355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Егор Иванов » Божиею милостию Мы, Николай Вторый... » Текст книги (страница 34)
Божиею милостию Мы, Николай Вторый...
  • Текст добавлен: 29 августа 2017, 11:30

Текст книги "Божиею милостию Мы, Николай Вторый..."


Автор книги: Егор Иванов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 61 страниц)

Часть III
ИЗМЕНА И ОБМАН
54

Неподалёку от Мраморного дворца великого князя Константина Константиновича, за нумером 14-м по Дворцовой набережной, стоит малоэффектный внешне то ли большой особняк, то ли маленький дворец князя Васильчикова. Внутри это старое аристократическое гнездо в начале века без труда было приспособлено под «Новый клуб», который основали великий князь Владимир Александрович, светлейший князь Константин Горчаков и статс-секретарь Александра III, фактически управляющий делами Государственного совета, Александр Александрович Половцов.

Собственно, идея создать «Новый клуб» пришла в голову Половцову. Он был большой умница, из мелкопоместных дворян, служил в Петербурге и женился на приёмной дочери придворного банкира Штиглица – Надежде Михайловне Июневой. По семейному преданию, Надежда Михайловна была внебрачной дочерью великого князя Михаила Павловича и фрейлины «К». Барон Штиглиц очень любил свою приёмную дочь, дал ей блестящее образование и связи в высших кругах империи, а когда она вышла замуж за приглянувшегося ей Александра Половцова, то старый барон взял на себя и заботу о его карьере. Ум Надежды Михайловны и Александра Александровича в сочетании с наследством в 16 – 17 миллионов рублей, оставленным бароном дочери, дали такой взлёт Александру Александровичу, что он стал другом своего одногодка великого князя Владимира Александровича, дружил с Наследником Цесаревичем Александром, ставшим затем Императором Александром Третьим, приятельствовал и был на «ты» с грозным Победоносцевым. В царствование Александра Третьего он фактически возглавлял Государственный совет, вместо его формального Председателя великого князя Михаила Николаевича, ограниченного и мелкого дяди царя, ужасно боявшегося своего племянника…

Однажды Половцов решил, что Императорский Яхт-клуб на Морской улице, где собираются только великие князья, старые сановники и не имеющие высоких должностей аристократы, не даёт ему возможности встречаться с другими сливками общества – крупнейшими банкирами, промышленниками, нетитулованными, но важными государственными деятелями и политиками, мнение которых он хотел бы знать.

Государственный секретарь поделился своей мыслью с другом – великим князем Владимиром Александровичем, братом Императора, тот обсудил её со своим приближённым, князем Горчаковым. В итоге Северная Пальмира к двум дюжинам своих клубов присовокупила ещё один – «Новый клуб». На Дворцовой набережной был снят у князя Васильчикова особняк и устроено место для регулярных встреч узкого круга «верхней тысячи» столицы империи. Там можно было очень хорошо поесть, ибо один из учредителей его – великий князь Владимир Александрович, надзиравший за кулинарной стороной сообщества, – был известнейшим гурманом, а главное – вдосталь почесать язык с умнейшими людьми Петербурга и их гостями из Москвы или из-за границы, поскольку никаких сословных ограничений не было.

Идея «Нового клуба» была настолько жизнеспособна, что, когда в 1909 году один за другим покинули этот бренный мир великий князь Владимир Александрович и статс-секретарь Половцов, сообщество на Дворцовой набережной, 14, не только не захирело, но и продолжало пользоваться высоким авторитетом.

Особенную роль «Новый клуб» стал играть в годы думских баталий с властью. Именно сюда приходили наиболее беспринципные представители власти – министры и их товарищи, чтобы в тиши покойных зал и салонов убеждать властителей «общественного мнения» в своих желаниях закулисно сотрудничать с Думой, помогать в её манёврах против Государя.

Кривошеин и Сазонов, а ранее – Извольский и Витте, Джунковский, Хвостов и Белецкий, другие высшие администраторы правительства садились за один обеденный стол с Гучковым и Родзянко, профессором Милюковым и частыми гостями из первопрестольной столицы – князем Львовым[135]135
  Львов Георгий Евгеньевич (1861 – 1925) – князь. В марте – июле 1917 г. – министр-председатель и министр внутренних дел Временного правительства. Один из руководителей «Земгора». Намечался заговорщиками в 1915 и 1916 гг. на пост премьер-министра или министра внутренних дел. В начале 1918 г. три месяца провёл в тюрьме, затем – в эмиграции.


[Закрыть]
и московским городским головой Челноковым.

Как славно было после официального заседания в Мраморном дворце под председательством великого князя Константина Константиновича комиссии, назначенной Государем для совершенствования народного образования, где председатель-поэт, известный под псевдонимом «К.Р.», высказывал свою точку зрения о том, что для массы народа просвещение вовсе не обязательно, а нужно только для высших классов, и все господа – члены комиссии важно кивали головами в знак согласия, – тем же господам, но без председателя, собраться в салоне «Нового клуба» и мягко осудить ретроградство старого великого князя, жившего, видимо, ещё общественными представлениями до отмены крепостного права в России…

…Октябрьская погода в Санкт-Петербурге, переименованном теперь по антинемецкой моде в Петроград, всегда бывает неустойчива. Циклоны с запада и юга приносят влагу и тепло, ветры с севера – иногда ясную погоду с лёгким морозцем, иногда мокрый снег. Тот, кто пользуется трамваем или ходит пешком, экономя пятаки, никогда не знает, как надо одеться утром, чтобы не замёрзнуть на пронизывающем северном ветру или не промокнуть насквозь в потоках дождя. Но для тех, кто посещал «Новый клуб», проблем с одеждой и транспортом не возникало. Они прибывали на Дворцовую набережную в моторах или каретах, подкатывали по пандусу к самым дверям особняка, прикрытым сверху узорчатым железным навесом…

В один из тёмных вечеров середины октября, когда ветер над Невой нёс мокрый снег и облеплял им фасады дворцов и особняков, к подъезду дома князя Васильчикова один за другим подъехало несколько моторов и карет. Господа в щеголеватых чёрных пальто и единообразных, словно униформа, котелках с помощью громадного бородатого швейцара быстро выходили из чрева своих колесниц и исчезали в тёплом и душистом вестибюле клуба, почему-то в этот вечер не освещённого, как обычно, ярким электрическим светом. Видимо, именно поэтому извозчик, понуро жавшийся со своей коляской поближе к навесу и получавший на своё пропитание не от седоков, а от отдела наружного наблюдения Департамента полиции, так и не смог опознать среди гостей почтенного Александра Ивановича Гучкова, за которым уже давно была установлена слежка. Филёр-извозчик не углядел также московского толстовца и «общественного» деятеля Союза земств князя Львова и думского краснобая профессора Милюкова – известных оппозиционеров правительству.

Зато он узнал среди прибывших – и донёс рапортичкой об этом своему начальству – громоздкого бородатого генерала Поливанова[136]136
  Поливанов Алексей Андреевич (1855 – 1920) – генерал от инфантерии (1915), в 1905 – 1906 гг. – начальник Главного штаба, в 1906 – 1912 гг. – помощник военного министра, в 1915 – 1916 гг. – военный министр. В 1920 г. – в Красной Армии.


[Закрыть]
, министра земледелия Кривошеина и товарища министра внутренних дел, командира Отдельного корпуса жандармов генерала Джунковского. За такую частичную его наблюдательность начальник филёра очень боялся получить выражение неудовольствия от руководителя своего департамента, но не знал, что рапортичка, дойдя на другой день до генерала Джунковского, была собственноручно им сожжена, чтобы и следов посещения господами «Нового клуба» в тот вечер не осталось…

Причиной предосудительного деяния командира Отдельного корпуса жандармов, уничтожившего служебный документ, была прямо-таки патологическая страсть к конспирации популярного лидера оппозиции Александра Ивановича Гучкова. Это он поставил условием своего участия в собрании узкого круга деятелей в «Новом клубе» полное уничтожение Джунковским всех филёрских документов, которые, как он наверное знал, должны были последовать об этой встрече.

Собрание намечалось давно, ещё когда армия Самсонова погибла в Восточной Пруссии, а Александру Ивановичу удалось вовремя унести ноги из штаба 2-й армии за считанные часы до её разгрома.

Тогда Гучков был настолько испуган силой и мощью немцев, их организованностью и огнём немецких тяжёлых орудий, что на веки вечные решил для себя, что война Россией уже проиграна. Ни взятие Львова и успехи русских войск в Галиции, ни другие битвы и сражения, где русское оружие побеждало, роли для него не играли. Он уже составил себе мнение. Это мнение могло принести пользу в его политической борьбе с правительством и давней личной, глухой неприязни к Императору и Государыне, с годами переросшей в холодную ненависть по старой пословице: кто кого обидит, тот того и ненавидит, – так часто бросал он беспочвенные обвинения в их адрес, что сам уверился в этом.

Александр Иванович, собственно, и намеревался высказать своим единомышленникам это новое своё мнение, родившееся в восточнопрусских болотах, и убедить их принять его точку зрения за основу для усиления борьбы против бездарного, по его мнению, правительства и ответственного за это Государя Николая Александровича. Но поскольку в дни войны любое правительство могло поставить к стенке за публичное изложение ложного и пораженческого мнения, попахивающего активной поддержкой врага, Гучков потребовал обеспечить полную конспиративность встречи в «Новом клубе».

В небольшом уютном салоне старого барского особняка, где собрались господа, слуги заранее накрыли два стола закусками и винами и были удалены верным метрдотелем, который собственноглазно стал затем наблюдать, чтобы они не подглядывали и не подслушивали…

В начале десятого часа съехались уже все приглашённые. Печальную гамму чёрных фраков и визиток цивильных гостей приятно расцвечивали мундиры министра, Генерального штаба генерала и генерала – шефа жандармов.

Сначала выпили по рюмке и закусили по мелочи. Потом пригубили по второй и поговорили о погоде, «серых героях» в Галиции, обсудили отставку и конец карьеры генерала Ренненкампфа. Он ни в чём не был виноват более, чем штаб Северо-Западного фронта, но из-за чисто немецкой фамилии и плохого отношения к нему великого князя Николай Николаевич, искавший козлов отпущения за ошибки Ставки, удалил заслуженного генерала, который не только не потерпел ещё поражения в этой войне, но был на грани победы на Верхнем Немане, когда новый командующий фронтом генерал Рузский остановил его из-за собственной робости и боязни наступать…

Массивный, с маленькими глазками на заросшем густой бородой обрюзгшем лице генерал Поливанов упоённо и со знанием дела ругал негодную стратегию Верховного Главнокомандующего, полную беспомощность его начальника штаба генерала Янушкевича, «стратегическую невинность» командующего Юго-Западным фронтом Николая Иудовича Иванова, кавалерийского начальника Хана Нахичеванского, своей азиатской осторожностью и бездеятельностью упустившего победу в Восточной Пруссии, где его кавалерийские корпуса могли пройтись по тылам германцев и коренным образом исправить положение 2-й армии, спасти её от разгрома…

Когда Поливанов понял, что его устали слушать – слабенький старичок князь Львов тихо прикорнул в своём кресле после первой рюмки, – он тактично уступил своё место оратора Александру Ивановичу Гучкову.

55

Позолоченный геральдический Прусский Орёл гордо распростёр свои крылья – символ господства Пруссии – над внешним двором замка Штольценфельз, над зеленовато-жёлтыми водами Рейна, над пёстрой линией бюргерских домов средневекового вида на набережной предместья славного города Кобленца. Выходя из замка – своей резиденции в Главной квартире германской армии, Кайзер Вильгельм Второй всегда останавливался на мгновенье под этим орлом и бросал самодовольный взгляд на правый берег могучей реки, где в четырёх километрах ниже по течению, и тоже на прибрежной скале, возвышалась крепость Эренбрайтштайн.

Да, в отличие от недалёкого умом русского Верховного Главнокомандующего великого князя Николая, поставившего свой штаб в дурацком лесу близ забытого Богом белорусского местечка Барановичи, или французского главнокомандующего Жоффра, избравшего, неизвестно в силу каких причин, для своей Главной квартиры один из самых маленьких и захудалых городков у восточной границы Франции – Витри-ле-Франсуа, великий император германцев задолго до войны назначил местом пребывания себя как Верховного Главнокомандующего и своего штаба исторический центр Германии – почти двухтысячелетний город у слияния могучего Рейна и доброго Moзеля – Кобленц.

На выдающееся стратегическое значение этого места обратили внимание ещё древние римляне, основав поселение и крепость. Франки построили здесь королевский замок, чужие армии многократно проходили через Кобленц. Им владели шведы и французы. Последние иностранные захватчики – наполеоновская армия, – уходя из крепости Эренбрайтштайн на правом берегу Рейна, взорвали её, использовав при этом 30 000 фунтов пороха…

«Как хорошо было решено Венским конгрессом, когда он, после победы над Наполеоном, отдал Кобленц Пруссии, то есть нам – Гогенцоллернам… – всякий раз думал, приезжая сюда, к месту слияния Рейна и Мозеля, Вильгельм Второй, – и как правильно сделал мой прадед, Фридрих Вильгельм, когда сто лет тому назад, получив эту Рейнскую область, снова восстановил германскую крепость Эренбрайтштайн во всей её мощи!.. Здесь мой дед Вильгельм собирал армии перед франко-прусской войной… И я тоже войду в германскую историю разгромом наших извечных врагов – Франции и Англии… Именно я, Вильгельм Второй, построил здесь, при слиянии Рейна и Мозеля, замечательный огромный памятник моему деду Вильгельму Первому, объединившему железом и кровью Германию[137]137
  Речь идёт о Вильгельме I, прусском короле, который в результате победоносной франко-прусской войны объединил все германские государства и был провозглашён германским императором.


[Закрыть]
… Немецкий народ назвал это место, естественный стратегический оплот против Франции, – Германский Угол… И я снова, действуя именно отсюда, из Германского Угла, раздавлю Францию, как мой дед в 1870 году… Кобленц – это наш символ, и поэтому он всегда будет Главной квартирой германской армии во время войны… А после победоносных битв под моим водительством благодарный немецкий народ построит в Германском Углу ещё более великолепный памятник мне – великому внуку первого объединителя Германии…»

Такие мысли всё ещё бродили к Рождеству 1914 года в голове у Кайзера, хотя положение на фронтах отнюдь не говорило о близкой победе Центральных держав. Фронт на Западе стабилизировался. От моря до Альп силы германцев и Антанты пришли в равновесие. Возможность быстрого решения в чью-то пользу – исключалась. При позиционной войне, которая полностью вступала в свои права, военная техника давала преимущество обороняющимся. Французы и англичане наконец смогли отбивать атаки немцев с большим уроном для германской армии. Воюющим сторонам становилось всё яснее, что в конечном итоге исход войны будут решать мощности военной промышленности, запасы стратегического сырья и продовольствия, людские ресурсы.

Обстановка диктовала Кайзеру и его штабу искать стратегическое решение на Востоке. Тем более что политическое и военное положение «медлительного блестящего секунданта» – Австро-Венгрии, в результате даже незавершённых побед русской армии в Карпатах, было критическим. Армия Дунайской монархии не смогла бы выдержать нового генерального сражения. Вильгельм и его окружение понимали, что надо было срочно спасать коалицию Центральных держав и принимать меры к тому, чтобы военными ударами и хитрой политикой разрушать коалицию Сердечного Согласия, выводя из строя Россию.

На второй день Рождества, отведав на завтрак истинно немецких добротных блюд – филе несолёной селёдки с зелёной фасолью и отварным картофелем, посыпанное немалым количеством свиных шкварок и петрушки, наваристого супа из бычьих хвостов и жареной свинины «по-рейнски» с картофельными клёцками, гороховым пюре и яблочным муссом, Кайзер совершал моцион по выверенному маршруту: из внутреннего сада-перголы замка Штольценфельз во внешний двор и обратно.

Он вышел на воздух из-под сводов замка, стилизованных Шинкелем[138]138
  Шинкель Карл Фридрих (1781 – 1841), немецкий архитектор, представитель классицизма.


[Закрыть]
в духе средневекового романтизма, когда сизые тучи, пришедшие с Северного моря, уже пролились дождём и на небе появились голубые просветы. Изредка через эти просветы солнечные лучи достигали земли, и тогда Прусский Орёл над воротами внешнего двора начинал нестерпимо сиять золотым блеском. Суеверный Вильгельм принял это за добрый знак и пришёл в хорошее настроение. Он всегда помнил легенду о том, что в дни великих побед Наполеона над ним в небе реял орёл. Немецкие шутники говорили, что для этого на треуголку императора привязывали кусок мяса. Здесь же Прусский Орёл был хоть и не живой, но блестящий и сияющий символ былых прусских побед. Он обязательно должен был принести счастье и Вильгельму Второму.

Радостному блеску его глаз способствовало и то, что император вспомнил очень неглупую записку Циммермана, которую читал ещё месяц тому назад. Помощник статс-секретаря по иностранным делам на одиннадцати страницах совершенно секретного меморандума развивал мысли о целях и задачах императорского правительства в начавшейся войне.

«Разумеется, – размышлял Кайзер, мерно вышагивая по каменным плитам дорожек, – молодой и способный дипломат вложил в строки своего меморандума мои мысли, которые я сам поленился облечь в строгую форму документа… Именно моя идея всегда была – вбивать клин между нашими противниками и провоцировать их на переговоры о сепаратном мире… Циммерман правильно уловил, что идея сепаратного мира с какой-то державой Антанты не должна прямо исходить от нас, поскольку будет свидетельствовать о нашей слабости… Но с другой стороны, он написал в меморандуме, что отношения во враждебной коалиции пока совершенно безоблачны и до сих пор ни в одной из стран Согласия не замечено никаких позывов к сепаратному миру… Даже в России, где всегда сильна была «немецкая партия»… Чёрт побери!.. Пожалуй, пора уже принимать кардинальные меры, чтобы приблизить встречу с желанной Нике – богиней Победы… Использую-ка я некоторое затишье на Западном фронте по случаю праздника и созову совещание военных и политиков для разработки специального плана мероприятий по расколу Антанты и выводу России из войны… А почему именно России? – спросят господа оппоненты… Тогда я им отвечу: «Постоянная склока, которая идёт в высших слоях Российской империи – даже во время войны! – делает это государство особенно уязвимым для внутренних и внешних враждебных сил!.. А мой кузен – идеалист Ники – до сих пор не ввёл жёстких мер против тех, кто во время войны разлагает тыл… Поэтому мы должны многократно умножить внешние силы мощными ударами нашей армии по России и поддержать всеми доступными нам средствами внутреннюю оппозицию, которая вновь поднимает свой голос против правительства и царя… Как это было накануне войны, когда мой посол Пурталес предрекал революцию в Петербурге и кое-кому из «революционеров» даже помогал деньгами… К сожалению, нам тогда не удалось вывести Россию из большой политической игры в Европе и оставить Францию один на один с нами… Но теперь… Что вы предлагаете, господа?..»

…С востока вновь прорвался луч солнца, заставивший ярко заблестеть крылья Прусского Орла. Император остановился прямо под ним и знаком подозвал адъютанта, державшегося в почтительном отдалении от монарха. Стрелы усов Вильгельма, вчера ещё несколько поникшие, как и его настроение из-за русских успехов в Восточной Пруссии, теперь снова воинственно топорщились.

– Граф! – почти прорычал он. – Завтра в полдень соберите здесь, в замке Штольценфельз, – и он принялся перечислять, кого хотел бы увидеть и услышать, – шефа моего штаба фон Фалькенхайна, статс-секретаря по иностранным делам фон Ягова и его помощника Циммермана, начальника Отдела IIIB полковника Николаи, депутата Рейхстага Эрцбергера, создавшего Центральное бюро военной пропаганды за границей… Да, ещё пригласите кронпринца Вильгельма – пусть поучится государственным делам… Его армия всё равно сейчас отдыхает, а не сражается… И принца Прусского, моего брата, командующего морскими силами… Может быть, он скажет что-нибудь умное, что с ним иногда случается!.. – громко заржал над собственной остротой великий Кайзер. Адъютант, привычный к грубости его величества, деликатно хихикнул.

Затем Вильгельм добавил, властно сверкнув серо-стальными глазами:

– Рекомендуйте участникам совещания ознакомиться ещё раз с меморандумом помощника статс-секретаря по иностранным делам от двадцать седьмого ноября!.. Предмет обсуждения: как вызвать Россию на сепаратный мир с нами…

56

Пожилой невысокий человек с седеющими тёмными волосами, подстриженными бобриком, небольшой бородкой, умными тёмными глазами и энергичным выражением волевого лица обвёл всех внимательным взглядом. Гучков не стал выходить на середину салона, чтобы привлечь к себе внимание, как это сделал генерал Поливанов. Он был уверен, что в любой аудитории является центром мироздания, и поэтому говорил нарочито тихо, чтобы прекратились все другие разговоры по углам. Тишина установилась сразу. В наступившей тишине, сказанные тихим голосом, громом ударили в уши присутствующих слова Гучкова:

– Россия уже проиграла эту войну!

Гучков сделал многозначительную паузу, дававшую присутствующим время осмыслить его парадоксальное заключение, и добавил:

– И это прекрасно! Только на волне поражений общественность может победить негодного царя и добиться ответственного перед народом правительства! Если же произойдёт чудо и русская армия при помощи наших союзников будет одерживать победы, вся наша борьба против правительства и Государя окажется бессмысленной… Николай Второй только укрепит своё положение… В канун войны, – тихо, словно размышляя вслух, говорил Александр Иванович, – мы ошибались, думая, что какие-то одни силы – я имею в виду бунтовщиков и забастовщиков – выполнят революционные действия, а другие силы – из нашего круга – будут призваны массами для создания новой власти… Нет, господа! Те, кто сделает революцию, те и встанут во главе страны… Я убеждён, что если власть свалится в результате бунта черни, то чернь и будет управлять Россией… Тогда произойдёт обвал власти, фронта, нас с вами… Допустить анархию, смену власти революционным порядком – нельзя… Это очень плохо будет выполнено улицей… Ответственные государственные элементы должны взять эти задачи на себя… Поэтому нельзя допускать стихийного бунта, но мы обязаны подводить население столиц к его грани, чтобы использовать в своих целях… Мне надоело рассказывать о той безобразной неразберихе, которую я видел в сражающейся армии у Самсонова, – продолжал Гучков, и гости молча согласились с ним, ибо его панические впечатления о кратком пребывании в действующей армии уже ходили изустными рассказами по Петрограду и Москве, обрастая былями и небылицами, – Поэтому я сразу перейду к делу…

Внимательное и заинтересованное молчание было ему ответом. Никто не решился вставить своё слово в откровения пророка, которых ждали и ради которых собрались на эту конспиративную встречу.

Снова молча оглядев единомышленников и как бы оценив их потенциальные возможности, Гучков уверенно стал излагать свои тезисы:

– Если главным козырем у нашего монарха является победа, которая спасёт его от потрясений, передачи трона кому-то более достойному или даже революции, то для нас, общественности, как это ни покажется невероятным, требуется военное несчастье России, чтобы получить в свои руки главное – власть!..

Никто из гостей не пошевелился, все с удовольствием переваривали услышанное. Александр Иванович продолжал:

– Вспомните, что только поражение в русско-японской войне смогло разжечь первую русскую революцию, способствовало бурному развитию деятельности либеральных кругов и в конце концов заставило Николая Романова дать своего рода конституцию, которой мы теперь умело пользуемся… Поэтому наш вывод: только военные неудачи, нищета и лишения масс, неизбежно возникающие в любой воюющей стране, даже такой богатой, как Россия, могут создать заряд неудовольствия, который при нашей умелой пропаганде вызовет падение режима Николая Второго и перехват его власти нами…

Надо радоваться, что самые бездарные генералы поставлены во главе Ставки, фронтов и армий, что в войсках постоянно происходит генеральская чехарда, когда командиров частей, к которым части привыкли, а начальники знают своих солдат, без конца назначают на новые посты… Так было и с несчастным кавалерийским генералом Самсоновым. Бедняга так и не поднялся в своём видении мира выше гвардейского корнета, в каковом качестве заслужил храбростью все свои ордена!.. Нам нельзя останавливать этот процесс, но всячески стоит поощрять и пропагандировать никуда не годных военачальников…

– Стало быть, Александр Иванович, вы предлагаете, например, поддерживать великого князя Николая Николаевича как Верховного Главнокомандующего, хотя он и показал себя уже полным ничтожеством как полководец? – подал свой грубый голос генерал Поливанов.

– Воистину так, ваше превосходительство! Мы должны всеми силами поддерживать деятельность великих княгинь Милицы и Анастасии в Киеве, которые не жалеют средств на издание разных лубков, календарей, брошюр, стишков и картинок, чтобы только повыше поднять в глазах толпы этого бездарного человека. Более того, из Киева, от великих княгинь, пока шёпотом, но распространяется в Москве и других городах России лозунг: «Да здравствует Государь Николай Третий!» Это – самое прекрасное, что я слышал в последнее время! Ссадить одного Николая с трона при помощи другого – это ли не будет выдающейся победой общественности… А затем, когда это произойдёт, мы сами будем определять, кого нам оставить на троне…

Эту последнюю мысль Гучков намеренно высказал для ушей генерала Джунковского, который был человеком великого князя Николая Николаевича, верно служил ему и надеялся в конце концов быть вознаграждённым за свою верность. А поскольку услуги шефа корпуса жандармов требовались и самому Гучкову, Александр Иванович не стал лишать его маленькой надежды на будущее.

– Господа, я хотел бы внести несколько конкретных предложений о том, как нам надо действовать, чтобы в короткий срок добиться успеха… – снова оглядел присутствующих оратор и понял, что ни у кого не будет возражений.

Согласие было достигнуто столь быстро, что Гучков не ожидал этого. Даже министр земледелия Кривошеин, на словах всегда демонстрировавший верность Государю, был готов немедленно предать его и вступить в самый настоящий заговор.

– Итак, наша главная задача – организовать кампанию, столь мощную и объемлющую все сферы российского общества, чтобы она повернула настроение всей России против Николая и Александры Романовых как носителей высшей власти… Нельзя брезговать ничем ради достижения цели: хотя мы знаем, что Александра – по воспитанию англичанка, нужно убедить массу в том, что она – немка… Мы знаем, что Николай Александрович не имеет никакого отношения к поражениям на фронте, поскольку доверил всё Верховному Главнокомандующему, но компрометировать и ругать следует Государя, что это, дескать, он во всём виноват, но не трогать великого князя и генералов… Генералы очень будут нужны на завершающем этапе взятия власти нами: если верхушка армии останется с царём, то любая дивизия, пришедшая с фронта, раздавит все наши надежды… Следует сделать так, чтобы те, кто командует дивизиями, были за нас, а не за царя и не смогли в нужный момент оказать ему помощь…

Генерального штаба генерал Поливанов с удовлетворением крякнул и подумал: «Вот ведь авантюрный человек Гучков, но кое-что смыслит и в стратегии – ладно всё излагает…»

– Сначала главный удар следует наносить по молодой Императрице, поскольку народ и армия верят царю и действительно любят его… – продолжал развивать свои давно выношенные мысли Александр Иванович. – Но надо использовать для компрометации Александры Фёдоровны всё – её немецкое происхождение, немецких родственников… Особенно необходимо раздувать всё негативное, что только можно извлечь или придумать из отношений Распутина и Александры, постепенно нагнетая и добавляя в картину позора Царского двора самого Государя… Если не будет выходить с Распутиным, надо создать общественный жупел из Вырубовой или из любой другой подруги Государыни… Использовать малейшее неудовольствие Николаем в Доме Романовых, разжигать его, подхватывать все сплетни и клевету, которые распространяют великие княгини Мария Павловна Старшая, Виктория Мелита, морганатические жёны – великого князя Михаила – графиня Брасова и великого князя Павла Александровича – Пистолькорс, ха-ха, новоиспечённая княгиня Палей…

– Какая такая княгиня Палей?! – проявил признаки жизни в своём углу князь Львов. Он только сегодня прибыл поездом из Москвы и ещё не знал новости, о которой в Петрограде судачили на всех углах: Государь в связи с патриотическим порывом в начале войны простил всех своих родственников, наказанных им за морганатические браки, и в частности соизволил пожаловать жене дяди Павла титул княгини Палей, снисходя к её просьбе получить имя своей дальней родни, род которых в мужском поколении не так давно пресёкся…

Соседствовавший креслом с князем Львовым генерал Джунковский шёпотом разъяснил ему суть герольдмейстерских изысканий, в результате которых Ольга Валерьяновна Пистолькорс была признана праправнучкой знаменитого малороссийского полковника, сподвижника Петра Великого, Палея, а Гучков воспользовался небольшой паузой, чтобы промочить горло минеральной водой. Затем он также уверенно продолжал:

– Нашим важнейшим делом остаётся доведение до общественного мнения союзников – через их послов в Петрограде или иным путём – всех слухов о гнилости царского режима, который не способен выиграть войну и будет весьма им опасен, если захочет заключить сепаратный мир, чтобы избежать революции, которой мы будем их пугать. Надо вдалбливать эту мысль в союзников всеми силами – только тогда, когда они поверят в это, они позволят нам во время войны совершить то, что следует откровенно назвать своими словами: дворцовый переворот!..

Солидные господа, собравшиеся в этот вечер в «Новом клубе», отнюдь не были шокированы словами Гучкова. Каждый из них хорошо понимал, в какой опасной игре он принимает участие. Одни цинично рассчитывали, что в случае победы получат ещё более тёплые места, ещё большую власть и влияние. Некоторые лицемерно полагали, что действуют в интересах России и против слабого, по их мнению, Императора, который ведёт страну не туда и не так, как делали бы это они.

Министр Кривошеин уже давно понял, куда клонит Гучков, и решил его полностью поддержать, поскольку был уверен, что именно он в результате переворота получит кресло премьера, который станет более могущественным, чем сейчас самодержец Всея Руси. На всякий случай он решил уточнить, какой именно дворцовый переворот намерен осуществить Гучков.

По наследственной привычке склонив набок голову, министр земледелия деликатно поставил вопрос:

– Стало быть, Александр Иванович, вы желаете, чтобы монархом в России стал другой член Дома Романовых, или вы намерены ввести республиканский образ правления?..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю