Текст книги "Любимый по судьбе (СИ)"

Автор книги: Екатерина Мезенцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Я вдруг четко осознал, что мой мир пошел ко дну. Тело вмиг расслабилось и упало на пол безвольной куклой. Странно, что сердце не останавливается, когда ему так больно. Но оно продолжало биться, говоря мне, что это не конец, что мне придется прочувствовать каждый миг этого состояния, каждое изменение, или наоборот затишье. Оно продолжало биться, что ж, значит, и я буду жить…

Дверь в мою комнату просто вынесло плечо отца, а потом он растолкал всю мебель, пытаясь пробиться ко мне. Следом за ним вбежала мама, тут же упала на колени рядом со мной, вся в слезах. Я лежал на полу, тоже весь в слезах. Она положила мою голову себе на колени.

– Боже, – простонала она. – Что ж это такое? Милый, ну чего ты? Слышишь? Скоро все пройдет, все будет хорошо…

Я молчал… Мне больше не чего им сказать. Они перестали понимать меня, зачем тогда напрягаться лишний раз.

– Я вызываю скорую, – бросил отец, доставая мобильник из кармана.

– Кость, они ведь могут забрать его, – всхлипнула мама.

– Совсем не заберут! – фыркнул он. – Просто поставят ему успокоительного и все. Я больше не намерен на это смотреть!

Он не намерен смотреть… Сам сотворил все это, а теперь он не хочет смотреть на это! Ненавижу…

Приехали врачи и настояли на том, чтобы забрать меня в больницу. Типо у меня сильное психическое расстройство, истощение и все дела… Я не сопротивлялся. Зачем? Они все сделают по-своему… Как и всегда…

Меня забрали в больницу, хорошо, что не в психушку. Поставили какие-то уколы, напичкали таблетками и уложили спать. Потом приехали родители, мама не отходила от меня, а отец о чем-то договаривался с врачом.

– Ну, что же ты, милый, – причитала мама. – Как же так? – она вытерла слезы. – За что ты так с нами…?

С вами?! Ну да, вы здесь единственные, кто пострадал, конечно!

В палату влетел отец.

– Так, я договорился. К нему больше никого не подселят, будут наблюдать за ним, чтобы чего не учудил, о нашей ситуации они в курсе, – отец замялся. – Ну, в общих чертах.

Мама кивнула головой, немного успокаиваясь.

Весь остаток дня они пробыли со мной. Я спал, а потом наступил вечер, никого уже не было в палате. Вот так. Я снова один. Хотя, это, наверное, и к лучшему. Я не хочу никого видеть…

Но спустя уже полчаса я понял, что лучше бы они остались здесь. Ведь нет ничего страшнее на свете, чем остаться со своими мыслями наедине, когда тебе так плохо…

Пару раз приходила медсестра, что-то проверяла, спросила, как я себя чувствую. Но потом и она уходила, снова оставляя меня одного… Было страшно.

Перед тем как уснуть, уже почти перед самым рассветом, я долго вспоминал то, что так хотел бы забыть, чтобы не причинять себе еще большей боли. Ромку… Наши объятья, поцелуи, его смех и руки. Я скучал по нему! Да, как бы подло он не поступил, я скучал! Да и не верю я, что он смог так поступить! Отец явно просто припугнул его! Другого объяснения я не вижу… Не хочу верить, что он мог сделать мне так больно! Не хочу… Ведь я так люблю его!

//=//=//=//

Утром ко мне пришел Кум. Не знаю, как он узнал, что я в больнице, но он пришел. Молча вошел в палату, неуверенно улыбнулся, и меня прорвало. Знаете, когда сдерживаешь себя из последних сил, а потом появляется тот, кому ты безоговорочно доверяешь. Тот, кто может поддержать и выслушать. Помочь…

Я ревел у него на плече, рассказал все, что произошло, то что нас застукали родители, то, что говорил мне Ромка. Я кричал, сжимал в кулаки его футболку, до синяков его кожу. Кум, успокаивал меня, гладил по голове, что-то шептал, но я не слышал его. Я пребывал в своем горе, полностью подавленный им.

Потом пришла медсестра и сделала мне укол, меня стало клонить в сон. Боже, да я так скоро на всю жизнь вперед высплюсь! Кум стал расплываться перед глазами. Он что-то опять говорил, держал меня за руку и улыбался.

– Все будет хорошо, – различил я одну фразу. – Научись отпускать… Счастье всегда найдет дорогу обратно.

Нет, Кум… Это конец… Мне не жить без этого человека, а он не вернется ко мне.

//=//=//=//

Через неделю меня выписали. Я сильно похудел, под глазами образовались синие мешки, кожа стала какой-то серой, а взгляд потухшим. Каждый раз, когда мама смотрела на меня, ей на глаза наворачивались слезы.

Я снова заперся в своей комнате, сел на постель, но потом поднялся и зашел в Ромкину комнату. Здесь было непривычно пусто, нет… Мебель и все остальное было на месте, но не было его одежды, его книг и тетрадей… Да и сама комната была будто пустой, будто потеряла свою важную часть.

Я сел на диван, проводя по нему рукой. Боже, сколько воспоминаний связано с этой комнатой. Я зажмурился от боли, что продолжала разрывать меня изнутри, она ломала мои ребра, а я сидел, смотрел в одну точку и улыбался. Улыбался от того, что понимал, каким же я был идиотом. Как я мог поверить, что Ромка изменится ради меня, того, кого ненавидел, того, кто косвенно виноват в том, что его и его мать бросил отец?! Ведь сам столько раз говорил, что ни за что бы не простил его, но верил, что Ромка мог простить меня… Дурак! Придурок! Какой же идиот!

Я вскочил с дивана, сбросил с него подушки на пол, перевернул кофейный столик, бросился к столу, ударяя по нему кулаками. Я поймал себя на том, что мой рот открыт, но из него не вырвалось ни звука. Из глаз снова градом лились слезы. У меня была бесшумная истерика, я вроде кричал, ревел, но не издал ни звука, ибо родители все еще были дома, они могут услышать и снова отослать меня в больницу, или еще куда. Но внутри у меня шла война. До этого момента. Сейчас она закончилась, я проиграл… Внутри теперь только выжженное поле, куча трупов и привкус поражения. Я разбит…

– Петь, – позвала мама от дверей.

Ее взгляд был напуганный и взволнованный, а еще виноватый. Что ж, плевать. Я не буду извиняться за это. Они виноваты в том, что я такой как сейчас. Если бы не они… Кто знает, чтобы вышло…

Я оторвался от стола, о который облокотился и вцепился в него пальцами. Безэмоционально вытер слезы с глаз и посмотрел на нее.

– Что? – хрипло спросил я.

– Отец хочет с тобой поговорить… – прошептала она.

Я кивнул головой и прошел мимо нее. У мамы уже был виден животик, но сейчас мне это не приносило такой радости как раньше. Не хочу страдать один, как бы эгоистично это не звучало, но и как Ромка поступать не буду. Я все же люблю их, что бы они не сделали…

Отец сидел внизу за кухонным столом. Я подошел к нему, но не сел, просто остался стоять рядом. Мама вообще остановилась в проеме дверей. Я понимал как им сложно и больно видеть меня таким, но они не хотели понять какого мне, поэтому и я не собираюсь их жалеть.

– Ты хотел меня видеть? – безразлично спросил я, смотря на стол.

– Значит так, – рыкнул отец, тоже не повернувшись ко мне. – С этого момента ведешь себя нормально, как обычный подросток. Не истеришь и не ноешь, не разрушаешь комнаты, тебе ясно? – он кинул на меня строгий взгляд. – Ты мужик и должен выбросить из головы эту чушь!

– Как скажешь, – хмыкнул я. – Больше вы ничего подобного не увидите, – пообещал я.

– Милый, мы просим тебя об этом не потому, что мы не хотим этого видеть, – вмешалась мама. – А потому, что волнуемся и переживаем за тебя.

Я кинул на нее насмешливый взгляд, как бы говоря: «Кого ты хочешь одурачить?».

Мама вздрогнула от такого моего взгляда и ее губы снова задрожали.

– Я тебя предупредил, – рыкнул отец. – Чтобы никто не знал об этом позорном эпизоде, тебе ясно?! Только подумать, – прошептал он, хватаясь за головы. – Мои сыновья…

– Нет у тебя больше сыновей, – совершенно спокойно бросил я, посмотрев на него. – Ты их обоих предал, не захотев понять…

Я развернулся и вышел из кухни.

– Кость… – осторожно позвала мама отца.

– Видимо это расплата, – вздохнул отец. – За то, что бросил Алену… Прости, Маш, наша семья разваливается на глазах, а я ничего не могу сделать! – послышался глухой удар, видимо отец ударил кулаком по столу. – Прости меня!

Мама ничего не стала отвечать, наверное, она сейчас положила руки ему на плечи и осторожно их поглаживала, как делала всегда, когда хотела успокоить отца. Дальше я слушать не стал. Я не хотел его жалеть. Он сделал мне очень больно, мама тоже. Они предали меня, не захотев даже выслушать…

Весь остаток вечера, я провел в своей комнате. Отсюда тоже пропали все Ромкины вещи, у меня лежало пара его тетрадок, футболок и наши совместные фото. Ничего из этого здесь не было. Видимо, родители решили, что сделают лучше тем, что мне ничего не станет напоминать о нем. Я сел за компьютер, там у меня стоял пароль, поэтому я был уверен в сохранности данных.

Наши совместные фото… Мы улыбаемся, гуляем, держимся за руки, целуемся. Ромка часто фотографировал нас, когда мы гуляли или просто были вместе. Вот, например, эта фотка. Он сфотографировал меня, когда мы делали завтрак, я весь в муке, в варенье и сливках. Стою надутый и недовольный, но глаза светятся счастьем. Или вот эта, мы с Ромкой валяемся в снегу, он целуем меня в щеку, а я смотрю в камеру. Наши щеки раскраснелись от холода, так же как и кончики носа, у меня снег на шапке и на ресницах. Очень красивое и теплое фото. О, а это откуда? Я сидел около костра и, насупившись, сделав сосредоточенную моську, что-то точил ножиком Ромки. Боже! Это же фотка из леса! Когда мы еще не были вместе! Зачем он меня сфоткал?!

И вот что думать после этого? Стал бы он думать о совместных фото, если бы не хотел быть со мной, как он говорил? Боже, голова просто раскалывается… От мыслей, от боли, от слез… Кажется, что я скоро не выдержу и взорвусь!

Знаете, каждый по-своему сходит с ума. Кто-то в истерике захлебывается слезами, а кто-то, держа все в себе и не подавая виду, медленно рассыпается на кусочки. Сейчас отец поставил меня перед фактом, что я должен выбрать второй вариант. Он не понимает, что это для меня намного хуже и больнее. Но выбирать не мне… Снова. Все уже решили за меня. Мне остается только повиноваться, блядь!

Выключив компьютер и забравшись на кровать, я включил музыку и воткнул наушники в уши. Да, вот так, лучше отгородиться от всего мира, закрыться от него, чтобы больше никто не пробрался ко мне, чтобы больше никто не сделал больно, так как сделал ты… Ромка… Больше я не хочу проходить через подобное.

Кстати, я тут вот о чем подумал, раньше, когда мы были детьми, мы притворялись будто плачем, когда нам хотелось спать, чтобы обратить на себя мамино внимание. Сейчас же мы притворяемся, будто спим, когда плачем, чтобы избежать ненужных вопросов, в моем же случае еще и изгнания в какую-нибудь психиатрическую клинику.

Осознание этой мысли почему-то вызвало у меня смех. Я никогда так не смеялся, уткнулся в подушку, чтобы родители не решили, что я совсем спятил. Смеялся долго, громко, так, что у меня уже болел живот, но потом я вдруг всхлипнул и понял, что не смеюсь, а реву. Вся подушка подо мной уже была мокрой от моих слез.

Да, и так теперь будет всегда. В глазах – слезы, в ушах – музыка, в сердце – боль, а в мыслях – ты. Только так и ни как иначе. Я знал это всегда. Без тебя я не смогу жить, только существовать безвольной куклой. Жаль… Жаль, что мне запретили жить…

//=//=//=//

Утром меня отправили в школу. Нет, я не сопротивлялся, но был таким безразличным ко всему, что мама меня почти сама собирала, и отец отвез в школу.

– Смотри, чтобы без глупостей, – строго предупредил он меня.

Интересно, он что думает, я на любого парня запрыгнуть могу с воплями, чтобы меня оттрахали?

Я ничего не ответил, просто вышел из машины и хлопнул дверью. Возле дверей меня встретил Кум.

– Ты как? – взволнованно спросил он у меня, пытаясь заглянуть в глаза.

– Лучше, – бросил я, даже не останавливаясь.

– Лучше? – переспросил он удивленно.

Я устало вздохнул, кинул на него затравленный взгляд.

– Лучше не спрашивай… – прошептал я и ушел от него.

Никого не хочу видеть, даже Кума. Хочу побыть один.

В школу вернулась Кристина, еще одно напоминание о НЕМ. Она пыталась поговорить со мной, пыталась улыбаться, пошутить, но я был в наушниках, хоть и видел ее, но никак не реагировал. Она, кажется, обиделась и отошла от меня, больше так и не подойдя. Только на перемене, перед последним уроком, я видел, как она разговаривает с Кумом. Тот с печальным видом ей что-то говорил, а потом она резко повернулась ко мне. В ее глазах были боль и сожаление. Я понял, что Кум рассказал ей что со мной не так. Она жалеет меня? Но почему? Разве ей не все равно? Плевать… Не хочу этим заморачиваться.

Уроки пролетали мимо меня, я все писал, что-то решал, но делал это на автомате, совершенно ничего не понимая и даже не снимая наушников.

После уроков, я отправился домой пешком, хотелось прогуляться, но меня кто-то дернул за локоть. Кристина… Ее губы шевелились, что-то говоря, пришлось снимать наушники.

– Что? – безразлично спросил я.

– Я тебя несколько раз звала! – возмутилась она.

– Не видишь, я в наушниках? – хмыкнул я, снова возобновляя свое великое шествие.

– Ты весь день в них, – фыркнула она. – Я поговорить с тобой хотела…

– Говори, – разрешил я.

Кристина помолчала немного, видимо, подбирая слова.

– Петь, я все знаю… – наконец, вымучено проговорила она. – Мне Кум рассказал… Он волнуется…

– Я знаю, – бросил я, отвечая сразу на все ее реплики.

Кристина закусила губу, с жалостью смотря на меня.

– Петь, это пройдет, слышишь? – прошептала она, беря меня за руку. – Ты отпустишь его рано или поздно, сам отпустишь, слышишь?

– Как это сделала ты? – рыкнул я. Какого черта ей от меня нужно?! Пусть проваливает! Она удивленно посмотрела на меня.

– А что я? – спросила она.

– Ты предпочла верить в то, что твой человек хотел изнасиловать тебя только, чтобы не страдать по его кончине! – воскликнул я. – Не тебе меня судить, – фыркнул я, снова одевая наушники. – Отвалите от меня все!

Да, пусть так, пусть она ненавидит меня, но не подходит… Не хочу… Не могу…

Вернувшись домой, я наткнулся на одевающуюся маму.

– Ты чего так долго? – недовольно спросила она.

– Трахался с прохожим мужиком, – фыркнул я, злясь из-за ее тона. – Что, по мне не видно?

Мама замахнулась на меня, но потом опустила руку, поджимая губы.

– Собирайся, мы едем к психологу, – бросила она.

– Да, я как бы уже одет, – усмехнулся я.

Мама удивленно посмотрела на меня. Что? Удивлена, что я могу улыбаться? Как я то удивлен! Это скорее всего защита, такая же маска, как и у Ромки. Боже… Я уже не я…

Мама осталась сидеть в коридоре, только переговорив о чем-то с врачом наедине, а потом запихнула меня к нему в кабинет. Врач оказался старым дедом, едва сумевшим заполнить мою анкету. Мда, понятно, мама искала врача не по профессионализму, а по отношению врача к гомосексуальности.

Он о чем-то спрашивал. Что-то говорил. Несколько его вопросов повергли меня в шок. «Тебе нравятся все мужчины, или только твой брат?», «Чувствуешь ли ты возбуждение в мужской раздевалке?», «Возбуждает ли тебя женская грудь?». Все вопросы были в этом духе. Я только что по полу не катался от этого, старик недовольно хмурился и злился, когда я игнорировал его. А потом у него кончилось терпение.

– Молодой человек! Если вы хотите вылечиться, то не стоит так себя вести! Вы должны помогать мне, чтобы я смог помочь вам! – воскликнул он.

– Вылечиться? – хмыкнул я. – Вы считаете, что я болен?

– Вам нравятся особи вашего пола, это не нормально, – фыркнул он.

– А мне плевать, что вы считаете нормальным, или нет, – бросил я. – До свиданья!

Я встал из-за стола и вышел из кабинета, не обращая внимание на крики матери. Я молча вышел из клиники и сел в машину. Мать появилась минут через 15.

– Петь, почему ты ушел? – возмутилась она.

– Сама разговаривала с ним? – хмыкнул я, улыбаясь. – Как он тебе?

Мама недовольно поджала губы.

– Может он и не самый лучший психиатр, но у него самый высокий процент того, что его пациенты возвращаются к нормальной жизни… – чуть виновато проговорила она.

Я громко рассмеялся.

– Боже, – простонал я. – «К нормальной жизни», да, мама?! Неужели так сложно понять, что не гей я?! – заорал я. – Не гей!

– А кто?! – точно так же закричала мама. – Кто ты если спишь с парнями?!

– Я не сплю с парнями, – упрямо проговорил я.

– Петь, ты что из меня дуру сейчас делаешь?! – взвизгнула она.

– Я не сплю с парнями, мам, – спокойно проговорил я. – Я спал с Ромкой…

– А он кто?! – возмутилась она.

– Тот, кого я люблю, – проговорил я, опуская взгляд. – Или любил… – мама замолчала, слушая меня. Неужели?? – Ты не задалась вопросом, что я просто мог полюбить его? Он спас меня… Он был сильным тогда, когда я был на грани истерики… Ты понимаешь, что если бы не он, то я бы умер в том лесу? – я поднял на нее влажные глаза. – Он был рядом, помогал мне, спасал и веселил, заставляя забыть, что мы совсем одни. Что не факт, что нас спасут, что умерли люди!!! – воскликнул я. – Я полюбил его мам, – всхлипнул я. – Я не хотел этого, я понимал, что это не правильно, я знал, что он мой брат! Я бежал от этого… Как ты думаешь, сколько? – она молчала, только слезы катились по ее щекам. – Почему я не жаловался на него? Почему не отвечал тем же? Почему не просился в другую школу, подальше от него?? Я уже тогда любил его, понимаешь?! Наверное с самого первого дня… Когда увидел этого потерянного и одинокого ребенка, которого все бросили! 12 лет, мама! – закричал я, сжимая кулаки. – 12 лет я молчал, терпел, сдерживал себя, потому что знал, что вы не примете меня такого, что еще больше возненавидите Ромку! Но там… – я покачал головой. – Мы остались совсем одни.

– Петь… – мама заторможено отвела взгляд, раздумывая над моими словами. – Я не знала… Родной… Так нельзя… Это кровосмешение!

– Правила… – фыркнул я. – Я люблю его! Разве не ты учила меня, что любовь создана не по правилам?!

– Но я не это же имела в виду! – воскликнул она.

– А разве могут быть еще и варианты? – усмехнулся я. – Ты понимаешь, что я жил лишь им? – мама в ужасе посмотрела на меня. – Нет, – усмехнулся я. – Я не собираюсь убивать себя… Но разве это жизнь? То, как я сейчас живу… Разве я живу, мама?! – заорал я.

– Это пройдет, – уверенно проговорила она. – Это в тебе сейчас говорит обида. Помнишь, как в детстве, когда ты шалил, я забирала твою любимую игрушку…

– Ромка не игрушка, – прорычал я так, что она даже вздрогнула. – И я сейчас не пытаюсь разжалобить тебя, чтобы ты вернула мне ее! Я пытаюсь донести до тебя, рассказать как мне плохо и больно! Внутри дыра без него, понимаешь?! И через нее постоянно что-то проходит, увеличивая ее: воспоминания, вещи, напоминающие его!

– Я убрала все его вещи, – хмуро буркнула она.

– Я знаю, – усмехнулся я, но получилось как-то ядовито. – Но мою память? Тоже сотрешь?? А его друзей? Просто знакомых, которых он знает?! Передача по телевизору о боксе начнется?! Что сделаешь, выключишь?! – она молчала. – Говоришь вот «забудь». А ты знаешь, как сложно забыть?! – взвился я. – И я ведь прекрасно понимаю, что никогда его не забуду! Возможно, отойду, охладею, но не забуду! Вот ты бы смогла забыть отца?! – мама закусила губу. – Мы только делаем вид, что забываем… – прошептал я, снова отгораживаясь от нее наушниками. – Просто притворяемся…

Мама больше не стала меня трогать. Мы приехали домой, и я снова заперся у себя.

Я так устал… Плакать, думать, вспоминать… Это тоже очень страшно. Когда хочется плакать – но уже нечем. Хочется сказать – но нечего, некому или понимаешь, что тебя не поймут. Хочется уйти – но некуда. Можно и остаться – но незачем. Очень страшно.

Я встал с кровати и сел за комп. Снова полистал наши фотки, понимая, что делаю сам себе еще больнее. Закрыл их. Зашел в «вконтакт» и открыл Ромкину страничку. Надо же… Мы вместе на фотке. Нас сфотали в школе, я висел на Ромкиной спине, он что-то орал в этот момент, но смотрел в камеру, а я замахнулся, будто собирался его ударить. Я рассмеялся, а потом глаза снова увлажнились. В статусе: влюблен.

Полистав ленту его новостей, я вдруг замер и вернулся на начало. Да! Так и есть! Он в онлайне!!! Боже… Ромка…

Я тут же нажал на значок сообщений.

«Ты тут?».

Ответом мне было молчание, хоть сообщение и прочли.

«Ром, ответь, пожалуйста! Я умираю, задыхаюсь! Прошу…».

Но снова только холодное молчание и игнор. Достал телефон, позвонил ему: «Абонент вне зоны доступа сети, попробуйте…», и я сбросил. Что же это? Он в сети, но телефон не доступен…

Черт, неужели у меня развивается синдром Хатико: ждать того, кто никогда не вернется?!

Мама позвала к ужину. Я спустился вниз, взял свою порцию и вышел из кухни, провожаемый виноватым и грустным взглядом (мама), и недовольным и злым (отец). В тарелке я только поковырялся, есть совсем не хотелось.

– Ты ничего не съел, – укорила меня мама, когда зашла, чтобы забрать посуду.

Я промолчал. Она сама видит, все знает.

И этой ночью я снова плакал, потому что ничего не значу для самого дорогого и любимого человека на всей земле.

Утром снова около школы, когда меня подвез отец, я снова встретил Кума.

– Ты как? – снова спросил он.

– Да никак, – бросил я, снова даже не притормаживая около него. – У меня синдром овоща: ни чувств, ни эмоций, ни желаний.

Больше Кум ко мне не подходил. День снова прошел мимо меня.

После школы, мама снова повезла меня к психиатру, но я снова только отмалчивался. Потом слушал как они с мамой разговаривали на повышенных тонах. Мама попросила его еще об одном сеансе через несколько дней, типо может я приду в себя, и захочу поговорить с ним. Ха!

Так я жил еще 4 дня. Как робот, делал то, что говорили, ел то, что давали, спал, когда говорили.

Все изменилось на 5 день. Я пришел в школу, как всегда встретил Кума возле дверей, он разговаривал со мной только там, видимо, решал для себя, изменилось ли во мне что-то.

– У тебя все нормально? – осторожно спросил он, видимо, сам понимал, как глупо звучит этот вопрос, но считал себя обязанным спросить.

– Нормально… – отозвался я.

– Я тебе не верю, – буркнул он, хватая меня за руку и разворачивая к себе лицом. – Тебе плохо?

– Да, – сдался я, смотря в пол.

– А почему говоришь «нормально»? – фыркнул он.

– Потому что для меня это уже «нормально»! – заорал я, из глаза полились слезы.

Боже, ну, сколько во мне воды, а?!

Кум схватил меня за руку и поволок на футбольное поле. Почему сюда?!

– Поговори со мной, – попросил Кум, обнимая меня за плечи. – Я вижу как тебе больно, но боюсь подойти и заговорить, боюсь сделать только хуже. Даже если ты сейчас скажешь, что не хочешь меня видеть, как тогда в больнице, я уйду…

Я такое говорил?!

– Тем… – всхлипнул я, хватаясь за него словно утопающий за соломинку. – Я устал! Я устал реветь! Устал думать, устал не спать! Тем, я постоянно думаю о нем! Внутри все так болит, кажется, что у меня там сплошное месиво, понимаешь, будто я попал под камаз, а этот ублюдок еще и несколько раз проехался по мне! Тем, зачем он так со мной?! Я ведь люблю его! Так люблю…

– Чшш, – он гладил меня по голове. – Я знаю, маленький, я знаю. Успокойся. Все…

– Все постоянно спрашивают, как у меня дела. Я про себя думаю: «Фигово. Одиноко. Грустно. Больно. Тяжело. Сердце болит». А знаешь, что отвечаю?!

– Что, мой хороший? – тепло спросил он.

– Что со мной все хорошо! – взвыл я. – Я так устал врать!!! Я лжец. Я подделываю улыбку каждый день, чтобы скрыть боль, которую я чувствую! Я заставляю себя смеяться, притворяясь, что все хорошо, для того, чтобы скрыть свои шрамы!!!

– Зачем, маленький? – спросил Кум. – Зачем ты скрываешь их от меня?

Я приподнял голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Не хочу, чтобы ты видел весь этот ужас, – всхлипнул я. – Я люблю тебя. Слишком люблю, чтобы вылить на тебя все это дерьмо… Боже, – снова всхлипнул я, прижимаясь к Куму. – Как же я ненавижу каждого, кто сейчас к нему ближе меня!!!

Мы сидели там все уроки, как нас не спалили, не знаю, но на тот момент мне было плевать, даже если бы и спалили. Кум еще долго успокаивал и выслушивал весь бред, что накопился во мне, а потом сказал одну фразу, что перевернула во мне все. Нет, я не перестал страдать, но понял, что этим я ничего не добьюсь. Нужно думать как решать сложившуюся ситуацию самому.

– Когда тебе плохо, просто представь, что ты тонешь, – проговорил Кум. – Ты же не будешь ждать, когда тебя спасут, верно? – усмехнулся он. – Вот и сейчас не жди помощи. Спасайся сам. Тебя никто не спасет, – я удивленно на него посмотрел.

А как же он? Он тоже не станет спасать меня? Тогда почему он здесь сейчас?!

– Нет, – рассмеялся Кум. – Ты снова меня не так понял, Петь, твой мозг всегда не понимает моих умных фраз, – я не смог не рассмеяться сквозь слезы. – Я помогу, чем смогу: выслушаю, дам совет, просто обниму, когда тебе это будет нужно. Но исправить что-то можешь только ты сам. Бороться, терпеть… Ждать… Я не знаю, что посоветовать тебе в этой ситуации. Я не слишком верю, что Ромка у тебя такой хороший актер, что смог всех обдурить ради какого-то спора, – фыркнул он. – Но я хорошо помню прежнего Ромку… Так что я сам не знаю где здесь правда. В этом тебе придется разобраться самому, а уже потом решать, как действовать.

Кум прав. Пора брать себя в руки, чтобы просто узнать правду. Чтобы жить чисто для себя. Жить… Смогу ли я жить…

//=//=//=//

После школы я сам поехал к психологу, но не потому что сам этого хотел, а просто потому, что от него нужно было отвязаться. Я понимал, конечно, что мама может найти другого, но это будет уже потом. Просто этот человек мне категорически не нравился.

Он снова задавал глупые вопросы, но больше всего меня убил вот этот диалог:

– Ты часто плачешь? – спросил он.

– Да, – ответил я, удивленно глядя на него.

– Почему? – все так же смотря в свой блокнот, спросил он.

– Потому что я тряпка, – фыркнул я насмешливо. – Чувствительная тряпка, которая принимает все близко к сердцу.

– Ммм, – протянул он, глумливо усмехаясь. – Это мило, – хмыкнул он.

А меня вдруг такая злость взяла. Да что он понимает?! Как смеет еще и смеяться надо мной?! Другой бы уже давно понял, что я стебусь над ним, а этот принимает всерьез все мои ответы!

– Нет, – рыкнул я, поднимаясь с кресла. – Это смертельно! – гаркнул я и вылетел из его кабинета.

Придя домой, я наткнулся на взволнованную маму.

– Ты где был?! – закричала она. – Мы к твоему врачу опоздали!

Я молча обошел ее и наткнулся на отца, сидевшего в гостиной. Вызвонила? А… Нет, у него выходной сегодня…

– Я у него уже был, – бросил я матери. – И больше не вернусь к нему.

– Почему это? – возмутилась она.

– Ты запишись к нему на сеанс, скажи, что ты лесбиянка, – усмехнулся я. – А потом поговорим, хорошо? – я повернулся к ней и насмешливо посмотрел ей в глаза.

Мама поджала губы, видимо, она и сама уже поняла «какой он врач».

– Значит, мы найдем тебе другого, – хмуро бросил отец.

– Мне плевать, – фыркнул я, поднимаясь по лестнице. – Деньги ваши, не мои.

Я снова засел в комнате. Поймал себя на мысли, что часами могу просидеть у окна с телефоном в руках, в надежде, что ОН позвонит мне… Я реально скучаю, ведь мы не виделись уже сколько? Две недели… 14 дней. Но он убил во мне даже это чувство – надежду. Он не позвонит, понял я. Он ничего не оставил мне, осталась только всепоглощающая пустота. И я… Сижу и понимаю, что я один. У меня никого нет… Больно.

Не знаю, сколько я сидел так, но очнувшись, понял, что за окном уже темно. Снова наступает ночь.

Я сел за компьютер и снова зашел на его страничку. Ничего не изменилось. Аватарка, СП, даже статус тот же: «Счастливее меня, не найти дурака». И он снова онлайн.

– Почему же ты мне не пишешь… Не звонишь?! – прошептал я, кусая ногти на пальцах. – Я так хочу услышать тебя сейчас…

Пальцы потянулись к клавиатуре.

«Ты даже себе не представляешь, как мне тебя не хватает…!».

Палец завис над клавишей отправить.

Зачем я пишу ему? Если он не врал, то сейчас он только смеется надо мной. Я унижаюсь перед ним еще больше, чем уже унизился.

Но не смотря на эти мысли, палец быстро опустился на клавишу, и сообщение отправилось, видимо, чтобы я не передумал.

Идиот! Ему это не нужно…

Мама снова позвала к ужину. Уже так поздно? Я даже не стал спускаться вниз. Зачем? Я все равно ничего не съем. Зачем тратить лишние силы на спуск, а потом и подъем по лестнице?

Я лег на кровать, всунул наушники в уши.

– Ну, что ж, здравствуй, Ночь, – усмехнулся я сквозь слезы. – Давай снова покопаемся во мне…?

32

Следующие 3 дня прошли относительно спокойно. Я помнил слова Кума, поставил перед собой цель – узнать правду, и стремился ее осуществить. Я не думал, что буду делать потом, как буду жить и чем. Не хотел загонять себя в еще более унылое состояние. Я общался с кем-то, улыбался и смеялся. Разговаривал с Кумом и даже извинился перед Кристиной. И только Ночь… Только она знала как мне плохо, больно и одиноко. Видела мои слезы и не заставляла притворяться. Родители так и не нашли мне нового психиатра, думаю, это заслуга мамы. Она чувствует свою вину передо мной. Что ж, мне это только на руку.

Я выловил Макса в школе, он первый с кем я решил поговорить.

– Чего тебе? – недовольно спросил он, вырвав у меня локоть, за который я его схватил.

– Поговорить нужно, – бросил я.

– Что, уже не страдаешь? – усмехнулся он.

Я зло на него посмотрел.

– Что будем прям тут разговаривать? – зашипел я.

Макс недовольно на меня посмотрел, но пошел в сторону туалетов. Мда, удачное место, ничего не скажешь.

Закрыв за собой дверь, я прошелся по кабинкам, проверяя, одни мы тут или нет, Макс же сразу облокотился о подоконник, даже не напрягаясь по этому поводу.

– Ну? – фыркнул он. – Чего тебе?

– Мне нужна правда, – бросил я, облокачиваясь о стену, напротив него.

– Какая правда, гомик? – усмехнулся он.

– Вы спорили с Ромкой на меня? – смотря на него исподлобья, спросил я.

Макс громко заржал, запрокидывая голову.

– Он все же рассказал тебе?! – удивленно спросил он. – Надо же…

А у меня сердце пропустило удар. Я часто-часто заморгал, чтобы сдержать слезы, готовые пролиться с глаз.

– Не реви, – фыркнул он. – Это был чисто спортивный интерес.

– Зачем? – шепотом спросил я. – Зачем было столько ненужной херни?!

– Чтобы ты влюбился, – пожав плечами, проговорил он. – Ромка сказал, что ты забрал у него отца, а, следовательно, и основу семьи. Он заберет у тебя твою основу – сердце…

Я вздрогнул от его слов. Нет, я не верю!

– И ты не врешь мне? – закусив губу, спросил я.

– А зачем? – усмехнулся он.

Я непонимающе покачал головой.

– Совместные фото, вся эта нежность, он даже лег под меня, заступался, морду тебе набил!!! – заорал я. – И все это для того, чтобы влюбить меня в себя?! Я тебе не верю!!! – закричал я.

Макс фыркнул, с призрением посмотрев на меня.

– Мне вообще-то плевать, – фыркнул он.