Текст книги "Фартовый. Лихие 90-е (СИ)"

Автор книги: Егор Лавров

Соавторы: Дмитрий Ромов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Я краплёными не смогу, – мотаю я головой.

– Чё ты там прогундосил? – щерится он. – Жить захочешь – сможешь. Причём, жить, как король будешь!

– Хан, едем? – на пороге чайханы появляется Шарабан. – Мы ж сегодня с Тощим перетереть хотели. Так это, надо двигать, уже, а то он свалит и всё, считай, на неделю.

– Всё, – поднимается Хан. – Меня не ищи, я тебя сам найду, понял? Бывай, короче. И готовься. Игра большая будет. Поднимем хорошие бабки. Большой куш!

– А если не поднимем?

– А если не поднимем, – ржёт он, – значит кого-то опустим. Но не так, как ты подумал. На дно ямы опустим.

Они уходят. Я жду пару минут, когда они уедут к своему Тощему, а потом выхожу сам. Уже начало восьмого. До школы крупье, на которую меня отправила Ирина, еще два с лишним часа. Значит успею смотаться домой, душ принять и переодеться. Правда, придётся ехать «зайцем». Блин, надо уже с деньгами вопрос решить.

Так, новые районы у нас на севере города. В былые времена туда ходила «восьмёрка» и «пятьдесят второй». Через дорогу остановка, хотя остановкой назвать её сложно: скамейка без сидений и металлические основания без крыши. А ещё центр города называется. Долго вам ещё существовать в ожидании удобных мультимедийных остановок.

Вдали раздаётся треньканье. Точь-в-точь такое, как в ночь, когда меня не стало. Оглядываюсь по сторонам, а вот и источник – рассекает по середине дороги. И насколько я помню, кондукторы в трамваях встречались гораздо реже, чем в обычных автобусах. Запрыгиваю в заднюю дверь и с трудом втискиваюсь в салон. Раннее утро, народу битком.

На конечной пересаживаюсь на автобус и через остановку уже дома.Там заглядываю в киоск Маратика. Никого. Заметив мой интерес, алкаш, стоящий рядом, разражается пространной и не очень членораздельной речью, из которой я понимаю, что ларёк какого-то лешего оказался закрытым.

Я прихожу домой и обнаруживаю, что у меня нет ключей. Где они, ума не приложу. Может, выпали на диване у Марины, или, может быть, были изъяты при личном досмотре. Не исключено даже, что я их дома забыл. Но только нет их, и всё.

Я звоню в дверь, и отвечает мне единичный низкий «гав» от Чарли. Он подходит к двери, цокая когтями и шумно обнюхивает щели.

– Чарли, узнал? Иди разбуди Ингу.

Да, он узнал и теперь начинает громко лаять, завывая, как оборотень. От такого бы и мёртвые пробудились. Блин! Это значит, что Инги, судя по всему, нет дома. Поторчав немного у подъезда, я возвращаюсь на остановку и отправляюсь к матери Романа на улицу Ленина.

Двухэтажный кирпичный дом, два подъезда, у каждого – по облезлой лавочке без спинок. Тринадцатая квартира на втором этаже. Звонок не работает. Заношу руку для стука, но на полпути замираю.

А если она меня не узнает? Не признает за сына. Матери ведь все чувствуют…

Дверь открывает женщина чуть ниже меня. На ней цветастый халат, волосы спрятаны под белой косынкой. На вид ей лет сорок пять, но вполне может быть и больше. Как к ней обратиться? А вдруг это соседка заглянула и заодно дверь открыла?..

Женщина оглядывает меня и тяжко вздыхает.

– Ну, здравствуй, сынок…

– Мама… – я столько лет не произносил это слово по отношению к конкретной женщине, что оно даётся мне с трудом.

– Вернулся-таки, – она выдавливает улыбку и отступает в сторону.

Длинный узкий коридор слабо освещён. По правую сторону в ряд располагаются двери, обстановка напоминает коммунальную. Куда идти-то? А обувь где кинуть? Сажусь на корточки и делаю вид, что поправляю шнурок.

– Расселся, – ворчит мать, огибая меня. – На работу спешу, знаешь ведь, что утром у нас дурдом. Хоть бы предупредил, что зайдёшь. Хотя… у нас всегда тут дурдом.

Она скрывается за занавеской, которой отделён угол коридора, и я ныряю следом. Здесь оказывается полка для обуви, вешалка с кучей курток и плащей и ещё две двери.

– Зоя, кто там? – раздаётся недовольный голос из комнаты.

– Сын пришёл, – она отвечает суетливо, как будто оправдывается.

– Какой, к херам, сын, идиотка?

– Не начинай только с утра… – мать хмурится.

По атмосфере в комнате понимаю, что скандал у них уже был до моего появления.

– Мои сыновья дома все, а выблядок твой мне тут нахер не упал, – следом за фразой раздаётся громкая отрыжка. – За пивом лучше сбегай. И нахер этого гони.

– Паш, ну зачем ты так? – мать оправдательно смотрит на меня.

Заглядываю в комнату – на диване лежит толстое мурло в растянутых трениках и выцветшей майке.

– А ещё лучше денег мне дай. Или мне опять в долг просить?

– Работать иди! – огрызается она и добавляет мне чуть тише. – А ты на кухню. Свалился же на голову. Знаешь ведь, что он не любит, когда у нас гости. Голодный небось. Крыса ж твоя тебя никогда не покормит. Чайник поставь, кипяток кончился.

– Я инвалид труда! – орёт мурло. – Ты меня чем попрекаешь, дрянь⁈ Я своё отработал, амба! Теперь ты поработай! А не то я тебе морду-то поправлю! Налей мне пива!!!

Пока мать выдаёт встречную тираду, она успевает натянуть шорты и носки на пацанёнка лет четырёх, наложить каши другому постарше, сменить косынку на более яркий платок и засунуть гору белья в шкаф.

Кухня находится в конце коридора. Пока дохожу до нее, встречаю ещё две двери. Да уж, богатые хоромы. Рядом с плитой, облокотившись на подоконник, курит тётка среднего возраста. Она с размаху хлопает меня по плечу и довольно улыбается.

– Куда сегодня пропал? Я после полуночи пришла, а тебя нет.

Пропал где именно? Вернее, откуда? Из казино, из ресторана, из катрана, из ментовки или из чайханы? Поконкретнее, дамочка. Она подаётся вперед, явно ждёт ответа.

– Да так, отойти надо было, – отмахиваюсь неопределённо.

Так, какой тут чайник «наш»? В коммуналках мне жить не доводилось, но судя по рассказам Кира, у которого детство как раз прошло в подобной квартире, на общей кухне частенько устраивались бои. Занял чужую конфорку на плите или не дай Бог соседской ложкой суп помешал – держи объявление войны.

– Куда отойти, Ром? Ты мне не заливай тут. Отойти. Выдумал тоже мне. Будто я не знаю, что у вас со смены даже смерть родной бабушки не вытащит.

Она выговаривает, но как-то беззлобно.

– Когда на смену опять?

Так, значит, она точно про казино.

– Да пока не знаю.

– Ладно, всё равно у вас почти каждый день бываю. Так что жди в гости. – она тушит окурок и бросает его в форточку. – Да, вот держи…

Быстро суёт мне в карман несколько купюр.

– Это за прошлый раз. Тридцать тыщ мне сэкономил. Почаще бы так. А вот рулетку я не забыла! – она угрожающе машет мне указательным пальцем. – В следующий раз как подойду, кидай вуазан. Или мамке расскажу, чем ты там на работе занимаешься.

Точно ж, это востроносая, которая на рулетке просила на красное кинуть. Ого, а мы с ней соседи, оказывается. Без макияжа, в домашнем халате и с бигуди на голове узнать её сложно.

В этот момент раздаётся ужасный крик. Женский.

– У-у-у… – машет рукой моя подельница. – Не вовремя ты пришёл. Опять этот урод мать твою гоняет. Хоть бы ему кто рога поотшибал, а? Нашёл бы ты человека, какого, чтоб за деньги… Застрелил бы его и всё.

Я даже сначала и понять не могу, что это такое происходит. Урод мать гоняет? Охренеть!

– Стой-стой, ты куда! – хватает меня за руку тётка, но я не обращаю на неё никакого внимания.

Урод мать гоняет! Урод!

Я врываюсь в комнату и сразу вижу эту тушу. Здоровенный, он стоит посреди комнаты и рычит. Мать, согнувшись держится за лицо и по слезам текут слёзы. Пацанята жмутся к стеночке и плачут. Тот, что помладше, описался.

Капец!

– А-а-а! Выблядок! – хрипит эта тварь. – Ну, иди сюда! Давай-давай, петушиная морда! Щас ты у меня закукарекаешь.

– Ах, ты дерьма кусок, – проникновенно говорю я и делаю шаг навстречу к этой годзилле.

10. Что случилось с Русиком

Кинг-Конг Паша, расшвыривая стулья, бросается ко мне. Руки растопырены, глаза выпучены, пасть разверзнута. Просто чудище из сказки. Неумное, кстати, чудище, потому что совершенно не берёт во внимание, что в руке я сжимаю длинную ручку ковшика. А из ковшика, между прочим, идёт пар. Потому что в нём совсем недавно бурлил бульон из кубика.

Галина Бланка буль-буль, или что-то подобное. Морковочка, порезанная кружочками, кубики картошечки, лучок. Отличный мог бы получиться суп. Прекрасный просто. Но уже не получится.

Материн мужик на волне ярости подлетает ко мне с намерением сокрушить и превратить в мокрое место. Я, конечно, тот ещё боец, диванный, как говорится, но сейчас во мне горит огонь праведного гнева и желание отмщения безвинных жертв. Да даже если бы они были и не безвинными, по сравнению с этой тушей они совершенно беззащитны.

В общем, я пребываю в таком состоянии, что мне просто не до размышлений о неравенстве весовых категорий. У меня молотки в ушах стучат и сердце из груди выпрыгивает. Я делаю элегантный взмах рукой и горячее жирное варево выливается на лицо и грудь, плохо прикрываемую майкой-алкоголичкой.

Ну… может быть, чересчур элегантно… поэтому на лицо попадает совсем немного, но и этого оказывается более, чем достаточно. В тот же миг раздаётся яростный вопль, вполне, кстати, кинг-конговского масштаба. Паша, испытывавший до этого муки похмелья, очень хорошо чувствует боль. Не чужую, а свою, естественно.

Чувствовать-то он чувствует, но быстро затормозить не может. Да и не понятно, хочет ли. Может, горячий душ его только раззадорил, хрен знает. В общем, влекомый силами инерции, он продолжает лететь вперёд, а я, не задумываясь ни на секунду, обрушиваю донышко довольно увесистого ковшика ему на темя.

Раз, два, три. Получается гулко. Я успеваю нанести три удара, прежде чем этот жирный боров падает на пол. Падает, хрипит и хлопает глазами, глядя на меня с испугом. Неожиданно. Вечно забитый сын жены и вдруг такое, да?

Поймав кураж, как бывало когда-то в годы молодые, я не останавливаюсь на достигнутом и наступаю ногой ему на горло, а сам наклоняюсь над ним, чтобы было более убедительно.

– Слушай ты, мешок с дерьмом, – цежу я. – Если ты её или пацанов своих хоть пальцем тронешь, я к тебе пришлю десяток бойцов, и они тебя на куски порвут, мразь. Мигни, если понял.

Он отчаянно мигает, и я убираю ногу с его горла. Молча разворачиваюсь и… натыкаюсь на ту же мадам, что разговаривала со мной на кухне.

– Ой! – отскакивает она.

На лице её читается крайнее любопытство.

– Отнесите, пожалуйста, – протягиваю я ковшик с… выгнутым донышком.

Блин…

– Это ж мой обед сегодняшний, – всплёскивает она руками.

– Я… компенсирую.

Ну, а что сказать-то ещё?

– Придётся, Ромка, ох придётся, – усмехается она. – Гляди, и ковшик ведь спортил, стервец!

Мать, держась за живот, бросается к мальчишкам, а её муженёк, постанывая, двигает в ванную. Сажусь на диван, на котором возлежала туша. Мне надо перевести дух, слишком много адреналина сейчас у меня в крови. В ушах стучит, сердце колотится…

Успокоив и переодев детей, мать подходит ко мне и садится рядом.

– Ромочка… разве ж так можно? – её руки по-прежнему в области живота.

– Зачем ты с ним живёшь? – игнорирую я её вопрос.

Мой внутренний психолог рвётся в бой. Я чуть было не добавляю «мам», но слово застревает в горле и в последний момент я замолкаю.

– Не твоего ума дело! – она поднимает на меня глаза, полные грусти и тоски.

– Сильно он тебя? Может, скорую вызвать?

– Ой, что ты? – она отмахивается, но при этом незаметно вздыхает. – Ерунда. На работу бежать надо. Хорошо, что не по лицу…

– Хорошо?..

Мне жалко эту хрупкую женщину, которая уже с утра выглядит замученной и уставшей. Достаю из кармана бумажки, полученные от соседки и вкладываю в её ладонь. Блёклые фантики. Пять тысяч.

– Ох! – радостно всплёскивает она руками. – Откуда?

– Заработал.

– Да ты ж мой кормилец! – улыбается она. – Подкинешь его, кстати? А то я тут уже и так закрутилась с утра, на работу не поспеваю.

– Кого подкинуть?

– Вовку до садика. Жаль, Сеньку пока вести нельзя, сопливит… Неделю уже тут дурака валяет. Соседку попрошу за ним присмотреть.

– Мне на учёбу надо, – делаю я виноватое лицо.

Немного странно вести в садик ребёнка, которого первый раз вижу. Точнее, он-то мне братом доводится, вот только к этому всему ещё привыкнуть надо.

– На учёбу – это хорошо! – довольно кивает мать. – Это дело нужное. Ладно, что-нибудь придумаю.

– А этот… – не знаю, как правильно обозначить тело в трениках.

– Да шут с ним, – вздыхает мать. – Последнюю тысячу вытащил, пока я дверь тебе открывала. Напьётся и уснёт. Лишь бы в морозилку не додумался лезть и мясо не нашёл, а то ведь с него станется, продаст за бутылку. А тебе? Сам небось без копейки?

– Разберусь. Бери, вам нужнее. Только… – не знаю, как подобрать слова. – Этому уроду не давай. Лучше детям что-то купи.

Она молча кивает и прячет деньги в карман. На пять тысяч, как я понимаю, особо не разгуляешься. Но мы что-нибудь придумаем.

– Ладно, давай мне малого, отведу, – говорю я.

Из квартиры мы выходим вместе. Старшего, Семёна, по пути заводим к старушке-соседке.

– Ромочка! – тянет она ко мне морщинистые руки. – С Аришкой у вас всё хорошо? А то она грустная ходит последнее время.

– Некогда нам, Матвеевна, – отвечает за меня мать.

– С какой Аришкой? – спрашиваю я.

Это ещё кто?

– Так вот она! – мать кивает в сторону дороги, откуда во двор заворачивает синяя «четвёрка». – Ну, я побежала.

Она быстро нас чмокает и скрывается за углом.

– Так ты Ирина или Арина? – спрашиваю у своей начальницы, открывая дверь её машины.

– Что? – рассеянно отвечает она.

– Всё в порядке?

Мелкий стоит рядом, с интересом поглядывая на нас.

– Тебе его в сад вести? – Ирина выходит из машины, запирает её и машет в сторону дома, там из окна первого этажа выглядывает Матвеевна, рядом маячит макушка Сеньки. – Я сейчас, бабуль! Вовку в сад отведём.

До садика, который, оказывается, расположен всего через два дома, мы доходим за пару минут. Поглядываю сбоку на Ирину. Она явно расстроена, губы сжаты, брови нахмурены.

– Что случилось? – спрашиваю я, как только мы передаём пацана воспитательнице.

– Давай лучше присядем. – Ирина сворачивает в ближайший двор, но идёт не к лавочке у подъезда, а на детскую площадку, подальше от дома.

– Ты в курсе, что Юрика в прокуратуру вызывали?

– В прокуратуру? Не в милицию? – уточняю я.

Так, Юрик у нас – это тот рыжий с круглой мордой. И он-то как раз предъявлял мне на прошлой смене, что из-за меня у ментов полдня проторчал.

– В прокуратуру, – уверенно отвечает Ирина. – Я там тоже была сегодня после смены. Только что оттуда.

– И почему? Чего вас дёргают-то?

Она наклоняет голову и её светлые кудри спадают вперёд.

– Эй, чего? – пытаюсь я заглянуть ей в лицо. – Что там такое с прокуратурой этой?

Мои вопросы остаются без ответа. Ирина сжимается в комок и тихонько плачет. Я кладу руку ей на плечи и слегка прижимаю к себе. Она тут же откликается на моё объятие и кладёт голову на плечо.

– Так что случилось-то? – повторяю я. – Серьёзные неприятности?

– Русика нашли, – говорит она, поднимая голову и, глядя безучастно, добавляет. – И… это ужасно.

– Он живой вообще?

Она мотает головой.

– Убили, – глухо произносит Ирина не своим, чужим голосом. – Я видела.

– Что видела? Можешь объяснить?

– Да, сейчас, – кивает она и трясёт головой.

– Ты видела труп?

Она отрицательно машет головой, а потом… начинает всхлипывать.

– Давай по порядку, – я беру её за руку и слегка поглаживаю большим пальцем тыльную сторону ладони. – Рассказывай.

– Из прокуратуры вчера приходили. Прямо к нам в казино. Виталий Андреевич весь вечер с ними в кабинете просидел. Сказал, что будут по очереди вызывать всех, кто с Русланом в одной смене работал. То есть получается, что вообще всех, мы же смены тасуем постоянно.

– А почему с тебя решили начать? – слегка сжимаю её кисть, возвращая разговор в нужное мне русло.

– Не знаю… Ну, я же руководитель…

– Значит ты сразу после ночи поехала туда?

– Да.

– И чего у тебя спрашивали?

– Да там, собственно, быстро всё прошло. Про работу, в основном говорили. Кто друзья, кто враги, были ли какие-то конфликты в коллективе, с кем ссорился. Возникали ли проблемы с клиентами, не было ли нарушений, в профессиональном плане, афер каких-то… Всё в таком духе. Что ещё… спрашивали, когда он последний раз был на работе.

– А когда? – интересуюсь я.

– В ночь на второе…

Угу…

– Мая что ли?

– Мая, конечно. Не помнишь, ещё та заварушка-то была с Ханом.

– Какая именно заварушка? – хмурюсь я.

– Блин… та самая, что Русик Хану подыгрывал, а шеф запалил это дело и разорался, сказал, что Русика уволит. А Юрик тогда подвякивать начал, что типа и ты этой хернёй занимался.

– А я что, действительно занимался?

– Блин, – хмурится она. – Удобно вообще-то память потерять. Я – не я, и лошадь не моя.

– Что, с Ханом что ли?

– Этого я не знаю, но по мелочам попадался не раз. С Галчой той же.

– Это кто, не соседка ли моя?

– Помнишь кое-что, всё-таки…

Я пожимаю плечами.

– Ну, короче… – говорит Ирина. – Следователь неприятный очень. Разговаривал так, будто это я Руслана… ну…

Она замолкает и качает головой.

– Пугал, мол за сокрытие информации ответственность… Показал мне… ужасная фотография… он лежал там всё это время… горло перерезано…

Она закрывает руками лицо и долго сидит, ничего не говоря.

– И как будто… – наконец, продолжает она, – ну… как тебе сказать… голова как будто еле держится…

Она поворачивается ко мне, зрачки максимально расширены. Она смотрит, не мигая, и я помимо страха ловлю в её взгляде надежду.

– Ром, мне страшно… – она смотрит на меня как на Рэмбо, который может защитить её от всего мира.

Ира наклоняется ко мне и я снова её приобнимаю. Она жмётся ко мне и я чувствую, насколько она напряжена…

– Тебе это чем-то грозит? – осторожно спрашивает Ирина, чуть отклоняясь.

Её щеки слегка розовеют и она смущённо опускает голову.

– А почему мне-то должно что-то угрожать? – её вопрос заставляет меня насторожиться.

– Ну вы же были друзьями.

– А-а-а, понятно… – киваю я. – А где я был второго мая?

– Я не знаю, – испуганно отвечает она. – Ты же не работал, у тебя выходной был. Ты вообще не помнишь?

Я отрицательно качаю головой. Нет, я знаю что делал второго мая там, в своей собственной жизни. Но чем был занят Рома, не имею никаких идей.

Ира хмурится…

Мда, вся эта свистопляска мне очень не нравится… Блин, а если меня в прокуратуру дёрнут? Я что скажу? Типа, блин, тут помню, тут не помню? Они с меня живого точно не слезут…

– Ой! – подскакивает Ирка. – Тебе же на школу пора! Побежали скорей! Тебе лучше не опаздывать.

Я тоже поднимаюсь.

– Да, пойдём.

Мы идём молча, думая каждый о своём. Я кручу в голове мысли по кругу, не находя никаких идей, как бы аккуратней проскочить по краю этой закручивающейся воронки.

Русика убили. Скорее всего, Хан. Русик мутил с Ханом, а теперь он убит. Мы с ним были не просто знакомыми, а друзьями-приятелями. Марина копает под Хана. Что-то с ним, или с нами, произошло второго мая. Я мог быть свидетелем происшествия. Хан… Хан интересовался Мариной…

– Пришли, – выводит Ира меня из размышлений, останавливаясь возле отдельно стоящей «стекляшки». – Давай, удачи тебе. Вспомни всё, как говорится…

Я подхожу к входной двери и дёргаю. Блин, заперто.

– Сильнее дёрни!

Дёргаю посильнее и несколько раз стучу.

– Нет никого, – говорю я пожимая плечами и поворачиваясь к Ирине.

И в этот момент дверь открывается.

– О, Ромик, здаров! – пухлый низкорослый парень в очках с толстой роговой оправой протягивает мне руку. – Ирка, привет. Говоришь, у него память отшибло? Надо заново учить?

– Ну, не то чтобы отшибло, – пожимает она плечами, – но кое-что освежить не помешало бы. Ладно, мальчики, давайте.

Она уходит, а я прохожу внутрь и оказываюсь в просторном зале. И как в таком небольшом здании разместилась комната подобного размера, даже представить трудно.

В помещении три стола – покерный, рулетка и обычный, заваленный бумагами и кухонной утварью. За покерным шушукаются три девчонки. На руле сгрудились парни. Но аудитория вся какая-то вялая, каждый как будто сам по себе и не спешит осваивать тонкости игры.

– Света, дилером! – командует пухляш. – Остальные игроками. Через десять минут приду комбинации проверять.

Девчонки никак не реагируют на его слова.

– Выгоню нахрен! – мгновенно вспыхивает парень. – Ты, рыжая, пошла вон!

Он тычет пальцем в ближайшую девушку.

– Валер, ты чего? – растерянно хлопает она глазами. – Идём уже.

Они занимают места за игровым столом и партия начинается.

Валера, значит. Стало быть он мне и нужен.

– А мне что делать? – обращаюсь я к нему.

– Почитай пока правила, – он кивает на стопку бумажек на столе. – А завтра чиповать попробуем.

– Может, побыстрее как-то? Правила я так-то помню.

Эх, был бы интернет, я бы без тебя всё повторил и по видосам потренировался.

– А тебе что, не терпится в казино вернуться? – недоверчиво уточняет Валера. – Здесь же лафа. Бабки платят, сиди, карты гоняй, делай вид, что вспоминаешь.

– Мне поскорее бы, да.

Эта дыра навевает уныние, и не идёт ни в какое сравнение с атмосферой шика, праздника и азарта, царящей в казино. Но дело совсем не в этом, мне незачем тут долго торчать. Нужно быстро освоить навыки и… И что? Вернуться в казино?

Хм… А я совсем не уверен, что мне туда действительно нужно возвращаться. Деньги, судя по всему, я могу и другим способом заработать, тем более, там становится как-то небезопасно… Ладно, навыки, в любом случае, лишними не бывают.

– Как хочешь, – безразлично нудит Валерик. – Начинаем как обычно с руля, ну ты сам помнишь, год назад же на школе был. У нас тут не особо поменялось. Сначала чиповку освоишь, потом спины попробуем крутить…

– А давай мы лучше со спина и начнём. Покажешь, как его правильно закручивать.

– Не положено, не по методике, – занудно отвечает он. – Сначала фишки чиповать.

– Кто-нибудь другой почипует, – говорю с нажимом. – А мне основы лучше дай. Техника нужна. После травмы я расклеился, сечёшь?

Следующие два часа мы без остановки крутим руль. С каждым разом у меня получается всё лучше и лучше. Пальцы будто бы сами вспоминают, как правильно запускать шарик.

– Спин, – поправляет меня Валера. – Шарики у тебя в штанах.

Он глупо ржёт над своей шуткой, а девчонки радостно ему вторят, но мне по барабану. Мне не шашечки, мне ехать. Поэтому я работаю без остановки, и Валера даже хмыкает:

– Чёт ты гонишь походу, что всё позабыл, а? Нормально же получается.

Руки помнят, руки знают. С каждой новой попыткой я чувствую себя всё уверенней и уверенней. Мы делаем перерыв на обед. Валера отправляет девчонок за пирожками, а я всё же беру в руки листочки с правилами.

Давно я не держал в руках обычные школьные тетрадки. Наверное, с тех пор, как дочка училась в начальной школе. Тонкая зелёная обложка, листы в синюю клетку мелко исписаны ровным мелким почерком.

– Ты это, аккуратнее! – Валера демонстративно отодвигает от тетрадки кружку с чаем. – Мне одну уже залили, ещё раз переписывать эту лабудень я точно не буду.

– Завтра принесу! – засовываю тетрадку в задний карман шорт. Глаза Валерика при этом округляются, но он не перечит мне.

Полистаю на досуге. Если он будет, конечно. А пока надо покером заняться и блек-джеком. Мы быстро перекусываем пирожками, которые уже принесли девчонки, и отправляемся учиться тасовать колоду.

К вечеру я почти не чувствую своих рук, пальцы сводит судорогой, но результатом я доволен. Мне нужно было поймать правильные движения, уловить нюансы, а дальше тело снова вспоминало, что нужно делать, и мне приходилось отрабатывать только мелочи.

– Завтра пораньше приходи, – Валера напоследок хлопает меня по плечу. – У нас набор будет новый. А этих выгоню, пожалуй, – он кивает на девчонок, которые как начали день с болтовни, так большую часть времени на неё и потратили.

Как ни покрикивал на них суровый «учитель», оторвать их от обсуждения сплетен было невозможно.

– Каждый месяц как с нуля набираю. Ваш набор, кажись, и был самым нормальным. А это ведь год прошёл!

Внезапно он замолкает и резко оборачивается ко входу. Из коридора доносятся громкие крики.

– Где он? Где он, я спрашиваю? Да пошёл ты! Я знаю, что он здесь!

В помещение врывается щуплая девчонка в джинсах. Короткая стрижка, худощавая фигура, похожа на пацана. Она возбуждена и взвинчена.

– Ты мне и нужен! – кричит она, показывая на меня пальцем. – Ты! Это ты моего жениха убил!