Текст книги "Фартовый. Лихие 90-е (СИ)"

Автор книги: Егор Лавров

Соавторы: Дмитрий Ромов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Выходит, не всех. Я киваю, но ничего не отвечаю. Меня приглашают к столу, и я закатываю рукава, чтобы негде было «прятать тузов» и чтобы заранее исключить все возможные наезды.

– Ну что, – кивает джентльмен, который и есть, судя по всему, Емеля. – Как звать тебя, мил человек?

– Роман, – киваю я.

– Постой-ка, – всматривается в меня Коля Золотой. – Я ж тебя знаю. Ты неделю назад у Хана был.

Я пожимаю плечами и снова улыбаюсь:

– Может, и был. Я много где бывал. Но если ты что-то сказать хочешь, скажи сейчас, пока играть не начали.

Интересно было бы узнать его версию того, что там произошло.

– Есть, что сказать? – с интересом спрашивает Емеля у Золотого.

– Да хер его знает. Я там про другого пацанчика знаю кое-что, а этот вроде ничего не делал.

– Ну тогда всё, Золотой. Значит играй и больше вопрос не поднимай.

Золотой смотрит на меня с подозрением. Емеля закуривает новую папиросу. Жесть, конечно, зловоние ужасающее.

– Играй достойно и уважительно и вопросов к тебе не будет, – кивает мне Емеля и, положив в пепельницу папиросу, начинает тасовать колоду.

Он берёт её и точнёхонько разделяет на две равные части. Судя по толщине колоды в ней тридцать две карты.

– Ну что, – подмигивает мне он, – деньжата-то есть у тебя?

– Есть немного, – киваю я, следя за тем, как он работает с колодой.

Он вставляет одну половину колоды в другую так, что карты чередуются через одну. Одна половина проходит в другую. Понятно. Значит, торцовые грани сточены, как зубья. Слыхал я про эти приколы.

Он проделывает эту операцию четыре раза. Хитро. Через четыре раза колода в его руках оказывается сложенной точно в том же порядке, что и была до начала тасования. Ну… бляха… Друг друга же они не будут нахеривать… Значит, все силы будут на меня брошены.

Емеля протягивает мне колоду, лежащую на ладони.

– Сними.

Я берусь за длинные края, тяну на себя и… бляха… сдёргиваю небольшую стопочку карт. Эдип твою мать! Они чуть, буквально на десятую часть миллиметра, шире остальных, поэтому колода легко делится в порядке, нужном Емеле. Интересно, что это, лбы или шипёрки? Лбы – это десятки и тузы, а шипёрки – шваль, семёрки, восьмёрки и девятки.

Чувак с мешками под глазами сводит брови и бросает внимательный взгляд на Емелю. Тот кивает, мол, всё нормально. Ну-ну, нормально, значит… Вероятно, хочет меня испытать.

– Банк сто тысяч, – говорит он, и остальные игроки переглядываются.

После этого, Емеля раздаёт всем по карте, но, закончив, снимает нижнюю карту и, перевернув её, кладёт не на верх колоды, а рядом, на стол. В общем-то пофиг, но это, значит, он сможет сдёргивать карты не только снизу колоды, но и сверху. Ловкость рук, как говорится…

– Дети хлопали в ладоши – папа в козыря попал, – прищуривается худой с мешками под глазами, рассматривая свою карту.

– Ну? – торопит его джентльмен.

– Двадцать штучек, – отвечает худой. – Играть, так играть… Ещё карту.

Емеля сдаёт, вытаскивая карту снизу колоды…

– Ещё… – мотает головой морщинистый и получает третью карту. – Ещё… Сука… перебрал!

Я внимательно слежу за лицами своих противников. Морщинистый сбрасывает карты и Емеля кладёт отбой на вскрытую карту. Он сгребает выигрыш и обращает внимание на Золотого.

У того, судя по всему, недобор, и он начинает противостоять банкиру. Но в этот раз выигрывает банк с восемнадцатью баллами против семнадцати.

Я играю по-маленькой. Хотя, руки очень хотят схватить кого-нибудь «за бороду»… А тех, кто будет мухлевать, как говорится, мы будем бить по морде, по этой наглой рыжей морде.

Когда очередь доходит до меня, я спокойно спускаю десять тысяч, выплачивая выигрыш банку. В общем, Емеля радуется, а мне, по-большому счёту, пока ни горячо, ни холодно.

Я играю ровно, без закидонов и эффектных движений. Ставлю немного, присматриваюсь. Пока сливаю. Емеля выдаёт карту по своему усмотрению. Пальцы дрожат, чувствуя эту несправедливость, кровь течёт быстрее обычного, а адреналин смешивается с кровушкой и заставляет сердце стучать быстрее и быстрее.

В общем, раздачи хозяина катрана я заканчиваю близко к нулю. У меня остаётся всего пятнадцать тысяч из первоначальных ста. Ильдара, кажется, сейчас удар хватит, он даже порывается что-то мне сказать, но Емеля с усмешкой его опережает и предупреждает:

– Подсказчика под стол!

Ильдар осекается и уже не пытается мне ничего сообщать.

– Если через тридцать минут ты не понял кто здесь лох, – криво усмехается худощавый, сидящий напротив меня, значит лох – это ты.

Я не спорю, сейчас посмотрим. Если он будет мухлевать, придётся потребовать новую колоду и внимательно её проверить.

Довольный тем, как подоил меня, Емеля передаёт колоду дальше по кругу и худой, приняв её, начинает тасовать. Делает он это быстро и мастеровито, но шулерства я не замечаю.

Собственно, в дальнейшей игре это предположение получает подтверждение. Я начинаю выигрывать. Продолжаю ставить понемногу, но фарт явно поворачивается ко мне лицом.

Дрожь пальцев и возбуждение, охватывающее меня, заставляет глаза бешено гореть, и я начинаю думать, что меня могут раскусить. Это, разумеется, полная глупость, что там раскусывать, я ведь ничего незаконного не делаю, но, тем не менее, опасения заставляют меня тревожиться.

Ильдар оживает, на лице его расцветает улыбка и он с нескрываемым восторгом и азартом следит за происходящим на столе.

Тощий очень быстро спускает весь свой банк. Не только мне, но и остальным игрокам тоже. Так что моё неимоверное везение на их фоне не кажется таким невероятным.

А оно невероятное, вообще-то. На столе передо мной лежат не сто тысяч, а сто сорок пять. Я увеличил начальную сумму. Но всё это пока несерьёзно. Это, как я понимаю, чуть болье полутора сотни баксов. Мелочёвка. Я сюда не ради этого пришёл.

Наступает пора раздавать Золотому. Он кладёт в банк пятьсот тысяч. Ну, вот, молодец, Коля. Это, правда, тоже не так уж много, но Москва не один день строилась. Я выигрываю каждую раздачу. Переборов у меня не бывает и постоянно приходит либо двадцать одно, либо старшая сумма меньше двадцати одного.

Это может стать проблемой. Коля поглядывает на меня с подозрением. Но блин, что делать то? Один раз я объявляю, что у меня перебор и не показываю карты, но это проходит случайно, потому совпадает с каким-то анекдотом. Часто так делать не будешь, потому что игроки стараются запоминать отбой.

Когда колода переходит ко мне, у меня скапливается сто сорок тысяч, и я все их ставлю в банк. Игра идёт монотонная, автоматическая, раз за разом мы совершаем одни и те же действия.

Иногда бывает люди так играют по нескольку дней. Внимание начинает рассеиваться и, как по волшебству, появляется Зина с «чаем» и конфетами. Я делаю несколько глотков и глаза у меня начинают светиться как у жирафа в мультике «Следствие ведут Колобки».

Блин, чифир этот… ну его нахрен!!! Сердце переходит на новый уровень ритма и меня начинает конкретно колбасить.

– Смотрите, – смеётся Емеля, – как Ромку корёжит. Сейчас он нас на куски порвёт!

Так и получается! Я бью все ставки. Хорошо было бы для правдоподобности иногда и сливать, но нет, дар, или что это у меня, не знает компромиссов, и я ломаю своих партнёров буквально об колено.

Раз за разом я облапошиваю моих противников. Раздербаниваю тощего и Колю Золотого. С ним наступает настоящая заруба.

– Пятьсот тысяч! – рычит он.

Но пятьсот, к сожалению нельзя, это он горячится.

– В бане сто сорок только, – усмехаюсь я.

Коля матерится и уменьшает ставку. Глаза у него наливаются кровью, он пьёт «чаёк» с конфетами и становится всё более забыченным.

– Ещё одну!

Я сдаю.

– Ещё одну!

Даю ему третью карту. Он долго и недовольно изучает свои карты. Видать девятнадцать или двадцать. Хотя нет, судя по тому, что он колеблется, брать или не брать ещё карту, у него там семнадцать, восемнадцать или девятнадцать. И если придёт картинка – мусорок, дама или король, он может сложить заветное число.

– Ещё! – тяжело дыша, заказывает он.

Я даю, не сомневаясь, что двадцать одно ему точно не светит. Выигрываю здесь только я!

– Себе! – нетерпеливо кивает он.

Я открываю карту. Десятка треф. Хо! Сердце рвётся наружу. Я очень медленно, чтобы не было никаких вопросов и предъяв беру с нижней части колоды карту. Кладу рядом с десяткой и переворачиваю.

Туз пик.

– Двадцать одно…

– Сука! – орёт Золотой. – Сука!!! Артист, в натуре! У нас боевая игра, а ты чё творишь, офицер помойный⁈ Вольты да верняки крутишь, гнида? Метлу кидаешь? Тебе Емеля сказал без кляуз играть? Ты чё творишь, гадёныш⁈

Он вскакивает и бросается ко мне, но вдруг замирает.

– А! – восклицает Золотой. – Так ты крупье из казино! Ты катала казиношный! Я тебя узнал, чалдон, в натуре! Ты кому шнягу гонишь, фраер! Гармошка! На пику его!

– Да вы что! – подскакивает Ильдар. – Да вы что!!!

– И чурку е**ную тоже на пику! Э! Сюда, в натуре!!! Дай! Дай мне джагу свою, я сам ему кишки выпущу. Как хряку! Ты фуфлыжник, в натуре, Рома! Фраерок казиношный!

В руке у Коли Золотого оказывается здоровенная финка и, судя по выражению лица, он вообще не шутит. Нисколько.

– Держите! – командует он и в тот же момент меня подхватывают и заламывают руки подставляя живот под удар ножа.

13. Фартовый

Ильдар, никчёмный паразит, только бледнеет да глазами хлопает, а я готовлюсь отбиваться ногами. Я, как говорится, дзюдо любил и до. Садану ботинком и выбью нож из руки Коли Золотого. А потом по роже ему. Получай! Главное, не промазать.

Меня держат за руки, вот на них и обопрусь. Так… так… вот сейчас… Как Нео в «Матрице». Но ударить я не успеваю, потому что Емеля вдруг вступает в этот поединок без правил и останавливает неравный бой одной лишь фразой.

– Погодь, Золотой, не суетись, – спокойно говорит он чуть хрипловатым голосом.

Напряжение сразу стравливается. А он, блин, психолог. Конкурент, практически.

– Я смотрел за ним, – продолжает Емеля. – Он не мухлевал. Зуб даю. Можем его обшманать, конечно, только это не даст ничего. Я уверен. Фарт это. Чистый фарт.

У меня фарт, а у тебя колода специально подготовленная. Стало быть, я обул худого и Золотого, а ты сейчас обуешь меня. Против дружков тебе химичить не с руки, а против лоха – без проблем. И через меня к тебе их денежки перетекут. Хитрован ты, Емеля!

– Да он из казино! – разводит руками Коля Золотой. – Я его видел на игре у Хана! Тот его специально нанял и ещё там одного, чтобы меня накнокать.

– Крупье – это работа, – заявляю я. – Там выигрывает казино, а тут настоящая игра. А насчёт каталы… Это ты предъявляешь типа? Я сроду ничего такого не делал. Да и не умею даже. Вот я, вот руки перед тобой. Колода ваша, раздача моя. Но я всё делаю медленно и максимально открыто. Как под микроскопом. Всё по чесноку. Какие вопросы, не пойму? Какие предъявы, Золотой⁈

Меня отпускают, и я показываю, что у меня нет ничего ни в карманах, ни в рукавах.

Я даже переворачиваю колоду и растягиваю её на столе. И отбой тоже. Вот они все карты на месте. Емеля внимательно всё сканирует и кивает, мол, всё путём.

– Мне чё, голым играть? – пожимаю я плечами. – Ну давайте, все разденемся как в бане.

– Баня у нас на столе, – щерится худой с мешками под глазами.

– Во-во, – со смехом подхватывает Емеля. – Баня на столе, не парьтесь, господа хорошие. Ладно, угомонись, Золотой. Вишь, по чесноку у сынка. Фартовый он просто. Фарт его любит. Сам знаешь, в картах шанс не запрещён. Возвращайтесь. Играем дальше. Тут самый интерес пошёл.

Он сгребает карты и начинает их мешать, почти как в шеми шафл, только у него есть система. Потом сгребает и тасует, долго и тщательно.

– Емеля, ты больше часа не думай, в натуре, – скучным голосом говорит его сосед слева. – Не в напёрстки бьёмся. Кручу-верчу, обмануть хочу.

Хозяин катрана ухмыляется и снова, разделив колоду ровно на две части, четыре раза подряд вставляет одну половинку в другую, возвращая всё в первоначальное состояние.

– Ну что, – обводит Емеля присутствующих долгим взглядом. – Пора уже серьёзным делом заниматься. Кладу в баню лям.

Он достаёт из кейса, стоящего рядом, пачку десятитысячных, перетянутую банковской ленточкой, и кладёт на стол.

– Продолжаем очкорезку, – кривится морщинистый.

– Чё морщишься, Волчонок? – усмехается Емеля. – Смотри, сожмёшься в комок, мы тебя и разгладить не сможем. Давай, погнали.

Волчонок, значит. Что-то, кстати, отдалённо похожее, имеется…

Круг проходит с переменными успехами игроков. Они глушат баню, как говорит хозяин, то есть делают довольно высокие ставки. Но мне не резон ставить много. Если солью сейчас всё Емеле, то дальше не на что играть будет. А он, сто процентов, хочет повторить разводку.

– Ну что, фартовый? – подмигивает он, насмешливо глядя мне в глаза. – Какой-то ты скупой. Ну что это за ставка такая? Ты не жид случайно? Нет, я так-то не против жидов, чисто для себя спрашиваю, чтоб понимать.

– Да разве ж разберёшь без генетического анализа, кто жид, а кто цыган? – улыбаюсь я. – Денег мало, чтобы рисковать бездумно, а карта не прёт чего-то.

– Карта не лошадь, к утру повезёт, – смеётся он.

Во второй игре я ставлю чуть больше, чем в первой и… выигрываю. Хорошо, что по договорённости не нужно ждать стука, то есть утроения банка для перехода раздачи к следующему игроку. А то, чтобы утроить его лям, нужно было бы вносить в три раза больше.

У нас договор – три раздачи, и колода переходит к следующему игроку. На второй раз Емеля даёт мне выиграть, заманивая в сети азарта. Хочет, чтобы я поднял ставку на третьей игре. Но я ставлю только пятьдесят тысяч и естественно проигрываю.

С этим уже всё понятно. Вернее… почти всё понятно, но на самом деле, есть такой моментик. Когда он сдаёт мне последнюю карту, у меня нервы буквально звенят, не приемля надвигающегося проигрыша и у меня возникает вдруг такое чувство, что я могу попробовать заказать нужную карту.

И точно. Когда приходит время банковать Волчонку, я заказываю второго туза к тузу и сливаю ещё полтос. Тело ломает, голова гудит, почти что взрывается и возникает чувство, будто меня сейчас на куски разорвёт, но я не сдаюсь и явно представляю бубнового туза, который точно еще не выходил в игре.

И… бац! Приходит именно он! Охренеть! Охренеть, товарищи дорогие! Это… это что ж такое получается⁈

Я делаю пару глоточков чаю и сердце начинает долбить так, что если бы мне сейчас сделали кардиограмму, она бы была плотной штриховкой.

Сдаёт Золотой. Ставит он умеренно, учитывая мой фарт. Но я… проигрываю! Да, у меня получается! Пульс зашкаливает, башка плющится от боли, но да! Затем сливаю второй раз подряд, а на третий поднимаю лям!

Коля Золотой матерится, но что тут поделаешь? Я весь на виду, а сдаёт-то он сам! Интересно, могу ли я ему послать ту карту, которую захочу? Но сегодня проверять уже не буду. Мне нужно ещё Емелю наказать и деньжат поднять.

В общем, всё идёт как по маслу. Я делаю вид, что от постоянной игры и от чая уже не вижу поляны и позволяю себя увлечь. Первую раздачу сливаю следуя по течению и ничего не предпринимая.

Вторая раздача – это замануха от Емели. Скармливает мне приличные бабки и начинает раскачивать на игру на все. Я упираюсь, но он меня конкретно окучивает. Я мнусь, отделываюсь шуточками, но, в конце концов соглашаюсь и ставлю на кон без малого два с половиной ляма. А у него в банке к этому моменту вообще пятак лежит.

Он кидает мне семёрку.

– Ещё, – киваю я.

Приходит ещё одна семёрка. Червовая и трефовая. Чёрненькие. Я задумываюсь, вернее делаю вид, что задумываюсь, а на самом деле, пытаюсь отдышаться и дать голове короткую передышку.

Ильдар весь белый. Стоит, не дышит. Я играю на все, и он подозревает, что Емеля меня сейчас сделает, как последнего лоха. Я в шулерских делах и так лох. Про все эти приколы про сточенные края карт и обтёсанные длинные края лбов или картинок я много раз слышал от опытных игроков, но никогда с этим не сталкивался. Так что есть за что переживать.

Но я не переживаю.

А подай-ка мне, Емеля, семь червей!

– Ещё карту, – говорю я, едва сдерживаясь, чтобы не застонать, от обрушивающейся на меня тяжести.

Ещё миг и голова будет раздавлена всмятку. Емеля ухмыляется и выдёргивает из-под низа колоды карту. Медленно кладёт передо мной на стол и смиренно, с елейным взглядом ждёт, когда я переверну карту.

И я переворачиваю. И сразу делается легко. И сразу боль проходит, а сердце чуть замедляет темп. И губы растягиваются в улыбке. А Ильдар выдаёт такой глубокий вздох, что даже непонятно, откуда у него столько воздуха в груди.

На столе лежит… семёрка червей.

– Двадцать одно.

Глаза Емели округляются и делаются такими огромными, что мне начинает казаться даже, что ещё мгновенье и они лопнут. Но нет, обходится без этого. Он хватает колоду и нервно начинает смотреть, что там за карты. Перебирает и в сердцах бросает на стол.

Я, не долго думая, сгребаю бабосы и киваю Ильдару, чтобы подставил сумку.

– Всё! – заявляю я, вставая. – Сил больше нет, нужно идти.

– Ага, – щерится Коля Золотой. – Главное не выиграть и даже не получить. Главное унести.

– Ну, – пожимаю я плечами, – тут уж я на ваше благородство полагаюсь. В картишки нет братишки, само собой, но честь игрока – дело святое.

– Пошли-пошли, – бормочет Ильдар. – Пошли скорей…

– Нужно отыграться! – качает головой Емеля. – Это не дело так когти рвать.

– Приду в ближайшее время, – прикладываю я руку к груди. – Но сейчас уже не смогу. Дым, чифир, напряжение. Не смогу. Да и вдруг ещё выиграю. Сегодня мне фартит.

Хозяин игры смотрит на нас так, словно находится в трансе.

– В натуре, фартовый, – качает головой Волчёнок.

– Фартовый, сска… – подтверждает и Коля Золотой.

Мы с Ильдаром выскакиваем из подъезда и галопом мчим к тачке. Пик, пик, пик…

– Блин, да чего ты возишься! – злюсь я.

Почему-то мне кажется, что сейчас Емеля выйдет из оцепенения, на пятый раз пересчитает карты и пошлёт своих торпед. Ильдар, наконец, справляется с сигнализацией, открывает дверь и прыгает за руль. Ну, и я тоже прыгаю в тачку.

Ревёт мотор и он бьёт по газам.

– Куда! – ору я. – Там же тупик.

– Не ссы, – хрипит он. – Проскочим! Я оборачиваюсь и… точно, путь назад уже отрезан. Трое бойцов Емели поджидают нас у подъезда, чтобы пригласить ещё немножечко поиграть. Они стоят в свете фонаря и ждут, когда мы развернёмся и подъедем.

Но Ильдар, к счастью, неплохо знает поляну и выскакивает на газон на другой стороне дома. Из-под колёс летят куски сырой земли, машину немного ведёт юзом, но мы двигаемся.

Громилы, сообразив, что мы пытаемся сорваться через нетрадиционный выезд, подрываются и летят в нашу сторону. «Девятка», как назло, начинает увязать в земле, словно приглашая их подтолкнуть, но, к счастью, помощь оказывается ненужной. Мы выскакиваем на твёрдый асфальт и, объехав дом по пешеходной зоне, вырываемся на проезжую часть, пустую в это время.

– Молодец, – киваю я.

– Ты сам молодец! – восклицает Ильдар. – От молодца слышу! Главное, чтобы не погнались за нами.

Но, это уж вряд ли. Думаю, гнаться за нами на машине они не станут.

– А ты, в натуре, фартовый! – качает головой Ильдар, высыпая добычу на стол в ларьке.

– Ты хоть дверь закрой! – усмехаюсь я. – И окно. Чтоб снаружи не видно было.

Но он меня не слышит, увлечённо пересчитывая выигрыш.

– Девятьсот тысяч мне сразу на баксы поменяй, – говорю я.

– Нет столько баксов, – пожимает он плечами. – Откуда? Сам видишь, дела не очень.

– А зачем тогда объявление в витрине? – удивляюсь я.

– Так мы доллар купить можем. А продать не можем. Надо в центр ехать в обменник. Или в банк. Но там курс плохой. Рядом со «Сбербанком» всегда толкутся менялы. Вот у них самый нормальный курс. Но они кинуть могут… Так, вот, держи свою долю. Два ляма и ещё восемьсот восемьдесят тысяч.

– Не густо, надо было ещё поиграть, да?

– Хватит, – отвечает Ильдар. – Жадность фраера сгубила. Русский, а народные пословицы не знаешь.

Я смеюсь.

– На, вот тебе, держи восемьдесят тысяч, чтоб у тебя ровно два ляма было.

Он бысто забирает.

– Ну, Ильдар-оглы, ты доволен?

– Доволен, брат. Когда снова пойдём играть? Только в другое место. Емеля злой на тебя.

– Чего злиться-то? Это ж игра. Как карта выпадет, так и будет.

– Это точно. Кстати, теперь я знаю, что он не мухлюет, да? Так когда пойдём? Завтра хочешь?

– Не серчай, – усмехаюсь я, – но, думаю, уже никогда. Я с тобой расплатился, теперь всё. Теперь буду играть сам.

– Как сам? – возмущённо восклицает Ильдарчик. – Тебе защита нужна.

– Как сегодня по газонам отрываться? Та ещё защита.

– Эй, слушай! Какие газоны! Зачем так сказал? Я ведь тебе такие места покажу, ты сам не найдёшь! Играть на мои деньги будем, и мне хватит тридцать процентов. А остальные тебе, а? Нравится?

– Знаешь, что, дай-ка мне, пожалуйста, вон тот большой мешок собачьего корма. И ещё консерв банок десять. Сколько с меня?

– Нисколько, так бери, брат. Главное подумай. Не отказывайся. Хорошее предложение. Где ещё такое найдёшь?

Когда я подхожу к квартире, из-за двери доносится вой. Как волк на луну. Какого хрена! Ему что, одному дома страшно находиться? Вставляю ключ в скважину. Вой тут же обрывается, и вместо него раздаётся топот копыт. Ну, не копыт, конечно, но блин, такое чувство, что там жуткое чудо-юдо…

Я открываю дверь и вхожу в квартиру. Включаю свет и обнаруживаю рассерженного и злого пса. Он тут же начинает лаять. Агрессивно, гад, лает. Не кусает, но прям нападает. Типа, какого хрена, ты меня одного оставил? Разозлился, как Емеля.

– Мели, Емеля, твоя неделя, – киваю я и, стараясь не обращать на собаку внимания, прохожу на кухню.

Он, разумеется, несётся за мной и выговаривает, похоже, не столько за моё отстутвие, сколько за пустую миску.

– Сидеть, Чарльз! – командую я, выставляя руку, но ему мои команды совершенно по барабану, а рука только дополнительно нервирует.

Он подпрыгивает, пытаясь ухватить за пальцы. Охренел совсем, на кормильца бросается.

– Заткнись! – говорю я. – Соседи полицию вызовут. Тебя усыпят, а мне штраф выпишут. Да заткнись ты уже. Фу! Фу!

Я делаю шаг навстречу, стараясь проявить доминирование. Ещё не хватало, чтобы мной собака командовала.

– Фу! – командую я, никак не желающей успокаиваться собаке. – Фу!

Я наклоняюсь и неожиданно для него, не больно, но чувствительно тычу четырьмя прямыми пальцами ему в бок. Я такое по телеку когда-то видел. Мексиканец один демонстрировал чудеса психологического воздействия на собак. Ну, а я что, не психолог что ли?

Чарли удивлённо и даже немного испуганно отскакивает и замолкает на полуслове. На полулае, то есть.

– Сидеть! – твёрдо командую я и снова выставляю руку вперёд.

Надо же, чудо какое. Он отводит морду, опускает и садится. Сомневаюсь, что кто-то с ним занимался подобными делами, хотя кто его знает.

– Сидеть! – повторяю я из доминирующей позиции и отступаю к его мискам.

Он тут же подскакивает на ноги, но стоит мне обернуться и внимательно на него посмотреть, как он снова усаживается. А ты, похоже, не такой уж и дурачок, Чарли. И, не исключаю даже, что с тобой можно иметь дело.

Он уже не лает, но что-то мне сердито «выговаривает».

– Сидеть! – снова говорю я. – И молчать.

Я открываю консервную банку и кухню тут же заполняет резкий запах собачей еды. Блин, навоз они что ли туда добавляют? Чарли снова вскакивает и даже делает несколько шагов, так что мне приходится поставить банку на стол и снова заняться его усаживанием.

Наконец, я добиваюсь того, что он ждёт, пока я наполню его миску промышленными кормами. Нетерпеливо, нелицеприятно высказываясь, но всё же ждёт.

– Всё, – говорю я выпрямляясь. – Можешь теперь. Жри.

Договорить я не успеваю, интонации оказывается достаточно, и он набрасывается на еду, как змей Горыныч на принцессу. Смотреть, как насыщается животное – дело увлекательное, но я чувствую себя разбитым и уставшим. Наливаю себе стакан воды, выпиваю и иду спать.

Отрубаюсь я мгновенно. Отрубаюсь и тут же подскакиваю. На самом деле, конечно же не «тут же». Уже, судя по всему, не самое раннее утро. Дома светло, и проспал я, наверное, около пяти часов, учитывая, что завалился в постель после трёх. Просто спал без сновидений и… не отдохнул…

Причиной моего пробуждения оказывается телефон. Он трезвонит, как сумасшедший. Кому я понадобился с самого утра? Я поднимаюсь с постели и наступаю на Чарли, который тут же испуганно подрывается и удивлённо на меня смотрит. Мол, чего, новый хозяин, надо?

Я подхожу к телефону и снимаю трубку.

– Алло.

– Рома! Привет! Я уж думала, с тобой что-то случилось!

Это Ирина.

– Ир, что случилось? – недовольно отвечаю я. – Что со мной может случиться?

– Я тебе вчера раз сто звонила и не дозвонилась, – тараторит она. – Ты вообще как?

– Нормально, – говорю я и тру глаза.

Чарли сидит рядом и внимательно за мной наблюдает. Можно сказать, наблюдает с серьёзным видом

– Хорошо, что хоть сегодня ты сам трубку взял. А то вчера твоя мегера на меня наорала, хотя я даже толком сказать ничего не успела.

– Ира, у меня всё хорошо. Рассказывай.

– Что? – удивляется она. – Что рассказывать?

– Ясно же, что ты позвонила неспроста. Ты набирала мой номер сто раз, не побоялась нарваться на Ингу. Проявила героизм и личное мужество. Так что там? Какие-то новости про Русика появились?

Она замолкает и какое-то время сопит в трубку.

– Так я про школу спросить, – наконец, отвечает она немного смущённо. – Как вчера отучился?

– Про школу? – я даже не сразу понимаю про какую такую школу она спрашивает. – Нормально.

– А если поконкретнее? – включает она режим училки. – Что делали? Правила повторяли?

– Повторяли. Ир, говорю же, нормально. Ты прости, дел сегодня много.

– Миронов, – в её голосе появляются электродрельные нотки. – У тебя сейчас одно дело – восстановить свои навыки, а то мне перед дядь… Виталием Андреевичем опять оправдываться придётся.

– Я уже восстановил, – заявляю я.

– Да-да, охотно верю. Может, тебе с теорией помочь? Ты руль тоже повторил? Соседей всех знаешь?

– Каких соседей?

– Ром, ты меня поражаешь. Соседей номеров. И сам руль надо знать, где какое число расположено, – в её голосе появляется тревога. – Давай всё-таки к врачу сходим. Сегодня уже не получится, а вот в понедельник сразу с утра пойдём с тобой в поликлинику!

– Ира, какая поликлиника! О чём ты говоришь!

– Отказы не принимаются! – восклицает она и, не прощаясь, кладёт трубку.

Зашибись. Девушка она хорошая, но… я вообще не уверен, что ещё появлюсь в казино в качестве крупье.

Чарли снова начинает выступать. Не лает, но опять недовольно бурчит. Я иду на кухню, заглядываю в холодильник. Да, понятно, мышь повесилась… Придётся идти в магаз.

– Пошли, монстр, – киваю я псу. – Жрать потом. Сначала избавься от остатков ужина.

Он внимательно слушает и даже что-то отвечает.

– Может, тебя тоже занесло из будущего? Только из собачьего. А может, и из человечьего. Надо нам с тобой завести попугая. Ты не против? Научим его кричать, мол, помогите, меня заколдовали и превратили в попугая. Как тебе идея?

Чарли внимательно смотрит, а я нахожу поводок и, прицепив к ошейнику, вывожу пса на прогулку. Мы ходим по двору и, чтобы лишний раз не подниматься домой, я решаю зайти в гастроном прямо сейчас. Узнаю у прохожего, где ближайший магазин и двигаю туда под его удивлённым взглядом.

Гастроном оказывается в десяти минутах. Я привязываю Чарли к водосточной трубе, полагая, что вряд ли найдётся смельчак, решивший его похитить.

Захожу в магазин и… Бляха муха…

– Куда? Куда? Учёт! Написано же!

Продовщица говорит недовольно и сердито.

– Закрыто что ли?

– Написано же! Читать не умеешь?

– А есть другой магазин поблизости?

– Булочная в соседнем доме, – бросает продавщица и уходит в другой зал.

Ну, ёлки… Поесть нормально не получится, похоже.

– Я не понял, что здесь такое! – бросаю я чуваку в «адике», стоящему перед Чарли. – Он тебе сейчас хозяйство откусит, будешь тоненьким голоском петь!

– Слышь, братан, а это чё за порода такая?

– Барбадосский людоед, видишь клыки какие? Он кости в муку перемалывает.

– А как он с другими собаками? – интересуется чувак.

– Плохо. Но чуть лучше, чем с людьми.

– Да ты чё! – качает он головой. – Слушай, продай, а?

Увидев меня и почувствовав поддержку, Чарли дёргается вперёд, хлопает челюстью и басовито лает. Парняга тут же отскакивает.

– Нет, – отвечаю я и подхожу к собаке. – Чарльз, погнали к Маратику, а то здесь, как у нас в холодильнике, шаром покати.

Парень провожает нас долгим взглядом, но за нами не идёт. Мы двигаем сначала в хлебный, а потом на остановку в ларёк. Ильдара там нет, зато Марат уже на месте. Он оказывается уже проинформированным о результатах ночных игрищ. Улыбается, сияет, как блин масляный.

Я покупаю у него консервированную ветчину и сосиски, лапшу, чай, кофе, кекс и даже сникерс. Охренеть, конечно. Нужно съездить на рынок, там наверняка можно чем-то разжиться…

– Эй, Ромик, – раздаётся сзади насмешливый голос.

Я поворачиваюсь и вижу Черепа.

– Здорово, Череп, – хмуро отвечаю я. – Ты чего здесь трёшься?

– Напоминаю, – ухмыляется он, – что приближается время отдавать бабки.

Он скалится и делает двумя пальцами движение, имитирующее щёлканье ножниц.

– Поторопись, – ржёт он и делает обманный выпад в мою сторону.

Но Чарли, оказывается, принял решение отрабатывать хавчик. Он резко рвёт с места, натягивая поводок и лает, как бешеный. Череп отскакивает назад.

– Ты чё, в натуре, я чуть не обделался! – бесхитростно восклицает он. – Охерел совсем⁈

Чарли не успокаивается и Череп отходит подальше, выкрикивая, что скоро я буду ходить без пальцев на руках и на ногах. А с кобелём он грозит такие непотребства сделать, что Чарли просто голову теряет от подобной наглости.

– Вали, Череп! – кричу я. – Я не удержу! Он сейчас сорвётся! Уходи скорей!

Череп благоразумно решает не рисковать и отваливает. Узнав у Маратика, где найти Топора, я возвращаюсь домой. Кормлю пса, завтракаю сам, принимаю душ и убываю в центр, менять бабки. Операция проходит без проблем и около одиннадцати часов, я оказываюсь у «Погребка» на Воровского.

«Погребок» оказывается тёмным и закуренным гадюшником в подвале без окон. Здесь тусуются отвратительного вида бугаи и антисанитарного вида сотрудницы сексуальных служб.

Присмотревшись, я замечаю за дальним столиком Топора в окружении нескольких торпед. Такое чувство, будто он проводит совещание. Рэкет-планёрку.

– Здравствуйте, Георгий Никифорович, – киваю я, подходя ближе. – Базар есть, с вашего позволения.

– О-па… – удивлённо поднимает он брови. – Надо же, сам пришёл. Так, ну-ка, Крот, погуляйте пока, а то я прям заинтригован.

Бугаи, бросая на меня пристальные и не особо благосклонные взгляды встают из-за стола и пересаживаются за другой.