Текст книги "Цезарь"

Автор книги: Эдуард Геворкян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Не помнящие родства

По преданиям, город Альба-Лонга был основан Асканием, сыном Энея приблизительно за четыре века до того, как в нем объявились Ромул и Рем со своей бандой. Естественно, что к чужакам отнеслись, мягко говоря, неприветливо. И тогда братья решили основать свой город. У каждого из них были свои представления о том, где его лучше строить. Обратились к гаданию на птицах, но то ли Ромул сжульничал, то ли боги недвусмысленно показали, кому они благоволят, в общем, повторилась история Каина и Авеля. Убил ли сам Ромул брата, или роковой удар нанес кто-то из его друзей, сейчас не имеет значения.

Итак, в 753 году до P. X. Ромул вошел в историю как основатель Рима.

«Заложив основание города, Ромул разделил всех, кто мог служить в войске, на отряды. Каждый отряд состоял из трех тысяч пехотинцев и трехсот всадников и назывался «легионом», ибо среди всех граждан выбирали [legere] только способных носить оружие. Все остальные считались «простым» народом и получили имя «популус» [populus]. Сто лучших граждан Ромул назначил советниками и назвал их «патрициями» [patricii], а их собрание – «сенатом» [senatus], что означает «совет старейшин». Советников звали патрициями либо потому, что они были отцами [patres] законнорожденных детей, либо, вернее, потому, что сами могли указать своих отцов: среди тех, что стекались в город в первое время, сделать это удалось лишь немногим». [3]3
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М.: Наука, 1994. Т. I. С. 30.


[Закрыть]

Так это произошло на самом деле или Плутарх выбрал у различных повествователей тот вариант, который ему показался наиболее правдоподобным, мы не узнаем. Да и, собственно говоря, это не так важно. Самый дикий и неправдоподобный вымысел, освященный веками и тысячелетиями, может настолько прочно вплестись в ткань нашей реальности, что о мере истинности или ложности профессиональные историки в своем кругу могут рассуждать до бесконечности. Для нас же, носителей обыденного сознания, существенным является то, что именно Ромулу приписывается формирование базовых структур римского общественного устройства.

Дальнейшие события, обрамляющие становление Рима как города сильного, концентрируются вокруг его личности, создавая образец для подражания, воспроизведения поведенческих модусов будущих поколений римлян.

Знаковым поступком Ромула было также знаменитое и неоднократно воспроизведенное в произведениях искусства похищение сабинянок.

Произошло это сразу же после основания Рима, через четыре месяца после расправы над Ремом. Мотивы, которые подвигли Ромула на довольно-таки рискованный поступок, неоднозначны. По одной версии, ему было предсказано оракулами, что Рим достигнет могущества и величия благодаря войнам. А потому он спровоцировал сабинян на конфронтацию. Вся милитаристическая история Рима вполне укладывается в эту нехитрую схему: уж что-что, а мастерство провокации у римлян было на высоте.

Похищение тридцати девиц (по другим версиям, их было больше, одни называли пятьсот двадцать семь, другие – шестьсот восемьдесят три девицы) и вызвало войну.

Была, правда, и версия, что в новообразованном городе население состояло в основном из мужчин, многие из которых не имели семей, а потому могли в любое время сняться с места и попытать счастья на стороне. Контингент, с помощью которого братья-герои добились своего, имел сомнительные моральные качества, а большинство из них, по выражению Плутарха, «представляло собой сброд из неимущих и подозрительных людей». Вот Ромул якобы и решил их остепенить, а заодно и установить родственные связи с сабинянами. Но тогда логично предположить, что тридцатью невестами вряд ли можно было обойтись и скорее надо исходить из максимального числа, то есть где-то под семь сотен умыкнутых сабинянок.

Но такое распределение невест среди сброда, людей без рода и племени, отцам и братьям сабинянок могло показаться несколько обидным. Хотя в те далекие времена статус человека мог в одночасье измениться, и если вчерашний пастух, не имеющий ни малейшего представления об Энее и его потомках, вдруг оказывался внуком Нумитора, то кто знает, кому фортуна улыбнется завтра? Да и что греха таить – понятие «уверенность в завтрашнем дне» с каждым годом и для наших современников все больше сменяется представлениями о жизни как об игре в «русскую рулетку».

Итак, Ромул заманил сабинян на празднество в честь обнаруженного в земле алтаря некоего бога. Как пишет Плутарх, «бога называли Консом, считая его то ли богом Благих советов («совет» и ныне у римлян «консилий» [consilium], а высшие должностные лица – «консулы» [consules], что значит – «советники»…».

В честь новооткопанного божества Ромул устроил игры и всенародные зрелища. Когда приглашенные гости собрались, по его сигналу вооруженные римляне накинулись на девушек, не трогая безоружных родственников, которые спаслись бегством.

Девушкам, разумеется, не понравилось столь радикальное сватовство, и они выказали свое недовольство. И тогда роль «свахи» взял на себя царь. По словам Тита Ливия, «Ромул обращался к каждой в отдельности и объяснял, что всему виною высокомерие их отцов, которые отказали соседям в брачных связях, что они будут в законном браке, общим с мужьями будет у них имущество, гражданство и – что всего дороже роду людскому – дети; пусть лишь смягчат свой гнев и тем, кому жребий отдал их тела, отдадут души». [4]4
  Тит Ливий. История Рима от основания города. М.: Наука, 1989. Т. I. Книга первая, 9(14–15).


[Закрыть]

Надо признать, что Ромул проявил себя в этой матримониальной авантюре вполне достойно. Для своего времени, разумеется.

В другой версии говорится, что сгоряча захватили и замужнюю женщину, которую, впрочем, не вернули из самых лучших побуждений, поскольку хотели объединиться с сабинянами родственными узами. Она становится женой, по одним свидетельствам, некоего знатного римлянина, по другим – самого Ромула и рожает ему детей, девочку и мальчика.

Озадаченные таким коварством сабиняне попросили сначала вернуть девушек, а уж потом вести разговоры о родственных союзах. А тут еще и соседние города, давно уже с большим подозрением приглядывающиеся к резвым пришельцам, решили дать им окорот.

Но не тут-то было. Римляне поочередно разгромили воинства нескольких городов, сами города разорили, а жителей переселили в Рим, продолжая успешно решать свои демографические проблемы.

К этому времени сабиняне, наконец, созрели для решающей битвы, и в жестоком бою одолели римлян. Ромул получил камнем по голове, его люди побежали, но у Ромула достало сил остановить их и повернуть лицом к врагу. Предстояла последняя схватка, ничего хорошего римлянам не сулящая. Вдруг появились сабинянки, многие из которых уже успели обзавестись детьми. И после того, как гласит история, их слезы и мольбы смягчили сердца, стороны согласились на перемирие.

Вообще-то, зная темперамент современных итальянок, можно представить, что их прапрапра… – и так далее… – бабки, скорее всего, привели в чувство своих братьев и отцов с одной стороны, а мужей – с другой, не мольбой и причитаниями, а скалками, сковородами и прочей ухватистой кухонной утварью. Но это, конечно, только предположение.

Смерть Героя

В итоге два народа слились, население Рима удвоилось, захватнические походы продолжались. Ромул брал город за городом. Разумеется, первым не нападал, но всегда находился повод – воинственные соседи и сами не отличались миролюбием. В конце своей жизни Ромул победил этрусков из Вей, существенно расширив территориальные владения и наградил земельными участками соратников. Правда, с городом Вейи римлянам придется время от времени воевать не один и даже не два века, а гораздо дольше.

Смерть Ромула, вернее, обстоятельства, ее сопровождающие, смахивают на классический детектив. При желании в них можно увидеть некое предостережение будущим властителям: первое – доверять нельзя никому, второе – любое послабление чревато потерей короны.

Тучи начали сгущаться после кончины Нумитора, четырнадцатого царя Альбы. Ромул по праву наследования мог объявить себя царем Альбы, но в силу неведомых нам причин даровал им самоуправление, ограничившись тем, что прислал им наместника.

Между тем у себя в Риме он правил довольно-таки жестко, патриции ничего уже не решали, а совет превратился в декорацию, на фоне которой Ромул отдавал распоряжения. В головы недовольных римлян вполне могла закрасться мысль, что они и сами могут прекрасно управлять государством, освободившись от единоличной власти царя и распределив эту власть между собой, правя поочередно. Недовольство распалялось еще и тем, что Ромул взял в свои руки распределение захваченных в войнах богатств.

Был ли составлен заговор или нет – история об этом умалчивает, но одним летним днем Ромул вдруг исчезает.

Версии расходятся, но римляне в первую очередь заподозрили сенаторов. Одни уверяли, что сенаторы убили Ромула в храме Вулкана, а тот факт, что никаких следов не осталось, объясняли тем, что после злодеяния тело его расчленили и по кускам вынесли, спрятав кровавые улики под одеждой. Столь впечатляющий сюжет, однако, не получил развития.

По другой версии, Ромул исчез не в храме, а за городской стеной. Во время народного собрания, устроенного по приказу царя, случилось солнечное затмение, народ в страхе разбежался, но самые знатные римляне остались с бесстрашным Ромулом. Когда же затмение прекратилось и горожане вернулись, то царя уже никто не видел. К тому же знать сразу же объявила, что Ромул стал богом, и запретила вести розыски или интересоваться причинами его исчезновения. Простодушные поверили, но здравомыслящие усомнились в столь внезапном вхождении Ромула в сонм богов и вполне резонно обвинили сенаторов в убийстве. Могли начаться волнения, и тут друг Ромула, некий Юлий Прокул, перед всем народом на форуме поклялся, что встретил по пути в Рим исчезнувшего царя и был тот царь выше и краше обычного, в сияющих доспехах. И будто бы на вопрос Прокула, за что Ромул покинул их, сделав сенаторов объектом несправедливых нападок, тот ответил, что, свершив все, что было угодно богам, он возвращается на небеса, а римлянам следует быть мужественными и воздержанными и тогда они превзойдут всех в славе и силе. Поскольку Юлий Прокул пользовался немалым авторитетом, то ему поверили и на том разошлись.

Сравнивая эту темную историю с несвоевременной кончиной Юлия Цезаря, невольно приходишь к выводу, что во времена изначальные римская знать работала тоньше. Отметим совпадение – загадочное исчезновение Ромула произошло в месяц квинтилий, который много времени спустя был переименован в июль именно в честь Цезаря.

Выбор правителя

Исчезновение Ромула, не успевшего создать механизм династического наследования, привело к распрям и столкновением как между «властными элитами», говоря современным языком, так и между этническими группами, поскольку жители Рима еще не ощущали себя единым народом. И громче всех заявили о себе сабиняне. За время своего пребывания на новом месте они обросли родственными и деловыми связями. Более того, они считали, что «коренные» римляне в долгу перед ними, так как после смерти своего царя Татия они признали Ромула единственным правителем. На этом основании сабиняне полагали, что кандидатом на трон должен быть их соплеменник.

Римлянам, естественно, не понравились такие притязания.

В итоге решили создать своего рода временное правительство из ста пятидесяти патрициев, дабы правили они поочередно, каждый по двенадцать часов. Такая чехарда «царей» при всей внешней привлекательности и невозможности установить единовластие быстро надоела римлянам. К тому же у горожан начало нарастало недовольство тем, что бразды правления сосредоточены хоть и во множестве рук, но все же у ограниченного числа лиц.

Надо заметить, что практически в любой популяции живых существ неизбежно естественное разделение на «альф», то есть тех, кто доминирует в группе, и «омег», находящихся в самом низу группы. В зависимости от ситуации и изменения внешней среды «альфы» и «омеги» могут меняться местами, хотя больше шансов имеют другие буквы «алфавита», обозначающие место в так называемой «пищевой пирамиде».

Механизмы такой иерархизации, по всей видимости, заложены в генетической структуре белковых существ, к которым принадлежит и человек. Отсюда, возможно, и стремление социальных групп выстраивать властную пирамиду, а не другую геометрическую фигуру. Но когда на вершине находится не конкретный, персонифицированный носитель высшей власти, а сто пятьдесят царей, системы восприятия и оценки могут дать сбой. Попросту говоря, искони человек привык, что кто-то есть под ним, а кто-то над ним и чем выше, тем меньше количество правителей и больше персональная ответственность каждого из них. Не исключено, что именно здесь заложены основы устойчивости авторитарных систем правления по сравнению с так называемыми «демократическими».

В итоге после долгих прений между римлянами и сабинянами стороны, наконец, пришли к компромиссу. Сабиняне предложили римлянам избрать царя, но с одним условием – он должен быть сабинянином. Прагматичные римляне легко согласились: так, во-первых, гасились амбиции внутри своих сторонников, во-вторых, избранник должен был испытывать благодарность к тем, кто возвел его на престол.

И вот римляне предлагают кандидатуру Нумы Помпилия. Судя по сохранившимся сведениями, он был вполне достойным человеком, хотя добродетели, ему приписываемые, чрезмерны, впрочем, как и положено правителю легендарных времен. В то время как в Риме кипели страсти, сам Нума вел, как сейчас сказали бы, жизнь человека без определенного места жительства. Дело в том, что после смерти своей горячо любимой жены он покинул Рим и пустился в скитания, большую часть своего времени проводя, как пишет Плутарх, в священных рощах. Там, очевидно, и нашли его посланники Рима, уполномоченные предложить ему царский трон.

Любопытно, что этими посланниками были нам уже знакомый Прокул и некто Велес. Пикантность ситуации заключалась в том, что именно они были претендентами на трон, причем Прокул со стороны римлян, а Велес, естественно, сабинян. Любители детективного жанра могут выстроить непротиворечивую систему догадок, опираясь на то, что Прокул возвестил о божественном вознесении таинственно исчезнувшего Ромула. Разумеется, не исключено, что его выдвинули патриции исключительно в знак благодарности за то, что он сумел погасить народные волнения. Правды мы, конечно, никогда не узнаем, да это и не важно.

Нума Помпилий, как и положено в подобных церемониях, решительно отказался от предложенной чести. Но ритуал троекратного предложения и отказа, наверное, сформировался в этих краях значительно позже, а практичные римляне попросту надавили на родню Нумы. И когда его отец и некто Марций, близкий родственник, поговорили с ним по душам, он согласился.

Воссев на трон, новый царь, если верить сохранившимся источникам, большую часть своих сил направил на укрепление связей с божественными силами. Он лично руководил жертвоприношениями, празднествами в честь богов, строил храмы… Предполагается, что именно он ввел должность верховного жреца – понтифика, а также учредил и другие жреческие должности. Ему же приписывается добавление двух месяцев к десяти, составляющих в те времена год у римлян.

Одним из самых значительных его деяний, которое имело долговременные последствия, – создание ремесленных цехов – коллегий. Закрепив за каждым из них право на собрания и свои религиозные обряды, Нума Помпилий тем самым, как сейчас сказали бы, переформатировал жителей города, и разделение между ними стало осуществляться по профессиональному признаку, а не по этническому. Таким образом, была создана новая общность – гражданин Рима.

Царствовал Нума долго и вполне счастливо. Утверждают, что его правление не было омрачено войнами, мятежами и попытками дворцового переворота. Что ж, такое случается. Но поверить тому, что у царя не было ни врагов, ни завистников довольно-таки трудновато, человеческую натуру, особенно такую буйную, как у римлян, переломить нелегко даже просвещенному монарху. Так что, скорее всего, до нас дошел идеализированный образ доброго царя. Тем более что следующие правители оказались более адекватными своей эпохе – жестокой и кровавой.

Царский период истории Рима длился около двухсот лет и насчитывает вместе с Ромулом семь царей. Каждый из них стоит краткого упоминания, поскольку во время их правления происходили события, реальные или вымышленные, сформировавшие мировоззрение римлян.

Маятник качнулся

После кончины Нумы правителем избрали Тулла Гостилия. Но если Нума Помпилий пытался размягчить сердца римлян, подавить воинственные настроения и направить развитие города по мирному руслу, то Гостилий оказался его полной противоположностью.

Молодой и честолюбивый Тулл, внук павшего во время последней битвы с сабинянами друга и соратника Ромула, воспитывался в духе поклонения знаменитому деду, известному своими подвигами. Как пишет Тит Ливий, «новый царь не только не был похож на предшественника, но воинственностью превосходил даже Ромула. Молодые силы и дедовская слава волновали его. И вот, решив, что в покое государство дряхлеет, стал он повсюду искать повода к войне». [5]5
  Тит Ливий. История Рима от основания города. М.: Наука, 1989. Т. I. Книга первая, 22(2).


[Закрыть]

Спокойная жизнь, которую Рим унаследовал от Нумы, вряд ли сулила молодому и честолюбивому Туллу и его соратникам славу и богатство в той же мере, что предоставила бы победоносная война.

А когда новый правитель заявляет, что мирная, размеренная жизнь города ведет к застою, к ослаблению военной мощи, что делает Рим легкой добычей врагов, то следует ждать войны.

Война вскоре и воспоследовала.

Поводом для нее стал угон скота, причем римляне и жители Альбы-Лонги обвиняли в этом друг друга. Не дожидаясь нападения Тулла, большое войско Альбы вторгается на римские земли и вскоре подходит к Риму. Смерть Клуилия, царя Альбы, не смущает воинство. Избрав диктатором-военачальником некоего Меттия, они готовятся к решающей схватке. Тулл же вместо того, чтобы принять бой, ночью уводит войско и вторгается на территорию Альбы. Меттий быстро оттягивает свои силы назад и предлагает переговоры. Он напирает на то, что битва неизбежно ослабит обе стороны, которые в общем-то являются потомками троянцев, а это позволят соседям, могущественным этрускам, напасть на них. И не лучше ли устроить решающий поединок малыми силами, предоставив случаю решить, кому волею богов принадлежит победа. Тулл находит такое предложение уместным.

Обо всех этих воинственных игрищах помнят разве что специалисты или эрудиты. Но в коллективной памяти, скажем так, образованного человечества из почти сорокалетнего правления Тулла Гостилия сохранилось знаковое событие, которое именуется «Клятва Горациев».

Через пару тысяч лет после этих событий, а именно в XVII веке, пьеса отца французской трагедии Пьера Корнеля «Гораций» стала, как сейчас сказали бы, хитом сезона. А еще через почти полтора столетия картина художника Жана Луи Давида «Клятва Горациев», созданная в предреволюционные годы, весьма возбудила французское общество. Тема патриотизма, исполнения своего долга вопреки чувству и подобные им высокие материи кружили головы будущим революционерам. Но не будем отвлекаться на них, тем более что тот же борец за свободу Давид, вскоре ставший ярым якобинцем, проголосовавшим за казнь короля Людовика, затем гибко превратился в не менее ярого бонапартиста и, приравняв кисть к штыку, служил императору верой и правдой. А вот правнучка Корнеля Шарлотта Корде своим долгом сочла убийство видного революционера и кровавого злодея Марата.

Но вернемся к нашим римлянам.

Выяснилось, что в каждом войске имеются братья-тройняшки, у альбанцев Куриации, а у римлян – Горации. Вообще-то они были дальними родственниками, а сестра братьев-близнецов Горациев была невестою одного из братьев Куриациев. Между тем само наличие близнецов было расценено как знамение, и Тулл с Меттием договариваются выставить их друг против друга. Победа в этом поединке определит, какому народу «мирно властвовать над другим», как изящно сформулировал Тит Ливий.

Договоренность скрепляется торжественными клятвами и жертвоприношениями. Юные Горации обещают не посрамить честь Рима. Схватка начинается и заканчивается со счетом 3:2 в пользу римлян. Единственный уцелевший Гораций добивает измотанных и раненых соперников и возвращается к своим ликующим согражданам. Все бы хорошо, но, когда римское войско возвращается в город, сестра героя видит плащ своего жениха на плече брата и понимает, что, стало быть, свадьба не состоится. Естественно, девушка проливает слезы, причитает горестно. Горацию это не нравится.

«Свирепую душу юноши возмутили сестрины вопли, омрачившую его победу и великую радость всего народа. Выхватив меч, он заколол девушку, воскликнув при этом: «Отправляйся к жениху с твоею не в пору пришедшей любовью! Ты забыла о братьях – о мертвых и о живом, – забыла об Отечестве. Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!». [6]6
  Тит Ливий. История Рима от основания города. М.: Наука, 1989. Т. I. Книга первая, 26(3–5).


[Закрыть]

Урок патриотизма, который преподал Гораций, смутил римлян. Его судили и приговорили к казни, но выступивший в его защиту отец намекнул, что негоже судить победителя и что он сам расправился бы с дочкой, ежели сын оставил бы ее безнаказанной. В итоге ограничились символическим наказанием.

История человечества от Авеля и Каина буквально нашпигована убийствами родных и близких, а в эпоху гражданских смут это вообще дело обычное. Корысть, алчность, зависть тоже подвигали на злодеяния против братьев и сестер, отцов и матерей. Но походя заколоть в патриотическом порыве единокровную сестру – несколько шокирующий поступок, не правда ли? Впоследствии эта грустная история легла в основу произведений, в которых возникала коллизия между долгом и чувством, а образ Горациев, готовых идти на все ради своего Отечества, стал примером гражданской доблести. Конечно, современному горожанину, размягченному комфортом и не озабоченному борьбой за выживание в буквальном смысле, трудно понять, а тем более оправдать, казалось бы, беспричинное убийство родного человека. Но не будем забывать и о том, что поведенческая логика наших далеких предков основывалась на иных ценностях. Для них доминирующая роль семьи, рода, клана и так далее по нарастающей была понятием самоценным, не подлежащим сомнению. Много позже будет сказано: «Всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устроит» (Мф. 12: 25).

Лояльность семье у римлян воспитывалась с детства, и отступление от безоговорочного подчинения ее интересам наказывалось жестоко. Даже если история Горациев всего лишь легенда, в ней, вполне возможно, заложены некие предостережения. Первое – во время войны неуместно сочувствие врагу. Второе – бей своих, чтобы чужие боялись.

Впрочем, альбанцы так и не смирились с поражением, и война снова разгорелась, возможно, к тайной радости Тулла Гостилия. Хитростью он заманил Меттия в ловушку, предал смерти, а потом велел разрушать Альбу. Жителей, подражая Ромулу, переместил в Рим.

Более тридцати лет правил воинственный Гостилий и за это время изрядно надоел римлянам, которые со все большим умилением вспоминали мирный нрав Нумы Помпилия. По преданиям, Гостилий разгневал Юпитера неправильным жертвоприношением, и тот поразил Тулла молнией, спалив его вместе с домом. Такая кончина, конечно, более пристала царю, нежели, допустим, заурядное убийство с поджогом.