Текст книги "Моя жизнь со Старцем Иосифом"
Автор книги: Ефрем Филофейский
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
Духовные победы никогда не приходят без бесовского сопротивления. Старец Иосиф всю свою жизнь боролся с бесами. Они противоборствовали ему разными способами. Иногда – помыслами, иногда – чувственным образом, иногда – используя немощных братьев.
Однажды Старец вместе с отцом Арсением пошел в келлию, где подвизался когда-то святитель Григорий Палама, близ Проваты, чтобы пожить там. Поскольку Старец трудился в умном делании, он надеялся, что молясь там, где молились и великие исихасты, он удостоится их помощи. После многочасового пути они оба устали. Старец отдохнул, а после поднялся и начал свое бдение. А отец Арсений где-то задержался и подошел не скоро. По дороге он был страшно напуган, ибо услышал, как бесы сотрясали воздух и кричали: «Ты нас сжег! Ты нас сжег!» И мерзко бранили его. Отец Арсений испугался и поспешил к Старцу.
– Кто это кричит так? – спросил простодушный отец Арсений.
– Это бесы. Я их вижу, только не слышу. Не бойся, они уйдут. Им не нравится то, что мы здесь делаем.
После бдения, когда Старец утром ненадолго уснул, он видел во сне, как в Великую Лавру входят свиньи. Утром он сказал отцу Арсению: «Искушение вошло в Лавру, я видел то-то и то-то. Приготовься к искушениям и скорбям».
И действительно, вскоре пришли лавриоты и сказали им: «Убирайтесь отсюда, прельщенные». И прогнали их.
* * *
Одной тяжелой зимой искуситель приберег и возвел всяческие ухищрения, как он один умеет искушать, а Бог попускает испытывать. И вот бес сделал три или четыре попытки и увидел, что его нападки бесплодны. Тогда внезапно порыв ветра ворвался сквозь дверь так, что поднял кровлю со всеми опорами, крышу с тысячами ок [126]126
Ока – греческая мера веса, равная 1280 граммам. Кровля на Афоне часто сооружается из тонкого плоского камня вместо черепицы.
[Закрыть] камней наверху – она пронеслась по воздуху, как самолет, – и бросил ее напротив, на скалы, в снег. И подвижники остались под открытым небом среди снега. [127]127
См. Письмо 7.
[Закрыть]
В другой раз во время Иисусовой молитвы Старец смежил глаза и перед ним в видении предстал бес. Началась борьба. В конце концов Старец крепко его схватил и как будто закричал отцу Арсению:
«Арсений! Неси огонь, сожжем его! Теперь, когда я схватил его, он не убежит». Но как только бес был схвачен и отец Арсений принес огонь, злой дух, увидев, что его хотят сжечь, превратился в ворона и улетел.
* * *
Как-то пришел повидать Старца один его мирской знакомый. На ночлег Старец поместил его в свою келлию, а сам совершал бдение в церкви. Явились, как обычно, бесы в келлию Старца и давай колотить гостя. Тот в ужасе заорал диким голосом. Он почти лишился чувств. Сразу прибежали Старец и отец Арсений, и Старец спросил его:
– Что с тобой случилось, дружище?
– Бесы чуть не задушили меня, – отвечал тот. – Чуть не забили до смерти!
– Не бойся, успокойся, они больше не будут. Каждую ночь они избивают меня, но по ошибке на этот раз досталось тебе.
Гость упал на колени, плача:
– Отведите меня поскорей в Святую Анну, я здесь не могу!
Старец попытался его ободрить и успокоить, но все было тщетно – он не мог больше оставаться в этом месте мученичества. Дрожа, он озирался кругом и умолял, чтобы его увели отсюда. Поэтому ночь-заполночь Старец отвел его в скит Святой Анны и вернулся обратно.
В первые годы бесы сильно били и Старца, и отца Арсения, но главным образом Старца, ибо его молитва их попаляла. Отца Арсения они били меньше, потому что он находился не на той духовной высоте, которая была у Старца. Но более всего от бесовских нападений его избавляло то, что он был послушником. Ибо когда послушник творит истинное послушание и чистую исповедь, он лишает бесов права досаждать ему.
* * *
В скиту Святого Василия Старец Иосиф одержал наконец победу над бесом блуда.
После восьми лет непрекращающейся борьбы, в тот день, когда Христос захотел его избавить, отец Иосиф уже думал в отчаянии: «Раз тело мое стало уже совершенно мертвым, а страсти действуют, как у совершенно здорового, значит, бесы оказались победителями. Конечно, они меня сожгли и победили, а не я их». И когда он сидел, израненный, в отчаянии, словно мертвый, он почувствовал, что открылась дверь и кто-то к нему вошел. Но он не повернулся взглянуть, а продолжал молиться. Вдруг он ощутил внизу себя, что какая-то рука раздражает его к наслаждению. Он обернулся и увидел беса блуда, каков он есть: плешивого, с изъязвленной головой, издающего зловоние. Словно зверь бросился отец Иосиф на него, чтобы схватить. А схватив, ощутил его щетину, как у свиньи, и тот стал невидим. Осталось лишь осязаемое ощущение щетины и зловоние. С этого мгновения закончилась наконец брань и все прекратилось. Пришел в душу мир, и Старец совершенно избавился от нечистых плотских помыслов.
Тогда отец Иосиф с невыразимой радостью воспел песнь пророка Моисея: Коня и всадника вверже в море (Исх. 15:1). Всю ночь он радовался и благодарил Бога, что Тот его не презрел. На рассвете, когда он присел, чтобы уснуть, он пришел в восхищение и Бог ему показал злобу сатаны. Сам Старец рассказывал об этом так: «В тот вечер показал мне Бог злобу сатаны. Был я очень высоко, в каком-то прекрасном месте, а внизу была большая равнина, и рядом море. И были поставлены бесами тысячи ловушек. И проходили монахи. И когда они падали, ловушки хватали одного за голову, другого – за ногу, иного – за руку, за одежду, кого за что можно было ухватить. А глубинный змей держал голову над морем и, испуская пламя из пасти, глаз и носа, радовался и веселился падению монахов. Я же, видя это, бранил его: „О глубинный змей! Так-то ты нас обманываешь и нас уловляешь!“ И пришел я в себя, и были у меня как радость, так и скорбь. Радость – ибо увидел ловушки диавола. Скорбь – о нашем падении и об опасности, которой мы подвергаемся до конца дней. С тех пор пришел я в великий мир и молитву». [128]128
Письмо 24.
[Закрыть]
* * *
После этой окончательной победы Старец Иосиф признавался: «Мне дана как дар чистота, так что я не различаю женщину и мужчину. Страсть у меня совершенно не приходит в движение. По дару Господнему я обрел и ощутил благодать чистоты». Эту чистоту он приобрел, проливая кровь в жестоких борениях и неописуемом терпении. И теперь уже из собственного опыта Старец Иосиф учил: «У тех, кто подвизается и хранит свое тело чистым и свой ум не оскверненным нечистыми помыслами, жизнь и молитва, как благоуханный фимиам, восходят к Небесам. Это я видел воочию, то, что сейчас вам говорю. Не существует другой жертвы, более благоуханной пред Богом, как чистота тела, которая приобретается кровью и ужасной борьбой. Многое я могу сказать об этой блаженной чистоте, которую вкусил и плод которой съел. Но сейчас вы не сможете понести этого. Сейчас только одно вам говорю, что и одежда их, когда они ее меняют, как мирохранительница освежающая, распространяет благоухание и наполняет им весь тот дом. И это – извещение Божие о блаженной чистоте, святейшем девстве». [129]129
Письмо 33.
[Закрыть]
Вскоре после возвращения на Афон из Уранополя Старец Иосиф решил жить по преимуществу в своей каливе в скиту Святого Василия и подвизаться в затворе. Поэтому он должен был позаботиться о небольшом запасе пшеницы и о другом необходимом, как все келлиоты. Они с отцом Арсением дождались прихода корабля, спустились на пристань скита Керасья и купили шестьдесят килограммов зерна. Взвалив себе на спины по тридцать килограммов каждый, они начали подъем на высоту семьсот метров. Старец, однако, уже был изнурен суровым подвижничеством и постоянным постом настолько, что и сам-то поднимался в гору с трудом. После нескольких шагов он выбился из сил и, видя, что не может продолжать путь, сказал отцу Арсению: «Я оставлю свой мешок здесь, и пойдем дальше, тащить я больше не могу». Но он не был уверен, сможет ли даже без груза продолжить путь. Он остановился ненадолго и со слезами помолился: «Ты, Господи, все ведаешь и можешь помочь мне». И сразу ощутил в себе утешение и понял, что Господь услышал его молитву. Он вновь взвалил на спину груз и сказал отцу Арсению: «Теперь пойдем». Отец Арсений взглянул на него с удивлением, но промолчал, и они продолжили подъем. На протяжении всего пути Старец чувствовал, что будто кто-то сзади поддерживал весь его груз.
* * *
В то время, прежде чем обрести собственную общину, Старец во всей полноте вкусил благодать безмолвия. Они жили как бесплотные. Их пищу составляла горсть вермишели с лимоном или ложкой масла, если оно имелось. Позже он говорил мне: «Молитва, общение с Богом… Поверь мне, я чувствовал себя так, словно был сверхъестественным человеком. Таким я был легким».
Старец продолжал подвизаться и против сна. Чтобы всю ночь проводить в молитве и не спать, он пропускал под мышками веревку и висел на ней. Тогда они начали делать по три тысячи земных поклонов каждый день.
Старец постоянно пребывал в келлии и неукоснительно соблюдал свой устав. Он следил за соблюдением чина и в питании, и в рукоделии, ибо с телесного благочиния начинается путь к духовному преуспеянию. Хотя они и значительно сократили путешествия по Святой Горе и почти все время оставались в каливе, но не забывали своей любимой вершины Афона. Обычно после Пасхи Старец и отец Арсений посещали любимую ими церковку Пресвятой Богородицы у вершины горы.
* * *
В первое время жизни на горе они не занимались рукоделием. У них не было нужды в деньгах, поскольку не было и никаких расходов. Когда полностью изнашивалась их нищенская одежда, какой-нибудь милостивый монах из какого-либо монастыря давал им другую. Так они жили без всяких попечений. Старец и отец Арсений лишь плели маленькие метелки из веток кустарников, чтобы не брать в монастырях сухари даром. Позднее, решив не бродить по горе, а безмолвствовать в своей каливе, Старец Иосиф и отец Арсений начали заниматься резьбой по дереву.
В этот период жизни они ели так мало, что это может показаться невероятным современному человеку: каждый день только по семьдесят пять граммов сухарей после девятого часа. Оба они желали ради подвига питаться только хлебом и водой. Их правилом было всегда понуждать себя. Только по субботам и воскресеньям они ели пищу с растительным маслом.
Позднее Старец умерил суровость подвига, добавив к хлебу и другую пищу, например вермишель и фрукты. Они ели все дозволенные монаху виды пищи ради смирения и для того, чтобы не было искушения осуждать других. При этом у них были весы, на которых они взвешивали хлеб и другие продукты. Их тарелочки вмещали лишь несколько ложек еды. Пищу они принимали только один раз в день, даже если это была Пасха, или Рождество, или масленица. Ели они ровно столько, чтобы иметь силы стоять на ногах и подвизаться. Старец говорил: «Чтобы приобрести свободу от страстей, человек должен сгноить свое тело и презреть смерть». [130]130
Ср. «Чтобы приобрести свободу, человек должен сгноить свое тело и презирать смерть». Письмо 25.
[Закрыть]
Он тщательно соблюдал положение устава о питании только один раз в день, чтобы не беспокоил желудок. Ибо при таком беспокойстве нарушался бы телесный, а следовательно, и душевный мир, что принесло бы большой ущерб. Поэтому, желая во всем иметь меру и рассуждение, в три первых дня Великого поста они не соблюдали полного воздержания от пищи, но после девятого часа, когда вечерело, ели немного хлеба или сухарей и пили горячую воду.
Кроме Великого поста, Старец часто совершал и другие «четыредесятницы». В конце каждой он, как правило, имел какое-нибудь видение.
Однажды после длительного поста ему было видение некоего стола с тремя ножками. Одна ножка полностью отвалилась и лежала внизу, а другая покосилась, готовая упасть в любую минуту. Третья же стояла прямо, и лишь на нее одну почти полностью опирался стол. И некто, показывающий ему этот стол, сказал: «Это – Святая Гора». Это видение он имел около 1930 года.
После другой «четыредесятницы» Старец имел такое видение. Перед ним было поле, усеянное ловушками, и все святогорские отцы в какую-нибудь да попадались, главным образом в ловушку рукоделия и ловушку денег. Тогда Старец получил извещение, что происходит это по причине безрассудного рукоделия.
* * *
«Как-то раз, – рассказывал отец Арсений, – я пошел в один монастырь, чтобы взять немного сухарей. Служитель мне вынес целый мешок.
– Это много, – сказал я ему.
– Ничего, бери.
Представьте себе, каково нагрузить себя полным мешком и торбой с разными другими вещами и от этого монастыря подняться на вершину горы, где располагался скит Святого Василия. Наконец я добрался. Открываем мы со Старцем мешок и что же видим? Все сухари червивые. Я по немощи человеческой возроптал:
– Ну что за человек! Не мог он это дать мулам? Была нужда мне напрасно столько трудиться!
Тогда Старец сказал:
– Почему напрасно, отец Арсений?
– Так что же мы будем с этим делать?
– Что делать? Съедим их! Бог нам дал это. Если бы мы были достойны лучшего, Он послал бы нам лучшее.
– А как же быть, Старче, с червями?
Подумал немного Старец и ответил:
– Нашел решение! С сегодняшнего дня и впредь мы будем есть, когда стемнеет, – и не увидим червей.
Так и было, пока мы все это не съели. Поначалу, врать не буду, я испытывал затруднение. Но что было делать? Ведь так сказал Старец! А потом, поверьте мне, Бог сделал эти сухари такими вкусными, что они казались нам лучшими сладостями».
Таким был один из плодов крайнего послушания отца Арсения.
«В другой раз, чтобы меня испытать, Старец, как только завечерело, сказал мне:
– Иди, отец Арсений, поедим сухарей. Читай молитву.
Я прочитал „Отче наш“ и только собрался поесть, как вдруг Старец сказал мне:
– Давай представим, отец Арсений, что мы уже поели. Читай благодарственную молитву.
Хорошо. Но то же самое повторялось три-четыре дня. На четвертый день силы мои закончились, ибо днем я много трудился, а ночью еще больше трудился в бдении. Тогда я сказал Старцу:
– Прости, Старче, я больше не могу. Что мне делать?
– А, ну тогда сегодня вечером давай поедим, – ответил он мне». [131]131
Ἰωσήφ Μοναχοῦ Διονυσιάτου. Ὁ Γέρων Ἀρσένιος ὁ Σπηλαιώτης, ἔκδοσις «Λυδία», Θεσσαλονίκη, 2001. Σελ. 45–46. Ср. рус. пер.: Старец Арсений Пещерник, сподвижник Старца Иосифа Исихаста. М., 2002. С. 45–47.
[Закрыть]
* * *
Старец Иосиф и отец Арсений жили в великом нестяжании не только ради подвига самоотречения, но прежде всего чтобы ничто не отвлекало их от внутренней молитвы. Ибо ограниченность в вещах и довольство малым помогают подвижнику оставаться беспопечительным, неразвлеченным и сосредоточенным. Их имущество было настолько ничего не стоящим и ничтожным, что они никогда не испытывали трудностей в своих частых переездах. Старец до конца дней сознательно жил в такой бедности, что, когда он преставился, не оказалось ничего на что-либо годного, что мы могли бы унаследовать. Только из благоговения мы оставили себе несколько мелочей.
К вещам общины Старец относился с очень большой бережливостью. Основываясь как на Священном Писании, так и на Святых Отцах, он учил нас, насколько необходима бережливость, чтобы не потерять нам благословение Божие. Поэтому, когда он случайно ронял немного пшеницы, или сухарь, или что-то еще незначительное, он всегда наклонялся, чтобы это поднять, даже в старости, когда ему было трудно из-за болезни. Он нам говорил: «Любое пренебрежение к какой-нибудь вещи, пусть и самой малой, вменяется в расточительность. Я знаю, что наш покровитель, честной Иоанн Предтеча, которому посвящена наша церковка, заботится о нас, чтобы обеспечить нас всеми благами. Ибо я видел много раз, как он бросает в нашу ограду многое из того, что нам необходимо. И я получил извещение, что он нам подает это, потому что мы стараемся не расточительствовать».
И Старец никогда не боялся давать так много милостыни, что у него самого ничего не оставалось, зная из опыта, что честной Предтеча позаботится вновь дать ему то, в чем он нуждается.
Для них было очень естественным иметь такое доверие к своему покровителю. Отец Арсений нам рассказывал, что однажды, когда они подвизались на вершине Афона и начали голодать, им явился честной Предтеча и дал хлеб из собственных рук.
* * *
Всю жизнь Старец проливал реки слез. Однажды, когда он сидел в пустыне в одиночестве и, как обычно, плакал, он услышал шаги. Шел какой-то путник, и Старец хотел сдержать слезы. Он постарался прервать рыдания, но у него ничего не получилось, ибо слезы бежали так сильно, словно он был смертельно ранен.
Основываясь на собственном опыте, Старец говорил: «Сколько вы будете подвизаться в безмолвии и недерзновенном образе поведения, столько и слезы будут вас посещать». И еще он нам говорил: «Иисусова молитва с болью рождает печаль. Печаль приносит слезы. Слезы, в свою очередь, рождают более чистую молитву. Ибо слезы, как миро благоуханное, смывают грязь, и душа очищается».
* * *
Особо отличало Старца то, что он не только хранил, но и взращивал свою неповторимую подвижническую ревность с начала и до конца жизни. Он подчеркивал значение первоначальной ревности и для нас: «Если мы ее не можем взрастить, то по крайней мере не будем ее умалять. Ибо отсюда видно преуспеяние. Но чтобы преуспеть в ревности, мы должны наблюдать за своим поведением и замечать изменения, которые всегда случаются со всеми».
Старец начал свой подвиг с очень большой ревностью. Такая ревность – редкое явление в нашем поколении и является исключением. Промысл Божий устраивает, чтобы в каждом поколении находились такие герои, дабы и мы могли прочно стоять на своих ногах. Они не вводят ничего нового, они хранят то же самое Предание Церкви. Конечно, можно читать о том, что было «во время оно». Но если не видеть при этом, как Предание исполняется, то может наступить разочарование. Ведь в наши дни произошли огромные перемены, все изменилось, и нас постоянно волнуют вопросы: разве возможно сегодня исполнение Евангелия? Разве возможно, чтобы Божии обетования исполнились на современных людях? И Промысл устраивает, чтобы появлялись такие исполины, такие герои, которые удостоверяют, что действительно и тогда, и теперь, и завтра наш Иисус – Тот же самый, истинный (ср.: Евр. 13:8).
Небесные состоянияВ то время Старец Иосиф предпринял и подвиг затворничества. На протяжении целого года он не выходил из крошечной келейки, темной, как гроб, и настолько тесной, что в ней можно было задохнуться. Раз в несколько дней отец Арсений подходил к келлии и через окошко давал Старцу сухари.
Позднее Старец объяснил, что такой подвиг он предпринял из-за сильного посещения благодати, которого сподобился в это время. Ум его затворялся в сердце, и ощущал большую сладость и блаженство. Блаженство было таким, что слезы текли сами собой. Случалось даже, что он не чувствовал, в теле он или вне тела. [132]132
Ср. 2 Кор. 12:2.
[Закрыть] Единственное, что он чувствовал в сердце, – это Иисусову молитву.
Чтобы не потерять это состояние, он решил получше оградить себя. Поэтому и затворился в своей тесной келейке. Он оставался закрытым в ней много дней подряд, даже не проветривая ее. Однажды ночью, приоткрыв окошко, чтобы подышать, Старец вдохнул свежего воздуха, потерял сознание и выпал из окна. Но подвига своего он, конечно, не оставил.
* * *
В скиту Святого Василия Старец испытал много разнообразных чудесных состояний. Когда мы стали его послушниками, он иногда открывал нам кое-что из пережитого, чтобы воодушевить нас в подвиге.
О многих вещах мне рассказывал Старец. Он мне рассказывал о Божественном свете, но мой духовный возраст был мал. Мы ощущаем благодать в соответствии с нашей мерой. Мера Старца была такова, что куда нам до нее! Некоторые, говорят, что монашество ничего не дает людям. Для живущих в миру людей невозможно принять озарение Святого Духа, для этого необходимы безмолвие и келлия.
Много раз он нам рассказывал вещи, которых мы не понимали, ибо не достигли соответствующей степени. Часто после своего бдения, утром или в полночь, Старец нам говорил: «Сегодня было свидание со Святой Троицей». Что он подразумевал под этими словами, мы не понимали, потому что не имели соответствующей меры. Можно понять только то, что соответствует твоей мере. Мы только видели, что он чрезвычайно радовался. Он силился сдержать себя, но иногда от большой радости говорил: «Сегодня произошла встреча со Святой Троицей».
* * *
Старец не хотел становиться иеромонахом, чтобы не иметь забот с чредой служения в скиту и иметь возможность, не отвлекаясь, предаваться молитве. Он хотел быть безмолвником. У него не было препятствий к священству, в миру он жил очень целомудренно. Он и отец Арсений были не просто чисты, они были святы, но, однако, священнического сана избегали. Они говорили: «Если мы станем священниками, все нам будут говорить: приходи в эту каливу послужить, иди в тот скит. Так мы не сможем придерживаться нашего устава – значит, это нам не нужно. Найдем какого-нибудь батюшку, который будет нам служить литургию, чтобы мы могли причащаться».
Вначале Старец и отец Арсений, желая причаститься, ходили в каливу Успения Пресвятой Богородицы, где жил отец Варфоломей со своей общиной. Но так как там литургия всякий раз начиналась в разное время, они заставали или начало службы, или середину, или конец. Это очень огорчало Старца, поскольку сам он был очень пунктуален. Он хотел, чтобы все происходило чинно, так, чтобы он мог исполнять и свое бдение. Он говорил: «Их Бога я возьму, а своего Бога потеряю».
Действительно, беспорядок– это большое препятствие для ночной молитвы: если кто-нибудь не отдохнет в положенное время, то где возьмет он силы и чистый ум, чтобы предстать перед Богом? Поэтому Старец, чтобы не страдать из-за этого беспорядка, с большой печалью решил некоторое время не ходить на службу, пока Бог не даст решения этой проблемы.
Так прошло около трех месяцев без причастия. Однажды в праздничный день Старец послал отца Арсения причаститься вместе с другими отцами. «Ступай ты, – сказал он ему, – а я не могу идти, так как не знаю, какой момент службы застану. Я останусь здесь, буду продолжать молитву. А ты иди в церковь». Так он остался в своей келлии. Конечно, он сильно печалился, что не может причаститься.
Отец Арсений ушел, а Старец сидел, наклонившись, в своей темной и маленькой келейке и непрестанно творил в сердце Иисусову молитву. Ум его совсем не выходил из сердца. «На меня накатила как будто бы досада, – рассказывал он, – и я сказал сам себе: несчастный человек, по грехам твоим ты недостоин причаститься. Все остальные отцы причастятся Божественных Таин, а ты – никуда не годный».
В то время, когда он, плача, сидел на кровати, внезапно засиял некий свет, отверзлась кровля, спустился крылатый юноша и стал перед ним.
«Я еле мог смотреть на него, ибо вид его был как молния. Он вложил руку за пазуху и извлек прекрасный ларчик, круглый, светлый, весь сиявший преизобильным светом, светом иного мира. Тогда ангел со вниманием открыл ларчик, и дал знак, чтобы я приготовился, и взял оттуда лжицей частицу Хлеба. Находясь под воздействием этого духовного явления и видения благодатного таинства, я непроизвольно, не думая – ибо в эти мгновения человек прекращает мыслить и чувствовать обычным образом, – понял его повеление. И сделал то, что Бог мне велел сделать. Я открыл уста, и он меня причастил со словами: „Тело и Кровь Христовы, причащается раб Божий монах Иосиф“. Я почувствовал великую радость и блаженство, ведь такой благодати я не вкушал никогда.
Затем ангел сдержанно улыбнулся мне, закрыл сосуд и вознесся через кровлю туда, где был и прежде. Затем в моей келлии вновь наступила тьма». Тогда Старец опять наклонил голову и продолжил молитву. После он признавался: «Целую неделю я не ощущал ни пищи, ни мира, ни тела – ничего».
* * *
Часто Старец закрывался в своей келлии и говорил себе: «Давай-ка, душа моя, будем пребывать умом в горнем». И ум его постигал горнее. Проходил день, проходила ночь. Проходил второй, третий день, а он пребывал в горнем. Конечно, это были страшные состояния.
Чем был занят его ум? Он размышлял, что у нас есть Царство Божие, рай, горний Иерусалим, ангелы, Небесные песнопения, иной мир. Созерцание того, что является нашим упованием, дает отдохновение человеку. И тогда человек говорит: «Когда же я наконец отложу это свое жилище? Это свое тело, которое страдает и обременяет меня, которое приносит мне искушения и заставляет меня соприкасаться с людьми, с мирскими мучениями, с бесами?»
И достойно удивления то, что Старец не надмевался гордостью из-за таких состояний и видений. Напротив, он приближался к отчаянию, ибо считал, что не достиг ничего, что еще даже не положил начала. Поэтому он говорил: «Я не прекратил и не прекращаю день и ночь взывать, прося милости Господней. Но каждый день творя начало, я нахожу себя обманщиком и согрешающим».
Поэтому он и оплакивал свою участь, когда мы праздновали память преподобных отцов, в подвиге просиявших, особенно отцов святогорских. Старец говорил: «Ах я, несчастный, оскверняю собой это место, чистое и святое, – место, где ступали натруженные и утомленные ноги отцов-подвижников, проливавших здесь свой пот, плакавших, молившихся, очистившихся, освятившихся. А я это место делаю бездейственным».
* * *
Там, в пустыне, в скиту Святого Василия, Старец и отец Арсений во всем испытывали лишения. Но поскольку они подвизались, постольку имели в изобилии молитву и благодать, множество духовных состояний и восхищений. Бог явил Старцу множество таинств, ибо тот предпринял много трудов.
Бог утешал Старца созерцаниями, ибо у него не было человека, который мог бы его утешить, сказать хоть пару слов или побеседовать с ним. Он все переваривал в себе сам, пребывая все время в одиночестве. Был у него, конечно, отец Арсений, но это был очень простой человек.
Позднее, когда Старец жил в более мягком климате, в Новом Скиту, и у него были и простокваша, и рыба, и овощи, и фрукты, тогда он нам говорил, что нет у него уже больше той молитвы, которая была в скиту Святого Василия.
* * *
Приобретя опытность в духовной борьбе, Старец умел не обнаруживать свое внутреннее состояние ни перед кем, ибо в противном случае бесы лучше знают, как воевать с подвижником. Поэтому он нас учил: «В раю ли находимся или в аду, мы не должны это обнаруживать, но должны казаться бесстрастными».
Когда у Старца бывали видения, он не рассказывал нам о них на следующий день. Нет! Лишь когда приходило время и мы нуждались в утешении, он говорил нам: «Не отчаивайтесь, наш Бог велик, Он смотрит на нас, наблюдает за нами, и посредством скорбей мы к Нему приближаемся. После Креста Бог воскрес и взошел на Небо по человеческому естеству. После скорбей приходит утешение, видения и откровения той душе, которая страждет. Когда радуешься, утешение не приходит».
И он нам рассказывал один-два случая, чтобы подтвердить свои слова и воодушевить нас.
* * *
Сейчас мы рассказали только о его божественных утешениях. Но надо сказать и о невыносимых скорбях и ядовитых до смерти искушениях. Ибо каждому утешению предшествовала смертельная скорбь – удушье души и натиски преисподней тьмы. Это хорошо описывают его слова, сказанные нам: «Сначала я пил скорбь ведрами, а затем Бог давал мне благодать ложечкой».
Искушения его были невероятно жестокими, как он сам говорил об этом: «Если я вам стану описывать свою борьбу с искушениями, вы не в силах будете об этом слышать. Ибо вся моя жизнь была сплошным мученичеством. Но благость Божия и Госпожа наша Богородица, всегдашнее мое предстательство, дали мне некий вид настойчивости и твердости, и я не отступал. Здесь более всего помогают и спасают слезы. Но все зависит от Божией благости».
Старец нам говорил, что в великих искушениях он познал ощутимым образом благодать Божию. Ибо Бог отвечает человеку соразмерно величине искушения, которое тот претерпевает ради любви Божией. И когда человек трудится для Бога с добрым произволением, невозможно, чтобы Бог оставил его искушаться сверх сил. Но и воздаяние от Бога будет соответственным. Об этом нам говорит и Авва Исаак Сирин: «Когда кто-нибудь переживает большое искушение, и попросит Бога об избавлении от него, и будет услышан, тогда этот человек лишается благодати, соразмерной величине искушения, которое Бог отнял». [133]133
См. Слово 78 (в греч. изд. Слово 46): «Если же душа в немощи, и нет у ней достаточных сил для великих искушений, а потому просит, чтобы не войти в оные, и Бог послушает ее, то наверное знай, что в какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, в такой же она недостаточна и для великих дарований, и как возбранен к ней доступ великим искушениям, так возбраняются ей и великие дарования, потому что Бог не дает великого дарования без великого искушения».
[Закрыть] Это значит, что тот, кто очень хочет познать благодать Божию, должен проявлять терпение в искушениях. С верой и доверием к Богу он должен держать фронт, и Бог – рядом.
