Текст книги "Игры в вечность (СИ)"
Автор книги: Екатерина Хайрулина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Да какие тут развлечения, – угрюмо сказал он. – Иногда мне кажется, я зря взялся их учить…
Дингир нахмурился, еще плохо осознавая, в чем дело.
– Зря? У тебя же прекрасно выходит.
– Слишком прекрасно, – буркнул тот, – Дин, ты не понимаешь, это не я по их просьбе, это они сами… жрецы Йокхараджа обращаются к нему, и он творит для них чудеса. Они просят, он делает. А мои делают сами, ни кого не прося. Это не я. Это они, понимаешь. Я научил, и они делают. В этом-то все и дело.
– То есть как сами? – не поверил Дингир.
– А вот так. Для этого не обязательно нырять в Поток.
Синий глаз Фира полыхнул жарким огнем, и снова почудилось, как тогда – раздражение и презрение во взгляде. Нет, только почудилось, по искореженному лицу скользнуло лишь сожаление и тоска. Стало как-то не по себе.
– Ты хочешь сказать, Орел, что люди обладают силой?
– А ты, Дин, хочешь сказать, что ты не знал?
– Я… – Дингир задумался, а знал ли он? – да, наверное знал, просто никогда не принимал всерьез.
– Вот теперь принимай, – Фир сердито насупился. – Знаешь, иногда мне кажется – лучше б я остался в Иларе. Иногда кажется, что Йокхарадж прав – люди должны быть тихие и послушные, им нельзя позволять самим…
Замолчал, поджав губы, и долго хмурился, ковыряя край стола. Потом отхлебнул из кружки, безразлично, не чувствуя вкуса.
– Да, они как дети, Дин. Дети, которым в руки попала огромная сила. Они еще не понимают, играются с ней, словно с ядовитой змеей. Я хотел научить их нескольким полезным пустякам, не более – как развести костер из сырых дров, как очистить воду, как улучшить всходы ячменя… Они оказались хорошими учениками. Слишком хорошими. Наверно, я такой же ребенок, как и они, я не понимал… А недавно я видел, как они охотятся… – Фир с усилием оттер ладонью бледное лицо. – И, не приведите небеса, увидеть, как они будут воевать!
* * *
Аркин, Великий Орел Парящий-в-Небесах, обратил свой взор к земле в те далекие времена, когда все сущее, от края до края, еще не имело имен, а люди жили в невежестве и души их наполняла тьма. Обратил Великий Орел свой взор и опечалился, видя сие, и воскликнул: «Доколе жить людям в невежестве и во тьме?» И сказал он: «Да будут отныне люди мудры и души их наполняет свет», и стали люди мудры и свет наполнил души их. И спустился Великий Орел с небес, и стал он жить среди людей, и дал имена всему сущему, от края до края, и построил дом, и разжег огонь в очаге, и выковал плуг для пашни, и построил загон для скота, и дал людям Великую Силу.
– Мои человечки, против его, – вздохнул Дингир, – я так долго ждал этого дня, все хотел посмотреть, кто окажется лучше… и вот этот день пришел, а я почему-то не рад. Все не так.
Теперь люди собирают войска, один народ, против другого. Это давний спор, еще от начала времен, даже не спор людей, спор богов. Скоро на поле встретятся бритоголовые жрецы Йокхараджа, и своевольные орлята Аркина.
Жрецы умны и могущественны, они умеют обращаться к своему богу, и Йокхарадж честно помогает им, иногда даже честнее, чем они просят. Они просят, и он проливает огненный дождь на головы врагов, они просят – и он убивает. Орлята Аркина убивают сами, никого не прося. Великие маги, земля дрожит от их поступи… Сила людей встанет против силы бога.
Дингир мерил шагами комнату, от стены до стены, не находя себе места. Фир молча наблюдал за ним, и синий газ Парящего-в-Небесах сверкал жгучим огнем, прожигая насквозь.
– Ты ведь не станешь им помогать? – спросил он.
Дингир замер на месте, болезненно сморщился.
– Нет, Орел, не стану. Моя сила, против силы Йока – слишком опасная игра, если такие силы схлестнуться – может рухнуть мир. Я не стану помогать. Йок избрал правильный для себя путь, он умен, он понимал, что я не смогу вмешаться.
– Тогда Йокхарадж победит. От наших с тобой людей не останется следа. Не похоже было, что это его беспокоит. Его беспокоит другое.
– Знаешь, Орел, – Дингир поджал губы, собираясь с духом, – больше всего я боюсь, что Йок проиграет. А потом твои орлята, на радостях, примутся делить мир… и я даже не хочу думать, что будет тогда.
Фир угрюмо кивнул, отвернулся.
– Я тоже этого боюсь. Я пытался научить их ответственности, честно пытался… но сила слишком кружит голову. Они не готовы, слишком рано… Дин… ты видел того мальчика?
– Яси? Да, видел однажды.
Фир покачал головой.
– Значит давно не видел. Или не понял. Сходи, посмотри еще… несчастный мальчик, если б я мог… И знаешь что, – Фир отчетливо скрипнул зубами, глядя Дингиру прямо в глаза, – знаешь, убей его, пока не поздно.
– Если сможешь, – тихо добавил он. Мальчик лежал на кошме, безвольно раскинув руки.
Да, совсем еще мальчик, худой угловатый подросток, бледный, даже скорее серый, осунувшийся в край, с ввалившимися глазами, сальные волосы липнут ко лбу, капелька слюны в уголке приоткрытого рта… И это он – главная страшная сила? Это его так боится Йокхарадж? Дингир подошел, постоял рядом.
Да, похоже мальчик спит давно… ему не дают просыпаться, тщательно поят дурманящими отварами. Его боятся, и не только Йок. Свои тоже боятся. Несчастный мальчик. Интересно, долго ли он так протянет? В забытьи. Дингир опустился рядом на колени, протянул руку.
– Не трогай его, – сказал кто-то.
Едва не подпрыгнул от неожиданности, обернулся, – в дальнем углу сидел маленький сухонький старичок, сразу и не заметил…
– Не буди его.
– Ничего страшного, – усмехнулся Думузи, – мне можно.
– Не стоит, – старичок покачал головой, – ты уверен, что сможешь его удержать?
– Я?
Это было даже смешно. Что тут сомневаться?
– Ты, Имази, – спокойно сказал старичок. – Ты уверен?
Хотел было сказать – «уверен», и вдруг передумал. Кто знает? Вдруг стало не по себе, аж мороз по коже.
Ведь не спроста этот мальчик считается основной силой в надвигающейся войне. Он один стоит тысяч магов, этих могучих орлят. Даже Йок боится его, боится взаправду. Этот мальчик умеет творить чудеса, да такие, что и у богов волосы встают дыбом.
– Что в нем такого? – спросил Дингир, скорее самого себя.
– Он верит, что он всемогущ, – вздохнул старик, – верит на столько, что действительно может все. Он слишком рано научился творить чудеса, и он твердо знает как это делать… Но он ребенок, для него это только игра… он не понимает и не пытается сдерживать свою силу, рвущуюся наружу. Ради забавы он способен перевернуть весь мир и сжечь дотла. Однажды так почти случилось…
Дингир осторожно поднялся на ноги.
Его человечки проиграют эту войну, и он не станет им помогать, просто уйдет в сторону и будет смотреть. Он даже готов встать на сторону Йокхараджа, если понадобится. Слишком страшно становится, когда люди вдруг получают такое. Может быть потом, не сейчас… Пожалуй, ты прав, Орел.
Две огненные стены сошлись у быстрой Сайтонги, схлестнулись, вскинулись пенной волной. Много дней и ночей хлестала буря, и молнии прорезали огненными сполохами небеса. Боги и люди. Люди против богов… что могут люди…
Выжженные поля на много-много миль вокруг. Земля еще долго будет помнить ту битву.
* * *
– Все мы дети Великого Орла Парящего-в-Небесах, так или иначе.
Тисовый посох звякнул крошечными бубенчиками. Тихо крякнув, старик поднялся на ноги, одернул рясу, и ковыляя подошел к маленькой масленой лампадке у стены. Щелкнул огнивом, затеплив фитилек. И желтые блики побежали по морщинистому лицу, мазнули золотом по седым волосам, огоньками вспыхнули в глубине синих глаз.
– Я-то слышал, вы тут умеете зажигать огонь одним взглядом, – разочарованно хмыкнул Ирген.
Старик лишь усмехнулся.
– А я слышал, ты мастерски владеешь мечом, мой мальчик? Возьми его, да поди, нарежь хлеба к столу.
Ирген хотел было возмутиться, но вдруг понял, засмеялся, грозя пальцем святому отцу.
Ему было далеко за сорок, огромный, могучий капитан королевских гвардейцев, но рядом с седым монахом он действительно выглядел мальчишкой. Про старого Ханека ходило много легенд, говорили даже, что именно он, а не кто-то другой, был настоятелем в обители Парящего Орла еще при Гаркене Рыжем, почти двести лет тому назад. Были и такие, которые утверждали, что именно Ханек сам основал Орден в незапамятные времена, что он бессмертный, великий чародей… а может быть даже и сам Парящий Орел. Ирген с подозрением покосился… Кто его разберет. Впрочем, жизнь чародей вел весьма скромную… тихую жизнь.
– Вот-вот, – говорил между тем чародей, и старческие губы расплывались в улыбке, – зачем резать хлеб боевым мечом, когда есть обычный кухонный нож? Зачем зажигать огонь с помощью великой силы, когда есть простое огниво?
Внимательно прищурив глаза, Ирген откинулся на спинку кресла. Как бы там ни было, он пришел сюда не наставления выслушивать. Ему они ни к чему.
– Я пришел от имени короля, отец, – сказал он.
Старик тяжело вздохнул.
– Я знаю, мой мальчик, – сказал он, – я знаю. Король вежливо просит нас убраться подальше от столицы со своей ересью. Куда-нибудь в глушь. Да, я все понимаю.
Он был совсем старый, этот Ханек, этот чародей, Парящий Орел, а сейчас казался еще старше – сморщенный, усталый, почти жалкий. Что он может? Даже огонь и то… Чудеса? Церковь не любит, когда чудеса творятся за ее спиной, да еще и не именем Творца, а неизвестно как, бесовской силой.
Впрочем, не больно-то много чудес они натворили в последнее время. Только людям головы морочат, отваживают от истины… Гнать их…
– Я рад, что понимаешь, – ухмыльнулся Ирген. – Мне даже поручено передать тебе денег из казны, в награду за благоразумие. А ведь знаешь, – он довольно потер руки, – у меня есть приказ на твой арест, на тот случай, если станешь сопротивляться. Ты ведь не станешь?
– Я не стану, – он покачал головой.
И синие глаза Ханека вдруг полыхнули таким огнем, что даже Иргену стало не по себе. Он вдруг отчетливо осознал – если старик захочет, если решит воспротивиться, то одним взглядом испепелит его на месте, и никто не поможет, просто не успеет. Да даже если и успеет… Ведь не зря церковь так боится Орла этого, совсем не зря. Если бы не боялась – не денег бы давали, а сразу на костер, за ересь, за то, что не чтят как должно Святого Творца. У них, видите ли, свой бог, какой-то Хранитель… Пока еще Орден Парящего слишком силен, но ничего! К счастью, они давно отказались от войны, ушли в тень.
– Людям слишком опасно сражаться с богами, – грустно сказал старик.
– Ведьма! Ведьма!
Стайка мальчишек, весело подпрыгивая на ходу, неслась мимо. Ирген изловчился, подцепил одного за шиворот, поставил перед собой.
– Что там? – строго спросил он.
Мальчишка ничуть не смутился, и без всякого страха принялся разглядывать суровое лицо незнакомого дядьки.
– Там ведьма! – радостно сообщил он, закончив осмотр, – и сейчас ее убивать будут!
Ирген весело хмыкнул.
Часть 3Ветер и пламя
– Когда я умру, – ответил Маугли, – тогда и настанет пора петь Песню Смерти. Доброй охоты, Каа.
Р. Киплинг, «Маугли»
1
Сейчас нужно пойти к Атту.
Пожалуй, с этого стоило бы начать, но это только потом легко говорить, как было нужно.
Нужно поговорить. Это глупости легко делать в одиночку, без оглядки. Оглядываться и думать лучше вместе. И сражаться лучше вместе.
Для начала Атт наверняка попытается свернуть Эмешу башку, за все его глупости. Но, пожалуй, у него ничего не получится, дело слишком серьезное, чтобы отвлекаться на такие пустяки.
Дворец у Атта большой, просторный, светлый, с высокими стрельчатыми окнами, длинными рядами витых колонн и мозаиками, мягко поблескивающими кусочками смальты. Пожалуй, немного старомодный и вычурный, но вполне отвечающий статусу владыки небес.
Секретарша в приемной критически осмотрела Эмеша с ног до головы и тяжело вздохнула.
– Знаете, – важно сказала она, – у нас вообще-то не принято ходить в таком виде.
Вежливо улыбнувшись, Эмеш пожал плечами.
– Знаете, мне вполне нравится мой вид. Если хотите, я могу вытереть ноги вот об этот коврик.
Он кивнул на роскошный шелковый ковер с витиеватым золотым узором. Секретарша совершенно серьезно задумалась, окинула опытным взглядом запыленные сандалии Эмеша, потом, очевидно, оценила стоимость ковра и строго сказала:
– Нет, пожалуй не стоит.
– Вот видите, – веско заметил он. – Теперь я могу пройти?
Секретарша снова вздохнула, видно было, что посетители доставляют ей много хлопот и отрывают от важных дел.
– Сейчас я вас соединю. Если Атт пожелает, он пригласит вас к себе.
Эмеш фыркнул, еще бы он не пожелал. Но спорить было бессмысленно, только время терять.
Секретарша набрала номер, и через несколько секунд на небольшом экране у ее стола, возникло царственное лицо Атта. Эмеш подошел поближе.
– Привет, – поздоровался он, и даже помахал рукой.
Атт нахмурился, что-то буркнув себе под нос.
– Мне надо поговорить с тобой. Лично, – сказал Эмеш.
– Ты был в Иларе?
– Был.
Глупо отрицать, он не за этим сюда пришел. Да и Атт не спрашивал, он все прекрасно знал.
– Поднимайся, – Атт махнул рукой и исчез.
Кабинет Атта находился на самом верху, под гигантским хрустальным куполом, искрящимся миллионами солнечных зайчиков. Атт считал, что купол этот выглядит слишком легкомысленно, но зато сразу дает понять где ты находишься. Он неоднократно порывался заменить его экраном во весь потолок, и включать на нем небо только по особым случаям, но так до сих пор этого не сделал. Наверно к лучшему. Лучше настоящее небо над головой, чем иллюзия.
Впрочем, где оно, это настоящее? То беспредельное небо, незаметно растворяющееся голубоватой дымкой во тьме вселенной? Нет его здесь, и не было никогда, не небо – твердь, скорлупа, отделяющая крошечный, несмышленый мир от невообразимой бесконечности вовне, от мрака… впрочем от мрака ли? Кто бы знал…
А звезды мерцающие в вышине – лишь дрожащие фонарики на небесной тверди, не те далекие миры, полные тайн, лишь близкие огни…
Эмеш остановился перед массивной дубовой дверью, с золоченой ручкой. В отличие от купола, дверь выглядела очень официально, реально даже, ничуть не игрушечно, вполне достойно владыки небес. Что ж, это его дворец.
Сходу пнул ногой дверь – такую дверь еще надо уметь пинать, не отбив ноги.
Атт представительно располагался в кожаном кресле, за большим, черным, полированным столом. Живое воплощение власти, ибо он и есть та небесная твердь, плоть от плоти, это он прикрывает собой крошечный мир, не давая мраку пробиться сквозь хрупкую скорлупу. Великий хранитель мира…
Нет, не так. Просто уставший, растерянный, пожилой человек. Не таким привык видеть его Эмеш.
– Ты садись, садись, чего встал, – буркнул Атт, едва шевеля блеклыми тонкими губами. Он все еще глядел в окно, туда, где среди лохматых облаков носились быстрые ласточки.
– Ну, – сказал он, – говори.
Говори… Легко сказать… Эмеш хотел начать, у него была заготовлена целая речь – все что было, и что должно было быть, он хотел объяснить. Как пришел царь, сам пришел, никто его не тянул… как ходил потом в Илар менять царя на Лару, и оказалось – жизнь есть жизнь, да, жизнь какого-то игрушечного царя действительно достойна жизни… (впрочем, все сходится!) достойна жизни игрушечного божества. Они оба не настоящие. Это была игра.
Он хотел рассказать, как надеялся помочь этому миру, и ведь он правда, почти сам верил в это – помочь! Но вместо помощи пришлось убивать рыбаков, правда не ему, он не смог, он ничего не смог сам. Глупые, никчемные слова, червяки, которых только давить… Все не так.
– Там бабочки, – просто сказал он.
– Я знаю – согласилось небо. Атт по-прежнему смотрел на ласточек в облаках.
– И что будем делать? – спросил у него.
– Сражаться.
Пожал плечами – чего ж тут непонятного. Они давно искали демонов, ждали, и вот нашли, демоны пришли к ним сами. Они собирались сражаться, и вот время пришло. Пора действовать. Пора вытащить из ножен заржавевший клинок, вскинуть над головой, под истошный боевой клич… или не клинок? Что там у него? Может быть автомат как у царя? Да хоть кухонный нож! Сойдет и нож. Но лучше, конечно, достать из закромов грозовые перуны и со всей божественной силы, со всей божественной дури их! В демонов! Чтобы знали! Эх, знать бы самим…
– Как ты собираешься с ними сражаться, Мариш?
– Не с ними, – тихо сказал Атт.
Потом он долго молчал, думая о чем-то нереально далеком, том, что было не здесь и не сейчас. Облака медленно плыли в вышине, клубились, лениво перетекая из одного края небес в другой. Небеса не привыкли спешить, и со всей дури не привыкли.
– Не с ними, – собственным эхом отозвались небеса, – не с бабочками нам надо сражаться, а с собой.
– С собой? Я не понимаю…
Атт наконец повернулся к нему, окинул изучающим взглядом, словно видел в первый раз. Впрочем, может так и есть, как сейчас – в первый.
– Это уже не наш мир, Сар, – Атт говорил медленно, его слова текли словно облака, из края в край, от начала к концу, – мы разучились… а скорее и не умели никогда по-настоящему держать мир в руках. Мир не подвластен нам до конца. У нашей силы слишком ограниченные рамки. Ты же всегда знал, что это игра. Игра, у которой есть правила. Ты знал, как по этим правилам играть, и внутри этой игры ты был всемогущ. Ты был бог. Был, Сар. Загвоздка в том, что правил больше нет, люди делают, что хотят, мир меняется и мы ничего не можем с этим поделать. Мы не всемогущи, мы сами это видим. Мы уже не вполне боги. Пришла пора решать, разобраться кто мы и перестать метаться туда-сюда.
Решать? Что тут решать?
– Мы все-таки боги, – ответил, почти уверенно. – Ведь это же мы создали этот мир, создали людей, создали все это. Неужели мы не сможем справиться с какими-то бабочками?
Хотел сказать еще – кто как не мы, других богов тут все равно нет, а значит придется нам, Мариш, к чему метаться?
Атт усмехнулся, и словно расслышав мысли, но не слова, устремил на Эмеша испытывающий пристальный взгляд.
– Попробуй, – сказал он, – может у тебя получится. Италь, вон, уверяет, что ты умеешь.
Эмеш растерялся.
– Я? Умею что?
– Умеешь быть богом по настоящему.
Атт смотрел на него в упор, внимательно прищурившись, глаза в глаза.
– Сар, ты видел человеческих магов? – вдруг спросил он.
– Кого?
– Магов. Бормочут заклинания и творят чудеса. Не слишком пока чудесные чудеса, но ведь творят. И заметь, без всякой нашей помощи.
– Глупости, – не поверил Эмеш.
Как могут люди, не обладая силой? Или силой их тоже кто-то наделил, обойдя второй запрет? Если так – он даже ничуть не удивится.
– Нет у них никакой силы, Сар. Просто люди. Я проверял.
– Но тогда как? Есть какие-то универсальные волшебные слова? Может и нам тоже попробовать?
Слова? А было бы не плохо. Эмеш сейчас готов был поверить во что угодно, в любую магию, лишь бы найти верное средство. Если нужно – он целый здоровенный том волшебных слов готов выучить, уже представлял черный такой, пыльный фолиант, в переплете из кожи девственниц. Готов даже сам этих девственниц наловить на переплет… впрочем нет, к этому он как раз не готов, книжный червь он, не способный ловить и сдирать кожу живьем. Зато готов увешаться с ног до головы лягушачьими лапками и мышиными крылышками… или чем там положено? Готов варить зелья, скакать всю ночь вокруг костра и бить в бубен. Бить в бубен он сможет! Громко! Чтоб содрогались небеса! Был бы толк.
– Не знаю, – сказал Атт, – думаю нет никаких волшебных слов, дело в чем-то другом… Сила не в мышиных крылышках.
Не в крылышках, покорно согласился Эмеш. Крылышки так, шелуха, для отвода глаз, они нужны, чтобы проще было поверить, нужны лишь для деревенских шарлатанов, надеющихся своими плясками впечатлить доверчивую толпу и натрясти полную мошну медяков. Нет, почему-то казалось – настоящий маг может без крылышек, одним взглядом. Настоящий бог… Настоящий бог тоже может, и еще как! Значит надо научиться. Не так как сейчас, не набором балаганных фокусов… им надо стать истинно всемогущими, всевидящими и всезнающими. Кто-то должен.
– Настоящему миру нужны настоящие боги, – подтвердили небеса, – кто-то из нас должен стать настоящим, иначе не справиться.
Почему-то становилось страшно. Почему-то устах небес это звучало как приговор, захотелось крикнуть – «Нет! Только не я».
Наверно потому, что это означало перестать быть человеком, ибо нельзя приобрести не теряя. Пробовать не хотелось. Слишком страшно.
– Может просто уйдем, а? Мариш? Может ну его? Ты же давно хотел уйти.
Надежда робко скребется внутри.
– Хотел, – сказал Атт, – но разве от них уйдешь? А ты, Сар, сможешь их бросить? Зная, что погибнут, ведь мир еще не готов остаться без нас. Рухнет небо. Ты сможешь? Ты уже научился убивать этих людей?
Эмеш на секунду зажмурил глаза. Не научился, так и не смог, это слишком трудно…
Не бог он, нет, не у него выходит взирать свысока, когда сталкиваешься лицом к лицу. Не умеет одного ради тысячи. Это только на словах легко, да когда издалека. А когда своими руками – не выходит, руки трясутся. Плохие у него руки, слабые.
Нужно встать и сражаться, но не умеет он, не привык. Не воин он. Он даже не молодой щенок, которого легко натаскать, научить, приучить. Он старый пес, давно привыкший спать в хозяйском кресле и каждый раз вовремя получать полную миску хрустящих сухариков, даже не кость. Бросить?
– Знаешь, лодочник сказал, что люди выживут и без нас.
Хотелось оправдаться, снять с себя ответственность. Кто он такой, чтобы отвечать за тысячи-тысяч людей?! Люди как-нибудь сами, ну не ему же, в самом деле, спасать человечество!
Атт ответил не сразу, сначала глянул на Эмеша так, что тот все понял и без слов. К чему это? Скорее удобная ложь, чтобы заглушить совесть.
– Конечно выживут, – сказал жестко, – люди, они как крысы. Выживут. Какой-нибудь Ной в своем ковчеге забьется в нору и выживет, а потом даст жизнь сотням других. Но погибнут слишком многие.
Умолк, поджав губы, пророкотал далеким раскатом, сверкнул ослепительной молнией глаз. Потом встал, достал из бара бутылку коньяка, налил себе и Эмешу, задумчиво покрутил в руках бокал, но так и поставил на стол, раздумав пить. Вздохнул.
– Сар, ты только не думай, что боюсь вернуться, – сказал тихо, и лицо владыки небес стало вдруг совсем человеческим, старым. Он пожалуй и сам понимал, что объяснять ни к чему, но хотелось поговорить, поделиться, – я прекрасно понимаю, что меня там ждет. Но я, не задумываясь, сменял бы вечность на полгода нормальной человеческой жизни. Я устал бегать от этого, я хочу вернуться.
– Полгода?!
– Да, Сар. Может быть год. Ты же знаешь сам. Может быть даже полтора… хотя вряд ли. Больше мне никто там не даст.
Он грустно улыбнулся и развел руками. Долго сидели, почти неподвижно, молча. К чему слова? Иногда молчание куда красноречивее, и невысказанные слова – правдивее сказанных в слух.
Полгода-год человеческой жизни вместо вечности. Он на самом деле готов вернуться.
У Атта там чудесный дом, хризантемы вдоль дорожки, любящая жена, и дочь – та настоящая Ларушка, белобрысая Леночка, которая, кажется, осталась там, дома… Атту есть куда возвращаться. Хоть ненадолго, но вернуться, окунуться с головой в уютное домашнее тепло.
А ему самому? Эмеша по ту сторону хрустальных небес, никто не ждет, ему нечего искать там. Ни тепла, ни дома, ни семьи. Уходя – он ушел навсегда. Он никогда не рассчитывал вернуться.
И тогда, уходя, он долго стоял на пороге, прощаясь. Вдруг спохватился, побежал, зачем-то смахнул со стола пыль, аккуратно застелил кровать, полил из желтенькой леечки цветы на окне… за шторой притаилась банка с кистями… две в краске, совсем засохли, размочить бы… эх… рука сама скользнула по стопке разномастных подрамников, столпившихся у стены… эх, давно он… давно, да и не к чему теперь. Отвернулся, вышел, поспешно щелкнул в двери ключом, потом долго ждал громыхающий лифт, но плюнул, пошел вниз пешком. Зачем-то достал газету из ящика, покрутил в руках и сунул назад.
На улице было холодно, самый конец октября, и первые мокрые снежинки безжалостно били в лицо колючими иглами, а лужи подернулись инеем у краев. Деревья стояли почти голые, озябшие, серые… красный краплак рябины ярким пятном мазнул поперек грязной слякотной сепии…
Корноухий дворовый пес равнодушно смотрел из-за угла, а люди – они как всегда спешили, все по своим делам, даже не замечая, хрустя последним ссохшимся листом. Тогда он достал из кармана ключи и вдруг размахнулся, со всей силы, забросил подальше, в осенние лужи, в грязь. Брызги… Корноухий лениво проводил взглядом и пошел посмотреть, понюхал. Эмеш вдруг испугался – принесет. Нет, не принес – дворовый пес не умеет играть. Раз бросили, значит всерьез, насовсем. Теперь он не вернется.
Теперь у него есть только этот мир, не настоящий, сказочный, чужой мир. И за него придется сражаться, с демонами. Сказка? Бред? Правда?
– Думаешь, мы справимся? – спросил, без особой надежды.
Атт глянул на него, скрипнул зубами.
Он-то хочет вернуться, его дом – его ждет, но ответственность тяжелым грузом давит на плечи. Ничего, Атт сильный, он справится.
– Не знаю, – твердо сказал владыка небес, и в голосе ясно зазвенела каленая сталь, – но пока я еще что-то могу, я буду сражаться. Сначала как человек – до конца. Потом, если повезет, как бог – одним ударом.
Невысокий, лысый старик, несчастный, больной и уставший. Грозный владыка небес, мечущий грозовые перуны. Воин, твердо решивший идти до конца. И сражаться. Пока еще жив – до конца! За свой мир, за своих человечков, которые ему как дети… Эмеш смотрел на него и пытался понять, какой Атт настоящий, какой он на самом деле. Старик? Бог? Суровый воин? Такой может, не хуже Утнапи…
– Как там моя дочь? – тихо спросил воин.
Эмеш вздохнул резко, зажмурил глаза.
– Ничего, жива…
Что тут еще скажешь? После всего.
– Ты не думай, Сар, я бы ее не бросил, не оставил бы в Иларе. Но сначала хотел попробовать справиться с демонами сам, они ведь будут охотиться за ней. В Иларе безопасней.
Эмеш до хруста стиснул челюсти. В Иларе безопасней… Вспомнился Думузи, который… впрочем, он уже давно перестал что-либо понимать. Он хотел как лучше… Глупый заигравшийся бог, наивный, все бегает, суетится, играет в детектива, Холмса или там Пуаро, а может старушку Марпл, милую старушку, платье в горошек и теплые чулки… старушка расследует преступление – демоны, видите ли, на свободе, старушка спасает мир, размахивая старым зонтом, она конечно найдет и спасет… Вдруг стало стыдно – все не так. Лучше поговорить о чем-то другом.
– Так что будем делать, Мариш? Там бабочки.
Атт глянул на него, и все же выпил свой бокал, одним махом, поморщился, чуть мотнув головой.
– Причем тут бабочки…
Бабочки ни при чем, понимал Эмеш, он и сам это видел прекрасно. Бабочки лишь часть чего-то большого, осколки ломающейся скорлупы, или частички мрака… даже без бабочек…
– Небо гудит, – сказал Атт, – я все пытаюсь его успокоить, но не выходит. Не знаю как. Такое чувство, что оно скоро треснет. И я не знаю, что будет тогда.
Мир становится реальным, он готов вылупиться, избавится от игрушечного небесного свода, о который бьются головой птицы, и еще Утнапи этот, крылатый… мир уже готов разойтись ввысь и вширь, расплеснуться морями, подняться к облакам снежными вершинами гор. Только сначала он треснет по швам, и тысячи тысяч жизней полетят в пропасть. Уцелеют ли они сами? И что будет потом? Атт потянулся к бутылке, налил и выпил еще, на этот раз не морщась.
– Ну, так как ты?
– До конца, – вздохнул Эмеш, прекрасно видя, как его голова уже бесстыдно торчит на острие кола, и жирные изумрудные мухи ползают, деловито потирая лапки. – До конца.
– Скажи, Сар, – спросил Атт, когда они сидели на открытой веранде и обсуждали предстоящую войну, – ты сам нашел ты дверь, или тебе показали?
– Какую дверь?
– Ту, в лабиринте.
2
Эмеш остался один.
Кажется, даже свет немного ослаб… впрочем, он не вполне был в этом уверен…
Лабиринт, больше похожий на храм, на вершине какой-то горы. Их всех привели сюда, но внутрь пускали только по одному. Если сможешь пройти его до конца и найти выход, значит сможешь все. Экзамен на бога.
Тишина. Ни один звук снаружи не в силах был пробраться сюда, сквозь толщу стен и пустоту сотен комнат. Даже звуки шагов и дребезжанье разноцветных бубенчиков его недавних провожатых стихло, как только они скрылись за дверью. Словно они просто растворились там. Может быть, они знают какой-то тайный ход, надо будет попытаться его найти – вдруг повезет.
В то, что эти существа не люди, и они могут много больше его самого, верилось пока с трудом. Люди как люди…
На прощание Эмешу дали небольшой кусочек мягкого, крошащегося мела – отмечать двери, которые он будет проходить. Какая забота. Он-то думал, они сделают все, чтобы не нельзя было найти дороги назад. А они даже не потрудились завязать глаза, когда вели сюда. Эмеш знал, что у него неплохая память, он запомнил каждый поворот. Конечно, никто не утверждает, что будет легко, но вроде и ничего невозможного. Если все пойдет хорошо, то уже сегодня вечером он будет ужинать под открытым небом, а не в этих кротовых норах.
Но только ведь не спроста их послали в этот лабиринт, Уршанаби знал что делает. Слишком ценный приз ждал в конце. Должен быть какой-то подвох, какая-то уловка. Что ж, он сам на это согласился. Итак, Эмеш остался один. Пора было начинать, а не торчать столбом.
Эта комната, в отличие от других, имела четыре двери – по одной в каждую сторону. Ну разве не глупо? Неужели они думают, что кто-то может выбрать не то направление? Ну, разве можно было забыть, через какую дверь они вошли сюда, и в какую ушла позвякивающая процессия недавних провожатых. Пока это больше всего походило на дешевый аттракцион.
Эмеш подошел к двери и старательно нарисовал на ней жирный крестик. Это, конечно, совершенно бессмысленное действие, даже если он вконец заблудится, то вряд ли попадет сюда. Но раз уж у этой игры есть правила – будем по ним играть. Подумав немного, он нарисовал вокруг крестика аккуратный кружек – это все-таки его первая дверь, можно и постараться.
Проделав все это, Эмеш торжественно открыл дверь. Там было то, что он и ожидал – другая комната, та самая, через которую они прошли, и где бесследно растворились смотрители лабиринта. Надо было поискать потайной ход, ведь это кажется не запрещалось. Нужно выйти из лабиринта, а уж как он это сделает – не обсуждалось. Эмеш огляделся.
Голые, ровные, желтовато-серые стены. Тонкая коричневая полоска орнамента идущая по всем стенам где-то на высоте пояса. Эта комната ничем не отличалась от всех остальных. Здесь было три двери – та, через которую он вошел и по одной в боковых стенах. Ему было налево.
Сложно представить, где здесь может быть потайной ход – стены ровные, покрытые чем-то вроде штукатурки. На них и трещин-то не было, не говоря уже о возможности спрятать какую-то дверь. Ровный земляной пол. Да нет здесь никакого потайного хода, просто они вошли в следующую дверь и звуки шагов стихли.
