Текст книги "Ловушка на зверя (СИ)"

Автор книги: Екатерина Каблукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

При виде Настасьи оба прервали свой разговор и вежливо поклонились. Пришлось сделать реверанс. Знакомец что-то сказал Настиному соседу, тот кивнул и направился к девушке.

– Анастасия Платоновна! Рад вас видеть!

– Михаил Ефремович, ежели вы хотите узнать, переменилось ли мое мнение… – начала та, но сосед отмахнулся.

– Признаться, я и не надеюсь на столь скорое решение моего беспокойства. Впрочем, об этом мы можем поговорить и позже, – сосед улыбнулся, как всегда, лишь одними губами. – Сейчас я бы хотел представить вам своего друга – Дмитрия Ивановича Долгорукого.

Второй мужчина еще раз поклонился. Настя внимательно посмотрела на него. Определенно, мужчина мог быть приятным, если бы не тонкие узловатые пальцы, напоминавшие ноги паука-сенокосца.

– Дмитрий Иванович? А офицер семеновского полка Михаил Иванович…

– Мой брат, – перебил девушку Долгорукий и нервно усмехнулся. – Старший. Вы уже с ним знакомы?

– Да, он заходил справиться о здоровье Александра Борисовича…

– Вот как? Странно, – Дмитрий вновь скривился, словно одна мысль о здоровье подполковника преображенского полка могла причинять неудобство.

– Почему? – вопрос вырвался помимо воли. Настя прикусила губу.

– Вы, верно совсем недавно при дворе и не знаете о нашей с Бутурлиным вражде, – пояснил Дмитрий.

– Отчего же? Анна Михайловна просветила меня, – Настя слегка прищурилась.

Разговор складывался очень неприятный.

– Анна Михайловна? Старая ведьма тоже здесь? – показалось, или в голосе Долгорукого сквозила досада. – Кто бы мог подумать, она же ненавидит Питерсхофф!

– С чего вы взяли?

– Это известно всем! – отмахнулся Долгорукий.

– А вам, Анастасия Платоновна, – вдруг вмешался Волков, до этих пор молчавший, – Вам нравится Питерсхофф?

Настя внимательно посмотрела на соседа, гадая, что скрывается за безвинным вопросом. Почему-то вспомнилась роза, присланная Головиной и разбросанные по комнате платья.

– Вы спрашиваете будто радушный хозяин, – заметила девушка.

Волков вздрогнул, оглянулся, убеждаясь, что вокруг них никого нет, и наигранно рассмеялся.

– Помилуйте, Анастасия Платоновна, какой хозяин? Я лишь поинтересовался вашим мнением. Мы же давно знаем друг друга!

– Именно.

Внезапно стало мрачно. Девушка подняла голову и увидела, что солнце скрылось за тучами.

– Кажется, сейчас пойдет дождь. Нам лучше продолжить беседу в следующий раз, – Настя обрадовалась тому, что может переменить тему.

Долгорукий проследил за взглядом девушки и кивнул.

– Да, будет гроза.

Словно в подтверждение его слов первые крупные капли воды упали с неба на пыльную дорогу. Одна из них попала Насте на шею и покатилась по спине, девушка поежилась

– Простите, господа, мне стоит поторопиться, – извинилась она.

– Надеюсь, мы еще увидимся, – слова Долгорукого, сказанные слишком равнодушным тоном, прозвучали зловеще.

Или же всему виной был вдруг налетевший холодный ветер. Задрожав, Настя почти бегом кинулась к фрейлинскому домику. Она заскочила внутрь как раз в тот момент, когда серое небо пронзила молния, чуть позже раздался раскат грома. Он был настолько сильный, что девушка невольно перекрестилась и зашептала молитву, прося Богородицу о заступничестве.

Глава 5

Всю вторую половину дня Григорий провел в казармах. Сначала – проведывал Ивана, потом надавал тумаков Ваське, коего обнаружил в своей кровати вместе с Настиной девкой, Глашей. Девица, которая, судя по всему, уже давно не была девицей, стыдливо прикрывалась простыней и умоляла барыня «не шибко лютовать с Васенькой».

Сам Васенька терпеливо снес несколько крепких ударов, прекрасно видя настроение хозяина и лишь потом, после особо крепкого тумака взмолился.

– Григорий Петрович, побойтесь Бога, я жениться на Глаше хочу!

– Так и женился бы сперва… – Григорий потер костяшки пальцев, – что сразу в кровать?

– Дык она ж рядом стояла…

– Кто? Девка?

– Не, кровать! Стог ведь в карты сегодня Иванов выиграл!

Белов аж скрипнул зубами:

– Опять ты про этот стог! Скройся с глаз моих!

Васька кивнул и вылетел за дверь. Впрочем, сразу же вернулся.

– Что еще?

– Дык это, порты забрать… – денщик подхватил штаны и спешно выскочил наружу.

Преображенец тем временем повернулся к девке, скользнул равнодушным взглядом по округлым белым плечам и бурно вздымающейся пышной груди, едва прикрытой простыней.

– Одевайся, и чтобы больше я тебя здесь не видел, – устало бросил он, отворачиваясь и подходя к окну. – Анастасии Платоновне, так уж и быть, говорить не буду. Нечего её волновать попусту.

Шорох ткани возвестил, что девка поспешила выполнить наказ, и теперь стояла, буквально прожигая взглядом затылок преображенца.

Гвардеец обернулся.

– Что еще? – резко бросил он.

– Я только это… спасибо хотела сказать… и еще одно: вы на Настасью Платоновну не сердитесь, ежели что… Она одна росла, привыкла сама себе хозяйкой быть… – Глаша смущенно теребила растрепанную косу.

Белов только и закатил глаза.

– Иди уже, заступница. Хотя стой! – он внимательно посмотрел на кровать и обернулся к замершей Глаше. – Сюда пойди!

– А… – она с испугом посмотрела на преображенца. – Вы же…

Григорий мстительно выждал с минуту и потом приказал.

– Кровать перестели, дура! Я что, на этих простынях спать должен?

– А это, – девка выдохнул, – это я мигом, барин!

Она так привычно прошла к сундуку, где хранилось сменное белье, что преображенец все-таки расхохотался.

– Васька, а ну подь сюды! – рявкнул Белов так, что Глаша закрыла уши руками. Денщик влетел в комнату. – Опять под дверью слушал?

– Слушал, Григорий Петрович, – признался тот.

– А я тебе давеча что говорил?

– Так то давеча было… тем более, Глаша здесь осталась, – Василий бросил на свою невесту пламенный взгляд, та с наигранным стыдом потупила глаза.

– И что бы ты сделал, коли я девку твою на кровать повалил? – фыркнул Григорий.

– Не могли вы такого сделать, Григорий Петрович! – возразил денщик.

– Это еще почему?

– По благородству вашей души.

Белов криво усмехнулся, было видно, что столь слепая вера денщика ему приятна.

– Постель приберите и чтоб я вас больше здесь вдвоем не видел! – он вновь отошел к окну, взглянул на разом потемневшее небо. – Глашу к Петру проводи, пусть с ним грозу переждет, я проверю.

– Так точно!

Слуги вышли. Белов еще немного постоял, отстраненно наблюдая за белыми сполохами молний, потом отошел вглубь комнаты, сел за письменный стол. Надо было написать письмо родителям и известить их о выборе единственного сына.

Через час Гриша смял очередной лист бумаги и раздражением отшвырнул перо. Нужные слова все не находились. Зная мать, гвардеец не хотел, чтобы послание было слишком резким, в то же время оно предназначалось отцу и не должно было навести на подозрения, что единственный наследник начал страдать слабоумием и повышенной чувствительностью.

Все еще раздумывая над посланием, преображенец подошел к окну. Гроза уже отгремела, солнце вновь показалось на небе, и в его лучах мокрая трава блестела, точно бриллианты на имперской короне.

Григорий прислонился плечом к стене. Садясь за стол, он скинул мундир и теперь сквозь тонкую ткань рубашки ощущал все шероховатости бревен, из которых были сложены летние казармы полка.

Напротив окна деревенские мальчишки с гоготом и шумом пускали кораблики в огромной луже, прутиками отталкивая щепки и прочий мусор.

Белову до безумия захотелось перемахнуть через подоконник, пробежаться по траве босыми ногами и запустить с мальчишками нет, не кораблик, но воздушного змея.

Григорий усмехнулся. Что за ребячество. Хотя, будь у него сын, никто не посмел бы назвать это ребячеством. Сын. Интересно, какой он будет? Почему-то виделся русый мальчик с огромными, серыми, как у Насти глазами.

При мыслях о невесте гвардеец вздохнул и отошел от окна. Захотелось вновь увидеть Настю, ощутить запах мяты у лесного ручья и хоть на минуту позабыть о случившемся днем. А еще – уговорить переехать в более безопасное место.

Белова очень беспокоил погром, который был учинен в комнате фрейлин. А более беспокоило то, что пострадали лишь платья.

Григорий сомневался, что это дело рук Головиной – та была скупа и отправила бы верных слуг, которых зверь легко бы опознал по запаху. Оставалась Марфа, но она злилась скорее на самого Григория, нежели на Анастасию Збышеву, да и придумала бы статс-дама в качестве мести что-то более изящное, чем разорение и испачканное фрейлинское платье.

Раздумывая над предстоящим разговором с невестой, Григорий быстро надел мундир, застегнул на все пуговицы, открыл дверь, и замер, с недоверием глядя на высокого седого человека, стоявшего по ту сторону порога. Потом шумно выдохнул и отступил на несколько шагов назад, позволяя пришедшему войти.

Тот усмехнулся и шагнул в комнату:

– Ну, здравствуй, Гриша.

– Батюшка, – преображенец почтительно склонил голову, по-звериному настороженно наблюдая за отцом.

Тот прошелся по комнате, потом присел на стул, закинул ногу на ногу и строго посмотрел на сына.

– Полагаю, ты прекрасно представляешь причину моего приезда…

– Решили подышать морским воздухом? – за неимением второго стула Григорий сел на кровать и скрестил руки на груди точь-в точь копируя отца.

– Встань! – потребовал тот.

Преображенец криво усмехнулся. В представлениях Белова-старшего, сын должен на ногах выслушивать наставления отца. В том, что наставления будут, Гриша не сомневался и потому остался сидеть, намеренно показывая отцу, кто хозяин комнаты.

Петр Григорьевич нахмурился еще больше, на лбу явственно обозначились морщины.

– Гришка, не балуй… – процедил он.

Еще несколько лет назад от такого тона Григорий бы вздрогнул и поспешил вскочить на ноги, но теперь лишь покачал головой.

– Ты ко мне приехал, не я к тебе, – непочтительно напомнил сын, вновь слегка наклоняя голову на бок.

Белов-старший в сердцах грохнул кулаком по столу, но тут же взял себя в руки, лишь серые глубоко посаженные глаза зло сверкали, выдавая раздражение.

Григорий молчал. Молчал и отец, словно выжидая, что наследник не выдержит тяжелого взгляда. Но Белов-младший не даром служил в преображенском полку. За последние несколько лет он привык и к суровым взглядам, и к грозным отповедям самой императрицы и теперь гнев отца не страшил его, как в детстве.

– Что за история с девкой? – наконец начал Петр Григорьевич, понимая, что сидеть так вечно они не могут.

– Нашли ее мертвую на берегу запруды, – отмахнулся Григорий, слегка удивленный тем, что история с женским трупом так быстро разлетелась по округе.

– Утопла?

– Скорее звери задрали, – Григорий говорил осторожно, тщательно обдумывая каждое слово, поскольку не знал, что за слухи ходят по Питерсхоффу.

Петр Григорьевич побледнел и вскочил, с грохотом роняя стул. Гвардеец тоже встал, подошел к дверям, выглянул, проверяя, не подслушивает ли кто и вновь вернулся в комнату.

– Батюшка, что вам известно по этому делу?

– Гриша… – прошептал Петр Григорьевич. – Это что же? Это же тебя подозревать будут…

– Если бы только меня, – вздохнул Григорий, – Весь наш полк под ударом.

– Как весь? Она еще и гулящей была?

– Кто?

– Девка твоя.

– Да не моя она, – Григорий раздраженно отмахнулся, – я ее у запруды то в первый раз и увидел! Мертвую.

– Как мертвую? – охнул Белов-старший – А государыня-то что?

– Елисавета Петровна даже тела не видела! – преображенец несколько растеряно смотрел на отца, гадая с чего тому взбрело в голову переживать за какую-то крестьянскую девку. – Я ей лишь доложил о происшествии, как уставом положено.

– Так… погоди… стало быть все лишь сплетни? – Петр Григорьевич с шумом выдохнул. – А что же Лукерья мне давеча говорила?

– А Лукешка то тут при чем? – настала очередь Григория удивляться. – Она все это время у Софьи обедала. Видать, экономит на харчах собственных!

– Так она мне написала, что с Марфой Симоновной говорила и та ей сказывала, ты девку какую-то обрюхатил, та с жалобой к государыне пошла, а Елисавета Петровна, пресытившись жалобами на похождения твои отдала приказ тебя на этой девке женить!

Григорий с минуту изумленно смотрел на отца, осмысливая услышанное, а потом расхохотался.

– Вот оно что… Ну, Марфа, отомстила, так отомстила! – все еще посмеиваясь, гвардеец поднял стул и придвинул его к столу. – Лукешку тоже наверняка она в Питерсхофф позвала…

– Лукерья написала, что она девку эту лично видела, – Петр Григорьевич вновь сел за стол и пристально посмотрел на сына. – Ты ведь Софью во все это втянул?

– Втянул во что? – резко спросил Григорий, поняв, что в шутку все перевести не удастся.

– В шашни свои, кобелиные! Мало тебе, что сестра при живом муже как вдова живет!

– Ты о Софье беспокоишься? – взвился преображенец, положение сестры всегда было камнем преткновения между ним и родителями. – Так ты к мужу ее сходи и к ответу призови, что он с полюбвницей вместо жены законной живет! Правда, не думаю, что сама Софья тебе спасибо скажет!

– Тон смени! – кулак вновь опустился на стол с такой силой, что чернильница подскочила. – Не с фрейлинами, чай, разговариваешь!

– Верно, – Григорий слегка подался вперед. – С фрейлиной церемониться бы не стал, взашей вытолкал!

Взгляд звериных глаз сына заставил отца поежиться.

– Ты тут зенки свои желтые не выпячивай! – рявкнул Петр Григорьевич. – Кому сказать, единственный сын в зверя оборачивается! Срамота одна!

– Отчего ж срамота? Государыне служить весьма почетно!

– Служить? Псом шелудивым?

Преображенец прикрыл глаза, пытаясь не сорваться. Зверь внутри рычал и бесновался, оскорбленный таким сравнением.

– Я вам, батюшка не пес, – старательно выговаривая слова произнес Григорий, – А офицер лейб-гвардии её императорского величества!

– Вот оно как? Офице-э-эр? – Белов-старший издевательски протянул последнее слово. – Как по мне, кобель, ты Гришка, что не на есть самый натуральный! Тебе все по бабам бегать, да юбки на уши им задирать! Вот и вся твоя служба!

– Ежели это все, что вы сказать хотите, – преображенец хотел подняться. – То я тороплюсь!

– Сиди, – одернул его отец, входя в раж, – Добегался уж! Срам-то какой! Где она?

– Кто?

– Девка твоя, брюхатая.

Григорий скрипнул зубами, подавляя в себе звериное рычание.

– Она не, как вы изволили выразиться, брюхатая! – произнес он, слегка раскатывая «р». – И извольте о моей невесте отзываться вежливо!

Белов-старший с недоверием посмотрел на сына.

– Я гляжу ты совсем того на службе своей! Тебе, Белову, чей род идет от Рюриков навязывают невесту, и ты…

– И я выполню приказ государыни, – Григорий распахнул дверь, давая понять, что разговор закончен. – Всего вам, батюшка доброго. Берегите маменьку!

– Да ты…, да я… Ах ты щенок! – рука отца потянулась сама в поисках нагайки, как правило при разговорах лежащей на столе, в воспитательных целях. Но стол был чужой. – Да я тебя денег лишу! Имения все монастырям отпишу! Что тогда делать будешь?

– Служить государыне, как и все Беловы до меня! – бесстрашно ответил Григорий, хотя промеж лопаток зазудело по старой памяти, – А там, глядишь, Елисавета Петровна и не обидит: имения наши тоже не просто так предкам достались! Честь имею!

Щелкнув каблуками, Белов-младший вышел, даже не затворив за собой дверь. В спину ему еще долго неслись отцовские проклятия и ругательства. Впрочем, к этому Григорий уже привык.

Ссоры меж ними были извечны. Не приемля иное мнение, нежели свое собственное, Белов-старший считал, что наследника избаловали, и пытался призвать к порядку, чему Гриша сопротивлялся сколько сам себя помнил. Матушка все скорбно вздыхала и то и дело бормотала что-то про баранов, а сестры переглядывались и подхихикивали, когда очередные крики сотрясали дом Беловых, обращенный фасадом к реке Мойке.

Впрочем, в последнее время Григорий редко спорил с отцом. Вернее было сказать, редко заезжал в родной дом, предпочитая казармы ставшего родным полка.

Все еще полыхая праведным гневом, преображенец выскочил за ворота мимо караулов, справившись у солдат нет ли известий о Бутурлине. Вестей не было, и Белов, расценив это, как знак, что жизнь Александра Борисовича находилась вне опасности, широким шагом направился к побережью залива.

Глава 6

Ветер и морские брызги слегка остудили разгоряченную голову. Свинцово-серые волны с шумом бились о камни, рассыпаясь белоснежной пеной. Преображенец спустился к воде и прошелся вдоль берега, носком сапога пиная мелкую гальку.

Разговор с отцом, с одной стороны, делал написание письма ненужным, но с другой… Петр Григорьевич ясно дал понять, что не примет Настю в качестве невестки. Самого Григория это не слишком волновало, он спокойно мог обойтись и без родительского благословения, как и сделал когда-то, попросту сбежав из дома в преображенский полк.

Приписав себе два года, Гриша успел принять присягу до того момента, как его обнаружили верные слуги отца. Бутурлин тогда имел долгий разговор с Петром Григорьевичем, а потом лично выдрал незадачливого солдата, но в полку оставил: обратного пути у преображенцев никогда не было.

Григорий прикрыл глаза и с шумом вдохнул свежий, все еще пахнущий грозой воздух. В отличие от многих своих знакомых Белов любил Питерсхофф, здесь он чувствовал себя свободным.

Сейчас, правда, свобода не ощущалась. Слишком уж зловеще складывались события вокруг.

– О чем задумались, Григорий Петрович?? – вкрадчивый голос раздался почти за спиной.

От неожиданности Белов подпрыгнул и уже в воздухе начал оборачиваться зверем. Впрочем, графа Шувалова, привыкшего проводить инициации в полку, преображение офицера не смутило.

– Перестаньте! – начальник Тайной канцелярии слегка насмешливо смотрел на гвардейца, чьи черты лица все еще расплывались, а за ними проглядывала морда зверя. – Оставьте эти шутки для впечатлительных фрейлин!

– Простите, Александр Иванович, – с совершенно серьезным лицом произнес Григорий. – Нельзя же так подкрадываться!

Тот смерил шутника одним из своих фирменных взглядов. Поговаривали, что таким взглядом глава дознавателей мог прочитать мысли. Григорий в этом сомневался, ибо читай Шувалов мысли, то и дыба была бы не нужна. Посему гвардеец сделал каменное лицо, точно караульные у ворот, когда государыня мимо изволит идти.

Начальник тайной канцелярии вздохнул и покачал головой.

– Все во мне врага видите, Григорий Петрович? – ласково спросил он.

– Помилуйте, Александр Иванович! – наигранно возмутился Белов. – Разве ж можно вас во враги записывать?

Шувалов криво усмехнулся.

– Пройдемся, Григорий Петрович, – он мотнул головой в сторону побережья.

Белов проследил взглядом:

– Отчего бы и не пройтись.

– Вы даже не спросите куда.

Григорий пожал плечами:

– Шпага моя при мне, стало быть, в крепость Святых Апостолов не поведете, а так – погода хорошая, солнышко, вон, светит, отчего же и не прогуляться?

Шувалов чуть наклонил голову, внимательно рассматривая собеседника.

– Все гадаю, вы храбрец или просто нахал?

– Вам виднее, ваша светлость, это вы в людских душах… разбираетесь.

К удивлению Григория, замечание даже повеселило Шувалова.

– Храбрец и нахал, – усмехнулся он. – Впрочем, что еще ожидать от преображенца? Ну коли вы такой умный, может угадаете, зачем я с вами беседы веду?

– Гадают на святках, Александр Иванович, а сейчас лето на дворе, – Белов демонстративно огляделся.

За разговором они отдалились к зверинцу, и теперь вокруг никого не было.

– Ох, Григорий Петрович, и охота вам так ерепениться? Я ведь только поговорить пришел… Пока что…

Гвардеец остановился и внимательно посмотрел на Шувалова.

– Странный вы человек, Александр Иванович. Вы ведь хотите знать, что произошло этим утром с Александром Борисовичем Бутурлиным, верно?

– Верно.

– Так и спросили бы прямо. Но нет, вы подкрадываетесь, на прогулки уединенные зовете, крепостью грозите…

– Виноват, Григорий Петрович, – глава тайной канцелярии развел руками, – должность обязывает.

– Врете вы, вам это удовольствие доставляет! – непочтительно фыркнул преображенец.

– Возможно, – напускная веселость слетела с Шувалова, он пристально посмотрел на Белова. – Так, Григорий Петрович, здесь беседовать будем или в моем кабинете в Питерсбурхе?

– Спасибо, что не сразу в крепости, – хмыкнул гвардеец. – Хотя вы правы, в этом деле мы с вами по одну сторону стоим.

– Мы с вами всегда по одну сторону стоим, Григорий Петрович. Ведомство, где я служу, ведь приказом Преображенским звалось.

Григорий сухо кивнул, эту историю он знал. Созданный для охраны правопорядка, приказ уже при императрице Анне был преобразован в Тайную канцелярию и отделен от полков. А вот Шувалов всегда при Елисавете Петровне был.

Белов вдруг вспомнил, что именно граф тогда, еще совсем молодой проводил инициацию и самого Григория. Впрочем, тот день давно смазался в памяти, осталось лишь ощущение близости смерти и дыхания волка где-то рядом.

Шувалов все еще ждал ответа и преображенец решился:

– Спрашивайте, скажу, что знаю.

Шувалов задумался.

– Расскажите-ка мне, что происходило до того, как вы увидели Александра Борисовича, лежащим на дороге, – предложил он. – А если мне что надо будет – я вас прерву.

– Хорошо. С какого момента?

– С того, как вас на заставе Левшин перехватил. Кстати, почему именно он? – заметив, что Белов едва заметно напрягся, начальник тайной канцелярии махнул рукой. – Про зверя, что людей дерет уже наслышан от государыни, так что можете ничего не скрывать!

– Хорошо, – Григорий не стал упражняться более в куртуазной беседе, а достаточно сухо изложил события.

– Вы уверены, что у запруды действовал не оборотень? – спросил Шувалов, когда гвардеец закончил.

– Да. Тело принесли позже, протащили сквозь кусты и свалили.

– А в кабаке вы что ели?

– Не ели мы, – пожал печами Григорий. – Александр Борисович пиво заказал, так он один, почитай свою кружку и выпил.

– А вы почему не пили? – насторожился Шувалов.

Григорий пожал плечами.

– Какое-то оно кислое было… – он вдруг осекся и ошеломленно посмотрел на главу тайной канцелярии. – Вы думаете…

– Скорее всего да.

– Но «Красный кабачок» – место известное, сама государыня туда захаживает, да и хозяина все знают.

Граф обреченно вздохнул и с укором посмотрел на стоящего перед ним офицера:

– Григорий Петрович, вы как дите малое. «Хозяин», «государыня» … Много ли подавальщице надо! Монету промеж грудей сунул, да по… мягкому месту огладил, вот и принесет она нужному человеку нужное зелье. Счастье, что вам пиво то кислым показалось.

– Но Сашка Левшин его тоже пил!

– Он – молодой, выпил неполную кружку, да и… – Шувалов вздохнул. – Человек он, а не оборотень!

– Оборотень преображенцу рознь, – слегка обижено заметил Григорий. Начальник тайной канцелярии скупо улыбнулся.

– Как говориться в моем ведомстве: на дыбе все одинаковы… но вы правы, преображенцы отличаются от тех, кто стал зверем, не пройдя полный обряд. Стало быть, в убийствах жителей не замешаны.

– Тогда кто и зачем?

– Знал бы, Григорий Петрович, не говорил бы с вами, наслаждаясь природой, а давно в крепости допрос вел! – Шувалов чуть прищурил глаза, отчего напомнил Григорию злонамеренного хорька. – Есть у меня мысли по этому делу… Хотите, поделюсь? Только тогда вам еще одну присягу принести придется…

– Вербуете, Александр Иванович? – почти весело отозвался преображенец.

– Помилуйте, я ж вас не прошу доносить и денег не предлагаю!

– А то вы за просто так мыслями делитесь!

– Вы умнее, чем я ожидал, – Шувалов досадливо поморщился. – Только не учли один момент: для доносов мне достаточно приказать вам. А я мыслями… отчего ж не поделиться?

– А потом за ваши мысли растянут меня на дыбе, да в Сибирь сошлют! – фыркнул Григорий. – Нет уж, Александр Иванович, оставьте все ваши думы при себе. Коли еще что узнаю по этому делу – непременно сообщу, а пока, простите, меня ждут!

– Ну и дурак! – донеслось в спину. – В следующий раз я уже предлагать не буду – на допрос вызову!

Преображенец лишь скрутил пальцами неприличный знак от сглаза и направился прочь.

Встреча с главой Тайной канцелярии окончательно испортила настроение. Шувалова Белов не то, чтобы боялся, но не любил и опасался, весьма справедливо считая графа человеком опасным. Тем неожиданней было предложение работать на Тайную канцелярию. Да и волчье чутье подсказывало, что граф почему-то лично заинтересован в раскрытии дела о Звере.

Конечно, в свете просьбы Бутурлина, предложение было заманчиво вдвойне, но Белов сомневался, что Шувалов пустит кого-либо к тайным бумагам. Быть же пешкой в чужой игре офицеру не хотелось. К тому же Григория настораживали и слова Шувалова о подавальщице, якобы принесшей отраву в пиве. Зная главу Тайной канцелярии, слова эти были сказаны не просто так.

Задумавшись, Григорий и не заметил, как ноги привели его к «Красному кабачку». То, что в заведении происходит что-то неладное стало понятно еще по дороге – слишком уж много людей спешили прочь от красного деревянного здания, старательно опуская глаза на пыльную дорогу, точно опасаясь быть узнанными.

Всегда шумное заведение сейчас просто гудело, точно растревоженный пчелиный улей. Из открытых окон слышался звон разбитой посуды, визги подавальщиц, потом все перекрыла ругань и причитания хозяина кабака.

Белов с шумом втянул воздух и безошибочно направился в сторону огромного дерева, за которым стоял граф Шувалов. Скрытый от любопытных глаз, он старательно делала вид, что не имеет отношения к обыску питейного заведения.

– Григорий Петрович! Какая встреча! – граф улыбнулся. – Что-то мы стали с вами часто встречаться.

Белов пожал плечами:

– Только не говорите, что вы не ждали моего прихода.

– Ждал. Но я думал вы помчитесь сюда сразу после нашего разговора, – начальник Тайной канцелярии вновь прищурился и стал похожим на хорька.

– Ну признаться вы мне так допросом грозили вслед, что я испугался, уже собирался в Питерсбурх ехать, в крепость, – Белов усмехнулся.

– Что же вас остановило? – елейным голосом поинтересовался граф.

– Да вот, вспомнил, что вы про подавальщицу сказали, попробовать решил… Даже монеты приготовил! – Григорий демонстративно разжал руку и продемонстрировал золотой.

Шувалов покачал головой и с видимым сожалением посмотрел на гвардейца:

– Григорий Петрович, ваше решение остаться в полку окончательное или вы подумаете по поводу перевода в мое ведомство?

– Александр Иванович, вы же знаете, я бы с радостью, но… – гвардеец наигранно вздохнул. – Не в моих принципах, людей на дыбе растягивать!

– И не в моих тоже, – Шувалов развел руками. – Положение, знаете ли, обязывает…

– Положение – штука такая… – насмешливо протянул Белов. – К чему только не обязывает. Вот давеча мне рассказывали, как девку то одну недавно помещик обязал себя ублажать, и теперича она в положении…

– Девку опознать сможете? – голос Шувалова стал жестче.

– Которая помещика ублажала? – наигранно изумился преображенец.

Начальник тайной канцелярии хмыкнул:

– Все с огнем играете, Григорий Петрович! Впрочем, не мудрено. Волком-одиночкой уже сколько лет ходите… Подавальщицу опознаете?

– Эту смогу, – кивнул Белов, – Только на месте сомневаюсь я, что здесь она. Лично я б уже давно деру дал.

– Рад, что вы не на ее месте. – граф кивнул на дверь кабака. – Прошу!

Григорий шагнул вперед и остановился, впервые увидев полутемный, затянутый дымом зал без единого посетителя. Несколько столов было перевернуто, а под подошвами сапог хрустели осколки от разбитых кружек и мисок.

– Григорий Петрович, ну хоть вы заступитесь! – при виде знакомого лицо хозяина просветлело, мужик кинулся к гвардейцу. – Это ж беспредел какой! Они же мне всех посетителей разогнали!

– Будут тебе еще посетители, – отмахнулся вошедший следом за Григорием Шувалов. – Девки твои где?

– Господи, ваша светлость, так вы бабу захотели! – хозяин всплеснул руками, так что ж сразу не сказали! Я б все… по высшему разряду!.. Хотя у мадам Амели девки то получше будут…

– Идиот! – оборвал его Шувалов, зло оглянувшись на ухмыляющегося Белова. – Подавальщиц сюда гони!

– Так это, вот они все, – хозяин кивнул в угол, куда сбились девки, внимательно слушая разговор.

Двое мужчин в темных одеждах стояли рядом, внимательно следя за служанками. Еще троих таких же Белов заметил на лестнице и невольно напрягся – он не любил Тайную канцелярию, в ведомстве которой числились и колдуны.

Шувалов тем временем зло сверкнул глазами.

– Я что, в угол пойду? – напустился он на хозяина. – Вытащите их.

– Александр Иванович, – остановил его Белов. – что их вытаскивать, деться им все равно некуда, сами выйдут.

Он махнул девкам рукой, приказывая выстроиться у прилавка. Одна за другой те нехотя встали в ряд.

– Григорий Петрович? – Шувалов повернулся и вопросительно посмотрел на гвардейца, который даже не подошел к девкам.

Тот покачал головой.

– Её тут нет.

Он направился к выходу. Шувалов кинулся следом.

– Вы уверены?

Гвардеец зло сверкнул глазами:

– Пытать будете?

– Еще раз глупо пошутите – лично на дыбе растяну! – пригрозил тот. – Хватит уже, мы не в борделе, чтобы шутками обмениваться!

Белов слегка поморщился, граф тем временем продолжил:

– Скажите, вы могли ошибиться?

Григорий покачал головой:

– Александр Иванович, кому, как ни вам знать, что преображенцы запахи запоминают почище собак. Нет тут её, и все.

– Все-таки сбежала…

– Возможно, – Белов вдруг остановился и втянул в себя воздух.

Шувалов с интересом наблюдал, как преображенец обогнул кабак, подошел к черному ходу и склонился над едва заметной тропинкой. Потом, ни говоря ни слова, устремился в чащу. Начальнику тайной канцелярии оставалось лишь идти следом за гвардейцем.

В какой-то момент Белов сошел с тропинки, углубляясь в чащу. Запах девки ощущался все явственнее, смешиваясь с другим, уже знакомым запахом крови и смерти. Почуяв кровь, зверь опять заметался в предвкушении добычи и попытался взять верх над хозяином. Григорий усмирил его и повернулся, поджидая Шувалова.

Тот отстал, не в силах выдержать столь быстрый темп.

– Плохо дело, Александр Иванович, – произнес Белов, когда граф подошел.

– С чего вы взяли? – спросил начальник Тайной канцелярии.

Григорий заметил, что руки графа начали светиться. Значит, призвал Силу.

– Здесь смертью пахнет. И Зверем.

В прохладном полумраке леса слова гвардейца казались зловещими, Шувалов невольно положил руку на рукоять пистолета. Белов качнул рукой.

– Это бесполезно. У вас пули обыкновенные. А тут серебро нужно.

– Откуда вы знаете какие у меня пули, – усмехнулся глава тайной канцелярии. – Или думаете, Елисавета Петровна скрыла от меня явление волкодлака?

Григорий с опаской покосился на пистолет, различил в инкрустации вплетенные руны заклинания и невольно вздрогнул.

– Тогда уж постарайтесь в меня не попасть!

– не волнуйтесь. Я достаточно метко стреляю, – уверил его граф. – Коли вы в свойственной вам дурной манере шутить не будете, не промахнусь.