Текст книги "Коммуналка 2: Близкие люди (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Она закрыла глаза.
Имеет ли она право…
– Эвелинка! – в дверь грохнули, и тонкая филенка от удара задрожала. – Открывай, паскудина! Я знаю, что ты дома.
Страха Эвелина не ощутила.
А вот из теплого мехового кокона вылезать совершенно не хотелось. Только ведь не уйдет. Пьяный он или притворяющийся пьяным, но роль свою отец до конца доиграет.
– Открывай!
Рев его прокатился по квартире. А ведь время давно за полночь. И дети спят. И вообще как он в квартиру попал.
– Ты чего орешь? – спросила она, дверь открыв. Шубу скидывать не стала, закуталась в нее поплотнее, вяло подумав, что, коль папаша решит бить, то в мехах всяко мягче.
– А… д-доченька… – он стоял, вцепившись в косяк, покачиваясь, только вот взгляд был совершенно трезвый.
– Эвелина? – из соседней комнаты выглянула Калерия. – Помощь нужна?
– Иди ты… – ответил папочка весьма нецензурно.
– Пока нет, но… возможно понадобится.
Эвелина посторонилась и тихо сказала:
– Прекращай этот цирк. Смотреть тошно.
– Отчего же?
– Переигрываешь.
В комнате отец огляделся. Осклабился.
– Так и знал, что старая карга многое прикопала… ишь ты, – он ткнул пальцем в зеркало. – Старое?
– Чего тебе надо?
– Подумала?
– Да.
– И что решила?
– Что я тебя знать не знаю и знать не хочу.
– Смелая, да? – он прищурился, оглядев Эвелину тем неприятным сальным взглядом, который заставил покрепче вцепиться в шубу. – Забыла, кто в доме хозяин?
– Хозяин? Скорее паразит, – Эвелина облизала сухие губы.
Она не будет бояться.
Не будет.
Отец засмеялся.
– Вот как заговорила, да? Это все старуха виновата. Внушила тебе ненависть к родному отцу… ай, как нехорошо… а я ведь и обидеться могу. Что тогда?
– На обиженных воду возят, – пришла в голову присказка Парфеновны. – Доносить я не стану. И ему сказала.
– Сказала? Вот и умничка… и правильно…
Он шагнул к Эвелине.
– Доверять больше будет… а чем больше тебе доверяют…
– Руки, – она отступила, хотя отступать в этой комнатке было некуда. Мелькнула мысль, что стоит позвать на помощь, но Эвелина ее отвергла. Во-первых, должность свою папочка сохранил, да и всегда-то он отличался немалою злопамятностью, и как знать, чем помощь эта потом обернется. Во-вторых… она должна справиться сама.
С ним.
– Тю, какие мы гордые… как на сцене задницей крутить, так можно, а папочку обнять… ничего, скоро все изменится, – он и вправду руки убрал, правда, лишь затем, чтобы сунуть их в карман. – Видишь штучку?
Серый кривоватый камень с дыркой, такой, на который и глядеть-то неприятно.
– От твоего деда достался… хороший был мужик. Толковый… а знаешь, в чем фокус?
Камень одновременно вызывал отвращение и манил.
Его хотелось выбросить.
И взять в руки.
Прижать к груди, ощутить неровность. Или гладкость?
– Стоит мне подуть, – отец поднес его к губам. – И ты, моя дорогая, сделаешь все, о чем я попрошу…
– Так, значит, в этом причина? – тихо спросила Эвелина, глядя на то, что уничтожило семью.
Вот эта малость?
Серая уродливая вещица, сделанная… кем и когда? И сколько их еще есть? И есть ли?
– А то… дед твой сумел распорядиться своею удачей, и меня выбрал… знал, что для таких тварей, как вы, крепкая рука нужна. Ничего, девонька, увидишь, тебе еще понравится…
Он набрал воздуха в легкие и дунул.
Звук вышел тонким, звенящим. Он ударил по ушам, оглушая, дезориентируя. И Эвелина сделала единственное, что могла: закричала. И крик ее наполнил комнату, переполнил ее.
Зазвенело стекло.
И рассыпался прозрачными льдинками высокий стакан. А следом обвалились витрины. И трещина разломала пополам старинное зеркало.
– Прекрати!
Эвелина прочитала это по губам человека, который сложился пополам, зажимая уши ладонями. Из-под ладоней ползли черные нити крови. И из носа. Из глаз. И надо было замолчать, но она не могла. Как не могла отвести взгляда от серого камня, что валялся под столом.
И только когда руки коснулась теплая детская ладошка, Эвелина очнулась.
– Ты чего орешь? – зевнув, поинтересовалась Розочка. – Машка опять боится.
– И-извини…
– Ты… тварь…
Уродливый человек протянул руку к камню, но стоило коснуться, и тот осыпался серым прахом.
– …ты… поплатишься… – отец поднялся. Он пошатывался и теперь куда больше походил на пьяного. Размазав рукой кровь по лицу, он глянул на Эвелину и показалось, что сейчас ударит. Точно ударит. Но тихий рык двуипостасного заставил его обернуться.
Отшатнуться.
Упасть и подняться.
– Вам стоит уйти, – сказала Калерия, положив ладонь на загривок супруга.
– Вы… вы все тут… еще… заплатите.
Ингвар заворчал и оскалился. Клыки у него были белыми, красивыми. И Эвелине подумалось, что она совсем не против будет, если папочку сожрут. Вот только папочка, наверное, тоже что-то понял. И убрался. Тихо так. Быстро.
Хорошо.
– Плохой человек, – Розочка взяла Эвелину за руку. – Не водись с ним.
Помолчала и добавила.
– Все равно умрет скоро.
– Я…
– Рак у него. Последняя стадия… такое уже не лечат. Люди точно не лечат. А дивы не возьмут.
– Почему?
– Я ж говорю. Плохой человек, – Розочка широко зевнула. – А ты спать ложись.
Ниночка глядела в окно.
Не спалось. Вот бывает же такое… она повертела колечко на пальце и вздохнула.
Вот ведь… скажи кому, что сама себе покупала – засмеют. Или пожалеют? Тут еще не известно, что хуже. Ниночка терпеть не могла, когда ее жалели. Но и без кольца как-то про жениха говорить… поверят, конечно. Или нет?
Спрашивать станут… а что ей отвечать? Что у Гришки в кармане вошь на аркане? Да и та маменькина.
Не обрадовалась.
Гришенька-то мальчик хороший, после того, как заявление подали, пожелал Ниночку с семьею познакомить. И ведь отказать-то не вышло. Да и не пыталась Ниночка. Надо же было глянуть, с кем дело иметь придется.
Ох, не обрадовалась… небось, отговаривать станет. Но ничего, Гришенька парень упертый. Сколько его сама Ниночка гоняла, так нет, уходить уходил, однако возвращался. И тут устоит. А нет… не судьба?
Душно-то как.
Окна Ниночка еще на той неделе заклеила, по теплоте, хорошо зная, что раствор крахмальный именно по теплу хорошо берется, а на сквозняке он толком не схватится и обсыпаться потом станет мелкою крошкой, не говоря уже о том, что толку от такой поклейки никакого.
Тесно.
Вот как сюда мужика привести? Комнатенка крохотная, едва-едва кровать со шкафом влезли. И стол, конечно. Прежде-то он Ниночке не надобен был, но вот как учеба началась…
…экзамены через месяц, сперва по теории, а там и практика. Но Ниночке ее в лаборатории зачесть обещались. Еще и рекомендацию справят, если, конечно, она и дальше будет работать, как работает.
А ей что?
Ей нравится. То ли ведьминская натура свое взяла, то ли просто дело пришлось по душе. Это вам не в буфете стоять, точность надобна, аккуратность…
…еще годик и тогда уж, с дипломом, и ходатайство Ниночка подаст на вступление в Ковен. Тетушка поможет, тут и думать нечего.
И про партию подумать следует, но тут сложно… тетушка, конечно, предупреждала, но вот прежде предупреждения эти казались глупостью несусветной. Не собиралась Ниночка в партию. Теперь поди ж ты… нет, представление ей сделают, но…
Она вздохнула и от вздоха этого на темном стекле образовалось круглое влажное пятно. Ниночка ткнула пальцем.
У Гершева супруга в парткоме сидит и не упустит случая поквитаться. Конечно, обвинение в аморалке не выставит, его доказывать придется, но вот в моральной неустойчивости точно упрекнет. И не она одна…
Через комсомол, что ли, попробовать?
Сперва, конечно, на добровольных основах, кандидатом. Оно, конечно, дольше выйдет, пару лет промурыжат, да и не факт, что получится. А времени сожрут изрядно.
Но…
Если замуж.
И крепкая семья. Супруг с положительною характеристикой, а у такого, как Гришка, иной быть не может, тогда, глядишь, чего-то и получится. Ковен опять же…
От мыслей этих, прежде Ниночке несвойственных, отчаянно захотелось на воздух. И она бы толкнула окно, да… заклеено. Намертво, что раствором крахмальным, что словом ведьмовским, который этот раствор крепче цемента делает.
Ниночка вскочила.
Выбежала из комнаты, из квартиры, громко хлопнув напоследок дверью. И от хлопка этого, показалось, что стекла задрожали.
Или не от хлопка, но от звука, тонкого, пронзительного, ударившего по ушам… Ниночка скатилась вниз, толкнула обеими руками тугую подъездную дверь и уже там, снаружи, опомнилась, что вышла-то, как была, в домашнем. И на ногах тапочки.
А зябко.
И дышится свободно, и воздух этот холодный успокаивает найчудеснейшим образом. Так она и стояла, дыша сквозь сцепленные зубы.
– Девушка, – тихий этот голос разрушил то блаженное состояние, когда внутри ни мыслей, ни желаний, ничего, кроме пустоты. – Девушка, а вы не из большой квартиры будете? Случайно?
– Случайно, – Ниночка поежилась.
А холодно.
И снег пошел. Вот ведь. Небо ясное, ни облачка, а снег пошел. Пляшут белые пушинки в воздухе, тают, так земли и не коснувшись. А ведь до зимы еще месяц.
– Девушка…
Мужчина был из тех, кто поневоле привлекает к себе внимание, и вовсе не какой-то выдающейся внешностью. Скорее уж наоборот, именно внешность у него была самая обыкновенная, невыразительная. А вот пальто хорошее, шерстяное, шитое в приличном ателье, если вовсе не у частного портного, попасть к которому можно исключительно по рекомендации.
Пальто расстегнуто, и виден темный костюм с круглыми пуговицами. Пуговицы поблескивают металлом, а костюм отливает золотистой искрой.
Галстук красный, завязан крупным узлом.
Туфли… да, такие только по большому блату достать можно. И шляпа хороша. Гришке бы пошла такая? Или нет, подобные без костюмов не носят, а Гришку в костюме Ниночка не представляла. Хотя… на свадьбу надобно будет справить, но чувствовалось, что задача эта не из простых.
– Прошу простить меня за назойливость, – мужчина, казавшийся смутно знакомым, улыбнулся широко и по-доброму, – но мне кажется, что вы слишком легко одеты. Позволите?
И не дождавшись согласия, снял пальто, чтобы набросить его на Ниночкины плечи. Ниночка подумала и не стала возражать. Пальто было теплым, и пахло от него не табаком, но какими-то травами. Полынь точно имелась. Еще ромашка, но ее резкий запах перебивал прочие ароматы.
– Эльдар, – представился мужчина и протянул руку, а когда Ниночка дала свою, пожал ее крайне осторожно. – И я бы хотел поговорить с вами… вы ведь недавно поселились?
– Да как сказать.
– Поэтому и не знакомы… но так даже лучше, – он предложил руку. – Не желаете ли прогуляться?
Гулять Ниночка не желала совершенно, но с другой стороны и домой возвращаться ей не хотелось. Душно там. И мысли всякие в голове заводятся.
– Вы ведь знакомы с Астрой… конечно, знакомы. Не можете не быть знакомы, – с уверенностью произнес Эльдар. – Мы когда-то встречались с ней… к сожалению, все закончилось вовсе не так… вы выглядите девушкой серьезной, понимающей.
– Вы Розочкин отец? – поинтересовалась Ниночка, испытывая преогромное желание руку забрать, а еще стукнуть этого вот… папочку по макушке. Жаль, что из тяжелого у Ниночки только тапки, да и те на ногах.
– Именно, – Эльдар виновато улыбнулся. – Так получилось…
– Получилось, ага…
…вечно у них все само получается, в том числе дети. Заводятся, что те тараканы…
– …мы оба были молоды. И с характером. Вы же знаете, какой у Астры характер. Она упряма, как… как дива, – он сам засмеялся собственной шутке. – Я же тогда думал о будущем. Так мне казалось. Да, мне нравилась Астра… и можно даже сказать, что я ее любил.
…не любил.
Никого-то и никогда-то такие вот, аккуратные и продуманные, не любят, кроме себя самого. Василь Васильевич с его робкою страстью и сыровяленою колбасой куда как искреннее, поскольку изначально ясно, что ничего-то из этой страсти не вырастет, кроме пары встреч на какой-нибудь старой квартирке, хозяйка которой молчалива и небрезглива.
И может, еще сервиза.
С позолотой.
Но теперь сама мысль о подобном обмене показалась вдруг отвратительною.
– Я был бесконечно благодарен ей…
– Но не настолько, чтобы жениться, – не выдержала Ниночка, повернув к подъезду. Слабое сопротивление спутника она позволила себе просто не заметить. И тот, еще недавно намеревавшийся отгулять куда-то подальше, покорно пошел за Ниночкой.
– Женитьба… серьезный шаг.
Ага, а дети – это так, мелочи жизни.
– Дело в моей матери, – признался он. – Она одна меня растила. Всю жизнь отдала, чтобы в люди вывести. Она возлагала на меня надежды…
…до чего знакомо. И вновь в душе дурное поднимается, будто нашептывает кто-то, что нечего Ниночке о свадьбе думать, что стоит уехать куда подальше. Куда? Да хоть бы в Москву. Или в Ленинград. Или еще куда, главное, туда, где Ниночку не знают.
И о жизни ее нынешней тоже.
Где не будет ни Гришки, ни будущей свекрови, уже проникшейся к Ниночке ненавистью, хотя ее-то Ниночка и не заслужила.
– И я просто не мог причинить ей боль.
– Астре могли?
– Мне казалось, мы поняли друг друга… я ведь не давал обещаний. Я говорил, каким вижу это будущее…
…каким бы они ни было, в нем не нашлось места ни Астре, потому что только глупец станет связываться с дивой, ни Розочке. А теперь вот явился.
С чего бы?
– …и когда все случилось, я предлагал помощь.
Знает Ниночка, какую… адресок коновала, который берется решить проблему за двадцать рублей. Можно и дешевле. Говорят, что когда-то и ведьмы подобным промышляли, но после отказались, разве что в особых случаях, когда плод дурной.
Или мать больная.
Астра была здоровой.
– Теперь-то чего понадобилась? – Ниночке стало до того противно, что руку она забрала.
– Ничего особенного. Просто… я хочу увидеть дочь.
– И?
– Я просил Астру, но она против… я готов даже жениться…
Экая великая жертва.
Обойдется.
Жених… куда ни плюнь, жених сидит, и один другого страньше. Права тетушка, смотреть надо, с кем судьбу связываешь. А то и вовсе… может, потому столько ведьм до самой смерти одиночками ходят? Что, взрослея, управляясь с силой собственной и кровью, начинают видеть в людях больше, чем сами того желают? А увидевши, не умеют смиряться?
– Но она настроена очень категорически.
– От меня чего надо?
Он замялся, глядя жалобно, вот только Ниночка не поверила. Ага, как же… тут и ведьмою быть не нужно. Годами носу не показывал, не интересовался, не прислал на ребенка ни копеечки и имени собственного пожалел, теперь вдруг проснулась любовь.
Не любовь ему нужна.
Ниночка подняла воротник пальто. Полынь, ромашка… бессмертник? И корень черноголовника, на желчи настоенный, только он дает такой вот резковатый едкий запах, который пробивается сквозь вонь ромашки.
Болен, стало быть.
И серьезно, если обыкновенные целители не справляются. Вот и вспомнил, что мог бы своего заиметь, да такого, лучше которого не найти.
Поздно только.
И Розочка ему нужна вовсе не для того, чтобы обнять да повиниться… правда, это сказка. Папенька Ниночкин тоже в письмах плакался, до чего тяжко им живется. Маменьку вспоминать повадился, забывши, какими словами про нее говорил, когда живая была.
И про Ниночку.
Он забыл, а вот Ниночка помнит.
– Вы не могли бы… вывести девочку? – взгляд Эльдара сделался до того холоден, что Ниночка поежилась. – В дом мне идти нельзя… к сожалению, ваша старшая весьма негативно настроена по отношению ко мне.
И правильно.
У Калерии на мужиков чутье хорошее. Надо будет ее с Гришкою познакомить, послушать, чего скажет. Вдруг да что-нибудь такое, что разом Ниночкины сомнения разрешит.
Или…
Плюнуть на все? Зачем вообще Ниночке эта вот свадьба? Ради будущей квартиры? Так если подумать, то Ниночке самой много места не нужно, ей и собственной комнатки довольно. Квартира же… хорошо, но настолько ли? И не случится ли, что в этой квартире с мужем да детьми у Ниночки места будет еще меньше, чем в коммуналке?
– Я был бы весьма благодарен, если бы вы устроили нам встречу. Скажем, завтра, – пальцы Эльдара сжали Ниночкину руку. – Насколько я знаю, в сад Розочка не пойдет. Астра же… занята.
Чем?
Правда, вопрос свой Ниночка не озвучила, да и любопытство было вялым, скорее по прошлой памяти, когда до всего-то происходящего Ниночке было дело.
– Любовник у нее новый, – он смотрел в глаза и руку держал. Крепко. Так, что захочешь – не вырвешься.
Любовник?
У дивы?
Это он про мага… Ниночка прикусила губу. Не любовники они. Пока. Маг, конечно, на диву поглядывает, да только та, что ребенок малый, пока прямо не скажешь, не догадается. И вообще, не Ниночкино это дело… или нет?
Или да?
Точно взрослеет, если так думать стала.
– Предложите с Розочкой посидеть. Она не откажется. Она вам доверяет.
Откуда такие познания?
– А потом выведите девочку на улицу. Я буду ждать.
Ниночка хотела отказаться.
Она ведь не дура, чужих детей красть. Да только ей не позволили. Палец Эльдара прижался к Ниночкиным губам.
– Вы ведь красивая девушка. Умная, я полагаю. И понимаете, что в этой жизни заботиться надо о себе. Откажетесь? Ваше право, но тогда… жизнь – штука сложная.
От пальца пахло болезнью. И прикосновение это было в высшей степени неприятным.
– Никогда не знаешь, как она повернется. И может случиться так, что и сильной умной девушке понадобится друг… хороший друг, способный решить многие проблемы… скажем, жилищную. Это не так и сложно…
Палец он убрал.
– Хороший друг лучше, чем хороший враг, который точно также жизнь способен осложнить. Скажем, выдать запрет на использование силы. Или работу с зельями. Или еще что-нибудь… фантазия у людей порой богатая.
– Я… – Ниночка сделала шаг назад. – Подумаю.
– Подумай. Ведьмы всегда отличались умом.
И ум этот подсказывал, что связываться с подобным мерзавцем не стоит.
– Кто она тебе? Просто соседка. Дива… вы ведь не дружите, верно? Она не умеет дружить. Гордая. Заносчивая. Слишком неудобная, чтобы надолго задержаться среди людей. Рано или поздно, но ее не станет. А вот ты… ты готова разрушить свою жизнь из-за какой-то там… соседки?
– Я подумаю, – жестче ответила Ниночка и руки сжала.
– Конечно. Я буду ждать. Завтра.
С-скотина… какие же они все… и Гришка не лучше. Вчера, когда мамаша его причитать начала, только потупился и взгляд отвел. Промолчал и когда Ниночку обозвали развратною особой, сделал вид, будто не слышит. Только слышал распрекрасно, уши-то покраснели.
И этот.
– Пальто верни, будь добра, – уже совсем иным тоном произнес Эльдар.
– Конечно.
Пальто Ниночка вернула.
А с ним одно проклятье, простенькое, такое, на которое и ее малых сил хватило. Точнее взяло вот и хватило, потому как до нынешнего вечера проклятья у нее не выходили. Злость помогла? Обида? Не на этого вот, но на всех мужчин разом.
Сволочи.
Домой она вернулась, с трудом удержавшись, чтобы дверью не хлопнуть. Вдохнула такой родной, такой знакомый запах коммунальной квартиры и поняла, что не будет у нее и свадьбы.
И… пускай.
Колечко вот только с пальца слезать не желало. Намертво село.
– Масло возьми, – сказала Калерия. – Что за ночь сегодня такая…
– Полнолуние скоро, – Ниночка перестала колечко дергать. – А что…
– Да так… то Эвелинка сорвалась, то ты теперь… Владка плачет, Викушка мрачная… дети вот приснули, так что ты не шуми, ладно?
– Не буду, – Ниночка потерла руку. – У меня настойка есть, малиновая, с мятою. Сама делала. Будешь?
Калерия закуталась в байковый халат и сказала:
– Буду. Девочки тоже не откажутся.
– А твой…
– Тоже спит, с детьми… сам как ребенок, – и улыбнулась так ласково и светло, что Ниночке стало одновременно и больно, и завидно, и… может, не все так плохо с мужиками, если Калерия улыбается?
Просто надо погодить.
И успокоиться.
Выпить опять же… немного. Настоечка и вправду хороша. А у Виктории колбаса нашлась, сушеная, домашняя. Владимира достала сыр, Эвелина, чьи глаза были подозрительно красны, принесла банку икры. А Калерия – персики в собственном соку.
– У нас давали, – пояснила она, вдруг смутившись. – По банке на руки… и не всем.
Это понятно, что не всем. На всех, небось, персиков не хватит.
Ниночка наполнила хрустальные рюмки.
– За нас, – сказала она. – За женщин…
Возражать не стали.
А настоечка и вправду получилась преотменнейшая.
Глава 11
Глава 11
Астра смотрела на человека, которого, сугубо теоретически, должна была бы опасаться. Или даже бояться, потому как в воле этого человека было Астру уничтожить.
Запереть в подвале.
И расстрелять.
О чем она только думала…
– Рад знакомству, – сказал человек, с некоторой неуклюжей поспешностью выбираясь из-за стола. Стол был большим, просто-таки огромным. А человек маленьким. – Несказанно рад… Святослав…
– Казимир Витольдович, – представил Святослав человека. – Астра…
– Просто Астра.
Ей не хотелось, чтобы имя ее отца произносили здесь.
– Астра… вы… извините, что вот так… и, пожалуй, нам, конечно, следовало бы познакомиться давно, но вот… как-то… неожиданно, да…
И взглядом Святослава одарил пренепонятным.
– Вы присаживайтесь, присаживайтесь… я сейчас распоряжусь, чтобы чаю принесли. Извините, время позднее, буфет закрыт, но… уж не побрезгуйте, чем найдется.
Кабинет был…
Обыкновенен, пожалуй. Астра своего любопытства не прятала, но она и сама не знала, что ожидала увидеть здесь. Шкаф со стеклянными дверцами? Папки в этом шкафу? Папки выглядят точь-в-точь, как те, что стоят в кабинете Антона Львовича, да и шкаф похож.
Знамя на стене.
Массивный герб. Стол. И… не может быть, чтобы все было настолько обыкновенно.
Она опустилась на край стула и потрогала этот самый стул, убеждаясь, что и в нем-то нет ничего особенного, разве что лак облезший, но это со стульями часто случается. И скрипят они.
И…
Казимир Витольдович вышел, чтобы вернуться с плетеною соломенной корзинкой, наполненной доверху сушками, баранками и пряниками.
– Угощайтесь, – корзинку он поставил перед Астрою. – А чай скоро будет… и хорошо, пожалуй, что вы заглянули, а то я еще бы долго искал способ… побеседовать.
– Это сложно? – Астра принюхалась.
И пахло в кабинете бумагами, а еще пылью, что имеет обыкновение среди этих самых бумаг заводиться, самую малость – человеком с его слабостями: коньяком, сигаретами и одеколоном, запах которого призван был эти самые слабости скрывать.
– Когда как. В вашем случае… нам бы меньше всего хотелось стать причиной… вашего беспокойства.
Наверное, вежливо было бы сказать, что ее совсем даже не побеспокоили бы, но Астра промолчала.
– Однако нынешняя ситуация… гм… вам стоило сразу обратиться к Святославу.
Астра осторожно взяла сушку. Не потому, что была голодна, но человек жующий избавлен от необходимости отвечать.
– И он нашел бы способ избавить вас от досужего внимания.
– Чьего?
– Вашего… бывшего… позвольте, сказать, жениха, – Казимир Витольдович вернулся за стол, и кажется, только отделенный от Астры этим самым столом, он чувствовал себя в безопасности.
Астра прислушалась.
И удивилась.
Это ей нужно бояться, а не наоборот!
– Я понимаю, что ваше прошлое оставляет вам… изрядно сомнений… да и в целом репутация у нас не сказать, чтобы способствующая взаимопониманию…
– Я вас не понимаю, – честно призналась Астра и сунула сушку за щеку.
– Ваш звонок… и вся эта глупая затея вашего жениха. Боюсь, наши отношения с дивным народом и без того сложны до крайности, чтобы вообще имело место какое-то взаимное доверие… и я не снимаю вины с организации…
Он вздохнул.
– Мы получили ультиматум. Сегодня. Пока… этот проект существует хотя бы в проекте, уж простите за тавтологию, но… пока он существует, пока люди, причастные к его созданию, находятся на своих местах, дивы не станут лечить.
Астра застыла.
Сердце ее ухнуло куда-то в пятки.
– Сегодня… не состоялось несколько крайне важных операций. И те, кому они должны были быть сделаны, крайне недовольны. Нет, нет, не вами, вам совершенно не о чем волноваться! Простите, видите… мне сложно разговаривать на подобные темы. Святослав…
Астре сунули стакан с водой.
– Вас никто не винит. Вы защищались, как умели. И не только вы, но весь народ… среди старших многие помнят, каково это, жить в ссылке. И… нам сказали, что дивы готовы уйти. Совсем уйти. Но мы не готовы к тому, чтобы дивы ушли, – Казимир Витольдович почти перестал запинаться. – А потому хочу вас уверить, что уже сейчас начато разбирательство о том, кому… подобная ересь вообще в голову пришла.
– Эльдару.
Она знала это совершенно точно.
Его идеальный план, который не только поможет ему подняться по карьерной лестнице, ведь не в одной карьере же дело, но и покажет всем, насколько Эльдар умен.
И мир изменит.
К лучшему.
– Возможно, вы правы, но… уж простите, не та он фигура, чтобы самостоятельно в подобные игры играть. Нет, он-то планы любые строить мог, но они так и остались бы планами, а здесь поддержку получил. Осмелел. А стало быть, не сам, не один.
Какая разница?
– Но теперь-то с этими вредителями разберутся…
Астра вздрогнула.
– Простите, – поспешил извиниться Казимир Витольдович. – Это я не подумал…
– Что с ними будет?
– Будет? Ничего страшного, времена нынче не те… на их счастье. Кого с должности снимут, кого с погон… кого отправят на иное, ответственное, задание партии, скажем, на востоке порядок наводить, или на Север. На Севере всегда работы много. Неосвоенный он совершенно. А ведь богатства какие хранит…
– Какие? – поинтересовалась Астра.
– Народные. И народу осваивать их. Но для того подготовить все надо… и подготовят, куда денутся. Раз уж энергии много планы строить.
Она попыталась представить Эльдара на Севере и решила, что уж лучше Восток. На Севере для него климат неподходящий. И сама удивилась тому, что не испытывает к нему больше злости или отвращения.
Простила?
Нет, ему прощение не нужно. Астре же… все равно. Почти.
– Поэтому… не будете ли вы… так любезны… позвонить вашему другу…
– Он не друг, – уточнила Астра на всякий случай.
– Конечно, конечно… вашему знакомому. Возможно, вас он послушает… хотелось бы… многие люди переживают, – Казимир Витольдович сцепил руки в замок и другим спокойным тоном сказал. – Меня перевели сюда не так давно, а дел много… всяких дел. Боюсь, что мой предшественник, будучи человеком всецело замечательным, к работе относился без должной ответственности. В силу чего некоторые… моменты, на которые ему следовало бы обратить внимание, ускользнули. Честно говоря, не уверен, что удалось исправить все, но я стараюсь… скажите, что вам нужно?
– Мне? – Астра удивилась и вполне искренне.
– Вам. Что нужно именно вам, чтобы чувствовать себя в городе… не знаю. Спокойно? Уверенно? Чтобы вам не хотелось уйти…
Из города?
Или… вообще?
– Мы не так много знаем о дивах, – продолжил Казимир Витольдович. – То знание, что было до нас, утрачено и безвозвратно, как я понимаю. Иное… после случившегося дивы не настолько доверяют людям, чтобы делиться. И их можно понять. Вот и приходится, что называется, наощупь. А потому, раз уж случилась у нас с вами эта… беседа, то позволю спросить, что вам нужно.
Астра задумалась.
И стащила вторую сушку, потому как первая взяла и незаметно сгрызлась. А с сушкой думать было как-то спокойнее что ли.
Что ей нужно.
Странный вопрос.
Она и сама не знает. Дом? Наверное, она может попросить еще одну комнату. Или даже две. Или, возможно, квартиру, но почему-то сама мысль о том, что придется сменить место жительства до крайности неприятна.
– Разрешение, – она кивнула самой себе. – Чтобы я могла лечить. Просто лечить. И… почему мне не позволяли учиться? Я ведь хотела.
Казимир Витольдович определенно смутился. Или смущение сыграл, но получилось вполне искренне.
– Это не моя вина… простите великодушно, хотя учеба вам и без надобности, но… мой предшественник назначил человека, который должен был приглядывать за вами. Оберегать. Однако, кажется, этот человек несколько превратно понял свои обязанности.
…и решил, что диве высшее образование ни к чему.
И снова ощущение какой-то… неправильности, что ли? Она воспринимала систему как нечто цельное, единое. А оказывается, что нет никакого единства.
Что дело в одном человеке, который что-то там неправильно понял. И…
– И кто…
– Простите, – Казимир Витольдович развел руками. – При всем моем уважении… не могу. Не имею права. Но, возвращаясь к вашему вопросу. Разрешение вам завтра выправят, а вот с учебой… конечно, если вы хотите учиться, то препятствий больше не будет. В поступлении.
И замолчал, позволяя додумать дальнейшее.
Школа вспомнилась.
А университет – это даже не школа, это куда сложнее. И тревожнее. И ей не обрадуются, ни студенты, ни преподаватели, потому как, что бы ни говорили про изменившиеся времена, память людей еще цепляется за прошлое, за то, в котором дивы – враги народа.
Преступники.
И пособники драконьего племени.
– Нет, – Астра покачала головой. – Если разрешение будет, этого достаточно.
– И только?
Она пожала.
А что еще?
Дом у нее есть, и он Астру вполне устраивает. Деньги… деньги ей тоже платят, а тратить она не умеет. Люди… не настолько всемогуще это вот ведомство, чтобы изменить людей, чтобы заставить их позабыть и о ненависти к дивам, и страхе перед ними.
Нет, с людьми Астра как-нибудь сама разберется.
– Что ж… возможно, вы не откажетесь, если… вашу коммунальную квартиру немного расселят. Все же девочка ваша подрастает, место ей нужно. Нет, нет, никого не станут притеснять… просто помогут вашим соседям решить жилищный вопрос.
Астра подумала и согласилась.
Почему бы и нет.
– Что ж… премного рад, что мы с вами договорились. А в дальнейшем, если вдруг случится у вас какая-нибудь… неприятность, то обращайтесь смело. Поможем.
– Непременно, – соврала Астра.
И ей даже поверили.
Или сделали вид. Впрочем, какая разница?
…в черном-черном городе, на черной-черной улице…
Из головы не шла дурацкая детская страшилка. И вспомнился вдруг интернат, и комната Санькина, в которой собирались старшие. Малышня-то пока режим нарушать боялась, но оно и к лучшему, кому с малышней возится охота?
Скрипучая кровать.
Ковер, на котором устраивались все, кроме Саньки. Он по праву хозяина именно кровать занимал. И страшилки тоже он выдумывал.
В черном-черном городе…
…Саньки не стало в сорок шестом, когда казалось наивно, что все-то уже позади, война ведь закончилась. А если нет войны, то нет и опасности.
Ложь.
В черном…
…Казимир Витольдович напряжен, он закрылся, но Святослав все равно слышит эхо эмоций. Сомнений. И робкую радость, причина которой сидит и задумчиво грызет сушку.
Чай вот принесли. Граненые стаканы, подстаканники «под серебро». К чаю сахар кусковой и даже щипчики нашлись преизящного вида. Откуда взялись? Впрочем, над такими вещами задумываться не стоит. У Святослава и собственных призраков довольно.
– Чем на самом деле они занимаются? – он устал от молчания и недоговорок. И вообще устал. И с преогромным желанием вернулся бы домой, где тепло и спокойно, пахнет едой, а за стеной сопят дети.