Текст книги "Фартовый. Лихие 90-е (СИ)"

Автор книги: Егор Лавров

Соавторы: Дмитрий Ромов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

4. Давай приколемся, дорогой

Позорно лечу и вспарываю носом кучу песка. Вот теперь даже хорошо, что двор пустой. Хотя, по идее, в такую рань народ должен бежать на работу.

Пытаюсь подняться, но не успеваю. Меня сбивают с ног мощные собачьи лапы. Всё, капец моей заднице. Теперь точно без уколов не обойтись. Хоть бы горло не перегрызла, тварь.

Внезапно рычание сменяется поскуливанием и вдруг… мокрый противный язык проходит по моей шее, слюнявит щеку и мусолит ухо. Пытаюсь увернуться от спертого вонючего дыхания, но псина продолжает облизывать мне лицо.

Осторожно отталкиваю тушу и поднимаюсь. Пёс радостно скачет вокруг, но мне кажется, что на уме у него какая-то гадость, хотя рык его звучит уже не так угрожающе.

Хлопает дверь автомобиля.

– Чарли, фу!

Я оборачиваюсь и вижу худощавую высокую девицу, спешащую ко мне. Оглядываю мамзель. Длинные чёрные волосы убраны в хвост. Из одежды – два куска ткани. Чёрное мини трещит на бедрах, а ярко-салатовый топ обтягивает грудь.

Она проваливается каблуками в песок, отряхивает ноги и от этих резких нервных движений верхняя часть одежды предательски сползает вниз.

– Дерьмище! – подтягивает она топ и гневно смотрит на меня, будто это я виноват в том, что она влезла в песок. – Ром, что с тобой? Ты чё, ку-ку? Чарли, фу, я сказала!

Собакен переключается на девицу, та его тут же отпихивает.

– Опять с утра бухали? – спрашивает она.

Ну, да, бухали. Вернее, бухал, если так можно сказать про пару выпитых бокальчиков.

– Инга?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не добавить «ты ли это». Но проверить в любом случае нужно. Мало ли, может, соседка или ещё кто. Ну, ничо так, Инга. Будь я моложе, покувыркался бы с ней. Ну, то есть… Блин. Я же и так моложе… Ну, значит, покувыркаемся ещё. Если у меня такие крали под боком, то я согласен и подзадержаться в этом времени.

– Нет, Маша, блин, Распутина! – хмурится она. – Ты принёс?

Хрен его знает, что я ей должен был притащить, поэтому неопределенно мычу в ответ и делаю многозначительное лицо, а заодно стараюсь отойти от пса. Но тот никак не теряет ко мне интерес, снова подходит и довольно лижет руку.

– Собаку что ли выгуливала?

– Тебя же не дождёшься! Приходится самой.

Класс. Я только пришёл, вообще-то.

– А была где?

– Здесь! – взгляд утекает влево вниз.

Врёт. Невооружённым взглядом видно, что врёт. Ах, ты лживая Инга!

– Что значит «а была где»? Ты меня видишь? Вот она я, здесь и была!

– Сейчас вижу, – подтверждаю я, усмехаясь. – Как живую. Но минуту назад не видел. Откуда-то ты ведь взялась?

Мне, вообще-то, нет никакого дела до того, где была эта красотка и почему она так расфуфырилась с утра пораньше, чтобы выгулять собаку. С другой стороны, может, ей на работу надо. Хотя, что это за работа, куда надо ходить в таком виде? Впрочем, её смущение и растерянность говорят, что что-то здесь не так.

– Ладно, похер, пошли домой, – мотаю я головой.

Ну, правда, ну похер, Инга. Я тебя в первый раз вижу. Может, ты мне вообще снишься. Покажи, где мне спать, и делай, что хочешь. Можешь возвращаться в свою тачку.

– В смысле, откуда взялась? – округляет она глаза и удивлённо хлопает ресницами. – Что за наезд, Рома? Ты правда напился?

А ничего, симпатичная мордашка. Как у обезъянки. И ушки торчат немного. Чунга-Чанга.

– Да в тачке ты была, в тачке, в той иномарке. Идёшь или нет? Мне в туалет надо!

Зачем я вообще эту бадягу завёл? В тачке, под тачкой, на тачке… Какая разница?

– Рома, хватит чушь нести! В какой ещё иномарке? Пить надо меньше. Пошли лучше домой. Чарли, за мной!

Инга выпячивает грудь вперёд и гордо вышагивает в сторону подъезда. Значит, моя баба, точнее, баба этого Романа, считает нормальным тереться в чужих автомобилях, причём, я об этом знать не должен. Ладно, позже разберёмся, что у неё там за дела. А пока неплохо бы выяснить, где находится мой дом, и понять, что мне вообще делать дальше.

Пешком топаем на пятый этаж. Чарли скачет рядом и пытается хватать за пятки. Отстань, Баскервильский пёс! Отстань, мать твою! Упираюсь взглядом в упругие ягодицы, которые ритмично двигаются передо мной.

– А почему не на лифте? – спрашиваю я.

Неплохие, надо сказать, ягодички. Аппетитные. Нужно будет изучить подробнее. Воспользоваться чужой телесной оболочкой и изучить. Потом. Чуть позже.

– Ром, ты когда упал, головой случайно не ударился? Лифт с момента сдачи дома не работает.

Понятно… Квартира оказывается однокомнатной. Мебели по минимуму. В прихожей стоит комод, куда Инга бросает ключи и поводок. В комнате диван и коричневый сервант с глянцевыми дверцами. У моей бабушки на даче такой был.

Чёрт, да это ж обстановка из моего детства. Когда переезжали в новую квартиру, всю мебель на дачу и свалили. Только там уже рухлядь стояла, а тут все почти новое.

Чарли скользит по вздутому линолеуму. С порога видно, что отделку здесь гнали на скорую руку. Швы на обоях не сходятся местами на сантиметр.

– Может, хватит на стены пялиться? – Инга выходит из ванной, стряхивая мокрые руки. – или ты ремонт хочешь сделать?

Стоит, уперев руки в бока, и выжидательно смотрит на меня.

– Ну? – поднимает она брови. – Доставай!

– Я достаю из широких штанин, а все возмущенно кричат: гражданин! – цитирую я Колю Фоменко.

Чего доставать-то? Что ей нужно? Хоть бы намекнула…

Хотя… женщинам, как правило, от мужиков нужно только одно – денег. И иногда секса. Ладно, проверим, начнём с бабусек. Ныряю в карман, нащупываю шершавую купюру и потираю её пальцами.

Какой же курс сейчас? Если это девяносто третий, то мне было двадцать три. В этом возрасте в своей молодости я не то, что баксы менять бегал, я их к тому времени пару раз в руках держал.

Вытаскиваю руку из кармана, купюра неловко цепляется и падает на пол. Инга с Чарли наперегонки кидаются к добыче. Моя сожительница оказывается быстрее.

– Это чё такое? – Инга смотрит на меня со злостью, как будто это не сто долларов, а мятый рубль. – А где остальное?

Лицо отражает исключительно гнев. Больше ничего.

– Какое остальное? – поднимаю я брови, намекая, мол, не охренела ли мадам.

Впрочем, надо, конечно, выяснить сначала, что тут вообще происходит.

– Мне штука нужна! – прикрикивает она, а у самой взгляд жёсткий, брови сдвинуты, не девка, а настоящая акула. – И побыстрее. К вечеру достань! Ты обещал!

– Обещанного три раза ждут, – прищуриваюсь я.

– Ты уже сто раз обещал! Иди, сказала, и принеси.

– Иди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю что.

Ты б рассказала заодно, где я тебе к вечеру их могу добыть. Не каждый день на смене по башке дают. А других способов заработать бабло я пока не знаю.

По идее, у меня должна быть зарплата. Если сегодня двенадцатое, вполне вероятно, что её ещё не давали. Но… какого хрена? Мне здесь ещё адаптироваться, и я не собираюсь все свои бабки этой лгунье отдавать. Да и штуку баксов, тем более… Или рублей?

Она стоит, гневно сверкая глазами, молнии мечет.

– А тебе хочется штуку баксов или рублей? – интереса ради уточняю я.

– Бл*дь! Не зли меня! Зачем мне деревянные твои? А может, ты хочешь, чтобы я сама отправилась зарабатывать? – с наездом восклицает она и, сверкнув глазами, уметается в комнату.

– Окей, спрошу у Ирины, когда бабки давать будут.

– У Ирины⁈ – она снова выскакивает в коридор. – Я тебе говорила держаться подальше от этой облезлой выдры?

– А ты, случайно, не охренела? – чуть прищуриваюсь я.

Как-то начинает доставать меня эта Инга, больно уж яркими делает воспоминания о моей бывшей. Та вот так же вела себя перед разводом.

– С огнём играешь, Миронов, – цедит она сквозь зубы, хватает сумочку и выходит из квартиры.

По ходу, у Ромика с Ингой свободные отношения. Вернее, у Инги свободные, а у него сложно-подчинённые и почти что товарно-денежные. Ты мне бабки носи, а что я делаю, не спрашивай.

Через мгновение сожительница подтверждает мои мысли.

– Бабки поменять не забудь! – Инга снова возникает на пороге. – И остальное до вечера раздобудь. Ты обещал, помнишь? Мне в Москоу завтра ехать.

Свои требования она озвучивает как заправский террорист, и ответ мой ей не нужен. Уверена, что я тут же кинусь и в новом для себя мире сходу за один день найду ей где-то девятьсот баксов. Ага, уже бегу.

Чтобы я точно прочувствовал всю важность её просьбы, она громко хлопает входной дверью. Из подъезда доносится цоканье каблуков. Интересно, куда она отправилась с утра пораньше?

Громкое урчание в желудке толкает меня на поиски еды.

Так, а сколько же я получаю в казино? В мои девяностые это был такой закрытый и далекий мир для меня, что я даже примерно не представляю размер потенциального оклада.

В холодильнике огрызок копчёной колбасы, подвядшие огурцы и белый батон. Ничего похожего на нормальную еду не наблюдается.

Бросаю взгляд в окно – Инга, выпятив грудь, вышагивает по бордюру. Во дворе по прежнему две тачки. Она останавливается у чёрной и внимательно смотрит на окна. Я стою за шторой, так что она меня не замечает и, постояв ещё несколько секунд, садится на переднее сиденье.

Никак на работу моя красотка поехала. А подхватил её добродушный коллега. Как Ирка, которая меня подвозила. Высокие, высокие отношения.

Пока я впихиваю в себя бутер, по вкусу больше напоминающий туалетную бумагу, Чарли не отходит от меня ни на секунду.

– Изыди, животное. Ты в туалет тоже со мной пойдёшь?

Он радостно лает в ответ.

– Жрать хочешь… – понимающе киваю я. – А кормить-то тебя чем? Не своей же плотью?

От остатков колбасы пёс отказывается. На плите замечаю кастрюльку, в ней засохшая каша. Наклоняюсь к его миске, и он тут же бросается ко мне, к моему лицу.

– Вон там жди! – строго говорю я и он… нифига себе, отходит туда, куда я показываю пальцем.

Но только я наклоняюсь над его миской, он с лаем бросается ко мне. Ну, нахер, за собакой чужой мне ходить не приходилось ещё. Я оттесняю его жопой и наваливаю полную миску.

Пёс бросается к тарелке, но тут же осекается. Подозрительно обнюхивает еду и смотрит на меня с явным неудовольствием.

– Ну, извини, не знаю, чем тебе помочь. Сам вон жру всякое дерьмо. Моя еда тебе тоже не по нраву.

Не было печали, купила баба порося, как говорится. Это я про Ингу. Впрочем, у неё, походу, и сейчас печали нет. И мужику своему, значит, готовить не обязательно, и собаке. Сами себе добудут. Красотка, блин.

В комнате раздается треньканье. Звук громкий и противный. Дисковый телефон стоит на полу за диваном. Аппарат древний даже для этого времени, грязно-жёлтый, на трубке скол.

– Алло, – осторожно отвечаю я.

– Сыночек! Как ты?

Металлический треск заглушает звук, но я сразу же узнаю этот голос. Такой родной и знакомый… На мгновение меня накрывает волна паники. Мама? Но… Как? Нет…

– Сыночек! Алё?

– Мама? – с трудом выдавливаю.

– Рома, как у тебя дела?

Она говорит что-то про дачу и что я так и не забрал белую рубашку, что Вовке нужны сандалики в садик, а старший разбил коленку, тётя Лиза передала картошку, а из деревни прислали кусок свинины, завтра будет борщ и это настоящий пир. Я тоже могу заходить, только без моей курвы. Спрашивает про учёбу и кушал ли я сегодня.

Периодически поддакиваю и постепенно прихожу в себя. Конечно же, это не моя мать. И голос на самом деле у нее другой. Бездушные телефонные сети, искажающие звуки, плюс моя усталость и в целом странность ситуации меняют остатки памяти о маме.

Её нет уже двадцать лет и какой у неё на самом деле голос, я, конечно же, не вспомню…

Резко поднимаюсь с пола, дёргаю нижнюю дверцу серванта и за стопкой газет нащупываю прохладное стекло.

Заначка. Надо же! Как будто тело само меня к ней привело. Наливаю янтарную жидкость в кружку с чайными разводами и выпиваю залпом.

Бред какой-то. Всё это – один сплошной бред. Слишком далеко всё зашло. Я ведь умный мужик, профессионал, в конце концов. Так какого хрена мне чудится такая ерунда?..

Ладно, поприкалывались и хватит. Сейчас как следует высплюсь и проснусь в ветеринарке или в своей хате. Я заваливаюсь на диван и мгновенно проваливаюсь в пустоту.

– Рома, ты охерел? – из сна меня выдирает противный фальцет.

Что ж за мерзкие голоса у здешних баб?

– Сто баксов? Почему здесь всё ещё сто баксов? Где остальное?

– Погоди орать! – протираю глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд. Она размахивает купюрой у меня перед глазами.

Откуда взяла-то? Я ж обратно в карман засовывал. Лезу проверить. Так и есть – вытащила.

– Я же сказала, что мне нужна штука! До вечера! – Инга трясёт меня за плечи. – Ты шевелиться будешь или как?

Вот дерьмо… Похоже, это всё-таки не сон. Сон во сне, конечно, тоже случается, но окружающее слишком уж реально. Я щиплю себя за руку и ойкаю. Больно. Значит я реально в новом теле и живу теперь в девяностых? Откликаюсь на Романа и скинул лет тридцать? Хорошо, что хоть город знаком.

Звучит как-то не очень… не очень правдоподобно…

– Ты вообще без мозгов? – Инга замахивается, чтобы, наверное, залепить мне пощёчину, но я резко сажусь и хватаю её за кисть.

– Тон убавь, – говорю тихо, твёрдо и зло.

От моей реакции она на мгновение теряется, но тут же берёт себя в руки и снова включает сирену:

– До твоей смены ещё пять часов. Чтоб деньги были…

Я не даю ей договорить. Резко встаю, отстраняю её от себя и направляюсь в ванную. Так и есть, из зеркала на меня смотрит всё то же молодое лицо.

– Меня же на счётчик поставят… – тон Инги делается менее уверенным.

Игнорирую её нытьё. У меня есть дела поважнее. Например, решить, что мне делать дальше. И она тут советчик не самый подходящий.

Оставаться здесь, в этой квартире? Она вообще чья и сколько я могу здесь прожить? Чем мне заниматься? Что делать с этой капризной бабой? Если хата моя, может, прогнать её к чертям? Лишние проблемы.

– Ты меня совсем не любишь… – раздаётся из комнаты, а следом подключаются всхлипывания и через пару повторов «не люби-и-и-и-ишь» громкие рыдания.

Этого мне ещё не хватало… Бесплатно успокаивать истеричек у меня нет ни малейшего желания. Да и бывшей, в своё время, за глаза хватило. Снова она всплывает в моей памяти. Да я когда в своей реальности жил, так часто про неё не вспоминал, а тут уже второй раз за день. С кого она теперь будет бабки тянуть, раз меня там больше нет?

Странно, моё реальное будущее уже стало для меня прошлым. Моё реальное прошлое еще не случилось. И с этим мне надо что-то делать. Я подхожу к магнитоле «Шарп» и нажимаю кнопку воспроизведения. Комната сразу наполняется музыкой.

Плейбой рядом со мной мой милый бэби

Плейбой клёвый такой одет как денди

Плейбой просто герой с тобой я леди

Сладкий мой бэби я так люблю тебя…

Капец. Тут же выключаю. Всхлипывания в гостиной становятся всё громче и всё более наигранными. Пока барышня выплачется, успею принять душ.

После душа становится лучше. Выхожу в одном полотенце, на полке в шкафу нахожу чистое белье и футболку. Шорты и прежние сойдут. Инга демонстративно отворачивается. Да и хрен с тобой. Я и так уже понял, что особого толка с тебя нет. Так, красивая мебель. От тумбочки отличает только то, что ты что-то с меня требуешь.

– Баксы давай! – протягиваю раскрытую ладонь, она лишь презрительно фыркает в ответ.

Жду. Раз, два, три…

– Бабки, я сказал, – повторяю твёрже.

Смотрит ошарашенно. Эх, Ромик, не умеешь ты к таким расфуфыренным барышням подход находить… Но ничего, скоро научишься.

Удивлённо хлопает ресницами, но купюру протягивает.

– Ты поменять хочешь? – спрашивает настороженно.

– Борща мне свари, – игнорирую её вопрос. – И собаке пожрать.

Выхожу и только в подъезде понимаю, что не выяснил, где ближайший обменник. Ладно, на улице разберусь. Вспомнить бы ещё, сколько доллары сейчас стоят. Чтоб не намахали. Да и в целом прикинуть, что тут почём и на сколько мне этих денег хватит.

Я прохожу по дороге, по которой ехал сегодня утром. В округе только жилые дома, но там, чуть дальше, рядом с остановкой вроде были какие-то ларьки. Да, так и есть, через пять минут нахожу ларёк со всякой всячиной. А чуть поодаль, за остановкой, на картонных коробках разложены турецкие свитеры, трусы, носки… Капец. Угрюмый небритый продавец хмуро курит, не глядя на своё добро.

В ларьке чего только нет. Тут вперемежку газеты, жвачки, дешёвые детские машинки из пластика и формочки для песочниц, газировка в бутылках и мороженое. На картонке, выставленной в зарешеченной витрине, шариковой ручкой крупно начерчен знак доллара и буквы «DM»

Глаз цепляется за сникерс. «Сникерс», блин. Я хмыкаю. Вкус моей юности, карамель, прилипающая к зубам, ароматные орехи. А я ведь так ничего толком и не поел. Двести семьдесят пять рублей. Это много или мало? Ладно, сейчас бабки поменяю и куплю. Начну погружение в новую реальность с приятных воспоминаний…

– Почём баксы покупаете? – спрашиваю я, наклоняясь к окошку.

– По десять тысяч, – раздаётся насмешливый голос с кавказским акцентом. – Нет, по сто, по сто тысяч. Сколько баксов, дорогой?

– Чего? – удивлённо тяну я. – Каких сто тысяч?

– Что, мало? – усмехается ларёчник. – Ну, хочешь, по лимону за бакс возьму. Хочешь?

Какая-то хрень…

– Какой курс сегодня? – заглядываю я в окошко ларька, пытаясь рассмотреть весёлого продавца. – Нормально скажите.

– Конечно! – отвечает бодрый голос. – Говорю нормально, дорогой. Для тебя самый лучший курс в городе!

– Маратик, ты зачем с покупателем так шутишь? – из дверей ларька выходит азербайджанец и протягивает мне руку. – Приветствую, дорогой! Заходи, не стесняйся, всё поменяем. Сколько у тебя? Три сотки будет?

– Только сто, – отвечаю и протягиваю руку для приветствия. – Зачем заходить-то?

Как только азер касается моей руки, тут же крепко её сжимает и дёргает на себя. И практически сразу кто-то с силой толкает меня в спину, а через мгновение я оказываюсь внутри ларька.

– Ну что, Ромик, ты поприкалываться решил, да? Ну, а чё не приколоться? Если бабки есть, давай. Давай приколемся, дорогой…

5. Долги все-таки есть и тут

– Ты ж мой хороший! – расплывается в улыбке весельчак продавец. – Сам пришёл! Я ведь говорил, что он сам придет, а ты мне не верил.

Раздаётся сдержанный ржач. После яркого солнца зрение привыкает не сразу, и я вижу только силуэты тех, кого рассмешило моё появление. Озираюсь. Тот, что меня сюда затащил, закрывает дверь на ключ.

– Сказал, что сотка у него, – говорит он.

– А остальное когда? Рома, зачем ты молчишь, как чужой, а? Рассказывай, как живёшь, почему не приходишь. Я же скучаю.

Они снова смеются. Их тут трое. Продавец, тот который Маратик, невысокий, лет сорока, грузный, оплывший, с редкими волосами, влажным лицом и печальными глазами. Второй, который меня сюда затащил, тоже азербайджанец. Он невысокий, жилистый и злой.

А третий, тот что был снаружи и запихивал меня в ларёк – русский. Крепкий быдловатый качок. Первые выглядят хитро, а вот у моего соплеменника все мысли написаны на лице. И мысли эти меня не радуют. Он смотрит так, будто уже примеряется, куда мне всечь.

Блин. Попадалово. Интересно, есть в этом городе хоть кто-нибудь, кто не хочет получить с Ромы денег? Зачем было переноситься сюда, если здесь та же самая хрень, что и в прошлой жизни?

Ситуация не очень приятная и, похоже, мой долг этой торговой точке давнишний. И мне очень бы хотелось урегулировать ситуацию так, чтобы не пришлось знакомиться с похожими на гири кулаками качка.

– Марат, я вам что, триста баксов должен? – уточняю я. – У меня просто травма головы была и… в общем, я подзабыл кое-что важное.

Нужно не молчать, нужно говорить, попробовать вызвать у них эмпатию, ввести в контакт, заставить самих говорить и…

– Йё-ё-ё! – выдыхаю я, изгибаясь и хватаясь за бок.

Твою мать! Сука! Из глаз летят искры… Зачем сразу по почкам?

Качок очень быстро переходит в фазу телесного контакта.

– Череп, ты зачем так делаешь? – качает головой Маратик. – Смотри, какой он вежливый! На «вы» разговаривает. Сам пришёл, опять же. Хочет расплатиться, а ты… У него травма была. А с головой шутить не надо. Зачем раньше времени новую травму делать? Надо сначала послушать, что он скажет.

Я морщусь… сска… долбанный Юнг! Морщусь и тру спину.

– Да мне вообще похеру, – обиженно отвечает Череп. – Слушай, если тебе надо.

– Короче, ты, чмо, – чуть толкает меня в плечо второй азербайджанец. – Триста баксов раньше был должен, а теперь ты мне полштуки торчишь, ты понял меня? Э-э! Я тебя спрашиваю!

– Ильдар, – усмехается Маратик, – пусть Рома скажет, не торопись. Давай, Ром, говори.

– Ребята, погодите, – поднимая руки, будто сдаюсь, говорю я. – Пятьсот бакинских – это вообще не проблема…

– Каких бакинских⁈ – снова двигает мне в плечо Ильдар. – Ты на чё щас намёк сделал, а?

– Ну, баксов, ёлки, бакинских рублей, так говорят иногда… Смотрите, я же объясняю, травма была, тут помню, тут не помню, вон видите, башка разбита.

– Башка у тебя разбита недавно, а бабки ты, сука, уже три месяца не отдаёшь, – наступает на меня Ильдар.

– Через неделю отдам. Сейчас полтос, через неделю ещё двести пятьдесят, а потом через неделю остальных двести.

– Хер он вам отдаст, – усмехается Череп. – Ничё не получите, я таких мудаков знаю. Валить его надо, толку всё равно не будет.

– Ты в уме, братишка? – забываюсь я. – За триста баксов валить?

Я одновременно и взбешён и обескуражен такой тупостью.

– За триста мало, конечно, – пожимает он плечами, – но за пятихатку уже можно.

– Каких пятьдесят? – кипит Ильдар. – Почему сейчас пятьдесят? У тебя сотня на кармане? Давай сотню, чмо. Я вон Черепу из-за тебя задерживаю. А мне надо с Топором ссориться? Из-за такого сучонка, как ты.

– Да, с Топором я вам ссориться не советую, – усмехается Череп. – У него и так на вас зуб уже. Если я сейчас ему опять скажу, что Ильдар подождать просит, в следующий раз уже ваши почки прощупывать придётся. Давай, забирай у него сотню и садись играть.

Играть? Они тут играют? О-па!

«Казино, казино, казино»… – проносится в голове.

Череп проходит мимо меня, отпихивает плечом и пробирается вглубь ларька, перешагивая через коробки и расчищая путь ногой. Он садится на упаковку «Кока-Колы» и кивает на пластмассовый ящик, на котором лежат карты.

– Вы чё без меня начали?

– Нет, нет, – машет рукой Маратик. – Так, баловались просто. Как без тебя, дорогой?

– Давай свою сотку, – толкает меня локтем Ильдар.

По роже вижу, недоволен человек, но и не уверен, не знает, что сейчас делать.

– Погоди! – восклицаю я. – Погоди!

– Что «погоди»? Давай бабки, сказал!

– А давай так, – говорю я и чувствую ту самую дрожь в пальцах и возбуждение в груди…

Меня накрывает знакомый, но редкий мандраж. Это не просто возбуждение, я знаю это ощущение. Это предчувствие! Бляха-муха, да! Хороший знак!!! Звон в ушах, стук сердца и ритм танго. Тац-тац-тац-тац… Так всегда бывает перед победой! Сто процентов!

– Смотри! – я оборачиваюсь к Ильдару и вижу, как меняется его взгляд, а брови ползут на лоб.

Да, да, знаю, глаза у меня горят, ноздри раздуваются, ага, я чувствую запах денег, дурашка! Запах бабок! Только не пытайся меня остановить!

– Смотри, – возбуждённо повторяю я. – Сейчас я сыграю с Черепом на свои сто баксов. Я у него выиграю, отдам тебе долг, а остальное мы с тобой разделим пополам. И всё, больше я не должен и ты не должен, и никто не должен!

– Ему в натуре башку проломили! – ржёт Череп. – Крыша поехала. Наглухо, в натуре!

– Пошёл ты! – отвечает мне Ильдар, но отвечает неуверенно.

Он хмурится, глаза его бегают, и не нужно быть спецом по микромимике, чтобы понять, что он сомневается. Лживое, неуверенное существо. Ясно, что от моей жалкой сотни его выплата оброка особо не зависит, но он…

– Ильдар, – поддавливаю я. – Что ты теряешь? Сколько раз ты ему уже проигрывал? Дай сыграть мне! Я профессионал.

Про проигрыш я бью наугад, но попадаю в цель. На простоватом лице азербайджанца мелькают неприятные воспоминания.

– Пусть сыграет, – подначивает Череп и выкладывает на ящик рулончик баксов. – Но больше, чем на сотню я играть не буду. Мне такие должники в хэ не упёрлись!

Кино про гангстеров насмотрелся, не иначе.

– Эта скрутка скоро нашей будет. Давай, решайся!

И я вижу, что при виде этой скруточки глаза у Ильдара тоже загораются, словно ловят искру от меня.

– Сука… – тихонько хрипит он. – Сука…

Я уже не сомневаюсь, уже вижу, что он мой, уже сидит у меня в кармане.

– Ильдар, это наш час, ты слышишь? Давай, только скажи «да», и всё! Больше никаких проблем! У меня чуйка, я его сделаю!

– Скажи «да», милая! – гогочет Череп. – Отдайся.

– А, и х*й с тобой! – сочно, по-кавказски выговаривает Ильдар и резко рубит воздух ладонью. – Садись, играй! Если про**ёшься, будешь штуку должен!

Ещё и дня не прошло, а я уже две штуки торчу. Я усмехаюсь. Зловеще усмехаюсь, недобро. Ну что, Череп, ты готов?

Пробираюсь вглубь ларька и, подставив упаковку «Фанты», сажусь на неё.

– Во что играем? – с обманчивой кротостью спрашиваю я.

– В очко, во что же ещё? – Череп уточняет как-то обиженно. Как будто могут быть ещё варианты игры для таких крутых пацанов с района.

– В двадцать одно, значит, – киваю я.

Тот же блэк-джек, только вид сбоку.

Я тянусь к колоде – не терпится ощутить карты в руках, погладить «рубашку», перетасовать их и разложить по паре каждому. Череп шлепает меня, будто я у него конфету решил отобрать.

– Куда грабарки тянешь? Сам на раздаче буду, – зыркает недобро.

Кладёт колоду в ладонь, взвешивает и зачем-то нюхает.

– Не тяни, начинай! – командую я.

Мандраж усиливается, мне надо срочно его выплеснуть. Выплеснуть в игру, в удачную раздачу, в победу. Только в неё. Голод отступает, на обед у меня сегодня адреналин – на первое, второе и вместо компота.

Череп медленно начинает тасовать, сплёвывая на пол и щурясь. Его действия неестественны. Как будто он их тоже подсмотрел в каком-то боевике.

– Давай уже, сдавай!

Черепахой тебя надо было прозвать, а не Черепом. Ильдар протягивает ладонь, вопросительно смотрю.

– Бабки давай. Разбить надо.

Он даёт мне пухлую пачку долларов. Там есть купюры и по одному, и по два. Но я вытягиваю пятёрку. Не хочу мелочиться. Мне повезет, я знаю это. Чуйка не должна обмануть.

– Сразу по-взрослому решил? – Череп скалится. Не отвечаю на его выпад. Давай уж ты решай скорее.

Приподнимаю карту – король. Неплохо для начала. Туза мне теперь ещё вытащи.

Череп открывает себе десятку. Довольно хмыкает и щёлкает по баксам, лежащим в банке.

Вспомнить бы ещё точно правила в этом очке. Череп достает нижнюю карту и кладёт её поверх колоды – дама. Да, точно, там же засвечивают одну.

– Добавляем! – командует он и кидает пятёрку баксов. Добавляю столько же. Ильдар громко сглатывает.

Убрать бы сейчас всех лишних из помещения. Всё убрать. Только я, Череп и карты.

Дама. Вот чёрт. И тут они меня достали.

В целом неплохо. Двадцать очков. Себе Череп вытягивает семёрку.

Ну, что ж, банк мой. Это оказалось не так уж и сложно.

– Супер! – говорю как можно спокойнее и протягиваю руки к банку.

– Эээ, что за херня⁈ – Череп резко вскакивает, хватает меня за воротник и притягивает к себе.

– Ромик, ты чё творишь-то? – в голосе Ильдара чувствуется страх.

А что не так? Я не понял.

– Ребят, если вы так каждую раздачу будете разборки устраивать…

– Тебе правда башку отбили? – Череп вылёвывает слова мне в лицо. Тут не надо быть психологом, чтобы понять, что он зол, очень-очень зол.

– У меня же двадцать, – пытаюсь оправдаться. – А у тебя семнадцать. Что не так-то?

– Ты охренел? Мудила! Какие двадцать? – он сжимает ладонь в кулак и заносит его для удара.

И тут до меня доходит.

– Стоп! – вкладываю в голос всю твёрдость. – У тебя колода какая? Тридцать шесть?

– Естесн, – Череп чуть отводит кулак, но не спускает его на меня.

Чёрт… В очко же по-разному играют. Если пятьдесят две карты, то «картинки» идут по десятке, а если стандартная советская колода, то там другой счёт. За короля дают четыре очка, за даму три, валеты считаются по два.

– Лошок ты, Ромик, – гогочет Череп. – Зырь, что было бы.

Он вскрывает следующую карту – туз.

– Восемнадцать бы у тебя вышло. На*бенил бы меня влёгкую. А так сиди, лошарик, без бабла.

Ильдар недовольно цокает, переглядывается с Маратом. Они о чём-то втихую переговариваются на своём родном языке. Оценивающе на меня смотрят, и я понимаю, что шанс отыграться и раздать долги упущен. Почти упущен.

– Мне нужна ещё одна партия. – Мой тон говорит за меня: я играю, других вариантов нет.

Череп недоверчиво кивает Ильдару. Тот в ответ неопределённо пожимает плечами.

– Пять сотен ты уже должен, – качок сообщает мне эту информацию так, будто раскрывает тайну загадочной улыбки Джоконды. – Попадёшь на косарь, мне же лучше будет. – Он недобро скалится.

– Чем тебе-то лучше? Тебе вообще какое дело до моих долгов? – тяну время вопросами.

Минута, мне нужно время собраться с силами, сконцентрироваться, снова поймать ощущение ближайшей победы.

– Ну так я ж тебя в лес или в водохранку не за бесплатно повезу, а за половину долга.

– А если сотню тысяч проиграю, тебе полтос заплатят за мою смерть?

– Заплатят, конечно. Я ж с тебя сначала эти бабки выбью, а потом порешаю. – Череп продолжает фантазировать на тему того, сколько в идеале я должен слить, чтобы все в итоге остались в выигрыше.

По его расчётам выходит, что меня в любом случае надо будет убить. Марат ржёт, Ильдар укоризненно качает головой.

Я их не слушаю, ныряю внутрь себя. Давай, Ромик, давай же! Карты возбуждают не хуже упругих ягодиц красотки, что ждёт меня дома с добычей. Принесу, моя хорошая, всё, что просила, добуду и принесу.

Адреналин бьет по вискам, и я уже не сомневаюсь в том, что будет дальше.

– Раздавай! – озноб пробегает по спине, губы на мгновение растягиваются в улыбке, но я тут же её прячу.

Давай, черепаха-черепок, тасуй, кидай, теперь-то я точно знаю, как с тобой надо общаться.

Владельцы киоска застыли как бутылки колы на витрине. В игру не вмешиваются, Марат, мне кажется, даже не дышит. Ставки высоки для всех нас. Мне надо отбить долг, азерам – не мешать. По лицам вижу, что идеальный вариант для них, чтобы я точно выиграл, наконец рассчитался и им не пришлось бы дальше морочиться с выбиванием своих денег.

Череп медленно тасует, раздавать не спешит. Отбиваю пальцами барабанную дробь на коробке.

– Тебе пальцы оторвать? – спрашивает беззлобно, но стучать на всякий случай перестаю. Хватит отбитой головы, пальцы мне в моей работе ещё точно пригодятся.

– Кстати, а не моя ли очередь раздавать? – вспоминаю, что в очко банкиры меняются.

– Кто ж тебе доверит? – Череп ржёт, но никто его не поддерживает.

Давай уже, докажи, что моя чуйка была сегодня права!

Туз. Прекрасно!

У Черепа шестёрка, он свои карты даже не пытается скрыть. Хмыкаю. Кидает обиженный взгляд, но как тут удержаться. Ведёт себя как туз, а на деле ты ж шестёрка, у тебя на роже это написано.