Текст книги "Охота обреченного волка"

Автор книги: Эд Лейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Лейси Эд
Охота обреченного волка

ЭД ЛЕЙСИ

Охота обреченного волка

Перевод с английского Олега Алякринского

Глава 1

Мало того, что я паршиво себя чувствовал, так ещё был один из тех душных летних вечеров в Нью-Йорке, когда кажется, что с каждым вдохом-выдохом ты таешь как снежная баба под весенним солнцем. Я лежал в кровати в своем номере на первом этаже – мое окно выходило на стену соседнего дома – и обливался потом.

Это нью-йоркское лето было не слишком знойным – до последних нескольких дней. Уткнувшись взглядом в облупившийся потолок, я мечтал о том, чтобы администрация заведения "Гровера" (дом 52 по Гровер-стрит) установила бы в номерах кондиционеры. И ещё немножко мечтал о том, чтобы стать частным охранником в отеле классом повыше. Хотя нет, вру, об этом я не мечтал – в "Гровере" у меня было довольно сносное положение. С моей полицейской пенсией, а также карманными деньгами, которые администрация отеля почему-то упорно называла жалованьем, да плюс ещё левые заработки, я умудрялся заколачивать в нашем клоповнике больше двухсот долларов в неделю. – и все это, разумеется, без ведома налоговой инспекции.

Я заворочался, пытаясь найти уголок простыни попрохладнее, шумно рыгнул и, включив ночник, сунул в рот мятную таблетку. На мне были надеты одни трусы, но они уже были насквозь влажные и я уже собрался надеть новые, как в дверь постучали.

На мое приглашение войти дверь распахнулась и на пороге показалась Барбара, обмахиваясь сложенной утренней газетой. Она никогда не разгуливала по коридорам в кимоно или в одной комбинации. Барбара всегда показывалась на глаза посторонним в платье, чулках и в туфлях – ни в коем случае не шлепанцах. За это в частности я и позволял ей работать в отеле постоянно. Ее простенькое лицо было симпатичным – лет десять назад. А теперь на нем застыло то вымученное выражение, которое женщина приобретает от пержитого от горя и пролитых слез. Но ножки у неё до сих пор были загляденье – прямые и длинные.

Она закрыла дверь и прислонилась к косяку.

– Боже, ну и туша!

– Видела бы ты меня в молодые годы – тогда я с виду тоже был как бочка. Который час?

– Начало двенадцатого. Я отваливаю, Марти. Клиентов нет. Надо быть сексуальным маньяком, чтобы в такую жару хотеть...

– Ладно, лети, моя птичка.

Она устало улыбнулась.

– Меня хоть выжимай. На рабочих местах только я и Дора. Джин так и не пришла. Деньги я оставила у Дьюи.

Вот ещё что мне нравится в Барбаре: она честная девочка. Мне перепадала половина с каждых трех "зеленых", которые зарабатывали девочки. Из этой суммы двадцать пять центов шло Дьюи, ночному портье, а он уж сам договаривался с Лоусоном – балагуром, сменявшим его у стойки утром. Кенни, носильщик, получал пятнадцать центов впридачу к своим чаевым. Из своей доли я отстегивал местным полицейским. Коропорация на Гровер-стрит, 52 получала свою долю законным путем: за номер наши клиенты платили два-пятьдесят. Тариф был не Бог весть какой, но и не совсем уж бросовый. Если дела в конце недели складывались удачно, у нас в отеле работали сразу десять девочек.

Я надел чистые трусы, а Барбара спросила:

– Что, уже на боковую в такую рань?

– Меня желудок довел. Пучит, да и общее состояние преотвратное.

– В такую жару нельзя есть что попало, Марти. Попей теплого молока с вареным рисом – желудок успокоится. И перестань пить!

– Милая, да я курить даже не могу, какое уж тут спиртное!

Зазвонил телефон. Судя по характерному зудению, внутренний вызов.

– Мой Гарольд уж и минуты потерпеть не может! – вздохнула Бербара. Мне сейчас не до разборок.

– Скажи своему Гарольду, что если он тебя хоть пальцем тронет, я ему башку проломлю, этому жирному кобелю!

Но это я соврал. .Я бы не отказался отмутузить Гарольда, потому как всегда терпеть не мог сутенеров, но администрация "Гровера" от этого не пришла бы в восторг.

Из всей "администрации" я только и был знаком с мистером Кингом стариком-бухгалтером, который каждый божий день аявлялся в наше заведение и все вынюхивал, вынюхивал... Он был одновременно аудитором и менеджером отеля. А вообще-то "Гровер" принадлежал одной из крупнейших в Нью-Йорке и весьма респектабельной фирме недвижимости. Что соответствовало логике жизни: "респектабельные" люди всегда являются владельцами публичных домов.

Телефон опять зазвонил. Я снял трубку, а Барабара показала мне нос и со словами: "До завтра, дорогой" – выпорхнула из комнаты.

– До встречи, птичка! – крикнул я ей вслед и недовольно брякнул в микрофон. – В чем дело, Дьюи?

– Парочка шоферюг в семьсот третьем распивают и шумят.

– Ладно! – Я бросил трубку и начал натягивать штаны. Нет, это как по-писаному. Только я собираюсь поспать, как тут же какой-нибудь хмырь начинет обхаживать бутылку. Впрочем, "Гровер" ещё более – менее приличное место. Мне рассказывали, что в самом начале столетия, когда этот район был сплошь застроен частными домами, "Гровер" был первоклассным отелем с видом на Гудзон. В ту пору здесь любили околачиваться художники. и прочая артистическая шушера. Когда начался строительнй бум в центральном Манхэттене, в "Гровер" – по причине его близкого местоположения к строительным площадкам – в основном заселялись водители грузовиков и всякие непотребные постояльцы вроде "работников социальной сферы", да ещё случайные люди, которые забредали сюда по причине незнания отелей получше может, случайно замечали нашу вывеску с шоссе...

Наклонившись, чтобы завязать шнурки, я опять рыгнул. Нет, мне определенно надо было показаться врачу. Зазвонил телефон. Схватив трубку, я свирепо гавкнул Дьюи:

– Да иду, иду!

– Марти! – услышал я в ответ спокойный голос Дьюи. – Тут в вестибюле полицейский. Он тебя спрашивает.

– Который из них? – спросил я недовольно. Все эти алчные пройдохи прекрасно знали, что я плачу наличными без лишних разговоров.

– Новенький. С виду – из тех, что в магазинах дежурят. Молоденький такой – я его раньше здесь не видел. Тебя спрашивает.

– Он полицейский или охранник в форме?

– Ну, – замялся Дьюи, – вроде как полицейский, а вроде как и нет. Пожалуй, из гражданской обороны.

– Ладно, скажи ему – пусть подождет. Я с ним встречуь в офисе и потолкую с ним о жизни.

– Понял.

Я положил трубку и выругался. Дело плохо, если лже-полицейскому достало духу и наглости заваливаться и начать тянуть из меня мзду. Да стоит этому гаду только протянуть мне свою грязную лапу, как я ему её оторву вместе с плечом...

У нас был маленький служебный лифт на черном ходе, которым днем пользовались горничные. На нем-то я и отправился на седьмой этаж. Из 703-го неслась разудалая песня. Когда я проходил мимо 715-го, наш постоянный постоялец мистер Росс, вздорный лысый старик-бухгалтер, уже стоял у раскрытой двери.

– Знаете, мистер Бонд, – проскрипел он, – в такой душный вечер да в будний день – это просто неслыханно!

– Я их сейчас утихомирю, мистер Росс. Идите спать!

– Спать? В такую жару?

– Администраци отеля не несет ответственности за погодные условия, сострил я, но мистер Росс не оценил моей шутки. Разумеется, я бы мог кое-что поведать ему из того, что мне о нем рассказывала Барабара, и довести его до истеркии, но я продолжал маршировать по коридору.

Трижды я стучал в дверь 703-го номера, но эти двое выводили очень сложную мелодию баллады в стиле кантри и вряд ли слышали мой стук.Пели они ужасно. На мне был пиджак и галстук, а рубашка уже вся пропотела. Отперев замок универсальным ключом, я вошел в номер и быстро захлопнул за собой дверь.

Этих шоферюг я раньше у нас не видел. Им обоим было лет по двадцать семь – высокие здоровенные лбы. Они валялись на койках в комбинезонах и башмаках, облапив каждый по пинтовой бутылке виски. На полу валялясь пустая. Увидев меня, они тут же вскочили. Скроены ребята были отменно этакие две горы мускулов. Тот, что поменьше, спросил:

– А стучать надо?

– Я стучал, но вы так выли, что не слышали.

– Я не буду спрашивать, кто ты, – встрял тот, что побольше. – На твоей толстой роже печатными буквами написано: местный охранник.

– Это точно. Слушайте, парни, сейчас жарко А мне не нужны лишние неприятности. Может, ляжете поспать?

– Хочешь глоточек? – спросил тот, что поменьше, протянув мне бутылку.

– Слишком жарко. Я ребята хочу одного – чтобы вы прекратили гульбу и поспали. – Тут я заметил, как верзила мигнул своему приятелю, и во рту у меня сразу появился горьковато-маслянистый привкус. Я рассвирепел. Значит, этим ребятам в такой душный вечер захотелось немного повеселиться и поразмяться. Я бросил в рот мятную таблетку и стал быстро её жевать.

Верзила сказал:

– А нам попеть хочется. Нам хорошо. Обратно не порожняком поедем, понял? Груз прихватили! – он щелкнул пальцами.

– Если хотите попеть, отправляйтесь к докам и пойте там сколько душе угодно, – Я мотнул головой в торону их кроватей. – И вы не в хлеву у бабушки на ферме. Когда ложитесь, снимайте обувку!

Тот, что поменьше, подошел ко мне вплотную и взмахнул бутылкой:

– Слушь, дядя, выпей со мной!

Мне захотелось их обоих урыть, хотя они вроде бы не вылядели большими забияками. Я предпринял последнюю попытку.

– Сегодня жарко. Очень жарко. Какой смысл нам с вами потеть лишний раз. Снимайте башмаки, кончайте горланить – и дело с концом. А завтра я с вами выпью.

– Да ты, лысан, малость староват и толстоват, чтобы крутого из себя корчить, – грозно заметил верзила.

– А вы, пьянь перекатная, мне уже порядком надоели, – сказал я и дал тому, что поменьше, крюка под дых. Он упал на кровать, съехал на пол и стал ловить губами воздух. Верзила что-то не торопился. Поэтому я схватил его за руку, в которой он сжимал бутылку, дернул к себе и врезал ему ноком ботинка по колену. Он так и сел, ухватившись за коленную чашечку. Ржаной виски расплескался по постели.

– Жарко, ребята, давайте на этом прекратим разминку.

– Ах ты жирная свинья! – заревел верзила. – Да я тебя счас убью!

Я поднял его за волосы, вломил ему справа под ребра и уронил на пол. Он сел, держась руками за живот.

Вот так-то: до сей поры их, видно, никто ещё так не дубасил, и они не на шутку струхнули.

– Если у кого-то из вас, ребята, вдруг возникнет желание достать из-за пазухи перо, лучше не надо. Если нарываетесь, я могу вас отмочалить по-настоящему. Я ведь вежливо попросил, но вы туповаты, видать, простых слов не понимаете, все делаете только из-под палки. – Я оглядел комнату: в ней царил ужасный беспорядок. Если ребята свои грузовики в обратный путь не пустыми погонят, значит, они при деньгах. – Вы, смотрите, во что вы номер превратили! Если горничная пожалуется, будет большой шум. Не исключено, что администрация потянет вас в суд. Так что лучше вам оставить хорошие чаевые .

Тот, что поменьше, безропотно полез в карман.

– Чтобы прибрать здесь, ей, думаю, двадцатки как раз хватит, – сказал я жестко.

Он протянул мне пригоршню мятых банкнот. Вот так всегда – драчливого нахала ставишь на место ударом башмака по яйцам. Я протянул руку и очень аккуратно выудил из две десятки. Открыв дверь, я сказал им на прощанье:

– А теперь марш в постель, а не то папа вернется с ремнем!

– Мы в этот сраный отель больше ни ногой, учти! – прошипел верзила.

– А если вдруг заявитесь – я вас лично вышвырну вон! Вам самое место в вонючем хлеву, а не в приличном отеле! – заорал я, хлопнул дверью, запер её и несколько минут постоял, прислушиваясь. С этими лопухами все получилось чисто – вздумай они завтра права качать, ничего бы не смогли доказать. Когда я вошел в номер, они были в дымину пьяные и полезли драться.

Я вспотел как мышь. Вернувшись к себе, я сразу пошел помыться и слава Богу, что оказался в туалете, потому что у меня вдруг прихватило живот. Сделав дело, я сунул в рот мятную таблетку и позвонил Дьюи.

– В номере 703 полный порядок. А теперь отправь-ка этого умника-полицейского ко мне в кабинет.

Придя к себе в кабинет, я достал бумажник и положил его на стол в раскрытом виде – так чтобы было видно мое удоствоерение Ассоциации полицейских-добровольцев. Пускай этот прощелыга знает, с кем имеет дело!

Это был молоденький полицейский, худющий, с тонкой как у цыпленка шеей. Лицо его показалось мне знакомым. На вид он мало чем отличался от вполне настоящего полицейского, вот только на плече красовалась заплата, да и значок был меньше стандартного и фуражка какая-то куцая. На ремне висел патронташ, но кобуры не было. Только дубинка болталась, и что-то оттопыривало задний карман брюк – наверное, тоже дубинка, только совсем маленькая.

Он стоял в дверях с глупой ухмылкой на роже, потом раскинул руки в стороны, точно хотел продемонстрировать форму, и спросил:

– Ну что, нравится, Марти?

Я не сразу его узнал. Черт, когда я в последний раз я видел мальчонку, ещё война не кончилась, и в ту пору ему было лет двенадцать. Улыбка на его лице увяла, и он спросил::

– Марти, ты что, не помнишь меня?

Мольба в его голосе сразу промыла мне глаза. Я вскочил и потряс ему руку.

– Лоуренс, малыш! С чего это ты вдруг решил, будто я тебя не помню? Я просто глазам своим не поверил сначала. Проходи, садись. Где это ты раздобыл значок?

Он всегда был слабым, болезненным мальчиком, а теперь выглядел окрепшим, подтянутым – как боксер в весе пера. На воротнике блестели золотые буквы В и П – вспомогательная полиция.

Он, довольный, уселся напротив меня.

– Ну, я ещё не совсем полицейский. Я в отряде гражданской обороны и нас берут на патрулирование по нескольку часов в неделю. – для нас это своего рода практика на случай какого-нибудь чрезвычайного происшествия, ну там, скажем, в случае бомбардировки или ещё чего. Но осенью я уже буду сдавать норму по физподготовке для полицейских. Я для этого много тренировался – каждый день ходил в спортзал колледжа.

Малыш всю жизнь, сколько я его помню, мечтал накачать себе стальные бицепсы и стать полицейским.

– А как мама?

– У неё все хорошо. Ты слышал, она снова вышла замуж?

– Да-да, слышал, конечно. Сразу после войны, за какого-то чайника, который работал с ней на авиационном заводе. Надеюсь, она с ним счастлива. Дот со мной жилось не сладко.

– Мама тебя никогда не понимала, – сказал Лоуренс. Голос у него был глубокий и красивый и, прсмотревшись к его глазам, можно было сразу понять, что он уже давно не мальчишка, а мужчина. – Марти, извини что я к тебе зашел так поздно, но я просто прписан к этому участку и... я подумал, ты ещё не спишь.

– Я никогда не ложусь раньше трех-четырех утра. В последнее время я ел какую-то дрянь и у меня что-то нелады с пищеварением. Желудок болит, заснуть не могу... Так говоришь, ты учишься в колледже?

Он кивнул.

– В юридическом. Я хотел пойти работать, а учиться на вечернем, да мама – так здорово! – настояла, чтобы я пошел на дневное.

– А что это ты нацепил самодельный полицейский значок?

Он зарделся.

– Ну, это я подумал, что с ним мне легче будет почувствовать себя полицейским, а когда сдам экзамены – стану настоящим...

– Ты же на стряпчего учишься – зачем тебе становиться полицейским?

Он весело улыбнулся, точно я удачо сострил.

– С фамилией Бонд кем бы я ещё мог стать? Ребята в отделении, кадровые полицейские, спрашивали, не твой ли я родственник.

– На этом участке меня ещё помнят?

– Тебя все помнят.

– А вы... гражданская оборона... находитесь в подчинении у капитана этого участка?

– Нет у нас своя организация. До этого я был приписан к отделению полиции в Бронксе. Но я работаю вместе с кадровыми полицейскими.

– Они тебя не обижают – из-за меня?

Он расстегнул верхнюю пуговицу, сдвинул фуражку на затылок и как ни в чем не бывало ответил:

– Кто может обидеть сына Марти Бонда, самого лучшего полицейского Нью-Йорка? – Твердо и уверенно сказал. Этот паренек, пожалуй, был покрепче, чем казался со стороны. Или просто чокнутым.

– Меня так до сих пор называют?

– Ну, кое-кто вспоминает и о... деле Грэхема, как ты осрамил всю полицию.. Но их пресекаю – напоминаю, что ты самый знаменитый полицейский за всю историю нью-йоркских правоохранительных органов.

– Грэхем? Вот гад вонючий...

– Как дела в отеле?

– Скука смертная. Ты и думать забудь о полиции, Лоуренс. Дрянная работа, тебя ж все будут ненавидеть.

– Я бы так не сказал. Закон для меня не пустой звук, и я собираюсь стоять на страже закона, – он понизил голос. – В конце концов, я же не только ношу твою фамилию, мой родной отец погиб на посту. Так что мне в полиции самое место. Вот мне бы только нарастить ещё побольше мускулов – и из меня выйдет хороший полицейский.

Я уже собрался сказать, что на свете не существует такой породы как "хороший полицейский" – и быть не может, но в такую жару мне было лень затевать спор. Поэтому я просто сказал:

– Говорят, в полиции служат немало студентов?

Он снова усмехнулся, а я подумал, что если бы не его цыплячья шея, вид у него был вполне бравый.

– Да сегодня только ленивый не идет в колледж по льготе для дембелей. (1) Имеется в виду закон о льготах для демобилизованных солдат, по которому те имели преимущство при поступлении в высшие учебные заведения. Ты не знал, что я два года оттрубил в армии?

– И за океаном служил?

– Бог избавил от такого счастья. Всю дорогу сидел в Форте-Дикс. (2) Военный учебный центр. – Он оглядел мой катинет: в ночное время тут, казалось, царил ещё больший беспорядок, чем днем. – Слушай , Марти, а эта твоя работа в отеле, наверное, непыльная?

– Вышибаю алкаша раз в неделю, ловлю постояльецв с крадеными полотенцами. Такая вот работенка.

– А не пытался открыть свое агентство?

– Это только в кино бывает. – Наступило тягостное молчание, которое я прервал, выдвинув ящик письменного стола. – Хочешь выпить?

– Нет, спасибо. Марти, а ты все ещё женат на той танцовщице?

– Да никакая она не танцовщица. Нет, мы расстались через год. А ты женат?

– Еще нет. Но вот поступлю в полицию и женюсь. – Он внимательно поглядел мне в глаза. – Какой-то у тебя вид... одинокий... папа.

– Давненько ты меня так называл. – Этот глупыш вечно называл меня тот папой, то папкой.

– Я любил тебя называть папой. Я этим гордился.

– Неужели? Так ты считаешь, что мне одиноко. Я работаю, сплю, вот так дни и бегут. И если бы не эти помои, которыми я питался всю неделю и сорвал себе желудок, все у меня, можно сказать, прекрасно. А ты, надо думать, в отделении встречаешь лейтената Аша?

– Конечно. Смешно, я ведь не узнал его, когда встретил, а он меня сам остановил и спросил, не Лоуренс ли я Бонд – он все про меня знал. Он классный дядька, очень хороший работник. Вы долго были напарниками?

– Никогда не считал – лет пятнадцть, наверно. Мы были хорошей командой. Он часто говаривал, что я кулак, а он мозг. Мда, Билл Аш свое дело знает... Надо думать.

Снова воцарилась тишина, и чем больш я разглядывал Лоуренса, тем больше он мне напоминал его отца, вот только старина Лоуренс был потолще. Я никогда не был с ним близко знаком – он , кажется, ввязался в разборку, и когда ему к спине приставили пушку, полез за своим кольтом. Я как раз в тот вечер был на дежурстве, и когда ребята в отделении решили скинуться для вдовы, мне поручили отнести ей деньги.. Я часто думал о Дот. Наш с ней брак длился четыре года. Она мне нравилась: хорошая жена, умелая, домовитая. А Лоуренс всегда был долговязым тихоней и считал меня пупом земли.

Я, наверное, долго витал в своих воспоминаниях, потому что он вдруг спросил:

– Слушай, Марти, я уже давно хотел с тобой встретиться. Но только поговорив с лейтенантом Ашем, узнал где тебя искать. И ещё я пришел к тебе за советом. Пару часов назад у меня на дежурстве случилось... мм... довольное странное происшествие, но никто в отделении почему-то и не заинтерсовался.

– Да уж знаю, как оно бывает. – заметил я с улыбкой. – Первое же замеченное тобой правонарушение кажется тебе пеступлением века... Погоди-ка, а вы, добровольцы, разве имеете право производить арест?

– Да, если мы на дежурстве. Строго говоря, мы, когда ходим в форме, обязаны следить за общественным порядком. Верно, это мое первое дело... или, можно сказать, неприятность. Но какая разница, – добавил Лоуренс серьезно.

Я просто не смог удержаться от улыбки. Ему было года двадцать два, а он все ещё вел себя как ребенок с картонным револьвером.

– Ну и кого же ты арестовал?

– Да никого я не арестовал. Понимаешь, мы патрулируем вдвоем, и я шел по Бэррон-стрит со своим напарником... Он постарше меня, Джон Брит. По правде сказать, он зашел в один бар, спросить не нальют ли ему стаканчик на халяву. Я этой ернудой не занимаюсь – вот я и остался стоять на улице его ждаьть. А чуть подальше от того бара была небольшая мясная лавка – "Оптовая мясная торговля Ланде". Ничего особенного – магзин как магазин, окна черным закрашены до половины. Дело в том, что хозяин Вильгельм Ланде уже несколько недель держит лавку закрытой. Вилли – так там называют мистера Ланде говорит, у него был сердечный приступ и врач посоветовал ему немного отдохнуть. А то он такой нернвый. тип.

– Так что ему от тебя понадобилось? Чтоб ты ему вывихнутое плечо вправил? – пошутил я, думая, какой же этот паренек простодушный, если соглашается работать в полиции задарма.

– Марти, ты напрасно шутишь. Мне кажется, там очень серьезное дело.

– Ну ладно, но ты мне ещё не сказал, в чем суть.

– Понимаешь, нас вообще-то должны посылать на ночное патрулирование, но в отделении все стараются, чтобы мы ходили засветло. Было начало восьмого, когда ко мне подбежал мальчик и сказал, что кто-то разбил стекло в мясной лавке – изнутри. Я не стал ждать Брита и побежал к лавке. Дверь оказалась незаперта и, зайдя внутрь, я обнаружил связнного Ланде. Сначала он заявил, что около шести вечера его ограбили и избили, но ему удалось доползти до тесака, он швырнул его в окно и разбил стекло. Ланде был почти в истерике, просто в шоке, когда я его развязывал. Он орал, что два подростка отняли у него пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят тысяч? У него, наверно, сумасшедшая страховка! – заметил я.

– Именно это и показалось мне подозрительным, – подхватил Лоуренс. – Я стал снимать показания, и он дал мне достаточно подробное описание ребят, а потом вдруг – как в рот воды набрал. Просто как будто его заткнули. Говорит, все, мне надо срочно позвонить. У него в лавке небольшой кабинет и в приемной стол стоит с телефоном. Он набрал номер и что-то пробормотал насчет налета. Мне кажется, я услышал такие слова: "Не уверен, я потерял сознание". Поклясться не могу, но кажется именно так он и сказал. А потом он, должно быть, сказал, что рядом с ним находится полицейский – он-то, видно, решил, что я настоящий полицейский – потому чо он искоса посмотрел на меня и сказал: "Да, да". Потом он долго слушал, а потом положил трубку. А ко мне вернулся – так совсем преобразился: улыбается, сосем усокился. И вот что самое удивительное: он полностью изменил сви показания. Начал меня уверять, будто ограбление ему-де привиделось, потом пошел к холодильнику, достал оттуда банку ветчины и стал её мне совать, приговаривая, что ни пятидесяти тысяч не было, ни двух грабителей. И напоследок попросил все выкинуть из головы.

– Ну и где же ветчина?

– Марти! Он же пытался дать мне взятку!

– Ну ладно, ладно, Итак ты отверг ветчину. А как ты объяснишь, что он был связан?

Лоуренс вытащил из карману пачку сигарет и предложил мне. Я уже неделю не мог взять сигарету в зубы и отказался. А он закурил, выпустил через ноздри две струи дыма и сказал:

– Это первое, о чем я его спросил. Он ответил не сразу, сал напряженно думать, а потом понес какую-то чущь про то, как однажды видел в кино актера, который сам себя связывал. И говорит, что он как раз пробовал это сам с собой сделать, да вдруг с ним случился сердечный приступ. Он, мол, стал задыхаться и швырнул в стекло нож, чтобы кто-нибудь пришел ему на помощь. Слово, после того звонка он стал менять показания. Я предложил ему пройти вместе со мной в отделение, а он мне талдычил, чтобы я это происшествие выкинул их головы и ни в коем случае протокол не составлял. Вот и все. Хочешь посмотреть мои записи?

– Нет. Я не вижу тут проблемы. Он же заявил, что никакого ограбления не было.

– Но ведь...

– Лоуренс, что касается тебя, то можешь поставить точку. Не надо искать себе лишней работы даже в том случае, если ты играешь в полицейского.

Мальчишка покраснел как рак.

– Я не считаю это игрой. Когда я при исполнении обязанностей, я обладаю некими полномочиями.

– Я просто хотел сказать, чтобы ты не слишком высовывался.

– Ты погоди, Марти, дослушай до конца. Я пробыл там примерно минут сорок пять. Когда я вышел, Брита нигде не было. Тогда я позвонил дежурному в отделение, и сержант, наш сержант, всыпал мне по первое число. Он сказал, что Брит давно вернулся и какого черта я патрулирую в одиночку. Наш сержант приказал мне вернуться в отделение и, когда я попытался ему доложить о происшествии, только отмахнулся, старый дурак. Тогда я пошел прямо к лейтенанту Ашу – но и он посоветовал мне выкинуть все их головы.

– А ты конечно, не выкинул? – Мне парня даже жалко стало – настолько смешны были его потуги корчить из себя сурового стража закона.

– Конечно, нет. Более того, когда нас отпустили – это было час назад я опять пошел в мясную лавку и застал там Ланде. Я уже говорил, что он ужасно нервный, дрожит весь. Да, и вдруг он брякнул: "А деньги мне уже вернули". Я отчетливо это слышал, хотя когда переспросил, Ланде от всего стал открещиваться. Он даже пытался все обратить в шутку, все спрашвал, да откуда у него целых пятьдесят тысяч. Но на обратном пути в отделение я порасспросил кое-кого из местных – в баре и ресторане. Так вот, Ланде занимается мясной торговлей лет семь-восемь, сам занимается раздлекой туш, у него небольшой фургон и шофер. И все в один голос заявляли, что дело у него идет хорошо и что он в год имеет тысяч пять чистой прибыли...

– Лоуренс, а ты ему сказал, что служишь в полиции только как помощник-доброволец...

Мальчишка кивнул.

– Он заметил у меня на плече заплату, когда я вернулся, и чуть было не выгнал меня из магазина... Но я объяснил...

– Ты случаем не пустил в ход дубинку?

Лоуренс изумился.

– Ударить его? Нет, конечно.

– Ну тогда он жаловаться не будет. Что же тебя беспокоит? Но даже если тебя вышибут из этой гражданской обороны, что с того?

– А то, что я собираюсь стал профессиональным полицейским, вот почему...

– Чудак, ты прямо цитируешь дешевые боевики про легавых!

Малыш побледнел и встал.

– Марти, ты был великим полицейским, лучшим детективом в городе. Я прихожу к тебе с отчетом о преступлении, а ты только и можешь сказать...

– Сядь, Лоуренс! – Я кое-как выдавил добродушную улыбку. – Что-то жарковато сегодня. Мы не виделись Бог знает сколько лет. Ладно, может быть для тебя все это представляет большое значение, я же... Когда я был желторотым мальчишкой, я накрепко усвоил одну вещь – никогда не работай задарма. – Лоуренс нехотя плюхнулся на стул, а я добавил. – Мне кажется, ты кипятишься по пустяку – мясник никого ни в чем не обвиняет. Более того, он мог бы заявить на тебя – ты вернулся к нему после того, как твоя смена кончилась и у тебя не было никаких полномочий – ни как у полицейского, ни как у добровольца, охраняющего общественный порядок.

– Знаю, но ты бы виде, в какой истерике он был сначала... Я уверен, что его действительно ограбили и взяли пятьдесят тысяч доларов, но потом почему-то вернули деньги.

– А ты сам, малыш... не того? Ты же выяснил, что его бизнес не может приносить ему таких доходов, но даже если его ограбили – с какой стати грабителям возвращать ему деньги? Да ещё через неколько часов после ограбления. Что-то тут не складывается. Так что мой тебе совет – забудь об этом.

Малчишка смотрел на меня задумчиво и после долгого молчания произнес:

– Марти, я уверен, что ограбление имело место.

– Ну и что? Ты-то не при чем.

– Как это не при чем? Это же случилось во время моего дежурства. И даже если бы не дежурство, мой гражданский долг сообщить о преступлении...

– Слушай, парень, ты и правда веришь в то, что говоришь?

– Конечно!

– Тогда тебе лучше и не мечтать о карьере полицейского. Малыш, я дам тебе один совет, хотя я уверен, ты к нему не прислушаешься. Если ты вдруг и впрямь станешь полицейским, или будешь продолжать играть в полицейского-почасовика, я не хочу, чтобы ты вел себя как дурак...

– Я просто не понимаю твоего отношения к правоохранительной деятельности, Марти!

– Остынь и послушай меня. Не проходит и дня, чтобы какой-нибудь приличный гражданин не нарушил какого-нибудь закона – то он выходит гулять с собакой без поводка, то плюет на тротуар. К тому же есть сотни – а может, и тысячи – законов, абсолютно бессмысленных и бесполезых законов, которые давно пора вычеркнуть из уголовного кодекса. Ну например, девчонке позволяется заниматься проституцией с тринадцати лет, но пока ей не исполнится восемнадцать, любого из её клиентов можно привлечь к суду за изнасилование малолетней. Как тебе это нравится? Изнасилование шлюхи!

– У проституток тоже есть права и они находятся под защитой закона. Тот факт, что она несовершеннолетняя, ещё ничего...

– К черту, Лоуренс, перестань тараторить как школьник-зубрила. Если ты мечтатешь стать полицейским, запомни одну простую вещь: полицейский стоит на страже закона только в разумных пределах, а в противном случае он просто сойдет с ума...

– Нет, у меня совсем другое представление о правоохранительной деятельности. Всегда и везде...

– Заткнись! Может быть, твоего мясника и ограбили, а может, и нет. Он говорит, что нет. А может, он сегодня, подъезжая к своей мясной лавке, превысил скорость. Лоуренс, я просто пытаюсь тебе втолковать: не будь большим католиком, чем папа римский. Ты ведь только добровольно помогаешь полиции несколько часов в неделю, а уже успел вляпаться в скандал, который тебя вовсе не касается. И перестань меня кормить этими баснями про гражданский долг. Показания Ланде настолько фантастичны, что вполне могут оказаться правдой. У него отбирают пятьдесят кусков, которых у него, по его словам, нет и не было, а спустя пару часов грабители возвращают бабки на блюдечке с голубой каемочкой и еще, наверное,дико извиняются, что так плохо поступили с дядей. Ну и ладно. Забудь!

– Да не могу я забыть. Тут же масса очень подозрительных моментов. Просто из любопытства я хочу докопаться до истины.

– Кладбища переполнены могилами любопытных граждан..

– Марти, я вижу, ты потерял форму!

– Очень может быть. А может быть, если бы мы с тобой не би старыми знкомыми, я бы просто вышвырнул тебя отсюда, отобрал бы дубинку и значок. Может, мяснику Ланде надо было именно так с тобой и поступить. Лоуренс я не могу заставить тебя жить по мое указке, но прошу тебя: не выставляй себя на всеобщее посмешище, особенно если тебе светит поступить в полицию.