Текст книги "Метро 2033. Секреты Рейха (СИ)"

Автор книги: Егор Бородулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Путь проходил и через Полис – государство, в котором человек не утратил свое достоинство и право называться хомо сапиенсом! Но ввиду того, что время было точно распределено, в Полисе решили не задерживаться, а так, одним глазом посмотреть, головой на дрезине повертеть и все. Это, в каком-то плане, разочаровало Вадима. Кто ж не мечтал походить по самым культурным станциям московского метрополитена. «Как там, в песне-то пелось… видно не судьба, видно не судьба…» – утешал себя сталкер мысленно.

На Полис, все же, удалось хоть глазком посмотреть. Почти предельно чистые платформы, никто не бухает, люди трудятся во благо общества, нет тунеядцев… здесь собраны самые творческие и трудолюбивые люди метро. Вот бы погулять хотя бы! И все же, нужно поспать немного. Ночка будет жаркой. После того, как конвой проехал Полис, Вадим уснул.

***

– Э-эй, – кто-то потрясывал Вадима за плечо, – Как тебя там… просыпайтесь, к Лубянке подъезжаем.

Вадим чуть приоткрыл глаза. Разбудил его мальчуган, сидящий рядом всю дорогу. Челнок, не иначе. Сталкер слегка потянулся, посмотрел на товарища – тот спал мертвецким сном.

– Рота, подъем! – жестко и громко сказал Вадим над самым ухом у Егеря. Эффект был ожидаем. Рейнджер чуть ли не подпрыгнул на месте, но лицо его тут же залилось дневной бодростью. Осознав, что приказ отдавал не Коваленко, Егерь с презрением посмотрел на умирающего со смеху Вадима.

– Шутки вздумал шутить? – возмущенно протянул рейнджер, – Ещё один Емельянов! Какого лешего ты делаешь?

– Да такого! Подъезжаем, – парировал Вадим, указывая на приближающуюся гермодверь Лубянки. Вот проехали блокпост. Вот въехали на станцию. Конечная. Рейнджеры сошли с дрезины. Посмотрели на время: два пятнадцать. Рано ещё для выхода. Со станции решили выходить в три. Заодно и время с запасом. Осталось решить вопрос: что делать целый час? Вадим захотел пройтись и осмотреть станцию – интересно же! Егерь не стал настаивать на другом, поэтому отправился вместе с товарищем.

Лубянка была под властью Красных, поэтому самое первое, что бросалось в глаза, – это присутствие красного цвета почти повсюду. Флаги, ковры, ленты, надписи, символика – все красное. Прямо как на Пушкинской… Неприятные воспоминания о том коротком, но столь ужасном времени нахлынули вдруг, и Вадим попытался хоть как-то от них отвлечься. Например, разговором по душам.

– Егерь! – позвал товарища Вадим.

– Чего?

– А ты до войны как жил?

– До войны…– рейнджер задумался, после непродолжительной паузы ответил, – В Перми я жил.

– Где-где? – не понял сталкер.

– В Перми. Ну, город такой есть, далеко от Москвы.

– Как тебя сюда занесло тогда?

– Да как… с классом на экскурсию ездили в Москву. Дня на три, что ли. И вот именно в эти дни и ударило. Мне тогда двенадцать лет было. Спаслись, да только я от остальных отбился, и потерялся. Сколько не искал – все без толку. Потом рос как-то сам по себе. Воровал, подрабатывал, приживался в новом мире. У меня и фамилия другая была. Но она мне очень уж сильно не нравилась, и я себе новую придумал. Затем прослышал, что где-то набор солдат происходит. Ну, и попытал я счастье свое. И вот, через какое-то время, в Орден пробился. Вот, в целом, и все... а сам-то как?

Разговор все-таки затянулся, и время пролетело незаметно. Когда рейнджеры сверили часы, стрелки показывали без пяти три. Пора! Бойцы двинулись к пропускному пункту на Чистые пруды. Показав приказ на пропуск, рейнджеры вышли со станции и отправились во мрак туннеля. За все то время, которое солдаты потратили на прохождение и обнаружние лазейки, не произошло почти ничего интересного. Разве что только у самой лазейки сидел падальщик, пожирающий пойманную крысу. Егерь цокнул языком, достал «Пернача» и, дав по мутанту короткую очередь, устранил чудовище. Затем, поднявшись по лестнице, рейнджеры вышли к узкому помещению с одной лишь дверью. Егерь подошел к двери, подозвал Вадима, и начал раздавать указания:

– Значит так, сейчас делаем следующее: на счет три я открываю дверь, ты входишь и осматриваешь помещение на наличие угроз. Если опасности нет, говоришь: чисто. Если есть – стреляешь. Понял? – Вадим кивнул, – Противогаз ещё только сразу нацепи на морду, там сразу поверхность.

Вадим натянул на себя противогаз, взял поудобнее «бизона» и, кивнув, встал напротив Егеря. Рейнджер сосчитал до трех, после чего оперативно поднял засов и распахнул дверь. Тихо это сделать не получилось, ввиду того, что дверь была ржавой и, поэтому в момент открытия раздался скрип, режущий уши. Вадим вошел в помещение, поводил из стороны в сторону стволом и, не обнаружив угрозы, пробурчал в проем:

– Чисто!

Егерь не заставил себя ждать. Захлопнув за собой дверь, рейнджер достал из вещь-мешка планшет с картой, сориентировался, и обратился к Вадиму:

Лазейка выводила во дворы, за несколько кварталов до монастыря. Вадим уже не ощущал таких же чувств, как при первом выходе на поверхность. Обстановка ничуть не изменилась: такое же серое небо, полумрак, и пустота. Луна еле-еле просвечивала через пасмурное небо. Так красиво. Егерь взял ВСК-94, размял плечи и скомандовал жестом «Вперед!», Вадим двинулся за ним.

Рейнджеры вышли на Большой Кисельный переулок и пошли вдоль Малого. Пейзажи ни чем не отличались: все также мрачно, брошенные машины, разваленные дома, скелеты людей и неведомых чудищ… И тут, что-то промелькнуло между домов. И снова. Вадим насторожился, поднял «бизона». Потом, промелькнуло снова, но так резко, что рефлекс Вадима отдал команду нервам нажать на спусковой крючок. «Бизон» выпустил два патрона и замолчал. Егерь молниеносно поднял ствол винтовки, насторожился, потом медленно поводил стволом из стороны в сторону и, также медленно, отошел назад к Вадиму. Сталкер только сейчас понял, что его целью был обыкновенный рваный пакет. Таких оплошностей не прощали…

– Слышь, Вадимка, – все также водя стволом, спросил рейнджер, – А ты по кому стрелял?

– Да по мутанту, вроде, – ляпнул первое, что пришло в голову Вадим.

– Крупный?

– Нет… падальщик, наверное.

– Почему без глушителя?

– Так нет его у меня…

Егерь цокнул языком, скомандовал «Прикрой!», снял с плеч вещь-мешок и принялся там что-то искать.

– У тебя, когда день рождения, – параллельно спросил рейнджер.

– Двенадцатого февраля.

– Блин, ну ладно, – разочарованно пробубнил Егерь, потом встал и протянул Вадиму глушитель, – Будем считать, что это на следующий год. Только ты потом не забудь, у меня день рождения седьмого апреля, если что, и мне как раз так не хватает новенького и хорошего ножика…

– Пошли уже! – поторопил стрелка сталкер, насаживая глушитель на «бизона».

– Молись, чтобы фашисты твои выстрелы не услышали, а то операция провалится.

Рейнджеры свернули с Малого Кисельного переулка во дворы, попутно осматривая окрестности. Вадим заметил, что на одном из зданий, под адресной табличкой, красовалась трехконечная свастика Четвертого Рейха. Форпост близко.

Сталкер не сразу заметил, что справа, навстречу рейнджерам, приближаются два силуэта. Вадим, было, поднял ствол, но Егерь рукой остановил его.

– Наши – прокомментировал свои действия стрелок. Вадим пригляделся. И правда, навстречу шли два сталкера, буквально в такой же форме, в которую был одет Вадим. Егерь, чтобы убедиться, мигнул два раза фонарем. Со стороны приближавших последовали такие же действия, только мигнули не два, а четыре раза.

– Четвертая группа, – пояснил рейнджер, – Абрамов и Кривой.

Те приветливо помахали рукой и быстрым шагом дошли до товарищей. Обменялись рукопожатиями, после чего, тот, кто был ниже, спросил:

– Слышали стрельбу, а?

– Да как не слышали-то, – удивленно переспросил Егерь, – Это мы и стреляли.

– Он? – пробасил высокий, кивая на Миронова.

– Да, я, – ответил Вадим.

– Ох, и влетит тебе от Майора, – покачал головой низкий.

– Двинули! – скомандовал Егерь, – Нечего языком трепать.

За следующим поворотом, у железного забора стояли ещё двое. Завидев четверых рейнджеров, один из них просигналил фонарем один раз. Егерь снова просигналил два раза, а высокий рейнджер из другой группы – четыре.

– О-о-о, группа Майорова, – протянул низкий, – Крепись, паря…

– Отвали от него! – угомонил товарища высокий. Тот, кто был ниже ростом, оказался Кривым, а высокий – Абрамовым. Место, где стояли два рейнджера – это и было точкой сбора, как понял Вадим. Когда группа из четырех бойцов подошла к первой группе, один из ожидавших рейнджеров подошел к прибывшим, и без приветствий раздраженно забасил:

– Кто стрелял?!

– Я, – без промедлений ответил Вадим.

– Какого хрена ты без глушителя стреляешь?! Подставить всех хочешь, а?

– Товарищ Майор, стрельба велась из-за необходимости, ввиду нападения мутантов.

– Так почему без глушителя?! – не унимался Майор.

– Они все равно ничего не заподозрили, – встрял Обусов, – Так что, давайте потише.

– Не встревай там! – протянул Кривой.

– Кого-то ждем? – спросил у Майора Егерь.

– Ага, – командир кивнул, – Клоунов этих ваших. Емельянова и Губина.

Из-за забора торчали позолоченные маковки монастыря. Если забраться на близстоящую машину, то через забор можно было полностью осмотреть Сретенский монастырь. Спустя десять минут ожидания из-за того поворота, откуда вышли Абрамов и Кривой, появились два знакомых силуэта. Подойдя чуть ближе, также на ходу, один из них помаячил фонарем три раза. Остальные тоже просигналили. Емельян и Губеха ускорились, и вот уже, через несколько секунд, они обмениваются рукопожатиями с другими рейнджерами.

– Ну, успели? – запыхавшись, спросил Губеха.

– Не поверите, кого мы встретили! – также тяжело дыша, пробормотал Емельян.

– Так, байки свои травить на базе будете, ясно?! – урезонил Майор, – Дружинин, осмотреть монастырь, доложить обстановку.

Егерь забрался на кузов сломанной машины и припал к окуляру.

– Та-а-а-а-к, тут в стене огромная дыра… охраняется двумя солдатами… вижу ещё одного, смотрит в окно… одна маковка полуразрушена, там снайпер… с кем-то…

– Насторожены? – спросил Майор.

– Никак нет.

– Ладно, – Майор удовлетворенно кивнул, – Сверим часы.

Вадим посмотрел на часы: без десяти.

– Итак, излагаю план, – продолжил командир, – Группа Медведя ровно в пять обстреливает главный вход в монастырь, а мы тем временем подкрадываемся и наносим удар с тыла. Обезвредить всех бойцов, захватить монастырь, установить контроль над периметром – вот наша задача. Штурм начинается ровно в пять. Ждем.

Десять минут тянулись мучительно долго. Вадим ходил взад-вперед, его руки дрожали, а сам он не мог собраться с мыслями. Сможет ли он вот так взять, и убить человека? Такого же, как и он. Ведь его также кто-то любит, у него, может, семья дома, дети. Если убить человека, который прокармливает всю семью – значит обречь на погибель и самих членов семьи. Обусов заметил, как нервничает новобранец и подозвал его к себе:

– Эй, новенький! Иди сюда! – Вадим лениво подошел, – Вадим, да? Ты в бой в первый раз, да? Умереть боишься?

– Нет, – промычал Вадим, – Не смерти я боюсь, а последствий убийства. Вот тебе не страшно осознавать того, что ты своим действием причиняешь кому-то боль, обрекаешь его?..

– А-а-а, – протянул рейнджер, – Вон оно что! Ты не волнуйся, такова жизнь. Существует такой закон жизни: если не ты, то тебя. И в этом нет ничего плохого. Борьба за существование идет всегда: у животных, у нас, даже у мутантов. Всегда кто-то умирает, и это нормально. Постарайся перед боем избавиться от этих мыслей, о последствиях. Просто действуй. Просто борись за жизнь. Цепляйся за неё зубами, но не дай себя убить. А потом, уже после, можешь и поплакаться, выпить и забыть. Понял?

– Ага… – промычал Вадим.

– Наизготовку! – скомандовал Майор. Рейнджеры засуетились. Кто-то менял магазин, кто-то дергал затвор, а кто-то разминался. У Обусова, как и у Емельянова, был АКМС. У Абрамова – «сайга», а у Кривого – АК-47. Майор же пользовался РПК с подствольником. Вадим посмотрел на часы: пять ровно. Начинается.

Прошло полминуты, затем минута, затем полторы, но стрельба так и не начиналась. Командир посмотрел на часы, недовольно пробурчал, перехватил РПК и выглянул за забор.

– Подойдем поближе, – скомандовал Майор, подошел к машине, и снова распорядился, –Емельянов, через забор, осматриваешь территорию, если чисто, то говоришь нам. Пошел!

Емельян без промедлений забрался на машину, потеснил Егеря, перевалился через забор, и через несколько секунд сказал: «Чисто!». Майор кивнул, и скомандовал солдатам по очереди перелезать на другую сторону. После того, как Егерь последним перелез через забор, группа двинулась ближе к монастырю.

– Где они? – возмущался Майор, – Какого дьявола они медлят? Пять минут задержки! Ладно, переходим к плану Б, действуем без них. Дружинин, работай по снайперу. Губин, Миронов вперед с флангов. Остальные разошлись по укрытиям и ждем сигнала. Поддерживаем связь по рации. Стрелять по моей команде. Вперед!

– Ну, с Богом, мужики! – сказал Губеха и пополз налево. Вадим пополз в противоположную сторону. Сталкер дополз до очередной сломанной машины, остановился, сел спиной к монастырю и выдохнул. Посмотрел налево: Олег дошел до своего укрытия, буквально через двенадцать метров от Вадимова. Вадим оглядел монастырь. На удивление Сретенский монастырь хорошо сохранился. На стенах висели флаги с эмблемами Четвертого Рейха, также стены были местами изрисованы трехконечной свастикой.

Рация пробасила: «Давай!», и в следующий момент раздались два еле слышных плевка. Тут же два фашиста, сидевшие в маковке, свалились. Снайпер убит. Губеха короткими бесшумными очередями скосил бойцов, охранявших задний «вход». Вадим нацелился на голову, что маячила в окне, очистил разум, задержал дыхание и спустил курок. Плевок. Голова фашиста разлетелась, тело рухнуло наземь, а остальные нацисты, наблюдавшие эту картину, запаниковали и подняли тревогу. Началось.

Фашисты подбежали к окнам и принялись стреляли очередями в сторону забора, не понимая, откуда велась стрельба. Сзади раздалось стрекотание нескольких стволов. Вадим аккуратно выглянул из укрытия, наметил цель, и дал короткую очередь. Мимо! Нацист успел спрятаться. Вадим нырнул обратно в укрытие, выдохнул, собираясь с мыслями. Фашистов должно быть где-то двадцать человек, или меньше. Пятеро убиты, семеро у окон, итого двенадцать. Где ещё восемь нацистов? Из монастыря доносилась фашистская брань, перекрикивающая грохот выстрелов. Не ожидали! Боятся!

Вадим снова выглянул из укрытия. У одного окна отстреливались четыре бойца. Удобный случай подвернулся! Сталкер достал из кармана осколочную гранату, вынул чеку, прицелился и кинул в проем. Граната отскочила от рамы и залетела прямо под окно. Взрыв. Двоих положило точно.

– Молодец, Миронов! – раздался из динамика бас Майора. – Умно!

Основной огонь переключился на левый фланг. «Видать, у Олега там проблемы» – подумал Вадим. Из раздумий Вадима вернул рокот автоматной очереди, которая пришла чуть выше головы сталкера. «Блин, заметили! Нужно менять укрытие!». Вадим дал короткую очередь по проему, параллельно смещаясь ближе к центру. Удобный угол для стрельбы. Он снова прицелился, дождался пока фашист выйдет из укрытия, и выстрелил. Очередь из «бизона» пришла бойцу в грудь, чуть пониже шеи. Боец издал короткий вопль и упал. Ещё один убит.

– Не профессионально они как-то воюют, – отстреливаясь, подметил Майор.

– Это мы такие профессионалы просто! – кричал Емельянов в рацию.

Стрельба прекратилась. Затишье… Вадим недоверчиво осмотрел все оконные проемы и спросил в рацию:

– Все?

– Похоже на то, – ответил Губеха.

– Это был последний, – подхватил Егерь.

– А где Миша? – удивленно спросил Емельян.

– Емельянов, Абрамов, на разведку к монастырю, – распорядился командир. Из-за укрытий лениво, не спеша вышли два силуэта. Крадучись, они приближались к монастырю. «Что-то тут не то» – сказал про себя Вадим. Первым шел Абрамов, за ним Емельян. Вадим посмотрел по окнам: чисто. Странно. И тут раздались очередные плевки глушителя, и Абрамов, схватившись за правое плечо, рухнул на землю.

– Твою мать! – завопил Емельянов, – Прикройте, я его оттащу!

– Откуда, суки?! – орал динамик голосом Майора.

– Вижу троих, нет, четверых, заходят с правого фланга. Трое с левого. Внимание! – голосил Егерь в рацию. По окнам пошли очереди из калаша Кривого. Вадим не мог разглядеть фашистов. Тем временем Емельян оттаскивал раненного Абрамова обратно к забору.

– Он ранен! – орал Емельянов, – В правое плечо! Несквозная!

– У них подкрепление! – снова подал голос Дружинин, – Нужно отступать! Их тут человек двадцать шесть, если не больше!

– Да твою дивизию! – ругался Майор, – Какого хера, их должно было тут быть шестнадцать всего! Отступаем! Миронов и Губин прикрывают! Отходим, отходим!

Вадим увидел, как в оконном проеме промелькнул десяток фашистских голов. Нужно отходить. Поменяв магазин, сталкер начал медленно отступать назад, отстреливая то одно окно, то другое. Попал-не попал, уже без разницы. Главное – обеспечить прикрытием своих. Губеха смещался ближе к укрытию Вадима, чтобы потом отступать, прикрывая друг друга.

– Выкурили, гады! – кричал Олег в рацию, – Вадим, отходим и прикрываем, ясно? Я отхожу – ты прикрываешь, и аналогично…

– Понял! – Миронов крикнул в микрофон, – Давай, отходи!

Что-то мелькнуло справа. Вадим повернулся. Тут же ему прилетел удар приклада в окуляр противогаза. Сталкер упал, стекло треснуло. Подкравшийся фашист встал над Вадимом и ударил прикладом снова.

– ВАДИМ! – взревел Губеха. В следующий момент грудная клетка нападавшего разлетелась чуть ли не на куски. Олег всадил почти всю обойму в нациста, спасая Вадима.

– Вадим! ВАДИМ! – звал товарища рейнджер, – Ты слышишь меня?! Идти можешь?! – Вадим слышал, но ответить не мог, его как будто парализовало, – Твою мать, Миронов ранен! Прикройте, я его вытащу!

– Губин, отставить, мы не можем… Губин! – динамик рации разрывал бас Майорова, – ГУБИН! Назад, это приказ!

Но Олег уже вышел из укрытия. Вадим это видел. Где-то подальше от него раздались знакомые выстрелы, издаваемые… нет! Вадим видел, как автоматная очередь раздробила всю грудь Губехе, как тот упал, протягивая руку Вадиму. Динамик рации матерился басом командира, свистели пули, и знакомые берцы встали рядом с Вадимом… пожалуйста, пусть это будет совпадением! Вадим услышал, как… знакомый голос, которого он не слышал уже несколько дней, скомандовал преследовать нападавший отряд… кто угодно, только не он! Рядом встала ещё одна пара берцев.

– Господин Штурмбаннфюрер, – прозвучало над головой, – Они отступают, человек пять-шесть...

– Догнать! – пробасил ненавистный голос, – Взять живыми или мертвыми! Никто не должен знать о Хаммельбурге!

«Господин Штурбаннфюрер»… звучит как приговор. Но этот приговор можно стереть с лица земли, на это хватит сил! Вадим медленно, стараясь не привлекать внимания, потянулся за пистолетом.

– Кто нападает хоть известно? – продолжал расспрашивать бойца Волк. Сталкер достал ПБ, снял с предохранителя… – Хоть языка бы взять из этой шайки, а то вдруг те пятеро никак с этими не связанны.

– Господин Штурбаннфюрер! Смотрите! – боец указал на поднятый ПБ, нацеленный в спину предателю. Волк среагировал молниеносно, выпнул из руки Вадима пистолет и сказал:

– О, смотри-ка, язык! К остальным его, а потом их всех на Пушкинскую со мной, – с этими словами фашист пнул в голову Вадима. Миронов потерял сознание.

***

Вадим очнулся, как от долгого сна. Голова дико болела, а нос ощущал столь… приятный аромат. Коньяк! Глаза не открывались, но все же пришлось их разлепить. Перед Вадимом встала снова та же картина: комнатка три на семь, сам Вадим сидит связанный на деревянном стуле, а чуть левее с легкой вмятиной стоит железный столик, на котором стоит настольная лампа, слабо освещающая комнату. Перед пленником стоял Волк, водя перед носом знакомую фляжку с коньяком. Создалось такое чувство, что этих дней вовсе и не было: не было Ордена, не было ни Емельянова, ни Егеря, ни Коваленко, ни Майора, ни Губехи… Ничего не изменилось.

Штурмбаннфюрер, заметив, что пленник очнулся, довольно хмыкнул и сказал:

– А-а-а, знаешь все же толк в выпивке, а? Понравился коньячок? – Волк отпил из фляжки и убрал её во внутренний карман, – Ну что ж, Вадя, вот мы и снова встретились. Зачем убегал, а? Куда пошел, в Орден подался?! Мирок защищать от «черни», а? Ты не герой, не-е-е-т. Крыса ты продажная, скотина, млять. Я так на тебя надеялся, думал, что мозги на место встанут, а ты…

– Пошел… на хер! – промямлил Вадим, за что получил удар в челюсть.

– Ух-х, как зашло, а? – довольно протянул Волк, разминая кулак, – А я об этом мечтал. Потерпи…

Следующую минуту Штурмбаннфюрер избивал пленника, как мешок, нанося удары резко и четко. Вскоре Волк успокоился, перевел дух и продолжил беседу:

– Тогда ты ещё мог отвертеться, но здесь, братец, извини, не сможешь. Знаешь что это? – Волк взял что-то со стола и протянул Вадиму, демонстрируя шприц с темно-красной жидкостью, – Это наша разработка. Специально для таких крыс, как ты. Я назвал его «Бурая смерть». Но ты не бойся, умереть я тебе не дам, но зато крови ты нахаркаешься – будь здоров. Эта ампула ждала тебя столько дней и вот… момент истинны…

Вольф криво улыбнулся и кивнул охранникам. Те подошли, взяли за плечи Вадима. Пленник понял, что ему грозит и забрыкался, не давая предателю нацелится.

– Да не брыкайся ты, – орал Волк, – Это как комарик, раз и все.

Фашист вколол в плечо сыворотку, и ввел содержимое, приговаривая «Справедливость Рейха достанет всех и каждого! И это – твоя расплата». Вадиму стало плохо, из носа забила кровь. Охранники вернулись к дверному проему.

– Что… – промямлил Вадим, – Что ты ввел… в меня?

– Не, ну ты что, тупой? Вирус это, тупая ты башка, пахать на нас будешь, чтобы жить, понял, нет? Не волнуйся, тебе там скучно не будет, тем более, что ты у нас из Ордена не один. Отправишься к рабам, будешь нам станцию делать, а я за тобой периодически заходить буду. Все, на Тверскую его, к остальным, – Штурмбаннфюрер скомандовал охранникам, – Антидот возьмете у Профа, а пока, – Волк снова повернулся к пленнику, – Добро пожаловать в ад!

Глава 9. Падение в ад

Вадима с рабами доставили на реконструкцию Тверской. За все время перевода голова сталкера то и дело раскалывалась и болела вплоть до такой степени, что стерпеть боль было практически невозможно. Проанализировав то, что практически все заключенные в сопровождении фашистов не жаловались именно на головную боль, а только лишь на побои и на голод, Вадим предположил, что фашисты вкололи сыворотку только ему. Интересно, что это за разработка? У одного из сопровождающих при себе был грязновато-серебряный кейс с кодовым замком.

По прибытии на Тверскую всех заключенных выгрузили и почти сразу отправили на работы. Все население эвакуировали на соседние станции Рейха, так что на самой станции остались только солдаты и рабы. В планы реконструкции входило расширение жилого пространства, платформ, постройка помещений для жителей станции и для каких-то культурных целей.

Ещё до прибытия Вадима и остальных заключенных, работа вовсю кипела, и фундамент основной жилой платформы был наполовину реконструирован. Чтобы его реконструировать требовалось разрушить плиты и основание, залить заново цементом и снова обложить плиткой. В платформе ещё были вскрытые участки, но были и уже залитые.

Вадима и часть приезжих отправили обкладывать залитые цементом участки плиткой. Из-за физической подготовки сталкера, ему приказали подавать плиты тем, кто их укладывал. Плиты были довольно тяжелые, но первое время Вадим с ними справлялся. Работа шла час, два, три, без каких-либо перерывов на обед или на перекур. Кто-то падал от истощения и от усталости, кто-то от физической перегрузки, а кто-то от голода.

Надзиратели, лишь завидев это, подходили к обессиленному телу, начинали орать и бить, пока рабы не вставали или не умирали. Тела умерших выносили к какому-то определенному месту, которого Вадим не видел.

Руки ныли от перенапряжения, спину ломило, но сталкер держался из последних сил, лишь бы только не упасть. И тут началось. Когда Вадим взял три плиты и понес их к указанному месту, голову как будто начало разрывать изнутри. Боль росла по нарастающей. Сначала было терпимо, но с каждой секундой боль усиливалась, становясь нестерпимой. Сталкер опрокинул плиты на пол, рядом с ногами, схватился за голову, встал на колени и замычал. Из носа пошла кровь. Вадим попытался опрокинуть голову назад, чтобы хоть как-то препятствовать ей, но все было тщетно, боль не позволяла.

Один из надзирателей, заприметив невольного заключенного боли, подошел к нему, размахивая дубинкой перед собой. Вадим посмотрел в лицо солдату. Взгляд раба встретился с взглядом надзирателя, прося помощи и понимания. Но фашист и знать не хотел об этих понятиях по отношению к рабу и лишь прикрикнул:

– Встать!

Вадим попытался подняться с колен, но успехом попытка не увенчалась. Голова разрывалась при любом её движении.

– Я сказал: встать! – снова приказал фашист. Как бы Вадим не хотел, он все же не мог встать обратно на ноги физически. Солдат ударил дубинкой сталкера по спине. Тот лишь облокотился, снова подставляя спину. Фашист снова ударил, повторяя одни и те же фразы:

– Встать, я сказал! Вставай, сволочь! Работай! Быстро! Встал!

От боли в спине головная боль чуть уменьшилась, и Вадим снова попытался встать. Сначала он тихонько подогнул одну ногу, затем выпрямился, встал на одно колено и уже через пару секунд поравнялся взглядом с надзирателем.

– То-то же! А теперь марш работать! – фашист пригрозил дубинкой и отошел обратно. Через минуту приступ прошел, Вадим стер с лица кровь и принялся снова работать.

Рабочий день заканчивался только после того, как фашисты били три раза в сигнальный колокол. Рабы ложились спать на земле там, где им хотелось. Ни матрасов, ни подстилок, ни раскладушек рабочим не выдавали. Где хочешь, там и спи. Мраморный пол был холодный и твердый, земля же была мягче, поэтому все старались ложиться там, где земельных участков было больше.

Вадим присмотрел себе местечко и, чтобы никто не опередил его, быстро расположился на выбранном месте. Однако не успел сталкер закрыть глаза, как к нему подошли три солдата, и, распинав его, повели к унтершарфюреру.

Унтершарфюрер расположился в кабинете начальника станции. Пленника ввели в кабинет и встали по обе стороны от него, дабы в случае чего предотвратить покушение. За столом сидел скинхед. В одной руке он держал зеркальце, а в другой бритву, аккуратно сбривая щетину с подбородка. Перед ним лежал тот самый кейс с кодовым замком.

– Ну, привет, – поприветствовал заключенного фашист, – Как тебе у нас… Миронов, кажется, да?

Вадим кивнул, не желая говорить с унтершарфюрером. Фашиста это не особо задело.

– Неразговорчивый, да? Ну, нашим же лучше. – Он отложил бритву и зеркальце, взялся за кейс, –Я не особо заинтересован в существовании такой гнили, как ты и остальные рабы, но вы же невосполнимая рабочая сила, поэтому приходится вас всех терпеть. – Унтершарфюрер подбирал код к замку, параллельно беседуя с заключенным, – Вольф сказал, ты какой-то особенный и тебя надо держать по-особому. Ощутил уже наш вирус, а? Ну так вот, знаешь, что это? – фашист открыл кейс и вынул оттуда алую ампулу. – Это твоя единственная надежда на то, чтобы пожить подольше. Антидот, проще говоря. И за вот эти вот миллилитры ты должен жопу рвать для нас. Колоть умеешь? – Вадим мотнул головой. – Жаль, тогда придется мне. Садись, закатывай рукав.

Сталкер сел на стул, закатал рукав рваной водолазки и протянул руку фашисту. Унтершарфюрер втянул шприцем жидкость из ампулы, подошел к нему, прицелился в вену и аккуратно вколол антидот. Руку свело, в глазах потемнело, но потом стало гораздо легче, чем было на работах. Голова перестала кружиться, и картинка перед глазами стала более отчетливой.

Унтершарфюрер убрал шприц в кейс и приказал бойцам, чтобы они вынесли обратно заключенного. Вадимово место занял уже какой-то другой раб, но приятные ощущения от антидота стоили сна на мраморном полу. Вадим прилег у стены, закрыл глаза, но не мог долго уснуть. Перед глазами встал Губеха, погибший от пуль Волка. Ведь, если бы Вадим был более внимателен, если бы он не засматривался на других и увидел бы подкравшегося фашиста, кто знает, может быть, Олег сейчас был бы жив, а он сам сидел бы в кругу новых друзей на Смоленской.

***

Рабочий день начинался так же, как и заканчивался – с сигнального колокола. Фашисты будили рабов тремя ударами в колокол, после чего шли и поднимали вручную тех, кто не хотел вставать. Солдаты раздавали утренний паек (если ещё язык поворачивался назвать это пайком), после чего гнали заключенных на работы. Роль Вадима не изменилась, работу ему выдали ту же. Занимаясь одним и тем же трудом можно было с ума сойти. От плит уже тошнило, и сталкер готов был пойти на все, лишь бы ему дали другую работу.

Ближе к полудню пришел наряд солдат, сталкеров, как понял Вадим. Бригадир отправился к унтершарфюреру, а его люди стояли, пристально осматривая рабов. Спустя несколько минут бригадир вернулся с унтершарфюрером к сталкерам, после чего начальник станции подозвал к себе одного из своих помощников (видимо, тоже какого-то офицера) и что-то прошептал ему на ухо. Офицер кивнул, подозвал к себе нескольких надзирателей и пошел по платформам, оценивая взглядом рабочих.

Затратив какое-то время на осмотр, офицер начал отбирать из толпы определенных рабов, которые подходили по каким-то его критериям. Он прошел мимо Вадима. Они встретились взглядами, но фашист не решился брать его, а взял другого, того, кто складывал плиты.

Когда набралась группа из десяти заключенных, офицер вернулся к начальству, отчитался. Унтершарфюрер продемонстрировал бригадиру рабов, на что тот удовлетворенно кивнул и скомандовал своим собираться. Сталкеры провели заключенных к тамбуру на поверхность, а что было дальше, Вадим не видел. Лишь слышал, как гермоворота открывались и закрывались. Унтершарфюрер вернулся в кабинет, а надзиратели – к своей работе.

***

Ближе к концу рабочего дня (Вадим сбился со времени и не знал, заканчивается рабочий день вечером или днем) заключенные жаловались на жажду. Фашисты давали заключенным воду из ведер в небольших количествах, чтобы не расходовать слишком много столь важного ресурса на довольно большое количество подчиненных. На один участок два ведра воды. Когда терпеть было уже невозможно, рабы просто падали, прося воды, и не вставали, даже если солдаты их мутузили дубинами. Когда фашисты уже поняли, что бить рабочих бесполезно, один из надзирателей подозвал Вадима.