Текст книги "Ловушка на зверя (СИ)"
Автор книги: Екатерина Каблукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Глава 3
Всю дорогу, проходящую по Питерсхоффу, Насте не давал покоя злосчастные колокольчики, которые Григорий сжимал в руке. Как не пыталась она не думать об этом, в голову постоянно лезли назойливые мысли о букете. Девушка понимала, что ревновать глупо, к тому же колокольчики гвардеец мог собирать и сестре или племяннице, но все равно никак не могла позабыть злосчастные цветы.
В мыслях об этом, Настя искусала себе все губы.
– Приехали, Настасья Платоновна! – Петр спрыгнул с облучка и распахнул дверцу кареты.
Девушка вышла.
– Петр, езжай в казармы, – распорядилась она. – Глашу вдруг там увидишь – накажи, чтобы ко мне шла!
– Будет сделано, барыня! – Петр поклонился и вскочил на облучок, – Пошла, залетная!
Карета со скрипом двинулась по дороге.
Настя подошла к крыльцу, когда её окликнул слишком знакомый баритон, при звуках которого по коже пошли мурашки.
– Анастасия Платоновна, добрый день! Рад, что вы так быстро вернулись!
Девушка обернулась и встретилась взглядом с холодными глазами соседа.
– Михаил Евстафьевич, добрый день! – она постаралась, чтобы голос звучал ровно. – Какими судьбами?
– Да вот, вас жду, – Волков не стал ходить вокруг да около.
– Меня? Зачем?
– Хотел выразить сочувствие в связи с положением вашего батюшки. Простите, что не сказал вам вчера – о бедствиях ваших друзья просветили лишь сегодня поутру.
Настя прикусила губу, подыскивая наиболее подходящий ответ. С одной стороны, вроде бы речь шла о её отце, но с другой – Волков не сказал ничего определенного, а следовательно, мог просто пытаться выведать все у наивной девушки.
– Все это – досадное недоразумение, – наконец сказала она. – Государыня обещала в скором времени во всем разобраться…
– О, Елисавета Петровна взяла покровительство над вами? Это прекрасно. Только… – Михаил сделал вид, что слегка замялся. – Вы же знаете, сколь переменчивы намерения у сильных мира сего. Стоит им узнать, что вы что-то скрыли от них, и их расположение обернется страшным гневом…
Настя опустила глаза, опасаясь, что может выдать себя. Сила забурлила в ней, так и предлагая наказать этого наглеца.
– Побойтесь Бога, Михаил Евстафьевич, – произнесла девушка как можно более миролюбиво. – Какие у меня могут быть тайны от государыни?
– Не знаю, не знаю, – он вновь холодно взглянул на девушку. – Вам виднее, какие…
– Вы поджидали меня, чтобы сказать именно это? – она позволила в голосе насмешку.
– Нет. Предложить вам продать мне вашу девку… Глашу, кажется… Думаю, в сложившейся ситуации деньги не будут вам лишними.
Настя усмехнулась и покачала головой. В этом был весь Волков: сначала попытаться запугать, потом, если не удалось – подкупить.
– Мне не надобно ваших денег, Михаил Евстафьевич, – с достоинством сказала девушка. – Я теперь служу государыне и мне положено жалование, как и всем её фрейлинам. Что же касается моей Глаши, советую вам забыть о ней. Простите, мне пора идти.
Не дожидаясь ответа, она прошла в дом, закрыла дверь, и лишь тогда, прижавшись к полированному дереву спиной, выдохнула. Девушка не сколько боялась своего соседа, сколько не желала с ним общаться. К тому же она искренне опасалась, что Волков способен выкрасть Глашу, и тогда девку никто не найдет.
Настя задумалась. Самым простым было бы рассказать все Белову, но девушка не желала вешать на гвардейца свои проблемы, достаточно уже и того участия, которое Григорий принимал в её судьбе. К тому же еще были колокольчики, которые он собирал кому-то по дороге в Питерсхофф.
При воспоминании о цветах, Настасью вновь охватила обида. Умом девушка понимала, что не имеет права чинить препятствий гвардейцу, но легче от этого не становилось.
За размышлениями девушка пропустила звуки шагов, и опомнилась лишь когда дверь с силой толкнули, створка распахнулась, откинув Настю к стене, и на пороге показалась Дарья. В руках у нее была корзинка, накрытая платком.
– Насть, ты чего дверь держала? – изумилась фрейлина.
– Да вот, задумалась, – отмахнулась та. – А ты откуда?
– На рынок ходила, – Дарья продемонстрировала корзинку. – покупать куриные фрукты.
– Что? – воскликнула Настя.
Соседка звонко рассмеялась.
– Яйца куриные, – пояснила она, проходя к себе в комнату и ставя корзинку на стол. – При дворе не комильфо употреблять стол ь грубые выражения, вот и называем их «куриные фрукты», а утиные яйца – «утиные фрукты», а вот мужские… – Дарья многозначительно помолчала, лукаво посматривая на смутившуюся Настю, – а вот мужские только по латыни – тестикулы! Ибо они – свидетели мужественности! Так что, Настенька, запомни и не оплошай!
Фрейлина вновь рассмеялась.
– Говоришь, словно я буду с кем-то эти самые тестикулы обсуждать, – проворчала та,
– Будешь, не будешь, а услышишь непременно! Сама знаешь, какие у нас при дворе порядки! – вздохнула Дарья с грустью смотря в окно. – Иногда думаю, сидела бы лучше в имении, в нищете, вышла бы замуж за такого же нищего соседа…
При упоминании о соседе, Настя вспомнила Волкова и невольно вздрогнула. Даша пытливо взглянула на подругу.
– Ты чего вздрогнула?
– Я? – изумиться получилось почти натурально.
– Ты, Настя, тебе что, Лизка наша что-то наплела?
– Что наплела? – не поняла девушка.
– Да, ничего, – Дарья стремительно подошла к столику и задумчиво покрутила корзинку с «куриными фруктами». – Не важно это.
– Ты про Левшина? – догадалась Настя и ойкнула, понимая, что выдала Лизетту.
Даша обернулась и сверкнула глазами, впрочем, тут же опустила ресницы, сказывалась дворцовая выучка.
– А что про него говорить? – она нарочито небрежно пожала плечами. – Бабник он, как и Белов. Вот уж два сапога – пара!
– И оба левые, – продолжила Настя, вспомнив старую поговорку целиком.
– Точно! – Даша рассмеялась, но как-то невесело. – Настя, а можешь свою Глашу попросить, чтоб она из эти фрукты куриные отварила? А то от поваров государыни лишь желе да соусы всякие…
– Глаша! – спохватилась Настя.
От этих разговоров, она совсем забыла о своей крепостной, а ведь, судя по всему, Петр давно должен был добраться до казарм и передать племяннице наказ хозяйки.
– Что ты переполошилась так? – удивленно воззрилась Дарья. – точно ее в острог увезли!
– Если бы в острог… – Настя выдохнула и решилась, – её наш сосед купить хочет!
– И что?
– Дурной он человек, Даша. Очень дурной. Как бы беды не приключилось…
– Так ведь он далеко.
– Приехал он. меня у крыльца подкараулили, да о папеньке все выспрашивал…
– Что выспрашивал?
– Где он. Да что с ним…
– Соседу твоему какое дело?
– Не знаю. Не к добру это… – девушка нерешительно посмотрела на соседку, – Пойду я, наверное…
– Куда?
Настя опустила голову.
– К казармам. Любовь у Глаши там приключилась… с Васькой… денщиком Белова…
– Во те раз! Да, каков хозяин, таков и… – Даша внимательно посмотрела на расстроенную подругу, потом направилась к дверям. – Ладно, вместе пойдем! Всяко лучше, чем дома сидеть.
Они почти дошли до казарм, когда встретили бегущую им навстречу Глашу.
– Настасья Платоновна! Простите дуру! – выпалила крепостная, тяжело дыша. – я просто…
– Просто с Васькой Беловским по углам зажималась, – фыркнула Даша, насмешливо глядя на зардевшуюся девку. – смотри, в подоле хозяйке что принесешь!
Крепостная покраснела и опустила голову.
– Даша, перестань, – попросила Настя, чувствуя, что с души будто свалился камень. – Глаша, Волков здесь. Михаил Ефремович.
Девка охнула и с испугом взглянула на свою хозяйку.
– Настасья Платоновна… вы же не…
– Не продам, – твердо сказала та, – Но ты, Глаша, не маленькая и понимать должна, что просто так он не отступит! А защитников у тебя окромя меня нет.
– А Григорий Петрович как же? – изумилась девка.
– При чем тут Белов? – Настя взглянула на любопытствующую Дашу. – мало ему своих проблем, так еще и мои решать!
– Ну так жених все же… – Глаша ойкнула и зажала рот руками, понимая, что сболтнула лишнего.
– Жених? – протянула Дарья, с изумлением смотря на подругу.
– Да. Государыня приказала, – Настя вздохнула. – Даш, поклянись, что никому не расскажешь!
– Вот те крест! – воскликнула та. – Никому не разболтаю! А с чего Елисавета Петровна так приказала?
– Я тогда за отца просить хотела… Белов меня мимо караулов провел, аудиенцию устроил… вот государыня и осерчала, – девушка махнула рукой.
– А я-то все гадала, как ты во фрейлины устроилась, а оно вот как! – глаза Даши заблестели, она хотела еще расспросить подругу, но вдруг улыбка сбежала с губ, а лицо просто окаменело.
Настя обернулась и заметила Левшина, хмуро шагающего к казармам. При виде девушек он остановился и нехотя подошел.
– Добрый день!
– Как? Александр Дмитриевич! Вы и без коня? – фыркнула Дарья вместо приветствия.
– Увы, – мужчина по-военному поклонился, щелкнул каблуками.
– Что же побудило вас оставить любовь всей вашей жизни и идти пешком? – в голосе фрейлины слышалась издевка.
– Вам-то какая разница?
Настя внимательно посмотрела на измайловца, отмечая, что н выглядит усталым и каким-то подавленным. Более того, девушка ощущала беспокойство, исходившее от офицера.
– Александр, что с вами случилось? – спросила она напрямую.
Левшин удивленно моргнул.
– С чего вы взяли?
– Наверное, вы никогда не умели скрыть дурные мысли? – язвительно предположила Дарья, но Настя оборвала её, не давая разговору перейти в ссору:
– Я просто вижу. Вы сами на себя не похожи!
– С Александром Борисовичем несчастье приключилось, – признался измайловец, понимая, что весть о том, что командир преображенского полка упал посередине улицы, не утаишь. – Боюсь, что при смерти он.
– Как? – ахнула Настя. – А Анна Михайловна? Что она говорит?
– Не знаю. С ней Гришка разговаривал. Белов. Он Бутурлина домой привез…
– Вот как? – Анастасия прикусила губу, затем взглянула на свою девку, с несчастным видом все это время стоявшую поодаль. – Глаша, ступай домой! Я скоро буду!
– Да, барыня, – облегченно выдохнув, девка рванула к фрейлинскому домику.
Настя вновь обернулась к Левшину:
– Когда это случилось?
– Сегодня днем. Господин подполковник упал с коня аккурат посередине дороги. Белов отвез его в дом.
Девушка кивнула, рука вновь потянулась к плечу, чтобы переплести несуществующую косу, наткнулась на пустоту, и Настя вздрогнула, выныривая из дум:
– Прошу меня извинить, я должна идти.
Не ожидая ответа, девушка подобрала юбки и почти бегом кинулась от казарм.
– Настя ты куда? – крикнула вслед Даша, но та даже не обернулась. Фрейлина с досадой перевела взгляд на Левшина. – Все вы со своим известием!
– Я должен был промолчать? – огрызнулся он.
– Могли бы просто пройти мимо!
– После чего вы бы стали укорять меня в пренебрежении?
– Я вас? – Дарья наигранно рассмеялась. – Зачем вы мне сдались?
– Я ведь младший сын, который должен зарабатывать на жизнь, верно?
– Вы считаете меня корыстной?
– Отчего же? Просто достаточно расчетливой особой, – измайловец криво усмехнулся. – Материальные блага для вас гораздо важнее чувств, которые человек испытывает к вам.
– Да вы… вы не способны ни на какие чувства, кроме любви к своим лошадям! – Дарья резко повернулась и стремительно направилась к дому.
Левшин несколько секунд ошарашенно смотрел ей в след, затем догнал и схватил за руку.
– Так вот в чем дело? – резко спросил он. – Тогда вы… Даша, все это все из-за коня?
– Отпустите меня! – Даша даже топнула ногой. – Как вы смеете?
– Ответьте! – потребовал он. – Тогда вы отказали мне, потому что считали неспособным любить вас?
– Здесь люди, – фрейлина в замешательстве огляделась, случайные прохожие, привлеченные громкими голосами, стали останавливаться, а несколько крестьян, выпалывавших клумбу, просто прекратили работу с интересом глядя на господ.
Левшин вздохнул.
– Дарья Сергеевна, послушайте я понимаю, что здесь не место, но прошу, дайте мне возможность объясниться перед вами!
Фрейлина прикусила губу. Измайловец всматривался в ее лицо, его умоляющий взгляд был красноречивее всяких слов. Он удерживал девушку крепко и одновременно нежно, так, чтобы не оставить на белоснежной коже красных пятен.
– Хорошо, – сдалась Дарья. – Приходе вечером к фрейлинскому дому, я выйду.
Левшин скупо улыбнулся, затем, не отводя взгляда, поднес ладонь девушки и поцеловал. Даша вздрогнула и, чтобы скрыть смущение, опустила ресницы.
– Это не значит, что вы будете прощены, – предупредила она.
– Это значит, что у меня есть надежда, – мягко возразил измайловец.
– Надежда? – Дарья вздрогнула, её сердце застучало часто-часто. – Надежда на что?
– На свою удачу. Вчера я здорово проиграл в карты!
– Вы стали игроком? – фрейлина чуть прищурилась.
– Только от безысходности своего существования! – Левшин позволил себе улыбнуться. – Видите, я честен с вами!
– Вам не стоит играть!
– В ваших силах повлиять на это… А теперь вы позволите проводить вас?
– Вы же торопились в казармы?
– Я не спешил. Пойдемте?
– Поверьте, это лишнее.
– Все же я настаиваю.
Дарья нерешительно посмотрела на протянутую ей руку, поколебалась и вложила свою.
– Это ничего не значит, – заявила она.
Левшин лишь хмыкнул, но тут же придал своему лицу самое серьезное выражение, на которое был способен.
Глава 4
Настя почти пробежала улицу, не обращая внимание на прохожих, с провожающих девушку недоуменными взглядами, и остановилась лишь у деревянного забора, огораживающего небольшой деревянный дом и поросший лопухами сад. Калитка легко отворилась. Поколебавшись, Настя не стала никого кликать, а просто вошла во двор.
Цепной пес начал побрехивать, но ведунья строго взглянула на него, и пес предпочел уйти в свою конуру.
– Так-то лучше, – фыркнула девушка, поднимаясь на крыльцо и требовательно стуча в дверь.
Никто не ответил, и стук пришлось повторить. Насте показалось, что она уже отбила себе все пальцы, когда дверь все-таки распахнулась и на пороге возник бородатый мужик в зеленом кафтане, когда-то бывшем мундиром.
Он хмуро уставился на девушку.
– Не велено!
– Что не велено? – переспросила Настя.
После бега по улице в жару, дыхание сбилось, а сердце готово было выскочить из груди. Мелкие прядки волос противно липли к потному лбу, девушка уже несколько раз откидывала их ладонью.
– Пущать никого не велено, – неохотно пояснил мужик, разглядывая незваную гостью из-под кустистых бровей.
– Пойди и доложи Анне Михайловне, что пришла Анастасия Збышева, – распорядилась девушка.
Мужик лишь хмыкнул и насупился еще больше.
– Сказано же, не принимает барыня!
Настя с досадой посмотрела на него. Время утекало, вместе с ним утекала и жизнь хозяина дома. Возможно, более искушенная гостья и попыталась призвать холопа к порядку, обещая все кары небесные, но Настя не была столь опытна, поэтому лишь устало спросила.
– Тебя как звать?
– Степан, – мужик смотрел очень настороженно.
Но дверь перед носом не захлопнул, и то хорошо. Наверняка, один из тех верных слуг, что всю жизнь с хозяином.
– Степан, послушай, ты просто сходи и доложи обо мне. Если Анна Михайловна своего решения не переменит, я уйду, ладно? – Настя внимательно взглянула на слугу.
Мужик слегка помялся, потом отступил, пропуская девушку в дом.
– Здесь обождите, барыня, в зале, – пробурчал он, исчезая в противоположных дверях.
Настя осталась одна. Чтобы хоть как-то успокоиться, девушка прошлась по комнате, усмехнулась совершенно аляповатому сочетанию лакированной, достойной дворца, мебели и простых деревянных стен, проконопаченных толстой веревкой, потом подошла к окну.
За ним виднелся заросший сорняками сад. Кривые яблони с небелёными стволами, на которых уже виднелись зеленые завязи, да липы вдоль дороги. Девушка вздохнула.
Послышались быстрые шаги. Настя повернулась как раз в тот момент, когда в комнату вошла Анна Михайловна.
– Настенька? – голос звучал очень устало. – Случилось что?
– Анна Михайловна, – девушка порывисто шагнула вперед, от нее не укрылась ни обреченная усталость в глазах ведьмы, – Мне Левшин сказал про Александра Борисович, вот я и подумала, что смогу помочь… наверное…
Бутурлина задумчиво разглядывала свою гостью.
– Нет, не сможешь, – наконец сказала она. – Опасно это. И сама сгинешь, и Сашу моего не спасешь… Не хочу грех на душу брать.
– Но… – Настя почувствовала себя обескураженной, она так спешила, была почти уверена, что нужна. – С Иваном же получилось!
– Получилось… – согласилась Бутурлина. – Только Александр Борисович не простой солдат, он волк матерый!
– Так что же, – растерялась девушка. – Неужели ничем помочь нельзя?
Анна Михайловна внимательно взглянула на девушку.
– Есть одно, – решилась она. – Только для этого тебе меня с собой провести придется. Силу мою в себя впустить и не оттолкнуть. Сможешь?
Настя задумалась, затем кивнула головой:
– Смогу. Но вы подсказать должны как…
Анна Михайловна грустно улыбнулась:
– Тогда пойдем.
Мимо изумленного Семена хозяйка дома провела девушку в спальню. Подполковник лежал на кровати. Из его груди вырывались хрипы, а рука стискивала и без того смятые простыни.
– Что с ним? – Настя склонилась над больным, отмечая посиневшие губы и мертвенную бледность лица, усеянного капельками пота.
– Наперстянка, – Анна Михайловна словно выплюнула это слово. Девушка вздрогнула, вспомнив высокий стебель, усеянный сиреневато-розовыми цветами, наподобие колокольчиков. В больших дозах это растение было ядовитым, вызывая сердечные спазмы.
– Яда слишком много, – ведьма с каким-то отчаянием посмотрела на девушку. – Одной мне душу его не вернуть. Ну что, готова?
– Готова, только, что делать – не знаю, – Настя растерянно смотрела на хозяйку дома.
Та выдохнула, пробормотала что-то и подошла вплотную.
– Дай мне руку, – требовательно сказала ведьма.
В полутьме комнаты голубые глаза ярко сияли. Без колебаний Настя вложила свою ладонь.
– Закрой глаза. так легче будет, – продолжала Анна Михайловна, подводя девушку к постели больного. Та повиновалась. На этот раз Сила приходила постепенно, волнами охватывая все тело. На этот раз в ней было что-то другое, мягкое и одновременно требовательное, будто кто-то еще направлял эту Силу.
Девушка вздохнула…
Темнота вокруг вдруг сменилась ярким солнечным светом. Настя бежала по лугу в одной рубашке, ветер ерошил ее коротко стриженные волосы цвета спелой пшеницы. Летнее солнце ласкало кожу, и не было этого удушливого, влажного от жары, воздуха, этих свинцовых волн залива…
– Не туда идешь! – сердитый оклик Анны Михайловны прозвучал за спиной.
Пшеничное поле вдруг заволокло дымом. Настя остановилась, с ужасом смотря на проносящиеся по небу картины баталий. Грохот орудий, крики людей, ржание лошадей, падающих прямо на голову. Надо было увернуться, отскочить и тут же рубить врага.
Дышать становилось все тяжелее, зверь в груди рычал и требовал крови. Золотистый шарик вдруг вынырнул из гущи сражения и полетел к девушке. Она протянула руку, и золотой светлячок сам скользнул в ладонь, обжигая своим теплом.
– Настенька, держи крепче, не потеряй! – снова Анна Михайловна.
Голос ведьмы прерывался от волнения. Девушка чувствовала, как ее ладони обхватили чужие руки, стремясь удержать то и дело обжигающий кожу огненный шар души. Жар от него становился просто нетерпимым.
Девушка закрыла глаза, прерывая связь времен, а потом птицей устремилась в небо, возвращаясь в Питерсбурх, в небольшую полутемную комнату, окна которой были завешены бархатными тканями.
Тело, лежащее на постели. Тело огромного грузного мужчины, несомненно в молодости бывшего красивым. Бездыханный, он лежал, смотря на Настю безжизненным взглядом.
– Быстрее, – поторопила Анна Михайловна. – Еще можно успеть!
Настя подошла к телу и поднесла ладонь с золотистым шариком к губам умершего. Медленно. Капля за каплей, свет начал стекать в приоткрытый рот.
Внезапно подполковник судорожно вздохнул и закашлялся. Последнее, что Настя помнила, была яркая вспышка.
***
Когда девушка открыла глаза, то обнаружила, что сидит в кресле. Сама же Анна Михайловна стояла, наклонившись над мужем, и с какой-то пронзительной нежностью всматривалась в черты его лица.
– Александр Борисович! – Настя попыталась вскочить, но ноги не держали.
– Настенька, – Анна Михайловна подошла к ней. – Милая, спасибо тебе!
Она порывисто прижала девушку к своей груди.
– Век не забуду, как смогу – отблагодарю, – прошептала ведьма.
– Он… – только теперь Настя услышала спокойное ровное дыхание подполковника.
– Успела ты, дочка, в последнюю минуту успела, – Анна Михайловна опустилась в соседнее кресло и закрыла лицо руками. – Ох, Настенька, испугалась я знатно… Столько лет вместе… И вот…
Девушка молчала, совершенно не зная, что сказать, впрочем, её собеседница не нуждалась в словах. Женщина выдохнула, аккуратно вытерла слезы кружевным платком.
– Ты уж прости слабость, переволновалась я сильно… нет мне жизни без Александра Борисовича.
– И ему без вас, – тихо сказала девушка, вспомнив то видение, которое было между боев: веселая темноволосая девчонка полными, призывно манящими губами. Теперь эта давно повзрослевшая девочка сидела напротив Насти в слезах и призналась в любви собственному мужу.
Услышав слова девушки, Анна Михайловна улыбнулась.
– Вот и славно, Настенька, вот и славно… пойдем чай пить?
– А?.. – девушка невольно оглянулась на больного.
– Все уже хорошо. Здесь и Степан справиться. А вот тебе чай нужен, с медом!
Настя признала правоту слов своей наставницы, как только сели за стол и все тот же Степан принес дымящий самовар. Анна Михайловна лично налила чай для своей гостьи и добавила туда ложки три меду.
– Пробуй. Может еще добавить?
– Зачем же? – попыталась возразить Настя, делая аккуратный глоток.
Чай действительно показался почти не сладким. Виновато посмотрев на хозяйку, девушка еще добавила ложечку меда. Анна Михайловна лишь усмехнулась.
– Добавь еще. Такое ведовство сил отбирает. Хлеб вареньем намажь погуще!
Чаевничали молча. Настя, все еще не придя полностью в себя, а хозяйка – просто не желая разговаривать. Тишину нарушал лишь звон ложечки о стенки чашки да мыши, возившиеся где-то под полом.
Стук в дверь прозвучал как раскат грома. Настя вздрогнула.
– Степан! – властно окликнула хозяйка. В дверь опять заколотили, на этот раз со всей силы.
– Иду, иду, вот ведь шумят нехристи, – проворчал слуга, проходя через зал и косясь на Анну Михайловну.
– Кто это может быть? – хозяйка дома слегка напряглась. Настя почувствовала, как ведьма призвала остатки своей силы и хотела сделать тоже самое.
– Не смей! – прикрикнула на нее Анна Михайловна. – Ты дотла выгоришь, пустышкой станешь!
Настя вздрогнула, скорее от самого окрика, чем от слов, и упустила те крупицы, которые теплились в руке.
– Анна Михайловна, – незнакомый офицер в мундире семеновского полка вошел в комнату вслед за Степаном. – Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, но я прислан осведомиться о здоровье Александр Борисовича.
– Неужто Степан Федорович надоумил? – фыркнула ведьма, напоказ разжимая ладонь, и демонстрируя переливчатые искры.
– Ну… – офицер смущенно улыбнулся.
– Значит сам…
– Вот вы меня и разгадали, – рассмеялся незнакомец, посматривая на Настю серо-голубыми глазами из-под черных соболиный бровей.
– Все неймется, Михаил Иванович? – голос Анны Михайловны был слишком ласковым.
– Ну что вы, это вы все помните старые обиды. Я и думать про них забыл! – улыбнулся офицер.
Улыбка вышла фальшивой, он и сам это понял, поэтому сделал вид, что закашлялся, после чего вновь обратил свой взгляд на Настю:
– Что за прелестная роза сидит рядом с вами?
При упоминании о розе, Настя прикусила губу, а Бутурлина усмехнулась.
– Михаил Иванович, этот цветок вам не по зубам!
– Ох, Анна Михайловна, – отпарировал семеновец. – Зубами щелкать ваши преображенцы горазды. Ну раз не желаете… – он повернулся к девушке. – Позвольте представиться, майор Михаил Иванович Долгорукий.
Он поклонился и щелкнул каблуками. Насте пришлось ответить.
– Фрейлина её императорского величества Анастасия Платоновна Збышева, – девушка протянула руку, но Долгорукий не обратил на это никакого внимания, изумленно рассматривая девушку.
– Как вы сказали? Збышева?
– Вам известно это имя? – спросила Анна Михайловна.
– Нет, – он выпалил это слишком быстро, и тут же поправился. – Впрочем, мне кажется, я слышал его недавно… что-то связанное с арестами…
Настя вздрогнула и беспомощно посмотрела на хозяйку дома. Та вновь улыбнулась, хотя взгляд оставался жестким.
– Думаю, с вашей стороны, Михаил Иванович, дурно напоминать моей протеже о неприятностях, недавно её постигших! Кому, как не вам, знать о том, что испытывают дети, когда родителей их обвиняют, зачастую незаслуженно!
– Ежели вы про папеньку моего, – беспечно откликнулся тот, – то при его аресте в Березине я был еще совсем мал. Впрочем, обвинения и казнь его не препятствовали мне ни в поступлении в полк ни в продвижении по службе. Но ежели Анастасии Платоновне неприятны мои упоминания, то нижайше прошу меня простить!
Долгорукий вновь поклонился Насте. Та кивнула, давая понять, что извинения приняты, после чего семеновец откланялся.
– Неприятнейший человек, – заметила Анна Михайловна, когда дверь за незваным гостем закрылась. – Его отец был фаворитом у Петра Второго, а сестра – невестой малолетнего императора. Оттого у них уже тогда с Елисаветой Петровной не сошлось – император-то тетку свою невесте предпочитал!
– Поэтому вы так его не любите?
– С чего ты так решила?
– Вы его по имени-отчеству величали.
– А ты молодец, учишься быстро! – Анна Михайловна встала и подошла к окну. – Александр Борисович был денщиком у Петра Великого. Разные поручения исполнял. Секретные. Петр Лексеич всегда говорил: «Ты – единственный Сашка, кому довериться могу» Меньшиков уже тогда в расчет не брался, вороват был… Император, конечно, прощал, правда поколачивал часто. А уж после того, как Меньшиков с Екатериной, женой царевой, амуры закрутил… Петр Алексеевич сослать изменников хотел… не успел. Умер. Тогда Екатерина и развернулась… Александр Борисович тогда к цесаревне Елизавете перешел… даже полюбовником у нее был… оно и понятно: цесаревна сызмальства в обряде инициации участвовала. Преображенцы ей всегда преданны были, как щенки. Потому после смерти Екатерины и боялись тронуть Елисавету Петровну. К тому же молодой император к тетке очень благоволил. Долгоруким это не нравилось, вот они и устроили Александру Борисовичу ссылку в Малороссию… оттуда он уж со мной вернулся… а обида осталась…
Бутурлина вздохнула, с огорчением смотря на разоренный сад.
– Яблони совсем зачахли… надо кого нанять, Степану уж тяжело все на себе тащить, хоть он и хорохорится…
– А с Долгоруким что случилось? – спросила Настя, завороженная рассказом.
– Недалекого ума он был. Подпись на завещании императора подделал, что тот все своей невесте завещал… обман, ясно дело вскрылся, и поехали оба, Катенька – в монастырь, постриг принимать. А сам Иван – за Уральские горы, в ссылку. Там уж и сыновья его родились: Михаил и Дмитрий.
– Но они вернулись?
– Да. Анна Иоанновна Ивана не простила. Обвинила в заговоре и казнила. А детям вернуться разрешила. Елисавета Петровна их трогать не стала. Но и к себе не приближает. Помнит, как отец их интриги плел! – Анна Михайловна вновь вздохнула. – Так что, Настенька, держись от них подальше!
– С чего бы мне с ними дружбу водить? – проворчала девушка.
Незваный гость ей не понравился. Настораживало еще и то, что он знал что-то об её отце. Она так задумалась, что прослушала, что еще говорила Анна Михайловна и машинально кивнула, когда хозяйка дома спросила что-то.
– Ну и хорошо, что согласна! – просияла та.
– Согласна на что? – спохватилась девушка.
– Я же тебя жить со мной здесь позвала, – ведьма выглядела слегка обиженной. – Что тебе во фрейлинском доме ютиться! Здесь все лучше будет.
– Но ведь там… – Настя не знала, как возразить, чтобы не обидеть гостеприимную хозяйку. – Там Даша… и Лизетта тоже…
– Я ж не в острог тебя гоню и не в ссылку. Так – всем удобнее будет. Тебе все одно учиться надо своей силой управлять.
– А… девочкам я что скажу? – пробормотала Настя, сдаваясь под напором ведьмы.
– Скажи – государыня приказала, и вся недолга! – Анна Михайловна позвонила в колокольчик. – Степан!
– Слушаю, барыня, – слуга вновь показался в дверях.
– Сходи во второй фрейлинский дом, скажи, чтоб вещи Анастасии Платоновны собрали и сюда привезли.
– Каму говорить?
– Там Глаша, крепостная моя, – пояснила Настя. – Только лучше в казармы преображенские. Там Петр…
Девушка растерянно замолчала, не зная, как лучше объяснить, что её человек делает в казармах.
– Да знаем, барыня, Петра вашего! – отмахнулся Степан. – Он третьего дня денщику Григория Петровича Белова тумаков надавал, да за хозяином лучше следить наказал!
– Вот как? – нахмурилась Настя.
– Конечно. Только я, барыня, вам этого не говорил! – спохватился Степан и повернулся к Анне Михайловне. – Ну, я побёг?
– Да, ступай! – хозяйка дома встала. – А я к Александру Борисовичу пойду. А ну как проснется, пить захочет… А ты, Настенька, не стесняйся, похозяйничай здесь. Сильно не усердствуй: к вечеру Матрену привезут, горничную мою, я её в Питерсбурх отправила за вещами своими. Если прилечь захочешь – гостевая комната у нас справа.
Еще раз улыбнувшись, Бутурлина вышла. Степан тоже торопливо прошмыгнул на крыльцо. Оставшись одна, Настя прошлась по залу, потом вновь опустилась в кресло, устало прикрыв глаза рукой.
Она просидела так около получаса, во всяком случае, именно об этом говорили бронзовые часы в виде жабы, заглатывающей циферблат-солнце. Хозяйка дома все не появлялась. Настя подошла к дверям, тихо постучала, потом заглянула. Анна Михайловна дремала в кресле у изголовья.
Девушка тихо прикрыла дверь и вернулась в комнату. Время тянулось медленно. Наконец скрип двери возвестил о приходе слуги.
– Степан! – обрадовалась девушка. – Наконец-то! Что Петр?
– Еле нашел, – мужик стащил шапку и отдышался. – Сказывал, все сделает.
– Хорошо. Ты тогда все слуге моему покажешь, ладно?
– А вы куда?
– А я пойду, Глаше подсоблю, да с девочками попрощаюсь.
– Но Анна Михайловна…
– Спит она… устала сильно. Я ей записку напишу…
Настя быстро прошла к столику, где стоял чернильный набор, вывела несколько строк, согнула лист и прислонила к самовару. Оглянувшись, по-детски показала язык своему отражению в начищенном пузатом боку и вышла.
Девушка не прошла и половины пути в фрейлинскому дому, когда на пути встретилась со своим соседом, Волковым, о чем-то тихо разговаривающем с приятелем. Мужчина показался Насте смутно знакомым, хотя она готова была поклясться, что никогда не встречала его раньше: невысокого роста, темноволосый и сероглазый, он наверняка пользовался успехом у дам, несмотря на достаточно бледный и болезненный вид.
