Текст книги "Сладкая ночка"

Автор книги: Екатерина Черкасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 23

Утром Фатима ходила мрачная, искоса поглядывая на меня, и почти не разговаривала. Она занималась хозяйством.

– Тебе помочь? – робко спросила я. Почему-то я чувствовала себя перед ней виноватой.

– Нет. Иди к себе, всю ночь не спала, – желчно произнесла женщина.

– Послушай… Я знаю, тебе все это неприятно. Но я не хотела вторгаться в твой дом, ты же знаешь, Махмуд практически захватил нас в плен, – попыталась я поговорить с ней. Меньше всего я хотела, чтобы эта женщина во мне видела врага.

– Мужчина имеет право на четырех жен, если может их содержать, – сказала Фатима.

– Да, я знаю Коран… Но мы же люди, я понимаю тебя. – Я коснулась ее руки.

– Он был с тобой всю ночь, я знаю, тебе понравилось! Ты появилась, теперь он не будет спать со мной, – Фатима тихо заплакала.

Я обняла ее:

– Пожалуйста, не надо. В Коране сказано: если не можешь делить свою любовь поровну, имей одну жену.

– Кто заставит его лечь со мной, если есть ты, молодая, белая?

Я только вздохнула, предпочитая, чтобы Махмуд проводил ночи с Фатимой. К тому же я была старше ее, но, конечно, не сказала об этом.

Махмуд ушел. Кира играла с ребятишками. Кажется, ей это понравилось. Удивительно, как они друг друга понимали. Я вернулась в комнату и опустилась на ковер.

– Эй, – тихий голос со стороны улицы заставил меня вскочить и подбежать к окошку. Иван тревожно оглядывался по сторонам. Но по улице одиноко бродила только курица.

– Иван! – воскликнула я. – Как ты меня нашел?

– В деревне праздник, Ясмина сказала, что наверняка свадьба. Ну мы и заглянули. И как это тебя угораздило?

– Пока вы купались, местный чернокожий взял нас в плен, а потом почему-то решил, что хочет на мне жениться.

– Ну и как, понравилось? – засмеялся Иван.

– Ты еще и издеваешься?! – возмутилась я.

– Ладно, прости, – посерьезнел парень. – Мы придем за вами ночью, будьте готовы.

И он исчез так же неожиданно, как и появился.

Я повеселела и отправилась искать Киру.

Вернулся Махмуд, и мы стали накрывать ужин. Быстро темнело, и с наступлением ночи приближалось наше избавление.

Поднимался ветер, похолодало, и Фатима дала нам по теплому темному платку, чтобы мы могли согреться. К шуму ветра примешивался еще какой-то нарастающий звук. Он приближался, и вскоре стало ясно, что это вертолет. Он сел на площади, если можно было назвать площадью пространство утоптанного песка между домами. Мы с Кирой переглянулись.

Местные жители пугливо выглядывали из своих домов, удивляясь и опасаясь гремящую гигантскую стрекозу. Из вертолета выпрыгнули четверо с автоматами. Они разделились и принялись методично обходить дома.

– Это за нами, – сказала я Махмуду, – ты нас отдашь?

– С какой стати я буду отдавать мою жену? – невозмутимо ответил мужчина.

– А Кира?

– Фатима, спрячь ее, – велел Махмуд.

Фатима взяла Киру за руку и повела в козлятник. Похоже, это кармическое место для Киры. Она жестами показала, что надо залезть по хлипкой лесенке наверх, где лежали охапки сухих пальмовых листьев и травы.

Фатима замотала мне голову платком так, что остались видны только глаза.

Мужчины вошли во двор и остановились. Махмуд направился к ним, неторопливо и с достоинством.

– Мы ищем троих женщин, две из которых арабки. С ними мужчина. У них может быть оружие. – Парни говорили спокойно, но в голосах все же проскальзывали угрожающие нотки.

– Сами видите, – Махмуд сделал плавный жест рукой, – мы живем уединенно, далеко от всех, любой чужак здесь на виду. Можете сами посмотреть. В моем доме только я, две мои жены да четверо детей.

Махмуд повелительно махнул нам рукой, и мы засеменили к нему, скромно прикрывая лица платками. Не привыкшие к чужим, дети испуганно жались к нашим юбкам.

Мужчины мельком взглянули на нас:

– Это все?

– Да, моя мать умерла два месяца назад, упокой Аллах ее душу! – Махмуд молитвенно сложил ладони и прикрыл глаза. – Впрочем, если хотите, можете сами убедиться…

Вооруженные парни обошли двор, комнаты, заглянули в хлев, явно не рассчитывая найти нас там.

Когда они ушли, я разрыдалась от напряжения, ведь стоило им сорвать с меня платок… Но они мусульмане, и вид прячущих лица женщин был им привычен.

Вместе с Махмудом мы вышли на улицу. Яркий резкий свет вертолета разрезал ночь, делая ее еще чернее. Человеческие тени метались в этом свете, напоминая насекомых, роящихся у лампы. Раздавались какие-то крики, звуки выстрелов. Я похолодела: это могло значить только то, что они наткнулись на Ясмину и Ивана! Я принялась истово молиться всем богам моих предков, призывая их помочь.

Кажется, мои молитвы были услышаны, раздался грохот и рев мотора, оглушительный свист лопастей, разрезающих воздух, в котором потонули остальные звуки и шум выстрелов. Вертолет поднялся в воздух, вздымая тучи песка и пыли, еще выше. Грохот удалялся, на этом фоне я снова стала различать автоматные очереди и крики.

Но вертолет был уже слишком далеко, он терялся в черном небе, шум сливался с завыванием ветра. Слава Осирису, они ушли! В этот момент я не думала, что будет с нами, откуда ждать спасения нам… Главное, ребята живы!

Моя благодарственная молитва была прервана: яркий огненный цветок распустился в черном небе Сахары. Осветив на мгновение бесконечные пески, раскат далекого грома, которого никогда не бывает в этих, местах, докатился до маленькой затерянной деревни… Это был взрыв.

Я упала на колени и зарыдала… Я проклинала и обвиняла богов, допустивших такую несправедливость. Только в голливудских боевиках добро торжествует, негодяи наказаны. От бессилия я колотила кулаками по песку, утирала слезы, размазывая по лицу грязь. Ясмина и Иван погибли в этих беспощадных песках, в этот миг мне казалось, что и мы останемся здесь навечно…

Сильные руки подняли меня с колен. Махмуд заботливо, но грубовато вытер мое лицо краем платка.

– Почему они тебя ищут? Что ты сделала? – требовательно спросил он.

– Нас хотят убить, – сказала я, не вдаваясь в подробности. – В вертолете погибли мои друзья, им удалось его захватить, а потом что-то случилось.

– Зачем ты им? – Махмуд не понимал, зачем военным может понадобиться женщина, конечно, кроме секса, детей и ведения хозяйства. Но не станут же из-за этого мужчины прилетать на край света на вертолете!

– Случайно кое-что узнала, теперь представляю для них опасность, – уклончиво сказала я.

– Теперь ты моя жена, и с тобой ничего не может случиться, – уверенно заявил Махмуд и поправил мой платок.

– Да ты хоть знаешь, на ком женился, кто я?! – разозлилась я. Невозмутимость Махмуда меня бесила.

– Конечно. Я нашел тебя. Ты красивая, молодая, нравишься мне. Лейла… – он произнес мое имя довольно нежно и обнял меня за плечи. – Тебе ведь было хорошо со мной прошлой ночью? Я заботился о тебе… Что ты еще хочешь? Поедем через месяц на рынок, куплю тебе золотые браслеты на руки и щиколотки, таких ни у кого в деревне нет.

– А где рынок? – нарочито незаинтересованно спросила я.

– Два дня пути на верблюдах, совсем близко. Поедем продавать сыр, шкуры и козлят, сама увидишь. Это ближайший. Есть еще, но туда добираться почти неделю.

– А сюда кто-нибудь приезжает? – с надеждой спросила я.

– Нет. Можно только заблудиться, специально приехать – нет. А почему ты спрашиваешь? Кто тебе нужен, кроме меня, твоего мужа?

– Мои родители не знают, где я. Они беспокоятся. Мне нужно позвонить или послать телеграмму…

– Через месяц, когда поедем на рынок. Там большой город, тысяча жителей, может быть, есть почта.

– Но не наверняка?!

– Нет, – отрицательно помахал головой Махмуд. – А где твои родители?

– Мама в Москве, – расстроенно произнесла я.

– Москва, Москва… Это недалеко от Джагбуба, на востоке Сахары? – сосредоточенно наморщил лоб Махмуд.

– М-да, на востоке Сахары, – неопределенно протянула я. – Послушай, а может, подругу мою отпустишь? Она-то тебе зачем?

– Так а куда ей идти? – недоуменно спросил Махмуд. – Пусть пока живет. Кстати, а на каком языке вы с ней разговариваете? Я понимаю язык туарегов на юге, но вроде не похоже.

– На русском, – коротко ответила я.

– А-а, – с пониманием протянул Махмуд.

Мы освободили Киру из козлятника. Она сразу заметила мои заплаканные глаза и вопросительно посмотрела на меня.

– Ребята погибли. Угнали вертолет, а он взорвался, я сама видела, – я замолчала, чтобы не разрыдаться опять.

Кира потрясенно замерла, перестав стряхивать с себя солому и сухие листья.

Мы обнялись, наверное, вспоминая одно и то же: горячий ветер, песок, секущий лицо, иссушающая жажда, разделенные поровну капли воды. Вспомнили и заботливые руки Ясмины, наматывающие ткань на обожженные ноги; их с Иваном влюбленные сияющие глаза. Прекрасно и неповторимо чувство единения, которое возникает, только когда вы пересекаете пустыню, пьете змеиную кровь, делитесь последним, поете под черным звездным небом Сахары «Подмосковные вечера», а арабская девчонка отчаянно матерится, не выговаривая букву «б» и плохо представляя, что же, собственно, она говорит…

– Что же мы будем делать? – с отчаянием спросила меня Кира.

– Не знаю… Через месяц поедем в город на рынок, что-нибудь придумаем… Отсюда бежать бесполезно, – тоскливо произнесла я.

Ночью пришел Махмуд и мучил меня почти до рассвета. Кажется, ему было все равно, что я чувствую. Я расслабилась и пыталась думать о своем. Но огромное черное тело внушало ужас и причиняло боль. Если так будет весь месяц, пока мы не поедем на рынок, я умру раньше, чем сумею сбежать. Мне стало себя отчаянно жалко, я всхлипнула и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Махмуд принял это за проявления моего удовлетворения и удвоил старания. Слезы текли по моим вискам, но я не вытирала их…

Когда он наконец ушел, я закуталась в грубое шерстяное одеяло и забылась беспокойным сном. Тело ныло и горело, как будто меня всю ночь избивали, а напоследок проехались паровым катком.

Я шла по нескончаемому болоту: оно булькало, пузырилось, выбрасывало фонтаны дурно пахнущей жижи. Я нащупывала плотные кочки и перепрыгивала с одной на другую. Была только одна странность: вместо воды в болоте был зыбкий сыпучий песок. Внезапно я оступилась и стала тонуть, медленно погружаясь в вязкий песок. Я отчаянно барахталась, но от этого погружалась еще глубже. Прямо перед собой я увидела страшное чудовище Амт – льва с головой крокодила. Он широко разинул пасть, намереваясь перекусить меня, а затем неожиданно протянул широкую лапу, покрытую желтоватой шерстью, и вытащил меня.

Я открыла глаза. Надо мной наклонилась женщина, она что-то держала в руке. Женщина занесла руку над головой, и я увидела блеснувшее в лунном свете лезвие.

Уроки Катусы не прошли даром: я мгновенно откатилась и перехватила ее руку, готовую нанести удар. Я сжала ее запястье так сильно, что женщина застонала и выронила нож.

– Фатима, ты что?! – потрясенно спросила я. – Ты… хотела меня убить?..

– Не могу… – женщина закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.

Я отняла от лица ее руки и заглянула ей в глаза:

– Но за что? Что я тебе сделала?

– Ты отняла его у меня! Зачем ты здесь появилась?! Теперь он проводит ночи с тобой… А что я? Быть нянькой для ваших детей и прислугой? – захлебываясь от слез, говорила Фатима.

– Фатима… – Я обняла ее. – Не плачь… Я не отбираю его у тебя… Поверь мне.

– Значит, ты не любишь его? – Ее глаза на черном лице блеснули надеждой.

– Нет, Фатима, он твой.

– Но он… – грустно сказала Фатима, – он хочет тебя… Лучше бы я тебя убила! Я знаю, потом убили бы меня, но я не могу жить в таких мучениях, видеть, как он смотрит на тебя, прикасается к тебе, приходит к тебе ночью, слышать вздохи, стоны, вспоминать, как он делал это со мной! О! Лучше умереть!

– Фатима, Фатима, – зашептала я, – лучше помоги нам бежать, и он опять будет только с тобой!

– Как, ты хочешь бежать?! – изумилась женщина. – Но ты его жена, он заботится о тебе, кормит, купит золотые украшения в городе. Почему ты хочешь уйти?

Я вздохнула. Как ей объяснить? По ее мнению, я добровольно покидаю рай.

– Мне надо, очень надо. Поможешь?

– А что скажет господин? – испугалась Фатима.

– Что-нибудь придумаешь…

– Ладно, – внезапно решилась Фатима, – на рассвете, Махмуд уйдет, деревня еще спит. На рассвете.

До рассвета оставалось часа два. Я провела их в напряженном ожидании, сидя на ковре и раскачиваясь. Квадратик неба медленно серел. Рассвет – время, когда мысли приобретают ясность, напрасные надежды умирают, очарование исчезает. Все видится в естественном свете. Это время отрезвления и реальности. Грустное и ясное до прозрачности. То, что ночью казалось доступным и выполнимым, сейчас выглядело утопией, чем-то вроде побега из Алькатраса. Я не знала, что задумала Фатима, но какая-то идея у нее определенно была.

Я услышала, как поднялся Махмуд, ходил по двору, вполголоса разговаривал с Фатимой. Его шаги приблизились, мое сердце застучало, я улеглась и притворилась спящей. Он наклонился надо мной, сжал грудь, может быть, надеясь, что я проснусь, просунул руку под одеяло, ощупывая меня. Только не это, только не сейчас! Я чуть не выдала себя, пытаясь избежать его рук. Но я сонно заворочалась и повернулась на бок. То, что я не просыпаюсь, не смутило Махмуда. Он лег рядом и прижался ко мне. Я молилась только о том, чтобы Фатима не передумала…

Он ушел. Я была уверена, что Фатима находилась рядом и наблюдала эту сцену. По ее глазам, полным тоски и ненависти, я поняла, что все так и было.

– Идем, – бросила она мне, – разбудим Киру. Сонная Кира долго не понимала, что от нее требуется.

– Потом все объясню, – торопила я ее, – скорее одевайся.

Мы вошли в хлев, и Фатима стала разгребать сваленное в углу сено.

– Что стоите? Помогайте, – велела она нам.

Через несколько минут мы увидели в стене дверь. Фатима открыла ее. Из темноты пахнуло машинным маслом. Я вошла и наткнулась на что-то металлическое. Это был старый военный джип!

– О боже! Это машина! – изумленно воскликнула я. – Откуда?

– Господин привез с рынка, обменял на верблюда.

– Сам приехал?

– Нет, он не умеет, притащили. Не знаю, зачем ему. Забирайте, – решительно велела Фатима.

– А бензин в нем есть? – возбужденно спросила я.

– Вонючая жидкость в квадратном сосуде?

– Есть! – воскликнула я, нащупывая ключи, торчащие в замке зажигания.

Панель осветилась, и я увидела, что в баке есть примерно на четверть бензина, масло в норме.

Фатима уже открывала ворота, выходящие на улицу.

– Пойдемте, свяжете меня. Я скажу, что Кира, пока сидела в хлеву, нашла его, а вы меня связали и уехали.

Мы уложили Фатиму на ковер и связали ей руки и ноги.

– Спасибо тебе, – сказала я ей на прощание.

– Уходи, – ответила она угрюмо.

Фатима спасала свою любовь.

ГЛАВА 24

Знаете, что такое вырваться на свободу после того, как тебя держали в козлятнике и две ночи подряд тебя насиловал огромный черный дикарь, который почему-то считал тебя своей женой. После того, как его ревнивая жена едва тебя не убила! После ужасной перспективы окончить свои дни в крошечной деревушке в центре пустыни в нескольких днях пути от ближайшего крошечного городка. Перспективы провести остаток жизни с мужчиной, который считает, что Москва – это деревня недалеко от городка Джагбуба. Это чудовище намеревалось сделать тебе десяток детей и думало, что предмет твоих мечтаний – грубый золотой браслет на щиколотку. Вместо того чтобы расшифровывать древние тексты, выступать на конференциях, путешествовать по миру, любить умных, изысканных мужчин, ухаживать за козами, готовить немудреную еду и козий сыр на продажу, принимать участие в ревнивых склоках с Фатимой, которая готова выцарапать тебе глаза за каждую ночь, которую ее ненаглядный Махмуд провел с тобой.

Словом, освобождение от этого кошмара заставило нас орать песни противными голосами, обниматься, подставлять и без того темные лица иссушающему ветру, потому что это был ветер свободы!

Мы двигались на северо-запад, туда, где, по моим расчетам, находился город. Следуя наставлениям Фатимы, я старалась не упустить из виду полоску утоптанного верблюжьими ногами песка, которая здесь считалась дорогой. Без Ясмины, читавшей пустыню, как открытую книгу, мы, если собьемся с пути, погибнем. Была еще опасность: ветер хамсин, который, когда задует, заметает совершенно все вокруг. И тогда нам отсюда ни за что не выбраться. Ехали мы медленно, переваливаясь через дюны. К вечеру бензин кончился, и я долила из канистры. Но двадцати литров вряд ли хватит надолго. Когда стемнело, я остановилась. В темноте легко сбиться с пути. Мы обнялись, чтобы согреться, и попытались уснуть. Но ни я, ни Кира не спали. Я чувствовала это по ее быстрому дыханию, легкому напряжению тела.

– Как думаешь, мы вернемся домой? – нарушила она молчание.

– Обязательно, – уверенно ответила я, хотя совсем не была в этом уверена.

На рассвете мы съели по паре фиников и кусочку козьего сыра, который дала нам с собой Фатима, запили остывшей за ночь водой.

К полудню бензин кончился и машина заглохла. Но это было уже не страшно: вокруг виднелось множество следов, в том числе от колес, а значит, мы совсем близко от какого-то города!

Еще через два часа мы вошли в этот город, если можно было так его назвать. Больше всего он напоминал деревню, из которой мы сбежали, только домов было побольше. Грязные мальчишки бегали по улицам, степенные мужчины в галабийях вели верблюдов и ослов с поклажей. Мы пошли следом и попали на большой рынок верблюдов. Животные бродили за изгородями, хозяева расхваливали товар:

– Верблюды черные суданские, выносливее их не найдете! Почти не пьют и не едят! Нет помощника лучше! Проходят всю пустыню, не выпив ни капли! – кричал один.

– Верблюды белые, аравийские! Священное животное, благородное и доброе! Станет членом вашей семьи! – кричал другой.

Задрав головы и выгнув шеи, верблюды горделиво взирали на покупателей. Казалось, это они выбирают себе владельцев, а вовсе не их покупают.

– Ну и вонь! – Кира сморщила нос и попыталась снять платок, в который я ее предусмотрительно закутала.

– Замолчи! И не смей снимать платок! – зашипела я на нее. – На нас и так обращают внимание! Ты видишь здесь хоть одну женщину?

Кира осторожно посмотрела по сторонам.

– А где же они все? – спросила она.

– Дома сидят! – коротко ответила я. – Надо найти другой рынок. Нам нужен бензин.

– А на что мы его купим? – резонно спросила Кира.

Я повертела на пальце чудом сохранившееся кольцо – подарок Абдул Азиза: прекрасный сапфир с бриллиантами.

– Ну, надеюсь, за это нас заправят…

Мы вошли в золотую лавку. Хозяин, маленький, сухощавый, юркий араб кинулся нам навстречу:

– Вы правильно пришли, замечательно, у Хассана вы найдете все, что вам надо… – затараторил он.

– Мы не покупать, – прервала я словесный поток, – нам нужно продать кое-что.

– Извините, госпожа, я ничего не покупаю, я продаю, – поскучнел Хассан.

Я протянула ему кольцо.

Хассан словно нехотя посмотрел на него.

– И что вы за него хотите? – спросил он, изо всех сил скрывая свой интерес.

– Полный бак бензина и его доставку к моей машине, – определила я.

– Вот как! – удивился Хассан, вынул пачку денег и протянул их мне.

Я мельком взглянула на них.

– Тунисские динары?

– Почему тунисские? Алжирские! – удивился Хассан. – Мы же в Алжире! А вам нужны тунисские?

– Мне нужен Тунис, – застонала я. – О боже, я была уверена, что мы в Тунисе!

– Тунис на севере, не очень далеко, километров четыреста отсюда. У вас неприятности? – сочувственно спросил он.

– Можно так сказать… – неопределенно ответила я. – Значит, так, кольцо за бак бензина, карту и доставку его к машине. Это часа два пешком. Да, и еще немного тунисских динаров.

– У нас только одна машина в городе, мадам, – сказал Хассан. – У Хамада, который привез ее, когда однажды был в столице. Если у кого-то есть бензин, то только у него. Я узнаю.

Он приготовил нам чай и ушел. Вскоре послышалось тарахтение мотора, и у лавки остановился древний, наверное, начала шестидесятых годов «Ситроен». Правда, он был вылизан и ухожен.

Хамад, вероятно, был местным франтом и считался богатым человеком. Он был одет по устаревшей лет десять назад европейской моде, как же, ведь он единственный, кто был в столице!

– Это вам нужен бензин? – спросил он меня.

Я кивнула.

– Учтите, от сердца отрываю, самому позарез нужно!

Я посмотрела на Хассана. Он ободряюще кивнул мне, показывая, что обо всем договорился.

– Можете доставить его на рассвете? – Я знала, что договариваться с арабами о точном времени бесполезно: они никуда не торопятся, презирают точность и ориентируются по небесным светилам. Действительно, зачем кочевнику, пересекающему пустыню, точно знать, который час? Рассказывают историю, что однажды Антуан де Сент-Экзюпери, служивший военным летчиком в этих краях, решил похвастаться перед арабами и сказал, что может за три часа полета преодолеть расстояние, которое караван проходит за две недели. «И что же ты делаешь остальное время?» – сочувственно спросили арабы. Пустыня не терпит суеты, торопливости, несобранности. Более того, она не прощает этого и наказывает за это.

Хамад и Хассан пожали друг другу руки, скрепив договор, и Хамад умчался, подняв клубы пыли и распугав кур.

– Где мы можем переночевать? – поинтересовалась я.

– Я спрошу жену, – любезно согласился Хассан, – можете до утра остановиться у нас. Здесь есть постоялый двор, где ночуют торговцы и покупатели с верблюжьего рынка, но двум одиноким женщинам там делать нечего, уж поверьте.

Я поверила и согласилась. В конце концов кольцо, которое я сняла с пальца, стоило много дороже бака бензина.

На рассвете мы сели в антикварную колымагу Хамада и отправились туда, где я оставила машину.

– Ха! – воскликнул Хамад, открывая бак и заправляя старый джип. – Эта тачка мне вроде знакома! Не ее ли обменял год назад Махмуд, который приводит на рынок верблюдов и коз, на пару верблюдов?

– Не думаю, – коротко ответила я.

– А я думаю и даже знаю, – почему-то радостно заявил Хамад. – Ничего себе, вы ее что, угнали?

Его радость была понятна: мы были нежданным развлечением в этой беспросветной глуши.

– Мы ее купили. Он все равно не умеет ездить, – сказала я.

– Так научили бы!

– Слушай, мы, кажется, договорились! Тебе Хассан заплатил, ты нас заправляешь и даешь карту! А остальное не твое дело! – разозлилась я.

– Ну-ну, детка, – развязно проговорил местный законодатель моды, завинчивая крышку бензобака. – Я ведь могу вернуть тебя мужу, кажется, ты вся в свадебных татуировках! Или в полицию заявить!

– Да-а? – делано изумилась я. – У вас тут есть полиция? Пусти! – Я открыла дверцу и села за руль. – Кира!

Ее не надо было упрашивать.

Я рванула с места, засыпав ноги Хамада песком.

Кира разложила на коленях карту и простонала:

– Ничего не понимаю, тут все по-арабски!

– Дай, – я отобрала у нее карту и развернула ее правильно. – Мы здесь, – я ткнула пальцем в нарисованную чернилами точку, так как городок на карте отсутствовал, – а нужно нам сюда, в Тозер. Это уже Тунис.

– А как же граница? – робко спросила Кира.

– Какая граница? Где ты тут видела границы? Все бродят между селениями, оазисами и рынками, им наплевать, где это, Ливия, Алжир или Тунис!