Текст книги "Охота обреченного волка"

Автор книги: Эд Лейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Хотите быть свидетельницей? – спросил я у нее.

– А чего же, – согласилась она и позвала какого-то хмыря из соседней комнаты. Он тоже расписался как свидетель, перепачкав бумагу своими грязными пальцами. Девица заставила его даже написать домашний адрес. Все эта процедура стоила мне один доллар. Я отнес завещание в "Гровер" и спрятал его в запечатанном конверте у себя в столе..

Наротив "Гровера" есть старая-престарая аптечно-гастрономическая лавка, владелец которой имеет регулярный доход исключительно благодаря соседству с нашим отелем. Я туда и отправился.

– Марти, только не говори, что тебе опять нужно пополнить свои стратегические запасы, – сказал мне Сэм.

– Мне нужен небольшой флакончик духов. Не дороже трех долларов. И красиво заверни.

– Какого рода?

– А я-то откуда знаю. Что-нибудь с сильным запахом.

Сэм продемонстрировал мне флакон – здоровенный кусок стекла, внутри которого перекатывались четыре или пять капель какой-то желтоватой жидкости, похожей на мочу.

– Вот классный товар – из Парижа, без обмана.

– Замечательно. Кстати, Сэм, в последнее время посетители замучили меня просьбами о снотоврных порошках. Дай-ка мне упаковочку хороших таблеток.

Сэм полез под прилавок и извлек оттуда крохотную коробочку.

– Вот новинка аптечного бизнеса. От них засыпаешь как сурок, но тут никаких наркотических добавок – гарантия того, что не будет непредвиденных эффектов.

– Нет, дай-ка мне старое испытанное средство – посильнее.

– Марти, старина, ты не понимаешь: эти-то безопасные. Можешь проглотить хоть всю коробку, а сердце не остановится и легкие не откажут.

– Сэм, дай мне простые колеса.

У Сэма были тяжелые морщинистые веки, и когда он приходил в ажитацию, веки становились такими набрякшими, что лицо приобретало выражение рассвирепевшей черепахи.

– Марти, – сказал превратившийся в черепаху Сэм. – для этого тебе необходим рецепт.

– Перестань дурака валять. Сэм, ты же меня знаешь. Когда меня просят дать таблетку, да ещё и готовы заплатить, я должен делать, что мне говорят. Не волнуйся, я никому больше двух не дам. Ты что же думаешь, я себе неприятностей хочу?

– Но сейчас с этим очень строго. Я же могу потерять лицензию, а то и магазин, или и того хуже.

– А ты положи их в обычную коробку. Я скажу – нашел в номере после отъезда очередного постояльца.

– Марти, ты же не знаешь, как сейчас у нас стало строго со снотоврными и успокоительными. Я не могу рисковать. – Его пухлое лицо просто пылало, а глаза превратились в узкие щелочки.

– Ну что ж, если ты хочешь, чтобы я начал ходить отоваривться в другой магазин...

– Марти, ну сам подумай!

– Я прошу тебя о простом одолжении, а ты разводишь целую трагедию.... Что с тобой, Сэм-дружище? Ты решил, что я совсем рехнулся и могу дать постояльцу больше двух таблеток?

По черепашьему лицу Сэма пробежала тень раздумья, и он прошептал:

– Ладно, но запомни: если что случится, я покажу под присягой, что ты купил их не у меня.

Сэм отправился за перегородку из дымчатого стекла и через несколько минут вернулся с простой аптечной коробочкой, которую он мне неловко сунул в ладонь при прощальном рукопожатии – хотя мы в магазине были одни.

– За это денег я не возьму. Оплати только духи. Я тебе их продам по оптовой цене – доллар-семьдеся три.

– Сколько там таблеток?

– Дюжина. Уж как-нибудь постараюсь учесть их в месячной отчетности.

– Да, чтобы уж гарантировать себя от случайностей – сколько штук составляют смертельную дозу?

– Марти, что ты такое несешь!

– Сэм, дружище, я же должен знать.

– Никогда не давай больше двух в течение двенадцати часов. Ну, в крайнем случае – три, если клиент молодой, но ни в коем случае ни одной если клиент пожилой и к тому же с больным сердцем.

– А если принять сразу пять или шесть – это может привести к смерти?

– Марти, типун тебе на язык! А вдруг нас кто-нибудь услышит? Если дашь кому-нибудь пять или шесть в один присест, пакуй вещички и рви когти из города!

– Понял. Спасибо. Не беспокойся, Сэм.

Я поехал на подземке в сорону Сотых улиц, попал в час пик, так что когда вышел на Девяносто шестой, я был весь в мыле. Я снял трехдолларовый номерок на Сотой – в здоровенном отеле, но все-таки не шибко шикарном, чтобы позволить себе роскошь иметь штатного детектива. Я зарегистрировался под своим именем, но написал, что приехал из Джерси-Сити, и заплатил вперед за два дня.

Комната моя оказалась получше самых приличных номеров в "Гровере". У меня разболелся желудок, и я сел на кровать переждать приступ, уставившись на светлокоричневые стены. Мне захотелось повидать Фло. Я спустился в вестибюль и стал искать её номер в телефонной книге, но с тех пор, как я в последний раз видел, её она могла сто раз выйти замуж.

Я пошел по Бродвею с мыслью наведаться к Лили-горничной и стребовать с неё мою долю выигрыша. Да только, подумал я, на кой черт мне теперь эти деньги? Хотя я всегда терпеть не мог, когда мне не возвращали долги. Райончик этот сильно изменился. Когда я работал на участке вблизи Сотой улицы, здесь жили сплошь негры да евреи. Теперь тут кишмя кишели пуэрториканцы.

Я брел себе, точно заблудившийся турист, а потом сел на такси и поехал на Пятьдесят вторую в ночной клуб. Было около семи, гардеробщик подметал зал, снимая стулья со столиков. Толстенький бармен мыл бокалы, подготавливая посуду для очердной рабочей ночи. Он бросил на меня подозрительный взгляд и нервно спросил:

– Чем могу? – У него была жирная харя и жирные губы. Когда он раскрывал рот, казалось, у него вот-вот свалится голова – так она тряслась.

– Мне нужен домашний адрес Фло Харрис, – грозно сказал я.

– Фло? Какая Фло?

– Перестань, Толстяк, мне мозги крутить! Фло – "Божествнный Огонь", одна из ваших стрептизерш.

– Она появится около десяти и сам сможешь...

– Она мне нужна немедленно.

– Ты полицейский? – Он перешел на дрожащий шепот.

– А на кого я похож?

– На полицейского, – вздохнул он. – Если она впуталась в передрягу, мы отменим её номер.

– С ней все в прядке. Но она мне нужна – сейчас же!

– Сейчас пойду посмотрю...

Он заковылял к двери и через секунду какой-то шибздик, похожий на молоденького мистера Кинга, высунул свою востренькую мордочку из кабинета менеджера и воззрился на меня. Еще через несколько секунд вернулся бармен и сообщил мне, что она живет в отеле на Сорок шестой и её нынешняя фамилия Йорк.

– Хорошо. Только смотри не звони ей и не предупреждай о моем приходе а то я тебе яйца оторву.

– Ты напрасно так. Мы всегда оказываем полиции содействие. А как же иначе! Выпить хочешь?

– Нет. Но веточку мяты я пожую.

– Ве ...точку мяты?

– Да, моя мамочка в детстве наказывала мне: мята полезна для десен.

Он положил неско лько веточек мяты на тарелку, я взял их и вышел на Бродвей.

Отель, где жила Фло, оказался типичным для района Таймс-сквер клоповником – куда хуже, чем мой "Гровер", потому что, похоже, ему пришлось больше повидать на своем веку.

Фло занимала номер 417. Постучав в дверь, я подумал, не придется ли мне выяснять отношения с "мистером Йорком".

Фло открыла дверь, и я даже отступил на шаг – так она поразила меня своим великолепием. На ней было легое цветастое платье, которое отчетливо демонстрировало все изгибы её тела, но вместе с тем не выставляло ничего напоказ. Не считая нескольких морщинок вокруг глаз, она ничуть не постарела.

– Марти! – всокликнула она, широко открыв рот и обнажив зубы, которые тут же выдали её истинный возраст.

– Привет, Фло? Можно к тебе?

Она пропустила меня. Комнатенка была довольно-таки обшарпанная и обклена старенькими грязно-розовыми обоями: какие-то зеленые жучки в траве. В комнатенке помещалась дряхлая железная кровать, маленький комодик с флаконами и бутылочками, протертый стул, тумбочка. В углу на двух потрепанных чемоданах возвышалась куча одежды.

Фло встретила меня в туфлях на низком каблуке – мне такие всегда нравились, и её длинные черные волосы были стянуты сзади в конский хвост. Она обвела рукой комнату.

– Не слишком роскошно, а, Марти?

Я улыбнулся, снял какие-то тряпки со стула и, бросив их на кровать, сел. Фло всегда была ужасной неряхой Я вдруг почувствовал себя дома. Она окинула меня подозрительным тяжелым взглядом и вдруг саркастически заметила.

– Ну, устраивайся поудобнее!

– А я устроился. Ты совсем не изменилась, даже в интонациях все те же колючки.

– Зачем ты пришел, Марти? – Она поискала глазами сигареты. Я полез в карман – пусто. Наконец она нашла пачку на комоде, закурила и протянула пачку мне. Я помотал головой. Фло выпустила мне в лицо струйку дыма.

– А ты же был заядлым курильщиком, Марти. В чем дело, поверил, что от курения может развиться рак легких?

– Вкус потерял. Когда это я боялся подхватить рак легких? – Я рассмеялся своей старой шуточке.

Она затянулась ещё пару раз, потом спросила:

– Ну, так с чем пожаловал?

– Просто так. Зашел на тебя посмотреть. Увидел твою фотографию на афише клуба, узнал у них адрес. А когда это ты успела стать Йорк?

– Ушла от этой гниды два года назад. А я, помню, читала, что тебя вышибли из полиции, верно ?

– Ага. Но они смилостивились и меня уволили по состоянию здоровья – с формулировкой "нервная возбудимость". А я тебя пару раз в кино видел.

Она села на кровать. Ее ноги все ещё были такими же потрясающими, как когда-то, вот только кое-где сквозь кожу прсопили крошеные синие жилки.

– Пришел поглазеть на мои ножки, Марти? – спросла она, задрая юбку.

– Да нет. Яе мог просто зайти к тебе в клуб и посмотреть на них там.

Ее взгляд скользнул по моей одежде и обуви.

– Если ты пришел бабки клянчить, то не стоит терять время!

– Я же у тебя никогда не клянчил. К тому же я тебе сказал: я на пенсии. И ещё у меня имеется грошовая работенка. Может, тебе самой бабки нужны?

– Это ты мне предлагаешь? Ну и дела. Ладно, Марти, не тяни резину, мне пора собираться в клуб. Что у тебя?

– Ничего. Просто захотелось повидать тебя, поболтать. Я недавно о нас много думал – как все здорово было в самом начале.

Она дымила сигареткой как паровоз.

– Ты что мне пытаешься скормить?

– Слушай, что плохого в том, что у парня вдруг возникло желание повидаться с бывшей женой? Вот. – Я вытащил коробчоку духов, купленных для Барбары. – Я принес тебе небольшой подарок.

Фло уставилась на коробочку так, словно эта коробочка должна была взорваться у неё в руках, потом медленно развернула обертку и воскликнула:

– О, да это же "Клиши"! Как мило с твоей стороны.

– Да, ерунда. Десятка.

– Так я тебе и поверила – десятка! Но все равно чудесный подарок, быстро проговорила Фло, и я подумал, что она сейчас или расплачется, или начнет дурака валять. Она крепко схватила флакон. – Марти, ты и правда очень хотел меня видеть?

– Ну конечно, а что тут такого? Разве мужики к тебе больше не клеются?

– Да я не про это. Поверишь ли, Марти, я ведь тоже о тебе думала.

– Нет, не верю.

Она расхохоталась и затушила сигарету в пепельнице, потом подошла и села мне на колени

– А ты все такой же мерзопакостный сукин сын – единственный мужчина в моей жизни, который никогда не пытался меня облапошить и принимал такой, какая я есть.

– Иногда ты была сокровищем, Фло. – сказал я расстегнув и начал расстегивать крючки у неё на спине, но сразу же и отказался от своей затеи. Приятно было просто держать Фло на коленях, чувствовать её запах, слышать её голос.

– Я ведь помню – у нас иногда так все было хорошо, а иногда... – Она прижалась губами к правой мочке моего уха. – Марти, мне так все надоело. Все эти грязные гостиницы, вонючие раздевалки в ночных клубах. Я устала карабкаться наверх. Я была такая дура – никогда не знала, что мне надо в жизни.

– Ты хочешь казать, что теперь поумнела? Ты всегда все делала правильно, Фло – вот только нигде не могла удержаться.

– А ты-то сам, конечно, никогда не срезался, всегда был тупым и непробиаемый, все как маленьий ребенок гордился силой своих кулачищ.

– Да, только подумай, я никогда не страдал от переизбытка амбиций!

Фло положила мне голову на плечо и сказала:

– А я страдала, Марти, ещё как! – Она помолчала. – У меня ещё есть время. Хочешь в койку?

– Может быть, попозже. Давай поговорим.

– Это давно ли ты стал таким говоруном?

– Последние несколько дней.

– У тебя все такие же хорошие руки – сильные, грубые. Вот смех – ты такой старый урод, а все ещё меня заводишь? Нет, Марти, я не брешу, я правда о тебе думала.

– И что же именно?

– Я покончила с шоу-бизнесом. Мне теперь осталось только камнем на дно. Еще годик – и я уже не смогу выносить этих своих мерзких клиентов. У меня есть большой дом на Лонг-Айленде – далеко, почти у Монтока. Если его отремонтировать, там будет комнат тридцать. Сейчас там живет пара – они поддерживают порядок в доме – и сосут из меня последние деньги. Вот почему я вынуждена торчать в этом сраном отеле...

– А как тебе удалось купить дом в Монтоуке? – я гладил её волоы. Волосы у неё были гладкие, а шея и плечи крепкие, как у гимнастки.

– Один мой поклонник как-то наклюкался в субботу и подарил его мне. Не беспокойся, дом мой собственный, все по закону, у меня и дарственная есть. Я ждала целый год, когда появится кто-нибудь вроде тебя. Марти, мы вдвоем могли бы переехать туда и сделать из дома первоклассный отель.

– У меня в этих делах есть кое-какой опыт – я ведь гостиничный охранник.

Она захлопала в ладоши.

– Да это же судьба! Просто знамение небес, что мы должны быть вместе!

– А ты все ещё увлекаешься ясновидением, гаданим по картам, астрологией и прочей хиромантией?

– Нет, серьезно, Марти, мы бы вдвоем смогли это потянуть и прекрасно зажили бы вдвоем. Теперь мне ничего больше не нужно – только жить достойно. Я видела, как это удается богачям – этот отель станет для нас долгожданной наградой. Мы наймем себе поваров – мужа и жену, они будут нам готовить, убирать в доме. Я уже все продумала – в наше заведение люди будут приезжать просто отдохнуть и расслабиться. Ни детей, ни алкашей. Отель будет дорогой, но не слишком. Там будет все, что сегодня многим надо: хорошая еда, тишина, прогулки по пляжу, рыбалка. И сами мы будем там жить как наши постояльцы. Мы не будем купаться в роскоши, но и спину гнуть тоже не будем. Ну как, согласен?

– Рассказываешь ты увлекательно. Я бы не отказался от возможности греться на солнышке и спать допоздна.

Фло заерзала у меня на коленях.

– Марти, единственное, что нам нужно, это закупить тысячи на две хорошей мебели. Я займусь обстановкой, а ты будешь делать всю тяжелую работу. Я тебя сделаю партнером – будешь получать треть.

– Нет, ничего не получится.

– Но ты же сам сказал, что тебе нравится! – повысила она глос. Сколько же ты хочешь – половину? Ладно, черт с тобой – путь будет пятьдесят на пятьдесят. Я знакома со многими богатенькими бизнесменами и престарелыми жизнелюбами из театральной среды, котроых мы можем завлечь туда для начала. А со временем у нас появится постоянная клиентура...

– Милая, я не могу.

– Черт тебя побери, Марти, я же не прошу у тебя денег. Дом свободен и все бумаги в порядке. Я могу получить за него под залог несколько тысяч. Да мы в любое время сумеем его продать тысяч за сорок!

– Ты не понимаешь, Фло. Я бы согласился даже без всякого партнерства, даже свои деньги мог бы вложить. Но мне это все уже поздно.

– Да что такое, Марти? Ты женат, у тебя куча детей?

– Нет. Ты была последней миссис Бонд. Тут другое...

– Что другое?

Я не ответил, и Фло одарила меня понимающей улыбкой, потом протянула руу и взяла флакончик духов. Она открыла флакон, подушилась за ушами, а потом чуть приспустила платье с плеч.

– Вместе с домом ты же получишь меня, Марти. И ты это знаешь. На этот раз до гробовой доски. Если хочешь, мы бы могли попробовать родить ребенка – мне ещё не поздно.

Чертовы духи источали терпкий аромат ландыша – эти мерзкие цветы обычно приносят на похороны. Я приподнял Фло и пересадил её со своих колен на кровать. На губах у неё все ещё блуждала понимающая улыбка. От аромата ландышей у меня по коже мурашки забегали от ощущения, что меня повсюду преследовала старуха-смерть. Я нащупал в кармане коробочку со снотворными таблетками и направился к двери.

– Пока, Фло! Рад был с тобой повидаться.

– Марти! – Она бегом догнала меня и ухватила за пиджак. – Марти, что такое? Я что-то не то сказала?

– Ты все то сказала. Предложение отличное. И если бы мы с тобой открыли отель, то очень может быть, что зажили бы тихой счастливой жизнью, мирно состарились и все такое...

– Ну так что же?

– Я не смогу. – Отодрав её руки от рукава, я открыл дверь. – Прощай, Фло.

Идя по коридору к лифту, я размышлял, зачем мне понадобилоь разыгрывать душераздирающую сцену. На душе у меня кошки скребли. А ведь там и в самом деле могло быть здорово – рядом с Фло, далеко от этих дрянных отелей... Запах инсектицидов, гуляющие старичк... Мы бы обзавелись шевроле-универсалом, на котором ездили бы на станцию встречать своих постояльцев, ещё может быть, я сидел бы за стойкой и мог бы в любое время отправляться на рыбалку. Словом, затея была первоклассная – для здорового мужика.

Я постоял перед отелем. Стало чуть прохладнее. Я пошел к Бродвею, глазея на веселые огоньки витрин и на приезжих провинциалов, которые толклись на тротуарах и таращили глаза на этот мишурный блеск, и на крутых ребят в джинсах и кожаных бушлатах, у которых руки чесались затеять с кем-нибудь потасовку или учудить что-то ещё в таком же духе.

Я съел пару хот-догов, выпил кокосовый напиток и двинулся в противоположную от центра сторону. Я тоже глазел по сторонам, точно приезжий, и чувствовал себя ужасно – мне было жалко себя и я знал, что наслаждаюсь видом Нью-Йорка последние минуты своей жизни. Я точно раздвоился – один все приговаривал: "Да ты гляди-гляди вокруг – полюбуйся на этот город в последний раз!" А другой бубнил: "Перестань! Тебе остается только пойти в номер, принять снотворное и – привет".

Я всматривался в лицо каждого пешехода в надежде встретить знакомого. Может, кого-то из сослуживццев по армии, может... И тут я вспомнил про Арта. По крайней мере надо же позвонить человеку. Я дозвонился ему домой, и он устроил мне разнос.

– Да этот парень с тебя сдерет двойную плату за то, что ты пропустил прием. Что с тобой стряслось?

– Ничего.

– Я звонил тебе в отель..

– Спасибо за заботу, Арт, но я не пойду к твоему специалисту.

– Не пойдешь? Как это понимать?

– Я вступил в общество "Христианской науки" и не позволю какому-то мяснику ковыряться у меня в животе.

– Ты что, сосем сбрендил? Послушай, Марти, с этим делом шутить нельзя. Я настоятельно тебе рекомендую...

Я попытался засмеяться.

– А почему бы мне не подурачиться, Арт? Ты же сам сказал, что волноваться нечего. Подумаешь, опухоль! Слушай, малыш, ты за меня не беспокойся. Я нашел уже лекарство.

– Ты был у другого врача?

– Нет, ты же мой врач. Но я собираюсь принять старое испытанное лекарство. Спасибо за все, Арт. И ни о чем не беспокойся.

– Марти, перстань молоть чушь...

Я повесил трубку, купил газету и отправился на такси к Сотой улице. Странное это было ощущение – думать о том, что у меня в кармане сейчас шестьдесят с лишним долларов, а они мне вовем не нужны – их можно прямо сейчас в окно выбросить.

В газете ничего интересного я не нашел. О Забияке Андерсоне уже начали писать мемуары. Нашлась какая-то девка, которая объявила себя его женой и предъявила публике их сынишку. Еще там была помещена фотография тетки с простецкой физиономией. Фамилия её была Поллард. Сидя за рулем "шевроле", она на полной скорости придавила своего мужа к стене. Ее лицо показалось мне знакомым, и я прочитал заметку до конца. Супруги повздорили, и муж побежал к её мамаше – надо же: у парня были прекрасные отношения с тещей! Миссис Поллард как раз проезжала мимо в "шевроле" и увидела его выходящим из маминого дома. Он попытался отпрыгнуть в придорожные кусты, чтобы спрятаться, но миссис Поллард свернула прямо в эти кусты и помчалась за ним до конца аллеи, упиравшейся в глухую каменную стену гаража. По её словам, она "не понимала, что со мной происходит. Но теперь у меня словно гора с плеч упала".

Лицо и впрямь было как будто знакомым, но я никак не мог вспомнить точно. Я стал искать сообщение о поимке мистера Мадда, грабителя-любителя, но репортеры уже потеряли к нему интерес.

Была статья о бывших звездах бейсбола, которые не попали в Зал спортивной славы. В редакционной колонке анонимный комментатор рассуждал о преступности. Далее следовал комментарий о нью-йоркских гангстерах, нашедших себе прибежище в Майами. У Бокьо было стопроцентное алиби. Во-первых, он божился, что две недели безвылазно сидел в гостиничном номере, а во-вторых, в течение эти двух недель полиция Майами круглые сутки держала у него под дверью двух вооруженных охранников.

Были задержаны и допрошены несколько мелких бандюг. Отдел по раследованию убийств сделал стандартное заявление, о том, что "расследование может сдвинутья с мертой точки... в любую минуту".

Я перевернул страницу назад и снова взглянул на фото миссис Поллард. Добрые глаза. Интересно, они были такими же добрыми в ту минуту, когда она гналась за беднягой-мужем на своем "шевроле"?

Такси остановилось у отеля, я дал таксисту десять центов на чай и тут же подумал, почему не отдал ему все свои деньги или по крайней мере доллар.

Придя в свой номер, я разделся до трусов, закурил и решил, что нет смысла оттягивать решающий момент. Выложив из коробочки две таблетки на стол, я высыпал остальные в стакан с водой. Перед тем, как поднести стакан к губам, я подумал, что снотворные таблетки, надо надеяться, не окажутся горькими.

Этого мне узнать не удалось.

Час с лишним я потел и трясся, пытаясь донести стакан до рта, но он точно превратился в обломок гарнитной скалы – я был не в силах оторвать его от стола. Все произошло точно так же, как с попыткой застрелться, когда мне не хватило решимости нажать на спусковой крючок. Руки и ноги и голова легко двигались – но не тогда, когда моя ладонь сжимала стакан со снотворными таблетками. Я дрожал, потел, даже плакал от стыда, но все впустую: тело мое точно онемело. Я так и не решился отнять у себя жизнь.

Это было просто непостижимо. Раньше-то я никогда не испытывал недостатка храбрости – даже на ринге, когда мне приходилось драться с настоящим профессионалом, с каким-нибудь мастером нокаутов, который танцевал вокруг меня десять раундов, дожидясь возможности нанести только один точный удар, – даже тогда, прекрасно понимая, что мне не тягаться с моим противником и что напрасно я преисполнен этой глупой щенячьей удали, мне хватало выдержки не смалодушничать и не лечь на пол.

Я снова и снова пытался поднять стакан со стола, пока в конце концов не выронил его, в отчаянье попытавшись вцепиться в него зубами – только тут я наконец расслабился.. Я сел и тупо уставился на мокрое пятно на ковре. Я вдруг воочию увидел свою безжизненно висящую руку и представил себе врача "скорой", который пытался вонзить мне в вену иглу капельницы...

Я смотрел на ковер так долго, что у меня даже в глазах зардило. Потом перед моим взором вдруг выросла миссис Да Коста – она вопила : "Ах ты бандюга с полицейским значком!" Я отчетливо увидел тонкую струйку крови, текущую у неё из носа.

Стоило мне закрыть глаза, как видение исчезло. Я закурил, но смог сделать только три затяжки. Потом в качестве эксперимента проглотил одну таблетку. Когда же я потянулся было за второй, последней, моя рука опять онемела. Это было настолько сверхъестественно, что я даже начал читать молитву.

От одной-единственной таблетки у меня замутилось в голове. Я прилег на кровать, но не заснул – или мне так только показалось.

Я глядел в разверзшуюся перед собой черную бездну и стал размышлять о прожитой жизни. Начиная со смерти мамы, когда она лежала в грубо обструганном гробу такая холодная и непохожая на себя – на веселую маму, к которой я привык. Потом я вспомнил, как переехал к тете Мэй и как убегал раз сто от этой глупой старой дуры, из её огромного неуютного дома, от её бесчисленных "правил", которые все сводились к запрету "Этого делать нельзя!" Она хотела как лучше, конечно, но выжившая из ума старая дева воспитательница никудышная. Потом вспомнил, как три года жил в "приюте". Тот ещё был приют. Физически я был крепче любого десятилетнего мальчишки и в этом "приюте" узнал две вещи. Много раз на дню мне сообщали, что я "выблядок" – это продолжалось до тех пор, пока я не отдубасил одного большого мальчика. Тогда я ещё узнал, что умею больно бить.

Перед моим мысленным взором проносились эпизоды наших полупрофессиональных футбольных матчей на песчаном пле; тогда я, выступая полузащитником, умудрялся жить на десять-пятнадцать долларов в неделю, которые мне доставалось в случае нашей победы. Потом в моей биографии были нелегальные боксерские поединки: наша команда "любителей" колесила в старом драндулете – из Нью=Йорка в Олбани, в Утику, Баффало, Торонто и Монреаль, а оттуда в Бингемптон. Каждый вечер мы выступали на новом ринге под вымышленными именами и возвращались в Нью-Йорк с сотне или больше в кармане, уверенные, что нам принадлежит весь мир.

И вдруг на экране моей памяти появились девушки – сначала первая, с которой я лег в койку – дело происходило в Сиракуюзе, – а я, к своему стыду, был старше, чем следовало бы для первого раза. За ней потянулись все прочие – с неразличимими лицами и фигурами. Если бы не девки, я смог бы чего-то добиться на профессиональном ринге. По сложению и повадкам я сильно напоминал Тони Галенто. Но увы, я так и остался уличным драчуном – срогие правила бокса вечно сковывали мои природные повадки, заставляя переходить с бега на шаг.

И вот что самое поразительное – вдруг мне стало ясно, что я сижу на кровати в своем номере, словно разбуженный звонком будильника. Я чувстовал себя отдохнувшим и полным жизненной энергии. Я принял душ и почистил зубы. Когда я сдал ключ от номера сонному портье, настенные часы показывали только половину пятого утра. Он спросил:

– Съезжаете так рано? – и полез за моей регистрационной карточкой.

– Не боись, друг – я же уплатил за два дня вперед. Комната мне больше не нужна. Если хочешь, можешь использовать её по собственному усмотрению.

Я дошел пешком до Девяносто шестой улицы и сел на подземку. Затхлаяа духота вагона убила все мое хорошее настроение. Напротив меня сидел какой-то малоприятный тип, похожий на наркаша. Я притворился спящим. Я читал, что такие вот бандюги частенько режут спящих пьянчужек – просто из интереса.

Я сидел и размышлял, сумею ли спастись от его ножа так же успешо, как я спасся от снотворных таблеток и собственного револьвера. Потом я вдруг перепугался, что моя смерть окажется долгой и болзененной и я откину копыта где-нибудь на больничной койке.

Мы были в вагоне одни, но мой головорез не шевелился. Когда поезд останоился на моей станции, я встал и потопал к "Гроверу". Я ощущал себя как нашкодивший ребенок. Было уже начало шестого.

Увидев меня, Дьюи прошептал:

– Где ты пропадал? – Вид у него был невыспавшийся и красные круги вокруг глаз были темнее обычного.

– По городу шатался, вспоминал молодость.

– Черт, да тебя все ищут – с ног сбилсь. Док Дюпре названивл всю ночь. Потом из полиции звонили – лейтенант Аш. И она тебя ждала всю ночь.

Я перевел взгляд туда, куда указывал его палец, и увидел сидящую в кресле у стены Дот. Она не спала, её уставшие глаза были широко раскрыты. Она ничуть не изменилась. Такая же маленькая и пухленькая. И надеты на ней как всегда были какие-то лохмотья, которые она была вынуждена носить, потому что ходить нагишом в нашей стране нельзя. Дот отличалась удивительным равнодушием к стильной, не говоря уж просто об элегантной одежде.

Подойдя к ней поближе, я увидел, что глаза у неё опухли от слез. Утонувшая в большом кресле, она казалась ещё меньше рстом. Я пододвинул стул и сел.

– Что случилось, Дот?

– Лоуренса избили. Очень сильно. Он может умереть.

– Что? Малыша? Когда?

– Сегодня... Вчера поздно вечером. – Голос у неё звучал безжизненно. Она, казалось, была в шоке. – Он вызвался пойти в патрулирование и по дороге в отделение полиции на него напали и избили.

– Где он сейчас?

– В отделении скорой помощи в "Сент-Висенте". Марти, помоги нам.

– Разумеется. Что ему нужно? Кровь?

Но согласятся ли врачи взять мою кровь, если я скажу им о раке?

– Нет, о нем позаботятся. Я не о врачебной помощи. – Она схватила мою руку, сильно впившись в неё ногтями, и заговорила торопливо и возбужденно. – Марти, его отца на улице убили. Смерти Лоуренса я просто не перенесу.

– Я представляю, что ты сейчас чувствушь. Я уверен, что полиция...

– Нет, Марти. Я прошу тебя – сам займись этим!

Я похлопал её по руке.

– Что мне надо сделать?

– Марти, я не знаю, может быть, я схожу с ума. Я понимаю: месть – это глупо и неправильно, но я тех пор, как это случилось, я ни о чем другом думать не могу – я хочу, чтобы ты отомстил тому, кто это сделал! Марти, временами ты бывал добрым и хорошим, а временами злым и жестоким, как волк-одиночка. Я прошу... я хочу, чтобы жестокая, худщая половина твой души побудилась – найди того, кто это сделал, чтобы он больше не смог причинить зла другому такому же мальчику.

– Хорошо. Как малыш?

– Состояние все ещё критическое, но врачи говорят, шанс есть. Он все тебя зовет. – Ее ногти снова вонзились в мою ладонь. – Марти, сделай это для меня и для Лоуренса.

– Ладно. Я же сказал, что сделаю.

Дот выронила мою руку и встала.

– Спасибо, Марти, – сказала она просто и направилась к двери.

Я побежал за ней.

– Ты куда сейчас?

– Домой. Я очень устала.

– Я поймаю тебе такси.

– Не надо. Марти, используй свою силу, свою жестокость, свою храбрость на благое дело – найди того, кто это сделал. – Голос у неё был мертвый.

– Хорошо, хорошо, но давай я все-таки поймаю тебе такси.

Мы остановили такси на Уинтер-стрит, она назвала шоферу адрес – где-то ближе к окраине, – я дал ему пятерку и попросил побыстрее доставить домой.

Когда такси отъехало, я ощутил во рту невыносимую горечь. Не хватало мне своих забот, так теперь ещё и это...

Я сплюнул горечь на тротуар и отправился к больнице "Сент-Винсент".

Глава 3

– Хорошо, что вы пришли, мистер Бонд, – сказал мне врач в "Сент-Винсенте". – Молодой человек постоянно о вас спрашивает. Если вы с ним немного поговорите, может быть, он успокоится и уснет. Ему сейчас очень важно поспать.

– Как его состояние?

– Уже не очень критическое. Его били профессионально, если вы понимаете, что это значит. За считанные секунды он получил сотрясение мозга и очень серьезный разрыв кожи на черепа – явно рукояткой пистолета. У него сломан нос, разорвана барабанная перепонка и множество внутренних травм. Полагаю, его повалили на землю и стали бить ногами – похоже, у него разрыв левой почки и несколько ребер сломано. Это пока все, что мы смогли установить. В моче у него обнаружена кровь, а это означает, что помимо почек повреждены и другие внутренние органы.