Текст книги "Сладкая ночка"
Автор книги: Екатерина Черкасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 16
Я почти потеряла интерес к тому, что со мной будет. Перспектива выглядела настолько плохо, что мне уже было все равно, что мне грозит. Я сидела, часами уставившись на дырку в стене, образовавшуюся после моего неудачного самоубийства. Ни о чем не думала. И о самоубийстве тоже не думала: для этого надо было напрягаться, соображать, что-то предпринимать. А сил у меня уже не осталось. А еще казалось, что все это происходит не со мной, не в реальной жизни. Что стоит открыть глаза, и я увижу обитую вагонкой стенку моей дачной комнаты, почувствую запах семечек, которые мама жарит внизу. А потом она отпустит Серегу в «треугольник», и мы с ней залезем с ногами на старый диван и будем болтать… Ну что я, научный сотрудник, египтолог, москвичка, делаю в этой ужасной дыре? Ведь это не может быть правдой! Потому что слишком напоминает плохое кино.
Меня перестало беспокоить, что я давно не мылась и дурно пахну, мое белье превратилось в рванье, под ногтями – грязь, волосы сбились в колтуны. Какая разница? Ведь это неправда. Стоит проснуться – и…
И ничего не происходило. Я по-прежнему сидела на полу крошечной камеры, несколько раз в день поднимаясь, чтобы размять онемевшее тело. Еду я оставляла нетронутой, теплую воду с неприятным запахом выпивала. Я уже перестала считать, сколько раз квадратик неба под потолком становился голубым.
Иногда меня вызывали на допрос, о чем-то спрашивали, но мне было все равно, и я безразлично молчала. Как-то я услышала, что скоро суд и хорошо бы узнать мое настоящее имя. Я расхохоталась, ведь я называла им свое имя, а они ничего не поняли. Мой смех несказанно их удивил, наверное, они приняли меня за сумасшедшую.
В один из дней, когда меня опять привели на допрос, я увидела незнакомого человека, одетого, несмотря на жару, в черный костюм. Он оглядел меня с интересом и жалостью.
– Я забираю ее, – бросил он офицеру.
По тому, как полицейский подобострастно поклонился и бросился выполнять приказание, я поняла, что посетитель – важная птица. Но зачем я ему нужна?
Но меня это не слишком испугало: когда все идет так, как идет, никакие перемены не страшны.
Меня везли куда-то из города в закрытой машине, по тому, как изменилась дорога, я поняла, что мы движемся по пустыне. Сквозь все щели просачивался песок, забивался в глаза, ноздри, хрустел на зубах. Было очень жарко и душно.
Наконец мы остановились.
Человек в военной форме открыл дверь и жестом велел мне выходить. Я ступила на плотный утрамбованный песок и огляделась. Меня окружала величественная, неприветливая, равнодушная пустыня. Пески простирались до горизонта, а монотонное однообразие барханов оказывало гипнотическое воздействие. Здесь не надо было сажать пленников под замок, охранять их. Сбежать отсюда некуда, все равно что из лодки, качающейся без паруса и весел посреди океана. Я люблю пустыню. Я много раз бывала там, всегда изумляясь сдержанному многоцветию известняков, причудливым каменным изломам, пескам, меняющим свой цвет от белого до красного через все оттенки кремового, бежевого, коричневого и терракотового. И всегда любовалась низким ночным небом с необыкновенно яркими и близкими звездами, свет которых превращал дюны в складки черно-фиолетового бархата. Я помнила, как замечательно сидеть у костра прохладной ночью, закутавшись в шерстяное покрывало, пропитанное запахом животных и полуденного солнца, и слушать песни, перемежающиеся хриплыми гортанными выкриками бедуинов.
Но здесь было все по-другому. Сильные порывы ветра рвали на мне одежду, все вокруг дышало враждебностью. Я находилась в центре военного лагеря. Утрамбованную площадку окружали большие брезентовые палатки защитного цвета. Ходили люди в военной форме с автоматами.
– Идите за мной, – бросил мне провожатый, и я покорно поплелась в одну из палаток. Там находилась женщина, одетая в выгоревшую камуфляжную форму. В отличие от нашей в этой преобладали бежевые и коричневые пятна, как краски пустыни. Определить ее возраст и национальность было невозможно. Ее дочерна загорелое лицо покрывали морщины, волосы прятались под кепкой. В мужеподобной фигуре чувствовалась сила. Ей можно было дать одновременно и тридцать, и пятьдесят. Истина, наверное, находилась посредине.
– Займись ею, – сказал мужчина, – видишь, в каком она состоянии. Пусть вымоется, дай ей одежду.
Он откинул полог и вышел. Я осталась молча стоять, не проявляя ни к чему особенного интереса.
Женщина обошла вокруг меня, приподняла мою голову за подбородок, брезгливо, двумя пальцами прикасаясь к моей коже, затем коротко бросила:
– Пойдем.
Импровизированный душ представлял собой тесную кабинку с баком воды, которую в течение дня нагревало солнце. Воду здесь экономили. Женщина выдала мне кусок мыла и застиранное полотенце.
– Мойся, – так же коротко приказала она.
Я вошла в кабинку и впервые за последние недели принялась стаскивать с себя одежду. Я старалась на нее не смотреть и так знала, что она грязная и заскорузла от пота. Женщина собрала мои лохмотья в пластиковый мешок и положила передо мной брюки и рубашку цвета хаки и тяжелые солдатские ботинки.
Вода из крана текла тоненькой горячей струйкой. Я с наслаждением подставила под нее лицо и намылилась. Только сейчас я поняла, что болезненно худа: я ощупала торчащие повсюду кости, выступающие ребра, от чего моя грудная клетка стала напоминать стиральную доску, оглядела тощие руки с синими венами, видневшимися прямо под кожей. Да, о прекрасной фигуре с тонкой талией, высокой грудью и полными бедрами, что так нравилась Абдул Азизу, придется забыть. Пока забыть, утешила я себя.
С меня текла черная от грязи вода, и я намыливалась и намыливалась, терла тело жесткой мочалкой, словно пыталась содрать с себя налет последнего времени, ужасной тюрьмы, предательства, отчаяния. Я не знала, куда и зачем меня привезли, но по крайней мере меня не собираются убивать, дали мне вымыться, а может, еще и накормят. Впервые за последнее время я почувствовала страшный голод.
Вода закончилась, и я растерлась полотенцем, а затем надела простое солдатское белье и форму. Она была велика. Рубашка болталась на мне, как на вешалке, брюки, лишенные ремня, съезжали на бедра. Женщина ждала меня на улице.
– Мне нужен ремень, – попросила я ее, – брюки не держатся.
Я стояла перед ней, зажав в кулаке пояс брюк. Она махнула мне рукой и пошла впереди. В палатке она указала на мою шею:
– Никакого ремня!
Я поняла, что следы моей неудачной попытки свести счеты с жизнью все еще видны. Вместо ремня женщина дала иголку с ниткой и предложила ушить брюки.
Надо сказать, что иголку с ниткой я держу в руках не чаще раза в год, если вдруг понадобится пришить пуговицу. Но я послушно разделась и принялась соображать, как сделать брюки размера на два меньше. Крупными неуклюжими стежками я соорудила защипы и примерила одежду. Выглядели брюки, наверное, ужасно, но с меня не сваливались.
Женщина подошла ко мне и пощупала мои длинные волосы.
– Их не расчесать. Придется состричь. – Она взяла ножницы и несколькими резкими движениями отрезала их, оставив неровные короткие пряди. – А теперь расчешись! – Женщина бросила мне гребенку.
Когда, с ее точки зрения, я была в порядке, мне дали поесть. Я жадно набросилась на то, что мне принесли, и, когда металлическая миска опустела, жалобно посмотрела на женщину.
Стражница поставила передо мной кружку воды и сказала:
– Хватит, тебе может стать плохо.
– Спасибо, – тихо поблагодарила я. Все же здесь со мной обращались гораздо лучше, чем в тюрьме.
– Идем, – женщина пошла вперед, не дожидаясь меня.
Мы подошли к одной из палаток, поменьше других.
– Заходи, – коротко бросила она.
В палатке никого не было. Впрочем, можно сказать, и ничего. В углу валялось старое одеяло солдатского образца.
– Будешь здесь. Тебя охраняют. Бежать не пытайся, бесполезно, – словоохотливостью эта дама не отличалась.
Я посидела на одеяле, размышляя о том, куда попала. Понятно, что новая тюрьма мало чем отличается от старой. Но здесь меня хотя бы помыли и накормили. Я не представляла, где мы находимся. По моим расчетам, здесь не было ничего, кроме пустыни.
Я отодвинула полог и выглянула. Площадь, если можно так ее назвать, была пуста, откуда-то доносились женские голоса, слаженно произносившие что-то речитативом. Слова сливались, их было не разобрать. Я попыталась осторожно выбраться из палатки, чтобы оглядеться. Но путь преградил автомат…
– Назад! Нельзя выходить! – резко сказал бородатый араб, почему-то похожий на молодого Фиделя Кастро.
Я попятилась и села на одеяло. Это тоже была тюрьма.
Два дня прошли в одиночестве. Мною никто не интересовался, никто не приходил. Трижды в день приносили простую, но сытную пищу и воду. Я видела только бородатого араба, который охранял палатку. Ночи были очень холодные, я куталась в старенькое одеяло и мечтала о восходе солнца, которое согреет меня. Но наступал день, и я изнывала от зноя. От него не было спасения, за день палатка раскалялась так, что я мечтала о приходе холодной ночи.
На исходе третьей ночи, когда я сжалась в плотный клубок, чтобы не потерять ни калории драгоценного тепла, появилась девушка. Вернее сказать, она не появилась, ее грубо втолкнули в палатку, и она, не устояв на ногах, повалилась прямо на меня. Тут же вскочив на ноги, она отбежала в угол и уставилась на мое напоминающее кокон тело.
– Эй, – тихо позвала девушка, – ты кто?
– Это ты кто? – возмутилась я. – Я здесь живу!
– Живет! – грустно рассмеялась девушка, скорее всего молодая арабка с роскошными волосами и огромными черными глазами. Она была в такой же одежде, как и я. – Это же местная тюрьма! Разве можно жить в тюрьме!
– Я уже привыкла, – вздохнула я.
– К этому нельзя привыкнуть! – вздернула подбородок гостья-пленница.
– А ты попробуй! – обиделась я.
– Ну, ладно, – примирительно сказала девушка. – Тебя как зовут?
Я поколебалась. Мои хозяева наверняка уже знают, что я не Мишель Амир. Но знают ли они, что я Лейла Давыдова? Мой бывший муженек так ловко от меня открестился, что в полиции не приняли всерьез мое заявление, что я русская. Ну, почти русская.
– Мишель, – на всякий случай сказала я.
– Ясмина, – представилась девушка.
Я хихикнула.
– Что смешного? – напряглась она.
– Да, в общем, ничего. Просто так зовут принцессу в мультфильме про Аладдина. Смотрела?
– Мультфильмы? Нет, нам не показывали.
– Родители, – изумилась я, – не давали смотреть мультфильмы? А что же вы смотрели?
– Ну, разные учебные фильмы о выживании, о тактике ведения партизанской войны, а также основы медицины, взрывотехника, рукопашный бой, иностранные языки. Ну и, конечно, фильмы о Великом Лидере.
Я ошеломленно замолчала.
– Так тебя воспитывали родители? – продолжала изумляться я.
– Я не знаю своих родителей. В три года меня забрали из сиротского дома. Потом я находилась в разных лагерях. Я умею почти все! Еще немного, и, возможно, счастье улыбнулось бы мне, меня бы взяли в охрану важных персон. Я уже готова, я была одной из лучших. Но… – Ясмина погрустнела, глаза ее потухли.
– А что случилось? – осторожно спросила я.
Ясмина схватила меня за руки и горячо прошептала:
– Скажи, ты любила когда-нибудь?
Я вспомнила Абдул Азиза, на глаза навернулись слезы, и я только молча кивнула.
– Я была так счастлива! Он замечательный, самый замечательный! – Ясмина закрыла лицо руками.
– И что же, что в этом плохого? – не поняла я.
– Что ты! Неужели не понимаешь?
Я покачала головой.
– Мы же Пантеры! Девственницы! Теряя девственность, мы теряем силу, способную защитить Самого!
Видя мою растерянность, Ясмина уселась поудобнее, мы накрылись единственным одеялом, и девушка стала рассказывать, перемежая свое повествование экспрессивными выкриками, взмахами рук и горестными стонами.
Опасаясь за жизнь, Лидер постоянно находил изъяны в своей охране. При хорошей профессиональной подготовке людей фанатично преданных было немного. Тогда была создана система обучения телохранителей-девушек, сильных, отважных и верных, как собаки. Их отбирали в сиротских домах. Одним из условий было отсутствие семьи и близких. Девочки получали образование, сравнимое с умениями десантников, владели несколькими видами рукопашного боя, метко стреляли из всех известных видов оружия. Они владели несколькими иностранными языками. Но самое главное – их воспитывали в беззаветной преданности и всепоглощающей любви к Лидеру. При малейшей для него опасности они должны были любой ценой защитить его, даже ценой своей жизни, и надо сказать, что Пантеры отдавали ему свои жизни без колебаний. С ними занимались лучшие психологи, им показывали соответствующие фильмы.
Когда им исполнялось шестнадцать, они должны были пройти серию тестов на выживание. Никто не знал, что им достанется. Можно было оказаться в темной комнате с ядовитыми змеями, яме с леопардами, болоте с крокодилами… Фантазия устроителей была безгранична. Ясмину сбросили с вертолета в центре пустыни без оружия, еды, воды. Она была босиком, почти без одежды. В течение недели девушка бродила по пустыне, питаясь ящерицами и змеями, выпаривая собственную мочу и собирая конденсат. Она ориентировалась по звездам и спустя несколько дней, обессилевшая, истощенная и оборванная, добрела до лагеря.
Большинство девушек погибали во время этих испытаний. Но прошедшие их считались готовыми для роли охранников. Лагерь, где мы находились, был последним в этой подготовке. Здесь были и иностранные инструкторы, шлифовавшие мастерство Пантер.
Кроме того, существовало еще одно условие, делавшее Пантеру Пантерой. Они были девственницы. Они не должны были знать мужчин, думать о мужчинах, мечтать о любви. Все их помыслы должны быть о безопасности Лидера, вся их жизнь должна быть посвящена ему.
– А в чем же твоя вина? – спросила я.
– Влюбилась в инструктора, – призналась Ясмина и прибавила витиеватое русское ругательство.
Очнувшись от шока, я спросила:
– Ты сама-то поняла, что сказала?
– А что, Ваня всегда так говорит, разве это что-то плохое?
По тому, как она произнесла имя Ваня, нежно, нараспев, я поняла, что Ваня и есть тот самый предмет любви Ясмины.
– Он у нас вел рукопашный бой… – мечтательно продолжила она, – я таких еще не видела.
О боже, а что она вообще видела?!
– Красивый, сильный, волосы золотые… Когда он на меня смотрел, я дрожала, не могла провести ни один прием. Понимаешь меня?
Еще как я ее понимала.
– А когда он ко мне прикасался, я почти умирала… А потом нас застукала Катуса.
– Катуса? Кошка? – переспросила я. – Кто это?
– Воспитатель-инструктор. Наверняка ты знаешь ее. Старая злобная перечница, палестинка, участвовала еще в первой арабо-израильской войне. Ненавидит мужчин, да и женщин тоже. Ее настоящее имя неизвестно, Катуса – кличка из-за ее силы, ловкости и коварства. А еще у нее девять жизней. Она сама говорит, что пять из них истратила в войне с евреями. Пять раз умирала. Но кошки, они живучие. Когда она нас застукала, Ваня так просил ее не наказывать меня…
– Он русский? – спросила я, хотя и так знала ответ.
– Ага, его взяли в плен в Чечне в 1995 году, потом он был в Турции, Иордании. Теперь здесь. Слыхала про Чечню?
– Кое-что… – неопределенно ответила я. – А что же теперь будет с тобой?
– Убьют, – спокойно ответила Ясмина, только в темноте блеснули ее глаза. – Или дадут смертельное задание.
ГЛАВА 17
Наутро за мной пришла Катуса – немолодая женщина, которую я видела в первый день. О ней мне рассказывала Ясмина.
– Одевайся, – велела она мне.
Я отодвинула руку спящей Ясмины, по-детски обнимавшей меня, и вылезла из-под одеяла. Я спала одетой, поэтому только пригладила волосы и заправила рубашку.
Катуса привела меня в большую палатку, напичканную какой-то техникой. Вокруг были разложены карты, какие-то бумаги. Потрескивала рация. Я огляделась. Внезапно откуда-то возник мужчина лет сорока пяти, араб. Он был тоже в военной форме без опознавательных знаков принадлежности к роду войск или званию. От нас он отличался тем, что форма на нем была новенькая, с иголочки, отглаженная. Его неожиданное появление напугало меня. Видимо, это местная привычка – внезапно появляться и так же неожиданно исчезать.
– Полковник Диаб, – мужчина протянул мне сухую сильную руку. Я осторожно пожала ее. – Здравствуйте, Лейла.
Я почти не удивилась, что он так меня назвал. В глубине души я была уверена, что они все знают и интересует их Лейла Давыдова, а не домохозяйка Мишель Амир.
– Здравствуйте, – вежливо ответила я.
– Если хотите, можем поговорить по-русски, хотя я давно не практиковался, – улыбнулся полковник.
– О! Знаете русский? Бывали в России? – формально удивилась я.
– Да, приходилось. Правда, не в России, а в Советском Союзе. Окончил военное училище. Потом несколько месяцев обучения в специализированном лагере в Балашихе. Я знаю, у нас плохой имидж, но, поверьте, это все американская пропаганда, и мы всего лишь защищаем свои интересы.
– Я понимаю, – легко согласилась я. – Но чем я могу быть вам интересна?
– Давайте не будем играть в прятки. Мы знаем, что вы Лейла Давыдова, египтолог, совершенно случайно попали в эту историю. У вас в руках оказалась вещь, вам не принадлежавшая. Она была позарез нужна нашим врагам, а мы пытаемся сделать все, чтобы она в их руках не оказалась. Все это произошло во время праздника в Луксоре, где вы играли одну из главных ролей. Удивительное зрелище! Так уж случилось, что нашему человеку понадобился костюм Гора. Поверьте, никто не собирался убивать вашего возлюбленного, просто он неожиданно вошел… Мои соболезнования, мадам. Но государственные интересы ценятся больше простой человеческой жизни, даже такого в высшей степени достойного человека, как профессор. Я, ни минуты не колеблясь, отдал бы и собственную жизнь, если бы потребовалось.
По фанатичному блеску его глаз я поняла, что это не слова.
– Мы вышли на вас, – продолжил Диаб, немного помолчав. – Но враги нам помешали. Они получили то, что хотели?
– Я не знаю, о чем вы говорите, – вяло сопротивлялась я.
– О мадам, вы играете с огнем! – резко сказал полковник. – Я попробую вам объяснить, что происходит на самом деле. Если вы хоть немного в курсе мировых событий, то вы должны знать, что раньше Ливия была прогнившей насквозь страной, сырьевым придатком Запада. Король Идрис, безвольный человек, марионетка, не мог и не хотел никаких реформ. Ему было вполне комфортно сидеть в своем дворце, наслаждаться роскошью, проводить время в Лондоне и Париже, когда народ голодал, был совершенно безграмотен, а черное золото пустыни уходило из страны, ничего ей не давая. Наконец-то нашелся сильный лидер – вы понимаете, кого я имею в виду, – который сумел все изменить. Сегодня Ливия – самая богатая страна Африки, с самым высоким уровнем жизни. К нам едут в поисках работы люди со всего мира. У нас истинно народное правление, настоящая демократия! Но есть и силы на Западе, которым не по душе экономическая и политическая независимость нашей страны. Конечно, все упирается в богатейшие запасы нефти, в деньги. Эти силы финансируют оппозицию из бывшей ливийской аристократии. Возможно, нами в свое время были приняты жесткие меры, наследный принц был изолирован, потом мы позволили ему выехать в Лондон… С тех пор оппозиция плетет интриги, пытается дискредитировать нашу страну в глазах Запада. Мы не успеваем раскрывать заговоры.
Я внимательно следила за словами полковника Диаба, продолжая не понимать, зачем я им.
– Так вот, дорогая Лейла, мне нужна ваша помощь.
– Но я не знаю, чем я могу вам помочь, – недоумевала я.
– Объясню. Наши противники прислали вас, как я понимаю, чтобы выявить предателя в их стане. Вас использовали как приманку, как ни прискорбно это звучит. Но мы разгадали их планы и использовали вас, простите, по-своему. По ходу операции нам еще удалось убрать пару их агентов, так, – небрежно добавил он, – мелких пешек.
Видимо, он имел в виду Патрика и того парня, что назначил мне встречу. Он так легко и обыденно произнес это, что я с внезапной ясностью поняла, что они не остановятся ни перед чем и моя жалкая жизнь не стоит ничего.
– Но, мадам, зато вы почувствовали, что такое местная тюрьма, и, я надеюсь, будете посговорчивее. Кстати, та записка, которую вы передали доктору, нас немало повеселила, неужели вы считаете, что в этой стране делается хоть что-нибудь без нашего ведома? Вам придется немного поработать на нас, в противном случае вас опять ждет камера, суд и… ну, вы понимаете.
Я понимала. Неясно было только, чего именно они хотят от меня.
– Вы смотрели фильм «Солдат Джейн»? – вдруг спросил полковник.
– Ну да, – изумилась я.
– Вам на ближайшую неделю придется превратиться в нее.
– Мне в солдата?! Да я в жизни ничего тяжелее ложки в руках не держала!
– Ничего, это поправимо. У нас своя система подготовки, – утешил меня Диаб.
– Но зачем?! У вас ведь есть подготовленные люди!
– Безусловно, но нам нужны именно вы.
– Но почему? – недоумевала я.
Полковник прошелся вокруг стола, заваленного бумагами, разлил в две чашки остывший мятный чай. Одну из них протянул мне.
– Вы должны убить одного человека.
– О боже! – застонала я, проливая чай на колени. – И зачем же вам я?
– Вы недогадливы, мадам. Сеть наших людей в Лондоне обширна, но есть персона, до которой нам пока не добраться. Вы найдете и убьете этого человека.
От охватившего меня ужаса я не могла пошевелиться.
– Но, может, – робко предложила я, – вы сами справитесь?
– Он очень хитер и осторожен и близко к себе никого не допустит. А вам он будет доверять.
– А если я откажусь? – осмелела я, глядя ему в глаза.
– Придется вернуться в тюрьму и быть осужденной за уголовное преступление, – спокойно произнес Диаб.
– А если я сбегу в Лондоне?
– Мы сдадим вас властям за убийство двух мужчин. Свидетели вас легко опознают, – парировал он.
– О! После здешней тюрьмы это вовсе не страшно! – заявила я.
– Ну хорошо, – вздохнул он. – Это последний козырь.
Полковник приблизил к губам рацию и произнес только одно слово:
– Приведите!
В помещении повисла напряженная пауза. Он молчал, нехотя перебирая бумаги, я нервно грызла ногти. Что за сюрприз приготовил мне этот лис?
В палатку втолкнули худенькую девицу в нелепом измятом вечернем платье. Я узнавала ее, и с каждой секундой в моей груди рос крик, который сначала заполнил все мое существо, а затем выплеснулся наружу:
– Кира!!!
Сколько раз я проклинала себя, что вообще взяла подругу в Лондон! Больших неприятностей мне не доставлял никто!
Кира разрыдалась и бросилась мне на шею. Я гладила ее по голове и повторяла, что все будет хорошо. Просила ее не плакать. Полковник Диаб наблюдал за нами, как мне показалось, растроганно.
– Снова вместе! – иронично прокомментировал он. – Но ненадолго!
Кира, захлебываясь слезами, пыталась мне что-то сбивчиво рассказать. Но я и так знала, что здесь не обошлось без мужчины. Это ее судьба влипать в различные истории с разными мужиками. И они это очень хорошо понимали.
Из сумбурного рассказа подруги стало ясно, что после моего отъезда она оказалась в Лондоне предоставлена сама себе. Саид был слишком занят, чтобы заниматься ею, она его практически не видела. Он только оплатил гостиницу и оставил ей изрядную сумму денег. О боже, бедный Саид не знал, что Киру нельзя оставлять одну. Она тут же влипает в какую-нибудь историю!
К счастью, ей хватило ума написать письма моей и ее маме, сообщить, что из Лондона мы направляемся в археологическую экспедицию, откуда практически нет связи, и передать их с египтологами Пашей и Гришей. Сделав это, моя подруга пустилась во все тяжкие, не слишком обо мне беспокоясь. Только через месяц ее начали терзать сомнения. Кира пыталась выяснить что-то у Саида, но он мрачно молчал. По его виду было понятно, что все пошло не так, как он планировал. Но он пытался успокоить Киру и говорил, что во всем разберется, просто его люди не выходят на связь.
Кира решила не брать все это в голову и продолжала веселиться, неважно, на чьи деньги. Лондон не зря считается тусовочной столицей мира. Кира быстро обросла знакомыми, которые так же весело тратили денежки в ночных клубах. Ее даже посещала крамольная мысль: хорошо бы я подольше не возвращалась. С мыслительными способностями у моей подруги всегда было напряженно, особенно если вокруг кружили красивые мужчины. Она утверждала, что всячески избегала арабов, и водила знакомство только с американцами и европейцами. Однажды Кира познакомилась с потряса-а-ющим мужчиной, красивым, уверенным, интеллектуальным, богатым. Он представился бизнесменом из Франции. Кира влюбилась, как всегда – с первого взгляда. Он так отличался от тех юнцов, с которыми Кира проводила время на дискотеках! Роман развивался стремительно, то есть в течение суток Кира была уже согласна на все. Он пригласил ее в свой дом в Каннах, завалил цветами и увез в аэропорт, где стоял его частный самолет. Она не успела даже переодеться или собрать вещи, не говоря уже о том, чтобы сообщить что-либо Саиду. Время пролетело незаметно, они пили шампанское, ели шоколад и целовались, оставляя друг на друге липкие сладкие следы.
Наконец самолет приземлился, и, к ее изумлению, она оказалась не на цветущем и праздном Лазурном берегу, а на военном аэродроме, затерянном в пустыне. Ей пришло в голову, что их похитили, самолет угнали, но по собранному и деловому виду своего спутника она поняла, что опять попала.
– Попала!! – заревела Кира, все еще обнимая меня за шею.
– Да не реви ты! – Рассказ Киры, надо сказать, возмутил меня. Особенно о том, как она развлекалась, пока я парилась в арабской тюрьме. – Мы здесь не одни.
– Боюсь, что у вас не будет другого времени поговорить. Катуса! – позвал он. – Хоть ваша подруга и еврейка, а она ведь еврейка, я попрошу Катусу, чтобы она обращалась с ней получше. А то, знаете ли, Катуса – палестинка, она ненавидит евреев и всю жизнь с ними воюет.
Прижимая к себе Кирину голову, я вопросительно посмотрела на него.
– Она побудет здесь, пока вы не выполните задание в Лондоне.
Катуса вошла, с презрением оглядела Киру, ее потрепанный вечерний наряд и замерла в ожидании приказаний.
– Посадишь ее в яму, – жестко сказал полковник. – Знаю, тебе это доставит особое удовольствие. Вода и хлеб. И сними с нее этот наряд шлюхи!
Жесткие руки Катусы оторвали от меня Киру. Подруга не поняла того, что по-арабски сказал полковник.
– Это обязательно? – спросила я его в отчаянии.
– Так я буду уверен, что вы все сделаете быстро и точно. Если вопросов нет, можете идти. Вас проводят.
– Есть, – решилась я.
– Слушаю, – полковник внимательно посмотрел на меня.
– Эта девушка, Ясмина… Что с ней будет? Разве она совершила преступление?
– Ох уж эти русские, – рассмеялся полковник, и вид у него был почти добродушный. – Вам до всего есть дело. Лезете в душу, всех жалеете. О себе бы подумали! А девчонка… Она знала, на что шла.
– Но если это любовь! – патетически воскликнула я.
– Какая любовь! Просто тест, который она прошла. Все они подвергаются такой проверке на заключительных этапах. Что ж, видимо, в ваших русских мужчинах что-то есть. Я же считаю, что все вы неисправимо романтичны, во вред себе и делу.
– И что, – я была потрясена этой расчетливостью, – этот инструктор, он знал об этом?
Я напряженно смотрела на Диаба, как будто от его ответа зависела моя судьба.
– О, нет! Он не смог бы сыграть, если бы знал. У нас работают опытные психологи, они умеют моделировать ситуации и управлять людьми.
Я облегченно вздохнула.
– И что с ней теперь будет?
Полковник неопределенно пожал плечами.
