Текст книги "Русские на Ривьере"

Автор книги: Эдуард Тополь

Соавторы: Александр Стефанович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Именно в Бретани, в Бресте, заканчивается северо-западная сторона шестигранника и начинается его западная часть, она идет до самой границы с Испанией. Посреди этой грани находится всемирно известный город Ла-Рошель, прославленный в романе «Три мушкетера», из-за него, собственно, и шла битва, в которой отличились эти четыре замечательных бездельника. Хотя сам по себе городок неплохой и даже красивый, но значительно интересней соседний остров Ре. Этот остров в Атлантике связан с Ла-Рошелью современной автострадой, стоящей на высоченных сваях, под ней проходят даже морские корабли. На Ре есть маленький прелестный форт – старинная крепость, в порту которой стоят сотни больших и красивых яхт. Во время приливов эти яхты держатся на воде, а когда наступает отлив, они опускаются на морское дно и лежат на боку, и это совершенно потрясающее зрелище.

На этом острове у меня произошла удивительная встреча с грузинским царем. Да, первый раз я попал туда летом, была жара, я стоял в какой-то автомобильной пробке. И вдруг из соседней машины раздался голос человека, который спросил, откуда я родом. Я сказал, что я из России. Он сказал: «Да, я понял это по вашим автомобильным номерам». Я тогда путешествовал на «Жигулях», которые вызывали у всех такое изумление, как будто какой-то динозавр приполз в современную Западную Европу. Мой собеседник спросил: «Можно сделать вам подарок?» И передал моей подруге пакет с фруктами. Я поблагодарил, в ответ мы подарили им бутылку вина и спросили: кто вы? Человек представился как потомок грузинских царей из рода Багратиони. Насколько я понял, он живет в Испании. Это был очень короткий разговор из двух машин, которые стояли рядом. Он спросил, был ли я в Грузии. Я сказал, что да, много раз. Он спросил: как там? И назвал грузинские местечки, которые, как я понял, когда-то были связаны с его царским родом. А я был в тех местах, там на ту пору были совхозы имени не то Ленина, не то Орджоникидзе. Но я не успел сообщить ему об этом, потому что пробка рассосалась и наши машины разошлись в разные стороны. Однако мы еще долго махали друг другу…

Короче, если ты туда попадешь, я советую зайти на местный рынок, потому что Ре славится еще и своими знаменитыми устрицами. Местные жители разводят их в специально вырытых каналах, там устриц то накрывает приливом, то освобождает отливом, то есть у них сохраняется естественный режим обитания. И вот этих больших и вкуснющих устриц прямо из моря доставляют на рынок или в местные ресторанчики.

Вообще устрицы – это «песнь песней» французской кухни, и я готов ради них сделать небольшое отступление. Самое главное в устрицах то, что их нужно есть свежими. Потому что устрицу едят, когда она живая. Как только устрица умерла, ею можно отравиться и даже умереть. Меня просто потрясает наш русский вариант французской кухни. Как-то я зашел в широко рекламируемый в Москве ресторан и спросил дюжину устриц. И официант, обрадованный таким заказом, уже побежал на кухню, но я его остановил: «Простите, а сколько стоит у вас дюжина?» Он сказал: «Триста долларов». Ошеломленный ценой, я спросил: «Это что, суперсвежие устрицы? Их что, на самолете спецрейсом привезли?» «Конечно, свежие, – сказал официант. – Свежемороженые. Мы их сейчас разморозим и подадим». Не надо объяснять, что заказ был остановлен и я немедленно из этого ресторана ушел. Устрицы должны быть абсолютно свежими и на специальном блюде со льдом поданы к столу вмеcте с дольками лимона и черным хлебом. Маленькой вилочкой с тремя зубчиками устрицу отковыривают от ножки, держа раковину таким образом, чтобы из нее не вылился удивительный сок, а затем выдавливают на устрицу несколько капель лимончика, выводя ее из состояния анабиоза к жизни. И когда устрица оживает, ее как бы всасывают вмеcте с соком, чуть-чуть разгрызая ее живую мякоть зубами – так, чтобы она слегка извивалась во рту. Понимающие люди говорят, что более сексуального блюда не было изобретено человечеством. И конечно, изобрести его могли только французы. Кстати, в Ницце, в «Кафе де Туран», я тебя ими угощу…

А если спуститься еще ниже от Ла-Рошели по побережью к Испании, то мы попадем в Бордо. Пожалуйста, вслушайся в это слово – «Бордо»! Ты чувствуешь его цвет, вкус, запах? Бордо – это западная столица французского вина. И поэтому не нужно объяснять, что главным украшением города Бордо на пару с Большим городским театром является Дом вина, в котором можно получить сведения о виноградниках различных шато. И первый среди них, наверное, Шато О'Брион, который начинается сразу за городской чертой. Слово «шато» в виноделии означает поместье, где производится определенный сорт вина. Бордо, конечно, самый знаменитый винодельческий район Франции, а самой знаменитой частью Бордо по части виноделия является Мэдок – это узкая полоска виноградников, которая протянулась от Бордо на северо-запад и насчитывает около 180 шато. Здесь вино совершенно изумительного качества, потому что виноград здесь выращивают на слегка приподнятых площадках, почва очень плодородна и никогда не перенасыщается водой. Для этого там создана огромная система каналов и шлюзов, которая предотвращает распространение прилива, то есть подтопления почвы соленой водой. Кроме того, именно там впервые начали использовать новую технологию выращивания винограда, когда вдоль лоз укладывают алюминиевую фольгу, отражающую солнечный свет. От этого виноград становится слаще и быстрее созревает.

А к востоку от Бордо расположен еще один винодельческий район, название которого звучит, как музыка – Сен-Эмильон. Здесь уже в течение восьмисот лет качество вина контролирует специальное жюри, которое собирается ежегодно в одном из готических монастырей. И собрания эти имеют определенный ритуал, а участники их носят специальные красные мантии. Впрочем, во Франции каждый обязан разбираться в винах или хотя бы делать вид, что разбирается. Если ты в ресторане нарушишь ритуал тестирования вина, то будешь выглядеть дикарем и плебеем. Ритуал начинается с того, что официант подходит и показывает тебе бутылку вина, которое ты заказал. Да, киваешь ты головой, это именно тот сорт, который ты выбрал, и урожай того года, когда это вино было особенно удачным. Далее, он при тебе ее открывает и наливает один глоток на дно твоего бокала. Ты поднимаешь бокал, слегка раскручиваешь вино по стенкам, любуешься его цветом и только потом нюхаешь. Да, это именно тот аромат, который ты ожидал. Теперь ты осторожно опускаешь в бокал кончик языка, прикасаешься к вину, чувствуешь его аромат у себя во рту, а потом делаешь глоток и уже нёбом, всей полостью рта ощущаешь его вкус. «Хорошее вино», – говоришь ты и киваешь официанту. И только после этого официант ставит бутылку на твой стол и разливает его по бокалам. Если же тебе что-либо не понравилось, официант забирает эту бутылку и приносит другую. Если и эта не понравится, он извинится за то, что партия вина не совсем хорошая, и предлагает выбрать другой сорт, лучший на его вкус и уже опробованный другими посетителями этого ресторана.

А теперь, со вкусом настоящего «бордо» на кончике языка, спустимся к крайней южной точке атлантического побережья Франции – к Биаррицу. Это замечательный курорт, который открыл для публики в середине XIX века Наполеон III. Здесь, в Биаррице, кончается еще одна сторона французского шестиугольника и начинается новая, которая идет с запада на восток вдоль Пиренеев, вдоль испанской границы.

Можно проехать вдоль этой грани не по пиренейскому шоссе, а по горной дороге, она начинается на Атлантике, проходит среди величественных гор и кончается на средиземноморском побережье. Это будет замечательное путешествие вдоль ущелий, рек и грандиозной горной гряды, которая в течение веков являлась естественной границей между Испанией и Францией. Оставив слева от себя замечательный город Тулузу, а справа – удивительное карликовое государство Андорру, мы выйдем наконец к Средиземному морю и попадем в город Кольюр. Этот город воспет Матиссом, Браком, Пикассо, множеством других художников, которые в свое время сделали его своей средиземноморской резиденцией. И что самое трогательное, за стол и кров художники там расплачивались и до сих пор расплачиваются картинами, потому в гостиницах Кольюра ты можешь увидеть на стенах подлинные работы французских мастеров. Когда я первый раз приехал в Кольюр, я остановился в маленьком отельчике «Барамар» – это небольшой четырехэтажный домик, стоящий прямо на пляже. Там на стенах висели картины начала века, а под отелем размещалась маленькая старая фабрика по разделке анчоусов. Кольюр, чтоб ты знал, славится своими несравненными анчоусами с невиданной гаммой переходов от почти не улавливаемой солоноватости до суперсоли, от которой просто плавится язык. А я приезжал в Кольюр в основном для того, чтобы заняться подводной охотой. Там совершенно прозрачное Средиземное море, видимость на десять метров в глубину.

Ну и чтобы замкнуть круг этого великого шестигранника, нужно двигаться на восток через Парпиньон, Монпелье и Марсель, с заездом в нудистский рай Кап-д'Аг, который населяют 15 000 абсолютно голых людей, чтобы достичь наконец самого лучшего места в этой самой лучшей стране мира. Это место называется Лазурный берег. Здесь расположены всемирно известные курорты – Сен-Тропез, Сен-Максим, Сен-Рафаэль, Канн, Антиб, Ницца, Монте-Карло и Ментон, за которым в районе деревни Вентимилья и кончается эта последняя грань Франции и начинается итальянская граница. Мы с тобой ее только что миновали…

Вот, дорогой друг, я нарисовал тебе абрис Франции. К сожалению, не рассказав ничего о центральной ее части, не упомянув Лотарингию, Иль-де-Франс, Бургундию и Прованс. Что совершенно несправедливо, потому что, например, Прованс – это уникальный мир магических запахов. Попадая в Прованс, ты чувствуешь, что въехал в некое фантастическое царство. Здесь растут миллионы цветов, это оранжерея французской парфюмерной промышленности. В воздухе разлит запах лаванды, роз и других немыслимых ароматов. Наверное, нигде в мире нет такого густого, пьянящего, похожего на вино воздуха. Кроме того, это богатейшая плодоносная земля с огромным количеством виноградников, с оливковыми плантациями. И все это под голубым небом – и виноградники, и оливковые рощи, и гигантские оранжереи цветов разбросаны среди скал, воспетых Сезанном. Причем это, очевидно, самое теплое место во Франции – опаленное прованским солнцем, с одной стороны, и продуваемое нежным бризом Средиземного моря – с другой. Аромат прованских трав – это что-то потрясающее, они его даже экспортируют. Да, здесь на любой бензоколонке ты можешь купить мешочек с прованскими травами и привезти домой, это будет лучший французский сувенир. Потому что, положив этот мешочек в постельное белье, ты еще долго будешь спать с Провансом. И жизнь твоя изменится к лучшему, потому что Прованс – это место, откуда вышла легендарная жизнерадостность французского характера. А при твоем угрюмом взгляде на мир тебе это нужно в первую очередь.

А еще я буду не прав, если в своем описании Франции не упомяну Корсику – этот божественной красоты остров со сказочным городом пиратов Бонифасье!

* * *

– А теперь извини, – сообщил Саша, – я вынужден прервать твое путешествие по Франции, потому что мы – в Ницце. Перед тобой Променад-дез-Англе. А это отель «Негреско», с которым ты уже знаком. К сожалению, льет проливной дождь, такое тут бывает раз в сто лет, а у нас один зонтик. Поэтому ты посидишь в машине. А я зайду в отель и узнаю, где наш продюсер. У тебя готов синопсис?

– Почти. Пока ты будешь ходить, я впишу про Катю-художницу. Мне кажется, что для телесериала можно взять кой-какие эпизоды из этой истории и пришить к парижскому периоду свердловской «Мисс мира».

– Ладно. Главное – коротко и на хорошем английском. Чтобы наповал.

– О'кей…

Я включил «лаптоп» и огляделся в поисках вдохновения. Никаких праздников жизни, о которых так смачно рассказывал Стефанович и которыми знамениты Ницца, Канны и Монте-Карло, вокруг не наблюдалось. Тротуары были абсолютно пусты, дождь хлестал по вереницам машин вдоль мостовых, ветер гнул пальмы и раскачивал светофоры вдоль бесконечного пляжа. Волны захлестывали и этот пляж, и прибрежные клумбы с кустами роз.

Но не успел я сочинить и двух фраз, как Саша вернулся. Даже по его походке было видно, что он чем-то расстроен. Быстро нырнув в машину и стряхнув зонтик, он сначала выругался, а потом сообщил:

– Мы опоздали. Из-за этой гребаной погоды они отменили тут съемки и ночью улетели в Алжир.

Я молчал. В гребанстве французской погоды моей вины не было. Потом спросил осторожно:

– Так что? Полетим в Аажир?

– Для нас у портье оставлено сообщение: факсом или по E-mail прислать им свой синопсис и через три дня звонить в их парижский офис. Там, в зависимости от погоды, нам скажут, где состоится встреча.

Привал на обочине

15 км от Ментона

СТЕФАНОВИЧ: Любовь – наиболее загадочное, иррациональное, но основополагающее чувство, которое движет моими поступками. На мой взгляд, к духовной сфере любовные романы имеют весьма косвенное отношение. Как-то я влюбился в очень умную, интеллигентную и высокодуховную девушку. Долго мечтал о ней, а когда добился, оказалось – ничего особенного. Но, бывает, снимаешь совершенную дурочку – и такое это чудо и удовольствие!…

ТОПОЛЬ: Саша, снимая шляпу перед твоим феноменальным опытом, я все же не могу отказаться от своих скромных познаний. По моим представлениям, сексуальный темперамент высокоинтеллигентной женщины на порядок выше.

СТЕФАНОВИЧ: С такими взглядами ты должен завести роман с престарелым академиком.

ТОПОЛЬ: А что касается любви, то ее исчерпывающую формулировку найти невозможно. Если кто-то сделает это, он убьет всю мировую литературу. Поэтому мы можем говорить о любви только с помощью метафор, сравнений или притч. И вот тебе одна из них. Я большой сластена, мед – моя любимая еда, я перепробовал, кажется, все его сорта и в России, и в Америке – цветочный, липовый, алтайский, калифорнийский, даже эквалиптовый. И всегда это был мед в желто-коричневой гамме. Но однажды в Москве на рынке я увидел рядом с банками обычного меда банку с какой-то почти прозрачной белой жидкостью.

Спрашиваю у старушки продавщицы: «Что это?» – «Мед». – «Ну, какой же это мед? Это, наверное, рассол». – «Нет, милок, это северный мед, особый. Сто рублей стоит!» То есть она за него просила вдвое дороже, чем за другие сорта. Я, конечно, купил. Знаешь, такого тонкого вкуса и изысканного аромата, такой сладости я не пробовал никогда. И съев первую ложку, я, помню, сразу подумал: этот мед отличается от остальных медов так же, как секс с любимой женщиной от секса со всеми другими, пусть даже самыми немыслимыми красавицами. С ними, конечно, тоже вкусно, да сладость не та.

Часть четвертая
Русские на Ривьере

– Если уж мы сюда добрались, то должны получить свою порцию счастья, – сказал Стефанович и завел машину. – Мы едем в «Кафе де Туран».

«Счастье» оказалось, прямо скажем, непритязательным. Какие-то убогие столы с пластиковыми крышками вместо скатертей. Грубые скамейки. Стены, выкрашенные ядовитой серо-зеленой краской. На одной из них выцветшая картина в духе грузинских примитивистов. Только вместо усатых грузин в черкесках на этой красовался лихой французский моряк с пивной кружкой и пеной, льющейся из этой кружки через край. Полог из прозрачных пластиковых ремней, которым были занавешены наружные двери, раскачивался под порывами ветра, этот ветер знобил мою и без того ревматическую спину. Таверна – поскольку слово «кафе» тут было так же кстати, как корове бантик, – не отапливалась. Гарсон в мокром фартуке тряпкой смахнул лужу пива с нашего столика и открыл блокнотик.

– Мсье?…

Саша заказал две дюжины королевских устриц, какое-то «бюлё» и графин местного вина. Просмотрев меню и не найдя в нем никакого мяса, я спросил:

– А что поесть? Может, мне хоть рыбу пожарят?

– Давай начнем с бюлё и устриц. К тому же здесь ничего не жарят.

Я с тоской отложил меню. Конечно, я люблю устриц, но не до такой степени, чтобы они заменили тарелку мясной солянки или бараний шашлык. Гарсон исчез. Саша сказал:

– Я должен тебя предупредить. К некоторым блюдам французской кухни надо привыкнуть. Не все сразу могут есть, например, лягушачьи лапки или улиток. Я помню, как в детстве я однажды зашел в магазин и первый раз в жизни увидел маслины. Я их купил, съел и решил, что меня обманули. Я думал, что это должно быть нечто сладкое, как вишня, а оказалось – соленое и отвратительное. Потом я вырос, поумнел, и маслины стали моим самым любимым блюдом. Нечто подобное произошло с одной моей знакомой русской девушкой. Мы пошли обедать в ресторан на холме Монмартр. И из большого выбора блюд из рыбы, мяса и супов она почему-то взяла андуйет. Не знаю почему, наверное, ей просто понравилось название. А андуйет – это рулет из требухи с соответствующим специфическим запахом. И когда ей это принесли, она с отвращением склевала маленький кусочек, а остальное оставила в тарелке и, конечно, осталась голодная на целый день. Со мной, когда я первый раз ел андуйет, произошла точно такая же история. Это было, как сейчас помню, 13 декабря в Париже. В этот день я решил сделать себе, любимому, подарок на день рождения – купить «БМВ». А перед поездкой в магазин зашел в пивной ресторанчик и заказал андуйет. Ничего, кроме чувства глубокого отвращения и законной гордости гурмана-великоросса, я, попробовав это французское блюдо, не испытал. И хотя я потом все-таки купил себе замечательный «БМВ» пятой серии, день рождения у меня был отравлен воспоминаниями об этом андуйете. Но потом я подумал, что, наверное, французы не такие дураки, дай-ка я еще раз попробую. Заказал еще раз, и сейчас это одно из моих любимых блюд.

– Спасибо, Саша, что ты меня подготовил. С чего меня будет тошнить? С бюлё или с устриц?

Саша не успел ответить – гарсон поставил перед нами два блюда с действительно огромными устрицами на льду и еще одно – с бюлё, то есть с морскими улитками. Рядом устроились корзина с хлебом и запотевший кувшин.

–  Улиток нужно есть с майонезом, – сказал Саша. – Их выковыривают специальной вилочкой, вот так…

Но я на улиток не клюнул, сразу начал с устриц. И не ошибся. Уже после первой я честно сказал:

– Саша, беру назад все свои слова. Эти устрицы вызывают у меня удовольствие, близкое к оргазму. Если я съем дюжину, я просто умру.

И действительно, таких устриц я, признаюсь, не ел никогда и нигде, даже в самом знаменитом устричном баре под «Гранд централ Стэйшн» в Нью-Йорке. Устрицы в «Кафе де Туран» были воистину феноменальны! Я позабыл о покушении, о грубой скамье, на которой сидел, и даже о моей спине, не терпящей сырых сквозняков.

Саша сказал:

– Знаешь, у французов есть анекдот. Дочь спрашивает у мамы, чем ей кормить жениха перед первой брачной ночью. А мама говорит: «Дай ему дюжину устриц». И наутро спрашивает у дочери: «Ну как?» А дочь отвечает: «Знаешь, мама, сработали только шесть устриц». Поэтому не увлекайся…

Но я, съев первую дюжину, сказал:

– Ты читал «Этюды о творчестве» Мечникова? Он утверждает – и я это проверил на своем опыте, – что творчество поглощает сексуальную энергию.

– Фрейд говорит примерно то же самое.

– Поэтому я предлагаю заказать еще по дюжине устриц и начать работать. Гони следующую историю.

– Подожди, – ответил он. – У нас целых три дня! Теперь, когда ты проникся к «Кафе де Туран», я могу рассказать тебе о моих других любимых местах на Лазурном берегу…

Но я видел, что дело не во мне, а в самом Саше. С тех пор, как мы въехали на Лазурный берег, он преобразился. Исчезла сутулость, свойственная нашему возрасту и вообще русским мужчинам. Распрямились плечи. Взорлил взгляд. И даже накладка с продюсером его не подсекла, он, похоже, не очень этому огорчился.

– Рестораны в Ницце, – сказал он вдохновенно, – это, конечно, особая песня. Про них можно многое рассказать. В частности, тут рядом, в Кань-сюр-Мер, есть «Шарлотта I» – это один из лучших рыбных ресторанов Лазурного берега. Его вывеска видна издали, потому что она расположена на небольшой башенке, которая возвышается над двухэтажными домами. Но ни про «Шарлотту I», ни про «Метерлинк», ни про «Мер Жермен», ни про ресторан «Шантеклер», находящийся в гостинице «Негреско», я рассказывать не буду. Потому что мы с тобой сидим в ресторанчике, который, по убеждению многих французов, является лучшим рыбным рестораном Ниццы. Но, как ты видишь по обстановке, это место не для туристов, а для французов. Во Франции на этот счет четкое разделение. Дело в том, что в Ницце, так же как и в Париже, тысячи ресторанов на все вкусы. Но даже в самый лучший сезон далеко не все рестораны заполнены. И только в особые из них в любое время года войти просто так невозможно. Перед ними всегда очередь. «Кафе де Туран» – из их числа, нам с тобой просто повезло, что мы пришли сюда в дождь и за час до обеда. Скоро тут будет не протолкнуться, несмотря на непогоду. Но как видишь, тут есть смысл отстоять очередь. Потому что то, что тебе подали, не сравнимо ни с чем.

Это самые свежие морепродукты и самые вкусные. Здесь в сезон можно заказать даже икру морских ежей. Этих ежей подают разрезанными на две половинки, и там внутри есть маленький, буквально с ноготочек, комочек икры, напоминающей по виду икру селедки. Да и по вкусу это примерно то же. Но французы едят эту икру с превеликим трепетом, выуживая ложечкой капельки икры из каждого морского ежика и намазывая ее на бутербродики из черного хлеба с маслом. Нужно видеть их лица, когда они съедают этот бутерброд и запивают его глотком домашнего вина. В этом ресторанчике нужно брать именно домашнее вино. Оно сделано из нескольких сортов белого и розового винограда. Оно не имеет какой-то высокой кондиционной марки, но в этом ресторанчике оно отличается хорошим вкусом и качеством.

Что же еще можно заказать в «Кафе де Туран»? Если бы ты с такой страстью не набросился на устриц, я бы заказал нам еще розовых креветок. Настоящие креветки – это крупные красивые розовые существа, на большой тарелке их может поместиться не больше трех. А если тебе повезет с сезоном, твои креветки будут еще и с икрой. И естественно, здесь эти креветки подают абсолютно свежими. Всего за несколько часов до того, как их подали на стол, они были выловлены из моря и сохранялись на льду.

А теперь позволь тебе сказать «за бюлё». Эти улитки – потрясающее блюдо французской кухни. В отличие от эскарго – виноградных улиток – бюлё живут на морском дне. Есть их нужно с майонезом и черным хлебом. Вкус мяса этой улиточки, которую специальной кривой вилочкой с двумя зубчиками я выковыриваю из панциря, ни с чем не сравним. Для меня это самое вкусное блюдо французской рыбной кухни. Кухни «фри де мер» или даров моря – так поэтично французы называют морскую живность: раков, лангустов, креветок, улиток, морских гребешков. И особенно замечательно бюлё проходит в желудок с бутылочкой «Шабли». Не знаю, как уж получилось, но для меня ощущение того, что я вернулся во Францию, происходит именно в тот момент, когда я ощущаю на языке вкус бюлё с «Шабли». И, прощаясь с Францией, я тоже обязательно захожу в ресторанчик, где подают «фри де мер», и заказываю бюлё и «Шабли». Может быть, еще и потому, что в других странах я этих бюлё нигде не находил. Я ел там французских устриц и, конечно, пил там «Шабли», но вот этого сочетания «Шабли» и бюлё за границами Франции, как правило, ты получить не можешь. А для меня это является одним из главных наслаждений жизни – наслаждением, которое приближается к сексуальному, но, к сожалению, не заменяет его.

– Это потому, что ты не читал Мечникова, – сказал я. – Но теперь, когда ты съел своих бюлё, – за работу! Давай следующую историю…