Текст книги "Свободный полет одинокой блондинки"
Автор книги: Эдуард Тополь
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Днем неподалеку от причала парома, который был единственной связью Долгих Криков с остальным миром, Алена и Настя стирали в речке белье. Катая мокрую простыню по стиральной доске в ритме песни все той же Патрисии Каас, Алена и головой подергивала в такт музыке, и плечами, и бедрами. Но тут Настя дернула ее за кофту.
Алена сняла наушники и услышала крик:
– Алена! Алена!
Она повернулась.
Это на паром въезжал трактор с прицепом. В прицепе сидели и стояли местные парни и девчата, кричали и звали ее ехать с ними.
– Ладно, достираешь, – сказала Алена сестре, вытирая руки о подол.
– Ну вот, так всегда! – проворчала Настя, но Алена уже побежала к парому.
Там, сидя на водительском месте, тракторист Алеха – уже под банкой, конечно, под водкой с димедролом – наяривал на гармошке и пел:
Как над нашим над селом
Аура зеленая.
Карма ехать в магазин
Покупать крепленое.
Когда паром достиг противоположного берега, Алексей повернулся к Алене:
– Плейер дашь послушать?
– А трактор дашь повести? – И Алена тут же нацепила ему на шею плейер на шнурке, столкнула с водительского места. – Все! Все! Мы договорились!
Он и не особенно сопротивлялся – в школе они все учились автоделу, и в деревне любой пацан мог водить хоть трактор, хоть грузовик. А страсть Алены к автовождению Леха уже не раз проверил – за «порулить» она могла ему потом и кое-что позволить. Не все, конечно, но все-таки…
Однако в этот день – после стычки с Федором и отказа Жукова – у Алены было иное настроение. Спустив на противоположном берегу трактор с парома, она вдруг до упора выжала педаль газа – так, что трактор сорвался с места, и в прицепе все попадали с ног. Но Алена, не обращая на это никакого внимания, все гнала и гнала трактор, выписывая им кренделя по полям и лугам. В прицепе всех болтало, они что-то кричали, размахивали руками, Леха пытался перехватить у Алены рычаги, но Алена, хохоча, пела что-то из репертуара Патрисии Каас и закладывала новый вираж, да такой, что Леху отшатывало в сторону и едва не сносило с трактора.
Наконец трактор выскочил на асфальтированную дорогу Новгород – Тверь – Москва и остановился у придорожного сельпо. Парни и девчата посыпались из прицепа.
– Леха, кому ты трактор дал?!
– Она ж чумная!
– Ей лечиться надо!
– Я чуть голову не сломала!..
Леха отдал Алене плейер и вытащил ключ из замка зажигания.
– Охолонись, психованная! Постереги машину…
Ругая Алену, парни и девчата, переждав проходивших коров, ушли в магазин, а Алена уселась под солнцем на бревно у дороги, вставила в уши наушники и в такт новой песне закачала головой, отлетая со своей любимой Каас в заоблачные выси и дали.
Там, в этих заоблачных высях, все было хорошо – там плыли облака, пышные, как взбитые сливки, там пели ангелы с крыльями, как у лебедей, а прямо перед Аленой вдруг остановился спортивный кабриолет с сияющими лаковыми крыльями, кожаными креслами и никелированной панелью приборов. За рулем этого роскошного космического авто сидел загорелый красавец в белоснежной рубашке со стоячим, как у киношных звезд, воротником. Повернувшись к Алене, он что-то сказал ей, но она не слышала его из-за музыки в наушниках.
Он помахал ей рукой.
Алена сняла наушники и спросила по-русски:
– Чё?
– Загораем, я говорю? – тоже по-русски произнес красавец.
– В каком смысле? – с медлительностью парашютирования на землю спросила Алена и огляделась вокруг. Оказалось, что заоблачный красавец четырьмя колесами своего немыслимого авто действительно стоял на земле, причем буквально в двух шагах от свежих коровьих лепешек.
– Вот я и спрашиваю, – говорил он, – какой смысл девушке такой красоты так бездарно тратить время у деревенского сельпо? – И красавец выразительно посмотрел на воробья, усевшегося на коровью лепешку. А потом опять на Алену. – Ведь так и жизнь пройдет на фоне этого пейзажа, будто ее и не было. Правильно?
Алена, балдея от его неместной красоты, тупо молчала.
– Так, может, покатаемся? – предложил красавец.
– Куда?
– А куда угодно! Можем в Тверь, можем в Москву, можем в Париж, а можем и в Монте-Карло.
– Куда-куда?
– Монте-Карло, девушка, – это город на Лазурном берегу в княжестве Монако. Неплохое, скажу тебе, местечко: улицы выложены чистым мрамором, и живут там, между прочим, настоящие принцы и принцессы. Поехали?
И вдруг Алена, как загипнотизированная, стала подниматься, словно ее магнитом потянуло к этому красавцу.
Но именно в этот миг из магазина вышли парни и девчата с бутылками «Балтики» и банками «Джин энд тоник». И Леха, конечно, тут же попер на красавчика:
– Эй, козел, тебе чё надо? Алена, пошли!
А красавец, игнорируя его, насмешливо усмехнулся Алене:
– О! У вас, оказывается, свой транспорт. Оревуар, чудо мое!
И, сделав двумя пальцами прощальный жест, с места рванул свой кабриолет, со скоростью метеора полетел прочь по дороге.
Алена завороженно смотрела ему вслед, а Леха, сев за рычаги трактора, хозяйски распорядился:
– Алена, ну долго тебя ждать? Залазь в прицеп!
Алена перевела взгляд с улетевшего кабриолета на Леху и своих земляков в прицепе и сказала в сердцах:
– Да пошли вы все! С прицепом!
Тут на старом грузовичке времен Второй мировой войны к сельпо подкатили черногрязские парни. Черные Грязи были ближайшими соседями Долгих Криков, и между парнями двух сел шла постоянная война. Алена даже не успела заметить, по какому поводу на этот раз началась драка, да повод и не был важен, драка при встрече черногрязских и долгокрикских возникала всегда – что с поводом, что без. Вот и на этот раз мордобой начался сразу, без предисловий и толковища – просто кто-то из черногрязских, проходя мимо долгокрикских, как бы случайно выбил у долгокрикской девахи банку джина с тоником и – пошло, поехало. Только слышались мат, шмяканье кулаков и кастетов, да голоса долгокрикных девчат, которые наблюдали за дракой из кузова прицепа, словно с трибуны:
– Колян, вмажь ему по яйцам, по яйцам!..
– Васька, берегись! Сзади!..
– Леха, башку прикрой!..
– Серый, вломи ему по рогам!..
– Вовик, токо не падай, не падай!..
– Эй, козлы черногрязские! Хватит! Хватит!.. – Ссыпавшись с прицепа, Алена и другие девчата заслонили собой побитых долгокрикских парней, отпихивая от них разгорячившихся черногрязских.
– Ну, все, все!.. Помахали, и будет!..
– Но-но! Не лапай, козел! А то я те сама счас врежу!..
В этот приятный момент на подводе подвалили черногрязские девчата и стали уводить своих парней, базаря при том с долгокрикскими девахами, поскольку черногрязские парни неохотно отставали от долгокрикских красавиц. В связи с чем снова чуть не возникла драка – уже женская, но черногрязские парни удержали своих девчат и уехали, оставив на поле боя побитых ими долгокрикских парней. Девчонки помогли своим богатырям завалиться в кузов. У Лехи рука была вывернута, и Алена села за рычаги, повела трактор назад.
На пароме девчата развели своих героев по оба борта и стали замывать им раны, говоря:
– Ну, ты ему влупил!..
– Здорово вы им врезали!..
– Суки они, с кастетами! Это нечестно…
Когда паром пристал к причалу в Долгих Криках, девчата вывели своих героев на берег.
Навстречу им катил на паром почтальон Виктор.
Алена спрыгнула с трактора, подошла к Виктору и проникновенно заглянула ему в глаза.
– Витя, ты меня любишь?
Виктор покраснел, но не дрогнул.
– Люблю.
– Займи сорок шесть рублей.
Виктор развел руками:
– Откуда?
Алена, круто повернувшись, ушла.
– Алена! Если бы было, я б те всё отдал! – крикнул он вслед, но она лишь пренебрежительно повела плечом.
4Ночью она лежала на печи и через окно смотрела на луну и на россыпь звезд над Долгими Криками.
Звенели цикады, с близкого лесного озера ухал филин, а где-то вдали, в глубине леса выли волки. На луну, наверно.
Рядом с Аленой, свернувшись калачиком, спала Настя и во сне одной рукой прикрывала несуществующую грудь, а другой отбивалась от кого-то.
Потом из темноты спящего дома до Алены доносятся шум какой-то возни, скрип кровати и сдавленные голоса матери и Федора.
– Не надо, Федя, Алена не спит.
– Да спит она. Давай!
– Ну тебя! Не хочу. Ты опять нажрался.
– Давай, сука!
– Нет. Отстань.
– Счас к Алене пойду! – пригрозил Федор, и тут же послышался звонкий удар оплеухи, которую отвесила ему мать.
И голос Федора:
– Ах ты, кур…
И – еще удар, но уже глухой, кулаком, и тут же – вскрик матери, грохот упавших с кровати тел, матерщина, шум драки и плач проснувшегося Артемки.
Алена, спрыгнув с печи, схватила валявшийся у стены топор и бросилась в комнату матери.
Там в темноте пьяный Федор бил ногами мать, лежавшую на полу, и орал:
– Ах ты, курва кривая! На кого руку поднимаешь? Я тебе и вторую ногу укорочу, сука гребаная!
Алена, не раздумывая, занесла топор под потолок.
– Не-е-ет!!! – вдруг закричала мать и, перекатившись по полу, ударилась в ноги Алены. – Нет, Алена!
Федор, повернувшись, увидел и топор над своей головой, и глаза Алены, которые были посильней топора.
– Вон отсюда! – негромко сказала ему Алена.
Федор не вынес ее взгляда, опустил глаза.
– Да я вас тут всех… в три креста! – буркнул он и ушел, шибанув наружной дверью.
Алена помогла матери подняться с пола.
Со двора донеслось кудахтанье переполошенных кур. Это Федор пошел в курятник – знамо зачем.
– Все, мама, – сказала Алена. – Или я, или он.
– А что у тебя с ним? – ревниво и словно бы вскользь спросила мать.
Алена долгим взглядом посмотрела на мать, но та отвела глаза и сказала:
– Ехала бы ты от греха. Поступать куда, что ли…
– Дай на билет, – ответила Алена.
Мать, как и Виктор днем, бессильно развела руками:
– Откуда?
5Назавтра она полола Жукову грядки под музыку своего плейера и песню Патрисии Каас.
Въедливая пыль засоряла глаза.
Тяпка мозолила руки.
Нагибаться да выдергивать сорняки с корнем – от этих (даже под музыку) поклонов спина надламывалась так, что не разогнешь.
А солнце палило, и капли пота катились по лбу.
Мимо катил на велике Виктор. Остановился и спросил изумленно:
– Эй, Алена! Ты чё делаешь?
Алена, разгибаясь, сняла наушники.
– Я говорю: ты чё делаешь? – повторил Виктор.
– Чем спрашивать, помог бы.
– Мне почту надо развозить, – пожаловался Виктор.
– Ну и катись тогда…
Виктор подумал, потом положил свой велик у дороги и пошел помогать Алене.
Спустя какое-то время мимо катили на тракторе с прицепом все те же местные девчата и парни. И весело заорали наперебой:
– Алена, вы чего – в крепостные подались? На Жукова пашете?
А Леха-тракторист загорланил:
Я работала в колхозе —
Загубила жизнь в навозе!
Вот такая дребедень,
Зашибись, мой трудодень!
Но Алена презрительно заткнула уши наушниками.
6Все ее имущество поместилось в пластиковый пакет с надписью «Наш дом – Россия!». Провожать ее собралась у парома вся семья – мать, отчим, Настя, грудной братик и даже коза.
– Пиши! Пиши обязательно, ладно? – с лживой нежностью просила мать.
– А мне плейер в городе купи, – сказала Настя.
– И правда, купи ей, – подхватила мать. – Она меня уже допекла с этим плейером. А мне знаешь чего купи? Прокладки и… – И мать зашептала Алене на ухо про какие-то обезболивающие импортные таблетки при месячных.
– Купи, купи им! – сказал и Федор. – Семью не забывай.
Почтальон Виктор, стоя на пароме и держа канат, позвал:
– Ну, Алена. Поехали!
Алена вдруг отдала Насте свой плейер – «Держи!» – и запрыгнула на паром. Виктор тросом потянул этот паром к другому берегу.
Там Алена села на раму его велосипеда, и Виктор, нажимая на педали, покатил вдоль берега все дальше и дальше от деревни Долгие Крики.
Мать, отчим и Настя махали ей вслед руками.
Вскоре Алена уже стояла на палубе большого волжского парохода. Проходя под огромным мостом, этот пароход вплывал в Тверь…
7Так Алена впервые в жизни оказалась в городе с высокими пятиэтажными домами, с потоками пешеходов на тротуарах и даже с автобусами, которые катят по мостовым. Шагая по тверским улицам, она во все глаза разглядывала витрины магазинов, ларьки с заморскими фруктами, удивительные машины – «мерседесы» и джипы, сияющие лаковыми боками, и вывески неизвестных ей фитнесс-клубов. Что это за фитнесс такой, гадала она, фрукт, что ли?
Тут она увидела вожделенное с детства мороженое. И уже шагнула было за ним в кафе, но вовремя пересчитала свои деньги и поняла, что на мороженое у нее не хватает. Утерши ладонью пересохшие губы, она собралась двинуться дальше, когда заметила на двери кафе трепыхавшийся под ветром листок с объявлением:
ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЕ ДЕВУШКИ ПРИГЛАШАЮТСЯ НА КОНКУРС КРАСАВИЦ. ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ! ТАВЕРНА-КЛУБ «МОНТЕ-КАРЛО»
Сразу за словами «Монте-Карло» была нарисована стрелочка, которая указывала на соседнюю дверь, украшенную вывеской «Таверна-клуб “Монте-Карло”» и неоновой Мэрилин Монро в юбке, взлетающей парашютом.
Сам же клуб располагался в подвале бывшего бомбоубежища – сразу за лестницей было помещение с железными дверьми, зелеными трубами теплового коллектора и стенами, покрашенными в черный цвет и разрисованными парусами и нагими красавицами.
У этой железной двери Алену и встретила администраторша:
– Ты на конкурс?
– Да.
Кивком головы администраторша приказала следовать за ней и провела Алену в узкую проходную комнату перед туалетом. Здесь на стене висело длинное зеркало, перед ним прихорашивались юные местные красавицы, а где-то за стеной гремела музыка.
– Готовься, – сказала Алене администраторша. – Ты шестая. Как фамилия?
– Бочкарева.
– Как на пиве, что ли?
Алена не успела ответить – в комнату влетела разгоряченная брюнетка не старше пятнадцати лет.
– Ну? Как там? – спросила у нее одна из сидевших у зеркала.
– Ой, клево! – возбужденно откликнулась брюнетка. – Мне сказали, что я лучше всех! А я, между прочим, и не знала, что это конкурс стриптиза!
Алена удивленно повернулась к администраторше:
– Так это стриптиз?
Кто-то из девушек фыркнул, кто-то посмотрел на нее с насмешкой.
– А стриптиз – это что? – сказала администраторша. – Сифилис, что ли? Это эстрадное искусство и ничего больше! – И, взяв Алену за руку, повела ее куда-то в глубину клуба-бомбоубежища.
Тут из динамиков грянула мелодия «На пароходе музыка играет, а я одна стою на берегу», администраторша сказала: «Пошла! Смелей!» – и вытолкнула Алену на сцену.
Алена, ослепленная мощным прожектором, плохо видела сидевшее перед сценой жюри. Но, пританцовывая, запела, чтобы произвести на жюри впечатление:
На пароходе музыка играет,
А я одна стою на берегу.
Машу рукой, а сердце замирает,
И ничего поделать не могу…
Жюри – четверо крутых парней, хозяев «Монте-Карло», которые, развалясь в креслах, сидели перед сценой, – удивленно уставилось на нее.
А Алена как ни в чем не бывало продолжала свой эстрадный номер:
Вот опять теплоход
Замедляет свой ход,
То ли мель, то ли лед…
– Раздевайся, раздевайся!.. – зашипела ей из-за кулис администраторша.
Алена стала раздеваться, не прекращая петь и танцевать, – скинула туфли… кокетливо сняла с шеи платочек… потом сбросила кофточку… юбку… (Не надо объяснять, какое на ней было белье.) И так, отплясывая, довела свой номер до конца, а напоследок помахала юбкой над головой, словно косынкой вслед уходящему пароходу.
Жюри расхохоталось, но Костя – менеджер и один из хозяев клуба – сказал им:
– А чего? Смешная девчонка! – И Алене, которая уже убегала со сцены: – Постой! Мы тебя берем. Только больше не пой.
– А что я буду делать? – спросила Алена.
– То же самое – танцевать.
– За деньги?
– Конечно.
– А за сколько?
– Десять баксов. Триста рублей. Устроит?
– За месяц?
– За один вечер, дуреха!
– Только предупреждаю, – тут же сказала Алена, – я девушка. Танцевать буду, но ничего кроме.
8Ровно в девять вечера из настенных часов клуба «Монте-Карло» выскакивала кукушка, а потом начинался «стрип-парад» – на сцену под музыку выходила сначала одна танцорка, за ней вторая, третья, пятая, и наконец все пятнадцать стриптизерш, стоя на подиуме, синхронно танцевали и раздевались. Алена была в их числе. И оказалось, что делать это в компании с другими девчонками куда проще, чем в одиночку…
Под утро, когда на настенных часах кукушка куковала пять раз, клуб закрывался, и Алена устало уходила спать в общежитие – в дальнюю комнату бомбоубежища, где стояло восемь двухэтажных коек.
Койка Алены была у бетонной стены. И как бы она ни уставала, Алена карандашом для ресниц делала перед сном несколько штрихов на этой стене, рисуя себе очередного принца – теперь уже не на боевом коне, а в открытом спортивном автомобиле. Только после этого засыпала…
А днем, в перерыве между репетициями, девушки постоянно занимались марафетом. Двухметроворостая татарка Зарема накручивала волосы на бигуди, Полина делала себе педикюр, Вика – мелирование, Шура рисовала узоры на ногтях, и при этом все, конечно, трепались и рассматривали «Вог», «Элит», «Плейбой» и другие модные журналы, которые Алена в своих Долгих Криках и в глаза не видела. Но виду не показывала, конечно, а, наоборот, старалась продемонстрировать свою «не лыком шитость».
Как-то во время такого общего трепа Зарема заметила, что раньше, когда она работала в «Гаване», там «было ужасно, а тут, в «Монте-Карло», жить можно». Желая поучаствовать в общем разговоре, Алена встряла, сказала:
– Ха! Думаете, эта дыра и есть Монте-Карло? Монте-Карло это знаете что?
– Ну расскажи! – насмешливо глянула на нее Зарема.
– Это… это такое место… – не замечая подначки, мечтательно произнесла Алена, – там улицы выложены белым мрамором! Там живут настоящие принцы и принцессы!..
Но никто не поддержал эту тему.
– Курникова опять на обложке, надо же! – завистливо произнесла Полина, разглядывая журнал.
– А Анисимова уже три раза в «Элит»! – заметила ей Вика.
– Да, – мечтательно произнесла Зарема, – хотела бы я в Париже побывать!..
– И в «Элит» на обложке, – иронично поддела ее Шура.
– А я буду! – вдруг вырвалось у Алены, уязвленной тем, что все проигнорировали ее сведения о Монте-Карло.
– Где ты будешь? – спросила Шура.
– А везде! – ответила Алена. – И в Париже, и в МонтеКарло, и даже в «Элит»!
– Будешь, будешь, деревня! Особенно в «Элит»! – презрительно усмехнулась Зарема.
– Ага, я деревня! – вспыхнула Алена. – Только я в деревне такому выучилась, чего никто из вас, городских, не может!
– Это чему же?
– А я могу, как статуя, застыть и хоть час не двигаться!
– Да ладно врать!
– А на что поспорим?
– А на что хочешь!
– Отвечаешь за слова?
– Отвечаю! – завелась и Зарема.
– И на сто баксов отвечаешь?
– Но и ты отвечаешь! – сказала Зарема. – Если двадцать минут не простоишь статуей, отдаешь сто баксов!
Алена вышла на сцену, показала на часы с кукушкой. Было без двадцати два.
– Только тихо! – приказала Алена всем, и так притихшим от любопытства. – Полина, хлопни в ладошки, это будет начало.
И изготовилась – стала в позу дискоболки.
Полина хлопнула ладонями, и Алена замерла.
Танцорки подошли к ней – сначала с недоверчиво-скептическими улыбочками, а потом с изумлением.
Алена стояла совершенно неподвижно, не моргая, не шевеля ни бровью, ни ресницами.
Кто-то дотронулся до нее, хотел пощекотать…
Кто-то помахал руками перед ее глазами…
Глядя прямо перед собой, Алена не шевелилась, не моргала и не дышала.
Зарема смотрела на часы с кукушкой.
Стрелка шла…
Девушки стали трогать Алену, звать ее, кричать ей в уши:
– Эй, деревня, проснись!
– Классно стоишь!
– Эй, у тебя что, паралич?
Алена стояла не шевелясь, не моргая и даже не слыша их…
Менеджер Костя, войдя в зал, остановился в двери.
Зарема с беспокойством смотрела, как стрелка приближается к двум часам.
Ровно в два выскочила кукушка и крикнула свое «Ку-ку!».
Полина зааплодировала Алене, за ней стали аплодировать и остальные.
Алена от этих хлопков пришла в себя, вышла из транса, заулыбалась.
Девушки захлопали ей еще громче.
Алена подошла к двухметроворостой Зареме и протянула руку:
– Гони бабки!
– Да пошла ты! – презрительно ответила Зарема, вставая над Аленой во весь свой рост, как Голиаф над Давидом.
На что Алена с криком «Ах так?» подпрыгнула и вцепилась Зареме в волосы.
Но тут подскочил Костя:
– Девки, девки! Отставить! – и, оттащив Алену в сторону, спросил у нее: – А ты в любой позе можешь так стоять?
– Ну! – подтвердила Алена.
– Не «ну», а можешь или нет?
– Ну, могу!
– И долго?
– А хоть час!
– Не врешь? – усомнился Костя. – А как ты это делаешь?
– Меня учили, есть система.
– А сотку баксов за вечер хочешь делать?
– Смотря чем.
– Стань на четвереньки!
Алена уставилась на него подозрительно.
– Стань, стань! – сказал Костя. – Не надломишься!
Алена нехотя стала на четвереньки.
– Так, неплохо… – сказал он. – Только чтоб спина ровной была, горизонтальной!
Алена выпрямила спину.
Сняв с журнального столика стекло, Костя положил его на спину Алене и, любуясь своей выдумкой, отошел, как художник перед полотном.
– Класс!