Текст книги "Цезарь"
Автор книги: Эдуард Геворкян
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Часть вторая
S.P.Q.R
Установление Республики
В 1830 году Александр Сергеевич Пушкин в записках о «Графе Нулине» написал следующее: «В конце 1825 года находился я в деревне. Перечитывая «Лукрецию», довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что, если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? Быть может, это охладило б его предприимчивость и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те. Итак, республикою, консулами, диктаторами, Катонами, Кесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобному тому, которое случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде».
Пушкин точно подметил один из ключевых моментов человеческой истории. Хоть он и перепутал Валерия Попликолу (Публиколу) с мужем Лукреции Коллатином, его вопросы бьют в одну точку – существует ли историческая предопределенность, или бесконечное множество вариантов составляют пестрый узор, сливающийся в серую ткань будней? Мы уже говорили об историческом детерминизме и, наверное, еще не раз будем возвращаться к этой проблеме.
Прав ли Александр Сергеевич и если бы в 509 году до P. X. не изгнали бы Тарквиния Гордого, то цари правили бы Римом не двести двадцать четыре года, а дольше? Вполне возможно.
Появились бы деятели, равные Сципиону, Катону, Гракхам, Сулле, Цицерону, Помпею, Крассу, Цезарю и другим… Неизбежно! Возникновение Империи было заложено в механизме функционирования Рима.
Грубые и невежественные пастухи, основав Рим, создали новую общность, представители которой отличались прагматизмом, экспансивностью, честолюбием, и при этом верностью традициям и готовностью стать «плавильным котлом» для любого чужеземца. Пассионарность, то есть одержимость, римлян неизбежно делала их силой, перед которой трудно было устоять разобщенным племенам и городам Италии. Другое дело, что одержимость является качеством сомнительным, опасным, особенно если она «осложнена» этрусским менталитетом, склонным к жесткости и даже жестокости.
Итак, что же привело к падению царской власти?
Секст Тарквиний, буйный и похотливый сынок Тарквиния Гордого, после ночной поездки в Рим воспылал страстью к Лукреции. И вот он тайком от всех еще раз посещает дом Коллатина. Секста, разумеется, принимают как дорогого гостя и устраивают на ночь. Дождавшись, когда все заснули, он пробирается в спальню Лукреции и, угрожая мечом, требует, чтобы она отдалась ему. Лукреция сопротивляется, она готова умереть, но сохранить верность мужу. Секст намекает, что убьет сначала ее, а потом какого-нибудь раба и подложит его тело к ней в кровать. Представив себе такой позор, Лукреция сломалась и уступила насильнику. Добившись своего, Секст покидает дом.
Скорее всего, Лукреция понимала, что царский сынок не будет держать язык за зубами, и правда рано или поздно всплывет. И еще неизвестно, как ее преподнесет Секст. Поэтому она пишет письма мужу и отцу о том, что случилось страшное несчастье, и просит срочно вернуться домой. Коллатин возвращается в Рим вместе с приятелем – Публием Валерием, который скоро получит прозвище Попликола. А Спурий Лукреций, отец Лукреции, возвращаясь, по пути случайно встретил Брута, поэтому с ним вместе и явился в дом.
Далее все происходит, как в трагической пьесе. Собственно говоря, эта грустная история становится сюжетом для картин, пьес, поэм и прочих произведений искусства.
Лукреция рассказывает о злодеянии и требует отмщения. Все присутствующие клянутся отомстить и пытаются успокоить ее, говоря, что душой она чиста. Но Лукреция говорит, что от кары ей все равно нельзя уйти, достает из-под одежды спрятанный нож и вонзает себе в сердце.
Коллатин и Спурий безутешны.
«Пока те предавались скорби, Брут, держа пред собою вытащенный из тела Лукреции окровавленный нож, говорит: «Этой чистейшей прежде, до царского преступления, кровью клянусь – и вас, боги, беру в свидетели, – что отныне огнем, мечом и чем только сумею буду преследовать Луция Тарквиния с его преступной супругой и всем потомством, что не потерплю ни их, ни кого другого на царстве в Риме». Затем он передает нож Коллатину, потом Лукрецию и Валерию, которые оцепенели, недоумевая, откуда это в Брутовой груди незнаемый прежде дух. Они повторяют слова клятвы, и общая скорбь обращается в гнев, а Брут, призывающий всех немедленно идти войною на царскую власть, становится вождем». [9]9
Тит Ливий. История Рима от основания города. М.: Наука, 1989. Т. I. Книга первая, 59 (1–2).
[Закрыть]
Мертвую Лукрецию выносят на городскую площадь и созывают народ. Брут произносит зажигательные речи и призывает римлян к оружию.
Здесь, возможно, следует отстраненно взглянуть на ситуацию. В наши циничные времена любое мало-мальски объективное следствие в первую очередь заподозрило бы эту «банду четырех» в умышленном убийстве с целью совершения переворота.
Во-первых, подозрительно уже то, что муж и отец прихватили с собой по свидетелю, хотя в письме Лукреции явно указывалось, что дело семейное.
Во-вторых, сколь ни велико было преступление Секста, но прежде, чем обвинять царя, можно было бы потребовать суда над его сыном. Но заговорщикам не хотелось спугнуть правителя, и поэтому они сразу вышли на площадь. Какой-нибудь матерый адвокат в наши дни спокойно выдвинул бы предположение, что Секста специально заманили в ловушку и что Лукреция, возможно, была его любовницей. А ее родня и Брут одним махом решили две проблемы – расправились с неверной женой, а заодно обрушили царскую власть. Перекрестный допрос Брута мог бы выяснить, как давно он лелеял планы свержения Тарквиния, каким образом повстречался с отцом Лукреции и почему сопровождал его…
Но, повторюсь, совершенно не имеет значения, какой была ситуация на самом деле. Предание о Лукреции живет своей жизнью, все остальное – инсинуации.
Брут увлекает за собой разгоряченных слушателей, и толпа направляется на форум, собирая по пути все больше и больше народу. На форуме Брут произносит еще одну речь, припоминая Тарквинию все дурные дела, а также неблаговидные поступки его домочадцев. Досталось и Туллии, переехавшей мертвое тело своего отца, досталось Сексту, и даже строительные работы, затеянные царем, были вменены ему в вину, поскольку римлянам, как уверял оратор, не подобало быть каменотесами и чернорабочими.
Возмущенный народ решил, что хватит с них царей, и объявил Тарквиния низложенным. И присягает не позволять никому более царствовать над ним, ущемляя его, народа, свободу.
Туллия бежит в лагерь мужа, осаждающего Ардию.
Как сложилась бы ситуация, если бы Тарквиний в это время находился в Риме, а не воевал? Можно предположить, что заговорщики выбрали именно такой подходящий момент, чтобы не иметь дело с царскими телохранителями и его сторонниками.
С другой стороны, присутствие Тарквиния могло подвигнуть их на более решительные меры. Как в случае с Цезарем. Так что от судьбы не уйдешь.
Тарквиний, узнав о делах в Риме, возвращается, дабы навести порядок. Брут, в свою очередь, узнав о передвижениях свергнутого царя, со своим на скорую руку набранным отрядом совершает хитроумный маневр – идет на Ардию и берет лагерь под свой контроль, прогнав царских сыновей. Между тем Тарквиний так и не смог попасть в Рим – ворота перед ним не открыли.
Свободные римляне тем не менее нуждались в предводителе.
Как пишет Плутарх,«…народу было ненавистно самое слово «единовластие», и, полагая, что разделенную власть терпеть будет не столь тягостно, он захотел поставить у кормила правления двоих…» [10]10
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М.: Наука, 1994. Т. I.C. 114.
[Закрыть]
Так устанавливалась Республика, которой суждено было просуществовать почти пять веков, так возникла система двух консулов – ежегодно сменяемых соправителей города и государства.
S.P.Q.R. – девиз, который римляне пронесли сквозь века и страны, – гласил: «Сенат и народ Рима «(есть также прочтение «Сенат и свободный народ Рима»). Эта надпись была начертана на значках легионов, а в наши дни украшает герб современной столицы Италии.
Ко времени изгнания Тарквиния в Средиземноморском бассейне бурно развивалась морская торговля. Римляне уже основали в устье Тибра порт Остию. И через год после установления республики, в 509 году до P. X., Рим заключил торговый договор с одной из самых могущественных морских держав того времени – с Карфагеном. Через несколько веков торговые партнеры станут непримиримыми врагами, и это серьезно повлияет на ход мировой истории.
Консулы
Публий Валерий, принимавший вместе с Брутом активное участие в перевороте, рассчитывал, что они оба заслужили быть консулами. Однако граждане Рима Бруту в напарники избирают Коллатина как особо пострадавшего, тогда как Валерию намекают, что он в общем-то при Тарквинии не очень и страдал. Обиженный Валерий покидает сенат и перестает заниматься государственными делами. Но честолюбие уже тогда было одним из «основных инстинктов» свободного римлянина, и мысли о консульстве не покидают его. Надо лишь дождаться подходящего момента.
Бывший царь не оставляет надежд вернуться в Рим. Он присылает послов, которые должны были убедить народ в том, что Тарквиний нынче не тот, что был раньше, и готов снова послужить городу. Сперва консулы разрешили послам выступить перед народом, но тут Валерий не упустил возможности указать им на оплошность такого решения и категорически выступил против, опасаясь, по словам Плутарха, «как бы у бедняков, для которых война тяжелее тирании, не появились причина и повод к перевороту». Признав его доводы резонными, консулы прогнали послов. Но прибыли другие, якобы для решения имущественных проблем. Будто бы Тарквиний готов уйти в добровольное изгнание, но для этого ему нужны средства на жизнь.
Консул Коллатин решил, что в этом нет ничего плохого, но Брут устроил грандиозный скандал, обвинив его прилюдно на форуме в предательстве. Все же после долгих препирательств граждане Рима решили вернуть деньги Тарквинию и больше о нем не вспоминать. Такое благодушие сейчас кажется несколько наивным, поскольку наша историческая память подсказывает, что за революциями, как правило, следуют конфискации. Но не будем забывать, что римскую элиту пугали крайние меры, которые могли стать прецедентом и когда-нибудь обрушиться на их головы или головы их потомков. Тем более что они находились в тесном родстве друг с другом. Так, например, жена Брута была из рода Вителлиев, которые являлись сторонниками Тарквиния. К Вителлиям, кстати, и обратились послы, вовлекая их в заговор против Республики. Те, в свою очередь, привлекли родню – двоих взрослых сыновей Брута, как писал Плутарх, «внушив им надежду, что, избавившись от тупости и жестокости своего отца, они породнятся с великим домом Тарквиниев и, быть может, сами достигнут царской власти». Но если Брут лишь прикидывался тупым, то Тит и Тиберий явно не отличались большим умом, решив играть в эти опасные игры.
Новоявленные заговорщики для успеха своего предприятия решили устроить человеческое жертвоприношение – вполне в традициях этрусков, к которым принадлежал род Тарквиниев. Чей-то раб случайно оказался свидетелем сборища. Подслушав разговоры послов и римлян, раб бежит к Валерию и сообщает ему о том, что консулов собираются убить, а царю снова вернуть власть. Валерий действует решительно и хватает заговорщиков. В вещах послов обнаруживается переписка, где названы имена. Все улики налицо.
Разгневанный сенат забывает о своем намерении вернуть имущество Тарквинию и раздают его римлянам, раба вознаграждают и отпускают на свободу, а судьбу молодых заговорщиков вручают в руки отца, дабы тот примерно наказал их.
Брут велит выпороть Тита и Тиберия, а затем отрубить им головы. Даже видавшие виды римляне были шокированы суровостью консула. Коллатин попытался смягчить приговор остальным заговорщикам, но не тут-то было. Валерий немедленно воспользовался ситуацией и обрушился на него с обвинениями в потакании изменникам и врагам. Брут обращается к народу, призвав его самим решить судьбу заговорщиков. В итоге всем отрубили головы. Коллатин своим мягкосердечием вызывает подозрение у сограждан, к тому же он тоже из Тарквиниев. Брут предлагает ему сложить консульские полномочия и покинуть город. Римляне бурно поддерживают Брута. Огорченный Коллатин сходит с политической арены, а на его место, наконец, избирают Валерия.
Поскольку относительно мирным путем вернуть себе власть Тарквинию не удалось, то он обращается к своим соплеменникам – этрускам, и те помогают ему собрать большое войско. Во время сражения консул Брут и Аррунт, сын низверженного царя, встречаются лицом к лицу, и оба гибнут в ожесточенной схватке. Имя Аррунта сейчас известно разве что специалистам по римской истории, а вот Брут стал на долгие века символом бескорыстного и, я бы даже сказал, свирепого служения идеалам свободы и тираноборчества. Его потомок впоследствии станет марионеткой в руках умелых манипуляторов, которые неустанно напоминали ему о деяниях далекого предка.
Этруски проигрывают сражение, Валерия удостаивают первого в истории Рима триумфа, и он въезжает в город на колеснице, запряженной четверкой коней.
Между тем, воздав почести победителю и оплакав Брута, павшего за дело свободы, граждане начинают поговаривать, что консул Валерий ведет себя нескромно. Выстроил слишком роскошный дом, ходит в окружении ликторов со связками и топорами. Уж не стремится ли он к единоличной власти? До Валерия доходят эти разговоры. Понимая, что римляне капризны и переменчивы, а консульство стоит дома, он велит разрушить свое жилище. И как-то поутру жители на месте великолепного строения увидели руины. Сам же консул стать жить у друзей. Жест произвел большое впечатление на толпу. Вскоре Валерий выступает перед народом, мягко упрекая его в неблагодарности. По словам Плутарха, «желая и самую власть сделать кроткой, менее грозной и даже любезной народу, Валерий приказал вынуть топоры из дикторских связок, а связки опускать и склонять перед народом, всякий раз как консул входит в Собрание. Этот обычай, много способствовавший украшению демократии, соблюдается властями вплоть до нашего времени».
Что касается демократии, то и в наши времена ничего, кроме «украшения», от нее не осталось. Пессимист может даже прийти к выводу, что политтехнологии практически не изменились с тех пор, а оптимист именно в этом увидит повод для веселья – люди не меняются, меняется лишь атрибутика, в которой они пребывают. Но не будем о грустном…
Народ, видя такую любезность со стороны Валерия, радостно ему подчиняется и дает прозвище Попликола (или Публикола), то есть «друг народа». Валерий же, прежде чем приступить к выборам второго консула, проводит законы, которые должны, по его замыслу, препятствовать тирании. Он увеличивает количество сенаторов, разрешает обвиняемым, не согласным с приговором консулов, апеллировать к народу, вводит смертную казнь для тех, кто без народного одобрения примет властные полномочия. Более того, по одному из новых законов любому человеку дозволялось без всякого суда убить того, кто будет заподозрен в попытке установления единовластия, разумеется предоставив затем соответствующие улики. Народу очень понравилось также облегчение налогового бремени.
И только после этого, приобретя большую популярность, Валерий Попликола проводит выборы. В консулы избирают Спурия, отца знаменитой Лукреции, но через несколько дней новоизбранный соправитель умирает. Возможно, немолодого Спурия подкосили смерть дочери и изгнание зятя. Не будем забывать и о высокой смертности населения в те далекие годы. Проводят новые выборы, и консулом становится некто Марк Гораций, разделивший вместе с Валерием власть на весь оставшийся годовой срок.
Войны и герои
Обретя долгожданную свободу и систему консульского правления взамен царской власти римляне тем не менее не обрели мира и покоя. Войны продолжались. Забегая вперед, скажем, что война – это естественная форма функционирования римской государственности на всех этапах ее бытования – царском, республиканском, имперском…
Тарквиний не успокоился и заручился поддержкой могущественного этрусского царя Порсены, известного своей справедливостью и добротой. Порсена, естественно, в силу корпоративной солидарности берет сторону свергнутого царя и требует от римлян вернуть ему царское кресло. Получив отказ, он начинает войну и вскоре осаждает Рим.
Положение граждан отчаянное, начался голод. И тут некто Муций, за тысячи лет до Мао Цзэдуна, провозгласившего лозунг «Бей в голову, остальное само развалится», решает устранить главный источник опасности – убить Порсену. А вообще-то Муция могла подвигнуть на эту тайную акцию история Юдифи, убившей вражеского военачальника Олоферна почти за пять веков до этих событий.
Убийца из Муция вышел неудачливый, хотя он говорил по-этрусски и раздобыл соответствующую одежду. Он добрался до расположения Порсены, но, не зная его в лицо, убил одного из его приближенных. Муция хватают, Порсена начинает его допрашивать, но героический римлянин, дабы продемонстрировать свое бесстрашие, кладет правую руку на жаровню с горящими углями. И как гласит одно из преданий, молча смотрит царю в глаза, в то время как рука его обугливается. Царь, удивленный стойкостью и мужеством Муция, освобождает и возвращает ему оружие. И поскольку он принимает меч левой рукой, то получает прозвище Сцевола, то есть Левша. И с тех пор его имя является символом самозабвенного служения своему народу.
Согласно же версии Тита Ливия, представший перед царем Муций еще до сцены с сжиганием руки долго и велеречиво втолковывает ему о том, что римские юноши объявили Порсене войну и что за ним, Муцием, будут приходить другие, пока не добьются своей цели. Более того, в рассказе Ливия незадачливый убийца, прежде чем проникнуть в лагерь противника, ставит в известность Сенат о своем намерении и получает одобрение.
По версии Плутарха, Сцевола, покоренный великодушием Порсены, заявляет, что сейчас в лагере находятся триста римлян, у которых та же задача – убить его. Но такой благородный человек должен быть другом римлян, а не врагом.
Неизвестно, поверил ли Порсена информации о трехстах убийцах или приписал эти слова болевому шоку Муция, но, скорее всего, именно тогда задумался о перемирии. Тем более что Валерий Попликола не раз давал ему понять, что хотел бы видеть в Порсене союзника и готов предоставить на его суд их распрю с Тарквинием.
В итоге Тарквиний остался ни с чем, а с этрусками заключили мир. Но вскоре пришлось сражаться с сабинянами и латинами. Валерий, избранный консулом в четвертый раз, одержал победу, был награжден триумфом и вскоре после того, как были выбраны новые консулы, умер.
Жизнь в Риме продолжалась, войны тоже. И словно зеркальное отражение старой истории, одна из них произошла с сабинянами. Во время игр юные сабиняне похитили несколько молодых римлянок, чтобы увести с собой. Римляне не поняли юмора ситуации, набежала толпа, дело кончилось большой дракой. Поскольку в это же время ожидали серьезных столкновений с латинами, то, как уже было принято во время чрезвычайных ситуаций, избирают диктатора, наделенного на шесть месяцев особыми полномочиями. Это устрашает сабинян, которые понимают, что римляне готовы идти на самые решительные меры и не побоятся даже столь ненавистного единоначалия. Они просят мира, но переговоры кончаются провалом. Впрочем, состояние ни мира, ни войны с сабинянами длилось почти год.
А потом началась война с латинами. Во время битвы у Регилльского озера римляне узнают, что в рядах неприятеля находятся и ненавистные Тарквинии. Сражение было особо ожесточенным, и, что характерно, Авл Постумий, назначенный на этот период диктатором, сражался наравне со всеми. Он ранит Тарквиния Гордого, но консул Марк Валерий, брат Попликолы, гибнет в схватке с одним из сыновей Тарквиния. Римляне растеряны, враги переходят в контратаку. И тогда Постумий приказывает своей охранной когорте, состоящей из лучших воинов, считать врагом всякого, кто покинет строй. Как пишет Тит Ливий, «двойной страх удержал римлян от бегства; они поворачивают на врага и восстанавливают ряды». Можно предположить, что Постумий одним из первых в истории использовал идею заградительных отрядов. Но такие строгие меры не всегда были необходимы. Как правило, в самые опасные моменты сражений военачальники бок о бок со своими воинами идут в атаку или защищаются, и эта традиция во многом определила будущие победы римского оружия.
Честолюбие порой доводило до трагедий.
После войны с латинами сражаться пришлось с племенем вольсков. Война шла с переменным успехом, прерываясь на внутренние разборки между плебеями и патрициями.
Гражданские распри доходят до того, что плебеи даже покидают город и собираются на Священной горе. После длительных переговоров в итоге римские граждане получили институт народных трибунов, которым вменялось защищать плебеев перед консулами, причем должности эти могли занимать только плебеи.
Успокоив город, консулы Кассий и Коминий взялись за дела военные. Кассий остался в Риме, чтобы заключить союз с латинами, а Коминий движется на вольсков и громит их войско. Одержав победу, римляне захватывают город за городом и подходят к Кориолам. Начинается осада. Потеряв бдительность, осаждающие не замечают, как на подмогу осажденным пришли вражеские войска. В это же время, воспользовавшись суматохой и паникой в римском лагере, жители Кориол открывают городские ворота, чтобы напасть на римлян. Недалеко от ворот находился отряд некоего Гнея (по другим данным, Гая) Марция, молодого знатного римлянина. Тит Ливий так описывает его подвиг: «С отборным отрядом воинов он не только отразил вылазку, но и сам свирепо ворвался в открывшиеся ворота, устроил резню в ближайшей части города и, схватив факел, поджег прилегающие к городской стене постройки. Поднявшийся среди жителей переполох, смешанный с плачем детей и женщин, как это бывает при появлении неприятеля, воодушевил римлян и смутил вольсков; показалось, будто город, куда они спешили на помощь, уже взят». [11]11
Тит Ливий. История Рима от основания города. М.: Наука, 1989. Т. I. Книга вторая, 33 (7–8).
[Закрыть]
Гней Марций получает прозвище Кориолан, его слава затмевает деяния консула Коминия. Впрочем, известность не помогла ему добиться консульства – аристократические замашки Марция отпугнули избирателей.
В следующем, а именно в 492 году до P. X. жители Республики получили передышку – враги внешние оставили их в покое, между патрициями и плебеями тоже установилось что-то похожее на мир. Но пришла и другая беда – голод. То ли неурожай был тому причиной, то ли невозделанные из-за войн и междоусобиц поля, но ситуация была очень тяжелой. Пришлось закупать хлеб издалека, поскольку соседи не были расположены к римлянам дружески. Но когда из Сицилии в Рим доставили зерно, то начались новые проблемы. Сенаторы никак не могли решить, какую цену назначить для продажи зерна плебеями. И тут герой Кориолан предлагает, чтобы плебеи, которым обеспечат продажу хлеба по низкой цене, взамен отказались от прав, завоеванных три года тому назад стоянием на Священной горе, ну и заодно ликвидировать должности народных трибунов.
Здравомыслящие сенаторы понимают, что столь радикальное предложение невозможно реализовать. К тому же народ, узнавший, что его собираются морить голодом, начинает волноваться. Недовольства приобретают такой масштаб, что патриции быстро идут на попятный. И чтобы обойтись малой кровью, делают Марция Кориолана козлом отпущения. Народные трибуны присуждают его к смерти и собираются сбросить в пропасть, но патриции уговаривают собравшихся поступить по закону. С большой неохотой трибуны соглашаются на суд, назначают день суда, но обиженный на неблагодарных коллег Кориолан демонстративно игнорирует судебное разбирательство. Скорее всего, это было неправильное решение, шанс переговорить оппонентов, напомнить о былых заслугах, изменить настроение толпы был упущен. Его обвиняют в попытке стать тираном, заочно осуждают и отправляют в пожизненное изгнание.
Плутарх полагал, что характер Марция был сформирован тем, что его воспитывала рано овдовевшая мать. И что, с одной стороны, сиротство – не помеха возвышению, но с другой – без родительского надзора даже лучшие качества могут обернуться своей противоположностью. «Мощь и упорство его души, проявлявшиеся во всех обстоятельствах, порождали великие и успешно достигавшие цели порывы к добру, но, с другой стороны, делали его характер тяжелым и неуживчивым, ибо гнев Марция не знал удержу, а честолюбие не отступало ни пред чем, и те, кто восхищался его равнодушием к наслаждениями, к жизненным тяготам, к богатству, кто говорил о его воздержанности, справедливости и мужестве, терпеть не могли иметь с ним дело по вопросам государственным из-за его неприятного, неуступчивого нрава и олигархических замашек». [12]12
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М.: Наука, 1994. Т. I.C. 221.
[Закрыть]
Обида – не лучший советчик. Кориолан не находит ничего лучшего, как переметнуться к врагам Рима. Он прибывает к вольскам, преисполненный злобой, а те сразу же понимают, какие перспективы открываются перед ними. Дело остается за малым – уговорить народ на новую войну. Некто Аттий Туллий (или Тулл, по другим источникам), человек, приютивший изгнанника и подзуживающий его на месть, составляет хитрый план.
В Риме должны были состояться Великие игры. Туллий проводит, как сейчас сказали бы, рекламную кампанию, и множество вольсков приходят посмотреть на это зрелище. Коварный Туллий в это время просит тайной аудиенции у консулов и намекает, что его соплеменники – народ вспыльчивый и всякое может случиться. Поэтому лично он отбывает, дабы не иметь отношения к каким-либо неприятным событиям. Поскольку Туллий напоминает, как молодые сабиняне устроили потасовку в Риме и спровоцировали войну, то консулы относятся к его предостережению весьма серьезно. И немедленно сообщают об этом сенату. Вольскам предписывается немедленно покинуть город до наступления ночи, и глашатаи оповещают об этом везде, где только возможно.
Плотная толпа вольсков в спешке покидает город. Вскоре их встречает Аттий Туллий, уводит с дороги в чистое поле и обращается с речью, в которой всячески распаляет их гнев, возмущается римлянами и называет изгнание вольсков фактическим объявлением войны.
И снова мы видим, что обида – не лучший советчик. Доверившись Аттию Туллию, вольски избирают его и, по его настоянию, Марция Кориолана своими военачальниками. Гней Марций действительно оказался талантливым полководцем. «Римская мощь крепче вождями, чем войском» – эти слова Тита Ливия вполне применимы к любой армии и верхушке любой страны не только в Древнем мире, но и в наши дни.
В 488 году до P. X. Кориолан начинает боевые действия. Он изгоняет римлян из захваченных ими городов, медленно, но неотвратимо приближаясь к Риму. Но вместо того чтобы атаковать или начать осаду, он становится лагерем недалеко от города и начинает разорять поля. Причем избирательно, не трогая хозяйств патрициев. Не исключено, что придерживаться такой тактики ему посоветовал хитроумный Туллий. В будущем девиз «Разделяй и властвуй» ляжет в основу римской политики. А тем временем в самом Риме зреет бунт – плебеи, напуганные потерями, требуют немедленного заключения мира. Сенаторы, теряя над ними контроль, понимают, что город не удержать, и отправляют к Кориолану послов. Но требования, которые он выставляет, неприемлемы – он хотел, чтобы вольскам вернули все захваченные земли и города, а также предоставили такие же права, как и латинам. Кориолан дает срок – тридцать дней на принятие его условий, отводит войска от Рима и начинает захватывать города его союзников. Это не очень нравится вольскам, которые полагали, что победа уже у них в кармане, не нравится это и Аттию Туллию, которому неприятно быть в тени у Гнея Марция. Но недовольство пока не выплескивается наружу.
Кориолан возвращается, но римляне тянут с переговорами. Они пытаются уговорить его для начала увести вольсков, а еще лучше – уговорить их сложить оружие и только после этого начать переговоры. Разумеется, этот предложение отвергается. Тогда к нему направляют в качестве послов доброй воли всех городских жрецов. Марций непреклонен. Римляне в отчаянии.
И вот тогда сестра покойного Валерия Попликолы предлагает направить в качестве послов женщин, а возглавлять посольство должна Волумния, мать Кориолана.
Кориолан весьма удивился, когда в лагерь ввалилась толпа женщин, а с ними его мать, жена и дети. И то, что не удалось искушенным переговорщикам, удалось женщинам. Слезы, мольбы и прочувственные речи тронули сердце полководца, и он, понимая, чем это ему грозит, уводит войско.
Его дальнейшая судьба трагична. По одной версии, уважение вольсков к Кориолану было столь велико, что, скорее всего, отступление сошло бы ему с рук. Но Туллий составляет заговор, Марция убивают прямо во время собрания, которое должно было решить его судьбу. По другой версии, он благополучно доживает до седин в изгнании, если, конечно, это можно считать благополучием.
Род Марциев в будущем пересечется с родом Юлиев. Молодой Гай Юлий, тоже рано потерявший отца, не повторил ошибок Кориолана, хотя и у него были поводы обижаться на неблагодарных сограждан. Но об этом мы еще поговорим, а пока только вспомним, что судьба Кориолана послужила источником вдохновения таких титанов, как Шекспир и Бетховен.