Текст книги "Фартовый. Лихие 90-е (СИ)"

Автор книги: Егор Лавров

Соавторы: Дмитрий Ромов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

8. Чего хочет женщина

– Я тебе сейчас галстук нарисую, – рычит Хан. – Колумбийский…

Он чуть отстраняется и переводит взгляд на мою шею, примеряясь, как сделать надрез.

– Погоди… – бешено импровизирую я, пытаясь отстраниться, – забудь на мгновенье, что сейчас сказал…

– Чё? – немного опешив, щурит он и без того узкие глаза.

Надо успеть заморочить ему голову до того, как он воткнёт мне в шею нож.

– Мы могли бы проработать детские травмы… – молочу я языком, стараясь выглядеть убедительно и авторитетно. – Очень часто неконтролируемая агрессия берёт истоки в периоде полового созревания. Я не имею в виду так называемый эдипов комплекс, конечно, но, на самом деле, причины большинства психологических проблем следует искать именно в детстве. Отношения с матерью и…

Упс… а это я зря… В узбекских глазах Хана вспыхивает злой жёлтый огонь.

– Куттогым борасан кютсупурющь онайнский! – как раненый зверь ревёт Хан, изрыгая непреложные многовековые заклинания своего народа. – Ты чё про мать сказал!!! Я тебя…

Он не договаривает.

– Менты! – раздаётся резкий крик. – Шухер!

– Сука! Гады! Мусора!!!

Со всех сторон несутся возгласы. Начинается суматоха. В комнату вваливается толпа людей в форме. Гаснет свет, в темноте шум усиливается. Падают стулья, визжат девушки. Свет снова загорается, и за те секунды, что его не было, комната преображается. В ней как будто прошёл обыск.

Я вижу Хана, рвущегося к выходу. Безуспешно, впрочем. Его хватают за руки и скручивают. Я потираю кожу и облегчённо вздыхаю.

– Спасибо, мужики! – киваю ментам.

Ловлю в их взглядах удивление и даже недоумение. Через секунду мне под ребро прилетает резкий удар резиновой палкой, меня скручивают точно так же, как Хана, и волокут к выходу.

– Есть! – кричит один из служителей порядка.

* * *

Первый раз в казино я пришёл с Киром. До этого мы часто пересекались на общих тусовках. Любая встреча тогда стандартно завершалась покером. Играли обычно на интерес или мелочь. Самое интеллектуальное развлечение. Ну не в шашки же играть с бокалом в руке…

– А на бабки не пробовал? На нормальные ставки, имею в виду. Такой адреналин, похлеще секса может накрыть.

С последним у меня на тот момент было не особо активно – с женой в постоянной ругани и перманентном состоянии развода. Я был выселен на диван и всё чаще задавался вопросом – а оно мне вообще надо, и верной ли дорогой иду, господа.

Так что Кир попал на благодатную почву. Мне нужна была альтернатива, и вариант с игрой оказался идеальным.

Должность рядового социолога не позволяла влиться в новое хобби с размахом, так что я влез в долги и кинулся изучать тему. Проигрался в ноль, занял, отбил, раздал долги, снова по нулям, займ, выигрыш, слив.

Основной плюс такой круговерти был в состоянии эйфории, которое бывало покруче, чем от алкоголя. Ну, а ничего сильнее я никогда и не употреблял. А ещё на удивление, семейная жизнь стала более спокойной. Супруге понравились периодические выигрыши, которые я презентовал как внезапные премии на работе. И мы даже решились на ребёнка.

Так что я настолько погрузился в новое увлечение, что всю жизнь подстроил под него. Игра, порой до утра, работа, в обеденный перерыв прикорнуть на кухне украдкой. Занять до зарплаты, раздать долги, быстро закинуть в себя макароны и снова играть.

Я жил от игры до игры. И в определённый момент понял, что сам себе уже не принадлежу. Мной управляет азарт. И вот тогда в мою жизнь вошла психология.

К тому же через несколько лет активной ночной жизни стало понятно, что мне нужен более серьёзный запасной аэродром. Вариант «сегодня густо, а завтра – отдавай долги с копеечной зарплаты» меня не устраивал. И очередной выигрыш я отнёс в вуз на второе высшее, на только что открывшееся направление психологии. Пошёл, так сказать, ва-банк.

Помимо того, что направление казалось перспективным, я хотел научиться управлять своим азартом. Знал, что могу. Нужно только найти подход.

В новой профессии я освоился достаточно быстро. Теперь я мог сам регулировать заработок: сорвал куш – устраиваю выходные, несу жене и дочке подарки или вообще улетаем во внеплановый в отпуск, слил наличку и заначку – набираю побольше клиентов.

У моего «того первого раза» с Киром и нынешней ситуации было ключевое отличие. То, что поднимало настроение, внушало оптимизм и давало ощущение, что я – хозяин ситуации, а не наоборот.

Мандраж, адренал, мурашки, табуном пробегающие по моему телу и уверенность в том, что игра будет моей. Я хозяин, и я смогу соскочить в любой момент. Вот, чему я хотел научиться в прошлой жизни и чего так и не смог достичь.

А то, что творится со мной теперь… я толком ещё и не осознал, не понял этого, но, кажется, это просто что-то невероятное. Ладно, попробуем разобраться…

* * *

Мы идём тем же путём, каким попали сюда. В ресторане пусто и темно, Ингу не видать. Веселье закончилось, начались суровые ночные будни.

На улице на месте таксистов стоят милицейские бобики. Выискиваю взглядом своих компаньонов, но азербайджанцы как испарились. Или они не так интересны для задержания.

– Грузим! Быстро! – мужчина в черной водолазке и джинсах раздаёт короткие указания. – Этих ко мне, – машет в мою сторону, и меня запихивают вместе с Ханом в одну машину.

Капец! Он же меня загрызёт, наручники его точно не остановят. Он прожигает меня взглядом, но в ментовском «бобике», похоже, он нападать не будет.

– Потом добазарим, – бросает он и отворачивается к окошку в двери.

Мы сидим долго. По звукам, доносящимся с улицы, понимаю, что нас погрузили первыми, и мы ожидаем, пока заполнятся остальные машины. Наконец, выезжаем.

Сержант заводит движок и салон наполняется знакомой мелодией.

Чинг, Чинг, Чингисхан

Хей райтер, хо лойте, хей райтер,

Иммер вайтер

Про Чингисхана в тему, конечно. Пока мы трясёмся по ночному городу, пытаюсь проанализировать ситуацию. Самый очевидный плюс – я больше ничего не должен Ильдару. На этом положительные моменты заканчиваются.

То, что Хан собирается поквитаться за пробитую голову, совершенно очевидно. Краплёная колода и минутка фрейдизма мою вину не облегчают, но и не особо утяжеляют, я думаю. Хотя маму упоминать не стоило. С другой стороны, если бы не упомянул, может, уже с перерезанным горлом бы валялся. Хрен его знает, что у него на уме.

Возле отделения ситуация повторяется в обратном порядке. Сначала разгружают остальные машины, а потом уже открывают двери нашей. Будто специально ждут, когда этот упырь вцепится мне в глотку.

Нас ведут по коридору, меня – первым, Хана – за мной. Его заводят в обезьянник, но к моему удивлению, передо мной дверь закрывают и мы движемся дальше.

– Здесь жди. – С этими словами мой конвоир вталкивает меня в помещение.

Я осматриваюсь. Стол, заваленный бумагами, сейф, шкаф, за стеклянными створками которого также высятся стопки папок. На втором столе у стены печатная машинка. Комнату освещает голая лампочка. Прислушиваюсь – шаги удаляются.

Чего мне тут ждать, никто не сказал, так что решаю изучить обстановку. Прохожу до стола, заглядываю в папки, но все они перевернуты лицом вниз. Под пепельницей, полной окурков, мятый листок.

Руслан Каратаев, 21 год.

ул. Ленина

Что там у нас на Ленина? Точно, там же мать моя живёт.

Руслан. Русик.

Не про него ли Инга говорила, что он мой приятель, и что он что-то в казино мутит.

Хотя, может, и совпадение. Город не маленький, Русланов здесь может быть куча. Да и не факт, что он на улице Ленина проживает. Может, там его место работы. Или это вообще совершенно другой Руслан.

Справа от входа стоит старый, потёртый диван. Посмотрев на него, я осознаю, что дико устал. Так что выбрасываю из головы этого неизвестного Руслана и падаю на продавленную подушку. Сидеть в наручниках жутко неудобно, руки затекают и начинают болеть запястья. А хозяина кабинета, как назло, всё нет и нет.

Пора бы уже ему появиться. Я прикрываю глаза. Или пусть придёт конвоир и снимет браслеты… Придёт… пусть… Голова делается тяжёлой и я заваливаюсь набок, осознавая сквозь окутывающую меня темноту, что сейчас не смогу даже пальцем шевельнуть… Даже… пальцем… Я отрубаюсь…

* * *

Чёрт, сколько же я проспал? В глаза бьёт яркий свет. Проходит какое-то время, прежде чем я понимаю, что это не солнце, а лампа, направленная прямо на меня. Я не вижу того, кто её держит, но по тонкому аромату духов понимаю, что в комнате женщина. Или она здесь была, пока я спал.

Как я вообще мог уснуть в таких обстоятельствах? Шея неудобно затекла, руки онемели, левую ногу искололи иголки. С трудом отрываю голову от подушки и сажусь более-менее вертикально, но встать пока не могу. Да и не уверен, что мне это нужно.

– Давай-давай! – раздаётся из-за лампы женский голос. – Я тебя поднимать не буду. Сам, сам. Ты можешь, я в тебя верю, Роман Александрович!

– Ты? – щурюсь, пытаясь разглядеть девушку и убедиться, что я не ошибся. – Что ты-то здесь делаешь?

Она не отвечает. Выключает лампу и проходит к столу.

На ней всё то же черное платье, но сверху накинут милицейский китель, с погонами и четырьмя звёздочками на каждом. Товарищ капитан.

– А как товарищ в женском роде? – спрашиваю я, вставая с дивана и разминая плечи. – Товарка? То есть ты товарка капитан? Или товарка капитанка?

– Лингвист, – беззлобно улыбается она. – И остряк. Да, Рома?

Вот жеж хрень. Ментовка! И я всё ещё не знаю, что ей от меня нужно. А ведь ей явно нужно…

Интересно, сколько сейчас? По ощущениям спал я совсем недолго и сейчас примерно середина ночи.

– Время не подскажешь?

– Ром, хватит мне мозги трахать, а? Ты же знаешь, я с тебя не слезу!

– Ого! – улыбаюсь я. – Звучит многообещающе.

– Серьёзно? – она прищуривается и медленно подходит ко мне. – Многообещающе? Это ты к тому, что я много обещаю, но мало делаю?

– Что? – пытаюсь понять я, что она имеет в виду.

– Что? – переспрашивает девушка-мент и встаёт прямо передо мной, близко-близко. – Что?

Блин, пахнет от неё приятно, сумасшедше пахнет, а я даже имя её не знаю… Ой-ёй! Ого!

Она протягивает руку и… вж-ж-ж… быстрым движением расстёгивает молнию на моих брюках. И… твою мать… просовывает руку. Должно быть моё лицо сейчас выглядит абсолютно по-идиотски, потому что она вдруг усмехается. Но руку не убирает. Молодое тело реагирует мгновенно. Вернее часть моего тела. Тем более, что девушка очень приятная… И пахнет от неё… ну, да…

Она извлекает руку и расстёгивает пряжку ремня, а следом и пуговицу.

– А наручники? – подмигиваю я.

– Не-а, – мотает она головой и быстро приседает.

Она резко стягивает с меня штаны, тут же выпрямляется и толкает в грудь. Я отступаю и запутавшись в брюках, падаю. Разваливаюсь на диване, представляя собой абсолютно порнографическое зрелище.

Молодая капитанша сбрасывает китель и, шагнув ко мне, начинает задирать подол платья. Ах, ты ж моя милая. Трусиков-то на ней нет.

Она встаёт коленями на подушки дивана и оказывается надо мной. Опускает руку и, помогая себе, медленно опускается сама.

– А-а-х, – выдыхает сексуальная капитанша и, замерев на мгновенье, начинает плавно двигаться. – Видишь… Рома, ты видишь, я-а-а… свою часть сделки выполняю…

– Грудь, – шепчу я. – Покажи грудь…

Она послушно кивает и, взявшись за бретельки, опускает верхнюю часть платья. Мать твою… Фрейд не лечил! А мне здесь начинает нравится…

– Ну… ты скажешь теперь? – низким и ставшим хриплым голосом спрашивает она.

– Да, – хриплю я в ответ. – Я всё тебе скажу. Только не останавливайся!

Она медленно поднимается, резко опускается и замирает.

– И-и-и?.. – тянет она, прикусывая губу. – Говори, Рома!

– Не отвлекайся!

Стук в дверь раздаётся так неожиданно, что я замираю. Девушка же и не думает останавливаться. Не переставая двигаться, она громко кричит «Занята!», и впивается мне в губы.

Вот жеж… а я уже почти забыл, что нахожусь в общественном месте. Да не просто нахожусь, а занимаюсь любовью в отделении милиции. Такого опыта в моей жизни ещё не было.

– Марина Анатольевна, это срочно! – доносится из коридора. – Там с задержанным проблемка.

– Я с задержанным, б**ть работаю, – рявкает она в сторону обшарпанной двери и, пытаясь заглушить стон, увеличивает темп движений.

Через пару минут её тело, сначала окаменев, затем обмякает и голова опускается мне на грудь.

Марина, значит, да ещё и Анатольевна. Сколько ж тебе лет, Марина Анатольевна, как ты дослужилась до своего звания и зачем тебе понадобился молодой паренёк из казино, у которого из активов съемная квартира и куча долгов?

Вопросы интересные, но больше всего мне хотелось бы выяснить, когда я смогу отсюда свалить.

– Так вы подойдёте? Мне что передать дежурным? – невольный слушатель нашего её «работы», оказывается, всё ещё торчит за дверью. Но Марина ничуть не смущается такого соседства.

Она отходит к столу, достает из ящика какую-то тряпку и обтирается ею, не обращая на меня внимания. Следом выуживает трусы, натягивает их и идёт к выходу.

– А я? – киваю на свой расчехлённый нижний этаж.

Руки у меня всё ещё скованы за спиной.

– Отдохни пока. Я быстро! – она ускользает, а мне остаётся надеяться, что в кабинет никто не завалится.

Она действительно возвращается через несколько минут и первым делом освобождает мне руки. Растираю затёкшие кисти и привожу в порядок одежду.

Надо как-то уматывать отсюда. Как говорится, поимел честь, поимей и совесть наконец. Нет, секс мне, конечно, понравился, и я с удовольствием бы повторил наше свидание, но только в более подходящей обстановке.

– Мариш, – приобнимаю её и стараюсь придать голосу мягкость. – Мне идти надо.

– Не Мариша, а Марина Анатольевна, – она скидывает мои руки, поправляет платье и усаживается за стол. – Садись, Миронов! – кивает на стул перед собой. – Поговорим серьёзно.

– Где ты был двадцать девятого апреля с девятнадцати часов до полуночи? – она начинает без прелюдий.

Так же, как и секс. Смотрит сурово. Теперь она не соблазняющая красотка, а капитанша, как есть.

– Слушай… – пожимаю я плечами. – Я не знаю. Мне по башке прилетело вчера. Нормально так прилетело… Ничего не помню. Ты не представляешь, насколько это хреново. Амнезия то есть.

– Понятно, – рассеянно произносит она. – Амнезия вещь неприятная. А второго мая?

Она смотрит устало и… с презрением, что ли…

– Не помню. Правда. Ты скажи, что хочешь от меня услышать и я подтвержу. Как тебе такое?

– И в убийстве дружка своего сознаешься? А что, давай. Всем же проще будет.

Нет, сорян, предложение снимается. Погорячился.

– Я тебя сегодня в казино вашем ждала-ждала, а ты решил поехать к Хану поиграть, – меняет тему Марина. – У крупьешек ваших выспрашивала, куда ты делся. И представляешь? Никто не в курсе был, где ты. Хорошо, один человечек тебя заметил.

– Марин, я правда ничего не помню до вчерашнего дня…

– Всё ты прекрасно помнишь! – она щвыряет блокнот на стол.

Я впиваюсь в него взглядом. Там цифры в столбик, а рядом краткие пометки. Почерк мелкий, да ещё и наклон в левую сторону, что написано – не разобрать.

Марина замечает мой взгляд и кидает поверх блокнота толстую синюю папку. Он сейчас меня притягивает не меньше, чем пара тузов в «двадцать одном». Королевское очко. Приходили ко мне сегодня за игру несколько раз.

В этих записях явно должна быть зацепка к моему прошлому. Мы точно общаемся не первый раз и эта Марина наверняка уже что-то обо мне знает, а все допросы – больше формальность. Факты сопоставить или накопать что-то дополнительное.

– Просто ты решил Хана выгораживать. А почему, мне интересно? Боишься, что он тебя грохнет? Или он тебе что-то пообещал? Нет, вряд ли. Что он может пообещать? Значит, застаращал, да?

Воспоминания о Хане и сегодняшней игре в подпольном зале снова вспыхивают в памяти. Деньги! Я же не весь свой выигрыш слил. В начале Ильдар вручил мне десять тысяч, и я их усердно приумножал. По-крупному не играл, но тысяч пятьдесят точно сделал. Потом пересел за стол к Хану, и там меня усердно «раздевали». Но остатки все равно какие-то были. Тысяч двадцать точно оставалось.

– А что насчёт денег? – мой вопрос звучит невпопад и я спешу пояснить. – Когда меня задерживали, на столе передо мной пачка денег была.

– Сколько? – безучастно спрашивает Марина.

Она погружена в свои мысли и смотрит сквозь меня. Не удивлюсь, если ответила машинально.

– Точно не знаю, тысяч двадцать, наверное.

– Ну раз точно не знаешь, сколько было, значит, и не было там ничего, – она произносит эту фразу так обыденно, что я понимаю, здесь мне точно ничего не вернут.

– Ромик, сука ты! – взрывается она. – Ты понимаешь, что ты меня сейчас просто кидаешь? Поимел и доволен, да?

– Марин, прости, но я правда не знаю, как тебе помочь… Скажи, чего ты хочешь-то?

– Ну как так? – она чуть успокаивается, теперь её голос звучит более дружелюбно, хотя от неё точно можно ждать, чего угодно. – Ромочка… мы ведь с тобой предварительно так хорошо беседы вели. Ты сказал, что поможешь, дашь нужную информацию. А сейчас у нас что?

– Что? – переспрашиваю машинально, чтобы заполнить паузу.

– Я тебе дала? Дала. Рома, сладкий ты мой, ты хоть осознал, что у нас тут произошло? И чем ты мне отвечаешь? Переходишь на сторону Хана? Мы с тобой так не договаривались. Ты мне всю схему ломаешь! Понимаешь ты это или нет?

– Да понимаю я… Но ничего этого не помню.

– Задолбал повторять! – снова взрывается она.

Эмоциональная девушка.

– Марин, ну правда… мне чуть башку не проломили. Память отшибло, никак восстановить не могу.

– Память отшибло? Ну, ладно. Тогда иди.

– Идти? – уточняю я.

– Ну да, а на кой ты мне тут без своей памяти? Иди себе, восстанавливайся. Радуйся, что воспользовался доверчивостью девушки. Только от Хана я тебя теперь не смогу защитить. Как? Ты же не говоришь ничего. Он тебя застращал или наобещал чего-то и ты меня сразу кинул. Молодец, поступил по-мужски. Сладенького потрескал и в норку.

– Марин…

– Свободен, я сказала, – она устало кивает в сторону двери. – Убирайся с глаз.

Она нажимает кнопку радио и оттуда льются жизнерадостные звуки песни:

Чинг, Чинг, Чингисхан

Ауф брюдер, зауфт брюдер, рауфт брюдер

Иммер видер…

Ласт нох водка холен

хо хо хо

Ден вир зинд монголен

ха ха ха…

Я не заставляю предлагать свободу дважды и направляюсь к выходу.

– Только бегать ко мне потом не надо, – говорит Марина, вставая из-за стола и следуя за мной. – И в ножки падать. Ты встаёшь на опасную дорожку. Глаз да глаз, Ром. Ты ведь сейчас без защиты. Я свидетелей своих защищаю, это да. А вот тебя – не могу. Так что подумай ещё раз, и память свою напряги как следует. Времени мало остаётся. Очень мало.

Я оборачиваюсь, притягиваю её к себе и чмокаю в губы. Хорошая какая! Она не отстраняется, а внимательно смотрит в глаза. Берусь за ручку двери и выхожу.

В коридоре пусто. Когда подхожу к пропускному пункту, дежурный разговаривает по телефону.

– Да, Марин Антольна, вас понял! – он послушно кивает, будто она его сейчас видит. – Здесь он уже, выпускаю, да.

Предрассветная свежесть заставляет поёжиться. Школа крупье начинается в десять, сейчас часов пять от силы. Ладно, дождусь первых автобусов и поеду домой. Зайцем. Посплю, душ приму, переоденусь, съем собаку или Ромкину бабу и поеду на школу.

На аллейке из-за ствола дерева выплывает тёмная фигура и преграждает мне дорогу. Широкие скулы, узкие раскосые глаза.

Чинг, Чинг, Чингисхан…

– Сейчас я дощитаю до трёх, – цедит сквозь зубы Хан, – и ты назовёшь мне хотя бы одну вескую причину не перерезать тебе горло!

9. Чай вдвоем

Хан делает шаг ко мне и быстрым движением вцепляется в горло.

– Чё ты ей сказал? – спрашивает грозно, притягивая к себе. – Сдал меня, чудило? Чё молчишь, сука? Говори, бля!

На этот раз колюще-режущих предметов не видать, поскольку он тоже только что из ментовки. Как его-то выпустили в это время? Сука, значит, у него тут всё схвачено и Марина долго его держать не может. Или не Марина. Там ведь и другие опера были.

Я с силой бью снизу по его руке, сбрасываю с горла, тут же отступаю на шаг, и группируюсь. Сказать, что я жажду с ним сразиться, не могу, но избегать стычки не буду. Ромкино тело явно не для боёв, но пофиг. Впрочем, Хан не шпана, рыба посерьёзней, для того чтобы драться с мальчишкой на улице. Хотя загасить, наверное, может…

Впрочем, причём здесь драки, он похоже действительно хочет меня грохнуть. Здесь он этого делать не будет, рядом-то с ментовкой. Но, с другой – из-за деревьев ничего не видно. Если действовать быстро и напористо, всё можно обтяпать на раз-два. Значит, будем отбиваться…

Но нападать он не торопится. В его взгляде мелькает интерес. Он ухмыляется, достаёт голубую пачку «Парламента», зажигалку, затягивается и медленно выпускает струйку дыма.

В сторону пускает, не в лицо, но смотрит насмешливо. Что ж тебе надо, Хамсул Газманович? Хочешь узнать, что я сказал Марине?

Его интерес явно связан с теми событиями, о которых и она меня спрашивала. Девятнадцатого апреля, второго мая… Что произошло в эти дни? Она предположила, что он меня запугал, поэтому я и молчу…

– Поехали, – кивает он в сторону серого, похожего на чемодан, «Вольво», припаркованного тут же у обочины, и, не дожидаясь ответа, направляется к машине.

Я не двигаюсь с места – приглашение звучит неубедительно, и у меня нет ни одной веской причины идти за ним.

– Поехали-поехали, – говорит он, открывая дверцу заднего сиденья. – Чаю попьем, побазарим. Жрать охота, сил нет.

При упоминании о еде мой желудок недовольно ухает – ночная солянка была давно, да и порции там не особо большие. Но это так, к слову. На самом деле, мне с ним ни в каком случае не по пути.

Хан стоит у машины и выжидательно на меня смотрит.

– Да не ссы ты, – помахивает он рукой, будто и не было между нами никаких «разногласий». – Ничё я тебе не сделаю. Давай скорей уже.

Он ржёт, но мне совсем не до смеха. Я очень хорошо понимаю, что это реально опасный тип.

С водительского места выбирается здоровенный мордоворот. Как только туда залез.

– Чё, Хан, не хочет ехать, что ли? Помочь ему?

– Обожди, – не глядя на него, отвечает Хан. – Сам придёт. Давай, как тебя там, лезь в машину, в натуре.

– Нет, не могу, времени нет, – качаю я головой. – Домой надо. Давай в другой раз.

– Какой тебе другой раз, нах*й! Полезай, сука. Я сказал, не трону? Хан слово крепко держит. Базар есть.

Ехать с чуваком, который на глазах у десятка людей пытался мне горло перерезать, за то, кстати, что я ему жбан проломил? Ну нахер. Это из серии «не рой другому яму, пусть роет её сам». Блин… Я оглядываюсь на здание ментовки. За деревьями его почти не видно.

– Слышь, Шарабан, – недовольно бросает Хан мордовороту. – Давай, тащи его сюда, а то так до вечера приглашать будем.

Бляха, ноги что ли делать?

– Ладно, сорян, – киваю я. – Пора мне.

Разворачиваюсь и независимой походкой иду в противоположную сторону. В данной ситуации это представляется самым разумным. Сзади раздаются тяжёлые, но быстрые шаги. Я оборачиваюсь и, заметив приближающегося Шарабана, врубаю шестую передачу. Смотрите какой, грузный, но быстрый.

– Э! – орёт он. – Стоять-на!

Припускаю и легко открываюсь. И бегу я благоразумно по направлению к милиции. Но как только выскакиваю из аллейи, налетаю на серое «Вольво», резко тормозящее передо мной. Вы волшебники что ли? Ментов вообще не боятся. Да, блин… О, времена, о нравы…

Двери открываются и Шарабан, выскочив из машины, лихо закидывает меня на заднее сиденье. Практически одним движением.

– Е*ать! – качает головой Хан. – Ну, ты фраер в натуре. Папуас, бля. Херли ты бегаешь, олень? Сиди, не дёргайся. Побазарим и пойдёшь себе.

Машина резко рвёт с места и с визгом шин проносится мимо отделения милиции.

– Насвай будешь? – спрашивает Хан, оборачиваясь с переднего сиденья.

– Нет, спасибо.

– Почему? Хороший. Брезгуешь, что ли?

– Не употребляю просто, – пожимаю я плечами.

Хан отворачивается и достаёт из кармана небольшой кисет.

– Ну, и зря.

Блин, всё выглядит очень буднично и незатейливо, но торжественно убивают только декабристов, а обычные криминальные убийства…

Не успеваю я толком развить эту мысль и полюбоваться городом, как мы уже останавливаемся. Центральный стадион профсоюзов. Так, кажется, называлось это место до того, как его не переименовали в «Торпедо» и не сделали основной площадкой городской футбольной команды. А ведь ещё лет десять назад тут был рынок. Точнее, сейчас он ещё есть.

На контрасте с пустыми городскими улицами жизнь здесь кипит. Мы пробираемся сквозь толпы полусонных людей, которые тащат огромные клетчатые сумки. Кто-то уже раскладывает товар по прилавкам и развешивает вещи по стенам палаток. Покупателей пока нет, только торгаши.

Хан идёт впереди, следом я, а завершает шествие водила.

– Джинсики меряем, меряем джинсики! – крупная дама преграждает мне путь, шустро достает штаны, прикладывает их к моей талии, тут же откидывает и не глядя выуживает из коробки очередную модель.

– Не рановато для торговли? – хмыкаю я, останавливаясь.

– Ну ты же сюда явно не тюки пришёл таскать? – парирует она. – Мерзнешь ведь, паренёк. Давай тебя приоденем, а то…

– А то женилку застудишь! – фраза сама вылетает из моих уст.

Торговка удивлённо хлопает глазами. Пардон, мадам, я сам в шоке. Оказывается, помню вас прекрасно. И то, что у вас «лучшие „джинсики“ на всём рынке», по вашему мнению, конечно. И то, что сервис вы предоставляли необычный: у всех в палатках наряды примеряли, стоя на картонке, а у вы любезно расстилали кусок линолеума. И про женилку, которую вы вставляли к месту и не очень.

– Ты чё встал? – оборачивается Хан. – А ты, корова, давай, нахер иди!

Торговка отскакивает в сторону, а мы двигаем дальше. Доходим до основного здания стадиона и останавливаемся возле пристройки с надписью «Чайхана».

Хан стучит громко, по-хозяйски. Дверь открывает пожилой мужичок в тюбетейке и толстом ватном халате. В нос бьёт густой аромат варёного мяса.

– Хамсул Гамзатович, – мужичок сгибается в полуприседе, ждёт, когда мы войдём, и снова запирает дверь.

Ранний визит Хана его нисколько не удивляет. Мы заходим внутрь. От запаха голова кружится.

– Бешбармак нам, а потом чаю и лепешек! – отдаёт он приказ и проходит за столик у стены. – И быстрее неси!

Здесь тесно, но чисто. И пахнет мясом.

– Всё будет, Хамсул Гамзатыч, – мужичок скрывается в подсобке и почти сразу выплывает обратно.

Он несёт поднос с двумя дымящимися чашками. Ставит перед каждым из нас и исчезает. Я стараюсь смотреть на еду равнодушно, хотя ясно понимаю, что молодой организм переживает голод значительно острее, чем зрелый.

– Бери кисе, угощайся, – кивает Хан.

– Деньги менты отобрали, – говорю я. – Так что, благодарю, но нет.

– Ешь, угощаю, – отвечает он и, схватив ложку, накидывается на еду.

Он ест быстро и сосредоточенно, издавая громкие хлюпающие, чавкающие и всасывающие звуки. Я тоже беру ложку и приступаю.

В чашке налит густой бульон, в котором плавает тонкая широкая лапша, богато засыпанная мелко покрошенной бараниной. С голодухи заходит на ура. Я особо и вкуса не чувствую, черпая горячее варево.

Приканчиваем еду мы моментально. Хан отваливается назад на висящий на стене толстый и пыльный ковёр. Снова появляется хозяин заведения, на этот раз в сопровождении круглолицей девушки с чёрными косами. Она скромно смотрит вниз, не поднимая глаз. Собирает грязные тарелки и исчезает.

Мужичок расставляет пиалы и ставит заварочный чайник, из которого валит пар. Следом на столе появляется горка лепёшек, чашка с орехами и сухофруктами. А перед нами появляется нарезанное крупными ломтями варёное мясо, пучки зелени и ещё две пиалы ароматного бульона.

Хан делает глоток бульона и от удовольствия прикрывает глаза. При ближайшем рассмотрении он мне кажется лет на пять-шесть старше, чем я изначально определил его возраст.

А он силён. Я в сорок с плюсом уже тяжеловато отходил от бессонной ночи, а этот ничего, бульон хлебает и с каждым глотком будто сильнее становится.

– Почему не стал набирать при тузе и шестёрке? – Хан прерывает тишину нашей трапезы.

Хм, неожиданно. Следил, получается?

– А со мной почему не стал играть? – раскладывает на тонкой лепёшке куски мяса, зелень и сворачивает в рулет.

– Дай-ка и я себе шаурму накручу, – говорю, скорее, для себя, а не для него.

А что мне отвечать? Что с шулером играть – себя не уважать?

– Как понял, что колода краплёная? – Хан будто читает мои мысли. Сыплет вопросы, не дожидаясь ответов. – Почувствовал? Или сказал кто? Кто?

– По игре догадываться начал, ну и нащупал на паре карт…

– А чё ты раньше не приходил, если хорошо играешь?

– Да я и не знал что у тебя своя точка, – пожимаю я плечами. – Ты же к нам в казино ходишь всегда.

– Да чё ты гонишь! Все знали, а ты один не знал! Весь город знает.

Я снова пожимаю плечами.

– А чё у тебя эта сучка ментовская выпытывала?

– Да про катран твой спрашивала…

– Ты чё пургу несёшь! – зло обрубает он. – Катран мой её вообще не парит. Чё она хотела?

– Спрашивала…

Блин, да я хер знает, что ему говорить!

– Спрашивала хрень всякую. Как в катране оказался, насколько… насколько близко я тебя знаю…

– Эт ещё чё значит? – щурит он глаза.

– Ну, типа, если могу быть в курсе твоих дел.

– А ты чё сказал?

– Блин, я чё сказать то мог? Сказал, что вообще никаких отношений. Не стал говорить, что ты мне башку пробил.

– Мля, ты мне не напоминай, ты понял? А то я тебе в натуре пробью. Вас там всех за эту подставу на куски порвать надо, демоны, сука. А тебя особенно, ты понял? А Ленина твоего чугунного в жопу тебе засунуть, в натуре.

Это он про бюст, которым я его отоварил.

– Понял, не напоминаю, – киваю я.

– Ещё чё спрашивала? – нервно продолжает он. – Тебя сразу увели и чё делали там с тобой всю ночь, а? Только не вздумай мне семёрки плести, всосал?

– Так в кабинет завели и бросили. Я там несколько часов сидел на диване, массу давил. А потом пришла тётка, минут пятнадцать поговорила и всё.

– Что ещё спрашивала?

– Да одно и то же по кругу гоняла. Про работу тоже.

Он смотрит на меня так, будто рентгеном просвечивает. Долго смотрит. Не мигая. А я на него смотрю.

– Ты помнишь, что я тебе сказал? Если хоть слово, хоть буковку ей сболтнёшь, я тебя на кусочки порежу. Ты помнишь это?

Теперь не забуду, конечно…

– Да, – киваю я. – Как такое забудешь…

– Ладно, слушай сюда, – чуть наклоняется он в мою сторону. – Будешь делать, как говорю, я тебя не трону. Жить будешь нормально. А суку эту ментовскую я кончу, вот посмотришь. Скоро уже. А если узнаю, что ты ей клепал на меня, зубами загрызу, вот этими самыми!

Он открывает рот и демонстрирует мне тёмные, не слишком здоровые зубы.

– Будешь играть со мной, – понижает он голос.

– Где играть? – хмурюсь я. – У меня же работа.

– Нахер тебе это казино? Будешь реальные бабки со мной поднимать.