Текст книги "Коммуналка 2: Близкие люди (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
– Может, – произнес вальяжно Путятин. – Нам еще и лагеря построить? Навроде асверских…
И столовый нож в руках его крутанулся, этак, весьма характерно.
– Лагеря в той их форме, которую практиковали асверы, конечно, будут излишеством, – откашлявшись, продолжил Чуднов. – Но почему бы не построить спецпоселения?
Губы Астры дернулись.
Приподнялась верхняя. И клыки… зачем дивам клыки?
– Не в том смысле, простите, – кажется, и до Чуднова дошло, что говорит он вовсе не то, что следует. – Специальные города, где будут все удобства. Только представьте, там вы сможете жить, никого и ничего не опасаясь, бок о бок с подобными вам. У вас будут свои детские сады и свои школы…
– И лаборатория рядом, – не удержалась дива.
– Конечно! И не просто лаборатория, а научно-исследовательский центр, база для дальнейшего развития…
– Заткнись уже, – попросила Ниночка, и пусть была она не слишком вежлива, но на сей раз ее поддержали. – Ис-с-следователь…
– Обывателю сложно понять, – исследователь явно обиделся. – Что наука требует жертв! Что без жертв не бывает свершений…
Он опрокинул рюмку и затряс головой, скривился.
– Боже… самогон?
– Обижаете…
– И все-таки… – Чуднов набычился.
Но хлопнула входная дверь, и раздался веселый голос Эвелины:
– Вечер добрый. Прошу прощения за опоздание…
Глава 22
Глава 22
Астре было душно.
Нет, не от жары и не из-за закрытых форточек, тем паче, что из тех сквозило. Из-за людей. Именно из-за этих вот людей, что собрались за столом ради какого-то странного праздника.
Революция.
Мама этот праздник не любила. Нет, праздновала, потому что не стоило выделяться. Но не любила.
– Мы и так слишком иные, – как-то сказала она, прикалывая на белый фартук Астры красную звезду. Звезду Астре дали в школе, куда она и явилась только для того, чтобы звезду получить.
Нет, сперва было торжественное собрание.
Клятва.
И мама, которая увела Астру сразу после, сказав:
– Приличия соблюдены, и больше здесь делать нечего.
Приличия она соблюдала и на праздник, принаряжаясь, принимая красные гвоздики и красные же шары, оставаясь после на недолгие посиделки коллектива…
…чувствовала ли она себя столь же чужой, далекой от прочих, как Астра?
Еще взгляды эти.
Любопытные.
Оценивающие…
Только и успокаивает, что маг рядом. Держит ее за руку, как ребенка, и Астра ему благодарна за это. Она терпит.
И ждет.
Чего?
Сама не знает. Чего-то, что всенепременно произойдет, но… когда?
Первым поднялся Путятин, попросив разрешения закурить, и был отправлен на лестничную клетку. За ним потянулся Матвей Илларионович, который за столом сидел тихо, будто смущался.
Заиграла музыка. Эвелина вынесла старенький граммофон, и скрипящий надсаженный голос запел о любви.
– Позволите? – Алексей протянул руку, приглашая Антонину на танец. И та согласилась.
– А ты… не хочешь? – тихо спросил маг.
– Я не умею, – призналась Астра.
– Могу научить.
– Не здесь.
На нее будут смотреть, Астра это точно знала, а она не хотела, она устала от взглядов.
– Я… посмотрю, как там девочки.
Хороший предлог, чтобы сбежать. Не совсем, ненадолго, она вернется, потому что нельзя оставлять его одного. Он, конечно, маг и даже разума, и опытный, но все равно не справится.
Слишком ослабел.
К девочкам она и вправду заглянула, скорее для того, чтобы убедиться, что обе на месте. Нет, она чувствовала их, но… ей хотелось увидеть все самой.
Сидели.
Играли.
Строили из кубиков дом.
– Откуда кубики? – поинтересовалась Астра, потому что недавно этих вот кубиков еще не было.
– Ингвар принес, – Розочка ставила один на другой. – Сказал, что если что, чтобы кидали… в стену или еще куда. Ну и играть тоже можно.
Астра взяла кубик в руку.
Это, конечно, вопрос, можно ли играть боевыми артефактами третьего уровня, но кидать ими в кого-нибудь и вправду удобно.
– Хотите чего-нибудь?
Розочка с Машкой покачали головами. А Астра с удивлением отметила, насколько они стали похожи, куда больше, чем раньше. И эта вот Машкина хрупкость сделалась совсем уж нечеловеческой, а глаза…
– Так надо, – тихо ответила Машка. – Он придет.
– Кто?
– Тот, кто придет, – Машка закрыла глаза и прислушалась. – Он уже близко.
– Тогда надо уходить, – паника затопила Астру.
Попыталась.
И схлынула, оставив после себя удивительное спокойствие.
– Нельзя, мама, – Розочка спокойно поставила кубик на кубик. – Он не позволит… да и увидишь, все будет хорошо. Правда, Машка?
Та кивнула.
– Ты… видишь?
– Немного. Когда здесь не мешают, – Машка ткнула пальцем в висок. – Раньше путалось. Все. И страшно было.
– А теперь?
– Теперь не так. Дядя Свят запер страх. И шум. Теперь можно разобраться, – она сидела на полу, перебирая разноцветные лоскутки, и выглядела целиком сосредоточившейся на нехитром этом занятии. – Бабушка… тоже… раньше. Видела. Только боялась. Всегда. Назад видеть проще. Впереди путается, но тоже можно. Бабушка боялась.
– Чего?
– Что узнают.
– И что случится?
Машка пожала плечиками.
– Придут. Заберут. Она и маму поэтому ругала, чтобы не забрали… и меня… она не плохая, только… не все умеют не бояться. Я тоже не умею. Сама.
– А если со мной, то умеет, – Розочка дотянулась и погладила Машку по руке. Потом же посмотрела на Астру и сказала: – Ты иди уже…
Наверное, взрослому человеку или не человеку, не стоит слушать детей. Что дети вообще понимают в жизни? И Астра должна была бы настоять на своем.
Забрать детей.
Уехать.
Потребовать защиты, не важно от кого, главное, чтобы надежной, но… она просто кивнула и сказала:
– Если вдруг что-то нужно, зови, хорошо?
– Ты услышишь, – пообещала Розочка.
А в коридоре Астру уже поджидали, хорошо, что не у самых дверей, должно быть, опасались, что, заметив этакую настойчивость, она в комнате спрячется.
И желание было, но…
– Доброго дня вам, – сказал Ниночкин кавалер, кланяясь, и руку протянул, Астра же свои за спину убрала. Не хватало еще, чтобы их всякие тут трогали. Огляделась. Коридор был пуст. – Не волнуйтесь, я хочу только побеседовать…
Художник стоял, перегородив собою путь, и покачивался. Но пьяным он не был. Пьяные люди ощущаются иначе, чем трезвые, поэтому Астра знала совершенно точно: Путятин пьяным не был.
– Дива… впервые вижу диву так близко, – он выдохнул смесь странных запахов – табака и спиртного, и женских духов, и еще чего-то донельзя тошнотворного. – Я много слышал, но чтобы видеть… в Москве не осталось никого из дивного народа. И в Ленинграде… вы теперь держитесь в стороне от городов.
– Что вам нужно?
Его глаза прищурились.
– Я бы хотел написать ваш портрет. В вас есть что-то такое, донельзя нечеловеческое.
– Потому что я не являюсь человеком.
Страха по-прежнему не было, и отнюдь не потому, что он остался там, в комнате, вход в которую Астра закрыла спиной. Страха просто не было.
Самого по себе.
И это тоже казалось странным, потому что еще недавно Астра, встретив подобного человека, всенепременно спряталась бы. И потом бы еще долго уговаривала себя выйти за порог.
Даже в больнице.
А теперь она стояла и ждала.
– Уедем, – сказал он, вставая на одно колено. – Я, как только увидел вас, так и влюбился…
– Ложь.
И это сказать получилось легко.
Путятин поморщился.
– Вы довольно резки. Но… пускай, так даже лучше. Я привык быть честным. Вы поможете мне, а я помогу вам.
– Чем?
– Выбраться из этой дыры. Боги… я в ней всего месяц, а уже повеситься охота. Тоска смертная. То ли дело Москва… – он блаженно зажмурился, Астра же промолчала. Да и что говорить? Он не лгал. – Ленинград тоже хорош, но по-своему… белые ночи, темные воды, эта вот атмосфера, когда кажется, что живешь на самой грани, что еще немного и мир перестанет быть настоящим. Ее надо почувствовать.
– Не мне.
Астра покачала головой.
– Я могу поспособствовать. У меня множество знакомых! Вам выделят квартиру. Хорошую. Хотите, в доме писателей, это несложно, накропаете пару стишков, войдете в число молодых авторов, потом издадитесь по линии малых народов…
– Я не хочу.
– Или еще по живописи. Сейчас много направлений, когда реализма особого не требуется, если опять же двигаться по линии малых народностей.
– Нет.
– Почему? – он был искренне удивлен.
– Потому что мне и здесь неплохо, – Астра огляделась и улыбнулась. Ей ведь и вправду неплохо. В позапрошлом году обои в коридоре переклеили. Сначала сдирали старые, которые отходили тяжело, с хрустом.
Зачищали стену.
Ниночка ругалась, чихала и убегала из дому. Сестры Красновские ворчали. Эвелина жаловалась, что от этой пылищи того и гляди голос потеряет. Но она-то и достала новые обои, светлые с тонкими нитями березовых веточек. Их потом все по рукам пустили, разглядывая и гадая, стоит ли такую красоту на коридор тратить. А Ниночка фыркнула и тоже себе принесла, не с листочками, но с крупными бутонами роз. Бутоны были покрыты тяжелой позолотой, и Ниночка посматривала на всех сверху вниз.
Ни у кого больше нет таких.
Астра тоже помогала клеить. И в коридоре, и Ниночке, правда, держать листы или резать их, и уж тем паче на стену класть, ей не позволили, но вот доверили смешивать крахмал с водой, а потом мазать эту быстро густеющую, желеподобную смесь на полосы.
Ингвар вынес старые дорожки.
А уже потом, на кружке, куда звали Астру, но она побоялась идти – какая она была трусливая дура – сплели новые, из остатков тряпья, и бабушка сама их заговорила.
– Здесь? – кажется, этот человек что-то такое ощутил, что ему категорически не понравилось.
– Здесь, – подтвердила Астра, коснувшись стены.
Дело не в обоях.
В самом месте, принявшем ее, позволившем пустить корни и сохранившем их, такие слабые, изуродованные. Дело в бабушкиной силе, что пропитала стены и потолок, и каждую-то вещь в комнате Астры. Дело в песнях Эвелины, не в тех утренних распевках, которые многих раздражали, но в других, которые она напевала под настроение. И когда напевала, то все в квартире замолкали, тихо открывали двери, чтобы было лучше слышно, и сидели, слушали, вбирали ее силу и тоску.
В самой Эвелине.
В Калерии.
В Ниночке с безобразным ее легкомыслием и эклерами, которые она исподтишка совала Розочке, хотя после хмурилась и делала вид, что не желает иметь ничего общего с дивами. В Ингваре.
Сестрах Красновских.
Даже в Антонине, которая всем врала, но… она имеет право на свою тайну.
Астра вдруг отчетливо поняла все это, о чем пыталась рассказать еще бабушка, но не нашла правильных слов. А может, просто сама Астра не готова была слушать.
Главное, теперь она поняла.
И улыбнулась.
И сказала человеку:
– Это мой дом. Мое место.
А человек вдруг попятился, прижимаясь к стене, словно увидел перед собой что-то… страшное? Или удивительное? Лицо его стало таким… беспомощным.
– А то, что вы хотите, – сейчас, чувствуя, что становится целой, почти как там, в лесу, Астра могла позволить себе великодушие. – Это не лечится. Это ваша природа. Ее не исправят даже дивы. Но вы это знаете.
И по бледности, залившей его лицо, поняла: знает.
– Я… я могу заплатить, – он схватил Астру за руку. – Сколько скажете… только… я не могу так больше! Я… это не природа. Это не может быть природой! Это противоестественно и…
Его глаза вспыхнули.
– Вы просто не хотите! Как остальные! Треклятые твари…
Астра стряхнула пальцы его, что получилось легко.
Покачала головой.
– Надо просто принять себя, – поделилась она обретенным вдруг знанием. – Таким, как ты есть.
– Да что ты…
– Астра? Простите… – Матвей появился вдруг, и хрустнула, рассыпалась защитная пелена, закрывавшая коридор. – Все хорошо?
– Да, – Астра улыбнулась.
А что? У нее как раз было все хорошо. Или будет. Обязательно будет.
Сдавленный всхлип за спиной заставил Матвея обернуться.
– Кажется, – сказал он. – Вы слишком много выпили. Вызвать вам такси?
– …дорогая, ты пойми, что дело не во мне! Дело в науке! – Чуднов говорил жарко и страстно, прижимая Викторию к себе. И еще недавно она была бы счастлива, теперь же только и думала о том, как бы избавиться от тяжелых душных этих объятий. – Подумай, чего я добьюсь! Чего мы добьемся вместе с тобой! Мы уедем не в Ленинград, в Москву… нам дадут квартиру, дачу…
Квартиру хотелось.
Дачу тоже.
Только не с ним и не такой ценой.
– Никто ничего не узнает, – он поглаживал плечо Виктории, полностью увлеченный безумною своей идеей. – Сколько здесь людей! Сейчас еще выпьют, танцы начнутся. Тебе всего-то надо, что вывести девочку…
– И что с ней будет?
Нет, к дочери соседки Виктория любви не испытывала. Честно признаться, она в принципе не испытывала любви к детям, тем паче посторонним, а уж эта конкретная была надоедлива и раздражала несказанно. Но это еще не значит, что Виктория готова причинить ей вред.
– Что? – в глазах Чуднова ей виделся туман безумия.
– С девочкой что будет?
– Я тебе дам конфету. А ты ей. Она уснет. Пока спрячем на чердаке, я смотрел…
…даже так?
И отчего Виктория не удивлена, скорее уж ей мучительно любопытно, что еще она упустила в этом вот человеке.
Милый?
Рассеянный?
Одержимый наукой?
И ведь всё правда, особенно про одержимость.
– Я приготовил сундук. Там одеяла лежат. Укутаем. Она не замерзнет. Чердак соединяется с соседним подъездом, а потому можно будет спуститься тихонько.
Теперь он говорил тише, и руки разжал, но отступить себе Виктория не позволила.
Сволочь.
Какая же сволочь! И не было никакой случайной встречи в библиотеке. И не было архива, который ему нужен, книг. Но была одна дива. И наверняка он сперва пробовал познакомиться с нею, но Астра не заметила. Она вообще редко обращает внимание на людей.
Тогда-то он решил поискать иные варианты.
Ее, Викторию.
Обида подкатила к горлу, запирая дыхание.
– Потом я позвоню… ее заберут, доставят в лабораторию.
– И дальше что?
– Какая разница? – он искренне удивился ее интересу. – С девочкой будут работать. Мы должны изучить особенности их силы, понять, как у них это все получается.
Чуднов махнул рукой, показывая, что именно ему интересно.
– Главное, что, если ты мне поможешь, мы будем вместе. Я женюсь на тебе. Хочешь, уже завтра распишемся?
Нет.
– Конечно, – Виктория выдавила из себя улыбку. Ей вдруг стало страшно, потому что в спокойных глазах Чуднова теперь виделось самое настоящее безумие, то самое, которое сперва не заметно, но тем и опасно. Она ясно осознала, что если откажется, то умрет.
Здесь и сейчас.
Что он, подобравшись к цели столь близко, не отступится.
– Умница, – Викторию ущипнули за щеку. – В конце концов, это все пойдет нам на пользу.
…и потом ее в живых не оставят. Нет, не будет ни ареста, ни суда, но лишь тихая мирная смерть в своей постели, даже не сразу.
Отнюдь.
Он и вправду женится.
Увезет куда-нибудь, подальше от сестры и знакомых, чтобы после принять их соболезнования. Он даже поверит, что Виктория умерла сама, по естественным причинам. Если знаешь, во что верить, то делать это легко.
– Держи, – он сунул кулек с шоколадными конфетами. – Не сейчас только. Позже дай одну или две… лучше, если две. А я дивой займусь.
Виктория кивнула.
И посторонилась, позволив ему выйти из комнаты. Оставшись одна, она прикусила губу, прижалась спиной к холодной стене – а ведь предлагала же Владке ковры повесить, с коврами всяко было бы теплее – и попыталась унять дрожь.
Дрожь не унималась.
Ее трясло и… кулек выпал из рук, рассыпались конфеты, которых оказалось не так и много. «Мишка на севере». Она таких и не пробовала.
Она…
Опустилась на корточки и спокойно собрала конфеты. Не пробовала? И не будет. И… и она не знает пока, что делать, но обязательно придумает.
Глава 23
Глава 23
Нервная трель звонка застала Свята в коридоре, потому он дверь и открыл.
– Здравствуйте, – пропела Аннушка, протягивая огромный, украшенный масляными розами, торт. – А я вот решила к вам в гости…
Она была хороша, как может быть хороша юная, только-только вошедшая в силу ведьма.
Вились длинные волосы.
Сияли глаза. Щеки, тронутые румянцем, алели, как и губы. И Свят не способен был отвести взгляда от этих губ. По нижней скользнул язычок, а в глазах мелькнуло что-то такое… донельзя довольное.
– Конечно, – Свят улыбнулся как можно более глупо. – Будем рады… торт…
– Мне так неудобно…
Торт она ему отдала.
И пальтецо розовое расстегнула сама, пуговичку за пуговичкой, медленно, дразня, будто вовсе даже не пальто снимала.
Хороша.
Просто-таки великолепна. Даже жаль, что…
– …за то происшествие… я еще не вполне способна контролировать… вы не представляете, до чего непросто быть ведьмой!
– Не представляю, – согласился Святослав.
Пальто медленно соскользнуло с плеч, и ведьмочка осталась в одном легком, слишком уж легком платьице. Бледно-голубое, короткое, позволяющее оценить и тонкость талии, и округлость груди, изящество линий…
– Недавно купила. Мне идет?
– Несказанно, – Святослав ничуть не покривил душой. Платье было хорошо, да и ведьма умела его носить. Ведьмы многое умеют.
– Тогда идемте? – она по-хозяйски подхватила Свята под руку, и прикосновение это позволило ощутить эхо силы, чуждой, неправильной, тщательно скрываемой в хрупком этом теле.
Мощной.
Значит, все идет так, как должно. Правда, легче от понимания сего факта не стало.
Нисколько.
Ведьму хотелось убить.
Прежде Астре никогда и никого не хотелось убить, даже тех, кто ее обижал. Убежать, спрятаться, скрыться ото всех – да. Убить…
Она представила, как впивается когтями в это прехорошенькое личико, как раздирает его до крови, и сама удивилась своей кровожадности.
А ведьма, наверное, почувствовала.
Обернулась.
Подмигнула так, понимающе, будто догадывалась о недостойных этих мыслях.
– А еще, представляете… – ее голос звенел, перебивая прочие голоса.
– Стерва, – тихо сказала Ниночка, опускаясь на соседний стул. – Ишь… и не стыдно ей чаровать?
– Думаешь? – Калерия наблюдала за супругом, который, как и прочие мужчины, не спускал с ведьмочки взгляда. И вилка, зажатая в ее руке, казалась вполне себе оружием.
– Чувствую, – Ниночка дернула плечиком. – А еще она точно знает, что делает.
– Но это же…
– Запрещено? – фыркнула Ниночка, подхватив бутерброд с икрой, который проглотила, не жуя. – Многое запрещено. Главное ведь не в законе, главное, чтобы жалоб не было. А она уверена, что не будет. Дура.
– Почему дура? – поинтересовалась Эвелина, которая наблюдала не столько за ведьмой, сколько за своим генералом, который…
…которого Астра сумела-таки разглядеть.
…интересно, она знает?
Или догадывается? А если нет, то… стоит ли говорить? Сейчас, когда генерал сменил костюм и избавился от амулетов, Астра видела многое, но понятия не имела, что делать с увиденным.
Сказать?
Или не вмешиваться.
– Потому что рискует. Чего ради? – Ниночка вытерла пальцы салфеткой. – Покрасоваться? Они, конечно, все от нее в восторге, но… если очарование убрать, то что потом?
– Суп с котом, – проворчала Виктория, глядя в рюмку.
Как-то так получилось, что теперь на одном конце стола сидела ведьма, окруженная толпой поклонников, а на другом – женщины.
– Ай, не обращай внимания… твой поплыл? Гони его в шею. От одной ведьмы поплыл, и от другой, и потом вообще… если хотите знать, это чушь полная. Конечно, очарование по мозгам бьет, но не до такой степени, чтобы их вообще отключить. Поэтому, если мужик начинает ныть, что он, дескать, кругом невиновный, это все ведьма проклятая опутала, не верьте. Врет.
Это Ниночка произнесла с убеждением.
– Можно, конечно, намертво приморочить, но это видно со стороны. Такой человек на пьяного похож, он вообще не понимает, где находится и чего делает…
– Как твой? – не удержалась Владимира.
– Путятин? Не, он сам по себе дурак. И пьет много, – Ниночка покачала головой, явно выражая неодобрение.
– У него проблема, – Астра смотрела на Путятина, нисколько не растерявшего прежний лоск.
И уехать не уехал.
И выглядел-то так, будто ничего не произошло.
– У всех проблемы, – проворчала Владимира. Ее кавалер глядел на ведьму с искренним восторгом, совершенно позабыв о самой Владимире.
– Это точно, – вздохнула Эвелина. И поднялась. – Душно здесь как-то…
– Так людей сколько, – резонно заметила Калерия.
Ингвар обернулся.
Посмотрел.
И во взгляде его Астре почудилось что-то донельзя виноватое, будто он точно понимал, что поступает плохо, что поведением своим причиняет боль и немалую, но не мог иначе.
Отчего?
Из-за проклятого этого очарования, которое заставляло людей вести себя… неправильно? Или по причине, Астре не известной, а оттого пугающей?
Ведьма засмеялась, и будто колокольчики зазвенели, громко, нервно. Смех этот наполнил и переполнил кухню, и в какой-то момент Астре показалось, что еще немного и голова ее треснет от смеха.
И…
– Я… подышать, – сказала она, поднимаясь.
– На него, между прочим, не действует, – заметила Ниночка, разглядывая фаршированное яйцо, которое она держала, поставив на сомкнутые пальцы.
Астра знает.
Просто… невыносимо. Душно. Людей много. Слишком много. И ведьма эта, которая нет-нет, да бросает взгляд на Астру, и взгляд этот холодный, расчетливый. Она давно научилась видеть такие.
В коридоре стало легче.
Не намного.
А на лестнице пахло табачным дымом. Сюда выходили курить, а поскольку курили многие, то и дыму собралось изрядно. Он, смешанный, сплетенный из разных дымов, проник в Астру терпким ядом. И это вернуло способность дышать.
И мыслить.
Не стоило ей уходить. И надо бы вернуться, потому что глупо в эту вот ночь оставаться одной. Свят наверняка заметит. Рассердится. Выговаривать не станет, нет, но ему и не нужно, Астра и без того почувствует.
Только… Астра поднялась выше. Всего на один пролет, до темной двери, за которой прятался чердак. Когда-то пустой, он постепенно заполнялся вещами, и еще бабушка ворчала, что эта страсть копить барахло ни к чему хорошему не приведет. Ворчать ворчала, но старый свой чемодан, с которым полстраны обошла, не стала отдавать старьевщику, хотя могла бы.
Астра поежилась.
Бабушка наверняка сумела бы справиться с ведьмой. И не только с нею. Тогда почему… не знала? Не видела? Или… она никогда-то прежде не говорила о своем даре.
Запах дыма добрался и сюда, поселившись в закутке, обжив его.
А ведь, если подумать, почему она выбрала этот город? Этот дом? Эту больницу? Дар ли подсказал? Или просто получилось, как получилось? Глупо теперь гадать, а остановиться не получается. Она ведь знала, наверняка знала, чем закончится роман с Эльдаром. И потому заранее его невзлюбила. И теперь эта ее нелюбовь была совершенно логичной и понятной, тогда же она обижала Астру.
До чего все сложно.
– Я так и знал, что ты не усидишь, – Эльдар стоял ниже, на площадке, и морщился. Он и прежде-то дым переносил плохо. – Привет.
Пожалуй, стоило бы испугаться.
Или уйти.
Или позвать на помощь, хотя Астра сомневалась, что ее услышат. Сделать хоть что-то разумное, но вместо этого она сказала:
– Привет.
Эльдар кивнул.
И поднялся на ступеньку. Пока между ним и Астрой еще оставалась площадка и целый лестничный пролет, но не стоило обманываться, этого мало.
– Зачем ты пришел? – спросила Астра, разглядывая человека, в которого была когда-то влюблена. И это неправильное опасное чувство мешало видеть его таким, каким он был.
Неловким.
Некрасивым.
Рассеянным и притом жалким донельзя.
Или не был, но стал таким? Дорогое пальто измялось, рубашка явно несвежая, галстук и вовсе потерялся. Волосы слиплись. Лицо опухло.
– Я думаю, нам стоит поговорить, – он поднимался медленно, не спуская с Астры взгляда. И руки поднял, показывая, что пусты. – Мы… мы ведь можем договориться обо всем.
– О чем именно?
– Я не собираюсь вредить тебе или нашей дочери. Я хочу, чтобы мы жили вместе. Семьей. Мы ведь семья?
– Нет, – Астра покачала головой.
Не семья.
И никогда, если подумать, ею не были. Была ее любовь и его любопытство, может, удобство и даже симпатия, но не семья. Семья – это куда как больше.
– Я понимаю, что виноват, – Эльдар склонил голову. – Очень виноват перед вами, но я хочу все исправить, поверь… – он прижал ладони к груди. – Я готов сделать все, чтобы снова стать семьей… хочешь, мы поженимся. Я вернусь… в конце концов, и этому городу нужны толковые люди.
Он говорил уверенно, нисколько не сомневаясь, что именно он этому городу и нужен, что это без него город не справится, что…
Не справится и она, Астра.
Смешно.
Столько лет справлялась, а тут вдруг…
– Ты хочешь работать в госпитале? Я не буду против. Более того, я смогу помочь.
– Чем? – ей и вправду было интересно, а опасности от Эльдара Астра не чувствовала.
– Всем. Я… я сделаю из него госпиталь, не хуже, чем в Москве. Лучше! Мы развернемся. Добавим еще одно крыло или корпус даже. Отделения, куда будут ехать люди со всей страны! Всесоюзная здравница…
– Нет, – Астра покачала головой.
Вот чего она точно не желала, так это превращать родной госпиталь во всесоюзную здравницу, куда будут съезжаться люди. Ей бы с теми, которые сейчас съезжаются, пусть не со всей страны, но с области, сладить.
– Ты станешь главной…
– Спасибо, не хочу.
– А чего ты хочешь?
– Чтобы ты ушел, – Астра скрестила руки на груди. – Сейчас. И вообще. Возвращайся. У тебя своя жизнь, у нас своя.
Жаль, что Астре понадобилось так много времени, чтобы это понять, чтобы просто привыкнуть к тому, что и она имеет право жить, как и остальные.
Радоваться.
И огорчаться.
Злиться. Смеяться. Не прятаться. Наверное, это самое важное – не прятаться.
– Нет, – Эльдар покачал головой, и глаза его блеснули. – Извини, но… ты не оставила мне выбора. Ты никому не оставила выбора! Почему ты такая упертая?!
Его голос разнесся по лестнице, и показалось, что дом содрогнулся от этого голоса, а потом вдруг наступила тишина. И Астра поняла, что совершенно не знает, что в этой тишине делать.
Эльдар же протянул руку и сказал:
– Идем.
А она руку приняла. Она точно знала, что не хочет с ним идти, что нужно остаться или сделать что-то, однако молча стояла, глядя, как обвивается вокруг запястья широкая красная лента.
– Думаешь, самая умная, да? – он больше не пытался скрыть радость, смешанную со злорадством. – Есть умнее… опытнее… и что ты теперь будешь делать?
Астра не знала.
Зато знал Эльдар и, развернув ее к двери, велел:
– Иди и приведи нашу дочь. Только постарайся сделать так, чтобы никто не заметил…
…вряд ли это получится.
Но Астра кивнула, поняв, что сделает все, как он сказал.
– Это драконья кровь, – пальцы Эльдара сжали запястье. – Вы ведь еще те отродья, но никто… никто, слышишь, не мог противостоять воле драконов!
Пожалуй, что так.
Или…
Астра закрыла глаза, позволив себе услышать ласковый шум леса. Там над нею и драконы не властны. Всего-то и нужно, сделать шаг.
Она и сделала: за порог.
Глава 24
Глава 24
Потом, вспоминая вечер, Свят не раз и не два приходил к выводу, что вовсе сглупил, позволив всем этим людям собраться вместе, решив, что он достаточно силен и опытен, чтобы контролировать ситуацию. И что в произошедшем есть немалая доля именно его вины, его самоуверенности, тогда как на исход дела он повлиял мало.
Но это потом.
– Ты такой серьезный, – пропела ведьма, склоняясь к самому уху, пытаясь коснуться его губами, дыша жарко, но жар этот не вызывал страсти, скорее уж раздражал.
В какой-то момент захотелось взять ее за горло, тряхнуть хорошенько и, заглянув в глаза, проломить слабенькую защиту, да так, чтобы сполна ощутила она собственную беспомощность.
– Извините, – Свят поднялся, не без труда стряхнув цепкие пальчики. – Мне нужно… отлучиться.
Ведьма встала было за ним.
– Ах, дорогая, не лишайте нас удовольствия от вашего общества, – ее руку тотчас перехватил Путятин, приник к ладони страстным поцелуем, правда, страсти он не испытывал, скорее уж отвращение, которое приучился скрывать.
– Да, да… – поспешил подтвердить Чуднов, подсаживаясь ближе. Он был увлечен всерьез, настолько, что, кажется, плохо отдавал себе отчет в том, где находится, и что вообще происходит. И оттого нервничал, трогал лицо, волосы, тер ладонь о ладонь, сдерживая горячее желание прикоснуться к ведьмочке.
Ингвар молчал.
Неодобрительно так. Хмурился, то и дело поглядывая на другой конец стола, за которым устроилась Калерия. Она же делала вид, что взглядов не замечает, что всецело занята беседою своей.
Владимира слушала.
Кивала.
Эвелина задумчиво любовалась собственным отражением в чайной ложке. Ниночка пялилась на Аннушку с видом притворно-равнодушным, но Свят чувствовал ее злость. И недоумение. И желание остановить этот странный чужой спектакль, на котором ей позволено было присутствовать.
А вот Астры не было. Именно тогда Свята и кольнула игла беспокойства. Она должна была быть, но ее не было. И ни в коридоре, ни в комнате, где сидели девочки, тихо, словно мышки.
– Мне нужно с вами поговорить, – Виктория дернула его за руку и потащила в комнату. – Срочно и… это касается дивы…
Она кусала губы и краснела.
И сунула Святу кулек с конфетами.
– Он сказал вывести девочку.
– Кто?
– Чуднов. Он… ему никогда-то я не была интересна! Он… он, наверное, решил, что я дура. Стареющая дура, которая ради последнего шанса на все согласится! И тот, который за Владкой ходит, наверное, не лучше… и все лгут!
– Часто, – согласился Свят. – О чем вас попросили?
– Вывести девочку. Вынести. Угостить конфетой, чтобы заснула и… я не стану!
– Тише, – Свят погасил вспышку гнева.
– Разумно, – этот человек появился из тени и отряхнулся. – Очень даже разумно… я рад, что вы приняли верное решение.
В нем ничего не осталось от простоватого паренька, который с первого взгляда влюбился в Тонечку. И ухаживал за ней, робея и смущаясь. Этот человек был иной породы.
Хищной.
– Кто? – поинтересовался Свят и не удивился, когда на запястье вспыхнул кругляш магической печати.
Комитет госбезопасности.
– Дива?
– Не совсем. У меня свое дело. Идемте, побеседуем, что ли, пока нас не хватились, – он любезно открыл дверь в Тонечкину комнату и рукой махнул. – А вы, милая Виктория, не бойтесь. Вы все сделали верно… конфеты…
Кулек вытащили из рук Свята.
– Конфеты пусть у нас побудут, скажите, что девочка отказалась брать. А лучше ничего не говорите. Благо, ваш кавалер несколько… увлекся.
– И… что делать?
– Вернитесь за стол. Напейтесь.
– Напиться? – похоже, подобное предложение Викторию несказанно удивило.
– Почему бы и нет? Актриса из вас так себе, а вот в сложных ситуациях многие люди предпочитают… потреблять. Будем считать, что так вы заглушаете волнение. На самом деле на пьяных магия действует слабо в силу естественной нестабильности энергетического поля.
Виктория кивнула.
– Тогда… – сказала она, не сводя взгляда с человека, поразившего ее до самой глубины души. – Я… попробую.
– Попробуйте. Только потом не увлекайтесь, а то мало ли…
Это было сказано с улыбкой.
Виктория отступила, и дверь закрылась. А Свят молча продемонстрировал клеймо.
