Текст книги "Моя жизнь со Старцем Иосифом"

Автор книги: Ефрем Филофейский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

Глава двадцать четвертая. ОТЕЦ СИМОН

Старчик по имени Симон до монашества был портовым рабочим в Волосе. По утрам он обычно опохмелялся, выпивая ракию, и снова засыпал, чтобы проснуться на следующий день. Однажды кто-то пырнул его ножом неизвестно за что, перерезал ему сухожилие, и с тех пор он сгорбился. Милость Божия привела его на Святую Гору, где он стал монахом. Он жил ниже той каливы, которую мы устроили в Новом Скиту и в которой упокоился Старец Иосиф.

Я служил тогда в церкви Святых Бессребреников, в одноименной каливе. Отец Симон время от времени приходил к нам, и Старец кормил его. Однажды он пришел туда, где я занимался рукоделием, вырезая печати для просфор.

– Батюшка мой, как поживаешь?

– Присядь, отец Симон, присядь, побудь со мной.

– Отченька, сказать тебе кое-что?

– Скажи.

– Я раньше ничего не боялся. А сейчас бьют часы – и я вздрагиваю. Что-то нехорошее происходит.

– И чего же ты боишься?

– Вот именно: раньше не боялся, а сейчас почему-то вздрагиваю. Это достойно удивления. Знаешь, если я помру, то, когда ты об этом узнаешь, приди и подготовь меня к погребению.

– Отец Симон, давай сделаем так, чтобы было наверняка. Ты каждый день будешь сидеть на балконе, чтобы здороваться со мной, когда я буду идти в Святых Бессребреников. А я буду здороваться с тобой, и так буду знать, что ты жив. Если же не увижу тебя на балконе, то пойму, что ты помер.

– Не стоит, ты и так все узнаешь.

– Но ты все-таки делай то, что я тебе сказал.

В общем, мы посылали ему еду, брал он кое-что и в других местах. Он сидел на балконе и кричал мне:

– Благословите, отченька!

– Благословите, отец Симон! Хорошо!

Наступил канун памяти святого Симона. Было 27 декабря. Пришел отец Симон к Старцу взять еду. Старец был прозорливым, поэтому сказал:

– Отец Симон, не ходи в Новый Скит, приходи сюда, я дам тебе поесть, дам тебе и большую чашу вина – и будет у тебя все прекрасно. Не ходи никуда.

Старец был очень сообразительным.

– Окажешь мне послушание?

– Хорошо, Старче Иосифе, я никуда не буду ходить. Хорошо.

Итак, в тот день взял он еду и пришел посидеть в нашем с отцом Феофилактом дворе. Перед этим мы все вместе пообедали у Старца и пришли в нашу каливу Святых Бессребреников.

– Отец Симон, почему ты не идешь домой?

– Боюсь, отченька.

– Чего же ты боишься?

Старец, будучи опытным, понимал, в чем тут дело. Он старался устроить все с отцом Симоном так, чтобы смерть не застала его пьяным. Он знал его слабость и поэтому говорил ему:

– Не ходи ни к кому в Скит! Не ходи ни к кому в Скит!

Вскоре мы отправились поспать два-три часа перед бдением.

И отец Симон ушел. Тогда-то он, должно быть, и подумал: «Куда мне идти?» Забыл наказ Старца и отправился в Скит, чтобы развеять страх. Побывал у кого-то в гостях, провел там вечер, там его угостили ракией: «Выпей одну рюмочку». И когда стемнело, отец Симон был уже пьян. Как ему добраться домой? Дали ему в качестве фонарика керосиновую лампу.

Утром прохожу я мимо его каливы, а отца Симона нет. Прохожу в полдень – был канун Нового года – его не видно.

– Старче, отец Симон помер.

– Да брось ты, откуда ты знаешь? Пообедайте и потом сходите посмотреть.

– Буди благословенно.

Мы поели и легли спать, думая после этого пойти. Но отцу Иосифу Младшему не спалось. Он поднялся и пошел к отцу Симону.

Калитка была отворена. Поднялся он на террасу – дверь в каливу также отворена. А за ней на полу лежал отец Симон. Видимо, идя с керосиновой лампой, он, будучи выпившим, упал, ударился головой и тут же умер. Как только не случился пожар!

Отец Иосиф рассказал все Старцу. Мы отнесли покойника в Скит. К счастью, была зима, стояла холодная погода, и мы оставили его на ночь в своей каливе. Переодели и ночью молились о его упокоении, а от тела уже исходил запах. Мы старались перебить его ладаном. На следующий день – третий после смерти – похоронили отца Симона. Вид у него был такой, будто он спал.

Старец сказал, чтобы мы отслужили по нему, бедному, сорокоуст. И начали мы служить о нем литургии. К середине сорокоуста является мне отец Симон, расстроенный. Я обнял его.

– Отец Симон!

– Отченька мой, отченька!

– Как тебе сейчас?

– Отченька, дела мои не очень хороши.

– Имей надежду! Мы отслужим по тебе сорокоуст – и будет тебе хорошо.

– Благодарю тебя, отченька!

– Мы тебе поможем.

На этом видение закончилось.

«В чем тебя застану, в том и сужу». [60]60
  Слова Господа, не вошедшие в четыре Евангелия, известные из произведения св. Иустина Философа «Разговор с Трифоном иудеем» (гл. 47).


[Закрыть] Поэтому и сказано: «Стареют и умирают вместе с человеком страсти, которым он порабощен». И Бог попускает человеку умереть в этом, чтобы обнаружилось, чем он был пленен.

Глава двадцать пятая. ПОСЛЕДНИЙ ГОД СТАРЦА

Труды, подвиги, посты, лишения – все это сказалось на телесном здоровье Старца Иосифа настолько, что он выглядел стариком. Один посетитель, познакомившийся со Старцем, когда ему только что исполнилось шестьдесят, принял его за семидесятипятилетнего. Старец уже с трудом ходил. Еще в Малом скиту Святой Анны ноги начали ему отказывать. Он мог с передышками перемещаться лишь на небольшие расстояния, а подниматься и спускаться самостоятельно не мог совсем. Мы должны были его толкать на подъеме и поддерживать на спуске. Поэтому-то ходить на литургию было для него большой проблемой, пока мы не переселились в Новый скит.

Помню, как мы шли и я его толкал на подъеме сзади. «Толкай!» – говорил мне Старец. И я изо всех сил его толкал. Снег, дождь… Он не мог идти. Когда я толкал Старца, то его ботинки вешал себе на плечо.

– Подойди, надень мне ботинки, балбес.

Я заходил в церковь и надевал ему ботинки. До самого конца он не прекращал меня испытывать и тренировать, но как благодарен я ему сейчас!

Все тело его время от времени опухало от водянки. Если ему случалось поранить себе руку, то вместо крови выступала вода. Со временем опухание стало подниматься от ног к груди, и тогда у него начиналась одышка при малейшем усилии. Несмотря на это, он продолжал строго соблюдать свой устав в отношении пищи. Старец и не помышлял о том, чтобы поесть что-нибудь, кроме обычной нашей пищи, в иной час, кроме установленного. Вдобавок, его больной организм не давал ему спать, и он страдал от недосыпания.

* * *

Уже давно Старец желал смерти, ибо спокойная совесть извещала его, что он подвиг добрый совершил (ср. 2 Тим. 4:7). Чем больше христианин преуспевает в духовной жизни, тем больше он жаждет уйти из жизни земной, чтобы встретиться со Христом. Как пишет святой Иоанн Лествичник: «Тот без сомнения благоискусен, кто ежедневно ожидает смерти; а тот свят, кто желает ее на всякий час». [61]61
  Лествица. Слово 6, 7.


[Закрыть]

Одно из писем Старца свидетельствует, что он был таким святым: «Смерть, которая для многих великое и страшное событие, для меня – одно отдохновение, сладчайшая вещь, которая сразу избавит меня от скорбей мира, как только придет. И я жду ее с минуты на минуту. Она воистину великое событие. Но очень велик и подвиг взять на себя все тяготы сегодняшнего мира, когда каждый требует исполнения всех заповедей от другого… Из-за этого и из-за всего я и стал трупом. Прошу Бога забрать меня, чтобы я отдохнул». [62]62
  Письмо 30.


[Закрыть]

* * *

В конце 1957 года, накануне Нового года, Старец Иосиф почувствовал недомогание и онемение тела. На шее у него образовался большой нарыв. Старец сказал нам:

– Это новогодний подарок.

На следующий день мы увидели, что это место опухло и сильно покраснело. Старца начало лихорадить. Он чувствовал полный упадок сил. У него болела вся левая часть тела. Но он не хотел обращать на это внимания, он хотел возложить все это на Бога. Поэтому нам не удалось его убедить, чтобы он допустил к себе врача. Однако через два-три дня состояние сильно ухудшилось. Впоследствии мы узнали, что этот нарыв был проявлением серьезного заболевания – фурункулеза. Если в такой ситуации вовремя не оказать медицинскую помощь, наступает заражение крови и смерть. Но Старец по-прежнему не хотел, чтобы мы пригласили врача. Он говорил:

– Если святые бессребреники пожелают, то пусть они меня исцелят. К врачу я обращаться не буду.

Вскоре он оказался на пороге смерти. Мы позвали отца Артемия из скита Святой Анны, который немного разбирался в медицинской премудрости, и сказали с беспокойством:

– Что делать? Старец не хочет, чтобы мы приводили врача.

– Не волнуйтесь. Когда отравление организма усилится, он начнет плохо соображать. Когда он не будет понимать, что говорит, тогда сразу меня позовите, чтобы я ему помог.

Как он сказал, так и случилось. Опухоль на шее стала величиной в два кулака. В какой-то момент Старец начал говорить:

– Арсений, что нам делать? Как мы будем служить литургию? У нас сегодня нет священника.

– Но у нас же два священника, Старче! – ответил отец Арсений.

– А-а-а, действительно. Я думал, что мы в Святом Василии.

Я, как только это услышал, помчался как заяц и через десять минут уже был в скиту Святой Анны.

– Артемий, бежим скорее! Старец начал бредить и не узнает нас.

Отец Артемий пришел к Старцу.

– Как поживаешь, Старче?

– Хорошо. Как ты здесь оказался?

– Да вот, пришел тебя повидать. Что это у тебя с шеей? Вот тут, посмотри. А ну-ка, дай-ка я пощупаю. Не волнуйся.

Он надрезал это место ножом, и оттуда хлынул гной. Отец Артемий тут же очистил рану и залил ее молоком. А нам сказал:

– Если бы вы позвали меня на три дня позже, он бы умер.

* * *

Старец был как парализованный, он не мог держать голову. Мы все плакали и просили его согласиться на лечение. Так как мы сильно настаивали, он сжалился над нами и разрешил делать то, что мы сочли нужным. Тогда мы попросили помощи у отцов Нового Скита, и отец Макарий предложил сам делать Старцу уколы антибиотиков. Как-то раз он долго не мог найти вену на руке Старца, и тот его ободрил:

– Дырявь, отец Макарий, дырявь!

Между тем отец Артемий продолжал применять мази, а мы ему, как могли, помогали. Отец Харалампий немного знал хирургию, его научили в армии. Он сидел рядом со Старцем, каждые полчаса помогал ему переворачиваться и каждые два часа менял ему белье. Отец Харалампий почти не спал. Он лишь иногда позволял себе часок вздремнуть. Также он все время следил за тем, чтобы топилась печка, поскольку была зима. Рядом со Старцем находился и отец Арсений, поэтому отец Харалампий уходил спать в его комнату, где печки не было.

На протяжении всего лечения мы сделали Старцу сто двадцать уколов антибиотиков и вдобавок столько же укрепляющих. Гнойников было много, и отец Харалампий резцами для печатей вскрывал их, чтобы выходил гной. Мы резали его по живому, семь разрезов по всему плечу, сверху донизу.

– Режь меня! – кричал Старец.

Кровь текла ручьем. Мы израсходовали более ста пачек ваты. Каждые два часа мы меняли ватную повязку. На рану накладывалось много ваты, которая впитывала в себя кровь и гной. Мы скупили всю вату, которая была в Дафни. Какой большой была рана! Мы чашечкой вычерпывали оттуда гной. В этой ране мог поместиться лимон.

Старец не мог есть ничего, кроме вареной травы [63]63
  Съедобный вид дикорастущей травы, обычная в посты еда у греков. Едят эту траву вареной с добавлением оливкового масла и сока лимона.


[Закрыть] без хлеба. Три ночи мы дежурили рядом с ним, созвав к нему всех, думая, что он умрет. Он нас благословил в последний раз, а мы плакали над ним день и ночь. Но час его еще не пришел.

На протяжении месяца болезнь мало-помалу отступала. Нам прислали одно особое лекарство, и оно, с Божией помощью, помогло его выздоровлению. Сорок дней Старец ничего не ел. После того как он принял лекарство, он поел, уснул, и ему стало лучше. Начав поправляться, Старец говорил:

– Слава Тебе, Боже! Дайте мне поесть, чтобы я мог подняться и исполнять свои обязанности.

Но он оставался в постели еще пять месяцев, не способный двигаться, и мы ему помогали поворачиваться. Ответы на письма, которые он постоянно получал, я записывал под его диктовку.

В конце концов Старец поправился и стал ходить с палочками. Он опять начал готовить еду и писать ожидавшим от него ответа на свои послания. Прошел почти год, прежде чем он окончательно выздоровел. Но и после этого шея и плечо у него болели и он был очень слаб. Одному человеку Старец Иосиф писал в то время: «Большое было испытание. Очень благодарю Бога за то, что Он явил на мне Свою большую любовь. Да прославится Его Божественное Имя. Из мира моим единственным помощником стала только сестра, которую ты знаешь. Как мать, часто присылала все необходимое для больного. Матерь Божия воздаст ей должную награду за любовь». [64]64
  Письмо 60.


[Закрыть]

Упомянутой в письме сестрой была госпожа Мария Пападими– триу, муж которой владел известным издательством «Астир».

* * *

Когда Старец уже более-менее вылечился, я его спросил:

– Старче, когда у тебя начался бред, и ты перестал нас узнавать, и был близок к кончине, что ты тогда чувствовал? О чем ты тогда думал?

– Я тебе скажу, дабы ты знал, что в это время происходит. Это будет тебе полезно. Знаешь, что мне сделал диавол? Знаешь, что он хотел со мной сделать?

– Что, Старче?

– Он засунул лом под фундамент и хотел перевернуть все строение моей веры. Все, что построили подвиг и благодать, он хотел опрокинуть. Он хотел убрать Бога из основания моей веры. И когда я увидел, что шатаются устои моей веры, я сказал себе: «Куда я иду? Куда меня ведут?» И когда я ему говорил о благодатных состояниях, он представлял их никчемными: «Вот это было по случайности, а это – чисто человеческое». Дескать, это со мной произошло из-за прелести, то – из-за разных обстоятельств, другое – из-за простого обмана чувств, телесных или душевных, и за всем этим ничего не стоит, кроме прелести, диавола, человеческого естества. То есть все, что было от благодати, все, что я познал из своего опыта, он все это мне объяснял и отбрасывал. И лишил меня всего. Я сказал: «Ого!» Поэтому и просил Бога выздороветь, чтобы отразить эту атаку. Бог соблаговолил – и я вернулся к жизни. Ты видишь, что хотел мне сделать враг!

А я тогда подумал: «Ничего себе! Горе мне! Если уж он Старца хотел запутать, то со мной-то что будет?»

Но такие искушения делают человека более опытным, так что он становится внимательнее и думает: «Без Бога я ничего не могу сделать, даже веровать не могу. Если хочет Бог – я верую. Если отнимает Свою благодать – я отпадаю от веры». И если человек будет стоять на этом, то он будет опираться на прочную скалу. А если у него не будет такого помысла, то он стоит на песке, и песок может уйти из-под ног. Скала же не проваливается, и волны не могут ее сокрушить. А дом, построенный на песке, разрушается и морем, и ветром и падает. Дом же, основанный на скале, – не падает. Скала – это осознание того, что человек не может ничего сотворить без силы и благодати Божией. Поэтому, чтобы возникла такая скала, человек должен пройти в своей жизни через многие искушения, отбросить, в итоге, все человеческое и уверовать, что ничего не может он сотворить без благодати Божией. В этом может хорошо убедиться каждый. Но он должен многому подвергнуться и через многое пройти, чтобы в этом удостовериться.

Это подразумевал Старец, когда писал: «Пусть никто не надеется на себя, пока душа его еще в теле. И когда он восходит на Небо, то должен ожидать, что на следующий день спустится в ад. Не говорю уже о том, что в то же самое мгновение может произойти спуск. Поэтому пусть человек не удивляется изменениям, но зарубит себе на носу, что ему свойственно и то и другое». [65]65
  Письмо 10.


[Закрыть]

Вот почему Бог попустил Старцу испытать это, когда он был болен: чтобы, когда он будет умирать, он оградил себя смирением, чтобы он не рассчитывал на свои силы и пережитые им ранее божественные явления и благодатные состояния. А также чтобы и нам, молодым, передал Старец свой опыт, чтобы мы все это знали.

* * *

В то время как мы радовались улучшению здоровья Старца, пришел новый недуг – сердечная недостаточность. И если при фурункулезе симптомы были видны сразу и мы могли принять соответствующие лечебные меры, то, когда проявились симптомы сердечной недостаточности, было уже поздно и мы ничем не могли ему помочь.

Первого января 1959 года Старец плохо себя почувствовал: ему стало трудно дышать, он начал задыхаться. Я увидел, как он радуется и говорит отцу Арсению:

– Отец Арсений, благословение Божие!

– Что такое?

– Болит вот здесь. Мне кажется, что теперь это случится. Ах, Матерь Божия! Пусть уже это усилится, чтобы мне поскорее уйти отсюда. Эх, отец Арсений, что-то надвигается!

Он даже крестил грудь, чтобы болезнь усилилась и он ушел. С этого времени у него стали случаться сердечные приступы. И чем хуже ему становилось, тем больше он радовался. Он торжествовал. Я не видел другого такого отважного человека, который с подобной доблестью встречался бы с тем, чего боится каждый. Это видно из письма, которое он написал в те дни: «Я не очень здоров. У меня водянка, и я весь постоянно распухаю, и ко мне подступает что-то вроде обморока. Может быть, мне осталось не много дней. Прошу Бога забрать меня, чтобы я отдохнул. Я устал от этой жизни. Если умру, не забывай меня на своей литургии. И я оттуда буду о тебе молиться еще больше, если обрету больший покой!» [66]66
  Письмо 57.


[Закрыть]

* * *

Слезы у него текли все время, особенно же в начале болезни. Как только он просыпался, у него начиналась сильная одышка, так что он почти задыхался. Поэтому-то он и не спал. Я, став сиделкой Старца, вел его под руку, куда ему было надо. Через пять минут – рыдания: «Я только что вспомнил Пресвятую Богородицу, нашу Матерь, и не смог удержаться». Он любил Пресвятую Богородицу, можно сказать, страстно. И как ему удавалось при такой одышке и недосыпании сохранять ясный ум!

* * *

Мы хотели позвать врача, но Старец этого не желал. Некоторое время мы уступали Старцу в этом и, когда у него случался приступ, просто соборовали его – и ему становилось лучше. Но день ото дня его состояние ухудшалось, отек поднялся до середины живота. Но и тогда он не хотел, чтобы мы позвали врача.

Мы, братья, разошлись во мнениях. Одни говорили – да, другие – нет. Мы – отец Афанасий, отец Иосиф Младший и я – говорили, что нужно пригласить врача, пусть посмотрит. Старец может этого не хотеть, но мы как его дети должны позаботиться об отце. Другие говорили – нет. Отец Арсений сказал:

– Отец Афанасий, если Старец не позволяет приводить врача, не зови его.

– Мы уморим Старца! Отец Арсений, Старец это говорит из-за самоотречения.

Отец Ефрем Катунакский говорил:

– Сказал Старец «нет», значит – нет.

Я же вопросил:

– В конечном счете, что нам скажет наша совесть и люди? Будут говорить: как же это вы нисколько не помогли человеку? Какие же вы тогда духовные чада?!

В конце концов возобладало наше мнение, нас было больше. Сразу после этого мы позаботились о приходе врача.

* * *

Я отправился в Дафни, позвонил в Иериссос и пригласил к нам врача-терапевта. Когда он пришел, я ему сказал наедине:

– Слушай, скажи Старцу: «Я – паломник, шел мимо, и монахи попросили меня посмотреть вас, поскольку вы больны».

Я вошел к Старцу:

– Старче, знаешь, тут пришел один паломник, он врач. Привести его к тебе, чтобы он тебя осмотрел?

– Это, должно быть, от Бога, дитя мое. Приведи его сюда.

Врач осмотрел Старца и сказал:

– У вас кардиопатия, произошедшая от гнойных миндалин. Вы умрете, если не будете лечиться.

– Спаси Господи! Это вы хорошо сказали: умрете. Я и хочу умереть.

– Чтобы миновала опасность, я вам назначу таблетки от отеков и уколы: общеукрепляющие и от миндалин.

– Ладно, пускай.

Когда уколы закончились, Старец сказал:

– И почему я не умер? И руки свои я обнажил для уколов, и зад. Вот что со мной случилось. Ведь я говорил Богу: «Я не хочу врачей. Хочу, чтобы Ты, Боже мой, был моим врачом».

После таблеток и уколов Старцу стало легче. Однажды, когда я к нему зашел, он сказал:

– Хорошо! Это был первый врач в моей жизни. Хороший врач. Разобрался, что со мной.

После этого он повернулся и посмотрел мне в глаза:

– Подойди сюда, малой. Врач сам пришел?

– Бог его послал.

– Да, дитя мое, от Бога это было. Спаси его Господи! О Боже мой!

Прекрасно. Но ведь я солгал, так получается?

Вечером, перед тем как мне служить литургию, Старец сидел в своей стасидии. Я подошел к нему положить поклон. Как же мне теперь служить литургию, после того как я солгал, причем солгал своему Старцу? Я ему должен сказать правду! Должен исповедаться. Я подошел к нему и сказал:

– Старче, простите меня, врача пригласили мы. Но мы это сделали, Старче, по любви, как ваши дети. Ведь вы – наш отец, и мы должны о вас заботиться.

Он посмотрел на меня. Конечно, он понял, почему я это сделал, и, улыбаясь, взял мою голову в руки и сжал ее:

– Ума палата в этой головушке. Ладно, дитя мое, ступай и служи литургию. Бог простит тебя. Я знаю, что ты это сделал по любви.

* * *

В день накануне Сретения я должен был идти в монастырь Святого Павла на престольный праздник обители, так как мы подчинялись этому монастырю. Едва я подошел положить поклон Старцу, у него сильно схватило сердце, сердечная недостаточность была такой, что, казалось, он умирает. Вид у него стал как у покойника. Он еле дышал.

– Иисусе мой, помилуй мя! Иисусе мой, помилуй мя! Иисусе мой, помилуй мя! Иисусе мой, помилуй мя!

Только это он и говорил. На последнем дыхании он непрестанно говорил молитву. Как только я это увидел, так сразу подумал: «Все, дыхания нет, отходит, кончается». Взял его за руку, чтобы послушать пульс. Где там! Спросил его:

– Старче, уходите?

– Нет.

Он мне сделал знак, чтобы отслужили елеосвящение. Как только мы пособоровали Старца, ему сразу стало лучше, сердечный приступ как рукой сняло.

Когда наступила Великая Четыредесятница, еще раз проявилась его рассудительность. Так как состояние организма было очень плохим и он был, как говорится, одной ногой в могиле, Старец первый раз за всю монашескую жизнь позволил себе ослабить пост. Это послабление было для того, чтобы он мог держаться на ногах. Он видел, что, ослабляя пост, сможет лучше подвизаться в молитве.

После Пасхи у него случился еще один сердечный приступ, который продолжался целых три часа. Я видел, как он угасает, и спросил:

– Старче, уходите?

– Нет, отец, – ответил он мне.

Пульса у него не было.

– Пособоровать вас?

Как только мы его пособоровали, сердечный приступ прекратился.

После приступа Старец заплакал и произнес строку из заупокойной службы: «Увы мне, яковый подвиг имать душа разлучающися от телесе!» [67]67
  Стихира 2-го гласа прп. Иоанна Дамаскина из Службы погребения.


[Закрыть]

Сколько было слез, как он плакал! Старец Арсений говорил:

– Ты все еще плачешь? Почему ты плачешь? Ведь с твоим здоровьем нельзя столько плакать.

Старец отвечал:

– Оставь меня, отец Арсений, успокойся, оставь меня, оставь.

* * *

В то лето с ним случился еще один сильный сердечный приступ. Накануне Старец ответил на несколько писем: он диктовал, я писал. Сам он тогда писать не мог. Утром я ему сказал:

– Старче, я пойду отправлю письма.

– Побыстрее возвращайся, ты мне нужен рядом.

Я все понял. Молнией бегу вниз. Отправил письма, возвращаюсь – а у него только что схватило сердце. Он это предвидел. Старец непрестанно повторял:

– Иисусе! Матушка моя! Иисусе! Матушка моя!

Пресвятую Богородицу он называл Матушкой.

Поскольку его сердце не могло произнести Иисусову молитву, он говорил ее устами. Я сел рядом с ним, взял его за руку. Началась, как мне показалось, агония. Он стал как мертвый. Тем временем повидать Старца пришел один монах.

– Что вы хотите, отче?

– Увидеть Старца.

– Старец кончается.

– Мне уйти?

– Да, он не сможет с вами поговорить.

Четыре часа продолжался приступ, и четыре часа потребовалось, чтобы Старец пришел в себя. И когда он пришел в себя, тогда спросил:

– Что хотел отец Константин?

Как он его увидел, если пульса совсем не было?

– Он хотел вас навестить, Старче. И я ему сказал, что вы не можете.

– Хорошо.

– Старче, вы уйдете?

– Нет.

В душе он знал, уйдет он или нет.

– Что вы чувствовали, Старче, во время приступа?

– То, что чувствует человек с босыми ногами на горящих углях. Так я себя чувствовал. Так я горел из-за сердца. Молитесь обо мне.

Несмотря на всю меру своей святости, он хотел человеческого участия, хотел нашей молитвы по четкам.

* * *

Старец говорил нам:

– Не трудитесь напрасно, пришел мой час уйти. Вы только меня мучаете. Но если вы настаиваете, делайте как знаете.

И мы старались, особенно отец Иосиф Младший, с помощью разных врачей и различных лекарств поддерживать его жизнь. Мы описывали его симптомы в письмах к тем его духовным чадам, которые были врачами, и они нам присылали лекарства. Нам присылали и деньги, потому что мы неоднократно приглашали врачей из мира и каждое такое посещение стоило более тысячи драхм, не считая лекарств. Но не было воли Божией на то, чтобы он оставался здесь. Пришло его время уходить. Это видно и из писем, написанных им тогда: «Я уже совсем больной. Я, как какой-нибудь расслабленный, десять шагов не могу сделать». [68]68
  Письмо 7.


[Закрыть] «Врач поддерживает меня уколами и говорит, что я выздоровлю. И братия моя плачет, не дает мне уйти». [69]69
  Письмо 76.


[Закрыть]

И в другом письме: «Много расходов и лекарств, а здоровья нет совсем. Потихоньку шагаю на ту родину. Не имамы бо зде пребывающаго града (Евр. 13:14). Братия старается всеми средствами возвратить меня обратно, но, к сожалению, я быстро шагаю в могилу. Пойду туда ждать вас». [70]70
  Письмо 61.


[Закрыть]

И еще он писал: «Я написал тебе, что одышка – от болезни сердца. Но в глубине истины – это от Бога. Ибо молодым я подвизался по произволению, а теперь настала необходимость подвизаться вопреки произволению, дабы иметь и большую награду. Я вижу все, дитя мое, но что поделать? Братья твои не успокаиваются. Хотят меня оживить. Я вижу: надо мной рука Господня. Плачу я, нищий, безутешно и бесполезно. Кричу им: „Дайте мне умереть!“» [71]71
  Письмо 81.


[Закрыть]

В то время, незадолго до его преставления, отец Ефрем Катунакский попросил Старца написать ему письмо, которое хранилось бы у него как сокровище. И Старец написал ему такие слова: «Утроба моя божественная и священная, возлюбленное чадо мое отец Ефрем, отечески тебя целую. Дарю тебе всю свою любовь, тебе даровано мое последнее благословение – то, которое мы преподали всего два дня назад. Последние десять дней мне было очень плохо, я ничего не ел. Два дня как пришли какие-то лекарства из Америки, и я начал их принимать и получил от них пользу. Посмотрим, до каких пор они будут помогать. Я не думаю, что поправлюсь. Как ни бьется братия, ничего у них не получается, только задерживают мой уход. Организм мой отравлен. Тело мое не понравится червям и останется целым. Им не захочется его есть. Итак, будь спокоен. Пока еще не пришел час. Обнимаю вас от всей души. Смиренный и многострадальный С. Иосиф». [72]72
  Γέροντας Ἐφραίμ Κατουνακιώτης, ἔκδοσις Ἱεροῦ Ἡσυχαστηρίου «Ἅγιος Ἐφραίμ», Θεσσαλονίκη, 200. Σελ. 58. См. также рус. пер.: Старец Ефрем Катунакский. М., 2002. С. 56.


[Закрыть]