Текст книги "Джек и Фасолька"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Алло?

– Папа, это я.

– Джоанна, привет.

– Мама сказала, ты хотел, чтобы я позвонила. Через минуту придет автобус, так что давай договоримся побыстрее.

– Детка, я хотел спросить тебя об этой свадьбе…

– Ты имеешь в виду свадьбу Дейзиной мамы?

– Да. Мама говорит, ты хочешь пойти…

– Она не могла так сказать.

– Это неважно. Если ты хочешь пойти…

– Я не видела Дейзи, должно быть, шесть или семь месяцев. Почему бы мне вдруг захотелось посмотреть, как выходит замуж ее мама? Я даже не помню, как она выглядит.

– Речь идет не о том, чтобы просто посмотреть, как кто-то выходит замуж, Джоанна. Я уверен, ты приглашена на прием, так же…

– Конечно, куча взрослых, напивающихся допьяна, – сказала Джоанна.

– Я уверен, там будет много твоих сверстников, которых знаешь и ты и Дейзи.

– Ты стараешься отделаться от меня или что? – спросила Джоанна, и я ясно увидел ее усмешку на другом конце линии.

– Я стараюсь быть справедливым, детка. Если ты в самом деле хочешь пойти…

Вероника вышла из ванной голая, вытираясь огромным голубым банным полотенцем.

– Это Блум? – спросила она.

Я отрицательно покачал головой.

– Это Дейл там с тобой? – спросила Джоанна.

Я вдруг растерялся, как будто Джоанна и я разговаривали по видеотелефону, где можно видеть друг друга во время разговора и где она могла видеть Веронику, которая вытиралась, стоя на пороге ванной.

– Нет, это не она, – ответил я.

– А кто?

– Одна из уборщиц.

– Я думала, они приходят по вторникам и четвергам, – сказала Джоанна в недоумении. – Разве сегодня не среда? Я потеряла представление, какой сегодня день, все эти проклятые письменные работы, которые задает миссис Карпентер. Папа, не беспокойся о свадьбе, хорошо? Правда, я лучше побуду с тобой. Во всяком случае, Дейзи Робинсон напрасно старается. Помнишь, она всегда говорила, что я жульничаю в камешки?

– Помню. Итак, что ты решила, детка: хочешь идти или нет?

– Конечно, нет. Во сколько ты заберешь меня в пятницу?

– В половине шестого.

– Ужас, я должна бежать, «роудранер» уже сигналит. Увидимся в пятницу, я люблю тебя, папа.

– Я тоже люблю тебя, детка, – сказал я, но она уже убежала.

Я положил трубку, Вероника наблюдала за мной с порога ванной.

– Твоя дочь? – спросила она.

– Да.

– Этот уик-энд она проводит с тобой?

– Этот и следующий тоже.

Она кивнула и вернулась в ванную, чтобы повесить полотенце. Через мгновение она снова вышла, подошла к стулу, где бросила свою одежду прошлой ночью, и натянула белые нейлоновые трусики.

– Ты познакомишь нас? – спросила она.

Я вернулся к зеркалу и стал заново завязывать галстук.

– Мэтью?

– Я думаю.

– Это так сложно, что требует обдумывания?

– Я еще не сказал ей о Дейл.

– Твоя бывшая подруга, – сказала Вероника и взяла белые шорты, – которая оставила тебя ради… как, ты сказал, его зовут?

– Джим.

– «Хардли всегда приносит мне чудесные цветы». Ты знаешь эту песню? Или это было еще до тебя? – Она надела шорты и застегнула «молнию» на спине. – Правильно, ты вырос на «Битлз», да? – сказала она.

– Я уже учился в юридической школе, когда появились «Битлз».

– Кто тогда? Элвис?

– И «Эверли Брадаз», и Дэнни, и «Юниорс», и…

– Никогда не слышала таких, – сказала она и натянула через голову широкую блузу. – Я сбросила свои годы, правда? Ты когда-нибудь отойдешь от зеркала? Ладно, я воспользуюсь зеркалом в ванной.

Она взяла сумочку и пошла с ней в ванную. В зеркале над раковиной мне было видно, как она красила веки в синий цвет, более темный, чем ее глаза.

– Почему ты сказал ей, что я уборщица? – спросила она.

Мне было неприятно лгать Джоанне. Мне хотелось считать, что наши отношения отца и дочери построены на взаимном доверии. Я не знал, как сказать ей в восемь часов утра, что женский голос, который она слышала, принадлежит незнакомой ей женщине, женщине, как немедленно решит она, с которой я провел ночь. В мире Джоанны, в ее юношеском мире, Дейл была единственной женщиной, с которой мне полагалось проводить ночи.

– Она застала меня врасплох.

– И поэтому ты сказал, что я уборщица. Мне стыдно, что я не мою твои окна или полы.

– Но я просто не знал, что ей ответить.

– Наверное, тебе следует постараться сказать ей правду.

– Не по телефону.

– Конечно, нет.

– Она восхищается Дейл.

– Вполне понятно. Ты говорил мне, сколько лет Дейл? В моем возрасте такие вещи запоминаются с трудом.

– Тридцать два.

– Тридцать два, как чудесно, – сказала она с издевкой, – они должны относиться друг к другу как сестры.

Я смотрел на нее, пока она подводила губы помадой. Она была единственной женщиной из всех, кого я встречал, которая по утрам была ослепительно прекрасной. Ее восхитительно чистому лицу с крапинками веснушек на переносице не нужны были ни тени, ни грим, ни румяна. Она заметила, что я наблюдаю за ней в зеркале, зажмурилась на мгновение и вышла из ванной взглянуть на себя в зеркало комода, где освещение было лучше. Она заправила за ухо прямую прядь светлых волос и сняла косметической салфеткой крошечное пятнышко помады в углу рта.

– Ты можешь сказать ей, что я это я. – Она все еще изучала себя в зеркале. – Я это я, ты знаешь.

– Да, знаю, – сказал я и улыбнулся.

– Может, ты подумал, что я когда-то была уборщицей. Она улыбнулась мне в зеркале, повернулась и оперлась о комод. – Я увижу тебя в этот уик-энд?

– После того как сообщу ей новости.

– Новости? – повторила она.

– О Дейл.

– О! О разрыве с Дейл.

– Да.

– На мгновение мне показалось, что «новости» относится и ко мне тоже.

– Я сделаю это отдельно. Когда ты познакомишься с ней.

– А я познакомлюсь с ней, Мэтью?

– Конечно, если хочешь.

– Конечно, хочу. Когда?

– Я позвоню тебе. Мне нужно посмотреть, что будет с Джоанной.

– После того как ты расскажешь о Дейл, ты это имеешь в виду?

– Да.

– Полагаю, это ее огорчит.

– Да, она была очарована ею.

– Как ты думаешь, когда это произойдет, Мэтью?

– Не понимаю тебя.

– Прости. Ты сказал, что позвонишь мне. Ты сказал, что хочешь посмотреть, как…

– О, я действительно не знаю. Мы должны играть по слуху. Я позвоню тебе, как только…

– У меня есть лучшая идея, – сказала она. – Вместо этого вызови мне такси. Сейчас, хорошо?

Я посмотрел на нее.

– «Синий Кэб» или «Желтый Кэб», все равно, какой сможет отвезти меня на ранчо.

– Я собирался отвезти тебя сам.

– Я не собираюсь утруждать тебя. Я уверена, что у тебя в это утро масса работы. Ты, вероятно, хочешь подготовить инструкцию, как лучше всего сообщить новости твоей…

– В чем дело, Вероника?

– Это тебе лучше знать.

– Почему ты вдруг ни с того ни с сего так рассердилась?

– Почему ты решил, что я сержусь? И кто тебе сказал, что ни с того ни с сего? Ты говоришь дочери, что я твоя уборщица, ты говоришь мне, что не уверен, сможешь ли увидеться со мной в этот уик-энд…

– Сегодня только среда, почему ты беспокоишься об уик-энде? Мы увидимся сегодня вечером, мы увидимся…

– Это ты так думаешь.

– Не увидимся?

Она прикрыла рот рукой. Она показалась мне какой-то безжизненной, ее глаза были совершенно бесцветными в лучах света, падавших через окно. Когда она заговорила, ее голос был очень тих.

– Уик-энд зависит от того, как Джоанна отнесется к этим потрясающим новостям, так?

– Думаю, да.

– Это ужасные новости. Этот разрыв…

– Вероника, ты не можешь требовать, чтобы я сказал ей, что с Дейл все кончено, и затем сразу сообщил…

– Сразу сообщил о бабушке, верно?

– Думаю, нужно забыть слово «бабушка». Мне оно больше не кажется смешным.

– И бабушке тоже. Если эта твоя драгоценная любовная история…

– Вероника, ты вообще заблуждаешься…

– …она была столь незабываемой, столь чертовски уникальной, что объявление о ее завершении вызовет землетрясение в Южной Калифорнии…

– Ради Христа, это семейная ссора! Все, что я сказал…

– Ты сказал, Мэтью, что хочешь удержать меня. Боюсь, что не очень хочешь. Я слишком много лет была замужем за человеком, который заставлял меня ждать у телефона, пока он развлекался в Денвере, или Далласе, или… да черт с ним, давай забудем об этом, ладно? Ты проводишь уик-энд, заботясь о своей дочери, а я провожу уик-энд, заботясь о себе. «Розы красные, лиловые, синие», ну их к черту!

Она взяла сандалии.

– Не беспокойся о такси, я пойду домой пешком.

Босая, неся в руках болтающиеся на ремешках сандалии, она ушла из моей спальни и из моей жизни.

Гарри Лумис позвонил мне в два часа того же дня. Я не был расположен разговаривать с ним. Я не был расположен разговаривать вообще с кем бы то ни было. Все утро, выслушивая клиентов, с которыми у меня были назначены встречи, я все время терял нить разговора. Одна женщина – она пришла ко мне по поводу составления ходатайства, которое дало бы ей право построить забор высотой восемь футов вокруг ее владений, – в конце концов сказала: «Мистер Хоуп, только мой психиатр так невнимателен, как невнимательны вы», – и ушла из конторы. Другой клиент, который знал меня немного лучше, сказал: «Мэтью, много выпили прошлой ночью?» Когда я вопросительно взглянул на него, он сказал: «Может быть, отложим дело до другого раза, а?» Мы обсуждали затраты в миллион шестьсот тысяч долларов на приобретение в собственность лучшей прибрежной полосы; я мог понять его горячее желание изложить мне все детали этого дела. Я старался переломить себя, я старался слушать, я старался делать записи. Когда он ушел из конторы, я обнаружил, что без записей был бы не в состоянии вспомнить ни слова из нашей беседы. Я сделал по меньшей мере дюжину звонков, но разговаривая, машинально рисовал профиль женщины с короткими волосами, красивый профиль, смотрящий влево. За ленчем с двумя адвокатами, которым мы отдавали уголовные дела, я равнодушно слушал, как один из них рассказывал анекдот о гинекологе. Они оба были специалистами по уголовным делам, а все их анекдоты почему-то были связаны с медициной.

Женщина пришла на прием к гинекологу. Гинеколог спрашивает: «На что жалуетесь?» Женщина говорит: «Мой муж недоволен, что у меня слишком большое это место». – «Ну, давайте посмотрим», – говорит гинеколог. Он кладет ее на стол, закрепляет ноги и смотрит. «Боже, вот это да! Боже, вот это да!» – произносит он. «Вы не должны повторять это дважды», – возмущается она. «Конечно, не должен!» – соглашается он.

Адвокат по уголовным делам, рассказывавший анекдот, громко рассмеялся, когда дошел до изюминки, его приятель, слышавший этот анекдот раньше, так смеялся, что я думал, он захлебнется. Я улыбнулся.

Сегодня днем я не был расположен разговаривать с Гарри Лумисом, но Синтия просигналила мне в два часа и сказала, что он ждет на шестом канале, я тяжело вздохнул, взял трубку и подвинул к себе пачку бумаги для своих художеств.

– Ну вот, – сказал он, – я наконец дозвонился ей. Оказывается, я не мог с ней связаться все эти дни, потому что она спит весь день.

Я догадался, что он говорит о дочери Берилла в Нью-Орлеане.

– «Не ложится спать до рассвета». Вот кто она, мистер Хоуп, она работающая девушка, как она сама объяснила мне. Я понял, что это она не спит до рассвета, но ложится в постель гораздо раньше и гораздо чаще. Вот кто она, мистер Хоуп, она проститутка там, в Нью-Орлеане, вот кто она, Эстер Берилл. Поговорив с ней рано утром, я понял, что с ней в постели моряк, потому что она называла его «лейтенант». Дело в том, мистер Хоуп, что я богобоязненный баптист, который не желает без крайней необходимости иметь дело с проститутками. Она прилетает сюда сегодня вечером, чтобы завтра осмотреть землю; знаете, по тому, как она говорила по телефону, можно было подумать, что она унаследована Тадж Махал. Моряк просил ее не прыгать в кровати, а она все повторяла: «Я наследница, лейтенант, я… наследница!» Извините за выражение, но это ее точные слова. Вы слушаете, мистер Хоуп?

– Слушаю, – сказал я, рисуя еще один смотрящий влево профиль.

– Вот какой у меня план: я собираюсь получить окончательное согласие о подписании документов в пятницу. Я не хочу тратить на это дело больше времени, чем я уже потратил. Я буду советовать ей решить вопрос о четырех тысячах долларов на счету в банке и о «форде-мустанге». К тому же ферма все еще ее. Это то, что я буду ей советовать. Забудем о теннисных тапочках и грязных носках Джека. Все бумаги будут готовы к подписанию, если она умеет писать. Буду признателен, если вы зайдете утром в пятницу, возьмете их, дадите своему клиенту для оформления и потом вернете. Не люблю вести дела с проститутками, мистер Хоуп. Можно подхватить страшную болезнь даже через пожатие рук. Вы сможете заглянуть в пятницу утром?

– Почему бы вам не отправить документы почтой? – спросил я.

– Нет, сэр, я хочу ускорить все это дело. Вы приезжайте, просмотрите бумаги, убедитесь, что все готово для подписи, и возьмите их с собой. Она придет в контору в одиннадцать часов, это не слишком рано для вас?

– Одиннадцать вполне подходит.

– Может быть, вы сможете завезти бумаги на ранчо на обратном пути в Калузу, чтобы миссис Мак-Кинни ознакомилась с ними, тогда бы мы закончили все в один день.

– Хорошо… может быть.

– Как бы то ни было, я жду вас здесь в пятницу, – сказал он и повесил трубку.

Глава 7

Когда в пятницу утром я отправился в Ананбург, шел дождь, хотя с утра было ясно. В августе дождь обычно идет во второй половине дня. Может быть, готовился вступить в свои права сезон ураганов, стремящийся унести в море всю Калузу. Я ругал себя, что не попросил механика починить «дворники», и думал в сердцах, что пятидесятисемилетняя женщина могла бы придумать что-нибудь получше, чем поссорить тридцативосьмилетнего мужчину с его четырнадцатилетней дочерью. Фрэнк, возможно, был прав, когда сказал, что я не умею обращаться с женщинами. Я решил, что нужно будет внимательнее изучить его заповеди и запомнить их наизусть. Мне казалось, что если я встречу настоящую проститутку, то вряд ли смогу обращаться с ней как с леди.

Эстер Берилл выглядела совсем не так, как в моем представлении должна бы выглядеть проститутка. Я ожидал, что она будет одета в облегающее красное платье с глубоким декольте сзади и разрезом на юбке, доходящим до бедер, что на ней будут висячие блестящие бусы и при ходьбе она непременно будет размахивать красной кожаной сумочкой. Я ожидал увидеть обесцвеченные волосы, возможно, с завивкой, или прямые, как у Вероники Лейк, подведенные «под Клеопатру» глаза, на щеках густые румяна, а на губах ярко-красную помаду.

Эстер Берилл выглядела как женщина-бухгалтер.

Она была одета в голубой льняной костюм, с простой белой блузкой под жакетом, и подходящие по цвету голубые туфли на низком каблуке. На полу возле стула, на котором она сидела, стояла голубая кожаная сумка с длинной ручкой. Единственное украшение, которое было на ней, это кольцо на среднем пальце правой руки в честь окончания средней школы. Она носила элегантно подстриженные прямые черные волосы, которые кончались чуть ниже подбородка, ее зеленые глаза, казалось, знали все сокровенные тайны мира. Единственным макияжем, который она употребляла, была неяркая помада на губах большого рта. На вид ей было около тридцати, только по бледной коже можно было догадаться о ее ночной профессии. Не думаю, что Эстер Берилл много времени проводила на солнце.

– Итак, я бы хотел покончить с этим как можно скорее, – сказал Лумис, разыскивая на своем захламленном столе подготовленные документы об отказе от обязательств.

Я отметил, что сегодня он не жевал табак и обращался с Эстер с джентльменской учтивостью и уважением. Не исключено, что он тоже был знаком с заповедями Фрэнка.

– Мисс Берилл осмотрела вчера ферму и сказала мне…

– Ну и ферма. – Эстер закатила глаза.

Лумис улыбнулся.

– Немного запущенная, так она выразилась, – продолжил он. – Она собирается снова выставить ее на продажу, как только станет законной владелицей. Она уже прочитала эти бумаги, – теперь он держал их в руках, – и хочет подписать их, как только вы ознакомитесь с ними и скажете, что все в порядке.

Он подал один экземпляр документов мне, а другой – Эстер. Она снова положила его на стол, даже не заглянув в них.

– Это просто соглашение сторон о разрыве контракта, – сказал Лумис. – Имущество состоит из банковского счета в четыре тысячи долларов и автомобиля, принадлежавшего Мак-Кинни, со своей стороны мисс Берилл согласна не настаивать на дальнейшем соблюдении условий контракта между ее покойным отцом и Мак-Кинни.

– Это все приемлемо, конечно…

– Приемлемо, так как она единственная законная наследница, правильно, – сказал Лумис. – Это я записал первым параграфом и добавил выписку из завещания Эвери, копия которого приложена к документам: Не думаю, что возникнут какие-либо осложнения в суде по наследственным делам, но если по какой-то причине имущество не перейдет к ней, вы будете публично опозорены.

– Мы, конечно, не передадим никакого имущества, пока…

– Пока мы не оформим все в суде. Это тоже здесь записано. Мы не собираемся получать банковский чек или автомобиль, пока мисс Берилл не будет признана единственной наследницей. Если вы посмотрите завещание, вам будет ясно, что проблемы тут нет.

Я посмотрел завещание и документы. Все оказалось в полном порядке. Эстер Берилл улыбнулась, когда я сказал об этом Лумису.

– Я попрошу Гарриет удостоверить подпись, – сказал он и нажал на кнопку вызова на столе. – Как вы думаете, вам удастся побывать у миссис Мак-Кинни на обратном пути? Мы сможем завершить все сегодня?

– Я должен позвонить ей, – сказал я.

– Можете позвонить отсюда.

Я не разговаривал с Вероникой с тех пор, как в среду утром она покинула мой дом. Мне не хотелось звонить ей отсюда.

– Может быть, я просто заеду к ней.

– Как вам удобнее, – ответил Лумис, – мисс Берилл сегодня вечером возвращается домой, поэтому хорошо бы до ее отъезда известить ее о результатах.

– Я уверен, что никаких препятствий не будет.

– Какого черта она не идет? – сказал Лумис и снова нажал на кнопку вызова.

Через несколько секунд дверь открылась. Гарриет – серая леди из приемной – вошла, взглянула на меня, втянула носом воздух, как в тот раз, когда мы встретились с ней впервые, и, прежде чем Лумис успел спросить ее, сказала:

– Я была внизу, в холле.

– Мне нужно, чтобы вы заверили подпись мисс Берилл, – сказал он.

– Вы хотите заверить ее нотариально?

– Я думаю, в этом нет необходимости, как вы считаете, мистер Хоуп?

– Нет, если вы хотите ускорить дело. Уверен, у миссис Мак-Кинни на ранчо нет нотариуса.

– Это просто отказ от обязательств, не думаю, что нам нужен нотариус. А вы как думаете, Гарриет?

– Нотариальное заверение никогда не помешает. – Гарриет в упор посмотрела на меня.

– Это значит, что миссис Мак-Кинни должна прийти в контору для подписи.

– Да, думаю, так будет лучше, – согласился Лумис. – Вы должны подписаться здесь, где я поставил маленькую галочку, мисс Берилл. Как единственная наследница и личный распорядитель. Гарриет, поставьте печать.

Еще минут десять ушло на то, чтобы Эстер подписала все пять копий отказа, а Гарриет нотариально заверила их. Лумис положил мой экземпляр документов в бумажный конверт, и я поднялся, чтобы уйти, но тут Эстер спросила:

– Вы уже завтракали, мистер Хоуп?

– Да… то есть нет, – сознался я.

– Пойдемте, я угощу вас ленчем.

– Я вам очень признателен, но…

– Я наследница, – улыбнулась она. – Пойдемте, позвольте мне немного покутить.

– Ну… хорошо, пойдемте. Но у меня на два часа назначено…

– Мы недолго. Огромное спасибо, мистер Лумис. – Она встала и протянула руку. – Сообщите мне, когда все решится окончательно, хорошо? Как скоро это будет, мистер Хоуп?

– Я позвоню миссис Мак-Кинни, как только вернусь в контору.

– Вы же сказали, что собираетесь заехать на ранчо?

– Да, но если мы собираемся нотариально заверять…

– Верно, это потребует времени. Пойдемте поедим, я умираю от голода.

Гарриет неодобрительно посмотрела на нас обоих.

Когда мы вышли, шел дождь, ковбои укрывались от него под навесом у входа в здание, их шляпы были низко надвинуты на глаза. Мы насквозь промокли, пока добрались до маленького ресторанчика на той же улице через три дома от конторы Лумиса. Войдя внутрь, Эстер достала из сумки салфетку и промокнула ею лицо. В комнате было около дюжины изъеденных муравьями столов, у задней стены находилась длинная стойка. Автоматический проигрыватель играл западную народную мелодию для зала, в котором не было никого, кроме нас и официантки в зеленой форме. Она стояла у проигрывателя и притоптывала ногой в такт музыке. Мы выбрали столик на расстоянии примерно десяти футов от входной двери. Эстер села лицом к двери, а я спиной. Она поставила сумку на пол возле стула. Подошла официантка.

– Дождь утихает? – спросила она.

– Вроде бы, – улыбнулась Эстер.

– Это север пугает нас, – сказала официантка. – Хотите посмотреть меню или вы зашли просто выпить коктейль?

– Я выпью, – сказала Эстер, – а вы, мистер Хоуп? Выпьем за мою удачу, а?

– Вы, наверное, выиграли в лотерею? – спросила официантка улыбаясь.

– Вроде этого, дорогуша, – ответила Эстер. – Мне, пожалуйста, «Джонни Уокер Блэк» со льдом.

– А вам, сэр?

– То же самое с содовой.

– Принести меню?

– Да, будьте добры, – сказал я.

Когда официантка отошла от стола, Эстер сказала:

– Лумис хочет тысячу баксов за оформление сделки. Вы думаете, это много?

– Я не знаю, сколько времени он затратил на это.

– Сколько бы времени он ни затратил, мне кажется, это много. А сколько запросили бы вы?

– Я не могу так сказать, мне нужно подсчитать часы. У нас почасовая оплата.

– Правда? – спросила она и улыбнулась. – И у меня тоже. Сколько вы получаете за час?

– Сто долларов.

– Дай пожать твою руку, друг. – И она протянула мне руку через стол.

Вернулась официантка с напитками и меню.

– Посмотрите пока. – И снова отошла от стола.

Эстер подняла стакан.

– За туманные дни и прекрасные ночи, – сказала она. – «Джонни Уокер Блэк», как он? Не думала, что когда-нибудь буду пить днем. – Она чокнулась со мной. – Знаете, чего мне стоило заполучить эти четыре тысячи долларов?

– Сорок, – поправил я.

– Ну, это было бы хамством. Знаете, я не держала в руках и сотни целиком. Я считаю, нужно делить так: семьдесят и тридцать, сказано – сделано. Бобби платит за мою одежду, квартиру и дает мне карманные деньги. Семьдесят на тридцать, я так считаю.

– А кто получает семьдесят?

– О, конечно, Бобби, танцовщик, он суров, но справедлив. Эти подлецы забирают все, что я зарабатываю, они покупают мне только одежду для работы – набедренную повязку и лифчик. Такой характер и у Лумиса, он ведет себя как подлец, хочет получить двадцать пять процентов. Мне кажется, это много. Эта бумага, которую он написал, в основном стандартная, верно?

– В основном да.

– Сколько часов он потратил на нее, как по-вашему?

– Не представляю.

– Вы думаете, он тоже получает сто долларов в час?

– Возможно, семьдесят пять, в Ананбурге, я имею в виду. Возможно, даже меньше.

– Думаете, пятьдесят?

– Может быть.

– Это значит, что на меня он затратил двадцать часов? Не понимаю, почему так много? А вы?

– Ну, вам лучше поговорить с ним.

– Я думаю предложить ему пять сотен. Это мне кажется правильным. Хотите еще выпить?

– Я думаю, нам следует быть в форме.

– Конечно, но мне, во всяком случае, хотелось бы еще, – сказала она и повернулась со стаканом к официантке. Официантка кивнула ей в ответ. – Вчера я ездила смотреть отцовскую ферму, – сказала она. – Вы видели ее? Этот дом все равно что ничего, он всюду протекает. Здесь постоянно такие дожди?

– В летние месяцы.

– Портовый бордель в Хаустоне выглядит лучше, чем папин дом. Кто-то застрелил его, да?

– Да.

– Интересно кто, – сказала она равнодушно и обернулась к официантке, которая в этот момент принесла еще две порции. – Дорогуша, мы заказывали только одну, – сказала она, – но оставь и вторую, она не помешает. Через минуту мы будем готовы сделать заказ. – Она подняла вновь принесенный стакан и сказала: – За туманные дни и прекрасные ночи. – И взяла меню. – Я хочу только гамбургер с жареной картошкой, но вы выбирайте и заказывайте, что хотите, я угощаю. Вы думаете, кто-нибудь еще вздумает купить эту ферму? Мне бы хотелось продать ее. И тогда я смогла бы создать собственную службу сопровождения. Я попала в это дело по объявлению о том, что нужна привлекательная молодая девушка для службы сопровождения. Я считала это абсолютно законным, какой дьявол знал? После окончания средней школы я ничего такого не знала, моя мать еще была жива. Она бросила отца, когда мне было лет шесть или семь, и увезла меня в Нью-Орлеан. Мама играла в джазе на пианино, конечно, не на Бурбон-стрит, она не была великой пианисткой. Итак, я пошла встретиться с типом, который отбирал девушек в службу сопровождения. Он сказал, что я выгляжу очень элегантно и что ему как раз нужна блестящая собеседница, которая могла бы пойти в дорогой ресторан с заезжим воротилой. Мне было восемнадцать, и я впервые узнала, что выгляжу элегантно. Правда, тогда я была более крепкой, с тех пор я сильно похудела. Я выгляжу толстой?

– Нет, вы выглядите замечательно.

– Без одежды я немного пышнее – ну, упитаннее, как говорится. Вот так я получила работу и пошла в отель, где меня ждал воротила, чтобы пойти в дорогой ресторан для светской беседы. Но первое, что он сказал, когда я вошла в его номер, было: «Раздевайся, малышка». Хотя я не была девственницей, в Нью-Орлеане таких в восемнадцать лет не сыщешь, но оставалась еще совершенно неиспорченной. Раздеться? Я сказала, что пришла пообедать с ним и побеседовать, а он положил на комод стодолларовую банкноту, расстегнул ширинку и предложил пообедать «этим». Пришлось раздеться. Вот что собой представляла служба сопровождения. Это был тайный бордель. С тех пор как закрыли Сторвилл, в Нью-Орлеане не было официального борделя. Были массажные салоны или служба сопровождения, называйте как хотите, кому надо, тот найдет вас, и вы будете торговать собой в баре каждую ночь и как чуда ждать возможности остаться одной.

Так что будем делать? – спросила она. – Почему вы не закажете себе стейк или что-нибудь еще? Часто ли вы ходите на ленч с наследницами?

– Я тоже закажу гамбургер с жареной картошкой.

– Дешево. – Она опять улыбнулась и поманила официантку.

Ее улыбка была заразительна, я почувствовал, что тоже улыбаюсь. Она сделала заказ официантке, допила свой стакан и спросила:

– Вы уверены, что не хотите выпить этот?

– Совершенно уверен.

– Не возражаете, если я выпью его?

– С Богом.

Она выпила виски с содовой.

– Во всяком случае, это безопасней, чем иметь дело с клиентом. В службе сопровождения никогда не знаешь, с какой гадиной встретишься, и никто не защитит тебя, если столкнешься с садистом вроде того парня, что наслаждался, избивая девушек, слыхали о нем? Я всегда ношу в сумке газовый баллончик, особенно когда возвращаюсь после тяжелой работы, но приятно знать, что Бобби всегда рядом и выбьет дурь из любого, кто попытается обидеть меня. Он знает, что я не останусь в долгу, и получает свои пять центов всякий раз, когда отшивает какого-нибудь нахала. Работа в баре, конечно, безопасна, танцуешь современные танцы в забегаловке на Бурбоне, потом уходишь в заднюю комнату и занимаешься с клиентом – но это вульгарно, кому это нужно?

Она выпила.

– Дело в том, что, если бы я смогла продать эту ферму, я, быть может, открыла бы свою собственную службу сопровождения, понимаете? И дала бы ей одно из тех смешных названий – «Исполнение желаний», или «Благородные леди», или еще какое-нибудь, – водила бы за нос девятнадцатилетних, это лучше, чем отдавать Бобби семьдесят процентов из того, что я получаю, верно? Могу представить себе, что он сидит без движения, а я ухожу и начинаю собственное дело, вот! Но что такое эти несчастные четыре тысячи, которые я сейчас получу! Если Бобби попытается наложить на них лапу, я ему все ноги переломаю. Нанять бандита стоит пятьсот баксов – как раз столько, сколько я собираюсь заплатить Лумису. Вы знаете кого-нибудь, кто хочет купить эту ферму?

Она снова выпила. Официантка вернулась к столу с нашим заказом. В первый раз я заметил шрам на подбородке у Эстер. Похож на ножевой порез.

– Вот я и говорю, мистер Хоуп, я никогда в своей жизни не видела таких денежек. Никогда. В Хаустоне – я вернулась в Хаустон после смерти матери – были заведения, вы не поверите, где девушки, бедные наркоманки, бродили в детских ночных рубашках и трусиках с рюшками и кидались на любого моряка с Шип-Ченела, – это дно, поверьте мне. И все равно некоторые из этих заведений выглядели дворцами по сравнению с тем логовом, где жил мой отец. А эта земля! О! Я вчера под дождем всю ее обошла. Я бы не сказала, что она пригодна для выращивания хоть чего-нибудь. Почему этот ваш клиент хотел купить ее? Он, должно быть, в самом деле помешался на сорняках, скажу я вам. Надеюсь, здесь найдется еще какой-нибудь сумасшедший. Если бы я смогла продать эту ферму, я уехала бы домой, а может быть, даже в Лос-Анджелес, устроилась бы там. Возьмите любую из девушек в Лос-Анджелесе, они уезжают из дому, чтобы стать актрисами, затем работают за гроши в банках и рано или поздно начинают понимать, что могут заработать за одну ночь в отеле Беверли-Хиллз гораздо больше, чем за шесть месяцев работы кассиром. Если бы у меня была группа девушек – черных, белых, мексиканок, может быть, даже китаянок, – при ласковом обращении с ними, держу пари, я могла бы зарабатывать кучу денег в Лос-Анджелесе, не так ли? Но сперва нужно продать эту ферму. Вы знаете какого-нибудь сумасшедшего, который купил бы ее?

Открылась входная дверь, ворвался неожиданный порыв ветра, и дверь снова захлопнулась. Эстер посмотрела вперед, я повернулся на стуле и проследил за ее взглядом – кровь застыла у меня в жилах.

– Привет, ребята! – воскликнула официантка. – Что-то вас давно не видно.

Чарли сбрил свою черную бороду, а Джеф все еще щеголял светлыми усами. На Чарли была его любимая красная косынка, а на Джефе голубая. На них были все те же потертые синие джинсы, изношенные ботинки и пестрые рубашки с пуговицами, их широкие плечи были мокрыми от дождя. Оба ухмыльнулись при виде меня.

– Смотри, смотри, кто здесь, – сказал Джеф.

– Подцепил новую девочку, – сказал Чарли.

– Хочешь, опять потанцуем? – спросил Джеф.

Стуча ботинками по деревянному полу, они с улыбочками направились к нашему столу, по мере приближения их кулаки сжимались, а глаза горели в предчувствии еще одного нокдауна с городским гулякой из Калузы.

«Никогда не оставайся сидеть», – слова Блума в спортзале.

«Если ты в машине и кто-то подходит к тебе, выйди прежде, чем он уложит тебя на сиденье и прищемит дверью ногу. Если ты в будке – сразу выходи, если ты за столом, встань и приготовься к тому, что сейчас произойдет, потому что это произойдет очень скоро».