Текст книги "Возвращение в Тооредаан 2 (СИ)"

Автор книги: Егор Чекрыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Мы опять отжали врага до середины палубы, и я вновь воспользовался крышкой люка, а вдобавок еще и лежащим на ней трупом. Кажется это был кто‑то из наших. Заняв эту сомнительную высоту, я вновь огляделся, чтобы оценить обстановку, и сердечко у меня слегка екнуло.

– Ты чего делаешь, мудак? – Заорал я, стараясь перекрыть грохот боя. – Осьминог, твою мать, совсем с ума сошел?

Кажется он меня все‑таки услышал, до него ведь было не больше пятнадцати метров. – Огляделся, довольно осклабился, махнул мне рукой, и поднес пальник к затравочному отверстию пушки. Одной из тех, что мы развернули на левом борту, чтобы обстреливать правый….Грохот. Клубы дыма. На несколько секунд сердечко нырнув в сапоги, затаилось там, вовсе перестав биться. И только спустя мгновение, когда голова осознала что сноп картечи не порвал нас всех на куски, сердечко вернулось на свое место, и забилось там со скоростью истеричной швейной машинки. Этот старый мудак и опытный артиллерист, все‑таки догадался, а главное – как‑то сумел развернуть тяжеленную пушку, и шмальнуть из нее точно вдоль борта. Впрочем, не удивлюсь что и нашим досталось чуток мушкетных пулек. Но то, что досталось удихам, существенно перетянула чашу весов боя. Почти всех кто перебрался на галеру за нашими спинами, вымело потоком огня и свинца. А еще – о чудо! Я увидел как за левым бортом вражеского фрегата, полощется наш славный "Красный вепрь", и покрашенные в желтый цвет мачты "Кусачей черепахи". И мое неистово колотящееся сердечко, забилось еще быстрее, но теперь уже от радости. – Помощь все‑таки пришла. Так – так, а вон кажется и на противоположной стороне "театра военных действий", возле второго фрегата, появилось знакомое знамя, на мачтах знакомого корабля….Несколько дней мы плелись в кильватере "Счастливого", так что я успел хорошо запомнить многие характерные особенности этого корабля.

– Наши! – Заорал я, окончательно срывая глотку. – Подошла подмога. Щас мы всем покажем. Дави сволочей! Вперед. Дави!

И сам бросился в бой, надеясь увлечь подчиненных своим примером. А иначе эти снулые доходяги, просто позволят перебить себя накануне победы, от полной безнадеги. Как я вообще заметил, эта трущобная сволота, особой стойкостью не отличается. Быстро зажигаются от обещаний легкой победы и последующего грабежа, но так же быстро гаснут, столкнувшись с первыми трудностями. Мой протазан к тому времени уже лишился наконечника, отрубленного от древка умелым ударом абордажного топорика….Трофейная сабля, тоже куда‑то улетела, выбитая из рук. Очень ловкий противник попался, видимо из дворян, уж больно искусно он действовал своим тяжелым прямым клинком. Пришлось тогда воспользоваться пистолетами, благо колесцовый замок, не требовал подсыпки пороха на полку. Отскочив назад, я грохнулся на палубу, поскользнувшись в луже крови. И как оказалось – на удачу. Мой ловкий противник успел мгновенно нанести второй удар, который наверняка бы вскрыл мне брюхо, но – фигушки. Чего – чего, а падать не теряя при этом ориентации в пространстве, и не ломая себе костей, я умел. Упал, выдернул пистолет из сшитой по спец – заказу нашим парусным мастером, специальной кобуры, и выстрелил почти не прицеливаясь. Так что, вылетевшая пуля, вскрыла брюхо моему противнику. А я вскочил на ноги, как нас учили, по методике неваляшки, успев попутно подхватить оружие моего противника. И снова ринулся в драку.

Помощь нам шла с двух сторон. Но бой, тем не менее, кончился еще не скоро. Было много всяких эпизодов, о которых память сохранила лишь какие‑то разодранные в клочья воспоминания. Вот глаза Киирда, с недоверием смотрящего на торчащее у него в брюхе древко пики….Вот какой‑то, сущий сопляк, чуть ли не ясельного возраста, пытается ударить меня саблей, слишком большой для него, поэтому он держит ее двумя руками. А вот мой ответный удар, обрывающий почти и не начатую жизнь. Возможно, будь у меня хотя бы доля секунды на то что бы подумать, я бы смог ударить плашмя, сохраняя щенку жизнь. Но – думать я перестал уже давно, превратившись в машину для убийства. Когда на тебя со всех сторон сыпется град ударов, думать некогда, надо просто реагировать. Я и реагировал….Вот кто‑то из моих аэрооэсзких вояк, истерично вопя машет во все стороны саблей. В глазах его чистое безумие, в крови течет один адреналин, позволяющий не чувствовать ни боли не усталости. Но неуязвимыми, берсеркеры бывают только в сагах. Грамотный удар протазаном подрубает ногу. Безумец валится на залитую кровью палубу. Еще один взмах…. А вот уже и спины врагов. Я дошел до той части палубы, где удихи сражаются с бывшими гребцами. Два коротких удара в спины. Чисто механические, без всяких эмоций и раздумий. Два трупа. Шаг в сторону, еще один удар. Меня заметили, но это уже не имеет никакого значения. Я продолжаю автоматом наносить и отбивать удары….Стоп. Это уже свои…. Отбиваю "дружественный" удар. И укоризненно показывая нанесшему его гребцу кулак. Тот изображает на своей заросшей волосами роже, нечто вроде извинения. Разворачиваюсь, ищу противника. Кажется там, возле кормы, еще кто‑то сопротивляется. Вы сопротивляетесь? – Тогда мы идем к вам!

Рааст Медведь, стражник.

Эх, благодать! Солнышко светит. Птички поют. А уж как цветочки благоухают…. В наших краях, свой сад – это не всякому богатею по средствам. Потому как земли у нас каменистые, ветры дуют сильные, да и холодно частенько бывает. А в тутошних землях, как мне Лиита рассказывала, снег – это навроде горного бабайки, призрака из камня, или карлика Манаун*дака – только в сказках и живут, а живьем никто не видел. Вот она, например, за все двадцать лет своей жизни, снега ни разу не видела. Чего бы тут садам не расти?

…Нравится мне тут. Хееку – старый хрыч, наверняка бы и тут бурчал, что дескать – "Люди не правильно живут, и вообще – все неправильно!". А мне – нравится. Жизнь тут на островах – такая, знаете, расслабленная. Тут даже работяги ходят с таким видом, будто только с лежанки встали, и сейчас жрякать да вино пьянствовать идут, просто захватили с собой еще и груза пудов пять. Ну да – оно и понятно. Это у нас все бегом делать надо, чтобы успеть харчами запастись пока еще солнышко теплое, заодно, ежели что, и сам согреешься. А тут – наоборот, – начнешь на жаре суетиться, совсем сомлеешь и копыта склеишь. Да и земли тут – не в пример нашим сытнее, чтобы кажний день с полным брюхом быть, особо упираться не приходится. Тут чего не посади – растет. Скот правда толком пасти негде, оттого только овечьи отары кое – где и пасутся, да и не отары это, а так – слезы, зато море под боком. А в море этом, живности всякой, и не сосчитать! Я‑то поначалу, шибко Лииту веселил, когда всяких тараканов морских жрать брезговал. У нас в пустошах, даже рыбу, как‑то не особо едят, хотя в реках ее и много. Разве что с голодухи большой, стол свой тварью этой чешуйчатой опаскудишь. То ли дело мясо или молоко. А тут, совсем даже наоборот – без рыбы ни одна трапеза не обходится, как у нас без лепешки ячменной. А вот с мясом да молоком – туго. Разве что мясо морских животных, хотя по мне, все что из воды выловлено, все рыба! А еще они тут всякие там водоросли, ракушек, и улиток жрут, или вон креветки, крабы, да лангусты – те еще твари страховидные навроде пауков или скорпионов, только куда здоровее – а тоже жрут. В общем – все эти островитяне жрут, чего море им отдает, даже всякие бревна да ветки, что волнами на берег выносит – и те на растопку пускают. Хе – хе, а с дровами у них тут и впрямь не богато. Оттого многое из живности этой морской, чуть ли не сырьем пожирают, или для начала слегка в уксусе промариновав. Я, поначалу морду от такого безобразия кривил, – даже в детстве, когда сиротой по соседским домам побирался, я бы улиток сырых жрать бы побрезговал, да хоть и вареных, все одно б побрезговал. А тут – распервейшие богатеи, специально слуг посылают, чтоб значит, как только мальцы, что гадость эту в прибрежных камнях собирают, на рынок свежую корзину приволокут – сразу бы им на стол тащили, да по фарфоровым тарелочкам раскладывали. Но потом – ничего так, распробовал. Даже сам с Лиитой пару раз ходил тараканов этих морских собирать. У местных это забава, вроде как у нас на кроликов или сурков охотиться. Ничего так – забавно. Опять же – на девичьи ножки поглядеть, когда они, задрав подолы, по мелководью ходят. А иной раз и волной, очередную красотку так окатит, чьл вся ее одеженька тело‑то так и облепит. А надевают тут на себя, не шибко много…. Хе – хе. Мне Лиита правда как‑то шепотком на ушко призналась, что коли местная девчонка не захочет, так ее никакой волной и не окатит….Ох и хитрые они, эти бабы!

Да…. Как заявился я поначалу к хозяйке с письмом от начальника нашего, так меня едва ли не взашей прогнать хотели. Даже стражей грозились, да только видать, скандала поднимать не захотели. Однако первую ночку, я в саду, под чистым небом ночевал. Гы – гы, будто для меня, после Даара, в том сложности какие есть на местной теплой да мягкой земельке поспать. На второй день – опять хозяйка грозилась да ругалась, а Лиита – служанка ейная, мне втихаря пирожков вынесла, по старому знакомству. Это ведь мы с ней, в позапрошлый раз на лавочке сидели, да ухи на хозяйскую ругань вострили. Я бы и так с голоду не помер, благо денег мне полусотник наш щедро отвалил, но всяко приятно, когда о тебе так заботятся….Ну, ругалась значит, хозяйка, ругалась, а я из себя сироту базарную корчил. – "Ой тетенька, позабыт – позаброшеный я, имей снисхождение да прояви доброту человеколюбивую. Человек я подневольный, ослушаться начальника не смею. Коли выгонишь – сгину я в краю далеком, уж будь тогда милосердна – отпиши родне, дескать – погиб служивый на чужой сторонке, приказ воинский сполняя…". Хе – хе, вы не глядите, что во мне росту – сажень с гаком, и я большинству других мужиков, сверху вниз на макушки поплевывать могу. Я, при случае, такую жалостливую рожу состроить изловчусь, что мне поболее какого калеки, что на храмовой паперти сидит, подавать будут, так что где уж тут хозяюшке‑то нашей устоять. Пожалела, вошла в положение – она хоть и строгая с виду, а душа‑то у нее добрая. Иначе бы Иигрь на ей и не жанился. Он‑то ведь тоже – человек с пониманием! А когда еще и узнала что я ейного мужа любимый ученик….

– Рааст…. – прямо так мне и говорит. – А не тот ли ты стражник Рааст, которого благородный оу Рж*коов, частенько вспоминал да хвалил?

– Дык, видать я, – говорю. – Потому как, никаких других Раастов – стражников, окромя себя, не знаю….А что, часто хвалил?

– Когда надо, тогда и хвалил. – Строго так отрезала она. Но вижу – а глаза‑то потеплели. Видать и прям Иигрь, про меня ей хорошо говорил.

…Поселили меня в строжке у ворот. Вроде и тесно, да я, по молодости, бывало и в собачьей конуре ночи проводил. Так что это для меня – целые хоромы были. Особенно когда Лиита захаживать стала….Вот ведь тоже оторва какая, поначалу‑то – "А не хочешь ли ты, солдатик, взвару ягодного отведать, от жары хорошо помогает? …Да не прибраться ли в домике у тебя….А вот – занавесочки я тебе на окошечке поменяю…". А сама – задиком перед носом так и крутит, и титьки из выреза на платьишки, едва ли не выскакивают чтобы меня по морде хлопнуть. А потом – "Ой, да что это вы себе позволяете! …Да я девушка честная….Куда руки убрал, дурень? – Позволяй дальше!"….Они тут, на островах, все народ довольно мелкий, ясное дело, что здоровенный даарец, местным девкам по – нраву пришелся. Мне Лиита потом проболталась, что дескать – забилась с другими служанками с улицы, что первая меня окрутит, да к рукам приберет. Нравы тут…, хе – хе – Хееку бы не понравились, а мне – так даже очень! Лиита, сама собой, хоть тоже девка мелкая, но справная. Все чего бабам иметь полагается, все у нее на своих местах и в должных плепорциях, как говаривал наш сотник…. А что волосом чернява, так то даже и интереснее, у нас‑то в Дааре, чернявую редко когда и увидишь, а не то чтобы…. Когда домой приеду, будет чего порассказать.

Без дела я не сидел. Во – первых – сторожем работал. Ну да это по ночам, да и то, не особо серьезно. Тут, как мне Лиита сказала, и так ворья не много ошивается, потому как сам остров небольшой все друг друга знают. Разве что из порта, пьянь какая в кабаках пропившаяся, что вдоль набережной стоят, сдуру решит на опохмел денег добыть. Да и то, в дом к благородному, да еще и за республику воевать ушедшему, без особой надобности никто не полезет, потому как раз для таких, на городской площади виселица стоит. А уж когда по окрестным улицам слух прошел, что тут такой вояка – громила с тесаком да мушкетом завелся, то и вовсе только совсем дурной решиться безобразничать. Ну да хозяйка‑то наша, видать человек строгих правил, и леность не одобряет. Смотреть, как здоровый мужик целый день в будке у ворот дурака валяет, спокойно не может. То в саду поработать меня привлекут. То с базара покупки притащить. То по дому чего сработать. Я, правда, по части перетащить – подвинуть, это запросто. А вот чинить чего или построить – не особо‑то и обучен. Не, по части обычного крестьянского труда, или там хижину или ограду из камней сложить – то мне привычно. Но тут‑то все вещи работы тонкой да искусной, а у нас в Дааре все грубо делают, чтобы века простояло, и никакого сносу не было.

А хозяйке, будто шлея под хвост попала – приспичило в доме прибраться, да все вещи перетрясти.

– Эй, Рааст, – говорит она как‑то мне. – Тут вот, у мужа оружие всякое хранится. Так ты его посмотри, да как там у вас полагается – почисти да смажь. А я тут вот сидеть буду, вещи его разбирать, может чего починить надо.

Сели мы значит, я у окошка, а напротив, рядком – хозяйка, Лиита и кухарка, и давай она языком чесать, об муженьке своем ненаглядном. И меня все выспрашивала, как мол, да где, да как оно там было? – Видать, смекнул я, – соскучилась по Иигрю, а поговорить‑то о нем и не с кем. Ну я, ясное дело, и расстарался, дескать – весь из себя расстакой, да все к нему с этаким почтением. И тут хорош, и там пригож, и воин силы великой, и лекарь искусности редкой, и вообще – даже очень важные люди, к нему большой интерес проявляли.

– …Нет, ваша милость. – Я с ним в Дааре знаком не был. И про Россию эту, ранее никогда не слыхивал. Мы аккурат перед самой Мооскаа познакомились, когда ливень в придорожной таверне пережидали. А вот под началом брата вашего, я долго служил. Сколько раз, с одного котла в походах ели. Очень сильно его уважаю и ценю как правильного командира и воина бесстрашного.

Ну и начал ей заодно и про брата всякое доброе в уши заливать. Потому как – не дело это, коли сестра с братом волками друг на дружку смотрят. Я, хоть и сирота круглый, а и то это понимаю. – "…А что споры да дрязги какие про меж вас были, – мы вон с Хееку, вы его, ваша милость видели, он в ваш мооскаавский дом захаживал, по сути‑то и вовсе кровными врагами друг другу приходимся, поскольку роды наши, из веку в век промеж себя враждуют. И хоть по – жизни, я его терпеть не могу, а в бою – вполне спину могу доверить. Потому, оставили бы вы барыня, все эти ваши обиды, да и помирились бы с братом честь по чести. А то вон, с тех пор как вы из Мооскаа удрали, так нашего славного оу Наугхо, будто подменили. Ни разу с тех пор улыбки на его лице не видел.

– Но – но…. – Говорит она мне строго так и холодно. – Много на себя берешь, солдат. Не в свои дела нос не суй. Тебя сюда не советы давать позвали, а оружие чистить. Ты как, уже сделал?

– А чего не сделать‑то говорю. – Тут всего‑то четыре пистолета, две шпаги, три кинжала, да плохонький мушкет. Даже странно, – благородный оу Рж*коов, в оружии шибко хорошо разбирается. С чего бы ему такую пакость держать?

– То, – говорит – его военная добыча, что ему после боя с пиратами досталась. А вот это вот чего?

– Не могу знать, ваша милость. По всему видать, тоже пистоль какой‑то. Только зачем‑то разобранный весь, видать сломанный. Хотя, не пойму, зачем в нем столько деталек всяких. И где замок?

– Так если сломанный, может выбросить?

– Так ведь оу Рж*коов, зачем‑то все это хранил. Как же мы выбрасывать‑то будем?

– А это вот чего? – Вдруг влезла в разговор Лиита. – Какие забавные штучки… – Жалко не из золота или серебра, а то можно было бы заказать ювелиру просверлить в них дырки, и бусы сделать. А что это вообще такое? Никогда раньше не видела.

– Не могу знать. Я тоже не видел. – Без зазрения совести, соврал я. Видел я уже эти штуки. Только по отдельности. Вот эти вот, которые сверху, мы из тел врагов Иигря извлекали. А вот эти…. Ага, те самые, которые мы рядом с местом побоищ находили. Вот оно значит какое, "невероятное оружие" "Стрелка". И чего мне теперь с этим делать?

Письмо к Юстиине Љ?

Здравствуй дорогая кузина. Надеюсь это письмо, написанное несколько второпях, и отправленное с попутной оказией, все‑таки достигнет твоих глаз, ибо – времена нынче военные, и возможна всякая случайность.

Да уж – отнюдь не так я представлял себе завершение нашей дипломатической миссии. И наверное только с прошествием некоторого количества времени, можно будет сказать увенчалась ли она успехом, или это был полный провал. Ведь, рассуди сама, – с одной стороны, дипломатическую миссию прерванную войной, едва ли можно назвать удачной. А с другой стороны, вполне возможно, что кабы не наша поездка, число ренегатов покинувших Союз Народов было бы куда более значительным, чем мы имеем по сию пору. Впрочем, увы, но твой любящий кузен, вынужден признаться в незначительности своих знаний, по поводу зарождения самой идеи этой дипломатической миссии, как, впрочем, даже и самих истинных целей ее. С одной стороны, у меня создалось стойкое ощущение, что эта война стала для генерала таким же сюрпризом, как и для всех простых смертных, к числу которых, не смотря на все свои потуги войти в круг избранных, я вынужден причислить и себя. А с другой….

…Возможно это следствие того, что сама по себе, война есть стихия, в которой люди военного склада натуры, чувствуют себя особенно комфортно. Все эти выстрелы, сражения и смерти, гибель и разорение, страх и многотысячные толпы людей, идущих, подчиняясь приказам своих полководцев, дабы вопреки собственному желанию жить и отвращению к смерти, убивать друг друга подобно диким зверям. – Все то, что вызывает у нас с тобой, дорогая кузина, как людей сугубо гражданских лишь отвращение и ужас, (да, я не стесняюсь в этом признаться), для людей военного склада натуры – как небо для птицы, или вода для рыбы, являются естественной стихией их жизни. Это для меня, как для дипломата, то зыбкое состояние недоверия и сомнений, кое мы наблюдали накануне войны, куда более предпочтительнее, нежели четкое понимание кто есть враг, а кто друг, дарованное нам с первым выстрелом начавшегося противостояния. Но для людей подобных генералу оу Ренки Дарээка, фальшивые улыбки, и слова дружбы процеживаемые сквозь сжатые в ненависти зубы, вероятно были абсолютно невыносимыми, и теперь они бесконечно счастливы, имея возможность обнажить клинок, и употребить его против вполне четко обозначивших себя врагов….И наблюдая за генералом, я отнюдь не готов, уподобляясь некоторым злословам из нашего дипломатического ведомства, обвинять сих "людей военных" в кровожадности и примитивности их натур. Ибо я убедился, что сей достойнейший муж отнюдь не кровожаден, не примитивен, и по своему и сам ненавидит войну, ибо ему вероятно приходилось потерять в сражениях немало своих добрых товарищей. Но там, где мы предпочитаем тянуть до последнего, стараясь не дать оборваться ни единой, удерживающей мир ниточке, люди подобные генералу, предпочитают разрубить проблему единым махом, а потом заново сшить то, что удастся сохранить. И потому, основываясь на некоторых отзывах о генерале, кои я слышал от своих коллег, как об одном из предводителей некой "партии войны" при дворе нашего государя, мне, иной раз, приходит в голову идея, что вполне вероятно целью нашей поездки по Срединному морю, как раз и было приближение этого "решительного часа войны", а вовсе не умиротворение сторон. Отсюда и эти странные и загадочные поездки генерала, и его намеренное игнорирование официальных дипломатических мероприятий. И даже, подчас раздражающее поведение, когда он, приехав в страну, фактически отказывался общаться с людьми ею управляющими, своим пренебрежением, словно бы провоцируя их на конфликт….Впрочем, это всего лишь мои догадки, и не более того.

Но, дорогая кузина, я опять заплыл слишком далеко в океан собственных помыслов, коие, вероятнее всего, вовсе безразличны тебе и твоим подругам, отделенным Океаном от сих вод и берегов Срединного моря, над коими гремит сейчас гром войны, ядрами и штыками вписывающей очередную главу в бесконечную книгу под названием "История человечества". Поэтому, не утруждая тебя изложением собственных тяжелых помыслов, я просто поведаю о наших последних перемещениях и разных событиях, сему делу сопутствующих. – Итак, мы снова в Сатрапии. Я снова сопровождал генерала в Мооскаа на встречу с главным министром монарха этой державы – благородным оу Лоодиигом, на которую меня, увы, снова не пригласили. Честно говоря, я не знаю, что там обсуждали эти государственные мужи, мне лишь вынесли окончательный пакет неких предложений Сатрапии, и доверили переправить его в наше посольство, с целью дальнейшей передачи нашему королю. После чего генерал сказал, что он должен заняться подготовлением какой‑то военной операции, а мне, как лицу сугубо гражданскому, предложил стать своим доверенным лицом в Сатрапии, и своего рода посредником между ним, и благородным оу Лоодигом. На что я, естественно согласился, ибо, при должном старании и удаче, этот, с виду незначительный пост, может стать весьма важным шагом в моей карьере. Затем, мы с генералом вновь вернулись в Хиим*кии, где мне предстоит жить ближайшее время, и где, как оказалось, уже собрался изрядный каперский флот, который и должен был возглавить наш славный генерал. Хо – хо…! Ты бы видела, дорогая кузина, какие живописнейшие личности собрались на совет в кают – компании великолепной "Чайки"! Это было словно ожившая картинка из некоего плутовского романа, описывающего времена Развала Империи. Да – с…. Весьма колоритные личности! Все эти обветренные и обожженные солнцем лица…, все эти шрамы, повязки на глазу, и хриплые суровые голоса, привыкшие куда чаще перекрикивать бурю или пушечные залпы, нежели произносить речи, изящно играя словесами и смыслами. Живописные одеяния от простых матросских курток до роскошных сюртуков, пышности отделки коих, позавидовал бы и официальный мундир нашего адмирала. И конечно же – все это оружие, с коим доблестные корсары нашего генерала, кажется не расстаются даже во сне. Литруга! Литруга во всем своем великолепии и убожестве собралась в тот день в кают – компании "Чайки"….Пока генерал общался со своими подчиненными, я тихонечко сидел в уголке, стараясь как можно больше разглядеть и запомнить, ибо, что уж там греха таить, человеку моего образа занятий, не часто выпадает удача видеть столь удивительное сборище. Разбойники, авантюристы, "пахари моря" как они называют сами себя. Тут были и люди самого низкого происхождения, поднявшиеся до высот капитанского мостика благодаря своим талантам и отваге, так и люди явно благородные, в силу жизненных обстоятельств вынужденных заняться столь низким ремеслом морского бродяги. Потерявшие честно имя благородные оу, проигравшиеся студенты, проворовавшиеся чиновники, запросто общались на одном языке с людьми, едва ли способными написать собственное имя. И что самое удивительное – как оказалос, наш многосторонний генерал, тоже умеет говорить на этом языке….Пока генерал и его гости обсуждали какую‑то операцию, (я понял не более десятой части сказанного), я любовался несколькими весьма экстравагантно одетыми особами, и поражался тому, насколько наш генерал естественен среди этих невероятных людей. Нет, он не пытался как‑то подражать им. Не менял своей одежды или поведения, дабы им понравиться, полностью оставаясь самим собой, но…. Может громадный рост…. Может обветренное лицо, пистолеты и шпага на поясе, которые смотрится на нем как часть его собственного тела, но все эти воинственные люди, явно считали его своим, и даже более того – явно признавали вожаком и лидером….Военный вождь берега! – Таков ныне официальный титул генерала. Иные считают, что его дали оу Дарээка, в виде некоей насмешки, ибо уже сменилось не одно поколение с того дня, как последний Вождь Берега, пал вместе со своей дружиной в собственном замке, при штурме оного королевскими солдатами. Но видели бы наши придворные шаркуны – насмешники благородного оу Дарээка на палубе собственного боевого корабля, в окружении собственной боевой дружины! Вероятно, это зрелище быстро сковало бы их языки, путами страха и почтения.

…Вскоре флот нашего генерала уплыл воевать. А я, хотя "Чайка", не будучи боевым кораблем, и осталась стоять в бухте Хиим*кии, имея такую возможность, предпочел снять скромный особнячок на берегу, ибо, признаюсь тебе кузина, жизнь на воде мне изрядно опротивела. Увы, но и тут я не получил долгожданного отдыха, ибо вскоре понял, что по – сути, генерал свалил на меня обязанности этакого посла республики Литруга, если бы такое государство существовало. Мой скромный особнячок над коим, на специально установленной для сих целей во дворе корабельной мачте, теперь реял личный стяг оу Дарээка, именуемый по всему Срединному морю "Красным вепрем", немедленно взяли в осаду полчища купцов, как местных, так и даже и прибывших из изрядно далеких краев. Одни желали мне что‑то продать. Вторые – готовы были скупать всю поступившую добычу. Третьи – требовали возмещения неких убытков, якобы причиненных им литругскими пиратами. А четвертые предлагали купить "важную информацию" или "проявить заинтересованность в выгодном проекте". А еще, помимо общения со всеми этими людьми, я должен был заняться арендой складов для будущей добычи, завести знакомства с владельцами верфей, поддерживать отношения с начальником гарнизона Хиим*кии, вести светскую жизнь, поддерживая престиж генерала и заводя нужные связи, и конечно же – общаться со всеми капитанами литругских кораблей, или даже кораблей нашего Тооредана, которые так же, по каким‑то причинам сочли более удобным обратиться ко мне, нежели в консульство нашей страны. Вся эта работа, мне, в общем‑то не слишком знакомая, оказалась делом довольно занятным и даже интересным. И если бы не недостаток времени, я бы смог порадовать тебя, дорогая кузина, описанием множества презабавнейших курьезов со мной приключившихся. Впрочем, не буду таиться, у меня есть некоторые мысли, сделать это темой отдельной книги, коия, льщу себя такой надеждой, весьма позабавит всю читающую публику нашего королевства, ведь помимо смешного, мне встречаются вещи и достаточно таинственные. Например, не далее как вчера, ко мне заявился капитан сравнительно небольшой шхуны плавающей под флагом "Красного вепря". Шхуна эта, зашла в гавань совсем недавно и несла на себе свежие следы ремонтных работ, толком даже не закрашенных в цвета корабля, что, при известном щегольстве моряков, к украшению своих кораблей относящихся куда щепетильнее чем иная придворная дама относится к украшению своего бального платья, говорило отнюдь не в пользу сего капитана. Однако, видела бы ты, дорогая кузина, ту важность и надменность, с которой этот пройдоха, не удовлетворившийся стандартными инструкциями, оставленными оу Дарээка, потребовал от меня сведения о нынешнем местонахождении генерала. Признаться, даже у меня, при всем моем терпении дипломата, появилось сильное искушение позвать сторожей, и приказать им выкинуть этого мерзавца из особняка. Но вмешался один из сопровождающих этого капитанишку людей, до сей поры скромно стоявший в сторонке, и, угомонив его всего парой слов, сразу показав кто тут главный. З обратился уже непосредственно ко мне. Самое загадочное, что фигура этого человека была плотно закутана в плащ, а на лицо была наложена повязка из бинтов, причем, как мне показалось, причина наложения этой повязки, послужило не полученная в бою рана, а желание скрыть свои черты. Говорил этот загадочный посетитель, как человек не только образованный, но и вполне светский, возможно даже поживший при дворе какого‑то монарха. И, несмотря на мою искушенность, он сумел, не предъявив на то никаких веских аргументов, выудить из меня весьма подробные сведения о пребывании и планах оу Дарээка. Кто был этот человек? Какой "магией" владеет, и почему ему столь интересны дела нашего генерала? – Все это осталось загадкой, и я вынужден лишь тешить себя надеждой, что никоим образом не навредил планам генерала и интересам нашего королевства, ибо, как мне показалось, и к первому и ко второму, таинственный незнакомец был настроен более чем благожелательно.

Увы, дорогая кузина, времени у меня остается немного, ибо тооредаанский купец, возвращающийся домой, собирался выходить в море с началом прилива, а это уже сейчас. Потому, дорогая кузина, желаю тебе всяческого благоденствия в эти непростые времена, и остаюсь твоим любящим другом и братом.

оу Аалаакс Зуур.

Игорь Рожков, судовой врач.

– Da vy blin, ohreneli?!

– Что???

– Говорю, это совершенно невозможно, я совершенно не разбираюсь в судовождении.

– А чего тут разбираться? Плыви и плыви себе вдоль берега на веслах. Мачта у тебя все равно сбита, так что парусами пользоваться не придется. Да и у второй посудины мы весь рангоут книппелями порушили, так что остаются только весла. Да чего ты переживаешь? тут, в общем‑то недалеко идти осталось, всего верст триста, дней за пять дойдешь. Мимо проплыть не получится. Примерно за сутки до крепости, увидишь горы, ну а там, и саму крепость не пропустишь, она большая. Ты справишься Доктор Мушкет, ты человек ученый, к тому же офицер, и из благородных!

– Но я…, не…. А если мы встретим противника? Как отбиваться? Я ведь ничего не понимаю в этом вашем маневрировании.

– Хе – хе, ты собрался маневрировать на этих корытах? Ну ты и шутник! А насчет удихов – думаю, можешь не опасаться. Возле крепости, их сейчас флот Сатрапии гоняет. Да и подальше от нее, почти все море рядом с берегом наше, а удихи удрали дальше в море. Капитан оу Дарээка говорит, что таков был изначальный план, – прогнать удихов от берега, чтобы не позволять им снабжать осаждающие крепость войска по морю. Ну да, впрочем, это их, сухопутные дела. Нас они не касаются. Наше дело караваны на абордаж брать. А у тебя и вовсе простое задание – протащить два гребных корыта вдоль берега и сдать груз. С этим справится даже двенадцатилетний мичман.