Текст книги "Протяни руку - и возьми (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Она огляделась и заметила пятерых мужчин, трое из которых сидели на стульях, четвертый стоял у камина, а пятый – рядом с диваном. Все пятеро обернулись на звук и теперь рассматривали девушку с неприкрытым интересом. Еще Гвен успела заметить, что Эрнестины среди гостей не было.
– Господа, – проговорил Джек, – моя жена Гвиневера.
– Гвендалин, – прошипела она тихо, но менять что-либо было уже поздно.
Между тем, ей по очереди представили гостей. Она должным образом выслушала, но если б спустя некоторое время кто-нибудь попросил бы повторить, девушка не сумела бы вспомнить ни одного имени, названного ей. Она села на предложенное ей кресло, сдерживая все растущее раздражение. Мало того, что ее насильно привели сюда и познакомили с людьми, с которыми она вовсе не хотела знакомиться, так еще и назвали совершенно идиотским именем. Гвен была уверена, что Джек сделал это нарочно, в отместку за "перегар". Но даже если он просто забыл, это было не менее возмутительно.
– Выпьешь что-нибудь, Гвенни? – поинтересовался у нее муженек самым доброжелательным тоном.
И в этот момент девушка поняла, как отплатить ему.
– Нет, спасибо, Джеральд, – отозвалась она не менее любезно.
Джек не сразу сообразил, что девушка обращается к нему. Для этого ему понадобилось полминуты. Пара друзей, услышавших подобное обращение, переглянулись. Один из них заулыбался.
– Мы и предположить не могли, что Джек столь скоропалительно женится, – заговорил тот, который не улыбался, хотя ему очень хотелось это сделать, – он мог хотя бы намекнуть.
– Вы должны знать, сэр, что Джозеф любит сюрпризы, – ответила ему Гвен.
– Прекрати, – прошипел Джек ей в ухо.
– Да, замечательные сюрпризы, – пробормотал гость, не зная, как реагировать на это.
Он вопросительно посмотрел на хозяина дома. Тот раздражительно пожал плечами. Гвен довольно улыбнулась. Ей это показалось очень забавным. Глядишь, еще пара таких случаев – и Джек сумеет выучить, как же ее все-таки зовут. А чуть позже совсем разучится называть ее деткой, крошкой и тому подобными прозвищами. Ее внезапно озарило, как действовать в таких случаях.
В дальнейшем прием гостей проходил довольно скучно и почти ничем не отличался от других подобных приемов, на которых Гвен доводилось побывать. Друзья Джека не производили впечатления отъявленных пропойц и повес, а ведь именно так и характеризовали окрестные жители. Должно быть, при всех своих недостатках они могли, когда хотели вести себя как полагается приличным людям.
Гвен немного побеседовала с парой гостей, выпила чаю, который заказал Джек и почувствовала себя вполне сносно.
Ее муж, по прошествии некоторого времени решил, что с нее достаточно и заметил:
– Уже довольно поздно. Думаю, ты устала, Гвенни.
– О, конечно, Джулиан, – согласилась она кротко.
– Убью, – пробормотал он, а вслух проговорил:
– Тогда тебе пора.
– Разумеется. Спокойной ночи, Джеймс. До свидания, господа.
Распрощавшись с примолкшими гостями, девушка вышла за дверь. В коридоре она довольно потерла ладони и едва не запрыгала от радости. Что, получил? Будет знать, как коверкать ее имя!
3 глава
Во время завтрака за столом сидела одна Эрнестина. Вид у нее был задумчивый и немного усталый. Подняв глаза на вошедшую Гвен, она произнесла:
– Джек с друзьями уехал в город.
– Замечательно, – отозвалась девушка, присаживаясь на стул.
– Мне кажется, он был сердит на вас за что-то, – продолжала женщина.
– В самом деле? – приподняла брови Гвен.
– Вы поссорились?
– Нет.
– Наверное, это не мое дело, – признала Эрнестина.
Некоторое время они молча завтракали. Гвен не стала оспаривать утверждение, что мисс Харгрейв задает неуместные вопросы, хотя ей очень хотелось посвятить ее в подробности приезда гостей накануне. Но потом девушка решила, что делать этого не стоит. Между ними не такие уж хорошие отношения для подобных откровенностей. Тем более, что сам Джек не преминет просветить родственницу насчет мнимой любезности своей жены. Впрочем, Гвен не думала, что у Эрнестины остались какие-то иллюзии насчет ее любезности.
– Вы намерены меня игнорировать, миссис Лестрейдж? – поинтересовалась женщина чуть позднее.
– Игнорировать? Нет, – слегка удивилась Гвен, – почему вы так решили?
– Вы все время молчите.
– Молчу я не все время, только сейчас. Вы хотите со мной пообщаться?
– Даже не знаю, чего же я собственно хочу после столь любезного предложения, – слегка улыбнулась Эрнестина.
– Мы с вами слишком мало знакомы, мисс Харгрейв, – отозвалась Гвен, – поэтому, я пока не знаю, что именно с вами обсуждать.
– Думаю, можно найти какие-нибудь общие темы.
– Конечно.
– Тогда может быть, после завтрака пойдем прогуляемся по саду? Вы ведь еще не были там, миссис Лестрейдж.
– Не довелось, – признала девушка.
– Там довольно мило. Правда, садовник Джека мог бы уделять ему больше времени и сил. Но мне кажется, что он слишком ленив для этого.
– Тогда его надо гнать в три шеи и нанять нового, – внесла свои корректировки Гвен.
Эрнестина засмеялась.
– Этим займетесь сами. Вы ведь теперь хозяйка в этом доме.
Гвен подумала, что радоваться этому она не сумеет. Но и плакать от сложившегося положения вещей тоже не следует. Тем более, что желания пустить слезу у нее не возникало.
В чем-то Эрнестина была права. Им следует пообщаться, чтобы иметь представление о том, что каждая из них представляет из себя. Поскольку, несмотря на милую внешность и приятность в общении, Эрнестина вызывала в Гвен некоторую настороженность. Она сама не сумела бы этого объяснить, но почему-то ей казалось, что Эрнестина изо всех сил старается показаться лучше, чем есть на самом деле. Девушка не могла понять такого странного желания. Другое дело, если б она была мужчиной, которые так любят пустить пыль в глаза. Но зачем родственнице ее мужа стараться выглядеть только лишь привлекательно в ее глазах? Раз они живут в одном доме, то рано или поздно им станут известны все положительные и отрицательные черты друг друга. Это неизбежно, когда столь тесно общаешься.
После завтрака женщины вышли в сад. Гвен огляделась по сторонам и решила, что Эрнестина слишком строга к садовнику. По сравнению с ее садом этот поражал аккуратностью и чистотой. Все деревья и кусты были ровно подстрижены, дорожки посыпаны песком, а клумбы пестрели от всевозможных цветов.
– По-моему, здесь мило, – сказала Гвен.
– На первый взгляд, – согласилась Эрнестина, – но потом начинаешь замечать, что траву следовало бы постригать чаще одного раза в месяц, а цветы необходимо пропалывать.
Девушка осмотрелась, отметив и траву, и клумбы. Никогда бы не заметила, что тут нужны какие-то доработки. Судя по всему, Эрнестина слишком придирчива.
– Вам, наверное, интересно, что я здесь делаю, – заговорила она, – конечно, этот вопрос мне бы задала любая женщина.
– Вы уже объяснили, мисс Харгрейв, – мельком посмотрела на нее Гвен, – вчера.
– Не думаю, что мои объяснения вас удовлетворили.
– Удовлетворили, – успокоила ее та.
Эрнестина хмыкнула.
– Тогда вы крайне не любопытны.
– Не настолько, чтобы требовать подробностей, если вы не хотите их мне предоставить.
– Хорошо, – согласилась женщина, – я предоставлю вам кое-какие подробности. Вы считаете, что я – бедная родственница, которая сидит на шее вашего мужа и пользуется всеми благами. И вы абсолютно правы. Джеку я прихожусь весьма отдаленной родней, не из тех, с которыми хочется общаться.
– На мой взгляд, и сам Джек не может этим похвастаться, – внесла ясность Гвен.
Эрнестина посмотрела на нее с изумлением, а потом громко расхохоталась.
– Миссис Лестрейдж, вам палец в рот не клади, – заключила она позднее.
– И не надо, – согласилась девушка.
– Джек, конечно, не ангел. Но утверждать, что он совершенно испорчен было бы неправильно. Мы с ним сумели поладить и я нашла, что у него много и положительных черт. К примеру, он согласился меня поддержать, а на такое, согласитесь, редко кто отваживается. Никому не хочется содержать бедную родственницу.
– Может быть, вы и правы, – отозвалась Гвен, – в своем случае. И потом, я вовсе не считаю, что он абсолютно испорчен. Да пусть бы он был ангелом во плоти. Дело не в этом.
– Дело в том, что вы были вынуждены выйти за него, правильно? Хотите сказать, что ваше поведение не изменилось бы, даже если б ваш муж был идеальным?
– Совершенно верно.
– Но почему? Вам все равно ведь пришлось бы выйти замуж рано или поздно.
– Дело в том, что я хотела бы сама принимать участие в выборе.
– Ясно, – кивнула Эрнестина.
Она протянула руку и коснулась листьев на пышно цветущем кусте. Потом посмотрела на Гвен и спросила:
– Вы считаете меня приживалкой?
– Почему вам так хочется знать, кем я вас считаю, мисс Харгрейв?
– Ну, мне бы не хотелось, чтобы вы так думали, хотя на самом деле так и есть.
– Вы мне не мешаете.
– Вижу, вам никто не мешает до тех пор, пока не пытается вмешиваться в то, что вы делаете.
Гвен фыркнула.
– Я ничего не делаю, – сказала она, – и не собираюсь. Я нахожусь здесь по принуждению.
– Но если вы ничего не будете делать, то рискуете умереть от скуки.
– Ну, может быть, я чем-нибудь и займусь, – неохотно признала девушка, – чем-нибудь необременительным.
Женщины еще немного прошлись по саду, думая каждая о своем. Эрнестина, к примеру, думала, что жена у Джека немного странная. Любая другая тут же принялась бы наводить здесь свои порядки. А характер у Гвен далеко не сахарный, так что она делала бы это достаточно жестко и требовательно. Но нет, она ничего не собирается изменять. Кажется, она считает себя здесь временной гостьей. Эрнестина не знала, стоит ли переубеждать ее в этом.
– Вернемся в дом? – предложила она, – или посидим на скамейке? Здесь такой чистый воздух.
Гвен кивнула, хотя не назвала бы этот воздух особенно чистым. Как обычно, в саду присутствовали самые разнообразные запахи, и не всегда самые приятные.
– Сегодня хорошая погода, – продолжала Эрнестина, – не жарко, но и дождя нет.
– Жара у нас стоит только по большим праздникам, – хмыкнула Гвен, – так что, радоваться нечему.
Они присели на скамью под раскидистым деревом.
– Вы, наверное, скучаете по родным, миссис Лестрейдж? – предположила мисс Харгрейв.
– Папочку я видела только вчера и еще не успела по нему соскучиться.
– А ваша мать?
– Моя мама давно умерла.
– О, простите. И у вас нет ни сестер, ни братьев?
– Только троюродные. А у вас?
– Я – сирота, – ответила Эрнестина, – но у меня трое братьев. Правда, они раскиданы по свету. Старший, Пол – в Австралии. Гарри – в Испании. А Фред…, – тут она вздохнула, – Фред в Англии, но мы с ним уже давно не виделись. Последний раз я видела его пять лет назад, так что при встрече нам даже поговорить будет не о чем.
Гвен покивала, давая понять, что все понимает и сочувствует.
– Поэтому, я думаю, что вы напрасно сердитесь на своего отца, миссис Лестрейдж. Уверена, он хотел как лучше.
– Нисколько в этом не сомневаюсь. Именно, он хотел как лучше для себя.
Эрнестина посмотрела на нее с удивлением.
– Что вы имеете в виду?
– Меня продали за долги, – четко сформулировала свою мысль Гвен, – не делайте вида, что не знаете об этом.
– Миссис Лестрейдж!
Женщина не знала, что еще можно сказать на это. Хотя, конечно, Гвен была полностью права, но выразила это в такой форме, что оставалось только руками развести.
– Но не надо так, миссис Лестрейдж.
– А как? Это ведь правда. Обычное дело, – Гвен пожала плечами, – кто-то продает дома или земли, а также фамильные драгоценности. Папочка уже продал все, что можно. Осталась только симпатичная дочурка, которая тоже кое-чего стоит. Зато теперь у него есть возможность поправить свои плачевные дела. Не думаю, правда, что это ему поможет. Во всяком случае, ненадолго. У него просто талант обзаводиться долгами в самое короткое время.
Эрнестина покачала головой. В этих словах звучал неприкрытый цинизм, весьма неожиданный в столь юной особе. Хотя от Гвен можно было ожидать чего угодно с ее очаровательным характером.
Шум подъезжающего экипажа отвлек их. Эрнестина повернулась на звук и отметила:
– А вот и Джек.
Гвен посмотрела тоже, но говорить ничего не стала. Присутствие или отсутствие Джека не меняло ничего, только вносило некоторую долю раздражения.
Судя по всему, Джек тоже заметил их, потому что не заходя в дом, направился прямо в сад. Он шел достаточно быстро. Остановившись напротив скамьи, Джек проговорил:
– А, вот вы где.
– Здравствуй, Джеки, – проговорила Эрнестина осторожно.
Она сразу заметила, что он не в духе.
Кивнув, он в упор посмотрел на Гвен.
– Нужно поговорить, – веско заметил он.
– Всегда пожалуйста, – хмыкнула милая женушка.
– Что за выходки? Какого черта ты вчера выкинула?
– А что она сделала? – поинтересовалась Эрнестина.
– На протяжение какого-то получаса она назвала меня четырьмя совершенно разными именами. Дай Бог памяти: Джеральд, Джулиан, Джеймс и Джозеф.
– Оказывается, что-то все-таки оседает в вашей памяти, – сказала Гвен.
– Но не в твоей, – отрезал Джек, – тебе трудно запомнить мое имя?
– Вам же трудно.
– Что это ты имеешь в виду?
– Меня зовут Гвендалин, а не Гвиневера, не крошка и не детка.
– Я оговорился! – вскричал он сердито, – просто оговорился.
– Я тоже.
– Ну, конечно! Целых четыре раза.
Эрнестина громко фыркнула. Джек повернулся к ней, несколько секунд разглядывал так, словно видел ее впервые, а потом заметил ледяным тоном:
– Тебя что-то насмешило?
– Случайно вырвалось, – начала она оправдываться, – прости, Джек.
– Давно пора бы научиться вести себя как следует.
– Вам это следовало бы запомнить в первую очередь, – вставила Гвен ехидно.
– Я, кажется, не с тобой разговаривал.
– Тогда это просто замечательно. Приятно, когда вы разговариваете не со мной. Почаще бы.
– Послушай, детка, придержи-ка свой резвый язычок.
– Конечно, котеночек, – отозвалась она со смешком.
Эрнестина не выдержала и расхохоталась. Гвен, недолго думая, присоединилась к ней, а Джек просто позеленел от злости.
– Котеночек, – повторила мисс Харгрейв сквозь смех, – котеночек! Какая прелесть!
– Хватит, – отрезал он, – будешь теперь повторять все идиотские прозвища, которые придумает мне моя ласковая женушка!
– А что, это прозвучало недостаточно ласково? – спросила Гвен со смешком.
– Ну вас, – он с досадой махнул рукой и развернувшись, ушел.
Эрнестина посмотрела на девушку и спросила:
– Вы в самом деле называли его Джозефом?
– Конечно, – согласилась с этим Гвен, – и не только Джозефом. Поделом ему. Начать с того, что он представил меня гостям под именем Гвиневера.
– Сам виноват, – заключила мисс Харгрейв и снова засмеялась, – вижу, с вами не соскучишься. Горшочек нашел крышечку, как говаривала моя бабушка.
– Кто горшочек, а кто крышечка? – уточнила девушка.
– Судя по редкостному умению закрыть рот Джеку, крышечка должно быть вы. У меня такого никогда не получалось. Но "котеночек", это было просто потрясающе.
– Ненавижу, когда меня называют деткой, – скорчила гримасу Гвен, – особенно, когда это говорит абсолютно посторонний человек.
– Ну, Джек вам не посторонний, он ваш муж с некоторых пор.
– Ну и что? Я его не знаю и знать не хочу.
Эрнестина подавила новый приступ хохота и встала.
– Думаю, нам следует вернуться в дом, миссис Лестрейдж. Но в следующий раз, когда придумаете Джеку новое прозвище, пожалуйста, сообщите мне об этом.
– Сколько угодно, – отозвалась Гвен.
– Вы не обиделись?
– Нет, – она пожала плечами, – на что? "Котеночек" мне тоже понравился. Мне это пришло в голову совершенно случайно.
– Надеюсь, вам не придет в голову в следующий раз назвать его поросеночком, – пошутила Эрнестина.
Ее предположение вызвало у них новый всплеск веселья.
– У вас тоже неплохо получается, – успокоила ее Гвен.
По пути в дом девушка подумала, что общаться с Эрнестиной бывает даже приятно и ее присутствие в доме вовсе необременительно. К тому же, новый день ознаменовался тем, что Джек впервые вышел из себя благодаря ей. Говорила же она, что недолго будет его забавлять. И поделом ему, будет знать, как на ней жениться. Еще парочка таких удачных решений, и он пожалеет, что эта мысль вообще забрела в его голову.
Три последующих дня прошли слишком тихо. Наверное, благодаря тому, что Джека не было дома и придумывать новые забавные прозвища было некому. Гвен немного пообщалась с Эрнестиной, но вскоре ей это смертельно наскучило. Она пробовала читать, но нашла это еще более скучным. Тогда девушка решила найти себе новое занятие.
Ее идея заключалась в том, чтобы выехать на прогулку и навестить отца. Не то, чтоб она особенно по нему соскучилась. Но поговорить с ним не мешало. В основном, насчет удачного замужества, разумеется.
Мистер Фербенкс встретил ее в отличном расположении духа.
– Гвенни! – воскликнул он, увидев ее входящей в дом, – какой приятный сюрприз! Ты прекрасно выглядишь, дорогая.
Замечание было совершенно правильным. На Гвен была амазонка излюбленного ею зеленого цвета, так шедшего к ее глазам. Она поправила манжету и направилась к отцу.
– Здравствуй, папочка. Ну как? Ты получил деньги?
– Какие деньги? – не понял мистер Фербенкс.
– Деньги от Лестрейджа, чтобы заплатить свои проценты, – напомнила ему Гвен.
– Ах, это! Да, конечно.
– Короткая же у тебя память, раз ты так быстро о них забыл.
– Ну что ты, Гвенни, я просто сперва не понял, о чем ты говоришь. Все очень хорошо. Надеюсь, я смогу разобраться с делами.
– Попробуй, – оптимистично отозвалась дочь.
Мистер Фербенкс закашлялся, чтобы скрыть замешательство. Но выглядело это не очень удачно.
– М-м-м. Хочешь чаю, Гвен?
Она кивнула.
Отдав распоряжение прислуге, мистер Фербенкс повел дочь в гостиную.
– Джек был настолько любезен, что посоветовал обратиться к своему поверенному. Очень ловкий малый этот Белл. И теперь я уверен, что сумею привести дела в полный порядок. В этом мне помогают компетентные люди.
Гвен не любила, когда о ее муже говорили что-нибудь хорошее, поэтому не смолчала:
– Да, его любезность просто выходит за рамки. В любом случае, он должен выполнять свои обязательства, хотя это совершенно бессмысленно.
– Почему бессмысленно? – удивился отец.
– Да потому, что ты с успехом испортишь любое финансовое благополучие, даже самое стабильное.
– Ну, Гвен, – с укором произнес он, – ну почему ты постоянно говоришь такие вещи?
– Потому что, у меня есть глаза, и я все вижу.
Иногда мистеру Фербенксу хотелось, чтоб его дочь была слепой. Он тяжело вздохнул и решил поскорее перевести разговор на другую тему.
– Ну, как тебе живется, Гвенни?
– Великолепно, – отозвалась она, но ее отец не обманулся столь прекрасным началом.
Уж он-то отлично знал, что слова "чудесно", "великолепно" и "замечательно" Гвен использует вовсе не для того, чтобы показать, как ей все это нравится. А совершенно в противоположном смысле.
– Как мне еще может быть со столь любезным, деликатным человеком, джентльменом во всех отношениях, просто образцом для подражания!
– Он обидел тебя, Гвен? – поинтересовался мистер Фербенкс без особой надежды.
– Пока нет. Но если он особенно постарается, у него это получится. Уверена в этом.
– Ты относишься к нему с предубеждением. Знаю, у Джека есть и достоинства.
– Я тоже знаю одно. У него есть деньги, чтобы оплатить твои проценты.
– О Господи, – простонал счастливый отец, – Гвен, я тебя умоляю. Почему бы нам не поговорить нормально? Почему ты постоянно язвишь?
– Не знаю, – ответила Гвен чистую правду, – но знаю, что за столько лет ты мог бы к этому привыкнуть и не задавать подобных вопросов.
– Кто говорит, что я не привык? – осведомился мистер Фербенкс у равнодушного неба, – но иногда хочется отдохнуть от этого.
– Ты отдохнешь, – пообещала ему дочь, – скоро я уеду. У меня появилась цель поинтереснее.
– Тебе нравится новый дом? – задал вопрос отец, отчаявшись сдвинуть ее с излюбленной темы, – познакомилась со всеми его обитателями?
– С мисс Харгрейв точно познакомилась.
– Кто это мисс Харгрейв?
– Родственница Джека. Очень дальняя.
– Странно, – задумчиво протянул мистер Фербенкс, – впервые об этом слышу.
– Как? Тебя не познакомили с ней, папа? – воскликнула Гвен с очень изумленным видом.
Только очень малознакомый человек мог бы обмануться ее изумлением. Мистеру Фербенксу уже было все ясно.
– Перестань, Гвен. Я впервые слышу, что у Джека есть родственница по имени Харгрейв. Это женщина?
– Странный вопрос, – хмыкнула девушка, – вряд ли, есть на свете мужчина, которого называют мисс Харгрейв.
– Я не это имел в виду, – отмахнулся он, – я имел в виду, сколько ей лет. Она уже пожилая?
– Лет двадцать пять, – припомнила Гвен, – может, чуть больше. Не очень пожилая. Можно сказать, средних лет, еще не успела состариться.
– Слишком молодая, – проворчал отец, у которого были свои критерии возраста, – значит, Джек держит у себя родственницу? Ей что же, больше жить негде?
– Наверное, нет. А что, папочка, тебе это не нравится?
– У нее, наверняка, нет средств к существованию, – продолжал он недовольно.
– Зато у моего идеального муженька они есть. Как ты верно заметил, он ведь просто образец для подражания.
– Я ничего подобного не говорил, – запротестовал мистер Фербенкс, – и никогда так не думал. Не нравится мне это. Почему он не сказал мне об этом?
– Ну, это ты у него спроси, – хмыкнула Гвен, делая глоток чая.
После чего она сунула в рот дольку мармелада и с интересом посмотрела на отца.
– Бедный папочка, трудно смириться с мыслью, что теперь ты не единственный сидящий на шее мистера Лестрейджа. Не только тебе могли понадобиться его денежки.
– Ну, когда ты перестанешь попрекать меня этими деньгами! – обиделся он, – или тебе так хотелось оказаться на улице или в гувернантках?
– Какая из меня гувернантка, – отозвалась она.
– Да, вот именно. Так что, тебе не на что жаловаться. Ты пристроена.
– Мне есть, на что жаловаться, папочка. Но я не буду утомлять тебя внушительным списком этих жалоб. Это отнимет у тебя не один час.
– Не сомневаюсь, – отозвался он, – тем более, что я уже их слышал. Ладно, давай, наконец, оставим это. Сейчас меня волнует другое.
– Тебя так задело присутствие мисс Харгрейв?
– Мне это не нравится. Нужно поговорить с Джеком на эту тему.
– Уверена, после этого разговора он ее непременно выгонит, – фыркнула Гвен, взяв из вазочки печенье.
Мистер Фербенкс покачал головой и посмотрел на свою язвительную дочь необычайно сурово.
– Я хорошо знаком с привычками Джека. И поэтому я все-таки поговорю с ним. И тогда он будет вынужден выполнить мои условия.
– О-о, – протянула девушка, – иначе что?
– Иначе я найду на него управу.
Она приподняла брови, заинтересованная донельзя.
– И что ты сделаешь?
– Пожалуюсь его опекуну.
– Почему опекун должен возражать против присутствия в доме мисс Харгрейв?
– Потому что столь молодая особа…
– Ты сказал: "особа"? Ты считаешь ее неприличной?
– Я ее не видел, но не думаю, что она может причислить себя к приличным людям. Приличная девушка никогда бы не стала жить в доме молодого человека в полном одиночестве, даже если это ее дальний родственник.
– А если ей некуда деваться?
– Если уж он так хотел помочь ей, то мог бы просто выделить содержание.
– На мой взгляд это все глупости.
– Это не глупости, Гвен, это серьезные вещи. И ты должна это понимать. Уверен, его опекун сумеет убедить Джека в… неправильности его поступка.
– Каким образом? Ты имеешь в виду, он перестанет снабжать его деньгами? Оставь это, папочка. Ты забыл, что тебе это невыгодно. Как же тогда твои проценты?
Мистер Фербенкс поморщился. Это не приходило ему в голову. Особенно досадно было, что на это обратила внимание Гвен. Он знал, что если уж она и обратит на что-либо внимание, то только для того, чтобы вцепиться в эту тему, как бульдог в ногу грабителя и не разжимать зубов ни в коем случае.
– Но что же тогда делать? – спросил он больше у себя, чем у дочери.
Но она ответила, отправив в рот круглую конфету.
– Я скажу, что тебе надо делать, папочка. Терпеть, только и всего. Либо выбирать, что тебе нужнее: заставить Джека выполнить твое требование или выплатить проценты.
– Да что ты ухватилась за эти проценты! – воскликнул мистер Фербенкс в отчаяньи, – дались тебе эти проценты! Уже полчаса только и твердишь о них. Да, проценты важны для меня. Но не только для меня. Для тебя тоже. Рано или поздно все, что я имею, достанется тебе.
– Или то, чего ты не имеешь, – внесла ясность Гвен.
Мистер Фербенкс посмотрел на нее очень мрачно, но ничего не сказал. Спорить с дочерью было бессмысленно. Для этого следовало запастись изрядной долей терпения и знать такие слова убеждения, о которых он не имел ни малейшего представления.
– Ты допила чай? – спросил он скрипучим голосом.
– Почти. Потерпи немного, папочка. Скоро я уеду, и ты вздохнешь спокойно.
– Я не об этом. Просто уже поздно, твой муж начнет беспокоиться.
– Это вряд ли, – спокойно возразила Гвен, – он беспокоится обо мне столь же трепетно, сколь и я о нем.
– Пусть так, но ты не должна задерживаться и возвращаться домой затемно. На этом настаиваю я. Хотя возможно Джек пришлет за тобой кого-нибудь из слуг.
– Не думаю. Откуда ему знать, где я нахожусь?
– Ты не сказала ему, куда ты поехала? – мистер Фербенкс схватился за голову, – но Гвенни, так поступать нельзя!
– Почему?
– Да потому, что это просто ужасно. Ты являешься его женой, нравится тебе это или нет. И должны же быть какие-то обязанности.
– Например?
– Все, – сдался он, – все, хватит. Поезжай домой, Гвен. Никогда не думал, что доживу до такого.
– Правда? А я помню, что это именно ты выдал меня замуж, – она подошла к нему и поцеловала в щеку как ни в чем не бывало, – поздновато думать о последствиях. До свиданья, папочка.
Гвен помахала ему рукой и вышла за дверь. Мистер Фербенкс только руками развел. Его это удивляет? Давно пора бы привыкнуть к своеобразной манере дочери вести беседу. И знать, что она еще не раз напомнит ему обо всех ошибках, которые ему вздумалось совершить. И даже о тех, на которые он еще не сподобился.
Гвен вернулась в дом мужа, когда уже стемнело. Стягивая с рук перчатки, она намеревалась тихо пройти через холл, чтобы не привлекать излишнего внимания к своему приходу. Но этого ей не удалось сделать.
Распахнулась дверь и в холл вышла Эрнестина.
– Миссис Лестрейдж? – спросила она, – это вы?
– Да, – признала Гвен очевидную вещь.
– Почему так долго? Уже почти десять.
– О, – только и ответила она.
– Я начала волноваться, – сказала Эрнестина.
– А вот это совершенно лишнее, – вмешался подошедший Джек, – она этого не оценит, можешь мне поверить.
– О, не убеждайте меня, что вы так волновались из-за моего отсутствия. Я ведь могу и поверить.
– Хорошо, не буду, – фыркнул Джек, – мне просто интересно. Удовлетвори мое законное любопытство.
– Почему законное?
– Потому что, я – твой муж, как-никак.
– Можете сами придумать любую подходящую причину, – Гвен стала подниматься вверх по лестнице, – какая вам понравится.
– Ну, я не знаю, как с ней разговаривать, – проворчал Джек, поворачиваясь к Эрнестине, – может, ты попробуешь?
– А зачем? – она пожала плечами, – все равно, она ничего не скажет. Просто из упрямства. Чем больше мы будем настаивать, тем сильнее она будет упрямиться. Знаю я такие натуры. Да и потом, зачем вообще нужно это знать?
Он пожал плечами.
– Что ты думаешь с ней делать? – помолчав, спросила женщина.
– Да не знаю я, что с ней делать! Пусть просто живет здесь. И поменьше портит мне нервы, если это возможно. Я не хочу быть похожим на ее отца. Видела бы ты его! Бедняга! Совершенно затюкан и замучен. Разговаривает с таким видом, словно переживает, что позабыл спросить у доченьки разрешения раскрыть рот самостоятельно.
Эрнестина фыркнула:
– Ты преувеличиваешь.
– Нисколько. Неудивительно, что он был рад от нее избавиться. Даже таким способом.
– Мне кажется, с ней вполне можно ладить.
– Это верно. Но при одном условии: никогда и ни при каких обстоятельствах не пытайся возражать ей и не говори, что она что-то делает неправильно. Тогда, может быть, она и будет в твоем присутствии милой и очаровательной.
– Потрясающе, – она покачала головой, – сколь маленький срок тебе понадобился, чтобы досконально изучить свою супругу.
– Да я ведь живу здесь, Эрни! И если я мало общаюсь с соседями, это не значит, что у меня нет ушей. Так что, я уже сто раз слышал от окружающих, что у крошки Гвен выйти замуж за кого-нибудь из соседей шансов один на миллион. Нет, ее приглашают в гости и все такое, но никто не хочет иметь подобное сокровище в невестках или в женах.
– Один все же нашелся, – рассмеялась Эрнестина, – ты.
Джек скорчил самую ужасную из своих гримас.
Гвен, не подозревая, что ее персона подвергается усиленному обсуждению, прошла к себе и села в кресло, рассеянно зашвырнув в угол перчатки. Она чувствовала себя уставшей и вялой. Делать решительно ничего не хотелось. Поэтому, она подумала, что следует лечь спать, проигнорировав ужин. Тем более, что не стоит наедаться на ночь.
Перед сном она немного поразмышляла над словами отца. Он говорил, что приличная девушка никогда не останется в доме молодого мужчины на столь долгий срок, даже если они и отдаленные родственники. Стало быть, Эрнестину нельзя назвать приличной девушкой. Но с другой стороны, Гвен логично рассудила, что иногда выбирать не приходится. Либо подмочить свою репутацию, либо жить на улице. А кто сказал, что там твоя репутация не пострадает? Так уж лучше терять ее в тепле и комфорте, чем в сточной канаве. Так что, Гвен даже пожалела бедную Эрнестину, которая уже наверняка столкнулась с такими проблемами. И еще она подумала, что, пожалуй, зря рассказала папочке о ее существовании.
Наутро Гвен разговаривала с Эрнестиной необыкновенно сердечно, точнее, необыкновенно для нее. Но и этой малости было достаточно, чтобы Эрнестина спросила, прищурившись:
– Что-нибудь случилось, миссис Лестрейдж?
– Нет, ничего, – помотала головой Гвен, – а почему, собственно должно что-то случиться?
– С одной стороны, ничего не должно случиться, тут вы правы. Но с другой…, – задумавшись, она махнула рукой, – хорошо, оставим это. Я давно хотела поговорить с вами насчет одной проблемы.
– Какой? – полюбопытствовала Гвен.
– Вообще-то, я хотела просить о помощи.
Гвен вопросительно приподняла брови. Она, конечно, всегда готова выполнить просьбу, если та разумна и не слишком обременительна. Проблема заключалась в том, что именно считать обременительным.
– Вы теперь являетесь хозяйкой дома, миссис Лестрейдж, – продолжала Эрнестина, – поэтому, на ваши плечи ложатся обязанности, которые должна исполнять хозяйка.
Гвен непроизвольно поморщилась. Об этом она не подумала. Не то, чтоб такие вещи были ей в новинку. Но ведь она еще не настолько обжилась в этом доме, чтобы уметь тут распоряжаться.
