Текст книги "Моя жизнь с Драйзером"
Автор книги: Элен Драйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Глава 13
Вернувшись в Нью-Йорк, мы сняли номер в отеле «Пасадина», расположенном к западу от Бродвея, на 63-й улице. Отель был старомодный, спокойный; однако мы скоро поняли, что с этого момента в нашей жизни может быть все, кроме спокойствия. Не успели мы распаковать наши вещи, как сразу же почувствовали атмосферу чрезвычайного возбуждения и окунулись в водоворот событий, вызванных огромным успехом «Американской трагедии». Хорас Ливрайт предвкушал колоссальный успех. Происходили совещания за совещаниями; шли переговоры о продаже книги для кино, о постановке пьесы за границей, о постановке ее на Бродвее. Патрик Кирни, молодой драматург, автор пьесы «Сын человека», загорелся желанием написать по книге пьесу. Драйзер и Ливрайт остановились на нем, так как считали его более других способным сохранить в пьесе тему и сущность книги.
Наконец, вопрос о продаже прав на экранизацию книги вышел далеко за стадию переговоров. Книгой заинтересовался Джесс Ласки из «Парамаунт феймоуз плейрс». Сумма, о которой шла речь, показалась Теодору солидной, так как, хотя раньше он и получал предложения о продаже его книг для кино, вопрос о выплате денег наличными встал впервые. Драйзер походил на удивленного ребенка с широко раскрытыми глазами, который заговорил бы вдруг о крупных цифрах; но, как всегда, он был настроен скептически относительно исхода дела. Однако в сильном, уверенном в себе, непреклонном в своей воле мужчине, вошедшем в ресторан «Ритц» обсудить условия контракта за завтраком с Ласки, Ливрайтом и другими, вряд ли кто узнал бы человека, до этих пор полного сомнений относительно благоприятного исхода встречи. Будучи в ударе, он мог проявлять исключительное упорство в переговорах.
Не прошло и двух часов, как Теодор вернулся, сказав:
– Ну, я только что швырнул чашку кофе Ливрайту в физиономию.
– И этим закончилось свидание? – в ужасе спросила я.
– Да, именно этим. Пошел он к дьяволу! Больше не посмеет публично называть меня лжецом! Он наживает массу денег на книге, а теперь еще получил права и на пьесу. Десять процентов – это все, что он получит у меня от продажи книги для кино, и точка.
Дело в том, что первоначальный договор на книгу между Драйзером и Ливрайтом предусматривал выплату Ливрайту десяти процентов комиссионных в случае продажи права на экранизацию книги какой-либо кинофирме.
В тот день, когда Драйзер подписал контракт о продаже права на постановку пьесы в театре, между ним и Ливрайтом было заключено новое соглашение. В соглашении предусматривалось, что, если роман приобретут для экранизации, прежде чем будет поставлена пьеса, Ливрайт получит десять процентов с суммы, не превышающей 30 тысяч долларов; сверх этой суммы он никаких комиссионных не получает.
По дороге в ресторан Ливрайт спросил Драйзера, сколько он собирается просить за право на экранизацию. Когда Драйзер сказал, что потребует 100 тысяч долларов, Ливрайт был крайне изумлен. Он заявил Драйзеру, что ему никогда не удастся получить такой суммы, на что Драйзер ответил: «Так или никак». Тогда Ливрайт спросил Драйзера, не согласится ли он на такое условие: отдать ему все, что будет превышать 60 тысяч долларов, если ему удастся продать свои права за большую сумму; Ливрайт напомнил, что ведь это он организовал встречу Драйзера с киномагнатами. Когда Драйзер ответил отказом, Ливрайт все же попросил позаботиться о его интересах. Драйзер обещал ему. Во время завтрака, когда Драйзер стал настаивать на сумме в 100 тысяч долларов, Ливрайт извинился и вышел из-за стола. Когда он вернулся, между Ласки и Драйзером было достигнуто окончательное соглашение о сумме в 90 тысяч долларов. Ливрайт немедленно предъявил претензию на все, что превышает 60 тысяч долларов.
– Вы получите ваши десять процентов,– сказал Драйзер.
– Но вы обещали позаботиться о моих интересах, несмотря на новую статью соглашения! – воскликнул Ливрайт.
– Я сказал, что позабочусь о вас в пределах нашего прежнего соглашения, а я даже и этого не обязан бы делать,– возразил Драйзер.
– Вы лжец! – крикнул Ливрайт.
Тут-то Драйзер и запустил в Ливрайта чашкой кофе. Это привело завтрак к быстрому концу и прервало на время все переговоры.
Драйзер был тверд в своем решении, но слегка разочарован, что сделка не могла быть заключена немедленно. Ему всегда хотелось, чтобы все происходило мгновенно, ясно и действенно. Зная, как упорно и долго он работал над этой книгой, я могла понять его настроение.
Однако несколько дней спустя сделка была заключена, и Драйзер получил свои 90 тысяч долларов. Таким образом, человек, который в 1920 году страдал «комплексом бедности», оказался обладателем суммы, составлявшей для него целое состояние. Драйзер не имел ни малейшего представления о том, куда можно надежно поместить эти деньги, но намеревался войти в курс дела. Он не хотел слушать ничьих советов; всю жизнь он полагался только на самого себя и желал действовать так и впредь. В течение нескольких дней он то и дело ходил в банк и возвращался оттуда с карманами, набитыми списками облигаций, финансовыми отчетами и даже акциями. Он занялся этим делом с такой же тщательностью, с какой делал все, и вскоре стал прекрасно разбираться в биржевой конъюнктуре, ибо Драйзер был человеком, способным заинтересоваться любым предметом и в результате располагать о нем массой сведений.
Так же бывало и с выбором темы для очередной книги. Типичным примером может служить его книга «Финансист». Хотя у него не было специальных знаний в области финансов, он написал книгу, считающуюся шедевром в этой области. Один видный финансист из Филадельфии даже специально приехал в Нью-Йорк повидаться с человеком, так хорошо информированным по этому вопросу. Однако Драйзер сказал ему, что ничего не понимает в финансовых делах.
– Как же вы смогли написать такую книгу, как «Финансист»? – спросил с изумлением этот человек.
– Как вам сказать? – ответил Драйзер, явно забавляясь.– Я почитал кое-что по данному вопросу, как делаю всегда, когда пишу книгу.
Таков был его метод, благодаря которому его книги становились реалистичными. Он обладал также талантом приводить любую сложную проблему, если можно так сказать, к одному знаменателю, и читателю она представлялась простой и ясной. Такая же манера писать была и у Авраама Линкольна. Когда государственный секретарь Сьюард стал критиковать простоту его стиля в дипломатических документах, Линкольн сказал: «Ведь вы поняли это, я тоже понимаю, и, смею думать, они тоже поймут, когда документ достигнет своего назначения». Именно эта ясность и простота изложения и нравилась Драйзеру в Линкольне-писателе.
Драйзер глубоко интересовался человеческой природой, человеческими чувствами и подоплекой этих чувств.
Глава 14
Приближалось лето, и мы решили совершить путешествие в Европу. Перед отъездом, однако, мы устроили вечер для нескольких наших друзей в нью-йоркском ночном клубе, чтобы отпраздновать успех «Американской трагедии». Было приглашено около тридцати человек. Это был первый вечер, устроенный нами вместе, и прошел он очень удачно.
22 июня 1926 года мы отплыли в Скандинавию на пароходе «Фредерик VIII». На борту парохода оказалось много интересных пассажиров; присутствие Драйзера было вскоре обнаружено, и мы познакомились со многими, в частности с артистом Отисом Скиннером, ехавшим в Данию на празднества, посвященные «Гамлету». На пароходе показывали скандинавские фильмы; пассажиры развлекались танцами, пением и, как водится, усиленно флиртовали. В течение всего нашего путешествия стояла чудесная погода, и питание, которым ведал повар-датчанин, было великолепным.
После семи дней плавания мы заметили первую полоску земли – Гебридские острова. Мы стояли у борта и любовались очаровательной картиной: голубая вода, плескавшаяся о темные сине-серые берега, морские птицы, рыбачьи лодки, белые маяки, выплывавшие внезапно из тумана, и ощущение безлюдья, царящего среди этих холмов северо-западной Шотландии. Тедди сказал, что он никогда не сможет забыть впечатления, произведенного на него Гебридскими островами. Затем мы миновали Оринейские острова, пережили морской шторм с громом и молнией и любовались восходом солнца в три часа утра. Когда мы стали приближаться к месту нашего назначения, все высыпали на палубу.
Наконец, мы вошли в Северное море, и вдали замаячил норвежский берег. Показалась гавань Осло (Христиания). Вода здесь кишела маленькими лодочками с сидящими в них мужчинами и женщинами, мальчиками и девочками. Они кружились вокруг парохода, и люди в лодках приветствовали нас, размахивая шляпами и распевая какие-то песни. Носясь по волнам, сверкавшим солнечными бликами, эти лодочки были похожи на грациозных морских чаек. Тедди заметил, что поселок на берегу напоминает ему старинную немецкую деревню с остроконечной церковкой, фабрикой и десятками маленьких лодок.
Чувство, которое вы испытываете, приближаясь впервые в жизни к иностранному берегу, неповторимо. Отделенные от своей страны огромным пространством воды, вы ощущаете какую-то своеобразную свободу и отрешенность от родной земли, где вы двигались, жили и дышали с самого рождения. Все, что я здесь видела, вызывало во мне необычайное волнение.
В Осло мы обнаружили, что оба главных отеля были заполнены до отказа, но нам все же удалось найти пристанище в «Норге», после того как нас чуть ли ненасильно проинтервьюировали и сфотографировали для газет. Как только мы устроились в нашем новом помещении, мы, не теряя времени, отправились осматривать город. Магазины были маленькие и забавные, дома облезлые и с виду довольно запущенные. Мы заметили отсутствие аптекарских магазинов с содовой водой и новых зданий, к которым так привыкаешь в Америке. Вместо этого здесь были маленькие магазинчики, где торговали высокие, полные норвежские женщины; немало домов с меблированными комнатами, на окнах которых виднелись цветы; трамвайные линии (хотя трамваев что-то не было видно), булыжные мостовые и много лошадей. Глаза у норвежцев кажутся голубыми и словно навсегда прищуренными от солнца, ветра или дождя; волосы у них очень светлые или рыжие; угловатые, напоминающие живопись Цорна мужчины, женщины и дети с красными обветренными лицами, Тедди сказал, что забавные маленькие магазинчики и домики напомнили ему Уорсо (штат Индиана) 1884 года. Были здесь также рынки, полные овощей, но какие-то мало красочные; канал, наполненный моторными лодками; отделение фирмы «Шелл ойл» и, наконец, довольно нарядная улица с большими магазинами.
Мы посетили могилы Ибсена и Бьёрнсона и музеи, где находились древние корабли викингов. Эти викинги оказались для меня настоящим открытием. Я всегда думала, что викинги были героями и великими людьми Севера. Возможно, так оно и было, но я узнала также, что власть их держалась главным образом грабежом и разбоем.
Вся обстановка в Норвегии производила угнетающее действие на Тедди; ему не хватало ярких красок, к которым он так привык в Америке. Мы наняли машину и совершили поездку на гору Хольменколлен, где сфотографировали забавные маленькие домики, крытые торфом (один из них был подперт ребрами гигантского кита), побывали у озера, окруженного молчаливыми соснами и густым-прегустым ковром мха, на котором нам захотелось отдохнуть. В отдалении пели две норвежские девушки, а какой-то слепой играл для них на концертино.
Прежде чем покинуть Норвегию, мы поехали на север, в Тронхейм, и совершили оттуда путешествие в страну полуночного солнца. Вернувшись в Тронхейм, мы направились к югу вдоль изрезанного фиордами побережья Норвегии. Нам не захотелось ехать на пассажирском пароходе, делавшем мало остановок, и мы предпочли путешествие на местных пароходиках, развозивших почту и провизию по прибрежным деревушкам. На протяжении нескольких миль приходилось плыть по глубоким и узким проливам, по обеим сторонам которых высились огромные скалы с настолько крутыми и неприступными склонами, что, казалось, только горная коза решится взобраться на них. И все же время от времени попадалась одинокая хижина, прилепившаяся где-нибудь на высокой отвесной скале на полдороге к горной вершине, и то тут, то там мы видели поднимавшегося или спускавшегося человека. Голые скалы, гранит, кое-где редкая трава; один резкий поворот следует за другим, и у вас создается впечатление, что ваш пароход сейчас наскочит на гору, но внезапно фиорд делает новый крутой поворот, и перед вами открывается узкий проход. И так мили за милями. Изредка проезжали мимо небольшой норвежской деревушки – всего лишь пристань и несколько домиков. На пристани на нас с любопытством смотрели улыбающиеся люди; они приветствовали пароход, везущий им почту и провизию, столь желанные в их скудной жизни. Среди многочисленных остановок, которые мы делали, были Сохольт и Мерок в Гей-рангер-фьорде; Ольден в Нур-фьорде. Двигались мы медленно. На берегу высились горы в шесть тысяч футов высоты, и не раз до нашего слуха доносились громовые раскаты обвалов. Мы совершили экскурсию (проехав один конец на такси) на возвышающуюся над заливом вершину Граакаллен высотой 1 800 футов. Величие открывшейся перед нами картины произвело большое впечатление на Тедди; он сказал, что его душе необходима близость моря и гор и никогда он не чувствует одиночества, если перед ним открывается великолепный ландшафт.
В маленьких деревушках, которые мы посетили, не было слышно радио, привычного крикливого шума, и я помню, как Тедди сказал: «Этого одного достаточно, чтобы убедить среднего американца, что вся страна ни к черту не годится.– Как! Не слышно громкоговорителей? И никто не поет: «Да, сэр, это моя Бэби»? Боже мой, да это совершенно пропащая страна!»
Приехав в Бригсдаль, мы решили взобраться на глетчер. Нам пришлось проделать длинный путь вверх по голубому льду; по бокам возвышались огромные скалы, а в расщелинах пробивались цветы – колокольчики и розовые горные кувшинки. Спускаясь обратно, мы увидели маленького блеющего козленка, скатившегося вниз и застрявшего между скалами. Тедди был сильно взволнован отчаянным положением этого маленького создания и, как только мы спустились к подножью горы, известил о происшедшем местную администрацию, которая за верила его, что козленка сейчас же спасут. В Вазенден мы отправились на машине вдоль фиорда; у нас захватывало дух, когда мы неслись по узкой дороге, проложенной по самому краю высоких утесов. Но вот мы въехали в страшное ущелье – почти непроходимую, забытую богом местность, где дорога пролегает между гор в 8 тысяч футов высотой. Если существовал когда-нибудь покинутый ведьмами заколдованный каньон, то это был именно тот, по которому мы проезжали. Быть может, некогда его населяли гномы, людоеды-великаны, колдуньи, гиганты и подобные им существа, которые потом ушли, оставив крытые травой хижины на произвол судьбы. Огромные скалы нависали над дорогой, накрывая ее почти до середины, и мы с замиранием сердца мчались под этими гранитными стенами. Мы оба вздохнули с облегчением, когда, наконец, выбрались из этой страны чудес и обрели способность смеяться над нашими страхами.
На обратном пути в Осло мы останавливались в целом ряде мест; затем поехали в Швецию, в Стокгольм. Сразу же после приезда мы отправились бродить по побережью, вдоль каналов и фиордов. Я теперь начинала понимать, что означало путешествие с человеком такого масштаба, как Драйзер: у него была насыщенная программа не только на каждый день, но и на каждый час, и он строго придерживался ее. С раннего утра он уже был готов отправиться в путь. «Ты хотела путешествовать – видеть Европу. Так собирайся быстрее и пойдем!» И мы отправлялись осматривать все, что было интересного. Меня, правда, не приходилось особенно уговаривать: я была готова пойти на прогулку в самый ранний час, ибо я страстно стремилась увидеть, узнать и испытать все, что только было возможно.
Мы пришли в восторг от панорамы Стокгольма: скопление парусных лодок, оживленные рыночные площади, старинные средневековые домики, выходящие фасадом к покрытому рябью морю, суда, перед которыми разводили мосты,– все это гармонировало друг с другом и напоминало, как заметил Тедди, картины Рюисдаля.
Один день мы провели у издателя Драйзера – в издательстве «Норстедт и Сонер», а на следующий день издатель Торстен Лаурин повел нас к шведскому скульптору Карлу Миллису, работами которого он восхищался. Мы вернулись в наш отель лишь затем, чтобы снова отправиться в путь,– на этот раз нам хотелось познакомиться с древней историей Швеции.
На Тедди большое впечатление произвело искусство, с каким были воспроизведены старинные шведские дома, амбары, фермы, всевозможные инструменты, костюмы – все, относящееся к самым ранним периодам общественной и экономической истории страны; он был совершенно очарован народной пьесой, поставленной в театре на открытом воздухе и знакомящей с бытом и обычаями того времени на фоне старинной шведской церкви, лапландских хижин и т. п.
Наше непродолжительное пребывание в Стокгольме мы завершили посещением Северного музея, где увидели высеченную Миллисом статую Густава Вазы, основателя Стокгольма. Мы ознакомились со старинными рукописями, документами и подлинными письмами Густава-Адольфа, Наполеона, Фридриха Великого и других знаменитых людей; там же нам показали выгравированный на серебре оригинальный текст – или часть его – четырех евангелий на готском языке, относящийся к V веку нашей эры. Тедди был в восторге.
В Копенгагене (Дания) мы остановились в отеле «Паладс», расположенном на большой площади. В первый же день утром мы увидели тысячи велосипедистов, спешивших на работу; они ехали непрерывным потоком по десять – пятнадцать в ряд. Среди них мелькали красивые лица девушек и юношей; у каждого из них к рулю велосипеда была привешена корзиночка или небольшая коробочка, очевидно, с завтраком. Ни автомобилей, ни карет, только велосипедисты, бесшумно двигающиеся в одном направлении. В городе, расположенном на ровном месте, это велосипедное движение стало основным видом транспорта-и какое это было красивое зрелище!
Мы позавтракали в открытом кафе перед отелем; после завтрака к нам зашли очень милые датчане, с которыми мы познакомились на пароходе; они принесли нам букет цветов и пригласили отправиться с ними в «Глиптотеку» – знаменитый музей изящных искусств, где хранятся скульптуры греческих, римских, египетских и современных мастеров, собранные и подаренные Копенгагену Карлом Якобсеном, основателем музея.
Однажды днем мы навестили знаменитого критика Георга Брандеса, которому в то время было уже 84 года. Он говорил по-английски, по-французски, по-немецки, по-итальянски, знал латынь и, вероятно, другие языки. В свое время он был другом Ибсена, Стриндберга, Клемансо, Гергардта Гауптмана и Зудермана. Он был знаком с Шоу, Уэллсом, Анатолем Франсом, Пьером Лоти. Я помню, что он открыто осуждал все усиливающуюся в Европе тенденцию к национализму. Когда он был еще мальчиком, сказал он нам, датчане, норвежцы и шведы представляли собой как бы одну семью; теперь же национализм породил между ними такую рознь, что они вряд ли даже читают книги друг друга. Он не верил, что религия или слишком большой консерватизм приносят пользу, но полагал также, что демократии, как таковой, не существует. Нас рассмешил его рассказ о том, как он впервые услышал о Драйзере и его творчестве. Находясь в 1914 году в Соединенных Штатах, он спросил кого-то: «Неужели в Америке не существует проблемы пола, хотя бы в литературе?» Вместо ответа его отослали к книгам «некоего Теодора Драйзера».
На следующий день вместе с нашими датскими друзьями мы отправились в знаменитый замок Кронберг в Эльсиноре, где некогда бродило привидение из «Гамлета». В замке, окруженном рвом с водой, была церковь и подземная тюрьма, а из окон нижнего этажа и из щелей в погребах росли деревья. Тедди шутливо заметил: «Если бы привидение появилось сегодня, за ним следовала бы целая компания туристов Кука, его фотографировали бы, снимали для кино, его выступления передавали бы по радио и записывали на пленку. Места в первых рядах продавались бы по пятьдесят долларов».
Мы посетили также замок Фредериксборг и были поражены чудесной отделкой его комнат и великолепной архитектурой (эпохи Христиана IV). Тедди сказал, что не видел в своей жизни ничего более великолепного, чем Рыцарский зал в этом замке. В одной из комнат я обнаружила большой портрет и бюст сестры моей бабушки Иоганны Луизы Гейберг, знаменитой датской актрисы (1812-1890 гг.).
Мы побывали в королевском театре в замке Христианборг, где Иоганна исполняла первые роли. Там были выставлены старые программы, старые книги с рисунками ее костюмов, целый ряд ее личных вещей (маленькие сумочки, украшенная жемчугом трость, веера и т. п.).
У меня были и другие родственники в Дании – Аллерупы и Аалборги. Многие из них были офицерами армии и юристами; они могли бы рассказать мне много интересного, но Тедди стремился придерживаться намеченного нами плана путешествия, и мы решили двинуться дальше.
Когда мы впервые вступили на немецкую землю, я почувствовала, что Тедди пришел с состояние душевного равновесия; это особенно сильно проявлялось во время нашего пребывания в маленьких городках. Но после того как мы пожили некоторое время в этой стране и приехали, наконец, в Берлин, его настроение изменилось. Сидя как-то вечером за чашкой кофе в открытом кафе, Драйзер вдруг воскликнул: «Можно ли обвинять целый народ?» Затем, не дождавшись ответа, он продолжал: «Да, я думаю, что некоторым нациям можно ставить в вину их характер. Но вопрос в том, можно ли изменить этот характер? Мне кажется, нации – это продукт земли и света, а можно ли изменить землю и свет? – вот, что хотелось бы мне знать. Я люблю немцев или, по крайней мере, некоторые их качества, но я считаю, что другие их черты могли бы быть значительно улучшены. Пруссаки слишком грубы».
В Потсдаме мы видели новый императорский дворец, но нам не захотелось войти внутрь. Я убеждена, что нам помешали это сделать воинственного вида статуи при входе. Тедди сказал, что все их следует снять. «Художественные зверства»,– назвал он их.
Затем мы поехали в Чехословакию, в Прагу, где Тедди провел три дня с президентом Масариком. Затем Вена, Зальцбург, Париж и, наконец, Лондон. Отто Киллман из издательства «Констейбл энд компани», выпускавшего в Лондоне книги Драйзера, настоял на том, чтобы мы остановились в старинном отеле «Гарланд», где жили когда-то Уистлер и многие другие известные художники и писатели. Я очень жалела, что в тот день, когда Драйзер завтракал с Бернардом Шоу, из-за болезни не смогла сопровождать его, но Тедди, вернувшись в отель, подробно рассказал мне об этой встрече. Во время беседы Тедди в довольно шутливом тоне заговорил о вегетарианстве Шоу. Желая продемонстрировать эффективность своей диетической системы, Шоу вскочил из-за стола и, поставив два стула на некотором расстоянии друг от друга, подтянулся между ними на руках, держа ноги горизонтально над полом. Драйзер должен был признать, что это – большое достижение для человека в возрасте Шоу, но отнюдь не был уверен, что этому способствовала лишь вегетарианская диета.
Всюду, где бы ни бывали, мы знакомились с известными писателями, художниками, скульпторами, государственными деятелями и издателями. Но к октябрю мы стали уже немного уставать от нашего путешествия. Мы объездили восемь стран и вобрали в себя такое количество впечатлений, которое едва могли вместить. 15 октября 1926 года мы с радостью отплыли на пароходе «Колумб» из Саутгемптона в Нью-Йорк – домой.
