Текст книги "Моя жизнь со Старцем Иосифом"

Автор книги: Ефрем Филофейский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

– Нет, ничего не выйдет.

Тогда отец Ефрем подумал: «Что мне теперь делать? К Старцу Иосифу я хожу часто. Схожу-ка я на этот раз к отцу Гавриилу».

Пошел он к отцу Гавриилу и отслужил там литургию. Потом он признавался: «Что тебе сказать? Мне казалось, что я совершил преступление против Старца Иосифа – так меня обличал помысл. То есть если ты согрешишь против кого-нибудь другого, это будет не так тяжело, как если ты согрешишь против своего Старца. Не послушаться кого-нибудь другого – ладно, еще терпимо. Но не послушаться Старца – это очень отягощает совесть!»

Когда он пришел к Старцу, тот ему сказал:

– Добро пожаловать, батюшка. Почему ты не пришел на Иоанна Златоуста?

– Старче, то-то и то-то у меня случилось, прости меня. Такие угрызения совести чувствовал и чувствую, что кажется мне, будто я совершил преступление.

– Ты впал в искушение, и тебе должен был помочь отец Никифор. Он должен был тебе сказать: «Послушай, дитя мое, ты – послушник. Ступай к Старцу Иосифу. Если отец Гавриил хочет, пусть придет сюда и попросит у меня. И если я тебе скажу идти к отцу Гавриилу, то пойдешь. Но если будешь мне приказывать идти ты, то я не пойду. Понимаешь, в чем дело? Однако раз уж ты пообещал, то я схожу к отцу Гавриилу. Но в другой раз ты так не делай». Какую же теперь епитимию мне тебе дать? Раз уж Бог сам дал тебе такую епитимию, другую я тебе не назначаю. Ибо Бог тебя известил, насколько серьезно, если священник обещает прийти, и тем более обещает своему Старцу, и не приходит.

– Старче, я напутал. Прости.

Конечно, Старец его простил. Но отец Ефрем признавался позже, что это весьма тяжело, когда совесть так обличает.

* * *

Поначалу молодому отцу Ефрему не очень нравилась еда, которой его кормили. Поэтому, чтобы утолить голод, он собирал грецкие орехи, не взяв на то благословения. Старец смотрел на это, смотрел и в один прекрасный день сказал: «Больше не приходи сюда служить». Что делать? Отец Ефрем возвратился в Катунаки. У него пропала молитва, и он впал в отчаяние.

На следующий день он побежал назад, влетел в дверь и упал Старцу в ноги со слезами:

– Старче, прости меня! Я больше не буду!

После такого наказания отец Ефрем стал как ягненок.

В другой раз отец Ефрем чем-то огорчил Старца. Он попросил прощения, но Старец не смягчился. Он сказал ему: «Убирайся! И не приходи, пока я тебя не позову». Прошло несколько дней духовного омертвения. Наконец Старец позвал его служить литургию. После стольких дней его посетила благодать во время литургии, и он возрадовался. Когда же он рассказал об этом Старцу, тот ответил в своей ласковой отеческой манере: «Хорошо, дитя мое, разве ты не понял, что я обнял тебя в духе?»

А однажды случилось так, что отец Ефрем в чем-то не согласился со Старцем и не послушался его. Как он признавался позднее, он тогда не только огорчил Старца, но и сам был сильно наказан Богом. Он говорил нам: «Исповедую тебе, что как апостол Петр, слыша крик петуха, плакал, вспоминая свое отречение, о чем рассказывается в житии его, так и я, когда вспоминаю то свое непослушание, плачу целыми часами, ибо знаю, что не должен был так делать и огорчил Святого Духа».

Отец Ефрем признавался: «Единственным человеком, которого я возлюбил в своей жизни, был Старец, и единственным человеком, которого я боялся, был Старец. Страх и любовь – вместе. Мы всегда были в ожидании, не скажет ли нам Старец чего-нибудь». Отец Ефрем имел такое благоговение к Старцу Иосифу и к отцу Арсению, что всегда говорил в начале и в конце своего молитвенного правила: «Молитвами святых отец Иосифа и Арсения».

* * *

Они так глубоко соединились духовно и так велика была духовная высота Старца, что отец Ефрем получал изобилие благодати. Как он сам нам говорил: «Я помню те годы. Водопад благодати, когда Старец Иосиф молился, когда он говорил. Уходя, я целовал его руку, прося благословения; и если он произносил с сердечным участием: „Ступай!“ то словно говорил: „Ступай и увидишь!“ И я обогащался молитвой и благодатью. Напротив, если я его чем-нибудь огорчал, он мне безжалостно говорил: „Так, теперь ступай!“ И я переживал духовную засуху и оставленность. Однажды, как это иногда бывало и в прошлом, он мне сказал: „У тебя не будет ничего до следующей субботы“. И действительно – омертвение! И я недоумевал, как исполняется слово Старца, как Бог утверждает слово Старца! Бог спасает тебя словами Старца – именно с этим мы столкнулись у Старца Иосифа прежде всего. Господь удостоверяет слова Старца. Это некое таинство, мы сами не можем его объяснить. Можем лишь сказать, что, чем больше соединяешься со Старцем, тем больше благодати получаешь. Это как железо, которое становится огнем, когда приближаешь его к пламени. А чем дальше его от огня уносишь, тем больше оно тускнеет».

Послушанием отец Ефрем достиг такой высоты добродетели, что отец Арсений удивлялся ему и говорил: «Гляди-ка! Мы совершали такие суровые подвиги, а он одним послушанием всех нас превзошел». Но послушание его было чистым мученичеством, ведь отец Никифор крайне сурово относился к нему на протяжении целых десятилетий.

Как-то раз он нам рассказал следующий чудесный случай, показывающий, как тесно они были духовно соединены со Старцем Иосифом. «Однажды, встав после сна, я начал молитву и чувствую, что болит моя душа. Чувствую, что причина этого – Старец. Что мне делать? Молитва. Молитва с двенадцати ночи до рассвета. До трех часов утра я испытывал боль. Говорю себе: „Старец страдает“, и продолжал молитву, сколько мог, чтобы ему помочь. Когда наступил третий час, моя душа прекратила страдать. Говорю себе: „Старцу стало лучше“. После, пойдя к Старцу, я спросил:

– Старче, скажи, в тот день и в тот час, что с тобой было?

– Дитя мое, я страдал от одного искушения, от отца Афанасия… Было очень тяжело.

– До каких пор?

– До трех часов утра, – ответил Старец.

– А затем? – спросил я его опять.

– Затем, – ответил он, – я предался молитве, и пришло утешение.

Тогда я сказал Старцу:

– Я был извещен о тебе. Поэтому и я, сколько мог, молился о тебе.

Хотя что я мог сделать для Старца? Но, наверное, это как те две лепты вдовы или, лучше сказать, даже половина лепты».

* * *

Следующий рассказ отца Ефрема показывает, насколько тонкая вещь – духовное послушание. «Однажды, когда был жив Старец Иосиф, я его за что-то осудил. Вечером я начал совершать молитву – и встречаю стену. Не могу продвинуться в молитве: „Господи Иисусе… Господи Иисусе…“ – не продвигается! Где-то я совершил проступок, думаю, где-то согрешил. Итак, в прошедший день куда я ходил? Что говорил? Что делал? Ага, нашел. Я осудил моего Старца! Следующим днем было воскресенье, и я должен был служить литургию. Что же мне теперь делать? Молитва: „Боже мой, прости меня за то, что я осудил моего Старца. Я согрешил, прошу прощения“. Без толку! „Ладно, неужели для меня нет прощения? Разве Ты не слышишь мое „прости“? Если я Тебя огорчил– прости меня!“ Без толку! „Но, Господи, Петр от Тебя отрекся три раза и Ты его простил! Я от Тебя не отрекался, только осудил моего Старца. И вот теперь я кладу поклон: я раскаялся, что осудил его, и прошу прощения“. Без толку! Я вновь взял четки – молитва не продвигается! Я зарыдал, слезы текли ручьем. „Боже мой, Боже мой! Неужели для меня нет прощения? Ты – Бог милости и благоутробия, почему Ты меня не прощаешь? И преподобную Марию Египетскую, когда она покаялась, Ты простил, и многих грешников простил, и ставших мусульманами и покаявшихся в этом Ты простил, и помиловал, и соделал новомучениками. А для меня нет милости, нет прощения?!“

Так прошло три часа. Я совершил всю воскресную службу со слезами. В конце концов я почувствовал некий мир, некую сладость, некую радость внутри себя. Тогда начала произноситься молитва: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Господи Иисусе Христе, помилуй мя“. Ага, хорошо. И тогда я приступил к литургии.

Следовательно, не так серьезно осуждение кого-то, как осуждение своего Старца. Тогда – увы тебе! Это как если бы ты осудил самого Бога!»

* * *

Старец Иосиф говорил отцу Ефрему, что если имеешь духовный опыт и заходишь в какой-нибудь дом, то можешь сориентироваться, каким духом проникнут этот дом. Например, духом стяжательства, или лжи, или сребролюбия. Отцу Ефрему хотелось получше понять, что имел в виду Старец, ибо это казалось ему не только невероятным, но и нелепым. Однако сказанное было правдой. Сам отец Ефрем позже рассказывал: «Однажды я пошел служить к Старцу Иосифу. Как только я вошел к нему в келлию, сразу сказал:

– Старче, что здесь происходит?

– Что такое? – спросил он.

– Здесь господствует дух молчания, он словно внушает мне – молчи! В душе у меня сразу возникло такое чувство, что здесь обитает молчание. Словно неким образом душе было дано извещение об этом.

– Я тебе скажу, – сказал Старец, – сейчас, Великим постом, в субботу, мы с отцом Арсением отслужим литургию, причастимся, поедим и до вечера воскресенья можем разговаривать. В воскресенье вечером мы положим поклон один другому, чтобы попросить прощения, и всю следующую неделю разговаривать не будем. Если захотим что-то сделать, будем объясняться только жестами. В субботу придешь ты, мы причастимся и тогда сможем поговорить. И так весь пост.

Тогда я наконец понял, уже на собственном опыте, то, что говорил нам Старец Иосиф.

Старец же прибавил к сказанному:

– Но я хочу, чтобы ты прочитал мне разрешительную молитву.

– Что случилось, Старче?

– Да вот, я показал жестом отцу Арсению, чтобы он пошел вниз вскопать землю, чтобы посадить горох. Отец Арсений пошел и вскопал. Тогда я взял горох и положил в платочек, и жестом показал ему, чтобы он вкопал колышки и под каждым посадил горошину, и бросил ему этот платочек. Отец Арсений не понял, чего я хотел, но, взяв платочек, сказал: „Угу, угу!“ И в то же мгновение платочек развязался и весь горох рассыпался на землю. Тогда я укорил его грубым жестом. Поэтому я хочу, чтобы ты прочитал мне разрешительную молитву.

– Хорошо, Старче, прочитаю, – ответил я».

* * *

Однажды отец Ефрем пошел в скит Святого Василия служить Пасху. Они отслужили литургию Великого Четверга, вечером полагалась служба двенадцати Евангелий. Конечно, они эту службу совершали по четкам. На следующий день была Великая Пятница, в вечер которой была служба погребения. Когда они проснулись на закате солнца, отец Ефрем сказал:

– Старче, перекусим чем-нибудь? Завтра ведь у нас вечерняя литургия, а мы со вчерашнего вечера ничего не ели.

– А как вы делаете в Катунаках?

– Ну, мы перекусываем малой долей хлебушка с чаем и чем– нибудь подкрепляющим силы, потому что вечером служим бдение, а на следующий день, в Великую Субботу, служим вечернюю литургию Василия Великого.

– Тогда давай и мы так сделаем, – сказал Старец.

Мы слегка перекусили хлебом и чаем. На следующий день, в Великую Субботу, мы встретились, чтобы служить литургию.

– Отец Арсений, – спросил Старец, – как ты вчера провел вечер?

– Старче, что мне тебе сказать? Я совершенно не мог открыть глаз. Этот чай, который мы пили, навел на нас сон.

– То же самое случилось и со мной, – сказал Старец.

Вскочил и отец Ефрем:

– Старче, и я не мог глаз своих раскрыть.

Тогда Старец сказал:

– То, что мы сделали, было противно нашему уставу, потому что мы ничего не едим ни в вечер Великого Четверга, ни вечером в Великую Пятницу, ни вечером Великой Субботы. Не едим ничего. Мы воздерживаемся от полудня Великого Четверга, когда у нас трапеза, до трапезы после литургии в Великую Субботу. Все это время мы ничего не едим, совершая как бы еще один трехдневный пост. [139]139
  Трехдневным постом называется у греков обычай начинать Великий пост с полного воздержания от еды и питья в течение первых трех дней до Причастия на литургии Преждеосвященных Даров в среду первой седмицы.


[Закрыть]

* * *

В старости отец Ефрем, вспоминая давно прошедшие годы, говорил: «Ах! Блаженное послушание! Что тебе сказать? Когда я был послушником, у меня была иная благодать, иная молитва – я словно летал на крыльях. Теперь я сам уже Старец. Ты скажешь, что я этого не просил, что Бог это дал. Да, но я помню и состояние послушника. Лучшее состояние для монаха– это когда он послушник. Ведь молитва проистекает от послушания, а не послушание от молитвы. Оказывай послушание сейчас – и вслед за этим придет благодать. Старец Иосиф нам говорил: „Если человек слушается, то даже тогда, когда ему повелели что-то неправильное, за одно только послушание это идет ему на пользу. Не имеет значения, кто Старец. Какую пользу принесло Иуде то, что у него был Христос? Никакой! Какую пользу принесло Гиезию то, что Старцем у него был пророк? Никакой! Какую пользу принесло Адаму, жившему посреди рая, что Старцем его, в известном смысле, был Бог? Никакой! Да и рай не принес ему пользы, поскольку он совершил преслушание. Какой вред причинило великому Акакию в „Лествице“ то, что Старец его был сварлив, своенравен и драчлив? Никакого!“»

Десятилетия спустя, в конце своей земной жизни, отец Ефрем захотел посетить в последний раз каливу Старца Иосифа в скиту Святого Василия. Как только он приблизился с большим волнением и текущими ручьем слезами к заброшенной церковке келлии Старца, он сказал своему спутнику:

– Вечная ему память! Вечная ему память! Мы насытились благодатью! Насытились благодатью! Здесь в течение трех лет рядом со Старцем Иосифом я пил воду, воду из райских источников. О! В то время, когда я ходил в Святого Василия к Старцу Иосифу, какая это была благодать! Какие благодатные состояния! Какие литургии! Я шагал по этим тропинкам среди кустарников. Какие созерцания, какие таинства! Так и казалось, что деревца, скалы, природа славословили и воспевали Бога.

Скорби и утешения

Как-то к Старцу пришел один юноша, чтобы стать монахом в его общине.

– Старче, я тебя почитаю, люблю и преклоняюсь перед тобой. Я хочу стать монахом.

– Станешь, дитя мое. Христос никого не прогоняет. Вот твоя келейка, вот твой лежачок.

Так он остался подле Старца. Прошло несколько дней. И вот, когда по уставу общины настал час сна, он принялся прибивать к стенам иконы, производя сильный шум. Старец в своей келлии услышал этот шум. Он поднялся и сказал юноше:

– Дитя мое, позже ты сделаешь свою работу, а сейчас нам надо спать.

– Хорошо, буди благословенно.

Старец вернулся к себе, а юноша опять начал «бум! бум!» молотком. Старец опять терпеливо поднялся и сказал ему:

– Дитя мое, не стучи сейчас, сделай это позже.

– Хорошо, хорошо, буди благословенно.

Ушел Старец, но тот опять за свое. Тогда Старец собрал его узелок с вещами и сказал:

– Слушай, дитя мое, бери под мышку свои вещички и ступай. Если ты уже сейчас делаешь по-своему, завтра совсем сядешь нам на шею.

И вывел его на дорогу домой.

Мы на Святой Горе не шутим, когда послушник противоречит. Несколько дней противоречия– и все, ступай прочь! Отцы-святогорцы говорят: «Если ты увидишь, что послушник противоречит один раз, второй, третий, то пусть собирает вещи и проваливает». Почему? Потому что противоречия, особенно у новоначального, уже достаточно, чтобы возникла расхлябанность, ведущая к саморазрушению.

Если новоначальный хочет преуспеть, он должен отсечь свои желания, совершенно оставить свою волю. Если же он настаивает на своей воле и говорит: «Нет, это не так, нет!», противоречит, спорит, брыкается и не старается отсечь свое – успеха у него не будет. Как может преуспеть ученик, который противоречит учителю? Противоречие начинается из-за эгоизма, гордости, своеволия и недостатка самоотречения. Когда кто-нибудь держится своей воли, своих желаний, блюдет свое «я», то непременно станет противоречить. Тот же, кто имеет самоотречение, все свое отвергает, тот чужд противоречию.

До известного предела Старец терпел слабости других, но затем становился строгим. Конечно, и это было по любви. Он говорил своим послушникам один раз, два раза, три, но не более. Он протягивал им руку, а дальше уже все зависело от них.

* * *

Однажды к Старцу пришел монашествовать отец Ф., очень образованный человек. Он думал про себя: «Здесь, у отца, будет мне честь и слава». Старец сказал ему:

– Садись, отец, научим тебя парочке вещей.

И с первого дня Старец стал наносить сокрушительные удары по его самолюбию. Тяжело это было выдержать. Сели они за трапезу, в тот день у них была рыба. Старец взял рыбу со своей тарелки и руками стал раздавать ее: «Это тебе, это тебе, а это тебе, отец, хорошая рыбка!» И дал ему. Отца Ф. сразу смутили помыслы: «Как я это буду есть?» Его смутило, что так раздавалась рыба, с которой тек сок. Другие привыкли к этому, спокойно взяли свое и съели. А отец Ф. ковырялся своей вилочкой. Понял Старец, что того уже сейчас мучают помыслы.

– Отец, так избавляются от неисправимых пороков. Оставайся здесь и увидишь, как ты от них избавишься.

Но где там! На следующий же день отец Ф. собрал вещи и в путь. Он говорил: «Разве можно, чтобы разнесся слух, что я стал послушником Старца Иосифа и таскаю торбу на спине – я, ученый человек!»

* * *

Пришел однажды и некий отец Ермолай, который был очень прост. Как-то он потерял свои часы. Откуда они у него взялись – кто знает? Во всяком случае, искал он их везде, но не смог найти. После долгих поисков Старец увидел, что тот очень огорчен и сказал ему:

– Ничего страшного, Ермолай. Мы найдем тебе другие.

А отец Ермолай отвечал:

– Хорошо, я знаю, что можно достать другие, но я расстроен из-за того, что пока искал их, таскал за собой везде своего ангела-хранителя и утомил его.

Отец Ермолай был очень наивен. Когда Старец это понял, он иногда немного его поддразнивал, чтобы снять напряжение. Однажды он сказал ему:

– Ермолай, ты знаешь гласы?

– Я? Как не знать! Если глас прямой, я делаю рот прямым, а если наклонный [140]140
  В греческом церковном пении есть четыре основных гласа (первый, второй, третий и четвертый) и четыре плагальных, что буквально значит «косвенных, наклонных» (плагальный первый, плагальный второй, тяжелый и плагальный четвертый). Поэтому о. Ермолай думал, что основные, не плагальные, гласы – это гласы прямые.


[Закрыть] – перекашиваю рот.

В другой раз отец Ермолай увидел, как в какой-то мастерской шили нательное белье. Когда он возвратился оттуда, Старец спросил:

– Ермолай, сможешь ты мне пошить белье?

– Я, да не смогу?! Как же, вот я туда засуну шпульку с этим самым и начну эту штуковину качать, и выйдет снизу белье.

А однажды Ермолай увидел, как пришедший служить литургию отец Варфоломей перед входными молитвами, поклонившись, взял благословение у Старца Иосифа, как берут обычно у епископов. [141]141
  В афонской традиции у главы монашеской общины все, в том числе и иеромонахи, берут благословение, независимо от того, имеет ли он священный сан. Благословение принято брать в начале и в конце дня, перед входными молитвами, перед выходом за ограду обители и в т. п. случаях.


[Закрыть] Отец Варфоломей был иеромонахом, а Старец не имел священного сана.

– Старче, ты священник? – спросил его Ермолай.

– Нет.

– Ты можешь служить литургию?

– Нет, Ермолай.

– А соборование?

– Не могу.

– А крещение?

– Не могу.

– Но, во всяком случае, кем бы ты ни был, ты – святой. Только что не священник.

– Да, я не священник, Ермолай.

– Ничего, так или иначе ты – святой.

Очень простодушный и славный был этот монах.

* * *

В скором времени пришли и другие послушники. Это были образованные и уже немолодые люди, Старец был моложе их. Они услышали о Старце Иосифе и захотели стать его послушниками. Таких людей пришло немало: отец Афанасий Вальсамакис, фармацевт, отец Афанасий Камбанаос, врач из Лавры, отец Герасим Менайас, химик, отец Ефрем. Часто приходили и многие другие, и некоторые из них задерживались на какое-то время.

Старец всех заставлял совершать суровый подвиг. Обычно он им давал по одной консервной банке размоченных сухарей на целый день, и они должны были следовать его уставу молитвы – все службы по четкам и упражнение в сознательном молчании.

Но этим отцам было трудно следовать за своим Старцем. Однажды пошел Старец с ними на вершину Афона. Прошла ночь, и утром он спросил одного брата:

– Как ты провел ночь в молитве? Были у тебя слезы, или какое– нибудь видение, или созерцание?

– Ох, – ответил тот, – меня заели блохи.

– Да-а-а, – сказал Старец, – кого я взял с собой! Что за людей поднял на Афон!

У этих отцов было доброе произволение. Но им, людям в возрасте, с трудом давались послушание и дисциплина. У каждого из них был свой образ мыслей и свои требования. И все это, вместе с просьбами о послаблении устава, создавало проблемы.

Старец не поддавался на просьбы своих послушников, но, будучи отшельником и безмолвником, очень огорчался. Он не мог иметь столько послушников, которые были не способны ничему у него научиться. Поэтому и говорил им: «Уходите, отцы. Идите в какое-нибудь другое место. Я не могу вас управить. Я отшельник, и мне не по силам вас вести». Но те и слышать не хотели, чтобы покинуть его. У Старца было видение, в котором он услышал глас: «Какая польза иметь рядом с собой учителя и не слушать, что учитель говорит? Какая польза?»

Огорчение Старца Иосифа видно из следующих строк, написанных им в то время: «Вижу свою душу мертвой и стенаю над ней. Страдаю, беспокоясь о девяти душах, которые затрудняют мне путь. Ибо несу ответственность и скорблю. Потому что остались в прошлом те времена, которые давали силу и крепость монахам». [142]142
  Письмо 31.


[Закрыть]

* * *

Тело Старца Иосифа было сокрушено злостраданием, которому он подвергал себя во время плотской брани. Он стал подвержен болезням и сильно утомлялся от трудов. Когда к этому прибавились огорчения от послушников, его постигло уныние, и он был близок, можно сказать, к отчаянию. Единственным утешением оставались вера и молитва. Но и они, по попущению Божию, могут ослабеть, и тогда в душе подвижника берет верх отчаяние.

Однажды он находился в великой скорби от всего этого. И в то время, когда он молился со слезами и болью во тьме келлии, он пришел в восхищение и в комнате засиял некий свет. Тогда посреди этого света он увидел Господа, живого, в полный Его рост, пригвожденного ко Кресту. И Старец видел, что из рук и ног Господа текла кровь. Христос, подняв голову, обратился к Старцу и сказал ему: «Посмотри на Меня, сколько Я претерпел ради твоей любви. Ты же что претерпел? Ты не можешь вытерпеть и одной скорби?» И снова настала тьма. И с этим словом исчезла печаль, Старец исполнился радости и мира и проливал потоки слез, ибо ощутил любовь Божию. Он удивлялся снисхождению Господа, попускающему скорби, но и утешающему, когда видит, что мы унываем.

С тех пор Старец получил дар – великое утешение в печалях, в муках, в искушениях. Он укрепился душевно и стал обладать большой выдержкой в скорбях. Поэтому Старец терпел этих людей, пока они не ушли сами.