Текст книги "Ловушка для Горби"
Автор книги: Эдуард Тополь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
– А кто ж за убитых-то ответит? Они нам Шакова кинут – и все?
– А где те, кого ночью поарестовали?
Зарудный молча стоял на деревянном настиле, слушал. А со всех сторон неслось:
– Ты, Степан, затеял дело, ты и решай!
– Нельзя сидеть на заводе! Надо телеграф брать, по-ленински!
– Надо свою власть в городе устанавливать! А потом по всему Уралу! Иначе будет, как в Польше!
– «Афганцы» должны к солдатам пойти, чтобы те в народ не стреляли!..
– Тихо! – крикнул наконец Зарудный. – Образованные, бля! Все знаете – как и что надо! А с 17-го года сидели тихо, как мыши! Ладно! Никто чтоб с завода не выходил, а по цехам погреться можно. Я пойду с Круглым разговаривать. Им время нужно, чтобы против нас организоваться, а нам – чтобы знать, поддержит нас Урал или нет.
31«Уралмаш» (продолжение).
– Так! Значит, давайте не будем теперь в «кошки-мышки» играть, – совершенно иным, чем на митинге, тоном сказал Серафим Круглый членам Забастовочного комитета. Он сидел в глубоком кожаном кресле директора «Уралмаша», в просторном и теплом кабинете, под портретами Ленина, Стрижа и Митрохина. По обе стороны его руки сидели директор завода, секретари парткома и профкома, парторги цехов, и все это вернуло Круглому его начальственную уверенность и вальяжность. – Первым делом вы должны освободить товарища Вагая. Только после этого я верну вам Стасова, Обухова и Колесову, прикажу доставить на завод продовольствие и распоряжусь насчет завтрашних похорон. Понятно? Где Вагай?
Все семнадцать членов Комитета во главе со Степаном Зарудным удивленно переглянулись, кто-то из них спросил:
– Какой Вагай?
– Не морочьте мне яйца! – грубо сказал Круглый. – Первый секретарь обкома похищен сегодня ночью вашими людьми и, скорей всего, вашими «афганцами». Это не только уголовное преступление, это диверсия против партии. И если вы будете держать его заложником, сами попадете под суд, как террористы. Запомните: партия никогда и никому не позволит себя шантажировать! Поэтому освободите товарища Вагая. Иначе народ не получит сегодня никакого продовольствия!
– По-моему, братцы, это не мы шантажируем, а нас шантажируют, – сказал своим товарищам Степан Зарудный. И встал: – Пошли отсюда.
– Куда вы пойдете? – презрительно усмехнулся Круглый, демонстрируя еще одну, поразительно быструю метаморфозу: еще час назад, в разговоре со Стрижом это был заискивающе-угодливый слуга, еще пять минут назад, на трибуне – демократичный и спокойный партийный руководитель, а теперь в кабинете мгновенно стал властным и презрительным барином. – Люди ждут продукты. Если вы выйдете отсюда без моего согласия на доставку продуктов, народ вам ноги из жопы повырывает! – было даже какое-то наслаждение в том тоне, каким Круглый повторил угрозу, которую час назад услышал от Стрижа в свой собственный адрес.
– Лады. Сейчас посмотрим… – согласился Зарудный и вышел из кабинета. Вслед за ним вышли остальные члены Забастовочного Комитета.
Круглый в недоумении переглянулся со своими партийными коллегами. Затем нервно подошел к окну. Из окна директорского кабинета открывался широкий вид на Центральную заводскую проходную и на общую ситуацию по обе ее стороны.
Снаружи, за высокой бетонной оградой и закрытыми воротами заводской проходной стояло плотное вооруженное оцепление: черные меховые полушубки войск КГБ, синие шинели и белые полушубки милиции, желто-зеленые ватные бушлаты солдат дивизии городского военного гарнизона. Дула водометов, пулеметов и нескольких легких пушек были направлены на завод. Рядом дымились походные солдатские кухни – войска явно рассчитывали простоять здесь не один час, а если понадобится – и не один день. Между войсками и воротами «Уралмаша» было пустое пространство, там ветер мел по заснеженной мостовой какие-то бумаги, пустую металлическую банку из-под китового мяса, газету «Правда».
Банка, раскатившись, гулко стукнулась о закрытые стальные ворота Центральной проходной, увенчанные высокими, из хромированной стали буквами «УРАЛМАШ». По обе стороны этого слова были укреплены два огромных ордена Ленина, полученных гигантом советского танко– и тракторостроения в годы Второй Мировой войны и в период послевоенного восстановления промышленности. А слева к воротам примыкала двухэтажная кирпичная коробка проходной с узкими турникетами для прохода рабочих. На ее фасадной стороне индевел многоцветный барельеф: несколько мускулистых мужских и женских фигур взметнули вверх руки с серпом, молотом и книгой «КПСС», символизируя единство народа и партии на пути к сияющим высотам коммунизма. Но вряд ли этот барельеф отражал нынешнюю ситуацию. Скорей – наоборот, поскольку Круглый увидел, как из боковой двери «караулки» по одному выходят безоружные, с поднятыми руками охранники и, пройдя сквозь беглый обыск «афганцев», бегом выскакивают через турникеты на улицу. Когда последний охранник вышел из «караулки», туда вошли бастующие «малиновые береты» и тут же появились обратно, таща на плечах охапки автоматов «Калашников» и ящики с патронами.
– Сволочи, оружие отдали! – проговорил директор «Уралмаша».
– Несколько автоматов погоды не делают… – сказал Круглый и тут же прервал сам себя – на внутреннем дворе завода, возле металлического постамента с гробами Наташи и Ирины Стасовых, появился Степан Зарудный. Хотя большая часть рабочих, митинговавших здесь недавно, разошлась по цехам, но даже трех-четырех тысяч, которые еще оставались здесь, было достаточно для нового митинга.
Зарудный в два прыжка запрыгнул на верхнюю площадку постамента, постучал пальцем по микрофону, услышал этот стук, усиленный динамиками на всю заводскую территорию, и сказал:
– Товарищи! Спасибо, что еще не все разошлись! А кто уже ушел в цеха, тоже ничего, слушайте по радио. У меня два сообщения. Первое: только что второй секретарь обкома товарищ Круглый сообщил мне и остальным членам нашего Забастовочного комитета, что нами якобы похищен первый секретарь обкома партии товарищ Вагай. И что мы, якобы, держим товарища Вагая заложником на территории завода…
– Ур-р-ра!.. – радостно откликнулась толпа.
– Тихо! – улыбнулся Зарудный своими желтыми зубами. – Второе: я хочу, чтобы вы послушали, как второй секретарь обкома разговаривает с представителями рабочего класса, который, как мы знаем из газет, является хозяином советской страны. Внимание! – Зарудный сунул руку в карман своей брезентовой, на меховой подкладке, куртки, вытащил оттуда маленький магнитофон, поднес его к микрофону и включил. И тут же послышался твердый начальственный голос Круглого: – «Так. Значит, давайте не будем теперь в „кошки-мышки“ играть. Первым делом вы должны освободить товарища Вагая. Только после этого я верну вам Стасова, Обухова и Конюхову, прикажу доставить на завод продовольствие и распоряжусь насчет завтрашних похорон. Понятно? Где Вагай?» – вслед за этим почти тут же прозвучал голос одного из членов Комитета: – «Какой Вагай?» – на что голос Круглого ответил: – «Не морочьте мне яйца!»…
Толпа взревела от возмущения и хохота.
И одновременно донесся хохот солдат из-за забора.
Зарудный бросил в ту сторону удовлетворенно-насмешливый взгляд, поднял руку и крикнул в микрофон:
– Тихо! Тихо! Насчет яиц – не обращайте внимания! Это просто коммунист Круглый считает, что с рабочими нужно и разговаривать по рабочему, то есть матом. Но это не все. Слушайте дальше, – и он опять включил магнитофон.
Жесткий голос Круглого снова разнесся по всей гигантской территории завода и за забором, где стояли войска:
– «Первый секретарь обкома похищен вашими людьми и, скорей всего, вашими „афганцами“. Это не только уголовное преступление, это диверсия против партии. И если вы будете держать Вагая заложником, сами попадете под суд, как террористы. Запомните, партия никогда и никому не позволит себя шантажировать! Поэтому все переговоры возможны только в том случае, если вы немедленно освободите Вагая. Иначе народ не получит сегодня никакого продовольствия!»…
Толпа рабочих снова возмущенно взревела, но Зарудный опять поднял руку и крикнул в микрофон:
– Тихо! Дослушайте! Мало осталось! – и нажал кнопку магнитофона.
– «По-моему, братцы, это не мы шантажируем, а нас шантажируют, – послышался из магнитофона голос Зарудного и шуршанье его брезентовой куртки. – Пошли отсюда.» «Куда вы пойдете? – усмехнулся голос Круглого. – Люди ждут продукты. Если вы выйдете отсюда без моего согласия на доставку продуктов, они вам ноги из жопы повырывают!»…
И под новый хохот многотысячной толпы Зарудный выключил магнитофон.
– Все, – сказал он в микрофон. – Вот мы и вышли к вам на растерзание. Говорите, что делать дальше…
– Долой Круглого!.. Сволочь он, курва партийная!.. Нехер с ним больше разговаривать!.. За колбасу нас хотел купить!.. – закричали в толпе. – Надо его тоже заложником взять!.. Да повесить его за яйца!..
Хлопнув дверью, Круглый вышел из директорского кабинета. Через минуту он появился на заводском дворе и, храня на лице надменно-начальственное выражение, стремительно направился к Центральной проходной. Никто его не задерживал, но в след ему слышался свист и насмешливые выкрики многотысячной толпы.
Еще через двадцать минут, в заводской столовой, оккупированной бастующими, Левон Акопян, сидя за одним столом с Зарудным и хлебая, как и Зарудный, жидкие столовские щи, сказал:
– Ты не думаешь, что зря народ так вздрючиваешь?
Зарудный подъел остатки щей в своей тарелке и вскинул на Акопяна свои пронзительно голубые глаза:
– А их и надо вздрючивать! Все народные восстания могли и победить, если бы народ не успокаивался раньше времени и не расходился по домам спать. Ты Ленина почитай. У него на эту тему целая книга написана, «Государство и революция» называется.
– А ты ее читал? – удивился Акопян.
– Нет, конечно, – усмехнулся Зарудный. – Но мне одна доцентша по марксизму рассказывала. Эти марксистки, знаешь, какие трепливые! Пока ты их жаришь, они тебе всю библиотеку могут рассказать!
– Ну, тогда ты образованный, конечно… – согласился Акопян.
32Екатеринбург (продолжение).
15.00 по местному времени.
В три часа дня редакция городской партийной газеты «Уральский рабочий» получила следующее письмо:
«Главному редактору, срочно.
Федор Вагай в наших руках. Если войска, окружившие „Уралмаш“, будут стрелять в народ, мы похороним Вагая рядом с вашими жертвами.
Уральский Комитет РСДРП»
Поскольку похитители Вагая называли себя так, как почти сто лет назад Ленин назвал первую группу своих единомышленников – Российская Социал-Демократическая Рабочая партия, то уже и не оставалось сомнений в том, что эти похитители – «афганцы». Еще в бытность горбачевской гласности именно среди «афганцев» стали популярны движения за возрождение «подлинного ленинизма». Солдаты Советской Армии были в подавляющем своем большинстве выходцами из провинциальных слоев и никаких иных идей по поводу государственного устройства, кроме ленинской теории о диктатуре пролетариата, не знали. Им (как, кстати, и Горбачеву, который был близок им по происхождению) казалось, что достаточно установить в стране «подлинный ленинизм», и Россия тут же расцветет…
В 3.15 письмо захватчиков Вагая было на столе у Серафима Круглого. Но во главе стола уже был не Серафим Круглый, а Председатель КГБ СССР Алексей Зотов, прилетевший из Москвы с целой свитой генералов и полковников. Здесь же, в бывшем кабинете Стрижа, потом Вагая, а теперь – временно – Серафима Круглого, находились сейчас Командующий Западно-Сибирским военным округом генерал армии Николай Кутовский, прибывший из Омска со своим штабом, а также местная гэбэшно-милицейская верхушка – полковник Сухов, майор Шарапов…
– Если это «афганцы», то это серьезно. Они могут убить Вагая, – сказал генерал Кутовский, кладя письмо на стол.
Но Алексей Зотов коротким пренебрежительным жестом смахнул письмо в сторону.
– План действий утвержден товарищами Стрижом и Митрохиным, – сказал он. – Атаковать «Уралмаш» мы не можем при всех случаях, даже ради спасения Вагая – чтобы не повредить линии производства танков. Остается одно: вытащить рабочих с заводской территории. Поэтому… – красным карандашом Зотов провел две прямые черты на расстеленной на столе крупномасштабной карте. Эти линии прошли вдоль шоссейной дороги, которая тянулась от центра города до Отлетного кладбища. – Вот здесь и здесь, вдоль всей дороги до кладбища, мы ставим спецвойска КГБ. Дивизия имени Дзержинского уже на подлете, они знают свою задачу. За ними ставим вторую линию – местное КГБ и милицию. А затем – регулярные войска, то есть армию. Таким образом, мы получаем коридор, по которому пойдет с «Уралмаша» похоронная процессия. Когда они подойдут к кладбищу, все руководство забастовкой и вы, товарищ Круглый, будете, конечно, впереди, в голове колонны, рядом с двумя гробами. Верно? И, скорей всего, все эти «афганцы» будут там же. Во всяком случае, их главари. Ну, и в тот момент, когда вся эта головка пройдет в ворота кладбища, наши части отрежут ее от процессии и арестуют. Остальную колонну… – и Зотов сделал короткий однозначный жест рукой, означающий ликвидацию.
– Всех? – изумился Круглый.
Зотов посмотрел на него сквозь свои бифокусные очки. В этой длинной паузе Круглый не только успел пожалеть о сорвавшемся с языка вопросе, но и попрощаться с жизнью. Какого черта он не улизнул с этого совещания, не поехал с транспортом продуктов затыкать рот митингующим оружейникам Исети?! Струсил повторения инцидента на «Уралмаше», остался при высоком начальстве, а теперь… Однако после ледяной паузы Зотов сделал вид, что вопрос Круглого был вполне кстати. И, как ни в чем не бывало, пояснил, но не столько Круглому, сколько высшим штабным офицерам генерала Кутовского и гэбэшно-милицейским чинам Екатеринбурга:
– Это будет не акция, а урок! Товарищ Стриж решил дать его всей стране именно здесь, на его родине. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что будет с теми, кто затеет аналогичную забастовку где-нибудь в другом месте. Мы должны раз и навсегда отучить их всех бастовать. Тем более на Урале, где полно военных заводов. У кого есть вопросы? – и оглядев армейских, милицейских и гэбэшных офицеров, Зотов посмотрел на Круглого: – У вас?
– Нет, нет… – поспешно сказал Круглый. – Все ясно!
– Насколько я понимаю, – сказал генерал Кутовский, – главарей забастовки мы должны взять живыми для того, что обменять на Вагая?
Зотов перевел на него взгляд своих небольших серых глаз. При этом снова возникла пауза, словно Зотов каждый раз взвешивал про себя, чего стоит его собеседник и стоит ли вообще ему отвечать.
– Руководители забастовки нам нужны живьем для того, – произнес он, наконец, внятно, как учитель на уроке, – чтобы на показательном процессе они сознались, что организовали эту забастовку по заданию израильской и японской разведок. Менять их мы ни на кого не будем.
– Извините… – сказал Круглый сорвавшимся голосом. – Я… Вы понимаете, от города до кладбища семь километров. Я не уверен, что смогу пройти их пешком. У меня это… извините, но я должен сказать: у меня геморрой…
– Ничего, пройдете! – ответил Зотов. – Вы будете как раз тем козлом, который ведет на убой все стадо. Не бойтесь, этих козлов не убивают.
Но на лице Круглого еще было сомнение. И это начало выводить Зотова из себя.
– Вот что, Круглый! – сказал он жестко. – Запомните: у вас нет выбора. Сейчас вы отправитесь на армейские склады, соберете транспорт продуктов и поедете на «Уралмаш». И там любой ценой – вы поняли меня: любой ценой! – вы наладите самые лучшие отношения с их Забастовочным комитетом, имейте в виду: мы будет следить за вами снаружи, у нас есть НП напротив завода. Можете пить с ними водку, можете обещать им все, что угодно, но завтра в восемь утра вы должны вывести «Уралмаш» на эти похороны…
– А если они не выйдут? – побледнел Круглый.
Зотов снял очки и впервые посмотрел Круглому в глаза.
– Я же сказал, товарищ Круглый: у вас – нет – выбора! Если вы не выведете их на эти похороны, мы вас расстреляем. Идите! – и когда Круглый вышел из своего собственного кабинета, Зотов возмущенно повернулся ко всем остальным: – Мерзавец! Как кремлевские пайки получать, так – все первые! А как сделать что-то для партии – так у них геморрой!
33«Уралмаш».
16.47 по местному времени.
– Сидя в осаде, мы теряем инициативу, – говорил Акопян. – На заводской теплостанции уголь кончится через шесть часов, а тридцать тысяч человек не могут торчать в холодных цехах, ничего не делая. Мы должны что-то решать – сейчас, сию минуту. Иначе люди остынут и сами разойдутся по домам…
Забастовочный Комитет – семнадцать человек во главе со Степаном Зарудным – сидели за длинным столом в пустом конференц-зале Управления «Уралмаша», только Анатолий Гусько стоял у темного окна. Было 16.47, морозные зимние сумерки уже накрыли город, заседание проходило при свечах. Перед каждым членом Комитета лежал карманный магнитофон.
– Кто хочет высказаться? – спросил Зарудный.
Несколько членов подняли руки, а пожилой слесарь Дмитрий Говорухин сказал, не ожидая приглашения…
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ЗАБАСТОВОЧНОГО КОМИТЕТА «УРАЛМАША»
Д.Говорухин (представитель Инструментального цеха): Я не скажу за все 30 тысяч. Я скажу за свой цех. Люди настроены очень зло. Злые люди, обозленные. На китовое мясо, на нормы выработки, мы бы давно вывели танки за ворота и погромили всю милицию, освободили нашу Веру Конюхову и, конечно, Стасова и Обухова. И я пришел сказать от имени своего цеха: на кой черт вы нас сдерживаете? Чего мы ждем?
(Общий шум, разные выкрики и высказывания)
С.Зарудный: Тихо, тихо! Давайте по порядку. Кузякин, моторный цех.
В.Кузякин (представитель моторосборочного цеха): У нас в цеху всего две тысячи рабочих, но мы делаем моторы. Ну, то есть двигатели. А двигатель, как известно, двигает весь танк…
(Смех, голоса: «А то мы не знаем?!», «Короче!»)
В.Кузякин: Знаете, да не знаете! Когда создается мотор, то конструктор хорошо понимает, сколько весу такой мотор может потянуть, на какой скорости и так далее. К чему это я говорю? К тому, что наша забастовка не возникла стихийно. Стихийно она могла возникнуть вчера, когда все цеха митинговали порознь, а никто их в кулак не собрал. То есть, говоря по нашему, мотора не было у забастовки. А сегодня утром вдруг два гроба у проходной появились, как с неба упали. И сразу вся забастовка как сама собой покатилась на хорошем моторе. Ну, мы же атеисты, мы знаем, что ни гробы, ни моторы с неба не падают. Значит, этот мотор за ночь появился. И это очень хорошо, что появился, потому что иначе вся забастовка вразнос бы пошла, стихийно. Но теперь я хочу у тебя, Степан, прямо спросить. От всего нашего цеха. Когда вы этой ночью мотор для забастовки собирали, что вы думали? Куды целились? Ведь тут все свои, и мы должны людям правду сказать: куда мы клоним? А то я тебе прямо скажу: у нас в цеху люди так настроены: если мотор не тянет, так мы новый соберем, ей Богу! (Смех.) Нет, вы не смейтесь! Я не шуткую. Люди так настроены: хватит слушать, как они нам по телику лапшу на уши вешают! И хватит тебе из себя Леха Валенсу строить, миротворца. Тут Урал, а не Польша! Ты понял?
С.Зарудный: Кто следующий. Давай ты, Теличкина. От столовой.
В.Теличкина (от столовой): Я не от столовой, я от всех женщин. Если вы надумали целый месяц бастовать, как в Америке, так сразу скажу – нам вас кормить нечем! Ни месяц, ни даже неделю. В столовой продуктов вообще на один день осталось, да и то, вы же знаете – мороженное китовое мясо. С такого мяса ни ребенка сделать, ни, тем более, бастовать…
А.Гусько: А как же в Польше «Солидарность» полгода бастовала?
В.Теличкина: Опять – «в Польше»! В Польше у кого больше, тот и пан! Там вся страна Валенсе деньги на забастовку собирала. Но если вы надеетесь, что у нас кто-нибудь даст вам хоть рубль на забастовку, то – вот, шиш! На водку у нас последнее отдадут, а на забастовку… Короче, я хочу Степана послушать – как мы бастовать будем? На какие шиши?
(Голоса: «Правильно!», «Давай, Зарудный, тебе слово!»)
С.Зарудный: Немножко рано вы из меня речь тащите. Еще бы пару минут обождать, пока пять часов стукнет. Но ладно. Я вам пока вот что скажу. Одно дело – готовить забастовку или даже восстание, а другое – открыть ворота и сказать людям: «Вот армия, вот милиция, они будут в вас стрелять, а вы идите под пули, не бойтесь!». Может, некоторые храбрые и пойдут, но я на свою душу такой грех не возьму – вести людей на верную смерть. Даже если я вам признаюсь, что мы маленько запаслись боеприпасами и у нас вполне есть шанс прорваться сквозь окружение. Все-таки я офицер запаса и кой-чему нас в академии научили и в Афганистане тоже. Но вот сейчас будет ровно пять часов, и мы этого часа весь день ждали, потому что до темноты у нас никакой связи с городом не было. А нам надо точно знать, что там на других заводах происходит и что в городе происходит в связи с нашей забастовкой. Но теперь вот почти ровно пять часов, я прошу всех подойти к окну. Сейчас мы получим какую-то информацию и тогда вместе будем решать…
Зарудный встал со стула и в сопровождении удивленных членов Забастовочного Комитета подошел к окну, где уже давно стоял Анатолий Гусько. Вглядываясь в темноту за окном, Гусько одновременно посматривал на секундную стрелку своих ручных часов. Когда часы показали 17.00, по ту сторону заводского забора, позади кольца милицейского и армейского окружения, в окне одного из темных домов вдруг вспыхнул ручной электрический фонарь и тут же зачастил прерывистой серией коротких вспышек.
– Сообщение первое. Точка, – стал медленно читать эту морзянку Гусько. – Поздравляем расширением забастовки…
– Ура! – крикнул кто-то.
Но Зарудный тут же прервал:
– Тихо! Кто ведет стенограмму, записывайте! – и приказал: – Прошу всех включить магнитофоны…
СТЕНОГРАММА ЗАСЕДАНИЯ ЗАБАСТОВОЧНОГО КОМИТЕТА (продолжение)
Сообщения, переданные Комитету в 17.00:
СООБЩЕНИЕ ПЕРВОЕ:
ПОЗДРАВЛЯЕМ РАСШИРЕНИЕМ ЗАБАСТОВКИ ТЧК К 15.00 ЗАБАСТОВКУ ОБЪЯВИЛИ СЛЕДУЮЩИЕ ЗАВОДЫ СТАНКОСТРОИТЕЛЬ ЗПТ ИНСТРУМЕНТАЛИСТ ЗПТ АВТОМЕХАНИЧЕСКИЙ ЗПТ ЧУЛОЧНАЯ ТЕКСТИЛЬНАЯ ЮВЕЛИРНАЯ ФАБРИКИ ЗПТ И СТАНЦИЯ ЕКАТЕРИНБУРГ-ГРУЗОВАЯ ТЧК
НА СТАНЦИИ ЕКАТЕРИНБУРГ-ГРУЗОВАЯ С УТРА УДАЛОСЬ ТОРМОЗНУТЬ ЕЩЕ ТРИ ВОЕННЫХ ЭШЕЛОНА С БОЕПРИПАСАМИ ИЗ ИСЕТИ ТЧК
В ИСЕТИ БАСТУЮТ ПАТРОННЫЙ И РАКЕТНЫЙ ЗАВОДЫ ТЧК
ОБКОМ ПАРТИИ НАПРАВИЛ В ИСЕТЬ АВТОКОЛОННУ С МЯСНЫМИ И МУЧНЫМИ ПРОДУКТАМИ ТЧК
НАМ УДАЛОСЬ УБЕДИТЬ ОРУЖЕЙНИКОВ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ЭТОЙ ПОДАЧКИ ДО УСТАНОВЛЕНИЯ СВЯЗИ С ЗАБАСТОВОЧНЫМ КОМИТЕТОМ УРАЛМАША И ОСВОБОЖДЕНИЯ СТАСОВА И ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ АРЕСТОВАННЫХ ТЧК
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ЕЩЕ ОДНА АВТОКОЛОННА С ПРОДУКТАМИ ДВИЖЕТСЯ С АРМЕЙСКИХ СКЛАДОВ К УРАЛМАШУ ТЧК
ЖДЕМ ВАШИХ УКАЗАНИЙ ТЧК
СООБЩЕНИЕ ВТОРОЕ:
В 14.40 НА ВОЕННОМ АЭРОДРОМЕ ВЫСАДИЛАСЬ ДИВИЗИЯ КГБ ЧИСЛЕННОСТЬЮ ПРИМЕРНО 1200 ЧЕЛОВЕК ТЧК
СЕЙЧАС ЭТА ДИВИЗИЯ ЗАНИМАЕТ ПОЗИЦИИ ВДОЛЬ ВСЕГО ШОССЕ ГОРОД – ОТЛЕТНОЕ ТЧК
ОДНОВРЕМЕННО НА ГРАЖДАНСКОМ АЭРОДРОМЕ КОЛЬЦОВО ИДЕТ ВЫСАДКА ДВУХ ДЕСАНТНЫХ ДИВИЗИЙ ЗАПАДНО-СИБИРСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА ТЧК
ОДНА ДИВИЗИЯ ВЫСТУПИЛА В СТОРОНУ ШОССЕ ГОРОД-ОТЛЕТНОЕ ЗПТ ВТОРАЯ ДВИЖЕТСЯ К ГОРОДУ ИСЕТИ ТЧК
ВОКРУГ ИСЕТИ УЖЕ СКОНЦЕНТРИРОВАНО ПРИМЕРНО СЕМЬДЕСЯТ ПРОЦЕНТОВ СИЛ ГОРОДСКОЙ МИЛИЦИИ И ГОРОДСКОГО ВОЕННОГО ГАРНИЗОНА ТЧК НАБЛЮДАЕМ ТАКЖЕ ПЕРЕБРОСКУ ТАНКОВ ПО ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ ИЗ ПЕРМИ К ИСЕТИ И ИЗ ЧЕЛЯБИНСКА К ЕКАТЕРИНБУРГУ ТЧК
ИМЕЕМ РЕАЛЬНУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ ЗАДЕРЖАТЬ ЭТИ СОСТАВЫ ЗПТ ЖДЕМ ВАШИХ УКАЗАНИЙ ТЧК
ПРИЕМ…
Зарудный повернулся к Гусько, сказал негромко:
– Передавай, что ответ дадим через час.
Гусько достал из кармана электрический фонарик и послал в окно короткую серию вспышек.
После этого Зарудный вернулся за стол, сел и нервно вздрагивающими руками закурил папиросу «Казбек». Пожалуй, никто из рабочих «Уралмаша» никогда не видел этого самоуверенного, шумного и наглого мастера в таком взволнованном состоянии.
ИЗ «СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ЗАБАСТОВОЧНОГО КОМИТЕТА» (Продолжение)
С.Зарудный: Садитесь, садитесь! (Ждет, когда все сядут на свои места). Теперь вы знаете почти все. А про остальное легко догадаться. Конечно, как сказал здесь Кузякин, эти два гроба с Наташей и Ириной Стасовыми не упали с неба. Но мы были бы последние идиоты, если бы притащили на завод эти трупы только для того, чтобы поднять забастовку. За всю историю советской власти еще никто ни разу ничего не добился от нее простой забастовкой. Ни в Новороссийске, ни в Краснодаре, ни в Польше. Но сейчас мы имеем уникальную ситуацию. Утром мы этой ситуации не имели, потому что не знали настроений на других заводах. Ведь у нас в России всегда кто в лес, кто по дрова. Но, кажется, подперло уже и тех, и других. Извините, я говорю невпопад и не по логике, потому что волнуюсь. Короче, так. Гусько, давай карту. (Гусько кладет на стол карту). Вот наш «Уралмаш», вот Отлетное кладбище, а вот город Исеть, его на карте нет из-за секретности, но мы его нарисуем – вот так (рисует). Теперь что мы видим? Как докладывает наша разведка, семьдесят процентов городской милиции, ГБ и военного гарнизона брошены вокруг Исети. Это и понятно: там такое количество ракет, что десять Хиросим можно за пять минут устроить. А про танковые снаряды я и не говорю! А остальные войска здесь, вокруг «Уралмаша», держат нас в блокаде. Чтобы, конечно, не дать нам с исетцами соединиться. Все правильно. Теперь вопрос: если бы власти хотели, как расписывал недавно Круглый, мирно решить с нами все проблемы – стали бы они вызывать сюда танки из Челябинска, дивизию гэбэшников из Москвы и десантников из Омска? И почему они выбрали для похорон самое дальнее кладбище, хотя в городе есть четыре других? И почему, как стемнело, дивизия КГБ занимает позицию вдоль дороги на кладбище? Как бывший майор Советской Армии, я могу вам сказать, на что это похоже. Это похоже на западню. Нас хотят вытащить с завода, увести на кладбище, и на этой дороге устроить нам то, что мы устраивали моджахедам в Афганистане. Вот на что это похоже. Но, предположим, мы не полезем в этот котел. Что дальше? Завтра они перегруппируют войска и придумают что-то другое. Потому что, когда у бастующих танки, пусть даже без снарядов – у властей начинает очко дрожать, и они нас войсками задавят. Значит, нам нельзя ждать до завтра. И вот тут я подхожу к самому главному. Посмотрите на карту еще раз. Вы видите, что, строя нам ловушку, они оставили почти весь город без прикрытия. Какие-то небольшие части дежурят, конечно, у «Станкостроителя» и «Инструменталиста», но небольшие. И в этом наш шанс. Сегодня вечером, прямо сейчас мы можем взять власть в городе – мы можем взять обком, горсовет, телеграф, радио – все! Потому что танки, которые стоят сейчас у нас во дворе, имеют полный боекомплект. Это было моим личным секретом до последней минуты, но теперь я могу вам сказать: у нас есть оружие для первого прорыва. А как только мы доберемся до «Урал-Грузовой», мы получим еще три эшелона боезапасов. Это откроет нам путь на Исеть. Конечно, вы можете сказать, что я авантюрист, что все равно нам не одолеть всех этих войск, которые они бросят на нас со всей страны. Но тут есть одна подробность. В Исети, как вы знаете, делают тактические ракеты. И если мы к утру их получим, Стриж и Митрохин остановят все военные операции. Потому что иначе мы просто раздолбаем весь Кремль этими ракетами, даже без ядерных боеголовок…
(Шум, выкрики, споры, высказывания присутствующих).
Зарудный: Тихо! Я такой же рабочий, как вы, а по всей стране таких, как мы, – миллионы. И уже всех подперло. Наверно, так бабы чувствуют накануне родов. Только в других городах нет такого шанса, чтобы вот тебе сразу и танки и снаряды к ним – аж шесть вагонов! А у нас есть. И еще две сотни наших «афганцев» с ночи разъехались по Уралу поднимать народ и ждут наших указаний. Вот и все, братцы. Но я думаю, что не вы должны решать восстание, а народ. Возьмите ваши магнитофоны, идите по своим цехам и дайте людям послушать все, что мы тут говорили. Если народ согласен на восстание, то каждый цех может стать полком. Но все должны будут соблюдать железную дисциплину. Однако об этом говорить еще рано, пусть люди сначала примут решение…
Выходя из конференц-зала вместе с другими членами Комитета, Акопян задержался возле нервно курящего Зарудного и сказал:
– На заводе сотня стукачей, не меньше. Весь твой план может рухнуть, если хоть один из них до начала восстания выскочит с завода.
– Я знаю, – ответил Зарудный и посмотрел на Гусько: – Что скажешь?
– Все проходные блокированы «афганцами», и есть люди, которые за ними смотрят. Но я все-таки пойду дам команду быть повнимательней… – и подволакивая протезную ногу, Гусько пошел к выходу.
– А что вы собираетесь делать с Вагаем – спросил Акопян у Зарудного.
– А хрен его знает! – в сердцах сказал Зарудный. – Кто же знал, что все так обернется? Заранее все не высчитаешь. Да пусть пока сидит в котельной, не до него сейчас…
