Текст книги "Под сенью проклятия (СИ)"

Автор книги: Екатерина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Зачем? – Вырвалось у меня.

– Госпожа Морислейг на вчерашнем пиру объявила, что ты её племянница. – Доверительно сказал Рогор. – И если ты вдруг перестанешь ею быть, кое-кто начнет задавать вопросы. А поскольку госпожи Морислейг уже нет, то задавать их станут госпоже Арании. Или уж сразу вам обеим, чтоб быстрее. Оно тебе надо?

Я отшвырнула сарафан обратно на стопку и взяла лежащее сверху темно-зеленое платье. Красное и голубое были слишком радостными для этого дня.

– Так-то оно лучше. – Одобрительно сказал Рогор, наблюдавший за мной. – К тому же на господскую одежду у тебя все права. Как-никак и по матери, и по отцу из господ.

Я развернулась и глянула на него в упор. В первый раз за все время Рогор показал, что знает, кем мне приходилась Морислана.

– Алюня тебе поможет. – Пробурчал норвин, отводя глаза. – Не уходи, пока она не придет. Только просьба у меня одна. Нужно, чтобы травница, стоявшая у постели госпожи Морислейг в её последний час, поклялась перед знатными норвинами из дома Ирдраар, что ту отравили. И рассказала, где и как ей могли подсунуть ту отраву.

– Зачем? – Опять спросила я.

Рогор задумчиво посмотрел в пол, прищурив глаза, словно увидел там нечто невидимое. Поднял руку, потер впадинку под нижней губой.

– Тут дело не простое, госпожа Триша. Знатную норвинку из дома Ирдраар отравили. За это назначат большой легед.

Я сделала полшага к нему, он пояснил:

– Плата за кровь. Узнав все, дом Морислейг даст вознаграждение тому, кто принесет голову убийцы. Потом, такого ещё не было. Я уверен, и прочие норвинские дома захотят вложиться. Норвинку убили, пока она была в кремле! Во всех домах будет шум. И многие заплатят, чтобы узнать хоть кусочек правды.

– Да чё гадать-то. – Вырвалось у меня. – На чьего сына Морислана замахивалась, тому и смерть её нужна была. Ерислана, не иначе.

Рогор хмыкнул, покрутил головой.

– За попытки оженить юного Согерда ещё никого не убили. Кое-кому, говорят, попортили девку – но и только. Нет, госпожа Триша, не верь тем подозрениям, что плавают навроде тухлой рыбы сверху. Они обычно тухлой рыбой и оказываются. Так как насчет нашего дела? Ты выйдешь свидетельствовать перед домом Ирдраар?

– Да. – Возглас вырвался у меня слишком громко.

– Хорошо. – Одобрил норвин. – Кто-то должен отомстить за несчастную Морислейг, верно? И если дети перестанут мстить за своих родителей, то куда покатится мир?

Он резко развернулся, прошагал к выходу, распахнул дверь. Из приоткрытой створки донесся чей-то вопль:

– Пошлите за Глердой!

Вслед зазвучали тяжелые шаги, но дверка тут же захлопнулась, и звуки отрезало.

По дороге в мыльню Алюня то и дело икала, пряча заплаканные глаза. На лестнице дворца и на первом поверхе было странное затишье – ни души, словно все попрятались. Пока мы шли по проходу подклети, мимо двери поварни, двери справа и слева то и дело открывались. Оттуда наружу высовывалась то бабья, то мужская голова. Смотрела выпученными глазами короткое мгновенье и снова пряталась.

– Здешние-то, – глухо прошептала Алюня, – прячутся! Ровно чумные мы теперь.

Помылась я быстро. Испачканное деревенское платье Алюня прибрала, сказав, что сама постирает. Той лукавой девахи, что ехидно хихикала, называя меня госпожой, больше не было – Алюня только что не кланялась, принимая от меня вещи, а потом поливая на руки отстой золы и воду. То ли смерть Морисланы её напугала до дрожи, то ли Рогор что-то сказал.

Обратно в терем мы шли в молчании, сопровождаемые все теми же испуганными взглядами из-за неожиданно открывавшихся дверей. Наверху лестницы стоял набычившийся Рогор.

– Верч Яруня призывает к себе госпожу Тришу.

Он махнул рукой в сторону Алюни, та исчезла, испуганно ойкнув. Придвинулся ближе, склонился ко мне.

– Ты, госпожа Триша, поосторожнее там. Кланяйся не в пояс, а до земли, верча называй великим господином Яруней. И о Ерислане лучше не заикайся. Не твое это дело – меж верчей лезть, они и так между собой не ладят. – Он понизил голос до шепота. – Яруня знает, что ты Морислейг не племянница, но на людях этого не покажет. И ты помолчи. Он тебя простой травницей считает, которую госпожа наняла по надобности. Если вдруг спросит, куда собираешься после всего, отвечай, что домой, в родное село.

Он отступил на шаг, громко возвестил:

– Ступай за мной, госпожа Триша! Я покажу, куда идти.

И зашагал вниз по лестнице.

Глава восьмая. Проклятье

Горница, куда привел меня норвин, смотрелась богато. Стол и лавки застилала лиловая ткань в золотых узорах, с синими и алыми кистями по краям. Подзоры на окнах поблескивали густо нашитым жемчугом, в резных поставцах у стены высились стопками странные кирпичи, утянутые тисненной кожей, с чудными золотыми знаками по бокам. По беленным стенам тянулась роспись – розаны и многоцветные птицы, от потолка до пола.

У окна на лавке сидел тот самый мужик, который заявился в горницу Морисланы вместе с травницей. Лицо широкое, как лопата, по краю поросло кудрявым волосом, коричневым с сединой. Голова тоже с проседью, по углам тонкого рта коромыслами залегли глубокие морщины.

Напротив, у стены, сидела и травница – молчком-тишком, скромно положив руки на колени и опустив глаза.

– Великий господин Яруня! Вот родственница госпожи, которую ты искал. – Рогор, вошедший первым, отбил низкий поклон и исчез.

Я молча махнула поклон до земли, поздоровкалась:

– Подобру тебе, великий господин Яруня.

Тот нетерпеливо махнул рукой, приказывая подойти. Я сделала несколько шагов.

– Госпожа. – на этом слове у верча дернулся угол рта. – Триша. Я знаю, что ты знакома с травницким делом. Ты тоже считаешь, что госпожа Морислана умерла от травы, которую травницы именуют кольшей?

– Ясен пень. – Подтвердила я. – От неё.

Верч прищурился.

– Поскольку госпоже Морислане и её дочери в моем доме приносили один поднос на двоих, выходит, отравили её не здесь. Иначе вместе с ней умерла бы госпожа Арания. Морислана приехала в кремль только позавчера вечером. И до сих пор никуда, кроме как на пир, не отлучалась. Значит, там, на пиру, её и отравили.

Он вскочил на ноги, оскалился то ли зло, то ли радостно.

– Гляньте, люди добрые, что твориться! Отравить знатную женщину на королевском мосту, за столом самого короля! Да ещё как отравить! Те, кто это сделал, ответят, не будь я верч Новинский! А если в этом замешан верч Ламаньский.

Мысли мои скакнули. Яруня – верч Новинский! Значит, в этом доме и нужно спрашивать о моем погибшем отце, Варяте. Вот только навряд ли здешняя прислуга знает какого-то земельного. может, лучше спросить самого верча?

Тут в дверь стукнули и глухой голос из-за створки сказал:

– Госпожа Г лерда пожаловала.

– Проси! – Рявкнул верч.

Дверь распахнулась. Вплыла высокая худая женщина в узорчатом платье, с гривой светлых волос до колен. Поспешно спросила:

– Верно ли сказал посыльный? Госпожа Морислана мертва? Клянусь глазом Дина, я до сих пор не верю! Возможно ли такое.

– В наше время возможно все. Даже потрава гостей за королевским столом. – Раздраженно сказал верч. – Трава по имени кольша, Глерда. Я и не знал о такой. Какие-то травницкие штучки.

Он кивнул в сторону бабы в темном платье, здешней травницы.

Та откликнулась:

– Истинно так. И трава эта заповедная, в тутошной местности её не найти. Ещё те повывели, что до нас врачевали. Дело-то простое, хоть и дорогое. Сыпанул мешок соли в пруд, и прощай, трава-потравушка. Значит – привезли издалека. Или оттуда, где человек не живет.

Травница смолкла. Госпожа Глерда после её слов сморщилась, пробежалась по горнице взглядом, наткнулась на меня. Покачнулась, отступила назад на шаг и глянула на верча, вопросительно надломив тонкую бровь на высоком лбу.

– А это. – С запозданием сказал господин Яруня, подвигав мощным подбородком – видно было, что ищет слова. – Это госпожа Триша, дальняя родственница Морисланы. Она с покойной рядом была, когда той стало плохо. Тоже смыслит в травницком деле. И подтверждает, что речь идет об отраве.

Глерда высоко вскинула обе брови.

– Родственница Морисланы? Вот как?

– Дальняя. – Небрежно сообщил Яруня. Шагнул вперед и заслонил меня от взгляда женщины в узорчатом платье. – Но сейчас не время говорить об этом.

Он махнул рукой, травница шмыгнула за дверь.

– Нужно решить, что делать дальше, Глерда. И тут госпожа Триша, как родственница Морисланы – и самое главное, Арании – может нам помочь.

Глерда, вытянув шею, глянула через плечо Яруни прямо на меня. В углах глаз собрались куриные лапки горестных морщин.

– А что думает об этом сама госпожа Триша?

Верч на мгновенье оглянулся.

– Думаю, она согласна. Ведь ты же согласна, госпожа? Все, что тебе пообещала за помощь госпожа Морислана, будет исполнено. Но дело должно быть закончено.

– Какое дело-то? – Я внезапно охрипла.

Верч Яруня, не оборачиваясь, отчеканил:

– Юная Арания должна стать женой Согерда. Впрочем, её можно заменить на любую другую девицу. Можно даже на не знатную – пусть Медведа потом злобой исходит. И женка его заносчивая тоже. Сын Ерисланы не должен жениться на той, кого она выбрала. Вот и все. Не так уж и трудно, верно?

Я замерла. Белое лицо Морисланы с кровью у рта мелькнуло перед глазами. Игры у господ серьезные, не на жизнь, а на смерть.

И меня прикончат под замашку, не пожалеют. Конечно, бельчи – дело хорошее. Но мертвой деньги ни к чему. Вот отравят, как Морислану, и уйду в Кириметев мир, в Наднебесье, горькой тенью. Поминай тогда, бабка Мирона, как ученицу звали-кликали.

Я выдохнула с хрипом – горло отчего-то сжалось, и воздух не выпускало. Вроде как в последний раз дышу.

Пусть Рогор говорит, что госпожу матушку убила не Ерислана – норвин простой прислужник, может и не знать всего. Или знать, да не то. Ишь как беспокоится верч Яруня – чешется ему оженить чужого сына. А меж тем из-за простого приворота не убивают. Что-то тут зарыто, всенепременно.

Припомнилась мне и травница в темном платье, что прибежала в светлицу к умирающей. Явилась она вместе с верчем, значит, живет тут, во дворце. Отчего же Яруня не просит о той услуге свою травницу, а обращается ко мне, к незнакомой девке из деревни? Вину от себя отводит, если Медведа с Ерисланой озлятся?

Потом мысли метнулись к Арании. К госпоже матушке особой благодарности я не испытывала – не за что, да и дочерью она меня не считала. И все ж забыть о её последней воле не могла. Не по-человечески это – плюнуть на слова умирающей. И сама Кириметь-кормилица добрым оком на такое не взглянет. Если по-хорошему подойти, глупую деваху следует отвезти домой, и послать весточку отцу.

Мое долгое молчание встревожило верча. Он оглянулся, посмотрел с нехорошим прищуром, улыбнулся широким ртом. Вроде ласково, но желваки по щекам так и заходили.

– Молчишь? А я хорошо заплачу. Мое верчево слово твердое, ходить тебе в шелках, красоваться в золоте.

Я уж собиралась было сказать нет, но тут вмешалась Глерда:

– Великий господин Яруня, позволь мне перемолвиться словом с госпожой Тришей. Только наедине. Шутка ли – девица только что потеряла родственницу, вся в горести сидит, а ты с делом к ней подступаешься. Хоть Морислана и дальней родней ей приходилась, по твоим словам, а все ж кровь не водица. Я женщина, мне её уговорить легче.

Верч нежданно даже сопеть перестал, и стало слышно, как горестно зудит, бьется над жемчужным подзором усталая муха. Потом Яруня проворчал:

– Не было ещё такого, чтобы меня в моем доме просили выйти из горницы. Но будь по-вашему. Я в обеденной зале посижу, тут напротив, кваску похлебаю. Кликните, как закончите.

Он вышел, набычившись и тяжело покачиваясь на ходу, широкоплечий, громадный, страхолюдный. Муха прозудела последний раз и смолкла. Глерда тем временем скользнула к одной из лавок. Села, постучала ладошкой по лиловому с золотом полотну, застилавшему скамью:

– Присядь, госпожа Триша. В ногах, как говорят у вас, у тутешей, правды нет.

Я села.

– Насколько дальней родней ты приходишься Морислане? То есть приходилась? – Спросила вдруг Глерда.

– Я дочь. – в горле почему-то появился комок. – Её двоюродного брата Иргъёра. У нас его кликали господином Игором. Племянница, стало быть. То есть была племянница. Двоюродная.

Сказала и подумала – а правильно ли я назвала имя брата Морисланы? Но на память пока вроде не жаловалась.

– Значит, Морислана была твоей тетей? – Глерда глянула ласково, расширив светлые, словно водой промытые глаза. Серые, как туман над речкой Шатеркой поутру.

Мне внезапно подумалось, что взглядом баба в узорчатом платье похожа на Морислану. Но следующие её слова выбили из моей головы все думки:

– Надо признать, что ты и впрямь похожа. Нет, не на саму Морислану. Помню, лет двадцать назад я видела в её доме младенца с похожим лицом. Девочку.

Мои колени разогнулись сами, поднимая меня над лавкой.

– Сядь. – Глерда глянула снизу вверх, глаза её сияли, как бегучая вода на гольцах-перекатах. – Теперь, когда ты видишь, как много я знаю, может, поговорим откровенно?

Я хлопнулась задом о лавку, но рта не раскрыла. Нехорошие предчувствия у меня были, аж в груди что-то заскреблось. Морислана погибла, а меня завлекают в ту же заваруху. И Глерда во мне Морисланину дочь признала. Ох, неспроста это. При таких раскладах молчать да слушать нужно, а говорить – только по надобности.

Вот только как смолчать, когда хочется спросить так много?

– Я всегда думала, что же случилось с тем младенцем.

Не гляди она при этом так проникновенно, может, я и промолчала бы. А так буркнула:

– А чё ж не спросили?

– Госпожа Триша. – Глаза у Глерды вдруг построжали. – После всего, что перенесла Морислана, было бы несправедливо спрашивать у неё что-то. К тому же госпожа Морислана происходила из рода Ирдраар, а там чтут древние норвинские обычаи. Во всяком случае, большую их часть. Согласно им, изуродованного младенца следует унести в лес и там оставить, чтобы не мучить ни его, ни себя.

– Заботятся, значит. И о нем, и о себе. – Я тоже глянула проникновенно.

Хотя на душе было гадко. Это что ж, мне ещё и благодарить Морислану за то, что не в лесу кинула, а бабке Мироне с рук на руки передала?

Глерда выдохнула, серые глаза опять засияли добротой.

– Здесь нет никого, кроме нас. Думаю, нам лучше перестать притворятся. Двадцать лет назад, в доме у Морисланы я видела тебя, госпожа Триша. Честно говоря, я всегда полагала, что ты не выжила. Жаль, но ни о каком признании со стороны рода Ирдраар не может быть и речи. В роду не должно быть ущербных детей, таков их закон.

– Обойдемся, матушка. – Елейно сказала я.

Беседа мне не нравилась. Хоть и хотелось до ужаса расспросить Глерду об отце, о том, что же такого перенесла Морислана, и не связано ли это с проклятьем, исковеркавшим моё лицо и руку. Но я уже понимала – баба эта и впрямь похожа на Морислану, а такие, как она, без выгоды для себя ничего не делают. И не рассказывают. Ох, заманят меня в заваруху с Ерисланиным сыном, как есть заманят…

Глерда кивнула.

– Лучше не питать надежд там, где им не суждено сбыться. Однако это не значит, что ты не можешь исправить свой облик. Все в руках Дина и Трарина, а также Киримети-кормилицы, великой тутешской богини.

У меня аж дыхание пресеклось. Думаю, Глерда это заметила, потому как заявила с участием, прищуривая добренькие бледносерые глаза:

– Рассказывала ли тебе Морислана, почему у тебя такое лицо, госпожа Триша? И рука. Я вижу, она не сильно усохла, но от обычной руки все равно отличается, не так ли?

Всех моих сил хватило лишь на то, чтобы мотнуть головой – мол, не рассказывала. В носу нехорошо повлажнело, а левую руку опять свела судорога. Но я даже не пошевелилась, не до того было.

Только носом шмыгнула.

– Хочешь узнать, почему ты уродилась с таким лицом?

– А то. – У меня аж голос охрип.

У Глерды, наоборот, голос медом потек, в отличие от моего:

– Это случилось ещё до твоего рождения. Сначала госпожа Морислана была замечена нами, ведьмами, и стала ученицей Ведьмастерия. Следует отметить – у неё имелись большие способности.

Я глянула на Глерду, не веря своим ушам. Нами, ведьмами? Выходит, она тоже ведьма? На старуху, что убивала голубей перед дворцом, баба не походила. Хотя. волос светлый и длинный – раз. И лицом какая-то блеклая – два. Опять же смотрит так, словно все видит, все понимает, хотя до старушечьих годов ещё не дожила – три. При том, что на вид ей и тридцати пяти не дашь. Сколько же было бабе, когда она увидела меня двадцать лет назад?

Пятнадцать? Или Глерда старше, чем кажется?

А вчера на пиру, у королевского дворца, Морислана на главную ведьму в упор уставилась, прямо глаз не сводила. Неспроста, выходит. Своих увидела.

Вдруг я осознала – сбылось то, за чем ехала в Чистоград. Рядом – ведьма. И бельчей для этого не понадобилось! Сама завела разговор о моем уродстве, о моем лице..

Вот только что попросит взамен? Не задаром же она передо мной распинается? Вон госпожа матушка за имя отца потребовала на пир сходить, каждый кус поперед её любимой дочки пробовать. Пожелай тот безвестный душегуб отравить не Морислану, а Аранию – лежать бы мне сейчас мертвой. Страшно. Аж холодом по спине мажет.

Глерда глянула так, словно все мои думки по лицу прочла. Усмехнулась.

– Я просто поведаю тебе тайну, связанную с твоим рождением, госпожа Триша. Если потом захочешь нам помочь – будем рады.

Я лишь самую малость помедлила, прежде чем кивнуть – продолжай, мол.

– Твой отец, господин Добута, служил жильцом у короля, пока был жив.

– Добута?! – У меня внутри ещё больше захолонуло. Это что ж значит, Морислана так и не сказала мне правды? Наврала?

Глерда глаза распахнула – тоже вроде как изумилась:

– Ты никогда не слышала имя отца? Жаль, это был достойный человек, из земельных, с низовьев Дольжи-реки. Семья его погибла, когда урсаимские колдуны прорвали границу. Добута, тогда ещё малец, выжил по случайности, абульхарисы сочли его мертвым. А ведьма, что пришла с отрядом воев, его выходила. Следующий земельный, получивший тот надел, из милости взял Добуту к себе в дом. Потом он попал в жильцы, женился, привел Морислану в королевский дворец. Когда все случилось, она была уже на сносях.

По крайней мере, в одном госпожа матушка не соврала, с печалью подумала я. Семьи у моего отца и впрямь не было.

Глерда сказала тихим голосом:

– Эта история связана со старшим сыном короля, Граденем. Морислана тогда проходила обучение. Всех учениц Ведьмастерия перво-наперво учат ставить и держать колдовские щиты. Сначала простенькие, потом посильней, под конец самые мощные. В начале обучения ученицы ставят щит всего на несколько мгновений, а в конце уже на полную седьмицу. Ведьма должна уметь есть-пить, разговаривать, ночью спать, но при этом все время держать щит. Не опуская. В ту ночь Морислана этим и занималась. Щит у неё был не самый мощный, но и не из простых. Добута, твой отец, спал рядом с ней. Как потом заявила Морислана, посреди ночи она проснулась от головной боли. И увидела, что узор щита, поставленный ей ещё два дня назад, сломан.

Глерда остановилась на мгновенье, глянула в окно – и зудевшая у стекла надоедливая муха разом смолкла. Ведьма продолжила:

– Твоя мать испугалась, а потому разбудила супруга. Добута тут же захотел пойти в покои короля Досвета – глянуть, все ли там в порядке. Морислана снова поставила щит, и они отправились туда вместе. Жильцы, сторожившие королевские покои, спали. Сам король – тоже. Добута пытался их разбудить, но не смог. Тем временем Морислана почуяла чужое колдовство. Словно по дворцу плыла река из бесцветной нити, сказала она. Конец той реки скользил в сторону покоев старшего сына короля. Все спали, времени искать подмогу не было. Морислана и Добута кинулись в горницы Граденя. Твоя мать встала над королевичем, заслонив его щитом. То, что она поставила, было заслоном для обычного колдовства. Когда река доплыла до кровати королевича, её отбросило в угол. Утром люди во дворце проснулись и обнаружили Морислану в спальне с мертвым Граденем, без чувств.

Она замолчала. Я положила руки на колени, сжала кулаки. На правой ногти впились в мякоть ладони под большим пальцем, на левой кулак так и не сжался до конца.

– А мой отец? – Спросила я, тяжко ворочая губами.

– Он погиб, когда Морислану отбросило в угол. Было учинено следствие от Ведьмастерия. Ведьмы постановили, что твоя мать невиновна в гибели королевича. И даже пыталась его спасти. Чужое колдовство определили как смертное проклятье. Щит твоей матери все-таки отразил его, но не полностью. Осколки проклятья задели всех, кто там был. Градень и Добута погибли мгновенно. Морислана. Морислана выжила. Но навсегда потеряла свой дар ведьмы и родила изуродованную дочь.

Из-за окон наплывал шелест листвы – после обеда ветер все крепчал, вольно гуляя в кронах деревьев вокруг дворца.

Значит, вот как все случилось. Морислана пыталась защитить королевича, мой отец погиб, а я попала под проклятье. И все в одночасье.

Глерда неторопливо добавила:

– Ведьму, державшую в ту ночь щит над дворцом, убили загодя. Мы искали того, кто это сделал. И того, кто навел на дворец сонные чары со смертным проклятьем. Но так и не нашли. Однако Ведьмастерий сумел подобрать рисунок щита для этого колдовства и больше такого не случалось. Караул ведьм удвоили, двери сторожевых горниц с той поры открываются только в условленный час, когда приходит смена. Ты молчишь, госпожа Триша, тебе плохо?

Я думала.

Выходит, свое проклятье я получила тут, в кремле. И отца потеряла тут же. А то, что госпожа матушка меня так легко отдала. Если у норвинов и впрямь негодных младенчиков в лес выкидывают, то Морислану от одного моего вида должно было с души воротить.

Это сколько же раз мне повезло, что я все-таки выжила? Правильно бабка Мирона говорила мне в детстве, когда я плакала из-за своего уродства – не гневи Кириметь-кормилицу, радуйся тому, что есть. Жива, уже хорошо.

Я глянула в окно – прямо напротив большая береза распустила по ветру плакучие ветви, ловила солнечные блики молодой листвой. Ветер ярился и трепал ей космы, оттого узорочье из бликов плясало, взмывая и опадая. Шибко дует – к дождю, не иначе.

Глерда рядом сказала:

– Младший сын короля Досвета, Темень, тоже погиб. Через девять лет после смерти Граденя его нашли на охоте разодранным, в окружении волчьих следов. Королевишна Зоряна теперь наследница престола. А месяца два назад королевская травница доложила в Ведьмастерий, что учуяла в еде Зоряны приворотное зелье. Следствие мы учинили, однако заподозренный прислужник исчез, и ничего уж не докажешь.

Она передохнула, тише прежнего сказала:

– Из всех верчей неженатый сын в жениховской поре есть только у Ерисланы с Медведой. Но подпускать их к престолу нельзя, не те они люди. Смерть королевичей скорей всего дело их рук, хоть это – без доказательств. Проклятье и сонные чары могли навести лишь изнутри, из кремля. А здесь, за кольцом из щитов, живет не только король, но и верчи. Кто-то из них повинен в измене. Кто-то решил сделать наследницей трона королевишну. и вместе с ней её будущего мужа. Поэтому Согерд не должен жениться на Зоряне.

– Неужто у вас своих травниц под рукой нету? – Вырвалось у меня.

– Как не быть. – Глерда чуть откинулась, посмотрела так, словно в первый раз меня увидела. – Да тут ведь дело такое. Наши, чистоградские, все наперечет. И зелья у них силы известной. И от тех приворотных у всех имеются отворотные зелья, теми же травницами сваренные. А Морислана обещалась привезти из дальних лесов ученицу от особой травницы. Сказала, что зельем от неё она в свое время снабдила нынешнюю великую госпожу Ланьшу, тогда ещё просто Ланьку, дочь бедного земельного. И помогло. Нынче она супруга верча Егеди. А уж как его оберегала матушка, старая верчиха – двух травниц во дворце держала, не одну!

– Мне-то что с того. – Выдохнула я.

Вроде туманно высказалась, но Глерда поняла. Снова сделала лицо добрым-предобрым.

– Тот, кто напустил смертное проклятье на королевский дворец, связан с верчем Медведой. Все за то. А у смертного проклятия есть одна особенность – снять его может только смерть колдуна. Поможешь нам – выманишь того умельца. Уж мы его скрутим.

– Так сколько лет прошло. Неужто он так и сидит с тех пор в Чистограде? – Я глянула вроде бы с небрежением, но у самой сердце заколотилось.

И хочется от проклятья избавиться, и страшно – уж больно кроваво выходит. Как ещё на это Кириметь-кормилица посмотрит? Не травницкое это дело – свою красоту на чужую смерть менять.

– Сейчас он здесь. – Ведьма подалась вперед. – Я вижу кусок рисунка от проклятья на тебе. Светло-серые черты с искрой. Искра та означает, что хозяин проклятья рядом. Уедет – останется только серое. Он в Чистограде.

Я вздохнула. Осталось только одно. И за это я не буду ни торговаться, ни договариваться.

– Арания уедет домой. Одна, и Согерда ей не надо.

Глерда кивнула.

– Согласна.

Мысль о том, что и Глерда могла меня обмануть, как уже сделала матушка, пришла в голову мне с запозданием. Я к тому времени вышла из горницы. Глерда сзади простучала каблуками, направляясь к двери напротив, за которой верч Яруня прохлаждался кваском.

По-хорошему следовало бы вернуться, да выспросить ведьму ещё раз – но Рогор уже шагнул навстречу мне от стены, а довольный голос верча зазвучал громовыми раскатами из обеденной горницы. Поздно было расспрашивать. Ладно хоть Аранию из-под беды вывела. Будет ещё время, спрошу.

Войдя в горницу, откуда одна дверь вела в мою светелку, а другая в опочивальню Морисланы, я остановилась. Норвин за спиной озабочено сказал:

– Девки сейчас должны обряжать госпожу. А Сокуг, наверное, ушел к Ирдраарам, у них тут дом в Норвинской слободе. Ты подожди у себя в светелке, пока не позову.

Я мотнула головой и направилась к покоям Морисланы.

В опочивальне суетились все три девки – Алюня, Вельша и Саньша. На Морислану, порезав по плечам и рукавам, вздели платье – роскошное, алое в серебре, блиставшее острыми искрами от белых прозрачных камений. Алюня, притуляясь к плечам, спешно зашивала разрезы на тканях. Тело Морисланы утопало в охапках хладолиста, рассыпанного по простыне – его использовали, чтобы замедлить тление. И где только набрали столько, за такой-то короткий срок? Не иначе, у кого-то в кремле есть огородец с нужными травками.

Арания стояла у окна, неотрывно глядя на мать. Глаза красные, заплаканные, на лбу подрагивала морщинка. Я подошла, коснулась её локтя:

– Прилечь бы тебе, госпожа Арания. Хочешь, травку дам? Поспишь, успокоишься.

Она перекатила на меня темно-карие, с желтой искрой, глаза, окаймленные красным. Прошептала:

– И ругала она меня, и уму-разуму учила, а все ж с ней лучше было. Сейчас отец или к олгарским теткам меня отошлет, или в дому запрет. Кончилась моя девичья волюшка, ушла моя матушка.

Я смутилась, не зная, что сказать. Не подобает такие слова перед телом матери говорить – но что я в господских обычаях смыслю? Припомнив, что говорила бабка Мирона в таких случаях, я пробормотала:

– Ты поплачь, тебе враз легче станет.

И отошла к кровати Морисланы.

Смерть отняла у неё все цвета, кроме темного блеска волос. Но красоты не убавила – госпожа матушка лежала на своем смертном ложе зачарованной ледяной королевишной, которая и не умерла вовсе, а спит.

Долго смотреть на неё я не стала – не дело это, на мертвяков-то заглядываться. Отошла, села на лавку у стола, с которого содрала давеча скатерть, чтобы Морислана могла утереть кровь. Кто-то подобрал с пола и положил на голую столешницу гребень с темными волосами Арании, запутавшимися меж частых зубцов. Я вздохнула, снова встала и отнесла гребень к печи в углу. Швырнула гребень в топку. Как затопят, так и сгорит.

Нет Морисланы – и не надо ничего.

Потом в горницу заглянул Сокуг, хмуро сказал:

– Девки, готовьте вещи госпожи Арании. И тебе, госпожа Триша, лучше бы собраться.

Он исчез, а в опочивальню тут же вступил норвин в богатой одежде, в рубахе с широченными складчатыми рукавами, запоясанной наборным поясом, с которого свисал короткий меч. Кивнул госпоже сестрице.

– Приветствую тебя, Аранслейг.

Взгляд его метнулся ко мне, и глаза у него чуть на лоб не полезли – так он на меня вылупился. Арания тем временем шагнула вперед, сказала угрюмо:

– Приветствую тебя, дядя Харик. – И кивнула в мою сторону. – Позволь представить тебе госпожу Тришу, дочь дяди Иргъёра. Она выросла в дальнем селе, но моя матушка решила приютить её.

Лицо у Харика закостенело, он глянул на меня с отвращением. Кинул взгляд на прислугу и холодно заявил:

– Разве Иргъёр женился? Я не знал об этом.

– Она отправится со мной в дом моего отца. – Зло сказала Арания, вроде как не слыша вопроса дяди. – Думаю, верч Яруня с удовольствием приютит нас обеих. До нашего отъезда.

Лицо норвина дернулось.

– Дом Ирдраар пока ещё способен приютить дочь своей дочери в час её печали. И показать, что она не останется одна, несмотря на смерть матери – дом её поддержит. А что касается твоей спутницы. – он ещё раз с отвращением глянул на меня. – Дитя Ирдрааров имеет право пригласить гостью в дом своих отцов. На время. Но в этом дворце ты остаться не можешь – только не теперь, после того, как здесь умерла твоя мать. Это немыслимо, и мы ещё узнаем, кто повинен в её смерти.

Он прошел к кровати, глянул на Морислану. Девки, закончившие натягивать на ноги умершей сапоги с гнутыми носками, дружно отступили к стене.

– Здравствуй, сестра, и прощай. – Хрипло сказал норвин, погладив руку Морисланы, утонувшую в россыпях хладолиста.

Потом он резко повернулся к Арании.

– Аранслейг, собирай вещи и спускайся. Мои люди уже запрягают вашу колымагу. Для сестры я привел крытую телегу.

Арания в два шага стремительно подошла ко мне, цепко ухватилась за ладонь и потащила к выходу. Двое мужиков уже протаскивали в дверь носилки. Норвин крикнул девкам:

– Одна – помочь госпоже с вещами, двое других пусть соберут вещи Морисланы и прочее, что вы с собой привезли. Ну, живо!

Вельша побежала за нами. Я дождалась, пока Арания выведет меня из горницы Морисланы. Спросила, приноравливая шаг к быстрому, широкому шагу сестры:

– Я-то тебе зачем, госпожа Арания?

Она дернула меня за плечо, притянула к себе, зашептала:

– Матушка от яда померла, так? От какой-то травы. Вдруг и меня отравят? А тебя матушка сама нам в травницы выбрала, стало быть, доверяла. Вот ты мне и пригодишься. Опять же одна к ним ехать не хочу, у них там, в доме Ирдраар, все надутые. Мол, мы соль и кровь древней Норвинии, а сами-то – изгнанники, за простых земельных дочерей выдают. Ты не бойся, отец за все заплатит, род Кемеш-Бури одолжаться не любит. Ну, иди, собирай вещи.

Она подтолкнула меня к двери светелки, а сама ушла.