Текст книги "Вторая попытка"

Автор книги: Екатерина Тильман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 47 страниц)

– Спасибо, у нас все хорошо! – вежливо ответил Евгений, начиная чувствовать неприятный холодок: если шеф искал его специально, значит, его самодеятельное расследование биографии Тонечки все же привлекло внимание руководства...

– Вы не могли бы зайти ко мне, господин Миллер? – неожиданно сказал шеф. – Мне хотелось бы поговорить с вами...

Как раз этого Евгению хотелось меньше всего! Нетрудно догадаться, о чем будет говорить Гуминский... Но разве можно не выполнить прямой приказ, даже если он выражен в форме просьбы! Евгений внутренне вздохнул, готовясь к неприятному разговору, скомкано попрощался с друзьями и вышел вслед за шефом.

Спускаясь по лестнице, Гуминский ни разу не оглянулся – и Евгений в конце концов разозлился. Какого черта? Не на допрос же его ведут, в самом деле!

По-прежнему идя друг за другом, они дошли до кабинета, и Гуминский долго возился, отпирая его. Потом жестом пригласил Евгения войти, указал на кресло. И начал неторопливо:

– Вы знаете, господин Миллер, меня очень заинтересовала ваша поездка. Дело в том, что я интересуюсь историей знатных родов Шатогории, и если вы согласитесь удовлетворить мое простительное любопытство в отношении семьи Горвич...

Евгений слегка расслабился. Ну, если дело только в этом, тогда обойдется... Главное, не сболтнуть лишнего!..

Медленно и обстоятельно он начал описывать графа Матиуша Горвича таким, каким воспринял его после первого "вертолетного" визита. Шеф внимательно слушал, не перебивая и не переспрашивая. Когда Евгений закончил, он откинулся назад и заговорил:

– Что ж, ваше мнение о графе довольно любопытно, спасибо. Правда меня, когда я задавал вопрос, больше интересовал не граф, а графиня Горвич... как, впрочем, и вас, насколько я понимаю, – Гуминский холодно усмехнулся, глядя, на побледневшее лицо Евгения. – Так что продолжайте, я слушаю...

"Один, два, три... – Евгений буквально слышал насмешливый отсчет невидимого рефери. – Так вот оно что... Четыре, пять... Ну ладно, потягаемся... Шесть, семь... Семь – еще не нокаут!"

Он поднял голову и твердо посмотрел в глаза шефа и заговорил холодно-вежливым тоном:

– Боюсь, что мне трудно будет удовлетворить ваше любопытство. Я действительно интересовался графиней, но граф был весьма неразговорчив, когда речь заходила о ней. Так что если вы уточните, что именно вы хотели бы услышать...

– С легкостью, господин Миллер: я хотел бы услышать все! – в голосе шефа неожиданно зазвенела сталь. – Тем более, что в отношении Антонины Горвич вы и вправду оказались разговорчивее самого графа! – Гуминский достал из папки лист и протянул Евгению.

Евгений, усилием воли заставив руку не дрожать, взял бумагу... и с изумлением увидел ксерокопию своей собственной записки – той самой, что взял у него в аэропорту граф в обмен на дневник! Антонина Завилейски, дата смерти, адрес... Но каким образом...

Видимо, растерянный взгляд, брошенный им на Гуминского, достаточно выразительно отразил его внутреннее состояние, потому что тот уже несколько мягче добавил:

– Ну а если вам трудно выбрать, с чего начать, поведайте для начала, зачем вообще вы написали сей... документ!

– Зачем? Да просто из дружеской любезности, – Евгений надеялся, что его голос звучит естественно. Интересно, может шеф знает и о дневнике с тайником? И о призраке?..

– Вот как? Из любезности? – Гуминский приподнял бровь.

– Ну да, – осторожно продолжал Евгений. – Ведь граф не мог жениться второй раз, пока Антонина числилась пропавшей без вести...

– Ну что ж, мне все ясно, – мягко проговорил Гуминский и неожиданно взорвался – Кроме одного: почему в ответ на вашу любезность граф отплатил вам таким вот "подарком"?!! – с этими словами он достал еще один листок. Читайте! Насколько я знаю, языком вы владеете.

Одного взгляда на документ хватило Евгению, чтобы все понять. Гербовая бумага, крупная цветная шапка – Министерство иностранных дел Шатогории!

Он даже зажмурился от досады на себя. Черт побери, ну надо же было свалять такого дурака! Можно было понять, что граф, едва получив нужные сведения, тут же пошлет запрос о Тонечке... что этот запрос будет секретным, и что он через МИД и полицию почти наверняка попадет в СБ! Ведь именно СБ расследовала самоубийство...

Да, хорош конспиратор, нечего сказать... Так старался скрыть истинную цель поездки – и сам отдал ключ для своего разоблачения! Теперь понятно, почему Гуминский нервничает... Хотя нет, нервничает он все равно чересчур... Или тут кроется еще что-то?

Евгений пробежал глазами документ, ничего не понял, начал внимательно читать с начала. Да, недооценил он Горвича! МИД Шатогории обвинял СБ во вмешательстве во внутренние дела страны, в сокрытии оперативно-следственных данных о пропавших без вести гражданах Шатогории, в ведении агентурной деятельности на территории страны, во вторжении в личную жизнь высокопоставленных граждан Шатогории... доказательства прилагаются... требование возмещения морального ущерба в сумме... ого, губа не дура!.. в противном случае информация будет официально предана огласке...

Чувства графа были явно далеки от благодарности! Похоже, он задействовал все связи и поддержку своей влиятельной семьи, чтобы расквитаться с обидчиком за поруганное достоинство аристократа... Но на что он рассчитывал?..

– Да это же все бред собачий! – Евгений решительно отложил бумагу. И по-моему, вам это известно куда лучше меня!

– К сожалению, известно! И честное слово, я предпочел бы, чтобы это был не бред! Уж если бы мы решили послать вас куда-то с агентурным заданием, то по крайней мере предупредили бы, что при этом можно делать, а что нет! Это обошлось бы нам куда дешевле, чем ваш глупый дилетантизм! Гуминский сердито кивнул на документ.

– Вы что, хотите сказать, что собираетесь платить? – Евгений не смог сдержать удивления.

– А вы как думаете? – Гуминский вскочил и нетерпеливо прошелся по комнате. – Или вы полагаете, что я буду объяснять репортерам, что вы вторглись в чужие владения во время отпуска? По своей личной инициативе?

– Но ведь это так легко доказать! – Евгений даже привстал.

– Сидите! – Гуминский шагнул к нему. – Неужели вы думаете, что у любого пойманного шпиона будут не в порядке какие-нибудь документы? Или что он забудет оформить какое-нибудь разрешение? Нет, господин Миллер, судят не за бумаги, а за действия, и отвечать публично за ваши безобразия у меня нет никакого желания. Подозреваю, что у Яна тоже не будет...

– А он что, еще не знает?.. – осторожно поинтересовался Евгений.

– Узнает завтра. Пока что вы шестой или седьмой человек в стране включая президента и премьера – которые читали эту бумажку. Видите – на ней нет регистрации входа-выхода. Это секретная нота. И будут приняты все – я подчеркиваю, все! – меры к тому, чтобы она не стала официальной!

Евгений подавленно молчал. Да, ситуация оказалась куда серьезнее, чем можно было ожидать! Уж по крайней мере на международный скандал он не рассчитывал...

– Теперь видите, что вы натворили! – Гуминский больше не сдерживался. – А ведь Ян в свое время предупреждал вас, чтобы вы не занимались самодеятельностью в отношении этой эсперки! Или все-таки не предупреждал?

Евгений проглотил комок.

– Предупреждал, – выдавил он из себя. – Но это было так давно... И потом, разве Веренков знал о ее происхождении? По-моему, он имел в виду что-то другое...

– Что бы он ни имел в виду, следовало прислушаться к его рекомендациям – как это делаю я, например! У Яна отличная интуиция и замечательное чутье на опасность, если он говорит "нет", не надо спрашивать, почему! Особенно, если вы дорожите его отношением к вам!

Евгений густо покраснел. До него дошло наконец, что он и в самом деле крупно подвел Веренкова, пусть тот и не запретил поиски прямо, ограничившись общей рекомендацией. Рассчитывал на благоразумие своего ученика? Если так, то Евгений не оправдал ожиданий...

– Я вижу, вы осознали наконец всю серьезность положения, – снова заговорил Гуминский. – Тогда надеюсь, вас не затруднит ответить на ряд вопросов. И прежде всего: каким образом вам стало известно, что Антонина Завилейски и графиня Горвич – одно лицо? Если, как вы сами уверяете, этого не знает даже Веренков!

Евгений внутренне напрягся. Ну вот, теперь-то и начнется... Игра в вопросы-ответы! Не проболтаться бы о главном...

– Ничего особенного мне не стало известно, – осторожно начал он. – Вы же знаете, что Антонина была подругой моей жены. Странно, что вас удивляет наш интерес к ее прошлому! – Евгений сделал паузу, лихорадочно соображая, что же говорить дальше: ведь про Юргена не следует упоминать ни в коем случае! – А то, что она графиня, мы узнали совершенно случайно: жена увидела фото со свадьбы в старой газете. В светской хронике... Я долго не мог поверить, – Евгений почувствовал, что "поймал несущую", и теперь врал раскованно и вдохновенно. – Но имя, страна... В общем, когда я окончательно убедился, что Антонина действительно была графиней Горвич...

– Это когда же? После запроса в МИД? – перебил Гуминский, заставив Евгения в очередной раз вздрогнуть. – Кстати, не советую в ближайшее время видеться со своим приятелем: он как раз доедает валидол после беседы с министром... которую тоже вы ему устроили! Ну так продолжайте: после того, как вы окончательно убедились, вы сели в вертолет... Нет-нет, господин Миллер, если вы сейчас начнете уверять меня, что это была случайная авария, я вас просто выставлю за дверь! Или вы хотите, чтобы я направил опергруппу для осмотра машины? Я понимаю, что пограничники уже делали это, но ведь они не искали того, что буду искать я... – он замолчал и внимательно посмотрел Евгению в глаза. – Ага, так я и думал, следы "аварии" наверняка до сих пор лежат где-нибудь среди инструментов и прочего барахла! Так?

Евгений устало откинулся в кресле и закрыл глаза. Окружающее вдруг стало каким-то далеким и безразличным. Пусть едут куда хотят, ищут что хотят, и вообще – как это все ему осточертело! Возможно, будь на месте шефа Ян, Евгений рассказал бы ему все сразу и без утайки – да и вряд ли тот стал бы так дергаться и нервничать из-за этой дурацкой ноты: наверняка что-нибудь придумал бы! Но говорить дальше с Гуминским было просто невыносимо...

...Очевидно, его мысли отразились на лице, потому что Гуминский резко повернулся к столу:

– Я вижу, у вас нет желания помочь мне в ликвидации последствий вашей самодеятельности. Что ж, тогда лучше будет сделать наш разговор более официальным, – он открыл ящик стола и достал микрофон. – До этого момента наша беседа не фиксировалась. Сейчас я включу запись и еще раз предложу вам последовательно, шаг за шагом описать ваше пребывание в замке графа Горвича – абсолютно все, что сможете вспомнить! Запись будет иметь силу протокола и поможет облегчить вашу дальнейшую участь. Или, в случае отказа, ухудшить ее – и это будет намного легче сделать, учитывая все обстоятельства!

Евгений покосился на микрофон и испытал приступ упрямого отчаяния. Интересно, а если он сейчас возьмет и надиктует на пленку разговоры с Тонечкой? Точнее, с ее астралом... И опишет все подробности ее появления? Евгений ярко представил себе такой разговор и содрогнулся. Ну уж нет! Сразу из кабинета – в психушку! Впрочем, даже не это главное... Что будет с ней?.. Если шеф все же поверит... Ведь призраки исчезают при прямом взгляде – так имеет ли Евгений право привлекать к Тонечке столь пристальное внимание?

– Я не намерен обсуждать частную поездку в официальном порядке, резко ответил он, глядя в лицо Гуминскому. – Если я нарушил закон, пусть с этим разбирается суд! А если вас не устраивает моя работа, есть дисциплинарные меры – которые должны быть подкреплены соответствующими мотивировками. Позволю вам напомнить, что я до сих пор еще в нахожусь отпуске!

– Ну-ну, не горячитесь, господин Миллер. Одной только вашей записки графу будет достаточно, чтобы припаять вам статью о злоупотреблении служебным положением со всеми вытекающими последствиями...

Несмотря на серьезность ситуации, Евгений не мог не улыбнуться: так смешно звучал уголовный жаргон в устах главы СБ!

– Имя и адрес Антонины? – переспросил он. – Тоже мне служебная тайна! Да их любой желающий может по первому запросу получить в архиве управления полиции, причем совершенно бесплатно!

– Может! – Гуминский вдруг перегнулся через стол и приблизил свое лицо к лицу Евгения. Зрачки его сузились, голос изменился так, что Евгению стало страшно. – Может, я не спорю! Но я не собираюсь больше играть с вами в логические игры и жонглировать словами! Напоминаю еще раз: судят не за слова, а за поступки... – Он снова откинулся назад, опустил глаза и принялся засовывать в стол так и не понадобившийся микрофон. – Я задам вам только один вопрос, – заговорил он уже спокойно, не глядя на Евгения, – и после этого отпущу вас догуливать свой отпуск. Только один – но постарайтесь ответить на него честно. Зачем вы отправились в замок? Что вы надеялись там отыскать? Заметьте, я даже не спрашиваю, удалось ли вам это отыскать! Итак?

"Только осторожно!" – подумал про себя Евгений. Вопрос был опасный, он мог спровоцировать расслабление, а расслабляться с Гуминским было никак нельзя! Медленно, тщательно подбирая слова, он заговорил:

– Я и жена хотели узнать побольше о прошлом Антонины. Особенно после того, как узнали о ее происхождении. Согласен, я нарушил рекомендацию, но надеюсь, что мое любопытство простительно. Тем более, что поездка оправдала ожидания, мы узнали многое о ее жизни в Шатогории – Евгений решил пожертвовать частью информации, чтобы спасти главное. – И мне очень жаль, что граф заметил наш интерес и среагировал столь неадекватно...

– Да нет, подозреваю, он среагировал как раз вполне адекватно, Гуминский закрыл папку и поднялся. – Хотя я верю, что у вас хватило ума не выспрашивать у него подробности гибели художника Фельцмана, – Евгений вздрогнул, – или детали ее поспешного бегства из страны. Уверен также, что вы не рассказали ему о жизни, которую его жена вела в общине экстрасенсов, о двоих исследователях, погибших из-за ее дневника, наконец, о ее собственной странной смерти... Но я не сомневаюсь, что Матиуш Горвич достаточно хорошо знал свою жену, чтобы распознать интерес, проявляемый к ее личности. И сделать правильные выводы... Смотрите мне в глаза, Миллер, и попытайтесь мне возражать...

Евгений молчал, не смея поднять глаз. Это была катастрофа. Гуминский беспощадно вытаскивал на свет то, что Евгений хотел бы скрыть подальше и поглубже, и не было никакой возможности прекратить это...

– Как видите, я тоже умею делать правильные выводы. Потому ваш ответ о "сентиментальных чувствах жены" не засчитывается. Даю вам еще одну попытку. Идите, отдыхайте, и если вспомните, зачем ездили в замок, приходите ко мне. Или к Яну – он тоже с удовольствием вас выслушает...

Гуминский подошел к двери, распахнул ее. Евгений поднялся и на ватных ногах побрел к выходу. Он почти не видел шефа, потому что смотрел прямо перед собой, боясь упасть. В голове звенело, и голос рефери продолжал беспощадный отсчет: "...семнадцать, восемнадцать, девятнадцать..."

Евгений плохо помнил, как выбрался из здания института. Наверное, спустился по лестнице, возможно, даже встретил кого-то... но реальность отодвинулась перед кошмаром только что пережитого допроса.

К ночи резко похолодало, и ледяной колючий ветер нес облака, готовые вот-вот просыпаться снегом. Евгений невольно поежился, хотя погода была вполне по сезону. Ну почему в природе все всегда вовремя и по порядку, а люди просто-таки не могут без неожиданностей?!

До гостиницы было рукой подать – но можно ли появиться перед Юлей в таком состоянии? Особенно когда она сама едва начала приходить в себя после нервного шока...

Евгений опустился на ступеньку широкой лестницы, прячась от ветра за каменными перилами. Он понимал, что выглядит странно, но у него не было больше сил, требовалась передышка. Все, что свалилось на него в эти дни могло вывести из строя и более сильного человека...

Гуминский обрисовал условия предельно четко: без подробного рассказа о Тонечке на службе можно не появляться. После Рождества закончится отпуск... и что, что дальше?!

Евгений не мог представить себе жизнь без своей работы. Когда-то, еще в студенческие времена возможность отчисления, даже чисто теоретическая, приводила его в ужас – что же говорить сейчас, когда столько узнано и пережито, когда вся жизнь связана с СБ! Можно ли отказаться от ставшего уже привычным менталитета, возможностей, помощи коллег?..

Да, но... Как тогда быть с неожиданным и почти невероятным открытием? Пожертвовать им, чтобы доказать свою лояльность? И остаться в СБ – но жить с ощущением того, что предал и себя, и доверившегося тебе человека? Да, человека, черт возьми – пусть и в необычном существовании! И если мы милосердны к калекам, то почему здесь должны становиться жестокими?!

От последней мысли Евгения невольно передернуло. Додумался, христианин недоделанный, нечего сказать! Хорошо, что Тонечка его не слышит... впрочем, почему не слышит? Кто знает, насколько сильны ее способности? Перстень-то вовсю светится, только что не сквозь карман...

Но все же астрал неуместен в реальном мире – и Евгений был убежден, что на Тонечку ни в коем случае нельзя пристально смотреть! По крайней мере, пока... Пока не существует устойчивого языка для общения с ней, пока совершенно непонятна ее природа... Ведь даже Юля не смогла поговорить со своей бывшей подругой!

И поэтому все попытки помочь Тонечке должны быть предельно осторожными. Ведь если связь с ней снова оборвется... Сколько она ждала, пока хоть кто-нибудь ее услышит?! Евгений даже представить себе боялся, каково это: разум еще живет и осознает себя вполне по-человечески, но воля уже подчинена законам совсем другого существования... Астрал на грани миров, ошибка, малое смещение. И в этой трещине – жизнь уже ставшего тебе близким человека!

Так что же, послать Гуминского к чертям собачьим и уйти из СБ? Все равно не будет покоя с этой историей, даже Ян не поможет... А в нынешней ситуации чем дальше от любопытных глаз, тем лучше. Работу, положим, найти не проблема, пусть хоть "вольным программистом". И тогда можно возиться с разгадками тайны как угодно и сколько угодно, безо всякого контроля...

Стоп! А без контроля ли? Ведь если шеф думает, что найдено что-то интересное, если он в этом уверен, то что стоит установить за Евгением слежку? Конечно, слежки можно избежать – но можно и не избежать, и кто знает...

Евгений прервал размышления, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Не иначе, его приняли за бродягу или за пьяного! Необходимость объясняться, вообще что-то говорить, вызвала у Евгения тягостное отвращение.

Но этот человек, который так внимательно смотрит на него...

– Сэм?!

– Евгений?

Пожалуй, единственный на всем белом свете, кого Евгений не возражал бы сейчас встретить! Евгений даже смог удивиться – откуда тот взялся? Он попытался подняться навстречу, но едва не упал от внезапного головокружения, и Сэм помог ему удержаться на ногах.

– Евгений, с тобой все в порядке?

Сэм пристально вглядывался ему в лицо. Непонятно, что ему удалось увидеть в полумраке, но в голосе послышалась тревога:

– Евгений, что случилось?! Черт возьми...

– Все в порядке, – ответил Евгений "на автопилоте", но вежливо улыбнуться уже не смог.

Сэм бесцеремонно сгреб его в охапку и потащил к поребрику, где стоял автомобиль. Распахнув дверцу, он помог Евгению влезть. Тот вяло подумал, что если ехать предстоит дольше пятнадцати минут, то из машины его Сэму придется выносить... да, кстати!

– Куда мы едем?

– Ко мне домой, – не допускающим возражений тоном ответил Сэм. – А потом... не знаю. Ты бы на себя со стороны посмотрел!

– И как я выгляжу? – с проблеском интереса спросил Евгений.

В ответ Сэм молча повернул к нему зеркало. М-да! Пожалуй, это настоящее счастье, что он встретил сейчас Сэма...

Дальше все поплыло. Евгений смутно помнил, что Сэм вытаскивал его из машины и говорил что-то, потом они шли, поднимались куда-то на лифте, а Сэм все время поддерживал Евгения и опять что-то говорил...

Проснулся Евгений в час ночи, чувствуя себя почти нормально. Даже странно, что такая короткая передышка настолько помогла ему. Сэм не спал, сидел в кресле у торшера. Почувствовав взгляд Евгения, посмотрел на него поверх раскрытой книги.

– Ты знал, что встретишь меня? – был первый вопрос Евгения.

– С большой вероятностью. Собственно, я тебя искал.

– Спасибо тебе!

– Не за что, – усмехнулся Сэм. – Хочешь есть?

Евгений хотел, даже очень. Но вначале надо было позвонить Юле. Если она не легла спать одна, будет беспокоиться из-за его отсутствия...

К счастью, Юля еще не успела встревожиться. Голос ее был совершенно спокоен, и Евгений понял, что она послушалась его совета и приняла на ночь лекарство. Он мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность: ведь если бы не это, Юля давно почувствовала бы его состояние! Но транквилизаторы не только снимают страх и напряжение, но и несколько ослабляют парапсихические способности...

Евгений предупредил, что задержится еще на некоторое время, и пожелал спокойной ночи. Про Сэма он говорить не стал – не для телефонного разговора такое сообщение...

...В кухне было тепло и уютно, цветной абажур приглушал свет, пахло какими-то незнакомыми пряностями, свежесмолотым кофе... и все произошедшее в институте вдруг показалось Евгению просто дурным сном! Может, и не было никакого допроса? И шеф ничего не знает о его запретных исследованиях? И не ставил ему жестоких ультиматумов, на которые нельзя найти ответ?..

Сэм возился у стола, раскладывая на противне нарезанные ломти мяса и посыпая их сверху зеленью. Не отрываясь от своего занятия, он предложил Евгению "устраиваться где удобнее и подождать немного – скоро все будет готово".

Евгений присел сбоку от стола, огляделся. Да, похоже, Сэм нашел новое место в этой жизни! Выглядит если не счастливым, то довольным и успокоенным. И экстрасенсорные способности отнюдь не растерял – встретил же вот Евгения, узнав заранее о возможности этой встречи...

А интересно, он один сейчас живет? Скорее всего, да: квартира совсем маленькая, однокомнатная. Впрочем, это все дело переменчивое...

Евгений испытал неожиданную досаду – как будто Сэм вот этой своей тихой домашней радостью каким-то образом предавал Тонечку! Такая любовь, черт возьми, такие страсти – и через какой-нибудь год уже все забыто... А она тем временем пытается выбраться из неизвестной реальности хоть куда-нибудь – не к людям, так к смерти!

– Что с тобой? – неожиданно спросил Сэм. – Почему ты на меня так смотришь?

Евгений смущенно мотнул головой: ничего, мол, показалось! Да, что-то он далеко зашел в своих философствованиях, если упрекает человека всего лишь за то, что тот доволен жизнью!

...Из духовки умопомрачительно вкусно запахло жареным мясом, и Сэм аккуратно расставив на столе посуду, извлек горячий противень.

– Ешь! – почти скомандовал он. – И приходи в себя...

Евгений послушно взялся за вилку. Даже странно было, что Сэм ни о чем не спрашивал. Неужели не любопытно? Или – Евгений слегка вздрогнул – он и так все знает? Предсказатель же... Да нет, глупости, никакое предсказание не работает так точно и на таких запредельных вероятностях!

Через полчаса, когда Евгений снова стал способен воспринимать окружающее не только желудком, Сэм отодвинул тарелку, разлил кофе и решительно потребовал:

– Ну вот, а теперь рассказывай!

– М-м?

– Что произошло? По твоему убитому виду можно предположить, что тебя как минимум уволили! Или с Юлей поругался? Впрочем, в это слабо верится...

Евгений пристально взглянул на Сэма. Интересно, он просто с первой попытки догадался? Или все-таки кое-что знал заранее о сегодняшних событиях?

Сэм понял его взгляд. И произнес отчетливо, медленно и подчеркнуто спокойно:

– Я знаю – знал! – что у тебя служебные неприятности. Знал, что ты будешь сегодня вечером возле вашего института. Еще я очень давно понял, что с Юлей вы сойдетесь сразу и накрепко, и... она ведь ждет тебя сейчас, да?

– Я позвонил ей, – коротко объяснил Евгений, – еще перед ужином. Сказал, что задержусь...

Сэм мимолетно улыбнулся.

– Хорошо, ты не зря ей понравился! Я так понимаю, вы путешествовали? Только что вернулись? – Евгений кивнул... и отшатнулся в испуге. Потому что Сэм вдруг стремительно наклонился к нему и заговорил невероятно изменившимся голосом, с болезненным отчаянием, невероятной надеждой и каким-то суеверным страхом: – Но черт возьми, где вы могли видеться с Тонечкой?! Или я схожу с ума? Или меня обманывали? Ведь она же умерла год назад!!!

...Комнату освещал только близкий уличный фонарь, да мелькали то и дело на потолке отсветы фар проходящих машин. Большой город не засыпает даже ночью – и поэтому, наверное, городским жителям труднее верить в тайны.

Но Сэм поверил Евгению сразу. С первых слов, с первых неуверенных предположений. Он не задавал вопросов, не перебивал, и только нетерпеливо дергался, когда объяснения становились слишком уж долгими и подробными...

Евгений рассказал Сэму все, что случилось в замке Горвича. Все, вплоть до разговоров с астралом Тонечки и авантюрного бегства из замка. Он не думал о последствиях: какие, к черту, раздумья, если последствия все равно непредсказуемы?! Тем более, что прямо или косвенно Сэм мог помочь возобновить контакт с Тонечкой...

Сэм слушал молча, и на лице у него появилось выражение какого-то пронзительного счастья, почти граничащее с болью. Да, он любил ее, и не было его вины в том, что это закончилось так трагически...

– Как же это справедливо, что ей дана вторая попытка! – сказал он наконец.

– Вторая попытка? – Евгений удивленно посмотрел на Сэма. – Это мне не приходило в голову. Я вообще не уверен, что это не было галлюцинацией.

– Доверься-чувствам-отключи-компьютер! – воскликнул Сэм. – Ну, скажи, скажи положа руку на сердце: ты ведь веришь, что это была не галлюцинация?!

– Положа... что? – не понял Евгений.

Сэм невольно улыбнулся:

– Это буквальный перевод. Имеется ввиду: скажи честно.

– Говорю честно. Несомненно, некий информационный эквивалент, душа Тонечки, проще говоря, действительно существует. А вот с его носителем... надо разобраться. Это что-то непонятное!

Сэм не ответил – и в его молчании Евгению почудилось что-то очень серьезное. Неужели он уже что-то понял? Или увидел в будущем? Ну, и есть ли для Тонечки хоть какая-нибудь надежда? Или лучше сразу махнуть рукой на безнадежные попытки и, пока не поздно, вернуться в институт? Впрочем, выскажи Сэм такой печальный прогноз – вряд ли Евгений поверил бы ему!

Однако Сэм ничего не сказал. Он молча поднялся, включил торшер, принес из прихожей пачку газет. Небрежно растряс их по полу, отложил одну газету, другую...

Евгений с нарастающей тревогой следил за его действиями. Что он ищет? Неужели Горвич все же выполнил угрозу и предал скандал огласке? Но это значит... о, господи!

Да нет, не может быть, номера-то все старые! Двух-трехдневной давности! Но тогда в чем дело?

– Сэм, ты чего? – почти жалобно спросил Евгений.

Но тот уже стоял перед ним, показывая крупный заголовок: "Гибель Лантаса: трагическая случайность? Или..."

– Что? Лантас убит? Когда? – Евгений даже приподнялся со стула. Конечно, в последние дни ему было не до газет, но прозевать такую новость... До Северина Лантаса, кандидата на пост Генерального прокурора, пытались добраться уже давно, но тот всегда был настороже – как и полагается закаленному борцу с коррупцией и организованной преступностью. Выходит, не уберегся...

– С каких это пор ты стал интересоваться политикой? – не мог не удивиться Евгений, принимая газету. Сэм не ответил, и Евгений быстро, скорочтением, проглядел статью, схватывая основные моменты. Как, разве это не убийство? Банальный несчастный случай? Даже странно: настолько своевременным он был кое для кого! Неудивительно, что репортеры посходили с ума... Но какая ирония судьбы: столько времени успешно избегать пуль наемных убийц – и умереть от смещения шейных позвонков, скатившись с лестницы в собственном доме!

С лестницы... Евгений вдруг замер, пораженный невероятной догадкой. Когда это случилось? Газета позавчерашняя, значит, три дня назад... Здесь должны быть фото, где же они? А, вот: продолжение репортажа...

Евгений лихорадочно перевернул лист. Да, фотографии были, и не одна! Но он сразу впился взглядом в самую крупную: распростертое на ступенях тело, одна рука судорожно сжимает перекладину перил, вторая неловко откинута. А лицо... Искаженное страхом и болью, оно мало напоминало привычный образ несгибаемого политика – но именно таким оно и было в ту ночь, когда Лантас увидел, какая смерть угрожает ему! Неудивительно, что Евгений не узнал его тогда, хотя и видел прежде не раз в телевизионных выступлениях...

Ошибки быть не могло – если бы остались хоть какие-то сомнения, остальные фотографии рассеяли бы их. Несколько видов рабочего кабинета, и главное – розовый с белыми колоннами особняк, так запавший в память...

Евгений поднял голову... и наткнулся на взгляд Сэма. Странный это был взгляд: безумно усталый, словно бы все понимающий – и в то же время бессильно сопротивляющийся этому пониманию...

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а потом Сэм сказал очень спокойным голосом:

– Это я его убил. Точнее, до сих пор был уверен, что я. Управление случайностями... будь оно проклято! Если бы я только знал, что она хоть каким-то образом причастна к моей работе...

...Минут через десять Евгений обнаружил, что сидит на полу на рассыпанных газетах. Торшер был погашен, а Сэм, отвернувшись, стоял у окна, за которым уже начинался рассвет. Обстановка комнаты снова выглядела незнакомой. Наверное, это был всего лишь эффект сменившегося освещения но Евгению показалось, что сказанные Сэмом страшные слова изменили все кругом до полной неузнаваемости!

Евгений с трудом взял себя в руки, пытаясь хоть как-то осмыслить услышанное – и отказываясь верить! Выходит, Сэм все время был связан с Тонечкой? Сам того не подозревая, подчинял ее своей воле, заставлял убивать? Ничего себе... Сколько же человеческих жизней на счету этого смертоносного дуэта? А ведь список все растет, вот буквально только что Лантас... а кто будет следующим?

Евгению стало страшно. Да, рано он радовался за Сэма! Мог бы и раньше забеспокоиться – ведь прекрасно знал, насколько тот не приспособлен к обычной размеренной жизни, особенно в одиночестве! Ужасная догадка об источнике неожиданного благосостояния превратилась в горькую уверенность. Ясно, кому нужна была смерть Лантаса – не Сэму же, в самом деле! Он так, исполнитель... Впрочем теперь ясно, что исполнителем можно назвать скорее Тонечку...