1943 году в ответ на просьбу указать хронологическую последовательность его работ:
"Начав что-нибудь, я всегда потом обнаруживал, что по той или иной причине не могу продолжать работу. Я обычно получал небольшой аванс у издателя в счет какой-нибудь книги, а затем с меня требовали, чтобы я ее закончил. А тем временем меня интересовал уже другой сюжет. Так, например, пока я работал над «Финансистом», я написал три или четыре очерка, вошедшие потом в сборник «Двенадцать», и одновременно закончил по крайней мере десять из тех очерков, которые потом составили «Краски большого города». В 1903 году, уже обдумывая работу над «Дженни Герхардт», я написал тридцать две главы того, что должно было стать позже «Гением», а в 1907 или 1908 году разорвал и сжег их, чтобы работать над «Дженни Герхардт». Примерно тогда же я начал «Зарю» и фактически написал шесть или более глав, но потом убедился, что пора писать этот роман еще не наступила – по семейным обстоятельствам. Поэтому я оставил работу над ним до более позднего времени.
Затем, как вы знаете, появились «Дженни Герхардт» и «Финансист», а после моего путешествия в Европу с Грантом Ричардсом – «Сорокалетний путешественник», потому что ему непременно хотелось, чтобы я написал об этом периоде. Затем «Титан», из-за которого издательство «Харперс» выставило меня вон. Затем «Гений»; его издатель – Джон Лейн. Он выдал мне небольшой аванс, но отказался, как вы знаете, выпустить книгу в свет. Вы тогда участвовали в этой борьбе. По каким-то причинам тираж «Дженни Герхардт» разошелся, и я получил немного денег – достаточно (вместе с гонораром за статьи, рассказы и т. п.), чтобы продержаться некоторое время, хотя Хорас Ливрайт появился на моем горизонте только в 1918 году. Он издал «Гения», так же как и сборник «Двенадцать», законченный к тому времени, и обе книги разошлись. Между тем у меня возник сюжет «Оплота», и время от времени я понемногу работал над ним. Примерно тогда же были написаны «Каникулы индианца», появившиеся в свет благодаря Фрэнкливу Буту, настоявшему на том, чтобы я поехал снова взглянуть на Индиану. Вы редактировали тогда эту книгу. Я также закончил «Пьесы о естественном и сверхъестественном» и пьесу «Рука, гончара», опубликованную Хорасом. Отказавшись от работы над «Зарёй», которая должна была явиться первым томом «Истории моей жизни», я решил работать над «Днями газетной работы», которые должны были составить второй том моей автобиографии. Тем временем, как вы знаете, я решил переехать в Лос-Анжелос и переехал туда. Там между 1919 и 1921 годами я закончил «Дни газетной работы» и послал их Хорасу. Без моего согласия, даже не известив меня об этом, он изменил название книги, озаглавив ее «Книга о себе самом». Мне это не понравилось, так как этим нарушалась вся серия: «Заря», «Дни газетной работы», «Литературное ученичество», «Литературный опыт» («Литературное ученичество» должно было быть третьим томом, а «Литературный опыт»-четвертым). Позже, как вы знаете, я заставил Хораса изменить название «Книга о себе самом» на «Дни газетной работы». Между 1922 и 1930 годами, вернувшись в Нью-Йорк, я закончил «Краски большого города», «Освобождение и другие рассказы», «Американскую трагедию», «Зарю», «Галерею женщин», «Цепи», «Трагическую Америку», «Драйзер смотрит на Россию» и бог знает сколько других книг".
____________________
Проезжая на машине между Порт-Джервисом и Монтиселло, мы заметили маленький хорошенький домик, стоявший в глубине леса, примерно в полутораста шагах от дороги. Было в нем что-то, привлекшее наше внимание, и мы решили свернуть с дороги и осмотреть его. Заглянув внутрь, мы увидели, что он обставлен с большим вкусом искусно сделанной деревенской мебелью – там была старомодная печь, длинный деревянный стол с подходящими к нему по стилю скамьями и много маленьких интересных вещиц, свидетельствующих о стремлении к комфорту. Мы подумали, что домик принадлежит, вероятно, какой-нибудь влюбленной паре. Поговорив с ближайшими соседями, Тедди выяснил имя владельца и решил, что мы можем снять домик на два оставшихся летних месяца.
Мы продолжали двигаться на север; следующая наша остановка была в Кортленде, описанном в «Американской трагедии» под названием Ликурга. Чтобы составить себе впечатление о городе в целом, мы проехались по различным районам Кортленда – по его лучшим жилым кварталам, фабричному району и беднейшим улицам.
Затем мы проехали в Саут-Отселик (в книге – Бильц), где жила Грейс Браун (Роберта Олден). Узкая проселочная дорога, ведущая к ее дому, выглядела примерно так, как Драйзер описал в своей книге. Пока мы ехали по дороге, я думала о том, какой могла быть жизнь молодой девушки в таком мрачном месте, вдали от шумного света; автомобили в то время были редкостью, и в магазин приходилось ездить на лошадях за три мили. Одинокий дом на холме, окруженный высокими деревьями, вызывал именно то чувство осиротелости, которое Драйзер позже описал в своем романе. Те, кто постоянно жил в большом городе, могли найти этот дом очаровательным, но для неискушенной девушки жизнь здесь после возвращения из Кортленда, где она все же имела некоторые развлечения, должна была показаться довольно унылой. Во всем окружавшем ее слышалась какая-то навязчивая тоскливая нота, которую Тедди уловил и заставил прозвучать в различных вариациях по всей книге.
Мы скоро достигли де-Райтера, Ютики и Олд-Форджа (Ган-Лодж), представлявших собой как бы вход в страну озер. Место было запружено лошадьми, повозками и автомобилями; люди приехали сюда из страны озер за провизией, посылками и письмами.
Заправив нашу машину, мы двинулись дальше к этой стране озер через густые леса, по дорогам, огибавшим озера. Наконец мы прибыли на озеро Биг-Мус (Биг-Битерн) и направились в отель «Гленмор», расположенный над озером. Это было чрезвычайно красивое, уединенное место. Вы как бы ощущали здесь тишину и глубину окружающих вас лесов, простирающихся на многие мили во всех направлениях.
На следующий день Тедди взял напрокат лодку на ближайшей лодочной станции. Он хотел поехать по озеру к тому самому месту, где утонула девушка. Когда мы брали лодку, Тедди спросил лодочника, слышал ли он когда-нибудь о деле Джиллета. Лодочник сказал, что знает все подробности этого дела, так как в го время работал здесь на той же должности. Он описал наружность юноши – молодого, смуглого, красивого, с темными волосами – и даже указал точно место, где произошло убийство. Это была часть озера, скрытая от посторонних взоров растущими вдоль берега деревьями.
Мы медленно плыли среди мертвящей тишины, и нас обоих внезапно охватило странное настроение, созвучное самой драматической ноте «Американской трагедии». Вот здесь, в этом месте, девушка встретила свою смерть, здесь она тщетно взывала о помощи, и ее отчаянные крики разносились по поверхности воды, сомкнувшейся затем над ее головой. Мы оба молчали, и царившее вокруг гипнотическое очарование вселило в меня невольный страх.
И в эту минуту в застывшем воздухе прозвучал странный крик птицы, которую Тедди назвал в своей книге «уиа-уиа». Птица пролетела и уселась на выступавшую над водой ветвь засохшего дерева, на некотором расстоянии от нас.
Кит… кит… кит… ка-а-а-а! Кит… кит… кит… ка-а-а-а!
Глава 9
Вскоре после нашего возвращения в Нью-Йорк из поездки на озеро Биг-Мус мы снова отправились по той же дороге, но на этот раз только до небольшого домика около Монтиселло, который мы облюбовали. Драйзеру удалось договориться с его владельцем о том, чтобы снять домик на два месяца.
Поставив машину около домика, мы стали устраиваться в нем: открыли окна, переставили мебель, распаковали чемоданы. К нашей большой радости, мы обнаружили хорошенькую красную лодку, хранившуюся наверху, на чердаке. Там же мы нашли охотничьи ружья и другие спортивные принадлежности, говорившие о том, что в окрестностях имеется хорошая охота. В то время мы еще не заметили, что за нашим домиком простирается дремучий лес. Несколько раз в темные ночи я видела дикую кошку, которая осторожно прокрадывалась к открытому окну кухни; глаза ее светились, как два факела. Она убегала прочь, как только ее замечали.
Развести огонь в старинной печке, чтобы приготовить наш первый ужин, было настоящим удовольствием. За водой надо было ходить через дорогу к журчащему в тени деревьев роднику, что еще более усиливало своеобразную прелесть и очарование нашего нового жилья. Это местечко явилось для нас источником подлинного вдохновения, и десять лет спустя мы построили точно такой же домик на нашем загородном участке – в Уэстчестерском округе, штат Нью-Йорк.
Через несколько дней Тедди с удобством расположился в новом доме и стал работать; у нас было такое чувство, словно мы живем здесь уже много лет. По приглашению Тедди к нам приехала провести свои каникулы дочь его сестры Эммы Нелсон – Гертруда. Бесшабашная веселость и очаровательная живость ее характера сочетались с быстро меняющимися оттенками настроения – от самого светлого до самого мрачного. Никогда нельзя было угадать, в каком настроении она будет сегодня. Это была очень хорошенькая, талантливая и остроумная девушка с живым, пытливым умом, очень подвижная по натуре.
Мы втроем бродили по окрестным городкам, осматривали их и впитывали в себя все новые впечатления, находясь в каком-то праздничном, приподнятом настроении, радуясь любому пустяку. Мы были очень счастливы и довольны друг другом, и я по-настоящему полюбила Гертруду. Часто они с Теодором ходили к ручью за водой. Три недели спустя Герти уехала, и мы с Тедди остались вдвоем.
Я была счастлива и подолгу бродила по лесу, распевая во весь голос. Вечерами мы читали у камина. Я впервые познакомилась с романом Эмили Бронте «Меркнущие высоты», и Драйзер заставлял меня читать ему вслух. Он ушел с головой в работу, дело быстро продвигалось, я перепечатывала отдельные части первого рукописного черновика его романа.
Глава 10
Тедди получил известного рода зарядку и, вернувшись в Нью-Йорк, принялся за работу с новой энергией. Он напоминал мне человека, который пытался втащить на берег огромного кита и, наполовину втащив его, прилагал теперь все усилия, чтобы довести дело до конца без посторонней помощи. Я перечитала рукопись три раза, перепечатывала исправленные места и занималась своей домашней работой, а раз или два в неделю мы принимали у себя друзей.
Но, говоря об этом периоде нашей жизни, я не могу не вспомнить одного человека, чей блестящий ум и теплое, дружеское сочувствие были для нас постоянным источником вдохновения. Я имею в виду Дж. Г. Робина. Он родился в России. Это был крепкий приземистый человек с голубыми глазами и красновато-бурым цветом лица. Сделав головокружительную карьеру в области банковского дела, позволившую ему сколотить состояние почти в 14 миллионов, он потерпел поражение со стороны еще более богатого конкурента и был заключен в тюрьму за нарушение каких-то юридических формальностей. По словам Драйзера, «он поступил не хуже, чем многие другие финансисты его времени, а именно: финансировал один банк с помощью другого и таким образом создавал цепочку банков». После этой катастрофы Робин занялся юриспруденцией, и несколько лет спустя юристы уже стали консультироваться с ним как со специалистом-законоведом.
Но юриспруденция была лишь одним из его увлечений. Под псевдонимом «Один Грегори» он написал две пьесы: «Иисус» и «Кай Гракх», считавшиеся многими критиками блестящим образцом классического стиля. В последние годы своей жизни он занялся исследовательской работой в области дезинфицирующих средств и незадолго до своей смерти вел переговоры о продаже патента на какое-то изобретение в этой области за огромную сумму в 400 тысяч долларов. Я слышала его блестящие рассуждения о науке, политике, финансах, искусстве и литературе, даже о медицине. Когда Драйзеру случалось заболеть, Робин бросал все, мчался к нам и, несмотря на возражения Драйзера, настаивал на том, чтобы сделать ему массаж или прописать какое-нибудь средство, которое неизменно помогало.
Робин считал Драйзера самым непрактичным человеком в деловых вопросах и полагал своим долгом предостерегать его против всевозможных препятствий и ловушек, которые могли грозить ему. Драйзеру не всегда это нравилось, и их споры принимали порой слишком жаркий характер. Иногда они ссорились и не виделись месяцами. Затем снова мирились, и прежние отношения восстанавливались. Ничто не доставляло Робину такого удовольствия, как пойти куда-нибудь поужинать с нами. Если дело было летом, мы отправлялись в какой-нибудь ресторан на Ист-сайд, где иногда сидели наверху совершенно одни. В таком случае. Робин снимал пиджак, засучивал рукава и, удобно устроившись, принимался– не за еду, а за разговор по душам. Он часто говорил, что Драйзер как бы кристаллизировал его мысли. Именно по настоянию Робина Драйзер снял себе спокойное помещение для работы в «Гардиан лайф билдинг», около Юнион-сквера. Робин имел контору в том же здании вместе с адвокатом Артуром Картером Хьюмом, и они оба оказали Драйзеру неоценимую помощь, консультируя его по юридическим вопросам, с которыми он сталкивался в своей работе над «Американской трагедией».
Дружба между Драйзером и Робином длилась многие годы. Это были для Робина годы смятения и отчаяния, богатства и бедности, и с его смертью (он умер в возрасте 54 лет) Драйзер потерял истинного друга.
Глава 11
Тедди теперь ушел с головой в работу над своей книгой. Он напоминал скульптора, работающего над статуей, которая стала такой большой, что ему приходилось теперь закидывать своей мощной рукой глину высоко наверх. Он ваял, отделывал, лепил и переделывал снова, пока статуя не начинала оживать. Ему приходилось просматривать массу материала, долго отделывать рукопись – писать, переписывать, пересматривать ее четыре, пять или шесть раз, прежде чем он готов был признать ее приемлемой. Я теперь готовила его авторский экземпляр и перепечатывала поправки.
Возбуждение по поводу книги росло. Ливрайт нажимал, стремясь поскорее получить ее в свои руки, и в воздухе чувствовалось явное напряжение всякий раз, когда речь заходила о книге. Было объявлено о скором выходе ее в свет, публика успокоилась и терпеливо ждала выхода книги, но Драйзеру оставалось проделать еще большую работу. Одна глава «заблудилась» по дороге в издательство, и со следующими главами пришлось действовать с большой осторожностью.
Среди всего этого возбуждения мы поехали в одну из суббот в Филадельфию навестить Уортона Эшерика – знаменитого художника, создававшего великолепные произведения искусства из дерева и камня. Тедди познакомился с ним, когда я была на Западном побережье, и в одном из своих писем ко мне описал прелестный дом Эшерика в Паоли, где Уортон, его жена Летти и их двое детей вели идиллический образ жизни среди живописных холмов в окрестностях Филадельфии.
Был конец лета, и Эшерик уговорил Драйзера поехать с ним и его друзьями покататься на яхте по Барнегатскому заливу. Я осталась дома с Летти и детьми. День был знойный, и наши мужчины в течение нескольких часов находились под палящими лучами солнца. В результате Тедди, не заметив сразу ожога, спалил себе спину почти до пузырей. Когда я встретилась с ним к вечеру, я нашла его в отчаянном состоянии. Он не мог лечь и был вынужден просидеть всю ночь. Уехать мы могли только рано утром, и он страшно мучился. Спина его стала как гофрированная, а глаза буквально налились кровью. Десять дней пролежал он в сильнейших страданиях, находясь под наблюдением врача, который сказал мне потом, что Тедди был на волосок от смерти.
Все это, конечно, задержало окончание книги, но как только Тедди был снова на ногах, он принялся за работу с лихорадочной поспешностью. Он писал и писал. «Ливрайт паблишинг компани» с нетерпением ожидала каждую главу и, получив ее, сейчас же пускала в набор, а затем – в печать. Луиза Кэмпбелл, с самого начала редактировавшая книгу, приехала из Филадельфии, чтобы внести в гранки намеченные ею исправления. Ливрайт получил отзыв от одного из рецензентов, который не слишком хвалил книгу. Тогда он передал ее своему ближайшему литературному помощнику – Томасу Смиту. Тот пришел от книги в восторг, заявив, что он был буквально потрясен, прочитав ее. Ливрайт доверял Смиту и очень обрадовался, узнав его мнение, но ему не нравилось название книги. «И как это Драйзера угораздило назвать книгу «Американская трагедия»? – постоянно говорил он.– Нет, Драйзер должен изменить название!» Однако просить Драйзера изменить название, которое он избрал именно потому, что в книге нашла отражение типично американская трагедия, значило искалечить всю книгу, и он ни за что не соглашался на это. Ливрайт, или кто бы там ни был, ему не указ: книга будет называться «Американская трагедия».
Однажды в ноябре, говоря точнее, 25 ноября, он написал последнее слово. Переписал еще раз последнюю главу, сделал несколько поправок, и работа была закончена.
Горячие дни миновали. Драйзер много раз пытался забыться, но это ему не удавалось. Сюжет его книги преследовал его всюду, куда бы он ни шел. Он неизменно возвращался к своему столу, беспомощный, как приговоренный.
Глава 12
«Американская трагедия» была закончена. Единственное, чего хотелось Драйзеру,– это забыть на время о книге. Он даже не хотел думать о том, какой прием она встретит у публики. Все его книги всегда доставляли ему неприятности, говорил он, и почему судьба этой книги должна быть иной? Во всяком случае, он был слишком утомлен, чтобы думать об этом.
Поэтому мы отказались от квартиры в Бруклине и поехали во Флориду, чтобы немного проветриться.
Мы держали путь по направлению к Южной Каролине и Джорджии, но ехать становилось все труднее и труднее; размытые дороги часто вынуждали нас задерживаться в пути. Шли проливные дожди, и некоторые маленькие городки в штате Джорджия буквально тонули в глубокой грязи. У нас было такое ощущение, словно мы плывем по грязи. Однажды мы подъехали к небольшой речке и, думая, что сможем переправиться вброд, попали в воду; к нашему большому изумлению и испугу, речка оказалась настолько широкой, что мы потеряли направление. Вода добралась до капота, мотор заглох, и мы совершенно растерялись. Внезапно неизвестно откуда вынырнул форд, направляясь навстречу нам по воде; поравнявшись с нами, он остановился. Сидевшие в нем двое мужчин спросили нас, что случилось. Когда мы объяснили им наше затруднительное положение, один из них очень дружелюбно сказал: «Сидите спокойно. Мы моментально выведем вас отсюда». Затем они забрались на крыло нашей машины, открыли капот и каким-то чудесным способом просушили мотор. Через несколько минут один из них сказал: «Теперь давайте я поведу машину. Я знаю, где дорога, и выведу вас. Держитесь крепко». И когда я уступила ему свое место за рулем, произошло новое чудо: мотор начал работать, и мы стали продвигаться по речке, казавшейся нам целым озером. Опытный водитель выискивал дорогу уверенно и осторожно, и скоро мы были в безопасности, на твердой земле. Мы подъезжали к границам штата Флорида, дороги там были сухие, небо чистое, и все наши дорожные беды кончились.
Отъехав около ста миль от границ Флориды, мы попали в настоящий водоворот машин и людей. Это был самый разгар земельной лихорадки, и нельзя было ни шагу ступить или проехать, чтобы вас не остановил какой-нибудь маклер и не стал убеждать вложить несколько долларов в земельные участки, которые мгновенно принесут баснословную прибыль. Маклеры ловили людей в банках, отелях, на вокзалах – повсюду, они вывозили их за город в больших автобусах и устраивали завтрак на тех участках, в продаже которых были больше всего заинтересованы; затем, когда их жертва приходила в веселое расположение духа после обильного завтрака, они продавали ей участок; по крайней мере в 75 процентах случаев бывало именно так. Земельные участки не выходили у всех из головы, и люди, еще не зараженные этим массовым психозом, скоро тоже оказывались в его власти. Даже Драйзер истратил 4 тысячи долларов на участок; этот участок несколько лет спустя смыло в море во время тропического шторма.
Мало-мальски приличная комната стоила здесь не менее 40 долларов в день. На протяжении сотен миль тянулись шикарные отели; их постройка, как нам сказали, стоила огромных денег, и поэтому такая плата за номер считалась нормальной, учитывая огромное и беспрецедентное будущее Флориды. Весь штат – от одной границы до другой – должен быть превращен в длинную вереницу роскошных отелей с венецианскими бассейнами для плаванья, пловучими танцевальными залами и ваннами канареечного цвета!
Не имея возможности тратить по 40 долларов в день, мы, как и многие другие, были вынуждены ночевать несколько дней в пустых переносных домишках, разбросанных вдоль шоссе и сдававшихся на ночь за три доллара. Мы объехали все восточное побережье Флориды от севера до юга, прежде чем нам удалось найти небольшой скромный отель в форте Лодердейл.
Ускользнув, наконец, от толпы людей, помешанных на земельных участках, мы попали в тропические сады с удивительным разнообразием растительности. Совершая поездки по живописной Индиан-ривер, окаймленной густой растительностью, фруктовыми деревьями, пальмами, тропическими кустарниками всех видов, склонявшимися над водой, и высокими деревьями, грациозно задрапированными мхом, мы видели аллигаторов, греющихся у берега на солнце.
В сумерках мы часто следили за пеликанами, стремительно ныряющими в воду за рыбами. Мы ходили купаться ранним утром и вечером; часто приходилось бежать, чтобы увернуться от кокосовых орехов, падавших с высоких качающихся пальм. Тедди всегда говорил, что штат Флорида – это сад, пробуждающий любовь к жизни.
Несколько недель спустя, когда нам удалось забыть тяжелые дни работы в Бруклине, мы получили из Нью-Йорка достоверное сообщение о том, что «Американская трагедия» пользуется невероятным успехом. Читая это сообщение, Тедди едва мог поверить своим глазам. Его книги никогда раньше не встречали такого единодушного одобрения, и он был настроен скептически. Но нельзя было не верить восторженным рецензиям и поздравительным письмам и телеграммам, которые шли непрерывным потоком.
