Текст книги "Реки Судьбы (СИ)"

Автор книги: Екатерина Селезнёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Ква-Ква! Знай наших! – и засмеялась.

Соседка по мозгам также смеялась, потом вздохнула:

– Всё неправильно! Я тебя позвала, думала, что заменишь, а ты разбудила. Я не хочу жить. Ты другая, сможешь.

Вера какое-то время соображала, что именно она сможет, но решила согласиться. Жить-то хочется!

– Ага, смогу. Помоги встать!

– Не-ет, больно! Ты что, не понимаешь, у нас одно тело на двоих?

Сложно, конечно, и вроде невозможно, но она жива и, следовательно, всё можно решить. Вера решительно прошептала:

– Ничего, мы поладим. Помогай! – но, как в песне «а в ответ тишина», она расстроилась, куда же делась её соседка? – Эй, ты где!

Рамсей, который уже пришёл в себя напряжённо слушал её шепот, потом опять что-то начал кричать и трясти её.

– Эр, лан? Эр лаинг. Марф! Эрл?!

– Ты, припадочный, прекрати! – Вера с трудом сдерживалась, чтобы не кричать, боль от сотрясения тела расползалась по сознанию. Скоро её организму надоело сопротивляться, и наступила благословенная темнота.

Её привели в чувство, похлопывания по щекам. Открыла глаза. Судя по свету, льющемуся из окна, на улице был день. Очень старая женщина поставила недалеко от неё чашку, из которой пахло варёным мясом. Вера отвернулась, её так мутило, что она не могла даже думать, о еде. Старуха нахмурилась, покачала головой и закричала:

– Рамсей!

Подошёл знакомый красавчик с чёрными перьями, выслушал старуху и стал сдирать одежду с девушки. Вера оторопела. (Ну, хоть бы что-нибудь сказал, ведь нельзя же так, я не вещь!) Однако её возмущение можно было демонстрировать только верчением головы, что она и делала, но когда тот содрал всю одежду, она закричала:

– Прекрати! Ты что делаешь, хам?!

Однако, тот, нагло усмехнувшись, прикоснулся к груди и сжал её, потом не удержался и поласкал грудь. Он отошёл и осмотрел раздетую девушку и бархатно проворковал:

– А лан тай, Лилдах?

Потом подошёл ближе и его руки блудливо поползли вниз. «Вот ведь подлость какая, прикосновения чувствую, а дать в морду не могу!», – подумала Вера, в это время он поласкал её лобок, и она завыла:

– Ты-ы! Гад! Не смей! Подонок!

Девушка была убеждена, что та, внутри неё, поможет, но тишина внутри насмешливо отзывалась эхом «сама-ма-ма», и тогда, чуть не потеряв сознание от боли, Вера подняла голову и плюнула в лицо красавца. В ответ злой смех и пощёчина.

– Как посмел?! – ахнула она и не удивилась, когда та внутри неё тоже изумилась. Нет, не изумилась, а чуть второй раз не умерла от возмущения.

Вера взбесилась, а так как папы рядом не было, и одёрнуть было некому, она взвыла:

– Связанных бить, мерзавец?! Ну всё, я тебе все причиндалы поотрываю, как встану! Хрен моржовый!

Выслушав её, Рамсей, видимо, догадался, что она имеет в виду. Трудно не догадаться когда лицо дышит презрением и ненавистью. Он зло скривился и грубо ущипнул за сосок. Вера завизжала, поразив Рамсея ультразвуковой волной. Он отскочил, зажав руками уши, но как только она замолчала, наклонился к ней и… укусил её грудь, потом поцеловал укус.

– Таолрг, Лилдах? М-м-м? – промурлыкал он.

Задыхаясь от ненависти, она прохрипела:

– Я ведь встану, извращенец! Не сейчас, но встану. Ненавижу, мерзавец! Я тебе все зубы выбью! Ты у меня не только кусаться – жрать разучишься!

Рамсей нагло оскалился, внимательно посмотрел ей в глаза и удивлённо хмыкнул. Что-то спросил, потом протянул руку к груди, и Вера завыла, как бензопила. К ним подошла какая-то старуха, и что-то сказала ему, Рамсей огрызнулся. Вере зажали нос и что-то влили в рот. И сразу обрушилась темнота.

Проснулась Вера в постели, на краю которой сидел Рамсей. Как только тот понял, что она проснулась, достал какой-то прибор и шприц-пистолет и показал ей. Он с усмешкой взглянул на неё.

– Ливай?!

 Она ждала, что будет дальше. Фыркнув, Рамсей сделал укол, и тут же подключил прибор, от которого отходили провода, заканчивающиеся маленькими шариками. Эти шарики, он воткнул ей в уши, в ноздри.

«Дождалась, идиотка!», – подумала Вера, потому что на неё обрушилась дикая головная боль. Тело вспыхнуло, у девушки возникло ощущения, что её обварили изнутри. Кишечник самопроизвольно освободился. Вера угрюмо усмехнулась, когда почувствовала, что та внутри её была в ужасе от этого.

– Ничего, пусть моют. Я встану! – просипела она и рванулась.

Гаснущий в сознании крик «Не-ет!».

Темнота. Боль. Тело скрутила судорога, её вырвало. Очнулась оттого, что её мыли.

– Ты что, гадина, мешаешь?! – спросила она ту, с кем делила тело, но та молчала и только всхлипы. – Прекрати! Мы встанем.

Её соседка по мозгам испугано шептала:

– Я так не могу, это не возможно! Гадко… грязно… Он, мерзавец, пытался возбудить тебя. Как ты это терпишь? Это омерзительно! Такое унижение!!

– Плевать! – рявкнула она, дикий гнев позволил чётко сформулировать насущную проблему. – Главное встать!

Её соседка удивлённо прошептала:

– Уж не знаю, как ты с этим справляешься? Девочка, теперь ты можешь понимать наш язык. Это он сделал и чуть не убил тебя. Негодяй! Я не ошиблась в тебе. Живи!

– Слушай, я не знаю, кто ты, но плюнь на то, что они сделали. Нас двое, и мы – сила! Помоги встать. Давай! Мы им ещё покажем. А этому мерзавцу, я руки оторву. Вот увидишь!

Она напряжённо ждала ответа, но услышала разговор в комнате. Старуха, которая ухаживала за ней, бурчала на Рамсея:

– Ты сошёл с ума! Никто не вводил такое количество информации.

– Ничего, скоро очухается. Кто же она? А как похожа… Марф! Не могу забыть, как она плюнула в меня. Мерзавка!

– А если она не очнётся? Ты видел, какая у неё реакция?

– Хорошо хоть не визжит. Даже не представлял, что так можно орать! – Рамсей гневно засопел. – Хотел бы я знать, Лилдах тоже так могла?

Вера обеспокоенно задумалась, а что бывает другая реакция? (Вот бы на Земле каждый раз перед экзаменом, ты колол себе знания, а потом бежал в сортир и освобождался от избытка информации). Она представила, как слила бы в унитаз политэкономию, этику, проклятую латынь, которую заставила её изучать мать, еще пару предметов и засмеялась.

– Забавно! – проворчала старуха. – Она, судя по приборам, ещё без сознания, а смеётся.

– Нет, она спит! – возразил Рамсей.

Вера сквозь неплотно закрытые ресницы обнаружила, что они оба смотрят не на неё, а на приборы. За спинами приборов не было видно, Вере всё равно очень хотелось узнать, что они показывают. Рамсей резко повернулся к ней, и Вера немедленно плотно закрыла глаза. Не обращая на неё внимания, Рамсей проворчал:

– Не волнуйся! Нормальная реакция у неё реакция. Я, когда получал информацию в Исме[1], тоже весь обделался.

– Это потому, что ты не сообщил им свои параметры, – возразила старуха.

– А ты что же, хотела, чтобы я всем сообщил, что нарушил изгнание? Надо начинать, нечего тянуть!

Незнакомый запах медикаментов заставил Веру открыть глаза, она лежала на гладком стеклянном столе.

– Не-ет! – крик в сознании.

– Послушайте… где я? – в отличие от своей соседки, Вера не испугалась, так как не знала, что это такое. – Кто вы? Что вы собираетесь делать?

Парень с усмешкой осмотрел её.

– Ну вот, а ты боялась, что она загнётся. Нет! Из царствующих Семей все крепкие, – парень тронул Веру за плечо, потом снисходительно пошлёпал по щеке. – Слушай, ты должна быть мне благодарна.

– Неужели?!

– Ты ведь лежала в коме три месяца. Уже было объявлено о твоих похоронах, а я тебя спас. Официально тебя сожрали хищники.

Этот тон, его презрение окончательно добили ту Веру, которую много лет создавали её родители, не зная, что под этой оболочкой живёт совершенно другая личность, которая, когда Вера волновалась вырывалась наружу, поражая всех лингвистическим кошмаром, как это называл отец. Теперь именно настоящая Вера холодно осматривала Рамсея. Старуха, заметив, как прищурились глаза девушки, тронула Рамсея за руку, но опоздала, а их пленница нежным голосом, брат такой голос называл голосом сирены, почти пропела:

– Утешил. Не жди благодарности, засранец.

Сочетание чарующего голоса и резкости слов заставили Рамсея нахмуриться и резко ответить:

– А мне она и не нужна, ты оплатишь своё спасение. Так что, мы у тебя кое-что заберём, – он осмотрел её с ног до головы. – Не ожидала?! А?!

(Это что же, меня резать собираются?) Вера взглянула на старуху и обнаружила, что на её лице маска, а на руках прозрачные перчатки, а на теле какой-то синий мешок.

– Органы? – теперь она поняла, что её соседка сразу догадалась, что их общее тело находится на операционном столе.

Вера не усела испугаться, потому что изумление парня было таким искренним, что она успокоилась.

– Идиотка, зачем нам твои органы?! Нам нужны яйцеклетки Царствующей Семьи.

Старуха попыталась успокоить её.

– Всё равно, если бы ты не вышла из комы, у тебя бы просто вырезали яичник. Мы возьмём аккуратно… несколько яйцеклеток.

– А если я не дам согласия? – и крик… далеко в сознании «Не-ет!»

– А я и не спрашиваю! – он захохотал. – Я тебя ставлю в известность.

Девушка угрюмо посмотрела на него, с чего бы это он веселится? Однако та, которая была в её сознании, билась в истерике:

– Запрети! Запрети! Нет!! Нет!!

«Интересно, как это я смогу сделать?», – мысленно прошептала Вера и попыталась пошевелиться, но безуспешно. Да и та, внутри, не собиралась ей помогать, значит надо самой, наверное, поэтому, она почти спокойно спросила:

– Что с яйцеклетками сделаете?

– Оплодотворим… Моей спермой. Думаю, что у тебя хватило ума догадаться почему, – Рамсей ядовито усмехнулся. – Смотри-ка, заговорила голосом Лилдах, а то я даже растерялся.

«Не на таковскую напал!», – подумала Вера. Она, несмотря на требования родителей пользоваться машиной, ездила в институт на общественном транспорте, решив быть самостоятельной после поступления в институт. Дома она этому не могла научиться, и Вера использовала, маршрутки, в качестве начальных классов школы жизни. Именно там она научилась ставить на место наглецов. Девушка пристально осмотрела Рамсея с ног до головы, и скучающе осведомилась:

– Вроде бы не урод, что же это тебя так колбасит?

Рамсей растерянно заморгал, и осведомился:

– Что?! Колбасит? Это что за несуразное выражение?

И опять голос сирены сочувственно поинтересовался:

– Тебя, что женщины избегают?

– Меня?!! – он ошеломлённо сглотнул и, видимо от глубоких переживаний, потеряв голос, пискнул. – Избегают?

Сладкий голос сирены поинтересовался:

– У тебя, болезнь какая, или ты только связанными наслаждаешься?

– Мерзавка! – он отскочил от неё и несколько раз рявкнул успокаиваясь. – Мерзавка, мерзавка!

Вера широко улыбнулась и пропела:

– Бе-едненький, тебе старшие запрещают, а ты тайком. А и правильно! Хорошее это дело связанных трахать. Это надо же, любитель БДСМ!

– Какой БДСМ? – Рамсей покраснел и стал задыхаться.

 Надежды Вера на то, что его хватит инфаркт, не оправдались, старуха его чем-то напоила, и зря, потому что Вера не собиралась останавливаться, и, голосом сладким, как мёд, пропела:

– Маленький мальчик любви захотел, но был маловат у него…

Продолжить ей не удалось, её экзекутор завыл, как припадочный, а соседка по мозгу закричала:

– Запрети!!

Из-за этого Вера поперхнулась, это, как ни странно, вдохновило Рамсея, который холодно провещал:

– Не знаю, о чём ты, но я теперь самый старший и лучший в Семье!  – он зло скривился. – Мне плевать на их запреты. Я первый готов к новому. Молодой и первый.

– Запрети!! – опять крик в сознании.

Вере всё это не понравилось, соседка по мозгам только стенает, а у этого Рамсея комплексы роились один на другом. Одно утверждение, что он лучший, стоило направления к психиатру, поэтому она решила немного прочистить мозги этому юному пионеру.

– Ты, тормоз! Я не та за кого ты меня принимаешь.

– Да неужели?! Я всё понимаю и всё могу!

– Болезный, ты бы у своей бабушки поинтересовался, что да как. Бабуль, ты ему случаем не Виагру дала?

Старуха испуганно прошептала:

– Что за Виагра?

Сирена тут же нежно пояснила:

– Средство от полового бессилия, говорят и понос лечит, а некоторым ума добавляет.

Рамсей, видимо выросший в атмосфере любви и восхищения, был не готов, к плевкам в его изнеженную душу. Он какое-то время скрежетал зубами, потом дышал, как слон, страдающий приступами астмы, сжимая и разжимая кулаки. Старуха опять дала ему что-то выпить, и Рамсей срывающимся от ярости голосом провещал:

– Хорошо, что ты не Лилдах, убил бы! Думаешь, что я не снял параметры мозга? Ты вообще неизвестно кто, и непонятно, как попала в это тело. Да и выражаешься… Кстати, где ты такого набралась? Вот что значит трахаться? Я проанализировал и подозреваю, что это как-то связано с сексом.

– Хорошо, хоть подозреваешь, анализатор недоделанный. Ты бы попрактиковался, взял бы свой член в свои кривые ручки потрахал себя.

– Мерзавка!!! А-а!!

– Насильник!

– Что?!! Кому ты нужна? Это тело Лилдах. Тело этой…– он не договорил, захлебнувшись от ненависти, и выдохнул, – предательницы!

– Новости, – прошептала она, не обращая внимания на этого женоненавистника, – значит я в твоём теле, Лилдах. Это за что же он тебя так ненавидит?

Жар окатил Веру с ног до головы, странный гул в голове, и крик:

– Отдаю всё. Останови зло!

– Не-ет! – закричала Вера. – Прекрати! Вместе. Мы сможем!

Рамсей встревоженно смотрел на девушку, он не слышал той, кто кричала в её сознании, но слышал крик Веры.

– Я давно мертва. Потратила всё. Живи! – прошептала ей соседка.

– Что значит, потратила?! – возмутилась Вера.

– Значит, ты остаёшься одна.

– Нет!! – завопила Вера.

Старуха испуганно пробурчала:

– Рамсей, разберись, что с ней происходит, я же стерильная!

Красавчик рванулся к девушке, пытаясь помочь, но Вера билась в привязавших её ремнях и кричала:

– Нет-нет! Не уходи! Нет! Живи! Мы справимся.

Старуха внимательно посмотрела на приборы:

– Рамсей, смотри, что-то происходит с сознанием, она реально с кем-то разговаривает.

Прошло несколько секунд, прежде чем тот очнулся и бросился к приборам. В теле Лилдах были два сознания, о таком Рамсей никогда не слышал. Он бросился к инфу, листая справочную информацию, но ничего подобного не обнаружил и взвыл, опять бросился к приборам. Сердце девушки билось всё медленнее.

– Тара, уколы! Иначе она загнётся.

Девушка ничего не видела и кричала уходящей:

– Так нечестно, это твоё тело. Бери его и живи!

– Поздно.

– Я не боюсь! – Вера зарыдала, она была в ужасе. Как жить, зная, что из-за тебя кто-то умер? – Это не честно! Твоё тело – тебе и жить.

– Я не ошиблась в тебе!  – раздался усталый шёпот соседки по мозгам. – Всё угадала правильно. Девочка, это твой шанс и мой выбор. Я… мне… Девочка, не разрушай лучший поступок в моей жизни! Не забудь, про зло! Прощай, теперь ты сама. Я никогда не умела так свирепо хотеть жить, как ты. Ухожу.

– Не смей! – вопила Вера. – Стой!!! Что остановить? Живи! Люби!

Опять темнота и боль. Очнувшись, не могла открыть глаза, но слышала обеспокоенные голоса.

– Ну и что это было? – спросила старуха.

– Ты не поверишь, Лилдах ей что-то передала. Я это видел на приборах, – голос Рамсея дрогнул, а потом зазвенел от ненависти. – Лилдах, наконец, сдохла, а эту оставила… бросила… Предательница, и эту предала! Почему же эта оказалась в её теле?

– Откуда она? Почему у неё тело Лилдах? Как она сюда попала? – беспокоилась старуха.

– Да откуда я знаю?! – взбесился Рамсей. – Я никогда о таком не слышал, и в инфе ничего нет.

– А вдруг её ищут!

– Нет! Уверен, что нет! Похоже, её как-то призвала Лилдах! Эх, тварь! Столько умела, а всё унесла в могилу! Тара, эта не хотела, чтобы Лилдах уходила, – волнуясь, проговорил Рамсей. – Идиотка! Ей дали шанс жить, а она что-то про честь бормотала. Идиотка!

– Ведь Лилдах была в Харрате, она бы не призвала кого угодно, – старческий голос дрожал.

Вера не могла говорить, только молча плакала. Рамсей пальцами стёр её слёзы, а она окатила его волной ненависти. Парень угрюмо взглянул на неё.

– Да, нет, это не Лилдах! Та не умела так ненавидеть. Дай ей волю – убила бы. Тара, проверь приборы!

Рамсей испытал сильный приступ головной боли и взбесился. Последнее время эти боли его мучили довольно часто. Он из-за болей никак не мог проанализировать своё состояние, да и некогда было, надо было продумать и осуществить план похищения тела Лилдах, а потом заявить всем о том, что он лучший. Он не понимал чужую, которая хотела уйти из-за каких-то принципов (Тоже мне… изображает дорима), и ещё сильнее возненавидел Лилдах. Голова болела, не позволяя думать, он привычно проглотил анальгетик, и пробормотал:

– Надо давно проверить чипы, явно барахлят. Тара! – старуха повернулась к нему. – Я в бредни про Харрат не верю. Начинай операцию.

– Эта девочка не Лилдах. Откажись от задуманного, тебя не простят, если узнают. И ещё…, у неё же были перебои с сердцем.

Рамсей раздражённо отмахнулся.

– Это была растерянность мозга, в котором было два сознания. Марф, вот бы что изучать! Тара – это же не вероятно! Такие возможности. Можно было бы стольких спасти!

– Рамсей! – у старухи задрожал голос. – Ты же талантлив, вот и изучай. Если такое произошло, это же открытие! О тебе узнают, ты сам понимаешь, что это прорыв в медицине. Рамсей! Надо выяснить всё, я помогу.

Он раздражённо посмотрел на неё.

– Не глупи! Зачем мне это? Я – сын Царствующей семьи. Старший сын! Обо мне узнают, как положено. Я – наследник!

– Да кто спорит? Но ты так талантлив! Можно ведь проанализировать… – старуха пыталась пробудить в нем интерес исследователя.

– Хватит!!! Пусть другие ковыряются в анализах, – его злило высказывание Тары, потому что после всего, что он совершил, ему нужна была только власть. – Обо мне и так узнают, когда придёт время. Для всех, она – Лилдах! Мне нужны яйцеклетки. Хватит стенать! Ну, что там по анализам?

– Ничего не изменить, ничего… – и Вера застыла. – Прощай, Лилдах, спасибо за вторую попытку!

Тело чувствовало какие-то уколы и холод то ли стекла, то ли металла. Вера воспринимала это отстранённо, она никак не могла прийти себя после ухода, той, кто подарил ей тело и жизнь.

– Следи за ней, – прошептала старуха.

– Всё нормально! – огрызнулся Рамсей. – И вообще, что ты дёргаешься? От этого никто не умирал.

– Ну, всё! Я вам это припомню, – просипела она, внезапно всплыл насмешливые слова брата «Ты же привыкла жалость и вину эксплуатировать». – Смогу, сама.

– Марф! Тара! Спазмолитики! Смотри, у неё реакция!

Боль. Она лежала, обливаясь потом, и молчала. Рамсей взглянул на её посеревшее лицо.

– Кричи, тебе же больно! Будет легче. Марф, почему же не действуют обычные обезболивающие?! Тара, разберись наконец! – он лихорадочно перебирал какие-то ампулы.

– Пошёл ты, подонок! Я тебе всё припомню, – и закусила зубами губы, она назло не столько им, сколько своей слабости, молча терпела.

Уже на грани реальности, проваливаясь в темноту, услышала голос старухи.

– У неё в готовой стадии находятся три яйцеклетки. Чудная девочка! Сильная. Для анализа можно забрать ещё штук десять. Введи анальгетики. Смотри, она же всё чувствует.

– Не кричи на меня, я и так тороплюсь! – огрызался Рамсей.

Очнулась в темноте. Тишина. Она не знает, сколько так пролежала. Повернула голову, в рот ткнули какую-то трубку, сделала несколько глотков. Сковывающая голову боль отступила. Открыла глаза, на неё тревожно смотрела старуха.

– Девочка, я помогу тебе! Попробуешь разбудить тело? Это теперь только твоё тело. Давай! Только будет очень больно. Твоё тело почти сдалось.

– Сама! – прохрипела Вера.

– Не сможешь без помощи, – старуха покачала головой.

– Смогу. Сама!

Уколы, боль. Массаж. Боль. Казалось, боль длится года.

Впервые села. Муть перед глазами. Кровь из прокушенной губы. Какие-то тренажёры.

Уколы. Боль. Массаж, опять боль.

Попытка открыть глаза. Тошнота. Тренажёры. Голос старухи. Еда без вкуса. Желание жить.

Массаж, опять боль. Тренажёры.

Спустя несколько дней она уже сидела. Глаза не открывала – опыт показал, что попытка открыть глаза кончается почему-то рвотой.

Теперь новая попытка встать. Боль.

Долгие тренировки в полной темноте. Было ощущение, что она врастает в это безвольное тело. Это тело не знало, какой у неё был опыт, что ей знакома усталость, которая никогда не покидает тех, кто хромает. Чтобы понять, что такое усталость тела, надо хотя бы однажды стать беспомощным.

Вера не могла отказаться от второго шанса, тем более что та, которая его подарила, умерла. Тело медленно соглашалось с её желанием жить. Она не знала, сколько прошло времени, но догадывалась, что много. Дни летели, но у неё не было сил их считать.

Однажды раскрыла глаза и смогла встать. Следующий этап не только вставать, но и ходить. Трудно было ужасно, но она и ходила, и делала упражнения, которые помнила ещё по земной жизни. Всё через боль и немоту мышц, не желающих подчиняться приказам мозга. Училась ходить не хромая. Теперь Вера делала всё сама: мылась, одевалась. Удивила еда, которой её кормили: всё консистенции манной каши. Вкус незнакомый, но приятный. Старуха объяснила, что всё кашеобразное из-за того, что её кишечник слишком долго не получал нормальной пищи, и Вера не капризничала. Она не просто смирилась с тем, что теперь будет жить в новом мире, а приняла решение жить полноценной жизнью.

Осмотрев квартиру, в которой она жила, и проанализировав просмотренные передачи, она пришла к выводу, что похититель её тела был богат. Не просто богат, а очень богат. Было непонятно, зачем же Рамсей похитил тело, зачем ему яйцеклетки, что его связывало с Лилдах?

Теперь Вера часто гуляла по огромному дому. С Рамсеем всё это время она не виделась. С ней общалась только Тара.

– Есть ли здесь книги? – однажды спросила её Вера.

Старуха ткнула в телевизор:

– Всё, что ты хочешь узнать, можно посмотреть в инфе. Вот пульт, на нём всё ясно обозначено, – и протянула нечто похожее на планшет в её мире.

– Я опять же о книгах!

– Всё в инфе.

После этого Вера регулярно днём, когда не было Рамсея, смотрела инф, который чем-то был похож на телевизор и компьютер, так как имел много функций, например, можно было сразу войти в библиотеки.

Информации катастрофически не хватало. Обучающих и развивающих программ в инфе не было. Много рекламы. Вера подумала, что если искать здесь работу, то можно было бы податься в рекламный бизнес, потому что то, что здесь выдавали за рекламу, было тягомотиной.

В целом, жизнь в этом мире была похожа на земную. По инфу гнали политические передачи, концерты, художественные фильмы. Вера решила не тратить время на художественные фильмы, решив, исходя из земного опыта, что правды в них будет мало. Случайно в новостях наткнулась на передачу, как разгоняли какую-то демонстрацию. Почему-то ни разу не показали нормальную погоду, то снег, то метель.

Внимательно изучала одежду, манеру двигаться у женщин. Это было необходимо, так как Вера решила сбежать при первой возможности. Понимая, что всё о жизни и поведении в этом мире из инфа не узнать, девушка решила познакомиться со старухой поближе, использовав невинный вопрос:

– Что творится, что с погодой?

– Что тебе погода? – буркнула та в ответ. Тоска и одиночество прозвучали в её голосе. – Хотя в этом году метелей больше, просто ужас какой-то!

Вера похлопала по дивану рядом с собой, приглашая сесть. Старуха недоверчиво поджала губы, а Вера неторопливо заговорила. Она так всегда делала, когда хотела, чтобы отец рассказал то, что никак не хотел рассказывать. Так именно отца, а не от матери она в детстве узнала, чем отличаются мальчики от девочек, и получила разрешение залазить на старую яблоню. Главное говорить неторопливо и о себе, вручая нечто вроде доверительной грамоты.

Вот и теперь Вера певуче рассказывала:

– В моём мире, зима только три месяца. А в последние годы и вовсе мягкая. Снега мало, в городах его счищают и увозят. У нас все говорят, что грядёт потепление. Может и так оно и есть. Знаешь, у нас очень редкими стали снежные зимы. Разве на Севере…

– А здесь снега много, – старуха села напротив неё, и её колени так хрустнули, Вера испуганно вздрогнула, думала, что сломался стул, но старуха вздохнула. – Метель, вот кости и хрустят. Что тебе надо? Я ведь поняла… спрашивай.

Вера мягко взяла старую женщину за морщинистые руки.

– Не злитесь, я просто не знала, как начать разговор.

– Начни с главного, у нас стариков мало времени, – старуха не отняла рук и улыбнулась Вере.

– Спасибо за помощь! Меня зовут Вера. А как зовут Вас? А то как-то дико. Вы меня поите, кормите, а я не знаю, как обратиться к Вам.

– Тара… меня зовут Тарой, – старуха заулыбалась девушке, – не обращайся ко мне во множественном числе, у нас это не принято. Говори – ты.

– А какая уважительная форма обращение к людям, прожившим многие годы? Помоги, мне надо научиться здесь жить.

Тара вздохнула.

– Трудно тебе придется. Он ведь вкачал в тебя только язык. Говори спокойным голосом, не кричи и если есть необходимо, то к пожилым людям добавь…

Дверь с шорохом ушла в стену, и в комнату порывисто вошёл Рамсей.

– Что и её учишь жизни? – он криво усмехнулся. – Не старайся, жизнь научит лучше любого учителя. Кстати, у неё есть знания не только языка. Препарат передал информацию наиболее близкую к её прежним знаниям.

Вера лихорадочно провела ревизию своим извилинам, однако ничего нового не обнаружила, поэтому сделала, как всегда в таких случаях, – вопросительно уставилась на него. Сработало. Рамсей какое-то время играл желваками, ожидая расспросов, потом разродился вопросом сам.

– Ну и как?! Не хочется поплакать о поисках избранника и страданиях? – и презрительно выпятил челюсть.

– Почему поплакать? – чего угодно она ожидала от него, но не этого.

– Лилдах любила слезливые стихи.

– Я тоже люблю стихи, но не там, где плачут, – она дерзко взглянула ему в глаза.

– Таких нет.

– Есть   «Сколько раз, ошибаясь, жалеем потом:

                Не прощая других, с непрощеньем живём.

                Наступаем на прежние грабли судьбы,

                Но мудрее не стали от этого мы»[2].

– Не знаю таких стихов, – Рамсей, порывшись в памяти, повторил, – не знаю, но уверен, что это написала не Лилдах.

И опять голосом сирены Вера пропела:

– Ну вот, а туда же… критика из себя изображаешь! Просто признайся, что не понимаешь стихов. Не стесняйся, поэзия только для высоких умов. Тебе просто извилин не хватает! Ты бы перья в кольца завил, может и в мозгах что-нибудь закрутилось.

Вере отец часто рассказывал, что в детстве он удирал от неё, когда та начинала вещать голосом сирены. Он был не в состоянии сопротивляться этому голосу и делал всё, что она попросит. Если она кого-то хотела разозлить, например вредного однокурсника или водителя маршрутки, то за короткое время этим голосом приводила человека до состояния близкого к обмороку.

Рамсей среагировал, как положено, посерел и выскочил из комнаты. Через полчаса он вернулся, считая недостойным такому мужчине, как он, пасовать перед неизвестно кем. Он смотрел на неё, испытывая сложное чувство. Из-за того у неё было тело Лилдах, он её ненавидел, но эта девушка притягивала его, своей дерзостью и непохожестью на всех кого он знал.

Вера готовилась к следующему раунду, а тот раздражённо  воскликнул:

– Итак, значит ты, такая же, как Лилдах?! Ненавижу её!

Потрясённая экспрессией, с которой он прокричал «ненавижу», Вера решила несколько остудить его ярость и равнодушно спросила:

– За что ты ненавидишь Лилдах? Она тебе как-то навредила?

– Марф! Не смей больше спрашивать! – Рамсей решил, что должен поставить её на место, ведь он сын главы Царствующей Семьи, а она никто.

– Марф – это ругательство?

– Заткнись!

– Ты не ори, на меня! – девушка зло сощурилась. – Я тоже умею ругаться, если я тебя матом облаю, то тебя понос прошибёт.

– Каким матом?

Девушка поднапряглась, связала полученные знания из местной лингвистики об анатомии тела с обыденными выражениями на Земле, используемые в критические моменты, и объяснила красавцу, куда ему идти и что при этом делать.

Мат – универсальное средство для выражения всех видов эмоций, его понимают все. Рамсей остолбенел, какое-то время глотал воздух и наливался кровью. Вера думала, что тот умрёт, однако, тот оказался крепким и, справившись с приступом бешенства, рявкнул:

– Тара, как только эта придёт в себя, выкинь её из дома. Чтобы духа её не было здесь!! Это же надо, какая мерзавка! Да как ты посмела? Откуда набралась такого?!

Рамсей злился на себя и на свою ошибку. Когда он похищал Лилдах, то был уверен, что собственно её и похищает – у него были счёты с гордой красавицей, но после того, что эта чужая ему этакое ляпнула, он почему-то оробел. Рамсей не знал, кто она, но был уверен, что так могут вести себя только, ничего не боящиеся, то есть обладающие огромной властью, или… чужие в этом мире. Об этом он когда-то читал, но не верил в такое. Если они чужая, то, как попала сюда? Это случайность или кто-то использовал какие-то приборы? Как найти эти приборы и можно ли их использовать для других целей? Его сознание столько лет лелеяло мысли о власти, что он отмахнулся от этого предположения. Главное желание заполняло его сознание – «Я – наследник!»

Вера нахально подошла к нему так близко, что тот отшатнулся.

– Ну, ты, неврастеник! Не ори! Я не сама к тебе пришла, чтобы сегодня же у меня были все учебники средней школы. Когда узнаю об этом мире, сама уйду. – Рамсей взвыл, но она жёстко закончила. – И кормить будешь как шахтёра, не обеднеешь. Я считаю, что оплатила жизнь и знания своими яйцеклетками.

Вспомнив, как брат попрекал её словесными экспромтами, Вера небрежно добавила:

– Ну, что ты рот раскрыл? Смотри, кишки вылезут. Я уж не знаю, что ты принимаешь от головы, но это тебе не помогает – дуреешь на глазах.

Тара ойкнула, а Рамсей побагровел, какое-то время сжимал кулаки в руки, но не в силах справиться с гневом зарычал:

– Дря-ань!! Забыла, что ты – никто?! Никто! Ты не Лилдах, я с тобой церемониться не буду! – но неожиданно для себя Рамсей подумал, что вот такой должна быть дочь Царствующей Семьи.

Чужая, откинув перья назад, закричала ему в лицо:

– И ты попрекаешь меня моими словами?! А ты-то кто? Да чтоб тебе поперёк горла встало то, что ты излил на меня! Попробуй только мне помешать, я те не Лидах, и твою жизнь превращу в кошмар!

Собственно этот эмоциональный взрыв спровоцировал у Веры не столько его хамство, сколько то, что Рамсей чем-то притягивал её. Она не могла понять почему. У Веры мало было опыта общения с мужчинами и, поэтому бессознательно она кокетничала с ним во время разговора: то пристально глядела ему в глаза, то отталкивала его, но, скользнув пальцами по его руке, придерживала его. Неожиданно у девушки возникло ощущение, что это делает её тело, которое кого-то узнало, но это был не её похититель.