Текст книги "Под сенью проклятия (СИ)"

Автор книги: Екатерина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Меня Хлюня зовут. Сказали, вам весточку передать надо, на Норвинскую слободку?

– Да. – Арания подскочила, выдрала у меня из рук книгу, уложила себе на колени.

И спешно принялась писать на чистом листе. Потом присыпала все песком из сундучка, стряхнула желтую порошу на пол, прямо себе под ноги. Госпожа, одно слово. Ясное дело, ей полов не мыть.

– Отнесешь в дом Ирдрааров, скажешь, от Арании. Когда принесешь ответ, дам тебе целую бельчу. Понял?

Хлюня кивнул и исчез со свернутым листом. Арания повернулась ко мне, свела брови.

– Ну вот и сладилось. Чего сидишь? Сейчас читать по книге будешь.

Это оказалось потрудней, чем рассматривать буквицы, которые писала Арания. Так что спать я легла с больной головой. И априхи в запасе не было, чтобы стебелек зажевать, боль сбить, вот что плохо.

Ответ из Норвинской слободки доставили следующим утром, перед тем, как мы отправились в покои королевишны. Арания выдала обещанную бельчу – Хлюня счастливо хлюпнул носом, прежде чем исчезнуть. Сестра отошла к окну, разворачивая на ходу лист. Прочитала вслух:

– Девок отослали в Неверовку с купеческим обозом. Купец знакомый, приглядит. Вечером третьего дня Рогор будет ждать тебя у выхода из кремля. Есть новости. Добрых тебе дней, Аранслейг. Ургъёр из дома Ирдраар.

Рука её с листом разогнулась, опадая, и она уставилась в окошко. Хотя вроде бы не любила на Дольжу смотреть.

Я подошла сзади, положила руку ей на плечо. Постояла молча, не зная, что сказать.

– Вот и это сладилось. – Вдруг выдохнула Арания.

И качнулась назад, на мгновение привалясь ко мне спиной.

Потом вскинула голову, отошла к кровати.

– Тришка. Пока есть время, давай-ка слоги повторим. Ну, что встала?

Эти три дня прошли так же скучно, как и первый. Мы с Аранией хвостиками бродили за королевишной, молча слушали, что рассказывают её учителя, глядели, как она расхаживает по горнице с красавцем Флювелем. Каждый вечер Арания, зло морща лицо и покрикивая, учила меня читать. Даже показывала, как выводятся на бумаге буквицы.

Днем в дворцовых проходах нам попадались жильцовские женки. При виде меня они хихикали, но каждый раз исправно здоровались.

Курносого парня я увидела за все это время только один раз. Да и то случайно, по дороге в дворцовую баню, что стояла в кремлевской роще на отшибе, вместе со службами. Рядом за деревьями прятался кругляш вытоптанной земли, на котором жильцы каждый вечер махали мечами. Там, издалека да мельком, я и углядела курносого.

И хоть стыдно это, за парнем бегать, но мне хотелось увидеть его ещё раз. Только без Арании. Даже думка мелькнула – а вдруг подойдет, сам со мной заговорит?

Поэтому на следующий день я предложила сестре перестирать её сорочицы. Сама Арания так их замыла, что на вырезе остался ношенный след. Стирала-то она как? Смех и грех, двумя пальцами прихватывала и в воде полоскала. А уж выжимала – в жгут вытягивала и ладошками сверху хлопала. Хотя я ей все честь по чести объяснила – и как тереть, и как ухватывать, и как воду выжамкивать.

Сестрица согласилась с радостью. Даже пообещала за это дать поносить кушак из цепочки, подарок матушки.

Но надеялась я напрасно. В тот вечер курносого на кругляше не оказалось. К бане, каменной, на шесть парилок, каждая при своей двери и своем предбаннике, я подошла самым медленным шагом. Все надеялась, что парень вот-вот мелькнет среди жильцов. Или со стороны дворца появится.

Не выгорело.

В баню я зашла, с горя прикусив губу. В парилке сидели две жильцовских бабы. Я на них с расстройства даже не глянула. Заскочила в парилку, молча плеснула в корыто горячей воды, зольного отстоя и вышла в предбанник, сорочицы замывать.

Терла от души, и опомнилась лишь тогда, когда ткань под рукой затрещала. Так я Арании все её шелковое исподнее в клочья разорву.

Даже усохшая левая не отзывалась привычной болью, пока стирала. Словно онемела. Как же так – один раз парня увидела, одно слово от него услышала, а сердце почему-то болит? Может, меня приворотным опоили? Да кому я такая нужна?

Жильцовские бабы, пока я над сорочицами изгалялась, закончили мыться. Оделись и скоренько выскочили наружу. Потом дверь снова хлопнула. Только я и головы не повернула, чтобы глянуть, кто там.

– Добрый вечер, госпожа Триша. – Мягко прозвучал голос рядом.

Я выпрямилась над корытом и увидела Глерду.

Глава четырнадцатая. Во беседах таинства

Стояла Глерда, укрыв голову и плечи широким платом – с добрую скатерть размером, не меньше. Из желтоватой камки с темно-алой каймой.

– Подобру. – Поздоровкалась я.

И замолчала выжидающе. Ясное дело, что ведьма не мыться пришла – но во дворце меня все время ругали за то, что много спрашиваю. Лучше уж помолчу, пусть сама разговор начинает.

– Много говорить не буду. – Сказала ведьма. – Времени нет. Глянь сюда.

Она откинула плат с одного плеча, вытащила из рукава сложенный лист бумаги. Развернула, ухватила двумя пальцами и сунула мне под нос.

– Рисунок запоминай. Да хорошенько!

Я и глянула. Да чего там запоминать-то? Синие черты. Утыканный иглами круг – то ли ежа изобразить хотели, то ли отцветший чертополох. А посередке в круге черты другие, в одно место сходятся, ровно лучи солнечные. По ним – черты поперечные, без всякого порядка накиданы.

А если приглядеться, то начинает казаться, что место, где лучи сходятся, гуляет по кругу. То оно тут, то оно там. И поперечные черты вроде как дрожат, в глазах двоятся.

Я ещё не успела как следует все рассмотреть, а Глерда уже рывком убрала лист. Потребовала:

– Закрой глаза и вспоминай рисунок! В голове у себя его начерти заново! Ну, живо!

Я попробовала это сделать, только странные черты в круге мне никак не давались. Наружный-то круг с иглами вспоминался легко, а вот то, что посередке…

Глерда вдруг ни с того ни с сего шлепнула меня по щеке. Несильно, но обидно. Я от неожиданности даже распахнула глаза. На неё выпялилась и про все круги позабыла. Даже про положенное обращение не вспомнила, когда рявкнула:

– Ты чё, тетенька? Блажной травки объелась?

Ведьма, не отвечая, неспешно убрала лист в рукав. Глянула строго.

– Жаль, но способностей к ведьмовскому делу у тебя нет. А я так надеялась.

Я свела брови, она качнула головой, сказала чуть помягче:

– Да ты не серчай, госпожа Триша. Рисунок, что я тебе показала, у нас зовется малый щит. С его помощью мы узнаем, может ли кто стать ведьмой – показываем рисунок, потом велим в голове его нарисовать, с закрытыми глазами. А сами меж тем замахиваемся.

Щит слабый, от многого не защищает, но от пощечины – вполне. Вот и выходит – раз ты по щеке получила, значит, нет у тебя дара.

У меня, хоть и самую малость, но в груди засвербело. Стыдно почему-то стало. Как в детстве, когда Мирона меня ругала за нерадивость в учении.

Да что ж я такая несчастная? Вот и дара у меня нет. А красоты и раньше не было. Да и ученица я не из лучших, Мирона мне не раз об этом говорила. Правда, в детстве, а потом уже перестала.

Опять же неизвестно, какой травницей стану с годами – если и вовсе не позабуду травницкое дело, бездельем во дворце здесь маясь.

И курносого сегодня увидеть не удалось. Словом, со всех сторон одни неудачи.

Глерда, вздохнув, сказала чуть громче:

– Что ж, не вышло, да и ладно. О другом поговорим, госпожа Триша. Помнишь, я упоминала, что Согерд не должен жениться на Зоряне? А ты попросила – пусть женится на ком угодно, только не на Арании? Так вот, мы нашли для него другую девку. Теперь требуется твое приворотное зелье.

– А нету. – Буркнула я. – Все мое зелье из горшка разлили, пока наши вещи везли во дворец. И травы попортили, в зелье их все измазали.

Глерда глянула недобро.

– Кто разлил?

– Дворцовые прислужники, которых за нашими вещами к Ирдраарам послали. – Её взгляд мне не понравился, так что я добавила: – Да ладно тебе, госпожа Глерда, не думай сразу на дурное. В одну телегу с Араньиными сундуками мою корзину погрузили, потом в спешке везли. Как тут не разлить? Дело-то житейское.

Ведьма поправила плат, задумчиво двинула бровями.

– Может, и так. А может, и нет. В любом случае, дело нужно исправлять. Зелье придется сварить заново.

– Проще сказать, чем сделать. – Сварливо ответила я. – Для него травы особые нужны, редкие. И поварня свободная, котелок чистый. А чтобы нужное в лесу найти, иногда и по три дня ходить приходится.

Глерда покивала, слушая меня.

– Значит, так. После Свадьбосева королевишна Зоряна поедет под Чистоград, в сельцо Зеленый Дол. Там у короля-батюшки летний дворец, в нем королева с королевишной каждый год самые жаркие дни пережидают. Леса под Зеленым Долом знатные, густые.

Думаю, там найдется все нужное для зелья. С королевишной и её прислугой отправится одна из наших ведьм. Как приедете, она к тебе подойдет, договорится насчет поварни. А теперь следующее дело.

За дверью вдруг завопила какая-то баба:

– А ты чего тут стоишь? Не видишь – мужская половина вон там, а тут бабьи парные! Или следишь за кем, озорничать удумал? Я сейчас жильцов-то кликну!

Густой мужской бас ответил:

– Ты, госпожа, осади. Тут женка верча Яруни, великая госпожа Горява помыться зашла. Вот и сторожу, потому как с прочими ей мыться невместно.

– А что, во дворце Яруни баня сломалась, что она сюда пришла мыться? – Продолжил допытываться визгливый голос.

Мужик за дверью заржал.

– А ты чинить побежишь, коли так? Дымоход в нашей бане обвалился. Вот великая госпожа и попросилась в дворцовой баньке освежиться. Да не у тебя попросилась, а у самой королевы. Давай-давай, иди отсюда. Пустельга.

– Великая госпожа Горява? – Спросила я, глянув на Глерду.

Та хмыкнула, поправила плат на плечах.

– Ну, её покрывало точно здесь. Так вот, второе дело. Мы у себя в Ведьмастерии обсудили, как выманить того, кто навел проклятье на королевича. Госпожа Аленьша, наша верховная, полагает, что не все так просто, как кажется. Ведь королевичей Граденя и Теменя уже нет, Зоряна – наследница. Так зачем ему сидеть тут, в столице?

– Может, он здесь живет. – У меня руку вновь прихватило судорогой, и я спрятала её от Глерды за спину.

Ведьма от моих слов отмахнулась, как от мухи.

– Навряд ли. Колдун, о котором речь, скорее всего, даже не из Положья. Колдовство у него не наше, таких узоров, как у него, мы раньше не знали. Стало быть, своему мастерству он учился или у магов цорсельских, или у абульхарисов урсаимских. А может, и сам из них. Дело в другом – зачем он сейчас сидит в Чистограде? Раньше его не было. Помнишь, я тебе говорила, что видела твое лицо в детстве? Так вот, тогда узор был потухший, без искры.

– Дык. – Мне только одна мысль в голову и пришла. А поскольку Глерда молчала, глядя на меня выжидающе, я и бухнула:

– Может, опять кого-то сгубить хочет? Но если Зоряна Согерду предназначена, остается только король Досвет. И королева Голуба. Тогда Зоряна враз королевой станет.

– А потому, – тихо сказала ведьма, – нам следует его поймать. Чтоб тебе лицом выправиться, а нам – королевство уберечь.

Мы мгновение, не больше, смотрели друг другу в глаза. Потом я кивнула.

– Вот и славно. – Глерда поправила упавший с одного плеча плат.

– А теперь слушай. Погибшие королевичи жили на четвертом поверхе, там же, где живет сейчас король-батюшка. Двери в их покои расположены рядом с той, что ведет к Досвету. Знаю, что к королю ты уже ходила – когда он вызвал вас с Аранией во дворец. Помнишь две дверки с правой стороны от королевских покоев?

Я припомнила отделанные медью створки рядом с той, что была расписана цветами и птицами.

– Да.

– В покои королевича Граденя ведет вторая дверь от покоев Досвета. Та, что крайняя справа. – Она глянула остро. – Нужно, чтобы у той двери увидели тебя. И не один раз.

Спрашивать – зачем? – я не стала. У нас по зиме тетеревов к петле так подманивают, сыплют им рябину на снег. Вот и меня, как рябину, на подманку хотят пустить.

Только пока тетерев наступит в петлю, он ту рябину клюет. И остается на снегу самая малость.

Боязно. А с другой стороны – как мне жить с таким лицом? Рази ж это жизнь? О сватах только мечтаю, по весне с другими девками к Шатерке не хожу. Мне венок бросай не бросай – все одно утонет.

– А если спросят, что там забыла? – Прямо спросила я.

Глерда чуть улыбнулась.

– Скажешь, что ты племянница Морисланы Ирдраар. И хочешь повидать то место, где погиб королевич. Память его почтить. Пусть тебя заметят у двери королевича не один раз. Сама знаешь – первый раз из баловства, второй раз из озорства.

Эту присказку я не раз слышала от Мироны. Закончила сама:

– А третий по злоумышлению. Неужто в покои вот так запросто пустят? И горницы покойного Граденя так и стоят незапертые?

– Это королевский дворец, госпожа Триша. – Твердым голосом заявила Глерда. – Его охраняют не только жильцы, но и мы, ведьмы. Ты нас не видишь, но мы-то видим все. К примеру, я знаю, что в вашей горенке стоят Араньины сундуки. Там и платья, и всякие богачества. Было ли такое, чтобы кто-то в её вещах рылся?

– Да вроде молчит Арания. – Признала я.

– То-то же. Здесь не воруют, госпожа Триша. Потому как озорника враз поймают и отрубят ему руку. И поделом, не тянись той рукой к чужому, не балуй. Поэтому покои Граденя и Теменя стоят нетронутые со дня их смерти. Если скажешь, что хочешь памяти покойного царевича поклониться, никто не воспрепятствует. Удивятся, конечно, но и только.

Я губу прикусила, размышляя.

– А как это того злодея поможет выманить?

Глерда улыбнулась. До этого лицо её всегда было ровным и спокойным, а тут улыбка вышла злой.

– Потому что тебя считают племянницей Морисланы Ирдраар. Потому что Морислана была одной из немногих, кто знал нечто. И когда до того выползня дойдет, что родственница Морисланы ходит в покои Граденя, он зашевелится. Подумает, что в покоях что-то есть. Или осталось с той самой ночи. А слух до него дойдет обязательно – у Ерисланы, жены Медведы, имеются глаза и уши во дворце.

Я глянула на Глерду, изумляясь.

– А вы, стало быть, его там ждать будете. Хитро! А что такое знала Морислана?

Лицо у Глерды снова стало спокойное.

– Тебе это знать без надобности, госпожа Триша. Живи как живешь, не мешайся в тайны сильных мира сего.

– Не мешалась бы, – проворчала я, – да без моего спросу замешали. Не я уродись такой после проклятья, может, сейчас в вашу сторону и не глянула бы.

– Да неужто? – Глерда глянула с насмешкой. – А за жизнь короля-батюшки сердце не болит? За государство положское?

Я нахмурилась.

– Мы люди простые, не наше это дело – королей спасать. И хватит об этом. Идти в покои королевича нужно без Арании?

– Если не хочешь сестру в наши дела замешивать, то без. – Глерда накинула на голову плат, укуталась так, что на виду остались одни глаза. – Значит, придется подумать, что ей сказать, а то увяжется следом. Подобру тебе, госпожа Триша. И помни – из кремля не выходи. Здесь ты у нас под присмотром. Вскоре мы снова увидимся. Хочу у тебя над головой воду слить, с руки соль ссыпать. Гляну, может, и увижу чего.

Я враз вспомнила про ворожею Аксею, о которой мне рассказывала бабка Мирона.

– Тут такое дело, госпожа Глерда. Воду-то у меня над головой уже сливали.

Ведьма вскинулась, даже плат с головы приспустила.

– Вот как?

Рассказала я ей все – как меня бабка к ворожее водила, и как та истаяла чистой водой, едва соль с моей руки в воду насыпала да туда глянула.

Глерда на месте застыла, брови свела, глаза у неё мимо меня в стенку уперлись. Вот что нежданные вести с людьми делают.

– Этого я не знала. Что ж ты раньше не рассказывала?

– А не спрашивал никто. – Я пожала плечами. – И к слову не пришлось.

Ведьма свела брови ещё сильнее.

– Хорошо хоть сейчас призналась. Ладно, об этом мы ещё поговорим. А сейчас мне надо посоветоваться. бывай поздорову, госпожа Триша.

Она вновь укуталась в плат по самые глаза, стукнула легонько в дверь. Мужской голос с той стороны пробасил:

– Выходите, госпожа. Никого не видно.

Она вышла, а я осталась полоскать сорочицы.

Покончив с делом, я распялила стиранное в затишке за каменкой, на деревянных гладких распялах. Подбросила в топку, выходившую в предбанник, несколько поленьев, скинула одежку и полезла на полок. Хотелось смыть после стирки пот – и как следует обдумать все услышанное.

А с Аранией под боком какие мысли? Только и слышно – Тришка, подай это, Тришка, сделай то. Суета, одним словом.

Солнце за банным окошком уж к закату клонилось, так что я надеялась, что посижу в однёху да в свое удовольствие. Не вышло. Грохнула дверь, в парилку заскочили две бабы. Застучали шайками, поддали пару. Сунулись ко мне на полок. Я скинула волосы вперед, уткнулась лицом в колени. Г лядишь, и не признают.

– Ты кому жена-то? – По-свойски спросила одна. Похоже, по платью в предбаннике сообразила, что я не из прислуги.

Пришлось признаться:

– Никому.

Понятно уж было, что от беседы мне не отвертеться. Я откинула волосы назад, сказала:

– Из новых услужниц королевишны я. Живу на пятом поверхе.

Бабенки заулыбались. Мое лицо их не испугало – значит, уже видели меня во дворце.

– Ишь ты! Так ты из тех двух, которые Тришка да Арания? А правду говорят, что вам король-батюшка назначил богатое приданое?

Я стиснула зубы, помолчала. Вдруг подумалось – если позволю этим двум называть себя Тришкой, как девку какую, потом ничего не поделаешь, так оно и пойдет. Арания, как узнает, раскричится, мол, что ты со всякими жильцовскими бабами разговоры заводишь, звать себя позволяешь зазорно.

Сама-то она кличет меня Тришкой, но чужим такого не спустила бы. Блюдет сестрица семейную честь. Хоть и считает, что сестрами мы зовемся только для отводу глаз.

И самой мне обидно было. Это для своих Тришкой быть не зазорно, а от чужих такого слышать не хочется. Я уж не девчонка, сопли подолом не утираю – плат для того в рукаве ношу. Обтесалась, спасибо Киримети-заступнице и вечно ворчащей Арании.

– Я госпожа Триша, а не Тришка. – Громко, неспешно вымолвила я. Улыбнулась поширше, лица у бабенок враз вытянулись. – А приданое батюшка-король нам не назначил, а только пообещал. Подобру вам, госпожи – имени не знаю.

– Я Веньша. – Сказала одна.

– Улея. – Вторая утерла пот с лица. Глянула ехидно. – И тебе подобру, госпожа Триша. А насчет приданого ты не сомневайся, наш король-батюшка не скуп. Раз обещал, значит, даст. Да и личных услужниц у королевишны ещё не было, вы первые. Может, и она вас одарит, коль понравитесь. Уж по всему дворцу слух пошел, что на пятом поверхе две богатые невесты живут, не знай кому достанутся. Наши жильцы, которые неженатые, прямо не знают, как к вам подступиться.

– Вот с нами рядом Нетяш живет. – Вмешалась в разговор первая, Веньша. – Справный жилец. Рукой силен, телом молодцеват. И годочков всего ничего – тридцать два от роду.

У меня в груди сперло. Выходит, курносый тоже не знает, как к нам подступиться? Из-за приданого? Ясное дело, что мне парень предпочел бы Аранию.

Я эту черную мысль придушила. На корню. Сказала бабам коротко:

– Я для супружества лицом не вышла.

Веньша коротко хохотнула. Улея спрыгнула с полока, ухватилась за веник. Заявила снизу:

– Это ведь как подойти. Если лицо волосьями занавесишь, как недавно делала – то для бабьего дела очень даже годная. Тело у тебя ладное, белое, как я погляжу. Только бы усохшую руку за спиной всегда держать. Ну а с лица, как известно, воду не пить.

Да и свечку всегда можно затушить. Это тоже очень помогает, прям и не сказать, как!

Веньша снова засмеялась, потом улеглась, Улея нависла над ней с веником. Я соскользнула с полока, быстро омылась, собрала полувысохшие сорочицы и выскочила.

Солнце уж село, но вдоль дорожек сияли ночники – желтые сальные свечки, прикрытые от ночного ветерка пузырями из слюдяных кругляшей. Сверчки пели, даже лягушка где-то квакала. Тоже одна-одинешенька, навроде меня.

Я нарочно в этот раз поднялась от переднего входа, по главной лестнице. Жильцы, сторожившие дворцовые двери, со мной поздоровались хором, дружно. Я ответила, опустив глаза, проскочила мимо них мышкой. А на четвертом поверхе встала и огляделась.

Плохо то, что в проходе с дверями никого не оказалось. Ни души. И в тот день, когда нас вызвали к королю-батюшке, тут, на проходе тоже безлюдно было. Жильцы, что охраняли короля Досвета, стояли внутри, в его покоях.

Выходит, мне нужно не просто зайти к покойному королевичу – но и устроить так, чтобы меня заметили у здешней двери. А ещё от Арании избавится на вечер-другой. Каждый день сорочицы за ней перестирывать не будешь, ещё заподозрит да следом пойдет. Не велик труд, да велика докука.

Я припустила по лестнице.

Госпожа сестрица сидела на кровати, начесывая кудри при свете свечи пивом на меду, чтобы блестели наутро. Училась понемногу за собой присматривать. Увидев меня, она кинула гребень на кровать и завопила:

– Ты где была? То ли стирала, то ли заново те сорочицы ткала!

– Употела, вот и пришлось помыться. – По-доброму, тихим голосом пояснила я. – Не потной же идти завтра к королевишне? Ещё обдам её своим духом мужицким, враз сомлеет наш великий принцесс.

– Это да. – Согласилась Арания. И хихикнула, не удержавшись. – От твоего духа непременно сомлеет. А то, что Фуйдель её, с которым она по горнице скачет, весь потом пропах, да притом старым потом, не одного дня, того и не чует.

– Он из цифилизованный страна. – Укорила я сестру. – У него, может, даже пот сфет несет. И яблоневым цветом отдает. А разве его не Флювель зовут?

Арания снова хихикнула.

– А Фуйделем ему краше, идет больше. И дух от его пота самый обычный, я уж учуяла, как он мимо проходил. У отца на границе воины лучше пахнут, даже там баню раз в седьмицу ладят. А этот, видать, и слова такого не знает. Я тебе на кровать кинула книжицу. Давай хоть по слогам, да почитай, пока спать не легли.

Я развешала полувысохшие сорочицы за печкой, взялась за книгу. Протянула:

– Шу-тер, о-те-ц.

Ох и трудное дело грамота. Арания тем временем дочесала волосы и достала из ларя серебряное зеркало. Уткнулась туда взглядом. Сейчас, пока все кудри в зеркальце не переглядит, и каждую щеку заново не изучит – не вскочил ли где прыщ? – не успокоится.

– Слышь, Арания. – Неспешно сказала я, загородившись книгой. – Что-то не подпускает нас к себе королевишна. По-простому, по-девичьи, с нами не болтает.

Сестра надула губы.

– Она – великий принцесс. Мыслимо ли дело, болтать по-девичьи в её положении? Да её корона ждет, трон королевский! А мы кто?

Я чуток помолчала, давая Арании время остыть. Снова начала:

– А мне так кажется – ей, бедной, никогда и болтать не приходилось. Ей же все только кланяются, слова человеческого никто не скажет. А ведь она тоже девка. Знаешь, о чем все девки думают?

– Ну и о чем же? – С насмешкой сказала Арания.

А сама даже зеркальце отложила.

– О женихах. – Открыла я ей истину, которую не раз слышала от жены Арфена-мельника. – Хочешь к ней поближе стать – так предложи ей погадать. На жениха и всяко.

Брови у Арании взлетели вверх.

– Как? На венки я гаданье знаю, с запертым колодцем тоже. воск в воду лила, в зеркало глядела. Только все эти гаданья глупые, я их пробовала, толку чуть. В эту весну по венкам вышло, что замуж выйду, да за богатого жениха. Я уж было о Согерде размечталась. Да только померла моя маменька, теперь о нем и думать не приходится. А так была бы я верчева женка, великая госпожа.

Она пригорюнилась, даже зеркальце опустила.

– Может, оно и к лучшему. – Утешила я. – А гадать надо на святом. К примеру, на ржи – её людям сама Кириметь-кормилица послала, для прокормления. Божье зернышко, как у нас в селе говорят. И что хорошо, для гадания на ржи нужна помощница.

Чтоб считать хорошо умела. Уяснила?

– Да-а. – выдохнула Арания. Рот у неё приоткрылся, глаза затянулись паволокой. – Для такого всякую сенную девку не позовешь. Тут-то мне и дорога.

– Вот-вот. – Поддакнула я. – Значит, слушай – гадать на ржи надо ввечеру, но так, чтобы солнышко ещё светило. В огне рожь горит, поэтому при зажженной свече гадание не ладится. Насыпаешь в решето ржаное зерно, ставишь на подзор под окном. Окошко растворяешь. Та девка, что гадает, должна желание загадать, а потом зерно рукой помешать и пригоршню набрать. Другая из той пригоршни зерно считает. Коли парное число выйдет, значит, загаданное сбудется. Непарное – не бывать тому.

– Как бы это подать великой принцесс. – Протянула Арания. – Как бы ещё так рассказать.

Я книгу захлопнула, улыбнулась.

– Да запросто. Вот как завтра пойдем гулять, я тебя спрошу о гаданьях. А ты мне все то, что я рассказала, повторишь. Правда, постараться нужно, чтобы у принцесс от тех слов глаза разгорелись.

– Уж я постараюсь. – Мечтательно пообещала мне Арания. – Уж я так постараюсь.

И осеклась.

– А вдруг нагаданное потом не сбудется?

– Не боись. – Твердо сказала я. – Зерно-то она своей рукой наберет, так? Можно сказать, сама гадать будет, с тебя только счет.

И потом – кто не любит рисковать, тому медвежью шубу не носить. Так у нас в Шатроке говорят.

– Желание надо вслух произносить? – С дрожью спросила Арания.

– Про себя. Я вот что думаю – скучно ей жить, великой-то. Даже если правду не выгадает, так хоть развлечется. Оживет малеха.

– Да, можно. – Медленно сказала Арания. – Если великий принцесс своего желания вслух не выскажет, то и сраму ей потом никакого не будет. А я с того подняться могу.

– Во-во. – Поддержала я.

На следующий день, едва мы отошли от дворца, Арания пихнула меня локтем. Пора начинать, поняла я. Хихикнула для порядка, вздохнула долго, жарко. И сказала голосом попроще, поглупей:

– Свадьбосев скоро. а у нас об эту пору девок на свадьбы уговаривают. Кто сильно уговорит, тот сразу и сватов засылает. А потом на Свадьбосев свадьбу играют. Охо-хо-нюшки, где-то наши с тобой женихи гуляют? И есть ли они вообще?

Свет-королевишна вроде как не слышала, однако юбки по дорожке сразу начали мести медленней.

– Есть ли, нет ли, это только боги знают. – Сильным, уверенным голосом ответила Арания. И убавила шаг, чтобы Зоряне в спину не врезаться. – А если так не терпится про женихов узнать, так можно погадать. Хоть и не всякое гаданье правду открывает. Вот мне одна бабка рассказывала о гадании на ржи – оно, говорят, самое верное. Будет время, ужо тебе погадаю.

Тут королевишна оступилась. Арания скользнула к ней ужом.

– Ах, великий принцесс! Ножку не подверни. Дай-ко поддержу.

И прилепилась к локтю Зоряны. Та вольно облокотилась на сестру, пробубнила сдавлено, точно у неё зубы болели:

– Стану королевой, непременно прикажу все дорожки гладким камнем выстелить. Так что там за гадание?

Арания перегнулась, приникла к уху королевишны. Зашептала жарко, так что я едва расслышала:

– Мне о том гадании, великий принцесс, старая ворожея рассказала. Я и сама его пробовала. Вышло, что вскорости хорошего жениха найду. Или перед Зимнепроводами, или потом.

Я только головой покрутила. До чего же ушлая девка – такую и в ступу ложь, а пестиком все одно не вобъешь, вывернется.

– А что для того надо? – Пробубнила королевишна.

– Решето частое, ржаное зерно с самого верха сусека, блюдо серебряное. – Зачастила Арания. – Ну и помощницу бы позвать, которая все про это гадание знает, считать умеет.

– Да враки все это, чай. – Сказала Зоряна. Но голос у неё уже поменялся, и слышно было, что королевишне загорелось попробовать.

– Может, и враки, великий принцесс. – Задорно прощебетала Арания. – За что купила, за то и продаю, как узнала, так и говорю.

А только перед самым Свадьбосевом судьбу свою девичью узнать – самое то. В это время, говорят, сама богиня Кириметь по земле бродит, зерно, что в борозду легло, освящает.

– Ну-ну. – Ответила принцесс. Выпрямилась, отняла руку у Арании, зашагала живей.

По голосу было понятно, что выждет немного для порядка и призовет для гадания. Не сегодня, так завтра.

Дан Рейсор в тот день был злее, чем обычно. Хотя и раньше неласков был, но сегодня прямо зверем смотрел. То ли съел чего, то ли встал не с той ноги. Урок был о том, как император цорсельский садится за свою вечернюю трапезу.

– Перффый за стол садится феликий осоп император. Перед ним стафят перфое блюдо, и он его ф-фкушает. Потом, если император благофолит, он делать снак, и за стол садиться его супруг, мать и дети. Затем император пробует фторое блюдо. Если он делать снак, за стол садиться феликий герцоги Цорселя. После третьего блюда император может соблагофолить, и за стол садиться прочие.

Я внутри похихикала, понятно. Что за ужин такой – сам сел в середке, лопает блюдо за блюдом, а прочие на него глядят, как собаки знака ждут, чтобы к миске подсесть. И не только чужие, но и родимая мать, женка и дети. Коли так, лучше и вовсе никого не звать. Ешь в однёху, чего заставлять других слюни глотать.

– Это делаться для тофо. – Возвысил дан Рейсор голос. – Чтопы никто из благородный не есть фперед император. И чтопы помнить, что сфой еда они фкушать только по милости феликий осоп император.

И вдруг шагнул ко мне, шлепнул ладонью по столу.

– Пофторить! Быстро!

Не на ту нарвался. Мне Мирона ещё длиннее речи закатывала, а потом требовала повторить. А дурости, которые устраивает «феликий осоп император», гораздо забавнее, чем цвет, жилка и лист у калюжницы. Вот там – скукота. А ведь помимо цвета, жилки и листа, ещё нужно было запомнить, куда идет лист свежий, лист сушеный, лист вареный, пареный и толченный, куда стебель, куда корень, а куда цвет. Да ещё где растет, в какое время из земли росток дает, да когда цветет. Вот уж где ум сломаешь, пока запомнишь.

А тут что – один феликий осоп император и три его блюда.

Я ему и протараторила, только чисто, на тутешском. Он скривился.

– Глюпый дефка! Ты есть гоф-форить без должный почтений! Когда ты гофорить о феликий осоп император, тфой голос должен дрожать! Он есть сфет!

Арания уже пихала меня под столом. Язык чесался брякнуть, что мне и того света довольно, который от солнца идет. А что до императора, так даже если он весь сияет, от лба до зада, сюда евонный свет все равно не долетит – больно далеко его Зайт отсюда.

Но Арания так билась под столом, ровно её судороги сводили. И у Зоряны опять губа отвисла.

– Прости меня, дан Рейсор! – Я вложила в голос дрожь, чтобы раскаяние изобразить. – Буду стараться, обещаю!

Он зло глянул и отошел. Снова зашагал вдоль стола, вколачивая пятки в половицы с такой силой, словно гвозди ими вбивал. Опять начал рассказывать об императоре. Как он рот полощет после каждого блюда, и что всем положено делать, если он вдруг в ладоши хлопнет.

Единственная радость случилась в конце дня. После того, как дан Флювель, откланявшись после танцев, ушел, королевишна Зоряна повернулась в нашу сторону. Приказала усталым голосом:

– Как тебя там. Арания, что ли? Сходи освежись и возвращайся ко мне. Перемолвится с тобой хочу.