Текст книги "Микки-7"

Автор книги: Эдвард Эштон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Никто никого не отправит в трупосборник, – заявляет Нэша. – Чен тебя не выдаст.

– Да неужели? И почему?

Я, конечно, тоже так считаю, однако причины Нэшиной уверенности, похоже, сильно отличаются от моих.

– Потому, – говорит она. – Обратка замучает.

– Какая обратка? – не понимает Восьмой.

– Такая, – объясняет Нэша. – Я ведь этого так не оставлю, я ей отомщу.

Логично. Я бы не решился перебегать Нэше дорогу.

Впрочем, я бы и с Кошкой не рискнул связываться. Охранники из службы безопасности – жуткие типы.

– Слушайте, – говорит Нэша, – все обойдется. Вам нужно просто залечь на дно, пока один из вас не погибнет, выполняя очередное тупое самоубийственное задание. Тогда оставшегося в живых зарегистрируем как Микки-девять, и все мы будем жить долго и счастливо.

– Угу, – бурчит Восьмой. – Только не все.

– Верно, – соглашается Нэша. – Ну, почти все.

– Не знаю, ребята, – говорю я. – Прошло всего два дня с тех пор, как Восьмой вышел из резервуара, а о нас уже знают двое. Такими темпами через пару недель вся колония будет в курсе. Я не уверен, что смогу умереть так быстро.

Нэша смеется.

– Знаешь что, Микки? Ты слишком много думаешь. Раздевайся и иди сюда. Тебе нужно обеспечить временный отток крови от мозга.

Я таращусь на нее.

– Давай, Седьмой, – подхватывает мой клон. – Мы и так уже извращенцы, правда? Отомстит за нас Нэша или нет, мы оба рискуем вскоре нырнуть в люк для утилизации отходов. Давай хоть повеселимся напоследок.

* * *

Следующие два часа были самыми странными в моей жизни. Вряд ли мне захочется о них рассказывать.

Но для ясности: я ни о чем не жалею.

* * *

Мы еще не успеваем отойти от истомы после секса, уютно устроившись в постели – я почти свешиваюсь с одной стороны кровати, Восьмой – с другой, а Нэша зажата между нашими телами, – когда раздается стук в дверь. Нэша как раз описывает Восьмому, как славно мы проведем время, пока одного из нас не отправят в утиль, но прерывается на полуслове и с шипением втягивает сквозь зубы воздух.

Стук повторяется.

– Мне ответить? – шепчу я. – Я могу попытаться избавиться от них.

Восьмой тянется через Нэшу и шлепает меня ладонью по лбу.

– Заткнись, – шипит он. – Это, наверное, Берто. Если мы не отзовемся, он уйдет.

– Микки? Ты тут?

Черт. Это не Берто.

Поерзав в кровати, Нэша прижимается губами к моему уху:

– Ты же закрыл дверь на защелку, да?

Ручка поворачивается с тихим щелчком, и на пол ложится полоска света.

– Нет, – шепчу я. – Не закрыл.

– Микки?

Вот зараза. Что же делать-то?

Дверь распахивается.

– Привет, – говорит Восьмой. – Чен, верно? Рад тебя видеть.

Кошка смотрит на нас, беззвучно открывая и закрывая рот.

– Кошка, закрой дверь, – прошу я. – Давай все обсудим.

Она мотает головой.

– Кошка!

Я сажусь в кровати и протягиваю к ней руки. Она отступает на полшага назад.

– Что ты творишь, Микки?

– А на что похоже? – спрашивает Нэша. – Или присоединяйся к нам, Чен, или выметайся. Но в любом случае закрой дверь.

Кошка, крутанувшись на каблуках, разворачивается и выбегает, оставляя дверь открытой.

– Думаю, нам с Восьмым лучше не светиться, – замечает Нэша.

Я вылезаю из постели и захлопываю дверь. На этот раз я не забываю закрыть ее на замок.

– Плохо дело, – говорю я, опускаясь на стул.

– Она и так знала о нас, – отмахивается Восьмой. – Ты же сам ей рассказал, так что ничего не изменилось.

Его слова не лишены смысла. Тогда почему сердце пытается выпрыгнуть у меня из груди?

– Ничего страшного, – утешает Нэша. – Возвращайся в постель, Микки.

Я делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и медленно выдыхаю. Может, они правы?

Не правы. Я точно знаю, что нет.

Но теперь уже ничего не поделаешь. Я откидываю простыню и забираюсь обратно в кровать. Нэша поворачивается и встречает меня поцелуем.

– Расслабься, Микки. Давай поспим.

* * *

Я просыпаюсь в темноте от лязга взломанного замка. После этого пространство прорезают яркие лучи, а затем низкий мужской голос произносит: «Да вы издеваетесь!» Я щурюсь от света, падающего из коридора. Двое головорезов из службы безопасности втискиваются в мой отсек. Оба вооружены огнеметами.

– Ни хрена себе, – говорит тот, что поменьше. – Люди, вы вообще в своем уме?

Другой качает головой:

– Не имеет значения. А ну-ка, подъем, все трое. И оденьтесь, ради бога. Вам предстоит свидание с рециклером.

20

Я теряю присутствие духа.

И оттого, что я его теряю, мне еще поганее, чем от самой потери.

Нэша имеет полное право паниковать: ее ни разу не отправляли на казнь. Но мне нет оправдания. Мог бы уже и привыкнуть. Однажды меня казнили трижды за две недели.

* * *

Колониальный корабль не приземляется в буквальном смысле, когда достигает пункта назначения. Большая часть конструкции, переносящей людей от одной звезды к другой, годится исключительно для космоса. Корабль слишком громоздкий и хрупкий, чтобы выдержать вход в атмосферу или гравитационное поле. Колонисты спускаются с орбиты группами, каждая перевозит часть оборудования.

Первым на поверхность Нифльхейма, всего через несколько часов после выхода на орбиту, приземлился спускаемый аппарат, пилотируемый Нэшей и несущий на борту камеру биоизоляции, две команды – медиков и биологов – и меня.

К тому времени мы уже знали, что и с климатом, и с атмосферой нашего нового дома вышла промашка. Поняв, что мы не сможем находиться снаружи без ребризеров, Маршалл всерьез рассматривал план Б: развернуться и лететь к запасной планете. Но после долгих обсуждений, иногда переходящих в яростную перепалку, Дугану и нескольким другим спецам из биологического отдела удалось убедить командора, что, внедрив в экосистему искусственно созданные водоросли, мы сможем довести парциальное давление кислорода в атмосфере до жизнеобеспечивающего уровня в разумные сроки. «Разумные» в данном случае означало, что это не обязательно случится в пределах продолжительности жизни кого-либо из взрослых членов экспедиции, но, возможно, при жизни некоторых эмбрионов, которых мы везли в трюме.

Кажется, я уже упоминал ранее, что шансы подобных экспедиций при переориентации на вторичную цель стремятся к нулю, поэтому в конце концов Маршалл согласился на Нифльхейм.

Первоочередная задача для любой новой колонии – определить, есть ли в местной микробиоте организмы, которые могут представлять опасность для здоровья человека.

Для справки: в любой местной микробиоте всегда есть организмы, которые не только могут, но и наверняка будут представлять опасность для здоровья человека.

Естественно, это определяется путем воздействия на расходника экспедиции всего и вся, что можно выделить из местной почвы. Затем остается только ждать и смотреть, что произойдет с расходником.

Мы пробыли на поверхности меньше суток, когда Нэша поцеловала меня на прощание и потрепала по щеке, после чего лаборант медцентра Аркадий отвел меня в изолятор. Последнее, что он сделал, прежде чем оставить меня одного, – надел мне на голову сканирующий шлем для непрерывной загрузки. Когда я спросил, для чего, он ответил:

– Вероятнее всего, позже вас попросят описать свои ощущения.

– Да неужели? – возмутился я. – Если вы собираетесь заразить меня супергерпесом, прекрасно, это моя работа. Но почему я должен запоминать свои мучения?

Аркадий пожал плечами, вышел из комнаты и закрыл дверь.

* * *

Изолирующая камера представляла собой цилиндр: в ширину, если вытянуть руки в стороны, я мог почти коснуться стен, а в высоту – встать в полный рост, не ударившись головой. В центре стоял металлический стул, он же при необходимости превращался в унитаз, если отодвинуть крышку сиденья; в потолке находилось вентиляционное отверстие, а в стене напротив двери – выдвижной ящик, где мне оставили немного еды на тот случай, если умру я не сразу. Не успел я сесть, как зашипела вентиляция.

– Сделайте несколько глубоких вдохов, – велел Аркадий по внутренней связи. – Постарайтесь дышать ртом, если не возражаете.

Я не возражал, потому что воздух, выходящий из вентиляционного отверстия, пах собачьим дерьмом.

Да и на вкус напоминал его же.

Примерно через минуту вентиляционное отверстие закрылось с громким щелчком.

– Спасибо, – сказал Аркадий. – Устраивайтесь поудобнее. Это может занять некоторое время.

Я с трудом подавил в себе желание сказать, что мне жаль доставлять ему столько хлопот и что я постараюсь умереть как можно быстрее.

Через несколько минут в крохотном окошечке в двери показалось лицо Нэши.

– Привет, – сказала она. – Как там у тебя дела?

Я скривился:

– Лучше всех. – Потом указал на ящик у меня за спиной: – Мне тут оставили перекусить.

Она улыбнулась:

– Повезло тебе. У нас из еды только паста из рециклера и вода.

Я повернулся, порылся в ящике, нашел протеиновый батончик и снял обертку.

– Круто, – сказал я, откусывая батончик. – Все лучшее – жертвенному борову.

– Агнцу, – поправила Нэша.

– Что?

– Жертвенному агнцу, Микки. В жертву приносят ягненка. Свиньи – нечистые животные. Их не посвящают богам. Их просто едят.

Я вздохнул.

– Какая разница, если и те, и другие все равно умрут.

* * *

Нэша честно попыталась. С тех пор, как мы впервые поцеловались, она, вероятно, знала, что рано или поздно ей придется смотреть, как я умираю, но когда спустя восемь лет с нашего знакомства это все-таки произошло, мне кажется, она просто растерялась. Не знала, что делать, что чувствовать. Она так и простояла все четыре часа у окна, болтая со мной. Она говорила о том, как выглядит планета на обзорных экранах. О том, какой болван Аркадий. Пересказывала сюжет сериала о семье неприлично богатых придурков на Мидгарде, который когда-то смотрела.

Она говорила о том, чем мы с ней займемся, когда все закончится и я снова выйду из бака.

Я тоже пытался держаться, потому что пыталась она: я не хотел, чтобы из-за меня Нэше было еще тяжелее, чем сейчас. Однако через пару часов мне и самому сделалось нехорошо. Сначала я все списал на психосоматику: решил, что симптомы заражения неизвестным вирусом не могут проявиться настолько быстро, так не бывает. Вскоре, впрочем, стало ясно, что у меня и вправду поднялась температура. Аркадий вернулся задать несколько вопросов о моем самочувствии. Я сказал, что, по ощущениям, похоже на раннюю стадию гриппа. Он кивнул и снова ушел. Через три часа начался кашель. Через три с половиной часа я уже харкал кровью. Нэша к тому времени почти перестала со мной говорить, но по-прежнему не уходила и смотрела на меня через окно, прижав ладонь к стеклу рядом с лицом.

На отметке в четыре часа мне удалось набрать в грудь ровно столько воздуха, чтобы хватило выдохнуть: «Уходи». Я не хотел, чтобы Нэша видела, чем кончится дело.

Но она не сдвинулась с места. Когда все сомнения в происходящем отпали, Нэша, буквально выкручивая руки Аркадию, настояла на том, чтобы он выдал ей костюм биологической защиты и разрешил войти ко мне в изолятор. Сначала я пытался уговорить ее уйти. Но когда все стало настолько плохо, что в приступе кашля я сломал ребро и начал выплевывать куски легких, она взяла меня за руку, другой прижала мою голову к своему животу и говорила, говорила со мной, не переставая. То, что она сделала тогда, было так ужасно и так прекрасно, что, проживи я еще хоть тысячу лет, никогда не перестану быть ей благодарным.

После этого я прожил еще около часа. На будущее: если у вас будет выбор, каким образом уйти из жизни, постарайтесь избежать легочного кровотечения. Думаю, что обладаю экспертным мнением по этому вопросу. Не тот способ, которым стоит воспользоваться.

* * *

Я очнулся голый и весь в слизи, растянувшись на полу рядом с переносной цистерной, которую также спустили в посадочном модуле.

– С ума сойти, – проворчал я, выкашляв остатки жидкости из уже не кровоточащих легких. – Неужели даже кровати не заслужил?

Берк, мой дорогой друг из медцентра, швырнул мне полотенце.

– Вы были в дерьме с головы до ног, – сказал он. – Не хотелось стирать простыни.

Я кое-как, насколько сумел, стер липкую дрянь с тела и влез в выданный доктором серый комбинезон.

– Поешьте как следует, – посоветовал он. – Даю вам сутки, чтобы отдохнуть, а затем продолжим.

* * *

– Жесть, – сказала Нэша. – Это была жесть.

Я взглянул на нее. Мы сидели друг напротив друга за столом в общей гостиной. Она боялась посмотреть мне в глаза.

– Да, – согласился я, – не без этого. Спасибо, что оставалась со мной до конца.

Она уставилась в потолок, потом перевела взгляд на собственные руки – в общем, смотрела куда угодно, лишь бы не на меня.

– Микки… – начала она.

Я ждал продолжения, но довольно быстро понял, что его не будет, и тогда решил помочь Нэше соскочить с крючка, на который она сама себя поймала.

– Больше такого не делай, не надо, – попросил я. – Никому не следует смотреть, как тот, кого он…

– Любит, – подсказала она.

Я невольно улыбнулся. К тому времени мы были вместе уже восемь лет, но это слово прозвучало впервые.

– Не нужно больше наблюдать, как я умираю. Одного раза достаточно.

– Нет, – уперлась она. – Я буду с тобой. Ужасно умирать, пусть даже временно, когда рядом нет никого, кроме этого противного Аркадия.

Я потянулся к ней через стол. Мы переплели пальцы.

– Все равно кто-то должен там находиться, – подытожила она. – Надо ведь следить, чтобы ты не сбежал.

* * *

Так случилось, что прошла почти неделя, прежде чем меня снова отправили в изолятор. Большую часть этого времени я провел с Нэшей. Иногда мы разговаривали, несколько раз играли в карты – она захватила с собой колоду с «Драккара», – но чаще просто обнимались. Больше заняться было нечем.

Четыре дня спустя Берк зашел в крошечный, отгороженный занавеской закуток, где я спал, заставил меня закатать рукав и сделал полдюжины инъекций иглами толщиной с обрезок водопроводной трубы. На половине процедуры пришлось поменять руку, потому что на левом плече уже наливался багровый кровоподтек. Когда я спросил о содержимом шприцов, Берк заявил, глядя мне в глаза, что не обязан объяснять подопытной морской свинке ход эксперимента. Я снова задал тот же вопрос, и он, хоть и закатив демонстративно глаза, все же ответил:

– Первые два укола – иммуностимуляторы. Остальные четыре – вакцины против микроорганизмов, убивших ваше предыдущее воплощение. Мы дадим бактериям два дня, чтобы они подействовали, а затем попробуем еще раз.

– Отлично, – сказал я. – Как думаете, на этот раз у меня появится шанс выжить?

Доктор посмотрел на меня, пожал плечами и отвернулся.

– Никогда заранее не угадаешь, – бросил он, а затем добавил, уже выходя за качнувшуюся за ним занавеску: – Но вряд ли.

* * *

Я не помню, что произошло с Микки-4. Знаю, что он скончался на руках у Нэши, как и Третий, потому что меня потом заставили посмотреть запись с камеры видеонаблюдения. Но сам я ничего не помню, потому что первым делом, когда задраили дверь изолятора, Четвертый отсоединил провода сканирующего шлема и снял его.

– Ну здрасьте, – нахмурился Аркадий. – Вы что делаете?

Микки-4 закатил глаза.

– А на что похоже?

– Наденьте шлем обратно, – велел Аркадий. – Вы нарушаете протокол.

Четвертый помотал головой:

– Извините, Аркадий. Если прививки подействуют, мы сможем сделать полную запись, как только вы меня выпустите отсюда. А если нет…

– А если нет, тогда мы потеряем ценные данные!

Микки снова возвел глаза к потолку.

– Какие ценные данные? Что за чушь вы городите? Мне не задали ни единого вопроса о том, что случилось с Третьим.

– Нам известно, что случилось с вашим последним клоном, Барнс. Он умер от обильного легочного кровотечения. Не о чем было расспрашивать. Но как быть, если с вами произойдет что-то более… интересное?

Четвертый смотрел на него сквозь маленькое окошко не меньше десяти секунд, а потом расхохотался.

– Интересное? – спросил он, отсмеявшись. – Интересное, значит? Вот что я тебе скажу, засранец. Если со мной здесь случится что-нибудь интересное, я обязательно дам тебе знать. Справедливо?

– Барнс! – рявкнул Аркадий. – Наденьте шлем. Немедленно.

Четвертый скрестил руки на груди и ухмыльнулся.

– Кстати, эти защитные костюмы такие ненадежные, – заметил он. – Стоит слегка зацепить – глядь, уже и дырка. Подумай об этом, а потом зайди сюда и попробуй меня заставить надеть чертов шлем.

* * *

Как потом выяснилось, с Четвертым не произошло ничего особо интересного. Он продержался намного дольше Третьего, более суток, прежде чем у него начали проявляться первые симптомы. Зато потом микроб, убивший его, начал действовать стремительно. Сначала он полностью очистил желудочно-кишечный тракт: Микки-4 полоскало с обоих концов неудержимыми кровавыми потоками. Когда в ЖКТ не осталось жидкостей, начали отказывать печень и почки. Через тридцать два часа у клона развился сепсис, через тридцать шесть часов он потерял сознание. К сороковому часу Четвертый был мертв.

* * *

Я снова проснулся на полу. На этот раз меня ждали одиннадцать уколов.

– Ого, – восхитился я, – быстро-то как!

– Не так уж и быстро, – заметил Берк. – С последней попытки прошло восемь дней. Дуган велел не восстанавливать вас, пока мы не будем готовы к следующей серии прививок. Нет смысла переводить еду на расходника, который все равно скоро сыграет в бак, верно?

Он поставил мне уколы: четыре в правое плечо, три – в левое, остальные – в правое бедро.

– Кстати, – сказал доктор, закончив прививки. – Дуган велел передать: Маршалл требует, чтобы на этот раз вы надели шлем.

– Нет, – уперся я. – Не стану.

– Да-да, – кивнул он. – Командор ждал такого ответа. Поэтому также просил передать: если откажетесь, мы уполномочены бросать каждую последующую вашу версию в изолятор без всяких прививок, пока вы не начнете придерживаться программы эксперимента.

Потом он ушел и оставил меня голышом размышлять, сидя на бортике резервуара, что хуже: бесконечный круговорот мучений, о которых я даже не вспомню, или одна ужасная смерть, которая навсегда запечатлеется в памяти.

* * *

В конце концов я надел шлем. Нэша снова пришла меня проводить. На этот раз она поцеловала меня, а потом крепко обняла и не отпускала, так что Аркадию пришлось оттаскивать ее силой.

– На этот раз все получится, – заявила она, когда я вошел в изолятор. – На этот раз ты выйдешь отсюда живым.

– А вы что скажете? – спросил я Аркадия, пока он подсоединял провода к шлему. – Получится или нет?

Он пожал плечами.

– Случались и более странные вещи.

* * *

Я провел день в камере и чувствовал себя прекрасно.

* * *

Спустя два дня я чувствовал себя прекрасно.

* * *

К третьему дню у меня начались перепады настроения, тело одеревенело от попыток заснуть в дурацком кресле, а запасы еды в ящике стремительно таяли. В остальном же я чувствовал себя прекрасно.

* * *

Утром восьмого дня Аркадий приказал мне раздеться догола, раскинуть руки-ноги, задержать дыхание и закрыть глаза. В течение следующих тридцати секунд меня несколько раз обработали спреем из различных едких и наверняка токсичных жидкостей.

– Теперь можете дышать, – сообщил Аркадий, когда душ иссяк. – Но глаза пока не открывайте.

Я зажмурился изо всех сил, но сквозь веки все равно пробивалось яркое до рези сияние дезинфицирующего ультрафиолета.

Цикл повторился трижды.

К тому времени, когда все закончилось, я был красным, как вареный рак, и мне казалось, что с меня живьем содрали кожу.

Но я был жив.

Я впервые сам вышел из изолятора.

– Одевайтесь, – велел Аркадий, – и идите в медпункт. Пока что я не могу дать гарантии, что вы вне опасности.

– Послушайте, – вмешалась Нэша, – а можно мне пойти с ним?

Аркадий долго смотрел на нее, потом отрицательно покачал головой:

– Не стоит. После обследования – пожалуйста, он весь ваш. А пока Барнс остается потенциальным источником заражения.

* * *

Результаты обследования были почти идеальными.

Почти.

Анализ крови, физический осмотр, посевы соскобов кожи и мазков из горла и носовых пазух вернулись чистыми. А напоследок мне сделали магнитно-резонансное сканирование всего тела.

– На всякий случай, – сказал Берк.

И случай не заставил себя ждать.

Я снова сидел в столовой напротив Нэши, которая потягивала протеиновый коктейль и в мельчайших подробностях рассказывала, что она собирается со мной сделать, когда ее снова допустят к телу, как вдруг она замолчала на полуслове и уставилась на кого-то у меня за спиной. Я оглянулся. Это был Берк. В руках он держал планшет.

– Уже обменялись телесными жидкостями? – поинтересовался он.

– Еще нет, – ответила Нэша. – Но собираемся.

– Уже нет, – сказал Берк. – Ваши планы отменяются.

Он развернул планшет так, чтобы нам обоим было видно экран. Там было изображение разрезанного пополам грецкого ореха: серое вещество, обернутое вокруг белого вещества, обернутого вокруг…

– Что это? – спросил я, заранее зная ответ.

– Это ваш мозг, – пояснил Берк.

– А это? – Нэша перегнулась через стол и ткнула пальцем в темный завиток в центре изображения. – Что еще за хрень?

– Опухоль, – сказал я. – У меня опухоль мозга, да?

– Нет, – покачал головой Берк. – Нет у тебя никакой опухоли и быть не может. Твоему телу без году неделя. Опухоли в мозгу так быстро не растут.

– Ладно, – согласился я, – тогда что это?

– Не знаю, – ответил доктор. – Это нам предстоит выяснить, а вам пока придется вернуться в изолятор.

* * *

Помните, я говорил, что не стоит умирать от легочного кровотечения? Тогда вот вам еще одно дополнение к списку смертей, которых следует избегать: не допускайте, чтобы ваш мозг съели гельминты.

Им потребовалось около месяца, чтобы прикончить меня, но в последнюю неделю от меня осталась практически пустая оболочка. Однако на второй и третьей неделе мне пришлось несладко. Все началось с головных болей, за ними последовали судорожные припадки, а там подоспело и прогрессирующее слабоумие. Под конец со мной стали разговаривать стены: они нашептывали, что Нэша на самом деле меня не любит, что все мои предыдущие воплощения ждут меня в аду, что паразиты так и будут без конца грызть мое тело, не позволяя мне умереть.

По меньшей мере последнее утверждение было ложью. Они позволили мне умереть.

Когда все закончилось, личинки полезли у меня изо рта, носа и ушей, готовые перейти к следующему этапу своего жизненного цикла. Мы так и не узнали, что это были за черви, потому что Аркадий полностью простерилизовал камеру, а мои останки сунул в бак, чтобы создать нового меня.

* * *

Вы, наверное, думаете, что после такого любая казнь, которую измыслил для меня Маршалл, меня уже не пугала.

Если вы и правда так думаете, знайте: все ровно наоборот.