Текст книги "Под сенью проклятия (СИ)"

Автор книги: Екатерина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Ах, чтоб его. Я зубы сжала, спросила медовым голосом:

– Так ты с Атаньского или с Новинского верчества? Они, говорят, на границах лежат.

– Я из-под Рубели. Это на северной границе.

– А что там, тоже воюют? – Медовость у меня разом улетучилась. Права была когда-то бабка Мирона – нет во мне ничего господского, не умею я долго сладким голосом разговаривать.

Ерша хмыкнул.

– Там дорога на Урьи горы проходит. А по той дороге не только самоцветы с гор и шелка из Урсаима обходом везут, но и шушера всякая гуляет. У нас ведьм мало, приходится самим обходиться. Да и то сказать – нам ещё ничего, мы с людьми деремся, а не с абульхарисами, как в Новинском или Атаньском краю.

Я прищурила глаз. Внизу, в кремлевских садах, уже зажглись фонари. Отблески долетали даже сюда – и в их свете видно было, что стоит Ерша вольно, одну руку забросил на пояс, большой палец завел за кожаный ремень. Значит, никуда не торопиться, и меня пока отпускать не намерен. Ох и раскричится Арания, если приду совсем поздно.

Однако ж мужикам много перечить нельзя – это мне бабка Мирона всегда говорила. Не ровен час, опять начнет пытать про то, куда завтра пойдет Арания.

Так что я вздохнула и спросила:

– А сюда ты как попал, добрый молодец? К королю в услужение?

Ерша ответил неспешно:

– Из Рубели послали с письмами для нашего верча, для Ушаты.

Ну и обоз по дороге охранять приставили, что шел с самоцветами для казны. А уже в самом Чистограде я на глаза королю попался. Глянулся я ему, вот Ушата меня и освободил от службы.

Он остановился, стрельнул взглядом в окно. Потом ухмыльнулся, озорно спросил:

– А про батюшку и матушку моих ничего спросить не желаешь?

– Скучно тебе, видать, во дворце-то, – медовым голосом посочувствовала я, – раз ты всяким прохожим девкам про батюшку с матушкой рассказать предлагаешь.

Он второй раз ухмыльнулся.

– Всяким – нет. А той, с которой на Свадьбосев сам король приказал пойти, как не рассказать?

– Так то ж подневольное.

Он вдруг надвинулся, дыхнул жарко в лицо:

– А хоть и подневольное. Чудная ты, говоришь дерзко. да мне ласковых ждать не приходится. Ласковые да кроткие в теремах сидят, на меня сверху вниз глядят – мол, жилец простой, ни бельчи за душой. Поцелуй с губ сорвать позволишь, а, девица?

– Таким, как ты, с медведями только целоваться. – Сердито сказала я. – Вот как уеду, заезжай к нам в Шатрок – у меня за огородом медведище живет, чужаков гоняет. Вот с ним и нацелуешься. Вдоволь.

Ерша коротко засмеялся.

– Первый раз у меня такое – у девицы поцелуй прошу, а она меня к медведю отсылает.

– А ты больше по чужим покоям поцелуи выспрашивай. – Бросила я. – Тебя не только к медведю, тебя и к абульхарисам пошлют за поцелуями.

Ерша снова бросил взгляд в окно. И то ли построжал лицом, то ли поскучнел. Сказал серьезно:

– Давай-ка провожу до двери, гляну, чтоб никто не увидел. Бывай, госпожа Триша, скоро опять свидимся.

Я махнула поклон. Жилец довел меня до самого выхода, сам приоткрыл дверку. Г лянул наружу, прислушался – и кивнул, чтоб выходила. Я побежала по лестнице.

А Ерша зачем-то остался в покоях королевича.

Арания меня ждала. И опять мерила горницу большими шагами.

– Где ты шатаешься? – Выкрикнула она, едва дверь за мной захлопнулась. – Ночь на дворе! Я тут места себе не нахожу! Вдруг тебя отравили, или выслали прочь из дворца.

– Меня после бани жилец задержал. Тот, что к королю меня водил давеча. – Оборвала я госпожу сестрицу. – Спрашивал, какого дядю ты будешь завтра навещать. Я ответила, что не знаю. А он мне в ответ сказал, что завтра все равно узнает. Выходит – следить за нами будут.

Арания на миг притихла. Потом тряхнула головой.

– Ничего. Я их так запутаю. никто мне не помешает увидеть, как маменькиному убивцу голову срубят, никто! А сейчас давай спать. Как ты там говорила – цыплят считай по осени, а беды поутру, так? Покойной ночи.

– Покойной. – Кивнула я.

Растет девка – вот уже и мои слова повторяет.

Глава семнадцатая. Рогор и легед

Следующий день выдался хмурым. За ночь ветер нагнал тучи, те обложили небо и повисли над Дольжей волглыми серыми пологами. Арания проснулась, едва я встала с кровати. Села, глянула глазами в голубоватых кругах. Вроде как и не спала.

– Думаю, платья надо сегодня одеть потемней, Тришка. Мало ли что.

От этих слов на меня дунуло холодом. Хотя слова Арании были разумны – и впрямь, мало ли что сегодня может случиться.

Правда, мое самое темное было приготовлено – и даже вышито – для Свадьбосева. Подумав, я развязала узел и достала платье, которое привезла из деревни. Арания, увидев его, скривилась.

– Не вздумай позорить меня этим. этим мешком. Нам ещё по кремлю идти. Если у тебя нет ничего подходящего, так и скажи. Я тебе свое дам.

– Ну, нет.

Она вскочила, прошлепала босыми ногами к сундукам. Покопалась в одном из них и бросила в мою сторону платье из тонкого полотна. Такое темное, что цвет даже чернью отдавал.

– Одевай. Что бы ты без меня делала, Тришка.

Здесь бы не была, подумала я.

Рогор ждал нас посреди площади. Открыто, ни от кого не таясь. Пока мы шли по кремлю, ничьих глаз я за нами не чувствовала. Но увидев его, вдруг испугалась. А ну как следят, и прямо сейчас подбегут, начнут выспрашивать?

Но никто не подходил – даже в сторону нашу никто не смотрел. Запоздавшие прислужники спешили к воротам, на правом сходе торговали калачами. Вот и весь народ, и никому до нас не было дела. Даже жильцы на этой стороне ворот не торчали. Разве что кто-то мог спрятаться за завесой из лент, что падали со святых берез, и оттуда подглядывать.

Норвин, завидев нас, заулыбался издалека, махнул короткий поклон. Арания ускорила шаг, немного не доходя, заявила громко и твердо:

– Как здоровье моего дядюшки Берсуга, почтенный Ргъёр?

Сильно ли он приболел?

Улыбка сползла с лица норвина. То ли то, что Арания назвала его по-норвински, было знаком, то ли Рогор и сам что-то сообразил.

– Да как сказать. – Пробормотал мужик. Обвел цепким взглядом всю площадь, пожал плечами. – Так-то он вроде ничего, госпожа Аранслейг. А если посмотреть по-другому. жалуется, что болит у него это самое.

Рогор тонул. Арания сказала быстро – и опять-таки громко:

– Да, у моего дяди всегда прихватывает поясницу в середине месяца первокура, после того, как он съездит в верховья Дольжи на охоту.

– Точно! – Рогор довольно кивнул. – Вот после той охоты ваш дядя и приболел, да.

И он ещё раз обвел площадь добрым прищуренным взглядом, изучив на этот раз и дома.

– Ах, мой дядя Берсуг! В его годы беречься надо, а он. – Арания глянула влево, вправо, обижено надула губы. – А что, мы пешком к нему пойдем? Ргъёр, почему ты не попросил матушкину колымагу у дяди Ирдраара? Кстати, как он?

– Он тоже скучает. – Задумчиво сказал Рогор, не сводя глаз с Арании.

Госпожа сестрица чуть заметно качнула головой.

– Но он на охоту за тридевять земель не катается, так что с ним все хорошо. – С облегчением закончил мужик. – А про повозку твою я не подумал, прости, госпожа Аранслейг. Один из олгарских купцов, что живет неподалеку, обещал мне дать для тебя лошадь. Я и свою у него оставил. Пойдем.

Он махнул рукой, указывая на левый сход с Воротной площади. Арания двинулась вперед, я шагнула следом. Норвин оглянулся, поднял с удивлением одну бровь.

– Госпожа Триша тоже поедет с нами?

Арания вскинула голову и потупила взгляд. Г ляделась она при этом и наглой, и застенчивой – все вместе.

– Мне, девице, невместно шастать по городу одной с чужим мужиком, почтенный Ргъёр. Так что да, Триша поедет со мной.

– Легче сказать, чем сделать. – Озадачился тот. – Конь-то будет один. Даже будь их два – разве Триша умеет ездить верхом? Тебя, госпожа Аранслейг, я на коне видел, а её. конь ведь привычки требует, ещё понесет.

Но Арания не дрогнула.

– Значит, Триша сядет позади меня. Надеюсь, мне дадут крепкую лошадь?

– Купец, госпожа Аранслейг, едва услышал твое имя, сразу заулыбался. – Степенно ответил норвин. – Похоже, он знает твоего отца. Поэтому доходягу не подсунет. А мы, выходит, сейчас в Олгарскую слободку направляемся? Раз у тебя дядя Берсуг приболел?

Арания кивнула.

– Да. Мой дядя всегда мучается болями в это время года, надо бы его навестить.

Она двинулась к левому сходу. Я и норвин заспешили следом.

Двор олгарского купца, где Рогор оставил своего коня – и договорился о втором для Арании – стоял неподалеку от Воротной площади. За четвертым поворотом от площади открылись высокие резные ворота, над которыми нависал громадный терем. Толстые бревна, каждое в полный обхват, уже успели потемнеть – значит, дом стоит не первый год.

За воротами нас поджидал сам хозяин, дородный, с крупным лицом, с темно-серебряной стриженной бородой, подковой обложившей щеки. Короткую белую рубаху, шитую по рукавам и подолу завитками, прикрывала длинная, до колен, свободная душегрея. Увидев Аранию, купец переломился в поясе, выказав на загривке полоску красной обветренной кожи над воротом рубахи:

– Доброго дня! Кто ко мне пришел, сама Араниэ Кэмеш-Бури. Слышите, вы? – Он выпрямился, обернулся к домочадцам, что толпились у него за спиной. – Одна из дочерей Серебряных Волков ступила на наш двор! Что стоите? Накрывайте столы, режьте кур, готовьте свежую лапшу, доставайте самый старый мед, к нам пришла дорогая гостья! Проходи, госпожа, будь гостьей.

– Я не могу. – Свысока бросила Арания. – Почтенный.

– Кеч Мерген, госпожа Араниэ…

– Кеч Мерген, ты из какого рода?

Арания перед кланяющимся купцом стояла второй королевишной – надменная, с задранным подбородком. Или второй Морисланой, подумалось мне вдруг.

– Я из рода Ушастого Зайца, Клаклы-Куян, почтенная госпожа. Все наши земли – по речушке Илар.

– Кеч Мерген из рода Ушастого Зайца, спасибо тебе от имени моего рода. Очень жаль, но погостить у тебя я не могу, мне нужно спешить к моему дяде Берсугу..

– Пожелайте великому Алтыну здоровья и долгих лет от простого олгара Мергена, госпожа Араниэ.

Арания кивнула.

– Передам, Кеч Мерген. Спасибо тебе за то, что сам вышел нас встретить.

– Это честь для меня, госпожа Араниэ.

Домочадцы, как я заметила, и с места не сдвинулись, пока Арания беседовала с хозяином. Хотя стояли наготове. Забавные у этих олгаров обычаи.

Рогор торчал за спиной Арании молча, с умным видом. Купец наконец заметил и нас. Сказал с широкой улыбкой:

– Подобру тебе, госпожа. добрый день, почтенный норвин.

Мы с Рогором вразнобой поздоровались в ответ. Но Кеч Мерген нас уже не слушал, поспешно шагнул к Арании, двумя руками подхватил её ладонь. Та чуть помедлила – и укрыла руки олгара свободной ладонью сверху. Мерген заулыбался ещё шире.

– Какая честь, госпожа Серебряных Волков. Ты подала мне обе руки.

– Для меня честь – увидеть тебя, достойный Кеч Мерген. И одолжить на один день коня с твоего двора. Он сможет унести двоих?

Купец, не отпуская рук Арании, чуть качнулся назад, обозрел её и меня. Пропел через плечо длинную фразу на олгарском. Двое парней в рубахах с засученными рукавами метнулись к сараю с оконцами. Олгар тем временем отпустил руки Арании.

– Сначала я хотел дать тебе белую кобылу, госпожа Араниэ, чтобы почтить твою чистоту. но теперь дам своего Карая. Он унесет двух седоков хоть на край света. Он самых чистых кровей, его предки восходят к самому Аю-Тулпу – коню великого Олгара, Отцу Пяти Родов. Передай твоему отцу, почтенному Эрешу Кэмеш-Бури – я желаю ему здоровья и долгих лет.

– Обязательно передам, почтенный Кеч Мерген из рода Ушастого Зайца.

– И я слышал о кончине твоей матери. Бедная Морисланиэ, как она была прекрасна – да станут мои слова молитвой о ней перед Тэнгом-Небо! Что поделать, не зря же заповедано предками – у живых знай цену, у мертвых могилу. Да скачет её душа вечно на лучших небесных конях!

– Да скачет. – Ответила чуть побледневшая Арания.

Из сарая, оказавшегося конюшней, парни уже выводили гнедого конька – невысокого, с широкой спиной и мохнатыми ногами. Следом – крупного вороного жеребца.

Я уж думала, что знаменитый Карай – это вороной, но высокого жеребца подвели к Рогору. А скакун, которого Кеч Мерген так расписывали, оказался неказистым гнедым. Арания вместе с купцом подошла к нему, ткнула кулаком под ребра, проверила подпругу. Мерген склонил голову.

– Мой Карай не способен на хитрости, госпожа Араниэ. Он честный конь, никогда не надувает брюхо, чтобы подпруга легла со слабинкой.

– Каков хозяин, таков и конь, почтенный Кеч Мерген. – Арания коротко поклонилась, стоя у лошадиного бока. – Я верну его тебе сегодня же вечером.

– Даже если не вернешь, госпожа Араниэ, ничего не случиться.

Ты уже заплатила мне за него – радостью видеть тебя в моем дворе и счастьем пожать тебе обе руки.

Пока они так любезно болтали, один из парней шагнул к Арании, сложил ладони лукошком, сплел пальцы. Присел, держа руки перед собой. Арания вдруг бесстыдно задрала ногу – и утвердила её на мужских ладонях. Ухватилась одной рукой за переднюю луку седла. Парень рывком выпрямился, и Арания взлетела на коня, перекинув свободную ногу через широкую спину.

Я глядела во все глаза. Дома, в Шатроке, раза три мне довелось проехаться на лошадях – без седла, елозя сидушкой по жесткому хребту. Наши деревенские мальчишки летом после жатвы приводили коней на водопой к Шатерке. Наскоро их поили, обтирали в воде пучком травы – и пускали пастись на прибрежный луг. А сами ныряли в речку, купаться и ловить рыбу в омутках.

Тут мне наступало раздолье – с краю луга лежала упавшая старая ива, вот с неё я и запрыгивала на ту лошадь, что подходила поближе. Ещё и хлеб из дома утаскивала, чтобы подманить животину. Без узды, держась за гриву, доскакивала до ближайшего леска и возвращалась обратно. И так аж три раза.

Однако мальчишки наябедничали своим отцам, а те пошли с поклоном к бабке Мироне. Мол, придержи свою увечную, потому что добром дело не кончится – или конь её потопчет, или она одну из лошадок перепугает до сломанной ноги. Бабка сначала наорала на мужиков, а потом отходила меня хворостиной по мягкому месту.

И правильно, если вдуматься. Лошадь животина крупная, детям не игрушка. Телом тяжела, а кости тонкие. Если на полном скаку ступит копытом в норку – или охромеет, или на забой пойдет.

Так что больше на лошадях я не ездила.

Арания помахала мне с коня, и я храбро шагнула вперед. Парень в рубахе с закатанными рукавами вдруг улыбнулся, глядя на меня. Присел, выставил перед собой только одну руку. Это что же – Арании, как более уважаемой, две ладони подставил, а мне больше одной не положено?

Однако додумать я не успела. Сзади в спину меня подтолкнул Рогор. Я неуверенно приподняла ногу, молодой олгар сам поймал мою ступню ладонью, кивнул на лошадь – давай.

– За седло цепляйся. – Подсказала сверху Арания. – Там под задней лукой крючки для бурдюков.

Она ткнула рукой себе за спину, я кое-как нащупала под седлом крюк – небольшой, в половину моего пальца длиной. Молодой олгар начал выпрямляться, вознося меня вверх.

– Ногу перекидывай! – Зашипела Арания.

Я суматошно оглянулась – вроде никто мне под подол не заглядывал. Даже молодой олгар, державший мою ногу на ладони, глядел прямо в лицо, открыто, честно. Я смущенно приподняла ногу. Гнедой Карай вдруг дернул крупом и сам подлез под мое колено. Я наконец уселась на лошадиный круп – с помощью олгара, крючка под седлом и коня.

– За мой пояс держись. Крепко! – Строго приказала Арания.

Сзади Рогор уже залезал на своего вороного, олгары с поклонами распахивали ворота – и гнедой Карай мелкой рысью понес нас в город. Хмурое серое небо наконец разродилось первыми каплями. Тучи, что собирались с самого утра, заморосили дождиком. Таким теплым и реденьким, что я даже не стала смахивать воду с лица.

Рогор, отъехав от купцовского терема, придержал своего коня. Нечастые капли окропили ему плечи, осели редким бисером на крупе вороного жеребца.

– Госпожа Аранслейг, за тобой следят, как я понял?

– Да. Поэтому сперва съездим к Берсугам, чтобы сбить охотников со следа – коли такие есть. А уж потом отправимся туда, куда ты скажешь.

– Поедем за город. – Тут же отозвался норвин. – Того злодея я поймал, но держать его в самом городе опасно. Вот мы и присмотрели избенку в лесу за Норвинской слободкой. Сокуг сейчас там, приглядывает, чтобы ничего не случилось. И чтоб не забрел кто, ненужный.

– Славно. – Чужим голосом сказала Арания.

И я ощутила, как она дрожит.

Какое-то время мы ехали молча – только копыта коней звонко цокали по камням мостовой, да кричали шнырявшие по улочкам мальчишки. Дождь потихоньку сошел на нет, тучи просветлели, хоть и не разошлись полностью.

Рогор то и дело оглядывался через плечо. Арания ехала неподвижная, застыв в седле гвоздем. Бока у неё под моими руками чуть подрагивали. А ещё – были жесткие, хоть и не носила она пока цорсельской душегреи. Беспокоилась девка. Дело понятное – как-никак не на гулянье ехала, а в лицо матушкиному убивцу глянуть. Поэтому я подумала и спросила, потянувшись губами к её уху:

– А что, у твоего народа две руки жать – это особая честь?

Надо ж было как-то отвлечь девку разговорами.

– Да. – Арания глубоко вздохнула, выдохнула, бока у ней чуток расслабились. – Раз подаешь две руки – значит, за оружие уже не схватишься. Знак доверия. Если это делает человек из Пяти Великих родов – честь не просто особая, а великая.

– А ты из этих самых, из Великих? – Снова спросила я. – И что это за рода?

– Есть Пять родов. – Мрачным голосом ответила Арания. – Алабуга Белые Быки, Берсуги Яростные Медведи, Кэмеш-Бури Серебряные Волки, Кар-Барысы Снежные Барсы, Кара-Кычек Черные Псы. Я по отцу одна из Пяти Великих Родов, госпожа Серебряных Волков. Но это все слова. А на деле жизнь даже у госпожи Серебряных Волков такая же, как и у прочих олгарок – две косы, за спиной сплетенные в одну, платье с оборками и жизнь у печи. Ну, ещё мне положено кое-что уметь – на коне скакать, волком выть, свистеть как шесть лесных птиц, из лука стрелять.

– Ты умеешь стрелять из лука? – Ухватилась я за сказанное.

Пусть выговорится девка.

Арания ответила не сразу.

– Немного. Слышь, Тришка. помнишь, я тебе говорила, что олгары уродств не боятся? Хочешь, расскажу почему?

– Да! – Крикнула я ей в ухо.

Небо просветлело ещё больше – и где-то впереди на одну из разноцветных городских крыш упал первый солнечный луч. Дунул ветерок, разгоняя серую хмарь.

– Это легенда такая. – Просветила меня Арания ласковым тоном. Будто не со мной разговаривала, а с самой великой принцесс.

Не хочет, чтобы её спрашивали про лук, сообразила я. Видать, и впрямь не больно хорошо стреляет. Хотя чего тут стыдится? Я, к примеру, лука и вовсе в руках не держала. Только петли по зиме на тетеревов ставила. Ох, Арания, гордынюшки у тебя.

– Жил когда-то род, который звался гары. – Сказала Арания, пока я раздумывала. И в первый раз мягко покачнулась в седле. – В том роду жил ребенок по имени Олгар. Но в одну темную ночь враги напали на гаров. Весь род убили, а Олгару отрубили ногу, руку, выкололи один глаз, и заставили ползти к лесу, чтобы позабавится. Но он дополз, а на опушке леса его нашла волчица. Зверь вылизал Олгару раны и принес пойманного зайца. Так он выжил. Волчица осталась с ним, она оказалась одной из дочерей Тэнга-Небо. А через десять лет Олгар вырос, смастерил себе деревянные руку и ногу, приручил одного из вражеских коней и ушел мстить. Тэнг-Небо послал ему удачу, он истребил все племя врагов. Но сам погиб. После гибели Олгара его конь, Эя-Тулп, вернулся к волчице. Оказалось, что та родила пять щенков. Через месяц все пять обернулись мальчиками. От них и пошли Пять Великих родов, которые почитают все олгары.

Арания вдруг смолкла, подалась вперед.

– А вот и Олгарская слободка! Вон, гляди, за овражком!

Улица, по которой мы ехали, укатывалась вниз. Впереди её пересекал глубокий овраг – через него, опираясь на высокие опоры из бревенчатых узких срубов, перекинулся мост. На той стороне торчал невысокий частокол, за ним высились дома. Были они точь-в-точь такие же, как по эту сторону моста – терема с широкими дворами, сараюшки и крохотные полоски огородов. Поэтому я особо не всматривалась. Зато спросила о том, что хотела узнать:

– Выходит, после того Олгара у вас не бояться покалеченных?

– Не просто не бояться. – Со значением ответила Арания. – Олгары считают уродство испытанием от Тэнга-Небо. Мол, судьба калечит лишь тех, кто способен терпением и отвагой приблизится к Великому Олгару. Воины, даже лишившись руки или ноги, остаются в строю. У моего отца в отряде есть один такой – без обеих ног. Так он почти весь день проводит верхом. Седло ему смастерили особое, с упряжью для тела.

– А кто за лошадью ухаживает? – С дрожью спросила я. Вон чего люди делают – без ног, а дерутся. А я из-за лица и руки страдаю.

– За лошадью смотрят другие воины. И помогают ему во всем. Потому что за отрядом, в котором воюет увечный, приглядывает с небес сам великий Олгар. Шлет ему удачу в бою. тихо, подъезжаем.

Мы и впрямь уже ехали по мосту. Поверх бревен его выстелили досками, которые по концам крепились между собой веревками. Как полотняная лента стелился по мосту настил, гладкие доски елозили по бревнам, скрипели и прогибались под конскими копытами. То ли никудышная работа – то ли нарочно так было задумано.

Вороной Рогора по настилу шел неуверенно, храпел и зло дергал хвостом. А невысокий Карай ступал ровно, по-волчьи опустив голову вниз, бухал копытами по хлипким доскам, не сбиваясь.

Из-за ворот нас окликнули. Арания приподнялась на стременах, рявкнула:

– Кэмеш-Бури!

И нам отворили.

Палаты Алтына Берсуга стояли в глубине слободки. Они и палатами не гляделись – так, несколько громадных бревенчатых теремов, собранных на одном дворе. Арания перед воротами Берсугов спешилась, зашла в калитку. Я слезла с гнедого, кинулась за ней. Рогор остался с лошадьми у ворот.

На широком дворе почти никого не было – то ли все по делам разбежались, то ли народу в теремах жило немного. Лишь за воротами торчала пара олгар, одетых в рубахи, плетеные из железа. При мечах и копьях.

При виде Арании, распахнувшей калитку, олгары поклонились, даже не спросив, кто она – видать, знали в лицо. Поздоровкались по-тутешски, смешно выговаривая слова. Арания ответила, я тоже пробормотала своё «подобру». Один из ратников развернулся, крикнул:

– Эй, там, кто-нибудь! Гости приехали, выходите, встречайте!

Из ближайшего терема на крик выскочила крупная деваха – две рыжеватые косы за спиной заплетены в одну, по подолу и переднику оборки в три ряда. Сочно взвизгнула:

– Ой, Араниэ приехала! Сестренка! Давай, заходи! Мы тут блины на курином жире нажарили, сейчас попробуешь.

– Нерен, мне нужен дядя Алтын. – Строго сказала Арания. – А своими блинами угости моего человека, он за воротами стоит.

Нерен задорно блеснула глазами.

– А он молодой? Ладно, покормим. А ты волосы распустила, прямо как тутешка! Красиво! А мне отец не разрешает, и мать ругается.

– Я теперь на службе у королевишны состою, мне иначе нельзя. – Хмуро ответила Арания.

И зашагала к терему, что стоял в глубине двора. Идя за ней, я услышала, как деваха по имени Нерен что-то прокричала стражникам у ворот – уже на олгарском, курлыкающе, звонко. Те ответили. Загромыхали затворы, заскрипели громадные петли – для Рогора отворяли ворота. Аранию я догнала уже на крыльце. Спросила с любопытством:

– А почему олгары с тобой по-тутешски говорят, а между собой по-своему? Или ты олгарского не знаешь?

– Потому что со мной ты. – Резко ответила Арания. – У олгар считается вежеством не говорить при чужаке на незнакомом ему языке. Чтобы у человека не было ни обиды, ни подозрений.

И она вошла внутрь, сильно толкнув дверь.

Олгарский верч, великий господин Алтын Берсуг, встретил нас в горнице на втором поверхе. Был он бос, широкое тело и округлые плечи прикрывала белая рубаха без всякой вышивки. Волос рыжеватый, как у той девки, Нерен. Олгарская мужская душегрея валялась рядом на скамье – а сам он шорничал, мелким шилом накалывая отверстия на куске кожи, уложенном на деревяшку. У ног верча лежало наполовину готовое седло, с высокой передней лукой, навроде того, что было на Карае, гнедом жеребчике.

Услышав скрип петель и наши шаги, верч Алтын поднял голову от куска кожи. Лицо у него оказалось широкое, добродушное, густые темно-рыжие брови лохматились на переносице. Крупный нос походил на оплывшую каплю – били по нему когда-то, и сильно били, сразу видно.

– Хей, младшая сестренка. почему ты раньше не пришла? Слышал я про смерть твоей матери, умная была женщина – и особой чистоты, особой красоты, да станут мои слова молитвой о ней Тэнгу-Небо. Давай, садись, Араниэ. Сейчас распоряжусь, принесут медов, пирогов, всего. Зарежем жеребенка, истопим баню.

– Приветствую тебя, дядя Алтын. – Твердо сказала Арания. – Ты, наверно, уже знаешь, что я теперь услужаю у королевишны.

Прости, но погостить у тебя не могу, отпустили только до вечера. А мне ещё нужно съездить в Норвинскую слободку, по важному делу. Но так, чтобы об этом никто не узнал. Ты мне поможешь?

Верч быстро глянул на меня. Арания шагнула вперед.

– Это Триша Ирдраар, моя двоюродная сестра со стороны Ирдрааров. Ещё с нами поедет мой прислужник, Рогор, он сейчас во дворе. Нам нужны лошади, чтобы добраться быстро. Для всех – я навещаю тебя, потому что у тебя приболела поясница. Помоги мне, дядя Алтын, мне больше некого попросить.

– Эреш на границе? – Отрывисто бросил верч.

Арания склонила голову, всхлипнула.

– Там. А я тут, одна-одинешенька.

– Зачем тебе к Ирдраарам? Да ещё тайно?

– Это по делам матери. – Не моргнув глазом, соврала Арания.

Хотя, если вдуматься, не очень-то и соврала.

– Она приказала переправить одну вещь Ирдраарам, если с ней что-нибудь случиться. Вещицу эту мне доставили совсем недавно.

– Это опасно? – Резко спросил верч. Голос его неприятно резанул по уху.

– Только для Ирдрааров. – Объявила Арания. – Поэтому никто не должен знать, что отныне та штука будет у них.

Великий господин Берсуг нахмурился, брови, сросшиеся на переносице, вдруг встопорщились. Он враз стал похож на медведя – и лоб низкий, покатый, и рыжеватая щетина по круглым щекам торчит как шерсть.

– Дай эту вещь мне, я переправлю сам.

– Дядя Алтын. – Арания качнула головой. – Это дело семейное. Ты должен понимать. Я – Кэмеш-Бури, но и Ирдраар тоже. Ты – нет.

Верч нахмурился ещё сильней. Но больше уже ничего не спрашивал.

– Ты же знаешь – норвины, они повязаны с колдовством и всякими амулетами. – Добавила Арания. – Это какой-то семейный оберег, который тайно вывезли с потерянной родины. Я отдам его Ирдраарам, и все будет хорошо.

Великий господин Алтын кивнул, хоть и нехотя.

Со двора Берсугов нас вывезли в крытой подводе, закидав рогожами. Выехав из ворот, возница повернул коней не к Чистограду, а в поле, что расстилалось сразу за частоколом Олгарской слободки. В лесу, что начиналось за полем, олгар свернул на полянку, загнал воз задом в кусты – и распряг для нас коней. Под рогожами нашлись седла. На этот раз на лошадиный круп я забралась, встав на край телеги.

– Надо спешить! – Прошипел Рогор, усевшись на невысокого гнедого конька – прямо-таки родного брата Карая, оставшегося в конюшне Берсугов. – Сокуг ждет давно, беспокоится.

Арания без слов ткнула пятками бока вороного жеребчика, на котором сидели мы.

Чистоград мы объехали по дальнему кругу, по полям и подлескам. Кони неслись быстро, несмотря на мелкие стати. Мне с непривычки дорога далась тяжело, но я все-таки усидела, цепляясь за Аранию.

В лес за Норвинской слободкой мы заехали по дороге, далекой от города. Сначала пустили коней по узкой колее, где пришлось уворачиваться от мелких сучков, лезущих в глаза. Потом Рогор свернул в лес. Там коней пришлось вести в поводу.

Невысокая избушка, по самые окошки вросшая в землю, открылась взгляду как-то вдруг, неожиданно. Рядом виднелись остатки полуразобранных сараюшек – видать, раньше тут кто-то жил, а теперь залетные гости понемногу разбирали хозяйские постройки на дрова.

Своих коней Рогор и Арания привязали у крыльца с наполовину обушившимся навесом. Норвин чуть задержался, мазнул взглядом по лошадям, сказал хозяйственно:

– Получу легед, тоже прикуплю этих, которых олгары лишь для себя держат. А что? Конь мелкий, значит, жрет немного. А меня сегодня нес только так.

– Ты сначала получи. – Свистящим шепотом посоветовала ему Арания.

Я поежилась – до того зловеще это у неё получилось.

Арания вошла в домик первой, следом порог перешагнула я. Единственная полутемная горница на первый взгляд казалась пустой, но тишину нарушало тяжкое сопение. Со свистом, как при простуде.

Пока я оглядывалась, ища сопящего, из темного угла возле печки выступил крепкий мужик. Молча махнул нам поклон, выпрямился. Я узнала Сокуга.

– Тащи сюда. – Благодушным тоном приказал ему Рогор, хлопнув дверью у нас за спиной.

Сокуг тут же повернулся к печке, занимавшей левую половину горницы, вытянул из запечка короткую скамью, на которой, скрючившись в три погибели, сидел какой-то мужичонка. Пока задние ножки со скрипом и грохотом волоклись по перекошенным половицам, сиделец дергался и мычал. И как только не падал? Вроде бы и руками за лавку не держался.

Норвин дотащил скамью до окошек на правой стороне избы, бухнул на пол край, за который тянул. Лишь теперь я разглядела, что человека на скамье удерживали веревки. Ноги оказались примотаны к ножкам, пояс охватывала петля, конец от которой был пропущен под лавкой и прихвачен узлом. Рот пленника закрывала грязная повязка.

А вот прижатые к груди руки гляделись культяпками – столько на них было намотано тряпок. Там, где прятались пальцы, по ткани шли багровые разводы.

Ясно было, что тряпки намотали не просто так – кто-то пытался остановить кровь. Которой, судя по пятнам, вытекло немало.

Пока я стояла, онемев и сжав кулаки, Арания шагнула вперед. Резко спросила:

– Что с ним?

– Да вот. – По-прежнему благодушно ответил Рогор. – Говорить не хотел. Как это у тутешей говорится – супротивничал, охальник.

На последнем слове норвина мычание пленника оборвалось. Сокуг придвинулся, вытащил из ножен тесак. Сидевший опять замычал и отшатнулся. Норвин небрежно поймал его за плечо, притянул поближе, полоснул лезвием по тряпице, закрывавшей рот.

Мычание обернулось стоном. По одутловатой щеке в полуседой щетине брызнуло кровью. Арания при виде красного дернулась, потом опустила голову и оскалилась, брезгливо сморщив нос и задрав верхнюю губу.

– Ты кто таков? Отвечай, тать.

Пленник все стонал. Сокуг несильно хлопнул его по макушке. Голова затряслась, над опущенными плечами замотались волосы той же длины, что и у дана Рейсора, до плеч. Были они спутанные, сплошь в колтунах, залитые чем-то темным. Лишь на темечке проглядывала густая соль седины.