Текст книги "Сладкая ночка"
Автор книги: Екатерина Черкасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 14
Без четверти восемь я села в такси. Рынок был рядом, в центре, но появиться там одной значило привлечь к себе внимание. Расплачиваясь, я обратилась к таксисту:
– Заплачу двадцать долларов, если сходите со мной в золотую лавку. Муж заказал для меня браслеты, но уехал по делам. Не хочется идти одной, сами понимаете. А деньги надо отдать именно сегодня. Так как?
– Ладно, – легко согласился таксист. – Вы правильно решили. В это время там можно встретить только марокканских и сирийских проституток. Одной порядочной женщине там делать нечего.
– Я знаю, поэтому и прошу. Дело в том, что все наши родственники живут в Бенгази, мы сами оттуда…
– Понятно, понятно, – прервал меня таксист. – А что за лавка?
– Нур-базар.
– Кажется, знаю, – таксист наморщил лоб. – Ну да ладно, найдем.
Мы отправились по узким улочкам огромного города-рынка, пропитанного запахами специй, ароматических масел, выделанной кожи и шаурмы. Мне кажется, внимания на нас никто не обращал. Мой спутник неплохо ориентировался, и вскоре мы оказались у сияющей витрины, где были выставлены всевозможные украшения, выполненные в арабском стиле: массивные, аляповатые, но по-своему привлекательные. Может, правда, для меня, ведь в моих жилах течет половина арабской крови.
– Вас подождать? – спросил таксист. – Не возвращаться же одной.
– Нет, нет, – поспешно отказалась я, протягивая ему обещанную двадцатку. – Все в порядке, за мной приедут.
Я открыла дверь, над моей головой звякнул колокольчик. В магазине было прохладно и пусто. Слышался только мерный гул кондиционера.
– Месаахир! – крикнула я, поздоровавшись на всякий случай.
Мне никто не ответил. Часы показывали десять минут девятого. Внезапно за моей спиной раздались какие-то звуки, и, обернувшись, я увидела, как какой-то усатый человек запирает снаружи дверь магазина. Я кинулась к витрине и принялась стучать. Магазин был хорошо освещен, и глупо было бы думать, что он меня не видит. Мужчина невозмутимо стал опускать металлические жалюзи, словно меня и не было в магазине.
Я заорала, затем стала отчаянно ругаться по-арабски так, что мой асуанский дедушка Махмуд получил бы удар. Когда жалюзи полностью опустились и я поняла, что усатый незнакомец меня не видит и не слышит, я стала ругаться уже по-русски. Почему-то стресс снимают только русские ругательства.
В довершение всего в магазине погас свет, и я оказалась в полной темноте и тишине. Кондиционер тоже замолчал. Неужели те парни заманили меня в ловушку? Но зачем? Зачем я им нужна? Ведь едва ли не проще было меня убить! Когда эта мысль пришла мне в голову, я села на пол, развязала платок и заплакала.
Было совершенно темно, и я на ощупь попыталась найти выключатель. Мои руки долго скользили по гладким стенам, пока наконец я не нащупала его. Но мои старания были бесполезны, магазин был обесточен. Я порылась в своей сумочке и нашла зажигалку. Вспыхнул слабый огонек, освещавший не более десяти сантиметров вокруг. Толку от этого было мало, но мне почему-то стало легче. Я обошла помещение в поисках телефона, но его здесь не было. Хотя кому я могла здесь позвонить? Мне пришло в голову, что здесь обязательно должен быть запасной выход. Не знаю, почему я так решила, вероятно, сработал советский стереотип представлений об обязательном черном ходе. Можно себе представить, как какая-нибудь дамочка отоваривается золотишком по блату с черного хода арабской лавки, в то время как негодующая очередь пишет на ладонях порядковые номера. И все это сопровождается воплями: «Не больше килограмма в одни руки!»
Эти мысли немного отвлекли меня. Во всяком случае, в магазине никого не было, что уже хорошо. Нужно было только придумать, как отсюда выбраться. Я обошла помещение по периметру и обнаружила дверь, ведущую в соседнее помещение. Казалось, от огонька зажигалки стало еще темнее, я передвигалась мелкими осторожными шажками. Постепенно я нащупала сейф, большой письменный стол, а затем споткнулась обо что-то мягкое и большое. Наклонившись, я щелкнула зажигалкой и заорала. Мой единственный источник света выпал из рук и погас. Я находилась в темном магазине наедине с трупом!
Некоторое время я пребывала в ступоре, боясь пошевелиться, чтобы опять не наткнуться на тело. Затем способности мыслить и двигаться ко мне вернулись. Преодолевая страх, я принялась за поиски зажигалки. Наконец я нашла ее и снова зажгла. Все же это лучше, чем полная темнота.
Я осторожно поднесла огонек к лицу покойника. Это был довольно красивый мужчина лет тридцати выраженного семитского типа. Несмотря на то что смерть искажает черты лица, я все же узнала его: это он написал мне записку и назначил здесь встречу. На груди его белой рубашки виднелась маленькая черная дырочка. Крови почти не было. Я осторожно прикоснулась к его щеке – она была еще теплая. Значит, его убили незадолго до моего появления. Рядом лежал какой-то темный предмет. Я взяла его в руки, почувствовав тяжесть и холод металла. Оружие, из которого его убили. Я вздрогнула и отшвырнула пистолет от себя, как гремучую змею. К брючному ремню был прикреплен мобильный телефон. Я аккуратно отцепила его и нажала кнопку. Клавиши и экран загорелись приветливым зеленым светом, и я стала немного успокаиваться. Полистав записную книжку мобильника, я обнаружила там множество арабских имен, но ни одно из них ничего мне не говорило. Звонить было некому. Ну не маме же! «Мама, я тут заперта в лавке наедине с трупом. Приходи, открой меня!»
Что же произошло? Почему убили Патрика и этого парня? Я не сомневалась, что это дело рук одних и тех же людей. И что за игры они ведут со мной? Что за ловушки расставляют? Как они узнали, что здесь назначена встреча?
Вдруг меня осенило. Ну конечно! Ведь это проще простого! Перед моими глазами возникла картина: номер отеля, окровавленный Патрик на кровати, я в панике срываю с себя парео, купальник, записка падает на пол. Я поднимаю ее, читаю. Затем надеваю джинсы. Записку кладу в карман. Соображаю, что в джинсах буду слишком заметна, переодеваюсь. Записка остается в кармане.
Я села на край стола и принялась ругать себя последними словами. Из-за моей глупости я в западне, а незнакомый парень убит!
Корить себя мне пришлось недолго. Внезапно зажегся свет, и в магазин вошли несколько мужчин.
Ослепленная ярким светом, я не сразу поняла, кто это и сколько их. Я сощурилась, пытаясь их разглядеть. Мужчин было трое, один из них в форме полицейского.
Я отшатнулась к массивному сейфу, не зная, чего от них ожидать. Полицейский быстро, но осторожно, двумя пальцами поднял с пола пистолет.
– Оружие убийства, – прокомментировал он, демонстрируя его присутствующим.
– Потерпевший, безусловно, мертв, – отозвался другой, но на всякий случай отработанным жестом пощупал покойнику пульс на сонной артерии. – Да, как я и думал. Убит, вероятно, выстрелом в сердце. – Он на секунду задумался. – Часа три назад. Точнее сказать не могу.
Полицейский приблизился ко мне и протянул руку за моей сумкой, которую я прижимала к груди. Я послушно отдала ее. Он защелкнул наручники на моих запястьях, хотя я не представляла для них никакой опасности.
Офицер вытряхнул содержимое моей сумочки на стол и взял в руки паспорт.
– О, гражданка Франции! – удивленно воскликнул он. – Готов поклясться, что она арабка, а паспорт фальшивый. Имя! – внезапно громко и грозно выкрикнул он.
С моих губ было готово сорваться: «Лейла Хуссейновна Давыдова, тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения», но я сдержалась и с достоинством, максимально возможным в данных обстоятельствах, произнесла:
– Мишель Амир, гражданка Франции.
Если честно, я была в ужасе, о кошмарах, творящихся в восточных тюрьмах, я слышала неоднократно.
– Проверим, – с угрожающими нотками в голосе, но спокойно произнес офицер. – Поедете с нами.
Меня затолкали на заднее сиденье полицейской машины и увезли. Камера, в которую меня поместили, напоминала пенал. Здесь можно было только сидеть или стоять. Однако через полчаса вынужденной позы тело затекало, и приходилось как-то перемещаться. К утру, а я догадалась о том, что наступило утро, по серому квадратику под потолком, тело болело так, будто меня били всю ночь. А еще здесь было влажно, сыро и душно. Я велела себе не раскисать, хоть понимала, что перспективы мои сомнительны.
Действительно, полиции я точно не нужна. Обвинить меня не в чем, все быстро выяснится, а вот другие… Эти, пожалуй, будут похуже полиции. Так что в каждом положении есть свои выгоды.
Сделав такое заключение, я встала и потянулась, пытаясь расправить затекшие конечности. Я могла ориентироваться во времени только по тому, как квадратик под потолком становился то черным, то голубым. И еще раз в день мне в камеру швыряли миску с отвратительной похлебкой и тепловатую воду в старой пластиковой бутылке.
Все мои вопли, требования позвать начальство, угрозы Европейским судом оставались без ответа. Попытки обдумать создавшееся положение тоже ни к чему не привели. Я решительно не понимала, что происходит, кому я понадобилась и где меня держат. То, что задержавший меня человек был в форме полицейского офицера, не значило ровным счетом ничего.
По моим расчетам, прошло трое суток. За это время я превратилась из ухоженной и даже, возможно, красивой молодой женщины в исхудавшее создание без возраста. Грязное, со спутанными волосами создание. Ведь у меня здесь не было даже зубной щетки. А воды, которую мне выдавали на весь день, едва хватало, чтобы утолить жажду.
Однажды, когда квадратик, именуемый здесь окошком, превратился из серого в голубой, послышались шаги в коридоре, дверь громыхнула замками и отворилась. Молоденький полицейский жестом показал мне: на выход. Не знаю, почему он со мной не разговаривал, может быть, ему сказали, что я иностранка.
Я поправила на себе одежду, пригладила волосы: нужно было стараться выглядеть лучше. Полицейский проводил меня по длинному темному коридору до двери, которая показалась мне приличнее остальных. Мы вошли, и парень закрыл дверь, оставив меня наедине с человеком в форме. Он стоял, отвернувшись к окну.
Я огляделась: типичный чиновничий кабинет, ничего особенно устрашающего. Я сделала шаг вперед и села на стул, сложив руки на коленях. Вид у меня, наверное, был несчастный.
Мужчина обернулся, оглядел меня и внезапно гаркнул:
– Встать!
От неожиданности я подскочила.
– Имя! – заорал он.
– Мишель Амир, – выпалила я. – Я хочу знать, по какому праву меня задержали и в чем меня обвиняют!
– Здесь только я имею право хотеть и знать! – резко прервал он меня.
Я подавленно замолчала и опустила глаза. Офицер подошел ко мне, я чувствовала его несвежее дыхание и запах пота. Он схватил меня за подбородок и приподнял мою голову, заставляя смотреть на него. Я увидела его черные глаза с пигментированными подглазьями и тяжелыми мешками.
– А теперь еще раз имя, год рождения, гражданство, место жительства, цель приезда.
– Мишель Амир, семьдесят первого года рождения, гражданка Франции, сопровождала мужа в его служебной командировке, – выпалила я без всяких интонаций, хотя больше всего мне хотелось разрыдаться.
– Отлично, – почему-то удовлетворенно произнес мой мучитель. – А теперь, Мишель Амир, я думаю, вам пора узнать, почему вы здесь. Можно сесть, – милостиво разрешил он.
Я присела на краешек стула. Предчувствия мои были ужасны.
– Вы обвиняетесь в убийстве вашего супруга Патрика Амира, совершенного в номере «Гранд-отеля». Также вы обвиняетесь в убийстве гражданина, личность которого сейчас устанавливается. Оба преступления были совершены вами семнадцатого июля сего года.
Я ошеломленно молчала. Я была так потрясена, что еще не понимала всего ужаса своего положения.
– Вы признаете себя виновной в данных преступлениях? – казенным тоном спросил полицейский.
– Нет! Конечно, нет! – воскликнула я. – Ну зачем, зачем мне было их убивать?
– Вообще-то об этом надо спросить у вас, – ухмыльнулся офицер. – Но у следствия есть версия. Вы приехали сюда с мужем, заранее договорившись с любовником о встрече. У нас есть свидетель вашего контакта с ним в отеле и ресторане. Надеюсь, факты вы отрицать не будете. Вероятно, ваш муж обо всем узнал и устроил вам скандал. В процессе ссоры вы перерезали ему горло.
– Я?! Перерезала горло?! – от возмущения у меня сел голос, и возглас был похож на воронье карканье.
– А что? Современные женщины совершают такие же преступления, как и мужчины, – заявил полицейский.
– Но я не могла! Я в это время находилась у бассейна! Есть свидетель, бармен. Я ушла, когда позвонили из рецепции и сказали, что муж меня ждет. Когда я вошла в номер, муж был уже мертв! А полиция приехала буквально через пять минут!
– Повторяю, – устало произнес офицер и вытер салфеткой пот с лица. – В четыре часа пополудни господин Амир вернулся в отель и попросил вас найти. В четыре десять портье позвонил в бар у бассейна и попросил вам это передать. В четыре пятнадцать вы вошли в отель и отправились в свой номер, у нас есть показания бармена и портье. В четыре сорок пять поступил звонок от соседей, сообщивших, что в номере семьсот шестьдесят один, то есть в вашем, громко ссорятся и кричат. В пять ноль пять полиция была в отеле. Вы, мадам, чувствуя свою вину и скрываясь от правосудия, покинули номер через соседнюю комнату, воспользовавшись одеждой постояльцев. Скажите спасибо, что мы не инкриминируем вам кражу.
– Спасибо, – механически прошелестела я, потрясенная сказанным.
– Хотите прокомментировать эту часть обвинения? – довольно вежливо поинтересовался офицер.
– Только одно: и бармен, и портье лгут. Я пришла в отель за пять минут до вашего приезда, я просто физически не могла убить его!
– И зачем же служащим отеля это делать? – саркастически спросил полицейский.
– Не представляю, – призналась я.
– Тогда я скажу вам самое главное, – торжественно заявил мужчина. – На орудии убийства, то есть на ноже, ваши отпечатки пальцев!
Мое сознание от услышанного отключилось, и я провалилась в душную, влажную черноту.
Я пришла в себя, лежа на полу с мокрым лицом. Видимо, полицейский приводил меня в чувство доступными ему средствами.
– Ну-ну, – он по-отечески похлопал меня по щеке и бросил несколько бумажных салфеток. – Нельзя быть такой чувствительной, право же, а уж если такая нежная, то зачем убивать?
Я молчала, понимая, что возражать бесполезно. Затем в голову мне пришла разумная мысль, и я спросила:
– А увидеть этот нож можно?
– А почему нет? – полицейский открыл сейф и вынул оттуда нож, упакованный в целлофан и снабженный биркой. – Узнаете?
Перед глазами у меня возникла картина: я сижу в шезлонге у бассейна, и любезный официант протягивает мне тарелочку с парой спелых манго и нож. Я еще удивилась, что нож не фруктовый.
– Спросите у бармена, это его нож, я ела манго у бассейна и сама чистила фрукты. Он должен помнить!
– Если вы настаиваете, спросим, – безразлично произнес мужчина и что-то черкнул в блокноте.
Я все яснее понимала, что это грандиозная подстава, а вовсе не недоразумение…
– Так вот, – продолжил полицейский. – Вы должны были встретиться в восемь с вашим любовником. Кстати, кто он?
– Я его не знаю! – в отчаянии выкрикнула я. – Почему любовник?
– Ну а какие же еще отношения могут быть у молодой женщины и молодого мужчины? – ухмыльнулся полицейский, похотливо оглядывая меня.
– Да не было у нас никаких отношений!
– Да? А записка? – резонно заметил офицер. – Или ее тоже не было?
– Записка была, – согласилась я. – Но это какая-то ошибка! Она не имела ко мне никакого отношения!
– И все же вы поехали на встречу, – язвительно заметил полицейский.
– А что мне оставалось делать? Мне нужна была помощь! Это был хоть какой-то шанс.
– Законопослушные граждане, не совершившие ничего дурного, обычно не скрываются от полиции. Своим побегом вы косвенно признали свою вину. Мы нашли в ваших вещах записку, но, к сожалению, не смогли предупредить второе преступление, – твердо заявил он.
Я подняла на него глаза, наполнившиеся помимо моей воли слезами.
– Только не это, – поморщился он, – ненавижу эти ваши женские штучки. Сколько видел здесь женщин, все сразу начинают рыдать, как будто это может что-то изменить.
Этим и вправду ничего нельзя изменить. Но что я могла поделать? Слезы так и катились из моих глаз.
– Так за что же вы его убили? – жестко спросил он.
Я не удержалась и зарыдала в голос.
Взяв себя в руки, я задала вопрос:
– Если все так и было, то кто меня запер в лавке снаружи? Может, убийца? И где хозяин лавки?
– Хозяин в отъезде, лавка была закрыта. Об этом знают многие. Вы вошли туда через черный ход. Вас ждал любовник. Почему он выбрал это место, нам пока неизвестно. Ясно только, что вы застрелили его из пистолета, кстати, на нем отпечатки ваших пальцев. Он что, не хотел на вас жениться?
– Я не знала этого человека! – закричала я. – Я вошла через главный вход! Какой-то человек запер меня снаружи и выключил свет. Я нашла труп и, возможно, взяла в руки пистолет, который валялся у трупа. Если бы все было так, как говорите вы, то почему, почему я не ушла через черный ход вместо того, чтобы сидеть в темноте с трупом и дожидаться вас?!
Полицейский открыл дверь и крикнул:
– Проводите задержанную в камеру!
ГЛАВА 15
Потолок камеры был покрыт трещинами, мокрыми пятнами и плесенью. Я лежала, поджав ноги, и смотрела на голубенький квадратик неба под потолком. Я чувствовала, как превращаюсь в забитое безвольное существо, с которым можно делать все что угодно.
Чтобы как-то отвлечься, я принялась вспоминать классические египетские тексты, но тут выяснилось, что на ум приходят только отрывки из «Книги мертвых», «Книги часов бдений», «Книги о том, что в загробном мире». И теперь, в моем нынешнем положении, то, что казалось мне прекрасными и возвышенными образцами древней литературы, лишало меня надежды, жизненных сил, обращало мой взгляд на западный берег Нила, в Царство Смерти…
А впрочем, что же здесь плохого? Ведь жизнь есть только приготовление к смерти, к бесконечному пути, который ждет меня впереди… Там мой возлюбленный, там мы соединимся, как Осирис и Исида… Я оторвала несколько полосок от подола моей длинной юбки и сплела веревку. Подергав и растянув ее, убедилась, что она достаточно прочна, чтобы выдержать мои шестьдесят три килограмма. Надо только найти, за что ее зацепить…
Не знаю, что было раньше в этом помещении, но из стены сантиметрах в десяти выше моего роста торчал огромный ржавый гвоздь. Я накинула веревку на гвоздь, укрепила ее, затем затянула петлю вокруг шеи. Постояла, собираясь с мыслями и обращаясь к маме, отцу, братьям и сестрам, Кире… Простите меня, я не вижу другого выхода. Не плачьте обо мне слишком долго. От жалости к себе из глаз брызнули слезы, я резко поджала ноги и съехала по грязной стене.
Я видела себя, поблекшую, в погребальном одеянии, странствующую по каким-то темным лабиринтам, пещерам и подземным рекам. То и дело на меня нападали чудовища: гигантские летучие мыши с уродливыми мордами и глазами, горящими кровавым пламенем, огромные пауки, покрытые жесткой черной шерстью. Они были без глаз, но у них были устрашающие челюсти. Отвратительные зловонные гиены с кожистыми крыльями и стальными когтями… Я истово молилась, громко произнося слова из «Текстов саркофагов», и они исчезали. Это было мое Ка, моя душа, путешествующая по лабиринтам загробного мира.
Внезапно я оказалась на ярком, ослепительном свету. Божественная Маат – богиня истины и порядка, – я сразу ее узнала.
– Крала ли ты, посягала ли ты на храмовое имущество, не восставала ли, не говорила ли зла против царя, чиста ли ты? – нараспев проговорила Маат хрустальным голосом.
Я обернулась: за мной, алчно открыв пасть, сидело чудовище Амт – лев с головой крокодила, готовый сожрать грешника. Я вздрогнула и четко произнесла ритуальное:
– Я чиста, я чиста, я чиста!
Страшно болело и саднило горло, голова раскалывалась, перед глазами стелился красный туман. Я пошевелилась, не понимая, где я и что со мной произошло. Одежда была засыпана серой штукатуркой. О боже! Умереть и то не удалось! Выдержали и гвоздь, и веревка. Слабой оказалась стена, из которой вывалился огромный кусок вместе с гвоздем.
Я содрала с шеи веревку. То же мне, самоубийца-неудачница! Сложила лапки, проливает слезки, жить не хочет! Нашла выход! Что-что, а умереть всегда успеется. Я встала и хриплым голосом, но артистично при этом жестикулируя, принялась читать отрывок мистерии о воскрешении Осириса. Даже в Карнаке в роскошных костюмах и при стечении народа я не смогла бы играть лучше.
Но мой актерский дар оценили не все. Глазок на двери открылся и так же быстро захлопнулся. Через некоторое время в камеру вошел мужчина в полицейской форме, но в накинутом на плечи грязноватом белом халате.
– Вот, – прокомментировал охранник. – Наверное, джинн вселился. Говорит на неизвестном языке. Я сам в школе английский учил, – гордо добавил он.
Я замолчала и остановилась.
– Какой еще джинн?
– Как вас зовут, где находитесь, какой сегодня день, помните? – быстро и профессионально спросил мужчина в халате, по-видимому, врач.
– Да помню, помню, – успокоила я его.
– А что с вами, с кем вы разговариваете?
– Я не разговариваю, я читаю древнеегипетские тексты. Я египтолог, а не сумасшедшая. Хотя в вашей каталажке недолго и рехнуться.
Врач внимательно посмотрел на меня и внезапным отработанным движением запрокинул мне голову, оттянул нижние веки и осмотрел глаза. Затем так же быстро расстегнул пуговицу и ощупал шею. В общем, я представляю, что он там увидел.
– Это последнее средство? – тихо спросил он. – Неужели дела так плохи?
– Хуже некуда, – вздохнула я. – Два убийства и в перспективе, видимо, казнь.
– Признала?
– Нет.
– Тогда лучше признать, – посоветовал врач.
– Но я их не совершала! – воскликнула я и закашлялась, горло еще сильно саднило.
– Тебе виднее. Могу чем-то помочь?
– Не знаю… Я даже прав своих не знаю. Мне положен адвокат?
Врач только вздохнул.
– Можете передать записку? – внезапно мне в голову пришла мысль.
– Ну… Это не положено, – замялся врач. – Ладно, пиши.
Он вытащил из кармана ручку и листок бумаги.
Я минутку подумала, сосредоточилась и написала египетским иероглифическим письмом:
«Меня зовут Лейла Давыдова. Я египтолог из Москвы. Меня обвиняют в убийстве, которого я не совершала. Нахожусь в тюрьме. Если кто-то ищет Мишель Амир из Парижа, это тоже я».
– Пожалуйста, передайте соратникам покойного профессора Ибрагима Джами из Национального исторического музея, – попросила я.
Доктор молча взял записку и положил в карман халата.
– Как вас зовут? – спросила я напоследок.
– Абдул, – ответил он, закрывая дверь.
Мне показалось, что это добрый знак.
Надежда… Как странно, что человек продолжает надеяться, хотя знает, что часы его сочтены. На что надеется приговоренный к казни, которого на рассвете ведут на расстрел? Умирающий от рака, благодарно принимающий лекарства? Женщина над гробом любимого? Раб, много лет подряд таскающий гигантские каменные блоки на строительстве пирамид?
Почему-то я считала, что моя примитивная записка может меня спасти. Но кто будет меня искать? Я только пешка в какой-то игре. И мной легко, легко пожертвуют. А Кира останется в Лондоне без копейки денег и будет звонить маме и рыдать. Если не наделает еще бог знает каких глупостей.
На следующий день меня привели в уже знакомый кабинет. Кроме офицера, проводившего дознание, там находился холеный господин европейской внешности. Я автоматически отметила прекрасно сшитый костюм, свежайшую, несмотря на жару, рубашку, легкий запах туалетной воды, кажется, от Хуго Босса. Я прикрыла глаза. Этот человек был из моего безмятежного прошлого, его безупречный вид только подчеркивал мою собственную запущенность и неухоженность, весь тот кошмар, в котором я нахожусь.
Я машинально стянула на горле ворот, пытаясь скрыть безобразную синюшную полосу от веревки и одновременно пряча грязные обкусанные ногти. Но это не могло спасти меня: глаза были красные, в мелких кровоизлияниях, подол юбки оборван, курчавые волосы, все эти дни не знавшие воды и расчески, свалялись. Наверное, потом придется их отстричь. Хотя как глупо! Мертвецам не нужна красивая прическа…
– Это господин Морис Дюваль, из французского консульства, – сообщил офицер. – Мы пригласили его, так как вы являетесь французской гражданкой, а мы, несмотря на все обвинения, строго соблюдаем права человека.
Господин поклонился.
– Мадам Амир, если позволите вас так называть, – вежливо начал дипломат.
Его «если позволите» сразу не понравилось мне.
– К нам обратились власти и сообщили, что по подозрению в убийстве задержана французская гражданка, то есть вы.
– Да, месье, вы очень любезны, что приняли во мне участие, – сказала я.
Дипломат поморщился:
– Мадам, это не любезность, это мой долг. Я был бы очень рад оказать вам посильную помощь, но…
– Но? – прервала я паузу, наполненную самыми дурными предчувствиями.
– Все дело в том, что ваши документы на имя Мишель Амир принадлежат вовсе не вам. Видите ли, настоящая Мишель Амир, супруга покойного Патрика Амира, в данный момент находится в Париже. Мы сообщили ей о смерти мужа. По ее словам, он отправился в служебную командировку. Но мы не сказали ей, что он был здесь не один, чтобы не травмировать вдову.
Я сжала ворот так, что у меня побелели костяшки пальцев.
– Так что, мадам, если вы все же гражданка Франции и можете сообщить нам свое имя, мы, несмотря на сомнительные обстоятельства, постараемся помочь вам. В противном случае позвольте откланяться.
Я промолчала, в отчаянии глядя в спокойные и усталые глаза дипломата.
– Что скажешь, детка? – ехидно поинтересовался офицер, когда за дипломатом захлопнулась дверь.
– Вы проверили показания бармена насчет ножа? – спросила я, игнорируя его интерес.
– Он говорит, что знать не знает никакого ножа и не мог подать клиентке никакой другой нож, кроме фруктового. Да ты меня в сторону не уводи. Значит, подделала паспорт и под видом жены поехала с любовником? Хороша! А потом еще его и убила! Еще лучше! Ну и ушлая же ты девица, как я погляжу, – почти развеселился страж порядка.
Я подавленно молчала, решительно не зная, что делать. Государство, чьи документы я имела, от меня отказалось. И здесь нет никого, кто бы меня знал и мог бы помочь. Кругом одни врага!
– Ну так и кто же мы есть, ну и как же нас зовут, – сладенько произнес полицейский. – Могу поклясться, ты ливийка с юга, где-то из пустыни. Подцепила богатенького француза, ну а нравы у нас не такие, чтобы с мужиками по койкам валяться без брачного контракта! Вот вы и решили документик состряпать, чтобы никто вам здесь не мешал развлекаться. Понравилось тебе иностранку изображать? Ишь ты, и по-арабски с акцентом говорить вздумала! Ловка, ничего не скажешь! Ну что, я прав?
Я не отвечала, мучительно соображая, что делать.
– Конечно, я прав, – продолжал веселиться полицейский. – Так что, дорогуша, светят тебе, кроме убийства, еще две статьи: проституция и подделка документов. Хотя вряд ли это уже изменит твою судьбу.
– Я не ливийка! – заявила я, твердо решив, что быть ливийкой мне и вовсе невыгодно.
Полицейский грязно выругался в мой адрес. Его примитивную вежливость как ветром сдуло. Он схватил меня за волосы и рванул. Голова запрокинулась, я застонала.
– Ты у меня сейчас во всем признаешься! Быстро, имя!
– Лейла!
– О! Это дело! – удовлетворенно сказал он, отпуская меня. – Лейла, а дальше?
– Давыдова…
– Это что еще? – неподдельно изумился офицер.
– Русская.
– Какая русская? – искренне возмутился мой мучитель. – Ты на себя в зеркало смотрела?! Или время тянешь, теперь русского консула потребуешь? Хватит, поиграли в права человека, и хватит.
– Смотрела… Сейчас в Триполи находится Леонид Давыдов, он переводчик. Он может подтвердить мои слова.
– И кто он тебе? – с нескрываемым сарказмом спросил полицейский. – Братишка?
– Бывший муж.
Офицер застонал и схватился за голову.
Я вовсе не была уверена, что сделала все правильно, но паника плохой советчик. А Леня… Все-таки он был моим мужем, любил меня, мы провели вместе столько восхитительных ночей, да и после развода мы не ссорились. Просто наш брак умер сам собой, пришел к своему логическому завершению.
К тому же гражданку России вряд ли бросят на произвол судьбы, если, конечно, мне удастся это доказать.
Я совершенно забыла о том, ради чего приехала в эту страну, да еще и по чужим документам. Я пребывала в плену идиллических настроений, что скоро все выяснится, Леня подтвердит мою личность, с меня снимут все обвинения, в российском посольстве мне выдадут документы, и я немедленно вылечу в Москву, к маме. Только через Лондон, где заберу Киру и куплю для Нинки дурацкую пепельницу с принцессой Дианой и Доди аль Файедом…
Леня вошел в кабинет и огляделся. Я подпрыгнула на стуле, пытаясь поймать его взгляд. Но он безразлично скользнул по мне и остановился на хозяине кабинета.
– Вы очень любезны, что согласились прийти сюда, господин Давыдов, – вежливо сказал офицер.
– Считаю своим долгом оказать посильную помощь, – так же любезно откликнулся Леонид на прекрасном арабском.
– Дело в том, – полицейский сделал пренебрежительный жест в мою сторону, – что эта особа утверждает, будто бы она русская и ваша бывшая жена. И якобы вы можете подтвердить это.
– Неужели? – Леонид повернулся и с интересом оглядел меня. – А в чем она обвиняется?
– В двух убийствах, подделке документов и проституции.
– Вот как? – поднял брови Леонид. – Неужели вы думаете, что эта грязная шлюха может быть моей женой?!
Они оба цинично расхохотались.
– Странно только, откуда она меня знает?
– О, господин Давыдов, эти шлюхи держат на прицеле симпатичных иностранцев… Непонятно только, на что она рассчитывала. Но я очень благодарен вам за то, что вы нашли время…
