Текст книги "( Не )верный муж. Месть феникса (СИ)"

Автор книги: Екатерина Гераскина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

– Марисса, ты привезла деньги?

– Какие деньги, отец?

Тот нахмурился. Вся теплота ушла с лица барона. Так всегда было, когда он собирался кого-то отчитывать.

– Как какие? Те, что Ройберг должен был нам дать, – поморщился отец, как от съеденного лимона. – Разве не за этим ты приехала?

– Нет, – растерянно проговорила я.

– А зачем тогда? – все благодушие барона Гараса как ветром сдуло. Я почувствовала себя неуютно в собственном доме, даже аромат вишни перестал успокаивать. Я ощутила себя беззащитной.

– Просто переночевать.

– Просто переночевать? Что за чушь? Вы только поженились, – отец сложил руки на груди.

– Да. Но… мне так надо. Я пошла, отец. А то устала с дороги, – я попыталась проскочить мимо него, но тот гаркнул.

– А ну стоять! Вы что, поругались? Поэтому прискакала на ночь глядя? – отец поставил руки на внушительные бока и практически нависал надо мной.

– Немного, – вскинула я подбородок, не желая вдаваться в мерзкие подробности.

– Та-а-ак! Разворачивайся и бегом марш, пока экипаж не отъехал обратно в академию!

– Что? Нет!

– Я сказал, быстро. Негоже молодой жене шляться где попало.

– Но я приехала домой!

– Твой дом теперь под крылом у мужа, и там, где он скажет, – рассек полноватой ладонью воздух барон. Я сжала кулаки. Слова отца ранили меня. Ведь сердце и так было изрезано предательством Ройберга.

– Неужели ты выгонишь меня? – я попыталась быть мягче. Оправдать жесткие слова отца его искренней заботой о моем благополучии.

– Я-я-ясно!

Отец схватил меня за запястье и поволок на выход.

Распахнул дверь, чуть ли не пинком. Но слава Создателю, кучер уже уехал. Я взглянула на решительное лицо отца, которое снова недовольно скривилось.

– Уехал, подлец. Мог бы и подождать, вдруг кто передумал, – заворчал папочка. – Тебе повезло, Марисса. Отправляйся спать, но чтобы это было в последний раз. Незачем бегать по родительским домам, стоило только немного повздорить. Решай свои проблемы с мужем сама. Наедине. Поняла?

– Да.

– Будь покорной и любящей. Твоя мать что, не научила тебя? – отец поджал губы.

Я промолчала. Я не была с ним согласна. Все внутри противилось словам барона, хотя мама и наставляла меня помалкивать, держать свой дурной норов при себе. Ведь именно из-за него меня Создатель наказал больным сердцем.

Хотя, как по мне, это полная ерунда, не связанная никак. Но когда тебе с детства твердят об этом, невольно начинаешь верить в эти слова.

А ещё, что не в красоте счастье. До восемнадцати лет я была гадким утенком. В то время как Элизабет расцвела рано подобно цветку магнолии. Я всегда была тощая, худая и вся какая-то угловатая. И только к совершеннолетию начала стремительно меняться.

Только вот у домочадцев уже была стойкая привычка смотреть на меня как на выбраковку. К тому же, как они говорили, похожа я была не на них, а на свою двоюродную прапрабабку, чокнутую затворницу по линии отца.

Ройбергу понадобилось целых полгода, чтобы приучить меня к мысли, что я красивая и должна ценить себя. А теперь… он предал меня.

– Не вздумай злить лорда. Наша семья слишком от него зависит. Мне еще нужно выдать замуж Элизабет, а это не просто – не всем везет стать истинной дракона. А еще стоит позаботиться о наследстве Марка.

Я скривилась при словах отца, а моя спина стала еще прямее.

– И ты хочешь сделать это за мой счет, отец?

– Как ты со мной разговариваешь, неблагодарная! Да если бы не я, что бы с тобой было. Это твоя задача – устроить судьбу своей сестры и брата. Помогать семье.

Как же я отчаянно разозлилась.

Устроить жизнь сестре и брату? Серьезно?

Так она сама не промах.

Таскается с моим супругом.

Или отец мне еще посоветует делиться и не жадничать?

Глава 10

Сердце мое забилось в груди сильнее, а мысли метались как пойманные в ловушку птицы. Я с трудом подавила желание кричать, вместо этого на моих губах застыла горькая улыбка.

– Отец, Элизабет и Ройберг… Они не оставили мне выбора.

Отец вздохнул тяжело, его лицо на мгновение омрачилось.

– Марисса, ну что ты как маленькая! Повздорили еще и с сестрой? Но ты ведь всегда ей уступала, так почему сейчас решила упереться рогом, а? Язнаю, это сложно. Но мы должны думать о благе семьи. Ты должна быть покорнее.

– Покорнее? – переспросила я, почувствовав, как в горле подступает ком. – Покорнее для кого? Для Элизабет, на благо которой я должна трудиться? Для Ройберга, который… который…– я просто не могла это произнести. – Или для семейного блага, которое никогда не включало мое счастье?

Отец покачал головой, и в его глазах мелькнуло что-то вроде жалости.

– Ты всегда была более чувствительной, чем нужно. Мы родились в этом мире не для того, чтобы искать личное счастье, Марисса. Мы здесь, чтобы сохранить то, что построили наши предки.

– Неужели ты не видишь, что Элизабет вьет из тебя веревки? Она не святая, она… – мое сердце стучало все громче.

– Достаточно! – резко прервал барон, когда я уже была готова бросить ему в лицо неприглядную правду. – Я твой отец, и ты будешь слушать меня. Ты вернешься к мужу утром, и все будет как прежде. Это конец разговора.

Он отвернулся, оставив меня стоять одну в холодном коридоре. Я чувствовала, как по щекам начали стекать слезы, но я была слишком горда, чтобы позволить ему это видеть.

В моей голове зрело решение. Необходимо было что-то изменить. Я не могла больше жить так, как они хотели. Нужно было найти выход, свой путь.

Я оглядела место, где пыталась найти поддержку.

Стены были украшены портретами предков и пейзажами, написанными местными художниками. На полу лежал изношенный, но аккуратный ковёр с традиционными узорами, приглушающий шаги.

По дороге в спальню я проходила мимо гостиной, где стояло несколько старинных кресел, обитых велюром пыльного розового оттенка. Рядом с камином располагался небольшой столик с парой фарфоровых чашек и книгой, которую любила читать матушка.

Отец не пошел спать, а решил закончить вечер в одиночестве.

Я расстроила его, не оправдала надежд. Взбрыкнула против его воли. Ещё и из-за денег.

Я покраснела от стыда и злости. Ройберг оказывается повесил на свою шею всю мою семью. Сказать бы ему спасибо, что я бы и сделала раньше, но сейчас… всё изменилось.

Я ощущала себя племенной кобылой, проданной и преданной, но по-прежнему приносящей деньги семье.

Мне так хотелось просто обнять отца. Найти утешения в его объятиях. А что получила? Ворох претензий и осталась виноватой. Знал бы он правду…

Хотя она его просо подкосит…

Да лучше бы отец вообще ничего не говорил, а просто молча пустил в дом.

Нет же. Он разозлился из-за того, что я не привезла ему денег. Именно поэтому он вышел ночью встречать меня.

Как же тяжело разочаровываться в людях, а в близких это просто смерти подобно. Я и так не была любимой дочерью.

Разве можно любить того, кого вскоре может не стать? Конечно, можно.

Но моя семья выбрала другой путь. И я принимала его, сама пыталась согреться как могла от их тепла.

Но ощущать себя вещью было больно. Когда мне действительно понадобилось просто прийти туда, где был мой дом, где я бы могла снова почувствовать себя защищенной, мне просто указали на дверь.

Даже черствость и сдержанность отца не оправдывали подобного.

И тут меня тоже никто не ждет. Но и не отпустят. Слишком много моим отцом поставлено на меня. Репутация Элизабет (хотя хочется истерично смеяться от этого!) и честь рода Гарас, не пристало братику оставаться без должного его статусу наследства.

Лестничный пролет бы освещен мягким светом настенных бра. На втором этаже, вдоль коридора, располагались двери спален. Моя комната была в конце коридора.

Злость и обида разливались во мне, как ядовитый поток, пока я шла по коридору к своей спальне. Шаги мои были тяжелыми, каждый из них отзывался эхом в пустом доме, который еще недавно казался мне убежищем.

Я прошла мимо старых фотографий на стенах, мимо угасающего света бра. Моя спальня всегда казалась мне островком спокойствия и уединения.

Войдя в спальню и закрыв за собой дверь, я стояла на месте несколько секунд, пытаясь сдержать дрожь и слезы, которые уже наворачивались на глаза.

Я проморгалась, прогоняя непрошенные слезы. Обвела взглядом спальню.

Комната была небольшой, но каждый предмет здесь был на своем месте. Узкая кровать с белоснежным покрывалом и высоким изголовьем, украшенным резьбой.

Рядом стоял небольшой ночной столик с лампой и парой книг, которые я читала перед сном. Напротив кровати находился невысокий комод с зеркалом, на котором располагались мои украшения и пара фотографий семьи.

Окно, выходившее в сад, было приоткрыто, позволяя свежему воздуху проникать в комнату и наполнять ее ароматами цветов. Невесомый тюль слегка колыхался на ветру. Я прикрыла окно и открыла дверь в небольшую ванную комнату.

Я подошла к умывальнику, открыла кран и брызнула водой на лицо. Холод остро ударил по коже, но это было необходимо, чтобы хоть как-то остудить пылающий гнев.

Я смотрела на своё отражение в зеркале, видя, как капли воды скатываются по щекам, смешиваясь со слезами.

«Достаточно», – сказала я себе, вытирая лицо полотенцем. Переоделась в ночную рубашку.

Укрылась тонким одеялом, устроившись поудобнее в кровати, и закрыла глаза, пытаясь убежать от навязчивых мыслей. Но сон не шёл ко мне. Вместо этого ярким пламенем вспыхнуло решение, которое сформировалось в моей голове.

«Завтра после академии я пойду в храм», – твёрдо решила я.

Мне нужно узнать, есть ли на мне метка истинности. Сейчас её не было, и верить ему я больше не могла.

Я должна узнать правду, понять, кем я являюсь на самом деле Ройбергу.

Ощущение, что я только закрыла глаза, мгновенно сменилось резким пробуждением.

Отец стоял в дверях моей спальни, и его голос был жестким и не терпящим возражений.

– А ну быстро встала! Собралась. И на выход. И не забудь попросить у супруга прощения.

Глава 11

– В этом доме мне, наверное, и чаю не нальют? – сонно проворчала я.

– Что за овечку я воспитал? – скривился отец.

– Жертвенную овцу судя по всему.

– Умная какая. Говорил я твоей матери, что бы следила за тем какие книги ты читаешь. С тебя бы и «Домостроя» хватило бы. А рожать ума много не надо.

Вот уж точно!

Я встала и, подхватив академическую форму скрылась в ванной комнате. Привела себя в порядок, почистила зубы, заплела высокий хвост, облачилась в форму и только тогда вышла. Думала, отец уже ушел, но тот все продолжал стоять.

– И не забудь, что я тебе вчера сказал, – он пригрозил мне пухлым пальцем.

– Я сделаю, как просишь, отец, – проговорила я, стараясь скрыть свое истинное решение. Я больше не могу жить по чужим правилам.

Отцовские слова отозвались во мне горечью. Он продолжал стоять на пороге. Я подняла на него взгляд.

– Так бы сразу. А то примчалась при первой же ерунде в отчий дом. Помни, на тебе ответственность за всю нашу семью.

Эти слова звучали как приговор. Каждое из них напоминало мне о тяжелом бремени, которое я несла не по своей воле.

Я посмотрела на него, чувствуя, как в груди нарастает смесь гнева и разочарования. Но я не позволила этим чувствам взять верх, отразиться на моем лице.

– Я понимаю свою ответственность, отец, – тихо произнесла я, стараясь контролировать своё волнение.

Ответственность не должна быть оковами, ограничивающими мою жизнь и счастье.

Как же жаль, что и отчий дом перестал быть для меня тихой гаванью. Чувствовала себя выброшенным из гнезда птенцом. Не любимым, но приносящим пользу.

Отец кивнул, пусть и неохотно, и отошел в сторону, давая мне пройти. Я прошла мимо него, почувствовав, как каждый шаг наполняет меня решимостью и новой силой. Сегодня после уроков я пойду в Храм.

Когда я спустилась к завтраку, обнаружила в столовой уже сидящую мать. Отец прошел мимо меня и сел во главе стола.

Солнечный свет, льющийся из больших окон, наполнял комнату яркими лучами. Прекрасное утро для глубокой осени. Но все равно мне казалось, что даже воздух здесь пропитан напряжением.

– Доброе утро, матушка, – сказала я, стараясь сохранить спокойный тон. Мама улыбнулась мне в ответ, её глаза искрились теплом и заботой.

– Доброе утро, дорогая, – ласково ответила она. – Присаживайся, позавтракай с нами.

Я села напротив неё, стараясь не встречаться взглядом с отцом. После вчерашнего разговора мне было сложно смотреть на него и одновременно скрывать свое внутреннее возмущение.

Как только я начала есть, мама взяла слово, её тон был мягким и ненавязчивым, как всегда. Однако каждое её слово заставляло меня сдерживаться. Я ведь у же решила, что буду хорошей и послушной девочкой в стенах этого дома.

– Марисса, ты должна простить своего супруга за его слова.

– Ты даже не знаешь, что произошло, – все же вырвалось у меня, но матушке было плевать. Она изящно отмахнулась от меня рукой и продолжила. – Мужчины иногда бывают грубы, но это не значит, что они не любят нас. Не стоит провоцировать ссоры, будь терпимее. Ройберг настоящий мужчина, и ему нужна покорная женщина рядом…

Ее слова, как острые спицы, кололи мою грудь. Я чувствовала, как во мне закипает несогласие, как мои убеждения и желания вступают в резкий конфликт с материнскими советами. Ведь я знала, что быть покорной и молчаливой – значит предать себя.

Кем я тогда стану для Ройберга? Удобной женой? Я просто перестану себя уважать. Я такого не хочу.

Достало меня быть бессловесной тенью. Надоело, что мама даже не разобралась в чем проблема, а сразу стала давать наставления.

Как? Как простить измену и грубость? Когда собственная сестра греет постель моему мужу и я еще должна думать о ее будущем?

Внутри все пылало.

Я пыталась сохранять спокойный внешний вид, но внутри меня бушевал ураган.

Как можно так легко говорить о покорности и прощении, когда на кону стоит твоё счастье и самоуважение?

Неужели мать действительно считает, что это единственный путь для женщины?

Я молчала, потому что боялась, что мои слова могут прозвучать слишком резко, и я не хотела обижать её, даже хоть сотни раз я с ней не согласна.

В конце концов, я здесь больше не задержусь. Прав отец. Здесь больше не мой дом.

Завтрак продолжался, а я полностью потеряла аппетит. Не так просто протолкнуть в рот кусочек тоста под вещания матери.

Когда в дверь постучали, я почувствовала неожиданное облегчение. Я была готова покинуть отчий дом, в котором надеялась найти утешение и покой, но вместо этого столкнулась с новым разочарованиями. Выйдя в прихожую, я увидела кучера, ожидавшего у открытой двери. Ройберг, мой муж, как и обещал, прислал за мной экипаж.

Моя реакция на его жест была смешанной. С одной стороны, это было напоминанием о его заботе и о тех крепких узах, которые, казалось, еще не разорваны окончательно. С другой стороны, его поступок напомнил о том контроле, который он пытался установить надо мной, что вызывало во мне сопротивление и желание борьбы за собственную независимость.

Попрощалась с родителями. Отец всем своим видом показывал как он во мне разочарован. Матушка продолжала тепло улыбаться и непрестанно повторяла, что «все стерпится – слюбится».

Я спустилась по ступенькам и отправилась к подъездной дорожке, где уже стоял экипаж. Ветер играл моими волосами, а утренний свежий воздух казался особенно приятным.

Оглядываясь на дом, который был моим убежищем в детстве, я чувствовала, как внутри всё сжимается. Теперь это место стало символом разочарований и непонимания.

Отношения с родителями, которые я так ценила, теперь казались омраченными из-за разногласий и старых ран, которые так и не зажили. Вспомнилось сразу, что любимой дочерью я стала только после обретения чертовой истинности.

Матушка стояла в дверях, и ее взгляд был полон беспокойства, надеюсь обо мне, а не о деньгах, которые они ждали.

Она махнула мне на прощание, словно пытаясь передать мне свою поддержку на расстоянии. Я махнула в ответ, стараясь улыбнуться, хотя улыбка давалась мне с трудом.

Забравшись в экипаж, я устроилась поудобнее, пытаясь подготовить себя к предстоящей встрече с Ройбергом. Поездка обещала быть не слишком долгой.

Оставалось понять, что именно ждет меня в академии. Почему-то казалось, что все уже в курсе того, что мне изменяет муж. И теперь мне не избежать новой волны злословия и злорадства.

Было не по себе.

Глава 12

Экипаж медленно отъезжал от дома. Колеса монотонно стучали по брусчатке. Я ощущала, как каждый звук отдается эхом.

Мне казалось, что все уже в курсе того, что мой муж мне изменяет. Взгляды, шепот за спиной, украдкой оброненные замечания – все это накапливалось в моем сознании, создавая ощущение невыносимого давления.

Я себя накручивала, но ничего с этим поделать не могла.

Поездка давала мне время на размышления. Я обдумывала каждый момент нашей с Ройбергом совместной жизни, пытаясь понять, были ли знаки или предупреждения, которые я упустила.

Возможно, я слишком доверяла, слишком многое принимала как должное, не задаваясь вопросами. Но теперь, когда мое доверие было подорвано, я должна была научиться смотреть на вещи под другим углом.

Когда я вошла в академию, внутри меня всё сжималось от страха перед сплетнями и шёпотом, который, как мне казалось, должен был уже разлететься по коридорам. Но к моему удивлению, все было как всегда. Студенты спешили на лекции, разговаривая о предстоящих экзаменах, преподаватели обменивались академическими новостями. Никто не обращал на меня внимания, и это давало мне шанс на ненадолго забыть о своих бедах.

Первый день проходил медленно, каждая минута тянулась как час. Я пыталась сосредоточиться на лекциях, записывала конспекты, но мои мысли всё время убегали. Мне не терпелось, чтобы день закончился, и я могла пойти в Храм.

Но когда звонок объявил конец последней лекции, ко мне подошел старшекурсник.

– Адептка Марисса, тебя вызывает ректор.

Внутри меня все закипело. Я не хотела видеть Ройберга, не хотела слышать его объяснений или извинений.

Хрен ему. Не хочу его видеть!

Я поспешила в академическую столовую. Ужасно хотелось кушать, а умирать от недостатка сил я точно не планировала. Я зашла в столовую и увидела своих однокурсников с факультета огня.

Обычно я избегала академический общепит, предпочитая обедать и ужинать с Роем, но теперь многое изменится. Я решила присоединиться к друзьям.

Лина и Тарек уже обсуждали предстоящий экзамен по алхимии, когда я подсела к ним. Лина была моей подругой, милая и остроумная девушка с ярко-рыжими волосами, которая всегда знала, как поднять мне настроение.

Тарек, высокий парень с темными волосами и задумчивым взглядом, был надежным другом, с которым можно было говорить о чем угодно.

– Эй, Марисса! Ты как раз вовремя, помоги нам разобраться с этой формулой преобразования энергии, – воскликнула Лина, протягивая мне свои записи.

– Привет, ребята, – улыбнулась я, присаживаясь рядом. – Давайте посмотрим, что у вас тут.

Тарек подмигнул мне и сказал:

– Я говорил Лине, что без тебя мы вряд ли справимся.

– О, ну конечно, вы даже поесть не можете просто так, – ответила я, вглядываясь в записи Лины.

– Так, Марисса, что ты обычно ешь? Я принесу, – спросил друг.

– То же что и Лина. Этого будет достаточно, – улыбнулась я Тареку.

Когда друг ушел, Лина положила руку на листок, закрывая от меня формулу. Я посмотрела на нее.

– У тебя что-то случилось? Ты сегодня сама не своя. Села подальше от нас и весь день была задумчива.

– Нет, все в порядке.

– Марисса, ты ведь знаешь, что если что ты можешь на нас рассчитывать?

– Спасибо, но… я… пока не готова.

– Хорошо. Мы рядом, если что.

Она убрала руку с листка и мы с ней склонились над задачей.

– Так, девочки. Убрали-ка быстро уроки. Сначала еда. Потом продолжим в библиотеке, – сурово проговорил Тарек. А мы прыснули.

Он ловко поставил мой поднос на стол. А потом сам отобрал листок с формулой и спрятал ее в карман.

– Марисса, ты с нами? – спросила Лина, уплетая грибной сливочный суп.

– К сожлению, пропущу. У меня кое-какие дела в городе.

Лина внимательно посмотрела на меня. Потом они переглянулись с Тареком.

– Хорошо, но если что ты знаешь где нас найти.

Я кивнула, чувствуя, как напряжение немного уходит. Было приятно находиться среди друзей, которые понимали меня и поддерживали.

Мы все трое продолжали беседу, перебрасываясь шутками и обсуждая предстоящий экзамен, когда вдруг в столовую вошёл ректор академии.

Его появление мгновенно изменило атмосферу: гул разговоров стих, и все взгляды сосредоточились на нем. Ректор окинул взглядом зал, и его взор остановился на нашем столике. Он медленно направился к нам.

Лина, Тарек и я переглянулись, чувствуя напряжение. Когда ректор подошел к нашему столу, он остановился, внимательно глядя на меня.

– Марисса, мне нужно с тобой поговорить. Прошу присоединиться ко мне в моем кабинете, – произнес без тени каких-либо эмоций мой муж.

Я кивнула, почувствовав, как у меня в горле пересохло. Лина и Тарек обеспокоенно смотрели на меня, но я старалась сохранить спокойствие.

– Конечно, ректор, – ответила я. Ругаться на людях я не хотела. Да и привлекать еще больше внимания не входило в мои планы.

Ректор кивнул и пошел на выход. Я встала, чувствуя взгляды всех присутствующих. Лина коснулась моей руки, её взгляд был полон поддержки.

– Всё будет в порядке, Марисса. Мы здесь, если что, – шепнула она.

– Спасибо, я это ценю. Поговорю и вернусь, – прошептала я в ответ.

Мы молча шли по коридору. Не знаю, почему молчал мой супруг, но лично я вообще не желала с ним говорить, потому что боялась, что не сдержусь.

Наши личные проблемы должны остаться внутри семьи. Рушить его авторитет в стенах академии я не могла себе позволить. Да и сама бы выглядела в таком случае как посмешище, надо мной бы первой посмеялись, ещё бы и помоями словесным облили, что не смогла дать такому мужчине всё, что ему было нужно.

Всего два месяца в браке, а тот уже чужие юбки задирает.

Ройберг открыл передо мной дверь кабинета. И я увидела накрытый обед. Тарелки с едой из нашего любимого ресторана, серебряные столовые приборы и свежие цветы.

Рой позаботился обо всём. Создал романтическую атмосферу. И если раньше я бы растеклась розовой лужицей у его ног, а мозги превратилась в кисель, то сейчас я лишь скрипнула зубами.

После всего, что произошло, после лжи, обмана и предательства, которым я стала свидетелем, этот семейный обед казался мне насмешкой.

– Для чего ты меня позвал? – процедила я сквозь зубы, наблюдая за тем как супруг не торопясь усаживается за стол.

– Разве это не очевидно?

Ройберг поднял взгляд на меня, его лицо выражало спокойствие, которое только усилило мою злость.

– Я подумал, что мы могли бы поговорить. Пообедать вместе, как раньше, – его голос был мягок, но в нем звучала холодная расчетливость.

– Поговорить? После всего? – я чувствовала, как мои руки начинают трястись от гнева. – Ты думаешь, что пара тарелок с едой и немного цветов могут заставить меня забыть, что ты сделал? Можешь забрать свой обед и свои пустые жесты. Я не куплюсь на это.

Я повернулась, чтобы уйти и не спалить тут все к бездновой бабушке. Но резкий приказной тон остудил мой пыл.

– Сядь. Немедленно. Или я заставлю тебя.