Текст книги "Цикл романов "Тарзан". Компиляция. Книги 1-26"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 293 страниц)

XXVIII
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При виде Джэн Портер, крики облегчения и восторга сорвались со всех уст, и когда автомобиль Тарзана остановился рядом с другим автомобилем, профессор Портер схватил дочь в свои объятия.

Одну минуту никто не обратил внимания на Тарзана, который продолжал молча сидеть на своем месте. Первым вспомнил о нем Клейтон и, обернувшись, протянул ему руку.

– Как сумеем мы когда-либо отблагодарить вас? – воскликнул он. – Вы спасли всех нас. В коттедже вы назвали меня по имени, но я никак не могу припомнить, где мы встречались, и как вас зовут, хотя в вас есть что-то очень знакомое. Мне кажется, что я вас знал при совершенно других обстоятельствах и много времени тому назад.

Тарзан улыбнулся и пожал протянутую руку.

– Вы правы, мосье Клейтон, – ответил он по-французски. – Простите, что не говорю с вами по-английски. Как раз учусь этому языку и, хотя понимаю его очень хорошо, но говорю на нем еще очень плохо.

– Но кто же вы? – спросил Клейтон, на этот раз по-французски.

– Тарзан, из племени обезьян. Клейтон отшатнулся от удивления.

– Клянусь Юпитером, – воскликнул он, – верно! И профессор Портер и м-р Филандер продвинулись вперед, чтобы присоединить свою благодарность к благодарностям Клейтона и высказать Тарзану свое изумление и удовольствие встретить своего друга из джунглей так далеко от его дикой родины. Все пошли в бедную деревенскую гостиницу, где Клейтон тотчас же сделал распоряжение, чтобы их устроили и накормили.

Они сидели в убогой маленькой гостиной, когда их внимание было привлечено отдаленным пыхтением приближающегося автомобиля. М-р Филандер, стоявший у окна, выглянул в то время, как мотор остановился перед гостиницей рядом с другими автомобилями.

– Господь мой, – сказал м-р Филандер с тенью неудовольствия в голосе. – Это м-р Канлер. А я-то уж надеялся… Я думал … Э … Впрочем мы все очень рады, конечно, что он не попал в полосу пожара, – докончил он с грехом пополам.

– Ой, ой, м-р Филандер, – сказал профессор Портер. – Ой, ой! Я часто увещевал моих учеников считать до десяти, прежде чем начинать говорить. Будь я на вашем месте, м-р Филандер, я считал бы, по крайней мере, до тысячи, и все же даже и после того хранил бы скромное молчание!

– Спаси, господи! Вы правы, – сконфуженно согласился м-р Филандер. – Но что это с ним за джентльмен крерикального вида.

Джэн побледнела.

Клейтон беспокойно задвигался на стуле.

Профессор Портер нервно снял очки, подышал на них и надел их снова на нос, забыв протереть стекла.

Вездесущая Эсмеральда заворчала. Только один Тарзан не понимал ничего. И вот Роберт Канлер влетел в комнату.

– Слава богу, – крикнул он. – Я боялся наихудшего, пока не увидел вашего автомобиля, Клейтон! Пожар отрезал меня на южной дороге, и мне пришлось вернуться в город, а оттуда направиться на запад по этой дороге. Я уже думал, что никогда не доберусь до коттеджа.

Никто не выказал большого восторга. Тарзан наблюдал за Робертом Канлер, как Сабор наблюдает за своей добычей. Джэн Портер взглянула на него и нервно кашлянула.

– М-р Канлер, – сказала она, – это мосье Тарзан, старый Друг.

Канлер обернулся и протянул руку. Тарзан встал и поклонился так, как только один д'Арно мог научить джентльмена кланяться; но, казалось, он не заметил протянутой руки Канлера.

Канлер, по-видимому, не обратил на это внимания.

– Вот пастор, почтенный м-р Туслей, Джэн, – объявил Канлер, повернувшись к священнику, стоявшему позади него. – М-р Туслей, мисс Портер!

М-р Туслей поклонился и засиял.

Канлер познакомил его и с остальным обществом.

– Джэн, обряд венчания может быть совершен немедленно, – сказал Канлер. – Тогда мы сможем еще с вами поспеть на ночной поезд в город.

Тут Тарзан сразу все понял. Он посмотрел из-под полуопущенных век на Джэн Портер, но не шевельнулся.

Девушка колебалась. Комната была полна напряженного молчания. Все нервы были натянуты.

Все глаза обратились к Джэн Портер, ожидая ее ответа.

– Нельзя ли подождать еще несколько дней? – промолвила она наконец. – Я так потрясена! Столько пришлось мне пережить сегодня.

Канлер почувствовал враждебность, исходящую от всех присутствовавших. Это его разозлило.

– Мы ждали до тех пор, покуда я соглашался ждать, – резко ответил он. – Вы обещали выйти за меня замуж. Я не позволю дольше играть собой. У меня в руках разрешение, и тут вот священник. Идемте, мистер Туслей! Идем, Джэн! Свидетелей здесь довольно, даже больше, чем надо, – добавил он неприятным тоном. И, взяв Джэн Портер за руку, он повел ее к уже ожидавшему священнику.

Но едва успел он сделать шаг, как тяжелая рука опустилась ему на плечо, сжав его плотно стальными пальцами. Другая рука схватила его за горло и мгновение спустя так легко тряхнула его в воздухе, как кошка может трясти мышь.

Джэн Портер в ужасе и изумлении обернулась к Тарзану.

И когда она взглянула ему в лицо, то увидела на его лбу красную полосу, которую уже видела в далекой Африке в тот раз, когда Тарзан, из племени обезьян, вышел на смертный бой с большим антропоидом – Теркозом.

Она знала, это в этом диком сердце таится убийство, и с легким криком ужаса бросилась вперед, чтобы упросить обезьяну-человека отказаться от своего намерения. Но она боялась больше за Тарзана, чем за Канлера. Живо представила она себе суровое возмездие, которым правосудие цивилизованных стран наказывает убийцу.

Однако, прежде чем она что-либо сказала, Клейтон уже подскочил к Тарзану и попытался вырвать Канлера из его тисков.

Одним взмахом могучей руки англичанин был отброшен, полетев через всю комнату. И тогда Джэн Портер твердо положила белую ручку на кисть руки Тарзана и взглянула ему в глаза.

– Ради меня, – сказала она только.

Рука немного отпустила сжатое горло Канлера.

– И вы желаете, чтобы вот это жило? – спросил он с удивлением.

– Я не желаю, чтобы он умер от ваших рук, мой друг, – возразила она. – Не желаю, чтобы вы стали убийцей. Тарзан снял руку с горла Канлера.

– Освобождаете ли вы ее от обещания? – спросил он. – Это цена вашей жизни.

Канлер, с трудом дыша, утвердительно кивнул головой.

– Вы обещаете уйти и никогда больше ее не тревожить?

Канлер опять кивнул головой. Лицо его было еще искажено страхом смерти, которая так близко к нему подошла.

Тогда Тарзан отпустил его совсем; Канлер, шатаясь, направился к двери. Еще мгновение – и он ушел, а за ним вышел и пораженный ужасом пастор.

Тарзан обернулся к Джэн Портер.

– Могу я минуту поговорить с вами наедине? – спросил он.

Девушка кивнула головой и направилась к двери, которая вела на узкую веранду гостиницы. Она ушла туда, чтобы там объясниться с Тарзаном, и потому не слышала последовавшего разговора.

– Стойте! – крикнул профессор Портер, когда Тарзан направился идти вслед за Джэн.

Профессор совершенно терялся от неимоверного темпа событий, сменившихся за эти несколько последних минут.

– Прежде чем входить в дальнейшие разговоры, милостивый государь, я желал бы получить объяснение того, что случилось. По какому праву вы, милостивый государь, решились вмешаться в отношения между моей дочерью и м-ром Канлер? Я обещал ему ее руку, милостивый государь, и, не взирая на то, нравится ли он нам или не нравится, обещание необходимо сдержать.

– Я вмешался, профессор Портер, – ответил Тарзан, – потому, что ваша дочь не любит м-ра Канлера, она не желает выйти замуж за него. Для меня этого вполне достаточно.

– Вы не знаете, что вы сделали, – сказал профессор Портер. – Теперь он без сомнения откажется жениться на ней.

– Непременно откажется, – заявил Тарзан выразительно и энергично, и добавил:

– Вам не следует бояться, что гордость ваша может пострадать, профессор Портер! Вы будете иметь возможность уплатить этому Канлеру все, что вы ему должны, в ту же минуту, как вернетесь домой.

– Ну, ну, милостивый государь! – воскликнул профессор Портер. – Что вы этим хотите сказать?

– Ваш клад найден, – заявил Тарзан.

– Что, что вы сказали? – крикнул задыхаясь профессор. – Вы с ума сошли! Это невозможно.

– Однако, это так. Сокровища ваши украл я, не зная ни ценности клада, ни кому оно принадлежит. Я видел, как матросы зарывали его; я по-обезьяньи вырыл его и снова закопал, но уже в другом месте. Когда д'Арно сказал мне, что это такое и что эти деньги ваши, я вернулся в джунгли и достал его. Этот клад причинил так много преступлений, страданий и горя, что д'Арно счел лучшим не пытаться привезти его сюда, как я намерен был сделать. Вот почему я привез только аккредитив. Возьмите его, профессор Портер, – и Тарзан, вынув из кармана конверт, передал его изумленному профессору. – Тут двести сорок одна тысяча долларов. Клад был тщательно оценен экспертами, но на случай, если у вас могли бы появиться какие-либо сомнения, д'Арно сам купил его и хранит для вас.

– К без того уже огромной тяжести нашего долга перед вами, – сказал профессор Портер дрожащим голосом, – вы добавили еще одну величайшую услугу. Вы даете мне возможность спасти мою честь.

Клейтон, вышедший из комнаты минуту спустя после Канлера, теперь вернулся.

– Извините, – сказал он, – я думаю, что лучше попытаться добраться в город еще засветло и выехать с первым поездом из этого леса. Туземец, только что приехавший верхом с севера, сообщил, будто пожар медленно движется уже в этом направлении.

Заявление Клейтона прервало дальнейшие разговоры, и все общество направилось к ожидавшим моторам.

Клейтон с Джэн Портер, профессором и Эсмеральдой заняли автомобиль Клейтона, а Тарзан взял с собою ассистента.

– Спаси, господи! – воскликнул м-р Филандер, когда мотор их двинулся за автомобилем Клейтона. – Кто мог когда-либо считать это возможным! Последний раз, когда я видел вас, вы были настоящим диким человеком, прыгавшим среди ветвей тропического африканского леса; а теперь вы везете меня по висконсинской дороге во французском автомобиле. Господь бог мой! Но ведь это в высшей степени замечательно!

– Да, – согласился Тарзан и, после некоторого молчания, добавил: – Филандер, можете ли вы припомнить подробности относительно нахождения и погребения трех скелетов, лежавших в моей хижине на краю африканских джунглей?

– Могу и очень точно, милостивый государь, очень точно! – ответил м-р Филандер.

– Не было ли чего-нибудь особенного в одном из скелетов?

М-р Филандер пристально взглянул на Тарзана.

– Отчего вы это спрашиваете?

– Для меня это имеет очень большое значение, – возразил Тарзан. – Ваш ответ разъяснит тайну. Во всяком случае, он не может сделать что-либо худшее, как только оставить тайну тайной. За последние два месяца у меня в мыслях была своя теория относительно этих скелетов, и я прошу вас ответить мне открыто и начистоту: были ли все скелеты, которые вы похоронили, человеческими скелетами?

– Нет, – ответил м-р Филандер, – самый маленький скелет, найденный в колыбели, был скелетом обезьяны-антропоида.

– Благодарю вас! – сказал Тарзан.

В автомобиле ехавшем впереди, Джэн Портер лихорадочно обдумывала свое положение. Она поняла намерения Тарзана, когда он попросил позволения сказать ей несколько слов, и она знала, что должна быть готова дать ему ответ.

Он не такой человек, от которого можно было отделаться кое-как! И вдруг эта мысль вызвала в ней удивление и она усомнилась, не боится ли она его на самом деле?

А могла ли она любить того, кого боялась?

Она понимала, очарование, овладевшее ею в глубине столь далеких джунглей, но здесь в прозаичном Висконсине не могло быть такой сказочной любви. И безупречно одетый молодой француз не будил в ней первобытную женщину, как тот лесной бог.

Любила ли она его? Этого она сама теперь не знала!

Она украдкой взглянула на Клейтона. Вот человек, воспитанный в той же среде и обстановке, в которых была воспитана она; человек с таким общественным положением и культурой, которые она была приучена считать главной основой для подходящего брака. Неужели ее чутье не указывало на этого английского джентльмена? Ведь его любовь была такой, какую ищет всякая цивилизованная женщина в своем товарище жизни…

Могла ли она полюбить Клейтона. Она не видела причины, по которой не могла бы. Джэн Портер не была по природе существом холодно-рассудочным, но воспитание, обстановка и наследственность – все совместно научили ее рассчитывать даже и в сердечных делах.

То, что она была так безумно увлечена силой молодого гиганта, когда его большие руки обнимали ее в далеких африканских джунглях и сегодня в лесу Висконсина, могло, как ей начинало казаться, быть приписано только временному возврату к прототипу, к психологическому отклику первобытной женщины, таившейся в ней, на зов первобытного мужчины.

– Если он никогда больше не коснется ее, – рассуждала она, – она никогда не почувствует к нему влечения. А в таком случае она, значит, не любит его. Это было не более, как временная галлюцинация, вызванная возбуждением и физическим контактом, но, если бы она вышла за Тарзана замуж, то все очарование окончательно притупилось бы в совместной жизни.

Она опять взглянула на Клейтона. Он был красив и был джентльменом с головы до ног. Таким мужем она могла бы очень гордиться!

И в это время он заговорил – минутой раньше или минутой позже, и три жизни пошли бы совершенно иначе; но судьба вмешалась и указала Клейтону психологический момент.

– Теперь вы свободны, Джэн, – заявил он. – Скажите „да“, и я посвящу всю свою жизнь, чтобы сделать вас вполне счастливой.

– Да, – шепнула она.

В тот же вечер, в маленьком зале для ожидающих на станции, Тарзану удалось застать Джэн Портер одну.

– Теперь вы свободны, Джэн, – сказал он, – и я пришел сквозь века, из далекого и туманного прошлого, из логовища первобытного человека, чтобы требовать вас себе по праву: ради вас я сделался цивилизованным человеком, ради вас я переправился через океан и материки, ради вас я сделаюсь тем, чем вы захотите, чтобы я был! Я могу дать вам счастье, Джэн, в той жизни, которую вы знаете и которую любите. Выйдете вы за меня замуж?

В первый раз она поняла глубину его любви к ней и все, что он из-за любви совершил в столь короткое время. Она отвернулась и закрыла лицо руками.

Что она сделала! Оттого, что испугалась возможности уступить зову этого гиганта, она сожгла за собой все мосты, и, от страха сделать жизненную ошибку, сделала ошибку еще более ужасающую!

И тогда она сказала ему все, сказала ему всю правду, слово в слово, не пытаясь обелить себя или оправдать свой поступок.

– Что же нам делать? – спросил он. – Вы признались, что любите меня. Вы знаете, что я люблю вас, но я не знаю этики общества, которою вы руководствуетесь. Оставляю решение вопроса в ваших руках, потому что вы лучше понимаете, что может устроить ваше благополучие!

– Я не могу отказать ему, Тарзан! – заявила она. – Он тоже любит меня, и он хороший человек. Я никогда не смогу взглянуть в лицо ни вам, ни другому честному человеку, если я откажу Клейтону. Мне придется сдержать данное слово, и вы должны помочь мне нести это бремя, хотя, быть может, мы больше не увидим друг друга после сегодняшнего вечера.

В это время вошли в комнату остальные, и Тарзан отошел к окошку.

Но он ничего не видел. Перед его глазами неотступно стояла залитая солнцем лужайка, окаймленная спутанной массой роскошных тропических растений, над ней колебалась листва могучих деревьев, а над всем этим сверкала лазурь экваториального неба.

В центре лужайки сидела молодая женщина на маленьком земляном валу и рядом с ней молодой гигант. Они ели чудесные плоды, смотрели друг другу в глаза и улыбались. Они были очень счастливы и были одни.

Мысли его прервал приход станционного служащего, который спросил, нет ли тут джентльмена, по имени Тарзан.

– Я – мосье Тарзан, – сказал обезьяна-человек.

– Вам депеша из Парижа, пересланная из Балтимора. Тарзан взял конверт и вскрыл его. Депеша была от д'Арно. В ней значилось:

Отпечатки пальцев доказывают, что вы Грейсток. Поздравляю!

Д'Арно.

Когда Тарзан прочел телеграмму, вошел Клейтон и направился к нему с протянутой рукой. Тарзан смотрел на него.

Вот человек, который носит титул Тарзана, владеет его поместьями! Он женится на женщине, которую любит Тарзан и которая любит Тарзана. Одно лишь слово его перевернет жизнь этого человека. Оно отнимет у него титул, отнимет поместья и замки, оно отнимет их также и у Джэн Портер.

– Знаете ли, старина? – крикнул Клейтон. – Я все еще не имел случая благодарить вас за то, что вы для нас сделали. Вы только и делали, что спасали нам жизнь и в Африке и здесь. Страшно рад, что вы сюда приехали. Мы должны поближе познакомиться. Знаете ли, я часто думал о вас и о замечательных обстоятельствах окружающей вас обстановки. Хотелось бы мне спросить вас, если позволите: каким образом, черт возьми, попали вы в те далекие страшные джунгли?

– Я там родился, – спокойно ответил Тарзан. – Моя мать была обезьяна и, само собой разумеется, не могла мне много об этом рассказать. Отца своего я никогда не знал.

Эдгар Райс Берроуз
Возвращение в джунгли

I
НА ПАРОХОДЕ

– Magnifique! – вырвалось восклицание у графини де Куд.

– Что такое? – удивился граф, обернувшись к молодой жене. – Что приводит вас в восхищение? – И граф повел взглядом вокруг.

– О, пустяки, дорогой мой, – ответила графиня, и краска залила ей лицо, на котором и до того играл румянец. – Я только вспомнила умопомрачительные нью-йоркские «небоскребы», как их там называют, – и хорошенькая графиня глубже откинулась в удобном кресле и снова взялась за журнал, который только что «из-за пустяков» уронила на колени.

Муж снова зарылся в книгу, не преминув, однако, кротко изумиться в душе, что, спустя три дня после отъезда из Нью-Йорка, графиня вдруг прониклась восхищением перед теми самыми зданиями, которые недавно называла безобразными.

Вскоре граф опустил книгу.

– Скучно, Ольга, – сказал он. – Я думаю поискать товарищей по несчастью и предложить им сыграть в карты.

– Вы не особенно любезны, мой супруг, – отозвалась, улыбаясь, молодая женщина. – Но я прощаю вам, потому что и мне все надоело. Ступайте, займитесь вашими скучными картами.

Когда он ушел, она исподтишка бросила взгляд в сторону высокого молодого человека, лениво развалившегося в кресле невдалеке.

– Magnifique! – снова шепнула она.

Графине Ольге де Куд двадцать лет. Ее мужу – сорок. Она жена верная и честная, но в выборе мужа ей не пришлось принимать никакого участия, а потому весьма вероятно, что она не питает безумной любви к мужу, который дан ей судьбой и волей титулованного отца – знатного русского барина. Однако, из того, что у нее вырвалось одобрительное восклицание при виде великолепного молодого чужестранца, – еще не следует, что она мысленно предала мужа. Она восторгалась, как восторгалась бы прекрасным экземпляром любого вида. К тому же молодой человек бесспорно привлекал внимание.

Пока она рассматривала его профиль, он встал и ушел с палубы. Графиня де Куд подозвала проходившего мимо лакея.

– Кто этот господин? – спросила она.

– Он записан под именем г. Тарзана из Африки, сударыня, – отвечал тот.

– Владение довольно обширное, – подумала молодая женщина, и любопытство разгорелось в ней еще сильней.

По дороге в курительную комнату, у самых дверей, Тарзан поравнялся с двумя мужчинами, которые о чем-то оживленно шептались. Он не обратил бы на них никакого внимания, если бы не виноватый взгляд, который один из них бросил в его сторону. Они напомнили ему мелодраматических злодеев, которых он видел на парижских сценах. Оба были смуглые, темноволосые, а взгляды, которыми они обменивались исподтишка, видимо о чем-то сговариваясь, еще более довершали сходство.

Тарзан вошел в курительную и разыскал себе кресло немного в стороне от других. Ему не хотелось разговаривать, и, потягивая маленькими глотками свой абсент, он с грустью мысленно возвращался к только что пережитым дням. И снова и снова спрашивал себя – разумно ли он поступил, отказавшись от своих прав в пользу человека, которому ничем не обязан. Не ради Вильяма Сесиля Клейтона, лорда Грейстока, он отрекся от своего происхождения. А ради женщины, которую любят они оба – и он, и Клейтон, и которая по странному капризу судьбы досталась Клейтону, а не ему.

Она любит его, Тарзана, и поэтому примириться еще трудней, но все-таки он знает, что не мог бы поступить иначе, чем поступил тогда, вечером, на маленькой железнодорожной станции в глубине Висконсинских лесов. Важнее всего для него – ее счастье, а из краткого своего знакомства с цивилизацией и цивилизованными людьми он вынес убеждение, что без денег и известного положения жизнь кажется большинству из них невыносимой.

У Джэн Портер с детства было и то, и другое, и если бы Тарзан отнял их теперь у ее будущего мужа, она несомненно была бы несчастна. Тарзану ни на минуту не приходила в голову мысль, что она могла бы отказаться от Клейтона, если бы тот лишился титула и поместий. Верный и честный по природе, он не сомневался в том, что и другим присущи эти качества. И в данном случае он не ошибался. Ничто не могло бы связать сильнее Джэн Портер с Клейтоном, как если бы на последнего обрушилось несчастье.

От прошлого мысли Тарзана обратились к будущему. Он старался с удовольствием думать о возвращении в джунгли, где родился и вырос, – в жестокие, коварные джунгли, в которых провел двадцать лет из двадцати двух. Но кто будет рад ему там, когда он вернется? Никто. Разве Тантор-слон останется ему другом. Все остальные будут убегать от него или преследовать его, как делали когда-то.

Даже обезьяны его собственного племени вряд ли протянут ему руку дружбы.

Цивилизация пока немного дала Тарзану, но она научила его искать общества себе подобных и испытывать искреннее удовольствие от тепла товарищеского общения. И жизнь, лишенная такого общения, уже казалась ему страшной. Ему было трудно представить себе мир, в котором у него не было бы ни единого друга, ни одного живого существа, говорящего на тех новых языках, которые Тарзан так полюбил. Вот почему Тарзан не находил облегчения в мыслях о том будущем, которое сам себе уготовил.

Погруженный в свои мысли, с папиросой в зубах, он сидел в своем углу, как вдруг его взгляд упал на зеркало, висевшее напротив него и отражавшее стол, за которым четверо мужчин играли в карты. В это время один из играющих поднялся, собираясь уходить, и подошел другой, с вежливым поклоном, по-видимому, предлагая занять освободившееся место, чтобы игра могла продолжаться. Это был один из тех двоих людей, которых Тарзан видел шептавшимися у дверей курительной, – тот, что поменьше ростом.

Это обстоятельство немного заинтересовало Тарзана, и, продолжая раздумывать о будущем, он начал следить, глядя в зеркало, за группой у стола, позади него. Из всех играющих, Тарзан знал по имени только одного игрока, графа Рауля де Куд, на которого чрезмерно внимательный лакей указал ему как на своего рода знаменитость – человека, занимающего высокий пост во французском военном министерстве. Граф сидел напротив только что примкнувшего к игре пассажира.

Вдруг отражающаяся в зеркале картина сильно привлекла внимание Тарзана. Вошел второй заговорщик и стал за креслом графа. Тарзан видел, как он, обернувшись, украдкой оглядел комнату, но не достаточно всмотрелся в зеркало и не заметил в нем внимательных глаз Тарзана. Украдкой он вытащил что-то из кармана, что именно, Тарзан не мог разглядеть: рука закрывала вынутый предмет.

Рука медленно приблизилась к графу и бесшумно опустила в карман его сюртука то, что держала. Человек не тронулся с места, продолжая смотреть в карты французу. Изумленный Тарзан, весь внимание, старался не пропустить ни одной подробности.

Минут десять игра продолжалась по-прежнему, пока граф не выиграл крупную ставку у недавно присоединившегося партнера; тогда – Тарзан это ясно видел – человек, стоявший позади графа, кивнул своему сообщнику. Тот тотчас встал, указывая пальцем на графа.

– Если бы я знал, что этот господин – профессиональный шулер, я не дал бы вовлечь себя в игру, – заявил он. В один миг граф и два других игрока были на ногах. У графа лицо побледнело.

– Что это значит, сэр? – крикнул он. – Знаете ли вы, с кем говорите?

– Я знаю, что я говорю – ив последний раз – с человеком, плутующим в карты.

Граф перегнулся через стол и ладонью ударил говорящего по губам. Их окружили.

– Тут недоразумение, сэр, – кричал один из игроков. – Ведь это же граф де Куд, из Франции.

– Если я ошибся, – заявил обвинитель, – я охотно принесу извинения. Но пусть сначала господин граф объяснит – что это за карты он опустил к себе в карман.

Тут человек, который на глазах Тарзана положил карты в карман графа, попытался выскользнуть из комнаты, но, к великому своему неудовольствию, увидел, что в дверях стоит высокий сероглазый незнакомец.

– Pardon? – сказал этот человек, стараясь обойти Тарзана.

– Подождите, – отвечал Тарзан.

– Но почему? – задорно воскликнул тот. – Разрешите мне пройти!

– Погодите! – повторил Тарзан. – Мне думается, что вы можете кое-что разъяснить.

Молодец потерял терпение и, пробормотав сквозь зубы проклятие, попробовал оттолкнуть Тарзана. Человек-обезьяна только улыбнулся и, повернув верзилу, схватил его за шиворот и потащил к столу, не обращая внимания на его проклятия, удары и старания вырваться. В первый раз Николай Роков имел дело с мускулами, благодаря которым их обладатель вышел победителем из стычек с Нумой-львом и с Теркозом – гигантской обезьяной-самцом.

Человек, бросивший де Куду обвинение, и два другие игрока вопросительно глядели на графа. Другие пассажиры столпились вокруг, ожидая разъяснения.

– Этот человек сошел с ума, – говорил граф. – Джентльмены, прошу вас, обыщите меня.

– Обвинение смехотворно, – сказал один из игроков.

– Стоит вам только засунуть руку в карман сюртука графа, и вы убедитесь, что обвинение правильное, – настаивал негодяй и, так как остальные не решались, он сделал шаг по направлению к графу, – ну что же, я сам это проделаю, раз вы не хотите.

– Нет, – возразил де Куд. – Обыскать себя я позволю только джентльмену.

– Бесполезно обыскивать графа. Карты у него в кармане. Я сам видел, как они были положены туда.

Все обернулись с удивлением в сторону говорящего – молодого человека крупного телосложения, держащего за шиворот выбивающегося пленника.

– Тут заговор, – сердито крикнул де Куд. – У меня нет никаких карт, – и с этими словами он опустил руку в карман. Мертвая тишина воцарилась на мгновенье. Граф мертвенно побледнел и медленно вынул руку, в которой были три карты.

Он обвел всех взглядом, полным немого ужаса, и мало-помалу краска обиды залила ему лицо. Сострадание и презрение читалось в чертах людей, присутствующих при обесчещении мужчины.

– Это заговор, мсье, – говорил сероглазый незнакомец. – Джентльмены, – продолжал он, – господин граф не знал, что у него в кармане есть карты. Они были положены туда без его ведома, во время игры. С того места, где я сидел, вон в том кресле, я в зеркало видел все происходящее. Вот этот господин, которому я сейчас помешал скрыться, положил карты в карман графа.

Де Куд перевел глаза с Тарзана на человека, которого тот держал.

– Бог мой! Николай! – воскликнул он. – Вы?

Потом, обернувшись к своему обвинителю, он пристально всмотрелся в него.

– А вас, сударь, я не узнал без бороды. Это сильно меняет вас, Павлов. Теперь мне все понятно. Все ясно, господа.

– Что же нам делать с ними, мсье? – спросил Тарзан. – Не передать ли их капитану?

– Нет, друг мой, – заторопился граф. – Это дело личное, и я прошу вас ничего не предпринимать. Достаточно того, что я очищен от подозрения. Чем меньше мы будем иметь дело с этими типами, тем лучше. Но как мне благодарить вас за вашу огромную услугу? Позвольте мне передать вам мою карточку, и если когда-нибудь я смогу быть вам полезен, помните, что я в вашем распоряжении.

Тарзан отпустил Рокова, быстро вышедшего из курительной вместе со своим сообщником. В дверях Роков обернулся к Тарзану:

– Мсье будет не раз иметь случай пожалеть, что впутался в чужое дело.

Тарзан улыбнулся и, поклонившись графу, протянул ему свою карточку. Граф прочел:

Г. Жан К. Тарзан.

– Г. Тарзан, – сказал он, – вы в самом деле должны пожалеть, что помогли мне, потому что вы навлекли на себя ненависть двух самых отъявленных негодяев Европы, могу вас уверить. Избегайте их, мсье, как только возможно.

– Дорогой граф, – отвечал Тарзан со спокойной улыбкой, – я знавал более страшных и внушающих ужас врагов, но и сейчас я жив и невредим. Я думаю, что этим двум никогда не удастся причинить мне зло.

– Будем надеяться, мсье. Но не повредит, если вы будете настороже и будете помнить хотя бы, что с сегодняшнего дня у вас есть враг, который ничего не забывает, никогда не прощает, и что в его отравленном злобой мозгу вечно зарождаются планы новых жестокостей против тех, кто в чем-нибудь помешал ему или чем-нибудь оскорбил. Дьявол – милый проказник по сравнению с Николаем Роковым.

В этот вечер, войдя к себе в комнату, Тарзан нашел на полу записку, подсунутую, очевидно, под дверь.

Развернув ее, он прочел:

«Г. Тарзан, несомненно, вы не отдавали себе отчета в том, какое серьезное оскорбление вы нанесли, иначе вы не сделали бы того, что сделали сегодня. Я готов верить, что вы поступили так по неведению и без намерения оскорбить незнакомого вам человека. В виду этого я охотно позволю вам принести извинения, и если вы дадите мне обещание, что не будете больше вмешиваться в дела, вас не касающиеся, буду считать дело ликвидированным. Иначе… впрочем, я уверен, – вы поймете, что наиболее разумно выбрать путь, который я предлагаю.

С полным уважением Николай Роков».

Злая усмешка заиграла на минуту на губах у Тарзана, но он сейчас же перестал думать о происшедшем и лег спать.

В одной из соседних кают графиня де Куд говорила со своим мужем.

– Почему вы так мрачны, дорогой Рауль? – спрашивала она, – весь вечер вы были очень удручены. Что вас беспокоит?

– Ольга, Николай здесь, на пароходе. Вы этого не знали?

– Николай! – воскликнула она. – Но это невозможно, Рауль, не может быть. Он сидит в тюрьме в Германии.

– Я и сам так думал до сегодняшнего дня, пока не увидел его и того другого негодяя – Павлова. Ольга, я не могу дольше выносить его преследований. Не могу, даже ради вас. Рано или поздно я передам его властям. Я даже на половину решился уже рассказать обо всем капитану до того, как мы подойдем к берегу. На французском пароходе мне ничего не стоило бы, Ольга, выполнить эту роль Немезиды.

– Ах, нет, Рауль! – с этим восклицанием графиня опустилась на колени перед мужем, сидевшим на диване с опущенной головой. – Не делай этого. Вспомни, ты обещал мне. Скажи, что ты этого не сделаешь. Не пугай меня, Рауль.