Текст книги "Рыжие псы войны"
Автор книги: Эльдар Сафин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Айра
Вскоре стало известно о том, что хан Разужа обвинил Дайрута Верде, что тот за его спиной сговаривается с врагом.
Маги Дораса, зная место и время, смогли показать битву на потолке одного из залов королевского дворца. Шестеро лучших волшебников, закончив ритуал, вошли в транс и вызвали вид поля боя.
К сожалению, картинка слишком сильно дергалась, и без комментариев полководцев Айра не поняла бы вообще ничего – она видела то копыто коня, то какую-то изрезанную неровными клетками поверхность, то холм, кишевший точками, похожими на муравьев.
– Видно, что Дайрут использует баллисты и катапульты, но какие-то странные, – говорил один из командиров рот.
– Маги огнем отсекают людоедов Разужи… Разворачивают… Гонят в сторону войска хана… Потрясающе, хан пытается развернуть их обратно, хотя проще было пропустить, и теряет скорость… – бормотал герцог Сечей.
– Дайрут отводит часть войска в сторону, открывая фланг – а с фланга у него болото! Несколько тысяч орков вязнут, и их обстреливают половинчики!
– Как вы это все замечаете? – возмутилась Айра. – Почему этого не вижу я?
– Смотрите, – пояснил капитан Морик. – Если точки большие и двигаются быстро – то это конница. Если редкие и мало, почти неподвижные, – это половинчики. Если зеленоватые, крупные, но не такие, как конница, – это орки. Если зеленые и все время колеблются то вперед, то назад – это гоблины.
Они жарко обсуждали сражение, а Айра с возрастающим раздражением смотрела на мельтешение на потолке, слушала обрывки фраз:
– …Явно имперская школа, кочевники так никогда не делали…
– …Если орки дрогнут, то весь фланг сломается. Молодец, Хаос его раздери! Все, фланг разорван…
– …Вон там, с юга, маг, обучавшийся в Сиреневой Башне! Мои тоже могут такие молнии! О! Зомби поднял, ну, с таким количеством трупов это не сложно!.. – это верховный маг.
Королева поднялась и неслышно вышла.
За ней скользнул Парай:
– Я тоже ничего не понимаю в их баталиях. Военные считают битвы тонкой наукой, в которой побеждает самый умный и расчетливый, а я полагаю, что дело в удачливости и количестве войск.
– У Разужи было войск в три раза больше, и он убил полтора десятка собственных братьев, стоявших между ним и троном. Ты считаешь его неудачливым?
Парай на некоторое время замолк.
– Я все время забываю, что вы только выглядите девочкой, – сказал он негромко. – Да, хан Разужа был удачлив; чтобы одолеть его, Дайруту надо было оказаться и удачливее, и умнее, и прозорливее. Теперь, когда победил сильнейший, он придет к нам.
Королева задумчиво тронула свой рыжий локон и неосознанно намотала его на палец.
– Теперь он точно откажется жениться на мне. Не могу сказать, что это сильно печалит меня как девушку, но как королева я готова плакать. Думаю, некоторое время у него уйдет на то, чтобы подчинить остатки армии Разужи, а затем он приплывет в Дорас, и шансов у нас не будет.
«Шанс есть всегда, – неожиданно возразил Голос. – Можешь поверить, тебе представится возможность защитить свое королевство, но это наверняка не будет просто».
«Я готова заплатить любую цену, ты же знаешь, – ответила Айра. – Иногда мне кажется, что меня бросает от отчаяния к надежде и обратно, как щепку в бурном море».
После заседания королевского совета Айра по обыкновению сидела в своей комнате и просматривала бумаги, которые должна была подписать. В них не было ничего особо важного – впрочем, сейчас, когда Дайрут разгромил Разужу, немного осталось вещей, которые выглядели бы действительно важными.
Но Айра все равно хотя бы бегло просматривала все, на чем ставила подпись.
За каждой цифрой стояли десятки, а то и сотни жизней, за каждым обозом с сеном, за каждой бочкой вина, за каждой телегой с железными чушками, за каждой кипой бумаги.
– Ваше Величество, – поинтересовался, заглядывая в комнату, Парай Недер, – можно к вам?
Айра ничего не ответила, только кивнула – бывший первый советник был абсолютно предан ей, и она не раз говорила, что не собирается ничего скрывать от него даже тогда, когда на его место придет герцог Сечей.
– Ваше Величество, я надеялся, что хана Разужу воскресит его бог-покровитель. Такое уже бывало, и сейчас это могло привести к большой войне внутри Орды, – негромко заговорил Парай. – Но Дайрут, похоже, знал о такой возможности – и он приложил немало усилий для того, чтобы взять хана живым. Сейчас Разужу пытают, сводя его с ума. Пленный и безумный, он уже не пригодится своему ложному богу…
– Это значит, что Дайрут может стать владыкой Орды и никто ему не помешает, так? – уточнила Айра. – Но ведь он – не благородных кровей? За ним пойдут не все, кто-то решит, что сам достоин власти, кто-то уйдет обратно в степь, ему вновь придется собирать все по крупинкам.
Бумаги на столе слегка шевельнулись, будто тронутые ветром, однако ветра не было. На столе, между свитками, ни с того ни с сего погасли в большом канделябре сразу несколько свечей.
– Я тоже так думал, – Парай Недер склонил голову, но тут же покачал ею, точно не до конца соглашаясь. – Но Дайрут нашел способ обойти это условие – когда стало известно о том, что Разужа собирается уничтожить его, Дайрут объявил, что это не потому, что он предал своего хана. А потому, что он – родной сын Разужи.
– И что с того? – Айра задумалась. – А, якобы Разужа увидел в нем угрозу?
– Именно, – согласился Парай. – Многие поверили в это, хотя Дайрут и Разужа совершенно не похожи. Однако они оба удачливы, оба сильны как военачальники, и на какое-то время они очень хорошо действовали вместе. Но самое интересное не это – а то, что хан не опроверг слухи. Насколько я понимаю, для него тоже было выгодно, чтобы все считали Дайрута его сыном – и тогда, убив «потомка», Разужа показал бы себя еще более безжалостным и неумолимым. Однако битва закончилась иначе, и теперь между Дайрутом и властью в Орде только темники и главы родов, которые будут вынуждены признать его – или умереть.
Айра отодвинула от себя бумаги, обнаружив, что теребит край какого-то документа и уже разлохматила кончик листа.
– И если я была отличной партией для темника, то для хана я – никто, правильно? – поинтересовалась она.
– Именно, – ответил Парай, внимательно глядя на королеву.
«Только бы не сорваться, – подумала Айра. – Не показать, как я расстроена».
«Все устроится, я обещаю тебе, – вмешался Голос в ее мысли. – Вот прямо сейчас и устроится».
– Ваше Величество? – спросил Недер.
– Сейчас, подождите немного, – ответила Айра. – Сейчас.
Дверь распахнулась, и, отодвинув в сторону охранявших королеву стражников, ввалились сразу двое – капитан Морик и рыжий Мышик Кэйра, причем последний был в плаще и грязных сапогах и валился с ног от усталости.
– Письмо от Дайрута Верде, – сообщил Морик. – Благородный Кэйра загнал троих коней, чтобы доставить его как можно быстрее.
– Что внутри? – спросила, холодея, Айра. – Отказ?
– Откуда же нам знать? – мотнул головой Кэйра.
Парай Недер усмехнулся – было видно, что конверт запечатан и его не вскрывали.
– Давайте письмо сюда, – велела Айра.
– Прошу, Ваше Величество, – учтиво поклонился Мышик.
Она срезала печать специальным ножичком и прочла ровные, идеально выписанные строчки:
«Чтобы защитить Дорас, ты должна босой и простоволосой, по собственной воле прийти ко мне в ставку. И тогда я вынесу решение о твоей судьбе. Если ты придешь по принуждению, мои шаманы поймут это, и королевство будет отдано на меч и поживу».
И подпись – Дайрут Верде, повелитель мира.
Она прочитала вслух – те, кто находился здесь, были преданы ей и никогда не станут трепать языками. Несколько мгновений в кабинете простояла такая тишина, что слышно было, как мыши шуршат за стеной.
– Это немыслимо, – первым отреагировал Парай. – Он ничего не обещает, только требует.
– Я бы никогда не позволил такого, Ваше Величество, – заявил капитан Морик. – В конце концов, ваш отец даже из могилы дотянется до меня, если я вдруг…
«Ты должна пойти, – громко и спокойно заявил Голос. – Это твоя судьба. Я говорю совершенно точно – если ты придешь в ставку Дайрута, угроза Дорасу будет ликвидирована».
«А что будет со мной? – поинтересовалась Айра. – Меня убьют?»
«Зачем ему тебя убивать? Скорее всего, тебя унизят, и сделают это жестоко, – но ты выживешь, а потом с помощью своей магии околдуешь темников и советников нового хана».
«А если не смогу?»
«Я думаю, Дайрут сделает тебя своей женой. Он – безродный кочевник, добравшийся до власти. Ты – настоящая королева. Только дурак на его месте убил бы тебя. А он не дурак! Он заставит тебя носить его детей».
От одной мысли о подобном Айра тяжело сглотнула.
– …И в таком случае мы должны… – начала она.
– Готовиться к обороне, – заявил капитан, а другие двое поддержали его уверенными кивками.
Тем большим шоком для них были слова Айры:
– Я пойду к Дайруту. Босая и простоволосая.
– Они убьют вас, Ваше Величество, – заявил рыжий Кэйра.
В этот момент королева вдруг отчетливо поняла, что этот красивый, сильный и, безусловно, смелый юноша влюблен в нее, что он смотрит на нее преданно и спокойно, что он не ищет повода показать себя, а просто беспокоится за нее.
И что она может что-то доказать Параю Недеру, заставить Морика признать свою правоту, приказать Сечею. А ему, если она захочет убедить, придется объяснять по-настоящему, и все равно он не примет ее решения.
«Просто прикажи, – небрежно заметил Голос. – Он вынужден будет повиноваться».
«А он не обидится?»
«Какая тебе разница, если ты все равно пойдешь туда?»
В этот момент Айре очень захотелось ударить Голос.
Ее бестелесный наперсник, столь полезный временами, в этот раз перешел все границы.
Но она не могла его ударить, не могла даже обидеть, в то время как он мог ее уязвить легко и непринужденно.
– Дайрут Верде – простой кочевник, который стал ханом. Он не убьет меня, королеву. Я нужна ему для того, чтобы упрочить власть. Он сделает меня своей женой и… – тут Айра, как ни крепилась, не удержала одну маленькую, почти незаметную слезинку. – И подарит мне своего ребенка.
По глазам подданных королева поняла, что сказала что-то странное и страшное. Они смотрели на нее как на девочку, начавшую бросаться заклинаниями из арсенала некромантии, как на кота, который превратился в дракона, как на цирюльника, который оборачивается в демона, не прекращая брить своего подопечного, но уже не бритвой, а отточенным когтем.
– Я считаю это ошибкой, – сухо произнес Парай Недер.
Однако Айра видела – там, в голове ее начальника тайной канцелярии, уже просчитываются новые возможности и ходы.
– Вы не должны так поступать… Ваш отец… – сказал Морик.
Капитан до сих пор считал, что упоминание отца просто обязано производить некое чудесное действие на Айру. Точно так же простые люди верили в то, что престарелый регент, который на всех пирах и казнях сидел в первом ряду и одинаково счастливо щурился на канатоходцев и пытки, как-то влияет на то, что происходит в государстве.
Но, несмотря на то что Айра внешне и в самом деле не стала взрослой, она пережила уже все, что только можно, и смерть близких, и леденящий страх, и постоянные сомнения, которые убивают не хуже яда.
Она прошла через все это и стала другой.
Теперь королевой Дораса была не маленькая и напуганная девочка, а вполне уже взрослый, уверенный в себе человек, готовый осознанно пожертвовать собой ради своего народа.
Айра изменилась.
– В первый день весны я выйду навстречу Дайруту. Капитан Морик, надо решить, где это произойдет.
– Я не сказал вам, Ваше Величество… – Кэйра низко склонил голову. – Не хотел принести плохие новости. Дайрут Верде с туменом отборных воинов скоро должен достигнуть границ Дораса. И если бы вы приняли другое решение, то скорее всего через несколько недель остальная Орда отправилась бы в путь на кораблях из вольных городов.
Королева Айриэлла Дорасийская в свой день рождения, босая и простоволосая, шла по узкому перешейку, отделяющему ее владения от территорий, бывших некогда владениями Империи Десяти Солнц.
«Еще раз повторяю – твоя врожденная магия никак не подействует на Дайрута Верде. Он владеет волшебными наручами, и этот артефакт позволяет ему быть неуязвимым для колдовства и оружия».
Голос повторял это не в первый раз, и Айра давно знала, что воздействовать она должна на окружение хана.
От насилия в первые дни, скорее всего, спастись не удастся, но если она сможет удержаться около Дайрута, то постепенно, возможно, ей удастся с помощью своей личной магии, которой она за последнее время почти научилась пользоваться, совершить переворот.
А потом сделать так, что хану отрубят руки.
Земля была холодной и каменистой, справа шумело море, слева волновалось соленое озеро, ветер трепал рыжую гриву девушки, и время от времени ей приходилось убирать волосы от глаз.
Ноги она сбила, сделав первую сотню шагов.
Однако Айра не обращала на это внимания, она готовилась к унижению, к куда более обидной боли, к тому, что потеряет без любви и ласки то, что хотела бы отдать тому, с кем могла бы прожить всю жизнь.
Вспомнился рыжий Кэйра – она должна была как-то наградить его, но дотянула до последнего и так и не выбрала времени для этого.
Вспомнился Альрик – такой далекий, такой странный, его последний взгляд, без надежды или любви, спокойный и понимающий.
Вспомнился Айн – смутно, будто бы из сна.
Вроде бы он был высоким, но это могло показаться так из-за того, что сама она была совсем маленькой. Лицо племянника императора расплывалось мутным пятном, запомнились только черные волосы и улыбка.
Парай Недер все-таки нашел Эону – старшая сестра королевы была уже на шестом месяце и без устали плела сети для своего мужа – рыбака. Она сильно изменилась, стала не такой веселой, но в то же время в ее взгляде появилась какая-то глубина, будто она узнала нечто, другим неведомое.
Через три месяца, после того как она родит, у нее отнимут ребенка и отвезут либо во дворец в столице Дораса, либо если хан нарушит слово, то в тайное убежище, где отпрыск рода Доросомнаев выживет.
Королевство не останется без правителя.
Но Айра надеялась, что до этого не дойдет, что она как-то сумеет очаровать Дайрута или поднять против него темников Орды, что сумеет отстоять Дорас и вернуться туда, где ее настоящее место.
«Ты сможешь, ты обязательно сможешь, – повторял Голос. – Если кто-то в этом мире и сумеет сделать подобное, так это ты».
Перед самым шатром Дайрута, громадным, обшитым белыми шкурами, Айра оглянулась – весь ее путь был усеян бисеринками крови из сбитых ног, как хлебными крошками из почти забытой детской сказки.
А потом словно что-то выпрямилось внутри.
Так, будто там появился еще один позвоночник, тугой и прочный, прояснивший и мысли и чувства королевы Дораса.
* * *
Около Жако маленькое войско Мартуса Рамена столкнулось с тысячей из тумена Дайрута Верде. Никакие уловки бывшего распорядителя Игр вольного города Тар-Мех не смогли принести результата – кочевники были настроены вырезать всех бандитов в окрестностях города и пошли в атаку.
Восемь сотен конных степняков и две сотни яростных варваров стерли в порошок вояк Мартуса. Самому ему вместе с Дивианом и еще несколькими воинами удалось избежать расправы.
Утро после битвы было тяжелым.
В перелеске неподалеку от поверженной столицы сгинувшей Империи Рамен держал речь:
– Братья, нас разбили, многие погибли, другие едва живы. Однако перед нами самый большой город в мире, в нем множество женщин, кучи золота и драгоценных камней. В гарнизонах в тылу всегда оставляют старых, слабых и трусливых, потому что хорошие воины нужны на поле боя. В Жако не любят Дайрута и Орду и всегда поддержат бесстрашных бойцов против их власти. Идемте туда – нас ждут еда, выпивка и любовь красавиц! Да, мы проиграли вчерашний бой. Но мы обязательно выиграем войну!
Речь была неплоха, он знал это, но, глядя в тупые лица вчерашних крестьян, Мартус вдруг понял: эти – не оценят.
Дивиан лениво похлопал, и остальные люди, грязные, оборванные, уставшие, словно очнулись.
Они тоже захлопали в ладоши, захохотали и начали бить друг друга по спинам, перешучиваться, вспоминать про женщин и вино.
– Надо что-то менять, и срочно, – пробормотал Мартус Рамен. – Если в Жако есть хоть сотня молодых парней, которым не нравится Орда, я сдвину этот город с места.
Дайрут
В ответе, который Дайрут получил от Айриэллы, было всего одно предложение:
«Жди у перешейка в первый день весны».
Он поставил свой шатер именно там.
Позади ждал тумен отборных воинов – только люди, никаких гномов, орков, гоблинов или людоедов.
До последнего мгновения он не был уверен в том, что королева явится – одна, босая и простоволосая, а если придет – то сделает это по своему желанию, без принуждения.
Вместе с ним были Имур, Коренмай и Ритан, они пили легкое дорасийское вино, к которому хан Дайрут старался приучить друзей.
И когда полог распахнулся и он увидел ее, это оказалось приятной неожиданностью. Она вошла, не обращая внимания на то, что в шатре не один человек, и одним движением сбросила легкое платье.
– Я здесь по твоему приказу, – сказала девушка. – Оставь Дорас в покое и делай со мной то, что сочтешь нужным.
Дорасийский язык – это почти тот же имперский, поэтому Дайрут легко понял ее, а вот его соратники оказались слегка озадачены.
– Она просит оставить в покое Дорас и готова расплатиться за это собой, – пояснил он.
– Она точно королева? – гнусаво поинтересовался Коренмай.
Его лицо было изуродовано чудовищным рваным шрамом, от левого уха к правому, через обе щеки и сломанный в двух местах нос, но меч он держал крепко и своей тысячей командовал уверенно.
– Точно.
Даже если бы Дайрут в бытность его Айном не видел свою невесту лично, сейчас он ни на миг бы не усомнился.
Девушка – почти девочка, с небольшими острыми грудками, гривой рыжих волос, с узкими бедрами, с выпирающими нижними ребрами, со сбитыми в кровь ступнями – стояла уверенно и спокойно. Она чувствовала себя королевой где угодно, как угодно, и она была ею.
Красивая, сильная, с умными глазами, за которыми чувствовалась уверенность, у слабого она вызвала бы желание эту силу сломать – завалить на кошму и тут же, при друзьях и под их одобрительные крики изнасиловать, раз за разом вырывать стоны и крики.
А потом пить вино и подбадривать их, обещая первого взятого в Дорасе жеребца тому, кто дольше всех продержится на этой кобылке.
Но Дайрут не считал себя слабым, он был сильным и чувствовал приязнь к этой девочке, которая, превозмогая страх, одна, безо всякой надежды на лучшее, вошла в юрту к незнакомому мужчине ради призрачной надежды спасти свое королевство.
– Пусть повернется и наклонится, – попросил Ритан. – Я хочу посмотреть ее задницу.
По вздернутому носу королевы Дораса Дайрут увидел, что она если и не поняла смысла фразы, то почувствовала его.
– Идите вон, – потребовал он. – Все, кроме нее.
– Хочешь загнать жеребца в стойло без свидетелей? – усмехнулся Коренмай. – Сделаешь ее старшей женой?
Имур промолчал.
Он лучше всего чувствовал настроение Дайрута – и не только сейчас, а всегда, и именно он честнее всех оценивал друга, потому что единственный из всех где-то в глубине понимал, что новый хан – не из рода кочевников, что он чужд им всем. Что придуманная версия с божественностью – чушь, ведь именно он охранял родовитых степняков, когда они выдумывали эту сказку, и он стоял рядом с Дайрутом в бою против Кристального Короля.
Догадывался, что рано или поздно новый хан развалит Орду и подведет их, Рыжих Псов, под меч или топор.
– Я не трону ее, – ответил коротко Дайрут. – И мы не войдем в Дорас.
И вновь Ритан и Коренмай посмотрели на него непонимающе, а Имур словно бы даже и не удивился, только коротко и недовольно кивнул, первым поднимаясь с места.
– Одевайся, – бросил на дорасийском диалекте Дайрут.
Его вдруг охватило дикое отвращение к самому себе, и тут же откликнулись дрожью наручи, требуя немедленно порубить всех, а затем удовлетворить похоть с трупом королевы.
Айриэлла спокойно, даже не пытаясь прикрыться, села на корточки, подобрала платье, а затем через голову накинула на себя.
Не боясь, она открыла его взгляду свое лоно, едва тронутое рыжим пушком, нежные бедра, коленки, только начавшие округляться, плоский живот, а потом так же, без кокетства и стеснения, скрыла эту красоту под тонким платьем.
Она была красива именно той красотой, которая нравилась Дайруту Верде: хрупкая, изящная, естественная и непосредственная.
К сожалению, найти подобную женщину ему пока не удавалось – ему доставались только наглые или забитые женщины и чаще крутобедрые и грудастые, какие особо ценились среди кочевников. Ему дарили красавиц, пытались продать или всучить в качестве откупа, и ни одна из них не стоила одного взгляда королевы Айриэллы.
Внутри у Дайрута что-то дергалось и сокращалось.
Если бы не Орда, он бы уже был женат на ней – пышную свадьбу сыграли бы в главном храме Светлого Владыки, и первосвященник надел бы на них венцы, подтверждающие, что она всегда будет в его доме королевой, а он – королем.
И он стал бы уже сотником в личной отцовской тысяче и утром муштровал бы своих воинов, днем занимался бы делами с наследником Тори, а вечерами Айра – так он называл бы ее – приносила ему охлажденное дорасийское на террасу в их покоях императорского дворца.
И не случилось бы ни грязных войн, постоянных интриг, пыток, не было бы проклятых наручей, из-за которых ему даже не дано с честью умереть в бою. Не произошло бы всего этого безумия с сотнями тележных колес на столбах и телами, привязанными к этим колесам.
– Я виноват во многом, – тихо произнес он, чувствуя, как внутри нарастает боль. – Я многое изменю. Я сделаю все совсем по-другому.
– Что? – спросила Айриэлла, и Дайрут внезапно осознал, что он говорил на наречии кочевников.
Его захлестнуло воспоминание – отец, вонзающий в себя меч. А вокруг – сотни тел, женщины, дети, старики… Изломанные позы, искаженные лица.
И это вновь было больно.
Айриэлла всколыхнула то, что раньше так хорошо маскировала сила наручей.
Боль пульсировала в голове, требуя немедленного выхода, и теперь наручи словно сливались с нею, нашептывая: «Убей всех, кто причастен. Казни Рыжих Псов, тысячи, которые участвовали в нападении на Империю, а потом и всех остальных – они виновны так же, просто не имели возможности запятнать себя кровью твоих близких».
– Я убью, – согласился Дайрут. – Убью их всех, но позже.
– Кого убьешь? – удивилась королева Дораса.
Последние фразы хан произнес на имперском языке.
– Не важно, – Дайрута отпустило.
Он вдруг понял, что находиться рядом с ним ей небезопасно, ее присутствие будит в нем нечто, с чем ему очень сложно бороться. И в какой-то момент он может не выдержать и обнажить мифрильные клинки, оставшийся от отца и взятый у Разужи, и тогда не поздоровится никому.
Вставая, Дайрут отметил, что успел неплохо набраться – дорасийское славилось тем, что пилось легко, а вставать после него бывало сложно.
Он взял Айриэллу за руку и вывел ее из шатра.
Вместе с ней, опасаясь даже заговорить, чтобы не вызвать новый приступ, он прошел две сотни шагов до основного лагеря, вызвал Имура – самого трезвого из друзей – и сказал ему:
– Не трогайте ее. Очисти для королевы Дораса шатер получше, и охраняйте так, будто там лежит моя беременная жена.
А затем, не оборачиваясь, пошел обратно.
И, не дойдя нескольких шагов до шатра, оказался вновь во власти дикого приступа. Ему захотелось вернуться и убить Имура, найти Ритана и Коренмая и свернуть им шеи голыми руками.
Задушить хоть кого-то.
Очнувшись, Дайрут Верде осознал, что стоит на коленях и его рвет кислым и горьким. Оглянувшись, он увидел, что на него смотрят все трое друзей – и Ритан, и Имур, и Коренмай.
Завтра надо будет показать им, что он не потерял хватку, не стал слабым.
На краю мира остались еще племена варваров, не подчинившиеся Разуже, – Дайрут приведет их под свою руку. В Жако зреет восстание, вокруг вольных городов расплодились разбойники – надо укреплять власть, одновременно перестраивая все так, чтобы можно было гордиться собой и дать повод гордиться им Айриэлле…
А ночью Дайрут заболел.
Это оказалось не обычной хворью, тело осталось здоровым, недуг поразил душу – в какой-то момент он хотел убить всех, а через мгновение – только своих друзей; потом ему казалось, что важнее всего мнение Айриэллы, и надо создавать нормальное государство, со столицей, ссадить кочевников на землю, уничтожая недовольных.
Затем становилось ясно, что Айриэлла – это соблазн, дикий и чуждый всему его существу, и надо немедленно уничтожить ее, растоптать, изнасиловать, превратить в животное, а затем убить.
Мелькали образы.
Тихо ушедшая Лиерра, об исчезновении которой он узнал через несколько недель, занятый тем, что собирал в кулак тысячи покойного Вадыя.
Кир Верде, попросивший приемного сына отпустить его и ушедший к себе в степь довольным оттого, что его наконец оставили в покое, не знавший еще, что его позовут обратно, чтобы доказать, что Дайрут – не его сын.
Коренмай, которого восемь дней вымачивал в конской крови шаман, спасая изрезанные руки и саму жизнь.
Гном Дурст, поверивший Дайруту и согласившийся поставлять ему больше военных машин в обмен на железную руду. Случилось это после того, как Верде отдал ближайшие шахты под управление гоблинам, тут же прекратившим и добычу, и продажу и поссорившимся со всеми вокруг.
Половинчики, которым Дайрут пообещал неприкосновенность за то, что они переедут, которых он обманул, изгнал туда, где они обречены враждовать с варварами, ибо иначе они будут восставать против власти Орды.
Последние годы он только и делал, что лгал, убивал и подстраивал все так, что сделки с ним казались всем лучшим выходом, он уничтожил сотни людоедов, тысячи орков, множество гоблинов и без счета людей.
Среди людей, появлявшихся перед его внутренним взором, мелькали те, за кого он так до конца и не отомстил: император, Тори, прислуга, друзья детства.
Потом появился отец, и он не захотел просто промелькнуть и исчезнуть.
Он сказал:
– Ты не мой сын. Ты убил моего Айна и занял его место, лицемерно обещая месть и уклоняясь от выполнения долга. Мой сын сразу лишил бы себя жизни, вместо того чтобы тешиться пустыми надеждами.
И Дайрут орал, щупал шкуры вокруг, пытаясь найти меч или хотя бы кинжал, чтобы вонзить их в себя, – и до того момента, как из шатра убрали все острое, он даже нашел что-то и вбил себе в живот, но, кроме мгновенного облегчения, это не дало ничего – наручи вытолкнули чуждый предмет и залечили рану.
А потом вновь сменялись картинки, снова ему хотелось убить хоть кого-то.
В шатер порой входили люди, но после второго убитого шамана к нему только заглядывали, чтобы поставить разбавленное водой вино и разваренное почти в кашу мясо молодых ягнят.
Время потеряло смысл.
Иногда Дайрут вспоминал себя ребенком, как он скачет с палкой на деревянной лошадке или бегает по императорскому саду, пытаясь поймать ярко-голубую бабочку, которая перелетает с куста на куст вроде бы и не быстро, но достаточно, чтобы не попасться в руки.
Вспоминались руки кормилицы – без лица, без тела, просто руки, ласковые и нежные, мягкие, теплые.
Вспоминался почему-то молодой Бора в светло-зеленом камзоле, смеющийся шутке невидимого, но явно ощущаемого неподалеку отца. Выплывал из небытия старый император, дед Айна и Тори – высокий, морщинистый, больше похожий на дерево, чем на человека, вызывавший четкое ощущение, что «он всех нас переживет».
И ранние воспоминания были куда более яркими и четкими, чем поздние – с битвами, схватками, кочевниками, орками и гоблинами.
В них хотелось уходить полностью, с головой, словно там можно укрыться от жуткой реальности, от кошмаров и головной боли, от наплывающих воспоминаний, в которых уже не было ни тепла, ни радости.
Дайрут цеплялся за эти обрывки, но они словно выскальзывали, сменяясь другими: вот распорядитель Игр в Тар-Мехе, хитро улыбаясь, отправляет молодых кочевников в Кристальные Холмы.
Вот наемник Роже – еще живой, спокойным и уверенный в себе – направляется к Дайруту, не сомневаясь в своем превосходстве над коренастым мальчишкой.
Темник Вадый – мощный, смешливый и хитрый.
Хан Разужа – коварный и непредсказуемый, герой, одержимый демонами, нагоняющий страх ни весь обитаемый мир от края, населенного варварами, до пустынного края с отравленными магическими войнами землями, где никто не живет.
И даже Айриэлла – надменная и спокойная, подросток телом и королева взглядом.
Никто из них, ни живой, ни мертвый, не имел причин любить его, каждый убил бы, если бы мог. Дайрут метался на мягких шкурах, пытаясь найти смысл собственного существования, хотя бы что-то, что оправдывало всю ту кровь, всю ту ложь, которая окружала его, словно вторая кожа, стягивалась вокруг и не давала выйти, выползти из кошмара.
Но не было ничего, ни одной зацепки.
И душевная болезнь, которая подломила крепкое молодое тело, вместо того чтобы постепенно уйти, становилась только крепче и сильнее, подтачивая и терзая хана. Теперь Дайрут почти не выныривал из своих видений, он перестал пить и есть, его тело начало усыхать, и там, внутри, он чувствовал это.
Иногда в его памяти появлялись совершенно чужие – он мог поклясться в этом! – воспоминания. Все они были объединены одним – тем, что легче от них не становилось.
Он видел, как в большой комнате, рядом с отодвинутым в сторону троном над спрятанным под ним алтарем склонилась изможденная женщина, готовая зарезать собственного только что рожденного ребенка и напевно читавшая какую-то страшную молитву.
Видел, как юный жрец пронзает себя ножом.
Как сотни, тысячи людей приносят себя и других в жертву богам, демонам, а то и собственному безумию.
А однажды его рывком вытащило из кошмаров, и из-под полуприкрытых век он увидел, как в шатер входят Айриэлла, Имур, Ритан и Коренмай. В руках девушка держала топор из хорошей имперской стали – старой, в которую добавляли для легкости и прочности немного драгоценного мифрила.
* * *
Родрис практически втащил упрямого осла в высокие монастырские ворота.
Последние дни они голодали, и хозяин животного, и сам длинноухий, – можно было достать еды в разоренных деревнях, но бывшему первосвященнику не хотелось связываться с нищими и голодными людьми.
Такая встреча могла закончиться кровью, а это испортило бы многое.
В монастыре кипела жизнь – послушники красили стены в белый цвет, еще несколько таскали доски, а трое монахов Светлого Владыки, подоткнув рясы, месили глину в гигантском чане.
Кузнец под навесом ковал что-то, и можно было догадаться, что это одна из деталей громадного диска, который вскоре позолотят и выставят над плоской крышей храма.