Текст книги "Микки-7"

Автор книги: Эдвард Эштон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Они, наверное, в полной броне, – замечаю я. – И без снегоступов. Помнишь, как весело было вчера?

– Да, точно. И все равно…

У меня пищит коммуникатор, и на экране всплывает новое сообщение. Командование просит нас подождать двенадцать минут, прежде чем двигаться дальше. Кошка со вздохом прислоняется к вышке, поднимает ускоритель и прицеливается в голую скалу, торчащую из-под снега в пятидесяти метрах от нас.

– Я не стреляла из такой штуковины со времен тренировочного лагеря на Мидгарде, – говорит она. – Надеюсь, еще не забыла, как она работает.

– Наводишь и нажимаешь на кнопку, – поясняю я. – Все остальное сделает за тебя программа прицела.

Сработавший ускоритель жужжит, отдача бьет Кошке в плечо, и мгновение спустя вершина скалы взлетает на воздух облаком гранитной крошки.

– Круто! – говорит моя напарница. – Получилось!

Я хочу посоветовать поберечь заряд на тот случай, когда он нам понадобится, и в эту минуту обломки оседают на снег.

Среди них скрючился ползун: голова торчит наружу в том месте, куда выстрелила Кошка, задняя часть тела находится под снегом. Пасть широко раззявлена, хваталки загребают в воздухе.

– Кошка? – окликаю я.

– Тише, – шипит она. – Вижу.

Она тщательно целится, вновь раздается жужжание и глухой звук отдачи. Передние сегменты ползуна разрывает веерным лучом, тело подлетает вверх и падает обратно в снег.

– Да, – говорит она. – Сработало!

Снег вокруг скалы начинает вскипать.

Снежный покров вздымается волной: она перекатывается, поднимается, оседает и снова взмывает вверх.

Волна приближается к нам.

– Микки? – зовет Кошка.

В тридцати метрах из-под снега выныривает ползун. Кошка опять стреляет, но это панический выстрел, сделанный наугад, он только вздымает облака пара и снега, не зацепив ползуна. Огнемет на вышке, под которой мы стоим, оживает. Его луч скользит по снегу вокруг скалы, и мгновение спустя перекрещивается с лучами от вышек слева и справа от нас. Пар поднимается вверх горячими облаками, загораживая обзор и скрывая приближающуюся волну. Я уже успел один раз разрядить оружие, но еще до выстрела мое поле зрения разделилось. Правым глазом я смотрю вдоль ствола акселератора – туда, где, как я полагаю, на нас движется передовой отряд ползунов. Но левым я кошусь на купол. Вижу взорванную скалу, Кошку, клубы пара там, где огнеметы испаряют снег. Изображение смазано, цвета размыты, детали сглажены.

Сквозь просвет в облаках пара я мельком вижу двух человечков, смотрящих на меня.

Крепко зажмуриваюсь, снова открываю глаза и вижу обычное стилизованное изображение местности, поступающее на мой экран. Наверное, случайно наложилась картинка с другой камеры – может, я поймал сигнал передатчика с соседней вышки? Я встряхиваю головой и отступаю на полшага назад. Зацепившись за камень левым снегоступом, я валюсь на спину. На экране одна из фигурок роняет мультяшную винтовку и отшатывается, а другая поворачивает полупрозрачную голову и смотрит на меня в упор. Я падаю навзничь, экраном окуляров вверх, но точка зрения не меняется, и я вижу, как обезоруженная фигурка исчезает в распадающемся на пиксели снегу. Другой человечек поднимает оружие и стреляет, снова и снова, и каждый выстрел взрыхляет снег посередине между ним и мной.

Я слышу голоса, но не могу отделить крики по коммуникатору и гневный рев Кошки от чужой речи, тихой и спокойной, из которой не могу понять ни одного слова. Оставшаяся на ногах фигурка поднимает винтовку, и та сжимается до точки глядящего на меня дула…

* * *

– Он приходит в себя.

Голос незнакомый. Мне требуется несколько мгновений, чтобы сообразить: говорят обо мне.

– Он нас слышит? – Это Кошка.

Я открываю глаза и обнаруживаю, что лежу на спине в палате для обследований в корабельном лазарете. Кошка склоняется надо мной. Она выглядит встревоженной.

– Эй, – говорит она. – Ты здесь?

Еще несколько секунд, чтобы во рту набралось достаточно слюны, и у меня получается выговорить:

– Ага, здесь. Что случилось?

Кошка выпрямляется, а я пытаюсь сесть. Однако чьи-то руки хватают меня сзади за плечи и мягко прижимают к кровати.

– Полегче, Барнс. Давайте для начала убедимся, что вы не пострадали, прежде чем начнем совершать резкие движения.

Я задираю голову, оглядываясь назад и вверх, и упираюсь взглядом в заросшие седыми волосками ноздри лысеющего врача средних лет по имени Берк.

Его присутствие не слишком обнадеживает. Он уже несколько раз убивал меня.

– Простите, – говорю я. – Со мной что-то не так?

– Не знаю, – говорит Берк. – Никаких физических повреждений нет, и ваша ЭЭГ на данный момент выглядит нормально. Однако, судя по словам Чен, вы ни с того ни с сего завалились, как куль с мукой, без всякой видимой причины. С медицинской точки зрения это не лучший знак.

– Почему мы не погибли? На нас собирались напасть ползуны, разве нет?

– Собирались, – говорит Кошка. – Но так и не напали. Я не знаю почему.

– Вышки, – вспоминаю я. – С них стреляли огнеметы, да?

– Ага, – кивает Кошка. – Стационарные огнеметы на вышках намного мощнее портативных. Когда рассеялся пар, вокруг не было ни одного мертвого ползуна, но, может, выстрелы вынудили их зарыться в землю?

– Может, и так, – соглашаюсь я, но почему-то мне не верится.

– А может, – говорит Кошка, – я завалила их главного босса.

Я вырываюсь из захвата рук Берка и резко сажусь.

– Что?

– Когда активировались огнеметы на вышках, я почти не видела, что происходит прямо перед нами. Все застлало паром, помнишь? Тогда я взглянула наверх и увидела, что немного выше по склону холма из сугроба торчит гигантский ползун.

Я настораживаюсь.

– Что значит – гигантский?

Она пожимает плечами:

– Сложно сказать. До него было не меньше ста метров. Может, вдвое крупнее других? Или еще больше. Как бы то ни было, он оказался единственной целью, в которую я действительно могла попасть, поэтому я выстрелила. Через несколько секунд огнеметы отключились, а ползуны исчезли.

Я свешиваю ноги со смотрового стола.

– Сколько у него было жевательных челюстей?

Брови Кошки сходятся на переносице.

– После моего выстрела? Нисколько. А до выстрела не было времени сосчитать.

Я встаю. Перед глазами все плывет, но потом взгляд снова фокусируется.

– Вам нельзя уходить, вы должны какое-то время побыть под наблюдением, – пытается надавить Берк. – Подобные неврологические симптомы – не шутка, Барнс. Я хочу сделать снимки. Это может быть опухоль.

Я смотрю на него, отрицательно мотая головой, и подбираю с вращающегося стула рубашку, которую, видно, кинули туда, когда принесли меня на осмотр.

– Нет у меня никакой опухоли, – бурчу я.

– Откуда вам знать, – возражает Берк.

– У нас однажды уже был такой разговор, – говорю я. – Помните? Опухоли растут долго, а мне всего полтора дня от роду.

Он морщится. Видимо, вспомнил.

– Ладно, – уступает врач. – Пусть не опухоль. Но позвольте мне проверить кое-что еще.

Он поворачивается, роется в ящике стола и достает тонкую палочку с чем-то вроде присоски на одном конце и считывающим устройством на другом. Берк подходит, пока я надеваю рубашку через голову, и кладет руку мне на плечо.

– Постойте смирно, – велит он, – и посмотрите на потолок.

Я тяжело вздыхаю и закатываю глаза до упора. Берк одной рукой обхватывает мне затылок, а другой прижимает кончик палочки к левому глазу.

– Ой! – вскрикиваю я.

– Ну что вы как маленький. Это займет всего секунду.

Палочка пищит, и врач отнимает ее от моего глазного яблока.

– Хм! – мычит он.

Кошка подходит ближе и, заглядывая Берку через плечо, смотрит на считывающее устройство.

– И что это означает?

Он поворачивается к ней:

– Похоже, в течение последнего часа в окулярах произошел скачок напряжения. Вам стоит проверить их, Барнс. В конце концов, окуляры напрямую подключаются к мозгу. Пользоваться неисправным оборудованием опасно.

– Хорошо, – говорю я. – А вы можете их проверить?

Он качает головой.

– Нет, я разбираюсь только в устройствах, созданных природой. Вам нужен специалист из отдела биоэлектроники.

Конечно.

– Спасибо, – говорю я. – Займусь этим немедленно.

* * *

– Признавайся, – требует Кошка. – Что на самом деле с тобой случилось, Микки?

Мы находимся в главном коридоре первого уровня, возле рециклера. Я понимаю, почему рециклер и медицинский центр расположены рядом, но по коже все равно пробегает озноб, когда мы проходим мимо двери.

– Понятия не имею, – отвечаю я. – Просто потерял сознание.

Так ли просто? Воспоминания о мультяшных образах – моем и Кошки – все больше напоминают остаточные видения, проносящиеся в мозгу после удара током непосредственно перед отключкой, и все же…

– Я бы сказала, что тебе следует показаться врачу, – замечает Кошка, – но ты только что у него был. Как насчет воспользоваться советом Берка и проверить, что у тебя с окулярами?

– Посмотрим, – говорю я. – Сегодня днем я занят, но попробую завтра записаться к кому-нибудь на консультацию, если будет такая возможность.

– Я бы не стала откладывать на потом, а впрочем, дело твое.

– Спасибо, – говорю я. – Я подумаю.

Ложь. Все, что мог, я уже обдумал. Как и сказал Берк, глазные импланты напрямую подсоединены к зрительным нервам, а те взаимодействуют еще с полудюжиной участков мозга. Нельзя просто взять и вытащить один имплант, после чего вставить другой. Любому, у кого глючат окуляры, предстоит долгая и сложная микрохирургическая операция по их замене.

Почему-то мне не кажется, что на меня станут тратить столько усилий. Проще подарить расходнику еще одну поездку в бак.

Мы дошли до центральной лестницы. Я ставлю ногу на первую ступеньку и оглядываюсь. Кошка не идет за мной.

– У меня смена заканчивается только через три часа, – объясняет она. – Амундсен разрешил убедиться, что с тобой все в порядке, но теперь я должна вернуться.

– Вот как, – говорю я. – А я им еще нужен?

Кошка одаривает меня полуулыбкой.

– После всего, что произошло? Нет. Не сейчас. И, вероятно, снова тебя вызовут не скоро. Служба безопасности не в восторге от парней, которые лишаются чувств во время перестрелки.

Ох ты.

– Я не лишился чувств, – возражаю я. – Произошел какой-то сбой. Я поймал чужую передачу…

Она приподнимает одну бровь:

– Что поймал?

– Чужую проекцию, – бормочу я. – Я увидел…

И тут в голову закрадывается мысль: возможно, не стоит рассказывать Кошке, что именно я увидел, когда упал. Не хочу, чтобы она решила, будто у меня нервный срыв.

И не хочу искать настоящую причину, если никакого нервного срыва у меня нет.

– Сам не знаю, что я видел, – говорю я наконец. – Со мной произошло что-то странное, но это точно был не обморок.

Видно, что Кошке делается неловко.

– Ничего страшного, Микки. Ты не первый, кто запаниковал под огнем.

– Думаешь, я просто испугался?

Она отводит взгляд.

– Неважно, что я думаю. Увидимся позже, Микки.

* * *

Расставшись с Кошкой, я захожу в кафе и съедаю еще одну порцию протеиновой пасты, а потом возвращаюсь к себе. Чем мне еще заняться? Когда я вхожу в отсек, Восьмой сидит на кровати с планшетом на коленях.

– Привет, – говорит он. – Ты рано освободился.

Я падаю на стул и начинаю расшнуровывать ботинки.

– На меня снова напали. И снова я чуть не умер. На этот раз загремел в лазарет. Мне велели пойти домой и передать, что с этого момента пора и тебе приступить к выполнению наших дурацких обязанностей.

Восьмой откладывает планшет в сторону, потягивается и встает.

– Ага. Что ж, раз ты вернулся, тогда пойду поем. Сколько от нашего пайка ты мне оставил?

– Не знаю, – говорю я. – Около девятисот килокалорий? Но это не точно.

– Прекрасно, – отвечает он. – Тогда я доем все.

Я собираюсь возразить, но он уже выходит за дверь.

– Даже не начинай, – роняет он, не оборачиваясь. – Я только из бака.

– Эй, – говорю я ему в спину, – запястье забинтуй, а?

Он поддергивает рукав, чтобы показать кисть. Повязка на месте, но она сползла. Я собираюсь высказать все, что я думаю, но Восьмой перебивает меня, закатив глаза:

– Не волнуйся. Если кто-нибудь спросит, отвечу, что на мне все заживает как на собаке.

Когда он уходит, я забираюсь в кровать и беру планшет. Он читал о мире Эшера. Целых пять секунд я удивляюсь, что он исследует те же материалы, которые интересуют и меня, пока не вспоминаю: он и есть я, в буквальном смысле, и было бы куда удивительнее, если бы он интересовался чем-то другим.

Во всяком случае, он – это я за вычетом последних шести недель. Не знаю почему, но, похоже, уточнение важное.

Я уже размышлял об экспедиции, отправленной с Эшера, и пришел вот к какому выводу: их положение на самом деле не сильно отличалось от нашего. Планета, куда они направлялись, оказалась слишком горячей для жизни. А наша – слишком холодной, ну или почти слишком. Если бы разработчики миссии на Мидгарде добыли точные сведения об уровне кислорода в атмосфере, они бы еще тогда сообразили, что биосфера на Нифльхейме существует на нижнем пределе возможного, но на расстоянии между мирами в семь с лишним световых лет остается довольствоваться теми данными, которые удается получить.

Я невольно задаюсь вопросом: а что бы мы делали, если бы здешние условия оказались хоть чуточку хуже? Если бы тут было на несколько градусов холоднее и чуть меньше кислорода или в атмосфере обнаружились бы токсичные вещества? Мы привезли с собой оборудование для терраформирования, но это безумно медленный процесс. Я читал о десятках колоний, столкнувшихся с похожими трудностями. Кое-кто пытался перестроиться на ходу, дозаправиться и улететь на другую планету. Иные оставались в корабле на орбите, сбросив вниз терраформирующее оборудование, и просто ждали, пока оно сделает свое дело.

Были и такие – например, ребята из мира Эшера, – кто прекратил борьбу, сдался и умер.

Среди всех прочих, кто не оставил попыток основать новые миры, я мог бы по пальцам одной руки пересчитать тех, кому это удалось. Даже на гостеприимной планете сложно основать колонию. На негостеприимной – практически невозможно.

А что в итоге будет с Нифльхеймом? Думаю, время покажет.

Я как раз размышляю, какое значение может иметь провал нашей миссии – как для всех колонистов, так и для меня лично, – когда слышу писк окуляра.

<КрасныйЯстреб>: Привет, Мик. Слышал, у тебя выдался тяжелый денек. Я освобожусь со смены в 16:00. Не хочешь поужинать вместе? Я угощаю.

Мгновенная мысль: «Черт возьми, да!» – тут же вступает в голове в спор с другой: «Еще неизвестно, чем придется платить за этот ужин!» Прежде чем я успеваю их угомонить и сформулировать ответ, перед глазами выскакивает новое сообщение.

<Микки-8>: Согласен! До встречи, приятель.

Ну уж нет! Я открываю окошко личной переписки.

<Микки-8>: Не борзей, Восьмой. Ужин достанется мне.

<Микки-8>: Немощь после бака, Седьмой. Мне нужна нормальная еда. У нас на карточке еще триста килокалорий. Можешь забрать их себе.

<Микки-8>: Послушай, дружище. Я дважды чуть не умер за последние сутки, и оба раза ты дрых. Если хочешь выяснить отношения, встречаемся у рециклера через двадцать минут, и на этот раз все будет серьезно.

<Микки-8>: Ого. Аж холодом повеяло.

<Микки-8>: Я не шучу, Восьмой. Если не вернешься сюда к 15:45, можешь попрощаться с жизнью.

<Микки-8>: …

<Микки-8>: Что решил?

<Микки-8>: Ладно, так и быть. Подавись своим шикарным ужином, только не ной. Жду не дождусь, когда тебя снова сожрут ползуны.

14

– Налетай! – предлагает Берто. – Заказывай все, что пожелаешь, приятель.

Я невольно кошусь на кролика.

– В пределах разумного, конечно, – добавляет он. – Я все-таки не калорийный магнат.

Я оглядываю кафе. Мы пришли к началу ужина, так что пока здесь не слишком многолюдно. Однако за столиком у дверей сидит куча охранников. Один из них встречается со мной взглядом. Он что-то говорит своим друзьям, и все за столом дружно разражаются смехом.

Отлично. Теперь я расходник, который боится умереть. Я почти уверен, что достиг социального дна, ниже которого, по меркам колонии, упасть невозможно.

– Эй, – окликает меня Берто. – Ты чего завис?

Я поворачиваюсь к стойке раздачи.

– Обозначь предел, – говорю я. – А то я готов смести все, что вижу.

Берто тоже смотрит на стойку и задумчиво чешет в затылке.

– Вот что я тебе скажу. Выбирай на тысячу килокалорий, идет?

Я смотрю на него:

– Тысячу? Ты не шутишь?

– He-а, – говорит он. – И до этого я был с тобой совершенно искренен. Ты мой лучший друг. Я не должен был тебе лгать. Считай, это мой способ извиниться.

Он по-прежнему лжет, но сейчас мне на это наплевать. Я заказываю картофель, жареных сверчков и маленькую миску салата из помидоров. Это всего семьсот килокалорий, так что я добавляю кружку протеиновой пасты. Не пропадать же добру, верно? Когда мой поднос выдвигается из раздаточного устройства, я вижу, что Берто тоже сделал заказ.

Себе он заказал кролика.

– Берто! – возмущаюсь я. – Какого хрена, дружище?

Он усмехается.

– Ты же не думал, что я стану из-за тебя голодать? Брось, Микки. Мне, конечно, стыдно, но не настолько. Я не склонен к самобичеванию. Просто хочу поделиться своим богатством с ближним.

На двоих у нас выходит две тысячи четыреста килокалорий. Берто показывает окуляр сканеру. Тот мигает зеленым.

– Серьезно, – говорю я, – какого хрена?

Улыбка Берто становится шире.

– Помнишь, я вытащил тебя полетать на флиттере?

О боже, помню ли я.

– Помню, – говорю я. – Такое забудешь!

Его поднос выскакивает из раздачи. Мы забираем еду и направляемся за стол у дальней стены. По дороге я затылком чувствую на себе взгляды парней из службы безопасности.

– Помнишь, мы перелетели через горную гряду примерно в двадцати километрах к югу от купола?

Весь наш полет остался в памяти одним размытым пятном, и я понятия не имею, о чем говорит Берто, но, чтобы не прерывать рассказ, киваю. Мы садимся, и он тут же вгрызается в кроличий окорочок.

– На вершине гребня была скала, – бубнит он с набитым ртом. – Мы пролетели прямо над ней. Припоминаешь?

К этому моменту чушь, которую он несет, уже окончательно меня достает.

– Нет, – говорю я. – Честно говоря, не припоминаю.

Он пожимает плечами.

– Неважно. Представь себе гранитный шип метров тридцать высотой, к которому прислонена еще одна плита, чуть покороче. Расстояние между ними у основания примерно десять метров, а кверху сходит на нет.

– Хорошо, – киваю я. – Наверное, такое я могу себе представить. – На самом деле теперь, после его описания, я вроде бы припоминаю участок, о котором идет речь. Я еще подумал тогда – классное место для боулдеринга[9]9
  Вид скалолазания – лазание по валунам.


[Закрыть].

Пока мы не узнали о ползунах.

– Так вот, – продолжает Берто, – за последние несколько недель я всем уши прожужжал своими рассказами о том, что смогу пролететь сквозь эту щель в скалах. Безумие, правда? Я имею в виду, что даже если лететь, развернувшись на девяносто градусов, зазор с обеих сторон будет максимум полметра, и входить в поворот придется с запасом в десятую долю секунды, не больше.

– Да, – соглашаюсь я. – И впрямь безумная затея. И что было дальше?

– А дальше, – говорит Берто, – все согласились с тем, что это настоящее безумие. И тогда я начал принимать ставки.

Он прерывается, чтобы откусить кусок мяса, но я не нуждаюсь в том, чтобы он закончил свою мысль.

– Так ты это сделал?

– Ага, – говорит он с самодовольной ухмылкой, которой я не видел на его лице, кажется, с тех самых пор, как он выиграл треклятый турнир по погболу. – Сделал. И собрал на ставках три тысячи килокалорий. Неплохо, правда?

– Ты… – начинаю я и замолкаю, чтобы собраться с мыслями. – Берто, ты мог погибнуть.

– Мог, – кивает он. – Но не погиб.

Я кладу вилку рядом с подносом, и руки сами собой сжимаются в кулаки.

– Ты рисковал жизнью. Ты рисковал своей чертовой жизнью ради двухдневного пайка!

Самодовольная ухмылка линяет с лица моего товарища.

– Эй, – ворчит он, – полегче, приятель. Не нужно преувеличивать.

– Я преувеличиваю? Ты рисковал жизнью ради каких-то несчастных калорий, Берто! А ради меня ты на такой риск не пошел… черт бы тебя подрал.

У Берто отвисает челюсть. Он смотрит на меня. Я – на него.

Тут я понимаю, что, кажется, сболтнул лишнее, обмолвился о том, чего, по его представлению, никак не мог знать… или все-таки мог? Господи, я не в силах упомнить даже своего вранья, где уж мне уследить за ложью Берто!

– Микки, – произносит Берто. – Ты сейчас о чем?

Я беспомощно открываю и закрываю рот, как рыба, вытащенная из воды.

– Ты же только что из бака, – продолжает он. – Или я что-то путаю, Микки?

Я отворачиваюсь. Один из охранников уставился на нас.

– Да, Берто. Так и есть, ты же знаешь.

– Я считал, что знаю, – говорит Берто. – Но, должен признаться, ты меня удивил.

Я тыкаю вилкой в картофелину, кладу в рот и жую. Это первая твердая пища за два дня. Досадно, что я даже не могу по-настоящему ею насладиться.

В следующие пять секунд я пять раз решаю во всем признаться и столько же раз передумываю. Когда я снова смотрю на Берто, он медленно жует и рассматривает меня с прищуром. Я представляю, как говорю ему: «Я не умер. Ты бросил меня в той долбаной расщелине, но я не умер». А когда он откусывает очередной кусок кролика, мысленно добавляю: «Может, следовало предложить тебе двухдневный паек, чтобы ты за мной вернулся, а?» Я собираюсь с духом, чтобы вывалить ему все это, но тут охранник, наблюдавший за нами издалека, встает из-за стола и направляется к нам.

Этот парень мне смутно знаком. Его зовут Даррен. Для колониста он крупноват: ростом почти с Берто и на вид килограммов на десять тяжелее, с остриженными под машинку темными волосами и нелепой курчавой бородкой, пучком растущей только на подбородке. Он не дурак – дураков в экспедицию не брали, – но всегда поражал меня поведением, которое демонстрируют только очень глупые люди, стоит им обрести хоть немного власти. Он останавливается в двух шагах позади Берто, скрещивает руки на груди и наклоняет голову набок.

– Здравствуйте, джентльмены, – говорит Даррен. – Смотрю, вы сегодня наслаждаетесь нашими рационами?

Берто оборачивается, чтобы взглянуть на него, подносит ко рту кроличий окорок и нарочно медленно откусывает.

– Ага, – отвечает он с набитым ртом. – По полной программе.

Лицо Даррена искажается.

– Ты мерзавец, Гомес. Ты мог сегодня утром угробить и себя, и наш единственный рабочий флиттер.

Берто пожимает плечами, поворачивается ко мне и отгрызает еще кусок.

– Без меня флиттер в любом случае бесполезен. Нэша не летает на аппаратах без генератора гравитации. – Он прожевывает, глотает и вытирает рот рукавом. – И кстати, если тебя так сильно заботит сохранность имущества колонии, почему ты участвовал в ставках? Я бы не полетел, если бы вы на меня не поставили. – Он усмехается и заговорщицки подмигивает мне: – Впрочем, кого я обманываю? Конечно, полетел бы. Здесь скука смертная, а это был настоящий экстрим!

Экстрим. Кто бы сомневался. Я с такой силой стискиваю челюсть, что, кажется, у меня сейчас раскрошатся зубы. Даррен переводит взгляд на меня:

– А ты чего набычился, Барнс?

Я боюсь не совладать с голосом, поэтому молчу. Даррен хмуро сдвигает брови и делает полшага вперед.

– Я не шучу, – говорит он. – Если тебе есть что сказать, говори. Если нет, тогда сотри это выражение с лица.

– Отвали! – бросает Берто. – У Микки выдалась пара непростых дней.

– Да-да, – кивает Даррен. – Как же, наслышан. Вчера он позволил погибнуть двум нашим товарищам, а сегодня вырубился посреди боя и вынудил Чен спасать его задницу во второй раз за сутки. Сочувствую, чувак.

Берто аккуратно кладет кроличью кость на поднос и упирается обеими руками в стол. Он больше не ухмыляется.

– Отойди, Даррен.

– Отсоси, Гомес. Я только что съел на ужин поганую пасту из рециклера, и я не в настроении…

Тут он умолкает, потому что поступает крайне опрометчиво, пихнув Берто в затылок. Как я уже говорил, Даррен – крупный парень, охранник из службы безопасности. Наверняка он привык, что подобное поведение сходит ему с рук.

Но Берто, насколько мне известно, такого поведения никогда и никому не прощает.

Одним неуловимым движением он отталкивается от стола, крутнувшись на ноге, и одновременно, разворачиваясь как пружина, отталкивает скамейку, которая бьет Даррена по голеням.

Не случайно Берто так хорош в погболе. Для нескладного и долговязого парня, каким он кажется со стороны, двигается он нечеловечески быстро. Даррен не успевает даже поднять руки, а кулак Берто уже врезается в левую половину его лица и сбивает с ног.

В этот момент обычная школьная заварушка перерастает в бойню.

Я выскакиваю из-за стола. Даррен пытается встать на ноги. Ему удается подняться на одно колено, но Берто ставит ногу ему на плечо и пинает обратно. Не успевает он опустить ногу, как на него налетает другой охранник, ужинавший с Дарреном, и с разбегу толкает Берто лицом на столешницу. От удара стол проезжает по полу полметра и чуть не сносит меня, я едва успеваю отпрыгнуть назад. Берто пытается освободиться, но на нем повисают еще двое: первый пригибает его за шею, стараясь повалить на пол, второй выворачивает руки за спину. Я хватаю первого за плечо здоровой рукой, но тут кто-то третий дергает меня сзади за шкирку, отрывает от пола, с размаху швыряет лицом вниз, падает сверху и вжимает колено между лопаток. Последнее, что я чувствую, – зубцы электрошокера, прижатые к моему загривку.

* * *

– Объяснитесь.

Я искоса смотрю на Берто. Он сверлит взглядом пятно на стене над головой Маршалла. После пяти секунд неловкого молчания я говорю:

– Произошло недоразумение, сэр.

Командор прикрывает глаза и с видимым усилием расслабляет челюсть. Когда он снова открывает глаза, они узкие, как бойницы.

– Недоразумение, – повторяет он. – Именно так вы бы охарактеризовали события этого дня, мистер Гомес?

– Нет, сэр, – отвечает Берто. – По-моему, все участники полностью отдавали себе отчет в происходящем.

– Ясно, – говорит Маршалл. – И что именно все так отчетливо понимали?

Берто с трудом сдерживается, чтобы не улыбнуться.

– В первую очередь участвовшие офицеры службы безопасности были расстроены тем, что изначально неверно оценили ситуацию, и один из них сорвался и решил выместить зло на ни в чем не повинном человеке: первом, кто подвернулся под горячую руку.

– Ясно, – кивает Маршалл. – Следовательно, мистер Дрейк напал на вас? Как же так вышло, что именно он попал в лазарет с трещиной в скуловой кости, тогда как вы, по-видимому, совершенно не пострадали?

Берто пожимает плечами.

– Я сказал, что он напал на меня. Я не сказал, что его нападение увенчалось успехом.

Маршалл еще больше хмурится и поворачивается ко мне:

– Вы согласны с тем, как Гомес характеризует инцидент, мистер Барнс?

– В общих чертах, – говорю я. – Даррен сам подошел к нам. Мы даже не смотрели в его сторону. Он явно был сильно расстроен, поскольку ему пришлось ужинать протеиновой пастой, и мне показалось, что он хочет затеять со мной ссору. Когда дело дошло до рукоприкладства, он, похоже, немного удивился, хотя чему тут удивляться. В конце концов, он первым поднял руку на Берто.

Лицо Маршалла искажает гримаса отвращения, как будто он наелся собачьего дерьма.

– Что ж, прекрасно. Я хотел бы наказать вас за это происшествие по всей строгости, тем более что вы попадаете ко мне в кабинет уже второй раз за последние сутки. Однако, к моему сожалению, запись с камер видеонаблюдения по большей части подтверждает ваш рассказ. Дрейк явно подошел к вам по собственному почину и как минимум дотронулся до Гомеса, прежде чем был нокаутирован. Честно говоря, я ожидал большего от нашей службы безопасности. – Командор не уточняет, имел ли он в виду рассудительность или лучшие навыки кулачного боя. Вместо этого он откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. – Только одно мне непонятно. Почему Дрейк ел протеиновую пасту из рециклера, а вы двое, можно сказать, пировали? Если мне не изменяет память, вчера я урезал рационы вам обоим, а охранникам сейчас полагается две тысячи килокалорий в день. – Он задумчиво гладит подбородок. – Но даже если забыть про пайки, с какой стати Дрейк набросился с обвинениями именно на вас?

Берто бросает на меня быстрый взгляд, но я понятия не имею, как нам выкрутиться из этого положения.

– Трудно сказать, сэр, – говорит Берто. – Может, он израсходовал свои калории, плотно позавтракав?

– Понятно, – кивает Маршалл. – Значит, эта запись не имеет к случившемуся никакого отношения?

Он дотрагивается до планшета, лежащего на столе, и у меня в окуляре всплывает видеоролик. Я моргаю, чтобы включить проигрывание. Изображение зернистое, снято издалека: флиттер Берто ныряет к нагромождению скал на заснеженном горном гребне. Скальная формация выглядит точно так, как я ее запомнил: две плиты, растущие из поля валунов, образуют узкий треугольник. С этого ракурса кажется, что флиттер не сможет проскочить в зазор, и хотя я уже знаю, чем кончилось дело, в животе у меня холодеет. Берто поднимается примерно на сотню метров, подстраивает высоту, а затем в последнюю секунду бросает флиттер в брешь между камнями, даже не поцарапав краску.

– Ох, – выдыхает Берто. – Вы это засняли?

– Да, – говорит Маршалл, – мы это засняли. В настоящий момент колония находится в состоянии повышенной боевой готовности, Гомес. Мы теряем людей, и лишних колонистов у нас нет. Вследствие чего мы внимательно следим за обстановкой. Мало что может укрыться от наших глаз. Учитывая, что вы были в курсе, как скверно обстоят у нас дела и с человеческими, и с материальными ресурсами, потрудитесь объяснить, почему вы посчитали возможным рискнуть не только собственной жизнью, но и, что не менее важно, двумя тысячами килограммов незаменимого металла и электроники – и все ради нелепой ребяческой выходки, ради какого-то трюка.

Берто молчит, уставившись в стену. Маршалл не сводит с него глаз, по моим ощущениям, целую вечность.

– Хорошо, – наконец говорит командор. – Как вы уже догадались, мне известно о том, что вы принимали ставки. Вряд ли есть смысл объяснять все правила, которые вы нарушили за последние два дня, потому что вам явно наплевать. – Он наклоняется вперед, упирается локтями в стол и вздыхает. – На данный момент я не знаю, что мне с вами делать, Гомес. Высечь я вас не могу, хотя, если честно, это меньшее, чего вы заслуживаете. Однако, согласно уставу Альянса, порка, к сожалению, не является утвержденным методом дисциплинарного воздействия, поскольку не отвечает гуманистическим принципам. – Он делает паузу и поворачивается ко мне: – Может, у вас, Барнс, есть какие-то соображения на этот счет?

Я оглядываюсь на Берто и честно смотрю в глаза Маршаллу:

– У меня, сэр? Нет, сэр.

Командор снова вздыхает и откидывается на спинку кресла.

– Учитывая мои ограниченные возможности, полагаю, мне только остается увеличить вашу рабочую нагрузку и сократить рационы. Следующие пять дней, Гомес, будете выходить на смены за себя и за Аджайю. По крайней мере, это убережет вас от неприятностей. Кроме того, я урезаю ваш рацион еще на десять процентов. Думаю, проблем не возникнет: у вас в любом случае не будет времени поесть. И наконец, я блокирую возможность принимать переводы от всего персонала на тот случай, если у вас возникнут новые гениальные идеи, как обмануть своих товарищей-колонистов.