Текст книги "Людовик XIII"

Автор книги: Екатерина Глаголева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА

Непобежденные не все непобедимы.

Пока во Франции разыгрывались эти драматические события, военные действия в Германии приняли не менее напряженный оборот. 16 ноября 1632 года Густав Адольф, обманув ожидания противников, решил перейти в наступление и выбить Валленштейна из Лютцена в Саксонии. Тот велел поджечь город, предварительно заперев жителей в замке. Шведский король сам шел в атаку на правом крыле своих войск. Его лошадь была ранена, та же пуля задела руку седока, и атака продолжилась без него. С Густавом Адольфом остались только семь-восемь человек. В тумане на них наткнулась группа имперских кирасиров; в завязавшейся стычке в короля выстрелили из пистолета и добили шпагами. Один из кирасиров спросил умиравшего, кто он, и услышал в ответ: «Я был шведским королем». Надо отдать должное его солдатам – они отбили тело своего монарха; князь Бернгард Веймарский взял командование на себя, и сражение продолжилось.

Большая часть шведской армии не знала о случившейся трагедии. А вот боевой дух их противников ослаб после гибели имперского полководца Паппенгейма. К концу дня и Валленштейн был ранен пулей в бедро.

Часам к пяти сгустились сумерки, и сражение было прервано. Каждая сторона считала, что победила: шведы захватили пушки и пленных, к тому же противник покинул поле боя; но имперская армия не была разгромлена, тогда как гибель Густава Адольфа ставила под вопрос продолжение военной кампании…

Людовик XIII об этом еще не знал. После стольких переживаний ему требовался отдых, и 14 ноября он уехал из Тулузы прямиком в Версаль, только что отстроенный заново. Кардинал же вместе с королевой, Шатонёфом и герцогиней де Шеврез отправился в столицу длинным путем через юго-запад: он хотел показать ее величеству Бруаж, Ла-Рошель и свой замок.

Однако в Бордо он внезапно слег, страдая от рези в животе, гнойных нарывов и сильного жара, к тому же у него открылся свищ. Губернатор д’Эпернон предоставил своего личного хирурга в распоряжение министра, который не счел возможным из-за своего недуга задерживать королеву. 17 ноября там же, в Бордо, скончался Анри де Шомберг (57-летний маршал, назначенный губернатором Лангедока, недавно снова женился, и его молодая вдова была беременна). Не желая долее находиться во владениях своего врага, Ришельё отправился в путь в носилках, малыми переходами. Людовик, узнав о смерти маршала, назначил губернатором Лангедока его сына Шарля, своего ровесника, который командовал дворцовой ротой «ста швейцарцев».

Король не зря опасался герцогини де Шеврез: ее женским чарам были все возрасты покорны. Вот и престарелый Шатонёф (ему было почти 53 года) не устоял и предал своего покровителя-кардинала. Не ограничиваясь насмешками в адрес своего патрона, он передавал прекрасной герцогине, поддерживавшей связь с Англией, Гастоном и Карлом Лотарингским, важную информацию о том, что обсуждалось на заседаниях Совета. Однако он несколько недооценил Ришельё и возможности его агентуры.

Королева прибыла в Париж 12 декабря, но муж нарочито игнорировал ее. Герцогине де Шеврез было запрещено появляться при дворе, когда там находится король. Сам Людовик, прежде чем отправиться к королеве, справлялся, нет ли там сейчас герцогини, чтобы не встретиться в покоях жены со своим врагом. Анна провела в Версале целых четыре дня и за это время виделась с мужем только однажды, успев поговорить с ним лишь два часа. Раздосадованная, она вернулась в Париж.

Никаких выводов для себя она не сделала, вероятно, списав неласковый прием на неучтивость супруга, который совершенно ее разлюбил, хотя она, кажется, делала всё, чтобы ему угодить… Но 4 февраля 1633 года король сообщил в письме Ришельё, что герцогиня де Шеврез только что принимала в Жуаре гонца из Англии. «Признаюсь, что две вещи чрезвычайно мне досаждают и порой мешают спать: наглость парламента и насмешки известных Вам особ надо мною и над Вами; поверьте, мы с Вами сладим и с теми и с другими». Последней каплей, переполнившей чашу монаршего терпения, стало письмо герцогини Карлу Лотарингскому, извещавшее о планах Людовика захватить крепость Муайенвик. Зная, через кого произошла утечка информации, король, находившийся тогда в Сен-Жермене, 25 февраля забрал печати у Шатонёфа, велел его арестовать и отвезти в Ангулем (оттуда он выйдет только через десять лет). Новым канцлером стал Пьер Сегье. Герцогине же было предписано отправиться вместе с мужем и детьми в свой замок Кузьер в Турени.

Ветреная Мари де Роган поддерживала связь с европейскими шпионскими сетями «из любви к искусству»: романтическая натура не могла удовлетвориться мирной жизнью матери семейства, ей не хватало адреналина. Но таких людей (к счастью) было мало; прочие требовали за свои услуги существенное вознаграждение. Всё на свете продается и покупается, и Ришельё знал это, как никто другой. Он еще в 1626–1628 годах начал реформу французской разведслужбы по испанскому образцу. К 1633 году всю Европу накрыла невидимая паутина, главные нити которой тянулись в Париж – в руки его преосвященства, которому помогали государственные советники Клод и Леон Бутилье[44]44
  Клод Бутилье (1581–1652) – граф де Шавиньи, сделал карьеру благодаря близкому знакомству его отца Дени Бутилье с кардиналом Ришельё. В 1630 году, будучи министром иностранных дел, участвовал в переговорах о заключении Регенсбургского мира. Именно он представил Ришельё Джулио Мазарини. С 1632 года Бутилье вместе с Клодом де Бюльоном стал сюринтендантом финансов. Во внешней политике, в частности в германских делах, ему помогал отец Жозеф. Ришельё поручал ему ответственные тайные миссии в Германии; так, Бутилье вел переговоры о союзе со шведским королем Густавом Адольфом. Удивительным образом ему удавалось пользоваться доверием и короля, и Ришельё, и Марии Медичи, а потому он считался самым влиятельным человеком во Франции после великого кардинала. Леон Бутилье (1608–1652) – сын вышеназванного, носил тот же титул графа де Шавиньи; чтобы не путать с отцом, его называли «господин младший». В 1632 году он был назначен статс-секретарем по иностранным делам. При французском дворе передавали сплетню, что на самом деле Леон – сын кардинала и потому пользуется его особым покровительством.


[Закрыть], а также отец Жозеф Трамбле, прозванный «серым кардиналом». Передовыми технологиями того времени были шифрование и тайнопись.

Главным резидентом в Испании был граф де Барро, который сумел раздобыть не только копии, но и оригиналы протоколов заседаний Государственного совета в Мадриде (испанские чиновники тоже любили деньги). В июле 1633 года он вовремя предупредил о готовящемся нападении на Марсель и планах высадки десанта в Бресте. Барро помогал его секретарь Пени – настоящий гений разведки, наблюдательный, проницательный, непревзойденный вербовщик «кротов». Однако испанцы тоже были не лыком шиты и очень скоро заподозрили во французских дипломатах агентов Ришельё. В том же году чрезвычайному послу в Испании Ботрю намеренно долго не выдавали паспорт, а пока суд да дело, арестовали, обыскали и конфисковали его имущество на таможне. Людовик XIII заявил решительный протест, но никакого возмещения ущерба добиться не удалось. Это была месть за введение Францией в 1630 году в одностороннем порядке обязательных паспортов. Понятно, что нелюбовь французского короля к испанцам, которую он испытывал с самого детства, только усилилась…

После отъезда герцогини Анна Австрийская опять осталась одна, хотя… Парадоксальным образом фаворитка короля Мари де Отфор сделалась подругой его жены. Ее отношения с королем по-прежнему не выходили за рамки платонических; даже находясь с ней наедине, Людовик избегал приближаться к ней. «Я король и мог бы добиться успеха, если бы захотел, – сказал он однажды Клоду де Рувруа, когда тот со свойственной ему бесцеремонностью намекнул, что понравившаяся ему девица была бы не прочь услужить своему государю. – Именно поэтому я должен помнить, что Бог не велит мне злоупотреблять своей властью. Он наделил меня ею, чтобы подавать пример моим подданным».

Людовик был способен оценить женскую красоту, но ставил много выше добродетель и целомудрие. Тальман де Рео приводит рассказ о том, как во время пребывания короля в Дижоне некая весьма привлекательная особа с чересчур откровенным декольте имела смелость сесть напротив него во время публичной трапезы. Людовик надвинул шляпу на лоб и избегал смотреть на свою визави, но в конце обеда, допивая кубок, плюнул вином прямо на ее открытую грудь. Автор «Занимательных историй» удивляется, как эта особа вообще оказалась на обеде, поскольку накануне, когда одна дама просила капитана охраны пропустить ее к королю, тот уже готов был согласиться, но вдруг заметил ее декольте. «Прикройтесь, сударыня, или уйдите, – сказал он, – король будет о вас дурного мнения. Вам бы следовало знать, что ему не по душе подобная нагота». В той же книге говорится, что Людовик однажды застал Мари читающей письмо, которое она, увидав его, быстро спрятала за корсаж. Анна Австрийская из лукавства стала подначивать мужа выяснить любовную тайну своей фрейлины и даже схватила ее за руки, чтобы он мог достать письмо. Тогда Людовик взял каминные щипцы и попытался вытащить ими записку, но, не преуспев, бросил их и ушел, крайне раздосадованный. Любовь короля к Мари де Отфор выражалась практически в одной лишь ревности, а его порядочность, вместо того чтобы стать примером для подданных, сделалась поводом для насмешек…

Читатель уже получил представление о нравах французских придворных; даже некоторые священники, чьим долгом было воспитывать свою паству, наоборот, развращали ее. Как раз в 1633 году разразился скандал в Лудене: кюре церкви Святого Петра Урбан Грандье обрюхатил молодую девицу, родственницу духовного руководителя монастыря урсулинок отца Миньона. Грандье начал сниться юным урсулинкам, хотя они его никогда не видели, и эти сны доводили их до истерики. По стечению обстоятельств в город приехал государственный советник Жак де Лобардемон, родственник настоятельницы монастыря урсулинок, чтобы проследить за разрушением городских укреплений. Грандье резко этому воспротивился. Между тем истерики монахинь продолжались: они вопили и богохульствовали.

Вернувшись в Париж, Лобардемон доложил обо всём королю и кардиналу, которые поручили ему расследовать это дело. Грандье был арестован и обвинен в колдовстве. На него стали собирать компромат, что было весьма несложно сделать (он насмехался над монашескими орденами, написал трактат о безбрачии священников, которого не признавал, и памфлет против Ришельё), а из монахинь изгоняли бесов – без особого успеха. Понимая, какая угроза над ним нависла, Грандье написал письмо королю с «научным» обоснованием нелепости возводимых на него обвинений: во-первых, монахини вовсе не одержимы, поскольку неспособны пророчествовать, говорить на каких-либо языках, кроме французского, и подниматься на воздух, что суть главные признаки человека, в которого вселился дьявол. «Я лишь прошу Ваше величество прислать двух докторов из Сорбонны, чтобы судить об истинности одержимости, и хороших судей, чтобы зрело изучить мое дело. Если я виновен, прошу лишь о смерти на колесе в самых жестоких муках. Если я невиновен, разумно заявить о моей невиновности. Умру ли я или останусь жить, я вечно останусь Вашим смиренным, покорным, верным и несчастным слугой и подданным».

К сожалению, французский историк Ролан Вильнёв в книге «Загадочное дело Грандье» не упоминает, получил ли несчастный ответ на свое письмо. Скорее всего нет; как мы увидим, Людовик XIII в то время был занят куда более важными вещами, чем судьба какого-то вольнодумца и развратника. В глазах судей шрам на большом пальце правой руки был убедительным доказательством того, что обвиняемый заключил договор с нечистым, который подписал своей кровью. Грандье подвергли пыткам и приговорили к сожжению на костре. На допросах он не сознался ни в чем, кроме прелюбодейства. Его сожгли 18 августа 1634 года, но урсулинок это не исцелило. Их истерики продолжались еще много лет, и настоятельницу стали называть уже не одержимой, а избранной и прорицательницей…

В те времена медицина находилась в зачаточном состоянии; психиатрия же начала делать первые шаги только века через полтора. Сталкиваясь с необъяснимыми хворями и напастями, люди предпочитали взывать к высшим силам, а не к псевдоученым докторам. Суеверия были широко распространены. Отдавала им дань и бездетная королевская чета, не оставлявшая попыток обзавестись наследником. Анна Австрийская совершала паломничества на могилы святого Фиакра и святого Норберта, моля даровать ей сына. Впрочем, лейб-медик короля Бувар посоветовал целебные воды в Форже, маленьком городке в Нормандии. В июне 1633 года супруги отправились туда; на несколько дней к ним присоединился кардинал. Целебный источник попросту бил из земли; Людовик поручил итальянцу Франчини оборудовать всё как полагается, и тот сделал три ответвления родника: для королевы, короля и кардинала. Так во Франции появился свой курорт. Железистые воды Форжа помогали от анемии, возможно, они оказали на венценосную чету какое-то благотворное воздействие, поскольку король и королева впоследствии принимали их регулярно.

Стараясь восстановить мир в королевской семье, Ришельё одновременно препятствовал наступлению мира в Европе. Густав Адольф погиб очень не вовремя. Император мог воспользоваться новыми обстоятельствами, чтобы заключить перемирие с протестантскими княжествами, а этого нельзя было допустить. Поэтому кардинал всеми дипломатическими средствами способствовал заключению Хайльбронского союза (13 апреля 1633 года) между Швецией и протестантскими субъектами Священной Римской империи под руководством канцлера Акселя Оксеншерны. Тот назначил на август съезд всех протестантских князей. Тогда же, в августе, Людовик XIII предпринял новый поход в Лотарингию, чтобы наказать лживого герцога, и осадил Нанси. Парижский парламент постановил конфисковать Баруа – владение французской короны.

Первого сентября, в четыре часа утра, из городских ворот Нанси выехала карета кардинала Никола Франсуа Лотарингского, брата герцога, который вел с королем переговоры о капитуляции. Миновав французские посты, карета остановилась, оттуда выбрался юноша и вместе с сопровождавшим его дворянином продолжил путь верхом на лошадях, заранее спрятанных в кустах. Они направлялись в сторону Испанских Нидерландов.

На самом деле под видом мальчика путешествовала Маргарита Лотарингская. Через три дня пути – верхом и в карете – она достигла Намюра, где ее встречал муж. Изгнанник Гастон стал практически ландскнехтом: он участвовал в осаде Маастрихта испанцами и хорошо себя зарекомендовал. С одной стороны, ему хотелось домой, и он периодически посылал гонцов к Людовику; с другой стороны, ему было мало Бурбонне, которое предложил ему брат. В Брюсселе молодые супруги подошли под благословение «тетушки», инфанты Изабеллы, которая взяла с Гастона слово примириться с братом и вернуться во Францию, уверяя: «Он простит тебя, он настоящий христианин».

Нанси открыл свои ворота 25 сентября; Карл Лотарингский, проводивший переговоры с Ришельё, согласился на все условия короля. Он предпочел отречься от престола в пользу брата, который вернул папе римскому свою кардинальскую шапку и женился на кузине, принцессе Клод. Новоиспеченные супруги немедленно уехали в Тоскану; сестра герцога Генриетта, бывшая замужем за князем Фальсбурга, тоже укрылась за границей, а сам Карл IV поступил на службу к императору Фердинанду. Лотарингия де-факто была присоединена к Франции. Чтобы эта аннексия выглядела законной, правительство подало в суд на Карла Лотарингского, обвинив его в похищении Месье.

Однако население этой провинции вовсе не было радо переменам в своей судьбе. Духовенство, подстрекаемое иезуитами, критиковало Францию за союз с протестантскими государствами. К тому же Рим, Мадрид и Вена собирались после заключения общего мира восстановить в правах Лотарингский дом. Всё это так, но Лотарингия имела стратегическое значение, защищая Францию с востока и позволяя, в случае необходимости, нанести удар по империи или оказать помощь Нидерландам. Более того, присутствие в герцогстве королевских войск побудило несколько городов Эльзаса перейти под покровительство христианнейшего короля, нарушив сношения между Испанскими Нидерландами и Франш-Конте.

В это время Ришельё принял гонцов от Валленштейна. Утратив доверие венского двора из-за тайных переговоров со Швецией и Саксонией, знаменитый полководец был готов заключить союз с протестантами, поскольку сам вознамерился стать королем Богемии. Его шпага стоила дорого (Мария Медичи не наскребла денег, чтобы направить Валленштейна против Франции), и Ришельё предложил ему миллион в год и обещание признать его королем Богемии. Возможно, они даже заключили договор, но и эта карта вскоре оказалась бита. В феврале 1634 года Фердинанд II отрешил Валленштейна от командования и объявил его мятежником, поручив генералам Пикколомини и Галласу доставить его в Вену живым или мертвым. Те предпочли второй вариант: 25 февраля два офицера-шотландца убили приближенных генералиссимуса, а капитан Вальтер Девер с драгунами вломился в его спальню. Валленштейн встал с кровати, прислонился к стене и принял смертельный удар алебардой в грудь. Людовик XIII не пожалел о смерти кондотьера, слишком часто менявшего партии и нарушившего клятву своему сюзерену для удовлетворения личных амбиций. Он понимал чувства Фердинанда II…

Ришельё было не до сантиментов. Император укрепил свои позиции, оставалось ослабить Испанию. 15 апреля Людовик XIII заключил договор об оборонительном и наступательном союзе с Соединенными провинциями. Франция не была обязана немедленно порвать с Испанией, однако договор был рассчитан только на год. Штатгальтер Соединенных провинций предложил французскому королю вместе завоевать Испанские Нидерланды; тот отдал проект на рассмотрение своему министру. Ришельё тщательно изучил все плюсы и минусы и пришел к выводу: «Может статься, что как только исчезнет преграда между нами и голландцами, мы окажемся втянуты в войну между ними и испанцами». Он выдвинул встречное предложение: помочь бельгийцам обрести независимость, а потом перейти под покровительство Франции и Соединенных провинций. Эта идея осуществилась только два века спустя…

Между тем в Испанских Нидерландах находились ближайшие родственники и самые непримиримые противники короля. Своим необдуманным браком Гастон дал старшему брату предлог для овладения Лотарингией. Однако 24 января 1634 года во время судебного заседания в присутствии короля брак Месье был признан недействительным. Тогда Гастон уже торжественно и публично подтвердил свой союз с Маргаритой перед архиепископом Малина. Упрямство было наследственной чертой братьев, но Гастону было просто необходимо настоять на своем, чтобы продемонстрировать, что он больше не мальчик и сам способен выбрать себе жену. Мудрый отец Жозеф уговорил короля возобновить прерванные переговоры. Гастон женат, это факт, с которым надо смириться, ну что ж теперь поделаешь… К тому же за окончательным решением этого вопроса можно обратиться к римскому папе. 30 марта Гастон написал брату длинное письмо, напирая на родственные чувства и благочестие. В конце апреля он получил весьма ободряющий ответ: большинство его предложений принято.

Но не тут-то было: преемник инфанты Изабеллы (она скончалась 2 декабря 1633 года) маркиз д’Айтона получил из Мадрида приказ как можно дольше удерживать принца в Испанских Нидерландах. Со своей стороны, Мария Медичи не допускала даже мысли о том, чтобы сын вернулся на родину без нее. Переступив через свою гордыню, она начала переговоры с Ришельё; но требование выдать правосудию Матье де Морга и Шантелуба, естественно, оказалось для нее неприемлемым. Шантелуб винил во всем Пюилорана, который за деньги и герцогский титул готов продать их всех. Вечером 3 мая Пюилоран направлялся к своему патрону, как вдруг притаившийся за углом неизвестный выстрелил в него из мушкета. Пуля оставила только царапину, но Гастон сразу понял, кто стоит за этим покушением, и со свойственной ему горячностью устроил обыск у Шантелуба. Ничего не найдя, он всё равно порвал все отношения с матерью. На следующий же день маркиз д’Айтона навязал Гастону договор, по которому он должен был поклясться не заключать мир с Людовиком XIII в ближайшие несколько лет. Герцогу Орлеанскому наконец-то открылась истина: он – заложник в руках испанцев. Его запросто могут выслать в Испанию, а если в Нидерландах поднимется восстание против испанцев, его выдадут французскому королю и Ришельё.

Приходилось хитрить. Но интриги Гастону никогда не удавались. В середине июля он вновь отправился на осаду Маастрихта, но прежде велел своему интенданту финансов Пассару заручиться согласием римского папы стать посредником в переговорах между братьями. Пассар спрятался в карете итальянского аристократа, но при пересечении границы был обнаружен шпионами Ришельё. Пришлось раскрыть карты; зато, не виляя, быстрее пришли к цели. Договорились, что, как только принц вернется во Францию, вопрос о его браке будет рассмотрен согласно французскому законодательству; если он будет расторгнут, Гастон сможет заново жениться на ком заблагорассудится. Ему вернут всё имущество, все владения и пенсионы плюс выделят 400 тысяч ливров на уплату долгов. Пюилоран получит титул герцога и Бурбонне.

Международная обстановка снова осложнилась. Испанцы планировали наступление на Байонну, но Барро вовремя узнал об этих планах и предупредил губернатора господина де ла Саля, входившего, кстати, в его разведсеть. В августе Карл Лотарингский привел подкрепления к Галласу и Пикколомини, противостоявшим шведским войскам под командованием Бернгарда Саксен-Веймарского и Густава Горна. Одновременно шедшая в Нидерланды испанская армия, руководимая кардиналом-инфантом Фердинандом, младшим братом Анны Австрийской, решила сделать крюк, чтобы соединиться с войсками Священной Римской империи.

Имперская армия осаждала Нёрдлинген в Баварии, занимая поросшие лесом высоты. Против тридцати тысяч солдат неприятеля шведы могли выставить только 20 тысяч, к тому же их пехота оказалась отрезана от собственной артиллерии. Маршал Горн предпринял попытку пробиться к городу. Наступление началось на рассвете 6 сентября 1634 года. Шведам удалось смять правый фланг имперцев, однако те перешли в атаку и опрокинули саксонцев. После пяти часов кровавой битвы Густав Горн был взят в плен, протестанты потеряли три четверти армии убитыми и пленными. Среди уцелевших был Шарль де Сент-Мор, герцог де Монтозье – один из французских добровольцев, негласно помогавших союзникам.

В Париже о разгроме протестантов узнали 11 сентября. Уже через шесть часов после прибытия гонца с печальной вестью Ришельё составил «записку для короля». В отличие от всех предыдущих документов такого рода, в которых кардинал излагал свои гипотезы, аргументы за и против, предоставляя королю принять решение, в этом почти каждая фраза начиналась со слов «совершенно ясно, что…». Министру было совершенно ясно, что теперь, когда союз протестантских князей потерпел поражение, Габсбурги всей мощью обрушатся на Францию, и ей придется плохо, если она окажется одна против всех. Война будет долгой, у короля нет достаточно войск, а главное, денег, чтобы их набрать. Кардинал знает, как неохотно его величество входит в лишние расходы, вынуждающие его облагать подданных новыми налогами; однако лучше сделать это заранее, чем потом выискивать средства в пожарном порядке. Пока наши дела не так уж плохи: французские войска контролируют несколько областей в Южном Эльзасе, Филипсбург на Рейне, Кобленц и крепость Эренбрейтштейн. Курфюрст Трирский перешел под покровительство Людовика XIII. Правда, имперцы до сих пор удерживают Брейзах, а вольный город Страсбург может в любой момент позволить неприятельской армии перейти через Рейн. Но если союзники-протестанты, собравшиеся на съезд во Франкфурте, потребуют от французского короля немедленно вступить в войну, лучше, исходя из внутренних интересов королевства, всё-таки выждать несколько месяцев…

Королю 33 года – возраст Христа. А он одинок, бездетен и слаб здоровьем. Его самый верный помощник тоже борется с разнообразными недугами, а вокруг них – завистники и интриганы. Опереться не на кого.

По счастью, герцогу Орлеанскому надоело быть козырем в шулерской колоде. Он решил бежать во Францию, как только представится удобный случай. И случай не замедлил представиться: 8 октября была устроена охота. Ранним утром принц умчался через лес вместе с приближенными и скакал без роздыху до ближайшей к Брюсселю французской крепости – Ла-Капель. На то, чтобы преодолеть 25 лье (около сотни километров), ушло 18 часов; под Гастоном пала лошадь, и он пересел на другую. Стояла лунная ночь, когда беглецы достигли цели. Комендант крепости вышел на стену и велел им остановиться и назвать себя. «Барон дю Бек, не велите стрелять, я здесь с позволения короля и по его воле!» – прокричал Месье.

Зарю нового дня он встретил уже свободным. А вольные города Эльзаса согласились принять французские гарнизоны в обмен на сохранение своей автономии, свободы вероисповедания и соблюдение своих обязательств по отношению к императору. Кольмар же перешел под покровительство французского короля; большая часть Эльзаса была занята французскими войсками.

Встреча Людовика и Гастона состоялась 21 октября в Сен-Жермене.

– Не знаю, страх или радость мешает мне говорить, – произнес Гастон, волнуясь, – но мне ничего не остается, как просить вас простить меня за всё, что было.

– Я вас простил, – великодушно отвечал Людовик, – не будем говорить о прошлом, но лишь о моей великой радости видеть вас здесь.

Через десять дней Гастон был в Орлеане, а 11 ноября прибыл в Блуа. 28-го числа Пюилоран, ставший герцогом и пэром, пошел под венец с племянницей Ришельё мадемуазель де Поншато. Взамен он обещал кардиналу «разженить» принца.

К концу месяца Франция завладела уже почти всем Эльзасом, за исключением Зундгау по соседству со швейцарскими кантонами. Со шведами и Хайльбронским союзом был заключен договор, по которому Франция могла претендовать на Брейзах и города на правобережье Рейна, как только оттуда выбьют имперцев и испанцев. Людовик XIII, со своей стороны, обязался порвать с императором, но при условии, что саксонский и бранденбургский курфюрсты сохранят верность Хайльбронскому союзу. В случае войны с Габсбургами он должен был выставить армию в 12 тысяч солдат и тогда получил бы право заседать в совете Союза. Франция выговорила себе право оказывать покровительство католическим князьям и городам, а ее союзники пообещали восстановить католический культ в завоеванных ими землях.

Договор с Соединенными провинциями было решено продлить. Новый договор был заключен 8 февраля 1635 года: французы и голландцы должны были направить в Бельгию армии по 30 тысяч солдат. Если Бельгия восстанет и провозгласит независимость, новое государство будет пользоваться покровительством обоих союзников, если же нет – они поделят завоеванные земли.

Успехи французской дипломатии надо было отметить. В Лувре шла подготовка «Балета торжеств», и король, как обычно, был поглощен этим процессом. Однако прежде балета в Париже разыгрался совсем другой «спектакль».

Гастон Орлеанский находился в столице, и в среду 14 февраля Людовик пригласил его в Лувр вместе с Пюилораном, чтобы присутствовать на репетиции балета, представление которого было назначено на воскресенье. Пока шла репетиция, Ришельё обедал у канцлера Сегье в обществе принца Конце и нескольких финансистов; за столом находились также дю Фаржи и дю Кудре-Монпансье, фавориты Гастона. Кардинал вызвал их поочередно для некоего разговора, после чего оставил ужинать. Папский нунций Болоньетти, из донесения которого известны подробности этой истории, отмечает, что за столом фаворитам принца достались очень неудобные места. По окончании трапезы Ришельё заявил, что потратил слишком много денег в этом доме, и выразил желание отыграться. Кардинал – картежник? Это было пикантно. Игра началась. Но тут явился посланец короля – сказать его высокопреосвященству, что государь ожидает его в Лувре, чтобы узнать его мнение о балете. Ришельё ответил, что счел бы величайшей честью принять это приглашение, если бы не обсуждал сейчас дела его величества с финансистами. «Обсуждение» продолжилось. Однако вскоре в дверях возник другой гонец, заявивший, что король не станет танцевать, если его высокопреосвященства не будет в зале. Вероятно, это была вторая условленная фраза. Кардинал и принц Конде тотчас встали из-за стола и пошли к своим каретам. Спускаясь по лестнице, Ришельё просил финансистов удовлетворить требования господина дю Кудре-Монпансье, которые он находит справедливыми, и пообещал скоро вернуться. Дю Фаржи он взял с собой в карету. После отъезда его высокопреосвященства канцлер усадил финансистов и дю Кудре-Монпансье в другую карету, где те обсудили все денежные дела, предоставив фавориту принца крупную сумму.

Тем временем привратник запер ворота на двойной замок, но гости, поглощенные возобновившейся игрой, этого не заметили. В скором времени прибыл гонец от кардинала, чтобы объявить канцлеру о его возвращении и просить сделать необходимые приготовления, поскольку его высокопреосвященство желает смотреть комедию. Сегье удивился: где он найдет комедиантов в такой час? Да и сцены в его доме нет… Однако приказ кардинала не обсуждается. Тут явился второй посланный – сказать, что для комедии подойдет комната с двумя-тремя декорациями. Канцлер всё понял и собрал своих людей, чтобы устроить «комедию». В тот момент, когда принц Конце с полусотней солдат занял двор особняка, Сегье вошел в гостиную с командиром своей стражи и объявил дю Кудре-Монпансье, что он арестован по приказу его величества.

Кардинал же, прибыв в Лувр, услал дю Фаржи с каким-то поручением; за ним следом пошел капитан королевских гвардейцев и арестовал его. Король находился в обществе Гастона и Пюилорана. «А вот и господин кардинал, – обрадовался Людовик, – можно начинать танцы». Поскольку в этот момент они проходили мимо апартаментов королевы, он предложил брату зайти поздороваться с ней, велев при этом страже никого не впускать. Его высокопреосвященство, оставшийся наедине с Пюилораном, сказал, что ему надо кое-кого повидать, и ушел. К Пюилорану тотчас подошел капитан гвардейцев де Горд и объявил, что он арестован по приказу короля. Пюилорана отвели в комнату, некогда принадлежавшую Люиню, отобрали шпагу и обыскали, найдя у него несколько писем. Пюилоран спросил, арестован ли Месье, и, получив отрицательный ответ, облегченно вздохнул, однако при этом добавил: «Вот уж королева-мать порадуется!» Его родственник де Шарнизе тоже был арестован, но уже без всяких театральных эффектов.

Разумеется, все эти аресты стали полнейшей неожиданностью для Месье. Людовик лично объявил о них брату, предварительно заверив, что любит его, как сына. Гастон сначала подумал, что это наказание за прошлые прегрешения. А как же слово короля? Но Людовик возразил, что слово свое держит, а фавориты принца повинны в новых преступлениях. На это Гастон ответил уверением, что если обвинения в адрес Пюилорана подтвердятся, он покарает его своей рукой. Братья обнялись и расстались. Месье отправился к герцогу де Гизу ужинать с кардиналом Лавалеттом и господином де Бутилье, а после ужина вернулся в Лувр, где всё еще продолжалась репетиция, и танцевал до трех ночи. А Пюилорана отвезли в Венсенский замок…