Текст книги "Уника. Пламя Жизни"

Автор книги: Э. Дж. Аллибис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Э. Дж. Аллибис
Уника. Пламя Жизни

Наши крылья должны раскрыться,

чтобы поднять нас в небо

Пролог

Долина Сефиры, за час до Адливуна

Двое подростков сбегают по крутой узкой лестнице. Они с замиранием сердца вдыхают насыщенный пылью и влагой воздух. Они держатся за руки, и это прибавляет им решимости, хотя и замедляет шаг. Солнце, проникая через узкие окна, время от времени освещает их бледные испуганные лица.

Наконец, перед ними дверь, ведущая в центральный неф Храма Мудрости. Ступеньки закончились – юноша ускоряет шаг, увлекая за собой девушку, и она решительно преодолевает последние метры. Свободной рукой он распахивает дверь. Они бросаются через порог и, споткнувшись, падают ничком на пол.

– Они там, снаружи! – восклицает она, поднимаясь на ноги.

– Они напали на нас! – эхом подхватывает он.

Присутствующие тут же замолкают и обращают взгляды в их сторону. В глазах подростков страх: вопросы не нужны, все и так ясно.

Все внимание направлено на того, кто ведет собрание: он сидит у подножия огромной статуи, изображающей черного единорога. Он здесь главный, и все с надеждой ждут его слова. Он берет ситуацию в свои руки, призывая собравшихся к спокойствию, потом встает и подходит к своим воинам. Он горячо обнимает их – одного за другим – и дает каждому задание.

Подростки, прижавшись друг к другу, наблюдают за этой сценой. Девушка беспокойно оглядывает пышную залу и, остановившись на своем спутнике, внезапно замечает на лбу у него едва заметный порез. Он уже затянулся и не кровоточит, но она живо вспоминает то, что случилось несколько часов назад. Она инстинктивно сжимает правую руку в кулак и чувствует боль от раны в основании большого пальца. «Наша кровь… – удрученно думает она. – Мы не должны были идти в лес, мы ошиблись. Во всем этом виноваты мы». Беспокойство и тревога волнами накатывают на нее.

Юноша грустно смотрит на девушку, не зная, что сказать. Над ними, как скала, нависает осознание предстоящей разлуки. Вместе они готовы ко всему, в одиночку – только к смерти.

Глава собрания с несвойственной ему поспешностью направляется к ним. Он протягивает руки и гладит каждого по щеке. Тепло этого прикосновения успокаивает их и возвращает присутствие духа.

– Теперь я должен с вами попрощаться. Вы всегда были и будете светом моей души.

Он наклоняется, закрывает глаза и, по очереди целуя их в лоб, еле слышно шепчет: «Храните в своих сердцах не только Главные Сущности, но и душу Ангела, ибо это – часть меня».

Он еще немного медлит, продлевая это трогательное прощание. Он дает волю воспоминаниям, с трудом сдерживая слезы. Потом резко выпрямляется и говорит воинам:

– Каждый из вас знает, что нужно делать. Пришло время стать на защиту того, во что мы верим, – и, пока все выходят из зала, строго добавляет: – И еще. Не щадите Офидиэля.

Часть первая

Самые лучшие переживания

всегда впереди

Глава 1 ДЖО

Мэпл-таун, через 15 лет после Ночи Перерождения

Когда Джозеф Спрингфилд открыл глаза, он не сразу понял, что этим утром свет с улицы холоднее и ярче обычного. Он отражался от снега, засыпавшего деревья в саду, проникал в комнату и стекал серебристыми струйками на темную деревянную мебель.

На восходе солнца старые бежевые обои становились нежно-розовыми. Джозефу было так уютно в своей комнате, что у него никогда не возникало желания переклеить их или сменить купленную мамой мебель. Он не завешивал стены плакатами с рок-звездами, спортсменами или актрисами, как его сверстники. У него было только три постера. На первом была нарисована солнечная система – планеты в яркой синеве, – на втором, висевшем над стопкой книг на столе, – призма и проходящий через нее луч света. Третий, изображавший красно-желтый огонь на черном фоне, был приклеен на дверь.

Голубое небо, яркий свет, огонь – вот все, что нужно было Джозефу, чтобы путешествовать в мире фантазий.

Зима в Мэпл-тауне была холодной. Температура неумолимо падала, а люди, животные и сама природа, казалось, впадали в спячку.

Зима в Мэпл-тауне была долгой. Лето кончалось внезапно, так же быстро тускнели краски осени, и в памяти людей оставалось лишь смутное воспоминание о зелени и багрянце, которое стирал своим появлением первый иней.

Зима в Мэпл-тауне была мрачной. Солнце почти всегда пряталось за тучами, которые едва-едва процеживали слабые бледные лучи. Все цвета сливались в серую гамму с отчаянными полосами черного и белого.

Но, что самое главное, каждая зима в Мэпл-тауне была такой же, как и предыдущая: холодной, долгой и мрачной.

Однообразное течение времени отражалось и на жителях города. Джозеф научился мириться с этой апатией: он видел ее в полузакрытых глазах людей, слышал в приглушенных голосах, замечал в медленных движениях прохожих и разговорах родителей. Но держался в стороне от нее.

Каждое утро Джозеф Спрингфилд просыпался сам, без будильника. Он открывал глаза, видел первые проблески утра и спустя несколько секунд обязательно глядел на мимозу, растущую прямо под окном. Это было удивительное растение. Оно, как и Джозеф, было вынуждено противостоять враждебному миру и как могло сопротивлялось гнетущей атмосфере города. Джозеф знал это растение всю свою жизнь, знал его узловатые корни, крепкий стебель в несколько метров длиной, переходящий в две большие ветки, каждая из которых извивалась самым неожиданным образом и расходилась на десятки мелких веточек. Сам факт того, что такое нежное растение выжило в суровом климате Мэпл-тауна, был сродни чуду. Джозеф знал, что каждая зима может стать для мимозы последней, но в глубине души был уверен, что она переживет морозы и с приходом весны снова зацветет.

Каждый год после цветения отец подстригал ее, оставляя стебель почти голым. Джо знал, что выжить она могла только так, и это его утешало.

Джозеф привычным движением откинул со лба прилипшую во время сна прядь светлых волос и поднялся с кровати. Он босиком прошел к стеклянной двери, которая вела на террасу, и распахнул ее – свежий морозный воздух ударил ему в лицо и проник в комнату. Джозефу не было холодно, он чувствовал себя каким-то пронзительно живым.

Белые холмы плавали в рассветном тумане. Из труб на крышах домов поднимался дым – верный знак того, что мир вокруг тоже просыпался. На окраине города виднелась темная кромка леса: странно, что снегопад миновал его. Зато мимоза у окна покрылась толстым слоем снега.

Джозеф потянулся и подошел к мимозе, которая росла у самого окна. Он посмотрел на тоненькие веточки, на которых уже появились маленькие зеленые шарики: скоро они превратятся в мягкие бутоны, и это будет означать конец зимы. Джозеф каждый день наблюдал за тем, как ведет себя растение, осматривал его, надеясь найти первый золотистый комочек. Ему нужно было знать, что оно живо и что весна наступит и в этом году и принесет с собой голубое небо, свет и тепло солнца.

Этот каждодневный ритуал наполнял его сердце надеждой, которая помогала пережить серые дни Мэпл-тауна.

Прежде чем закрыть ставни и начать собираться в школу, он вытянул левый рукав пижамы, зажал его в кулаке и привычным движением смахнул хлопья снега с растения.

Все это он проделал так же естественно, как и всегда. Но в это утро, которое ничем, на первый взгляд, не отличалось от остальных, Джозеф – Джо – Спрингфилд вдруг почувствовал, будто над ним нависла тень. Мимоза не доставляла ему радость, как обычно, а комната пропиталась каким-то посторонним духом.

И еще эти белые следы на полу – бесспорное свидетельство того, что ночью здесь кто-то был.

Глава 2 УНИКА

Долина Сефиры, За 37 часов до Ночи Перерождения

Первым ощущением, которое подарило это утро, была прохлада: босые ноги ступили на траву, еще покрытую росой. Солнце лениво поднималось из-за самого низкого гребня Таилльских гор, и все вокруг молча просыпалось, и никто не знал, что несет с собой новый день.

Уника подняла лицо к небу, закрыла глаза и полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Она наслаждалась мыслью о том, что в этот краткий миг между днем и ночью, когда мир преображается, все, кроме нее, еще спят. Одиночество отозвалось в ее душе холодком – но его тут же сменил восторг, который она всегда испытывала при виде прекрасного пейзажа.

Свет зари всегда несет в себе что-то волшебное, и в долине Сефиры – долине ангелов – это впечатление было особенно сильным.

Она повернулась к северу, где среди усыпанных цветами холмов Мелии блестели голубые зеркала озер Хиатт. Взгляд Уники, беспечно скользивший по пустошам, внезапно наткнулся на огромное темное пятно за светлыми холмами. Она поежилась и бессознательным движением плотнее закуталась в зеленый плащ из грубой материи. Лес Тинкинблу внушал ей чувство тревоги и, чтобы справиться с ней, она несколько минут не отводила взгляда от темного массива прежде чем отправиться дальше.

Уника обожала пешие прогулки: полет или телепортация не давали ей такого чувства спокойствия и единения с миром. Она летала только когда это было действительно необходимо, да и телепортировалась редко, хотя этот метод позволял преодолевать огромные расстояния за сотые доли секунды. Обычно она не хотела лишать себя удовольствия рассмотреть все вблизи, наслаждаясь деталями и осознавая неповторимость каждого мгновения жизни.

«Доброе утро, Уника».

Мягкий голос прозвучал в ее сознании, прервав вольный полет мыслей. Дружелюбный, приветливый голос, знакомый каждому из обитателей Сефиры, принадлежал светочу мудрости – Метатрону, главе иерархии ангелов.

«Доброе утро, Метатрон. Прежде чем отправиться к тебе, я решила полюбоваться рассветом». Уника опустила голову и радостно вздохнула.

«Я тоже наблюдал за небом. Оно обещает хорошую погоду, – Метатрон на секунду замолк, будто что-то омрачило его чувства. – Уника…»

«Слушаю…»

«Нам нужно поговорить. Как можно быстрее».

Уника уловила нотку тревоги в обычно спокойном голосе Метатрона.

«Я сейчас прилечу».

«Жду тебя».

Уника немного наклонилась, резко выпрямилась и тут же поднялась в воздух. На прогулки больше не было времени.

Она знала Метатрона с самого своего рождения – вот уже 13411 лет. Это он воспитал ее, научил понимать силу разума, искусно огранил ее характер – Унику любили все без исключения ангелы Сефиры, негласно признавая своим лидером, ведь в ней идеально сочетались и ум, и сила, и способность к самопожертвованию.

Уника поднялась чуть выше верхушек деревьев и направилась к обители Мудрейшего. Ветер нежно овевал ее лицо, а первые лучи солнца придавали коже золотистый оттенок. Светлые прямые волосы, рассыпанные по плечам, подчеркивали тонкие, правильные черты лица.

В воздухе волнами переливался густой аромат цветущих лугов, мускуса и свежей травы, но Уника не могла сейчас наслаждаться этими волшебными запахами, потому что из мыслей у нее не выходила тревога в голосе Метатрона. Взгляд ее – внимательный, сосредоточенный, исполненный силы и огня, – был направлен к горизонту. Воздух словно расходился перед ней, давая ей дорогу.

Неожиданно на нее упала огромная тень и она подняла голову: над ней, медленно взмахивая исполинскими крыльями, летел дракон Езод.

Она мысленно окликнула его.

«Доброе утро, Уника. Летишь к Метатрону?» – голос дракона глухо пророкотал в ее голове.

Уника улыбнулась. Присутствие Езода всегда успокаивало ее и придавало сил.

«Да, он только что позвал меня, но я не знаю, зачем».

«Он, должно быть, захочет поговорить об этом», – Езод кивком указал на едва заметное сияние на небе, со стороны севера.

Уника резко остановилась, будто окаменев.

«Это то, что я думаю?» – нерешительно спросила она, чувствуя, как между лопаток пробежал неприятный холодок…

«Думаю, да, Уника. Это Утренняя Комета, дурное предзнаменование. Посмотри, вокруг нее какое-то странное свечение, и она пульсирует как живая».

Уника ничего не ответила, но сердце ее забилось быстрее, и его сжал ледяной обруч тревоги.

Езод тут же заметил перемену настроения по ее глазам. Глаза этого светловолосого ангела мерцали переливчатым синим светом – от индиго до опалового. В лучах солнца они могли казаться и голубоватыми, и лиловыми, а вокруг овальной радужки замыкалось золотистое кольцо. Езод всегда любовался ее глазами. Цвет индиго для него был символом тайны и совершенства. Иногда его трудно отличить от обычного синего, иногда его путают с фиолетовым, но на самом деле это – смесь синего и фиолетового в соединении со всеми цветами радуги. Это особенный цвет, такой же особенный, как сама Уника.

Езод понял, что она сейчас поглощена собственными мыслями и, произнеся вслух:

– Если я вам понадоблюсь, позовите, – сделал широкий разворот и полетел прочь.

– Спасибо, Езод, – шепотом ответила Уника, провожая его взглядом.

Дом Метатрона стоял на вершине холма и имел форму двух прямоугольников, поставленных вплотную друг к другу. В том месте, где оба крыла здания соединялись, виднелась деревянная дверь, вся покрытая резными изображениями фантастических животных. Позади дома раскинулся огромный парк с вековыми деревьями. Чуть поодаль от дома возвышалась восьмиугольная башня из темной горной породы. Эта величественная постройка была под стать суровому дому.

В уединенной и тихой башне Метатрон проводил большую часть времени. На крыше ее возвышались песочные Часы Вечности – древний механизм, который определял ход времени в Сефире. Из верхней колбы в нижнюю с тихим шорохом сыпались песчинки; как только падала последняя, часы переворачивались, заново разгоняя бег Времени. Иногда золотистая струйка песка перетекала из одной колбы в другую удивительно быстро, иногда – почти замирала. Это зависело то того, сколь сильно жизнь в Сефире была в этот момент насыщенна событиями, насколько ярко переживали их сердца ангелов.

Уника глянула на часы как раз в тот миг, когда они переворачивались, и невольно спросила себя, как повлияет на Время появление зловещей кометы.

Дверь тихо распахнулась, и Уника ступила на прохладный пол, где мозаикой были выложены целые картины, рассказывающие о важнейших деяниях ангелов Сефиры. Вдоль стен стояли шкафы, полные книг, и висели искусно вытканные гобелены. Уника в очередной раз залюбовалась старинной мебелью и диковинками со всех концов света. В воздухе витал приветливый, теплый аромат дерева и кожаных переплетов. В камине, как обычно, плясало пламя: Метатрон любил наблюдать за его прихотливым танцем, его завораживала двойственная природа этой стихии, сочетавшая в себе и добро, и зло: огонь, источник тепла и жизни, мог нести и смерть.

Метатрон сразу же заметил присутствие Уники и мысленно сказал ей: «Спасибо, что пришла так быстро».

«Это ведь Утренняя Комета?» – нетерпеливо спросила Уника. Она знала, что Метатрон умел читать мысли, и не было смысла скрывать свое волнение.

«Да. Я как раз любуюсь ею. Поднимайся в обсерваторию».

Уника перелетела ступеньки и оказалась в углу террасы, где Метатрон расставил множество сложных приспособлений, чтобы наблюдать за небом. Она остановилась перед столом – на нем были разложены рисунки и астрономические карты, на которые мудрец начал наносить заметки и наблюдения.

Как только их глаза встретились, Уника почувствовала, как сердце зашлось у нее в груди, словно его окатила волна света. Но в глазах Метатрона читалось беспокойство, и оно передалось ей.

«Можно посмотреть?»

«Взгляни на ее хвост, – сказал Метатрон, отодвигаясь, чтобы освободить ей место у телескопа. – Какое прекрасное зеленое свечение! Поразительно, что такая красота может убивать.»

Уника долго не могла оторваться от созерцания Утренней Кометы. За белым шаром вился прозрачный светящийся шлейф, переливающийся зеленым и голубым.

«Метатрон, что ты думаешь предпринять?»

«Пока не знаю. Я изучаю ее историю, ее перемещения, ее появления, предзнаменования и катастрофы, которые ее сопровождают. Сейчас нам нужно сделать только одно».

«Что?»

«Вызвать Оракула».

Глава 3 ЗАК

Мэпл-таун, через 15 лет после Ночи Перерождения

Музыка рождалась в маленьком МРЗ плеере, засунутом в правый карман куртки, текла по белым проводкам и вливалась в уши, заполняя голову нервным голосом электрогитары, журчанием синтезатора и грохотом ударных. Вот он, идеальный способ возвести стену между собой и окружающим миром и отправиться в странствие по своему собственному миру созданному воображением.

Закари Джент ждал на остановке школьный автобус. Остановка была деревянной, и это выглядело очень непривычно – большая их часть в городе была сделана из пластика и металла. Четыре деревянных сиденья под деревянной же крышей; железные завитушки фонарей, засыпанные снегом, как и все вокруг: словно Зак вышел в белое море на темном плоту.

Этот парень вечно витал в облаках, как говорили его родители, приятели и все остальные.

Остальные… Они были нужны ему. Они давали ему необходимую энергию, чтобы он оставался тем самым Заком – справедливым, остроумным, веселым ловкачом, который умел шутя выкрутиться из любой ситуации. Кроме того, ему досталась та счастливая внешность, которая так располагает к себе людей. Высокий, широкоплечий, темноволосый, с обаятельной улыбкой – где бы он ни оказался, взгляды людей притягивались к нему, и Заку казалось, что они, словно бабочки, рассаживаются у него на лице, на груди, на руках… Он почти физически ощущал трепет их легких крылышек, и трепет превращался в дрожь, в поток энергии, и тогда Зак «включался», начиная говорить и произнося самые нужные слова в самый важный момент, ловко проникая в сердце собеседника; он никогда не отступал и ни разу не потерпел поражения в споре.

– Эй, Зак! Ты сегодня в школу собираешься или оставить тебя здесь? – крикнул водитель в открытую дверь автобуса.

От резкого окрика Заку едва не стало плохо. Ритм и мелодия унесли его так далеко в мир грез, что он и не заметил, как подъехал автобус.

Пришлось встать, нацепить на лицо широкую улыбку и шагнуть в теплый салон.

Ребята смотрели на него.

Вот они, бабочки… Касаются его плеч, ресниц… Автобус заносило на скользкой дороге, но Зак уверенно дошел до своего обычного места – последнего сиденья с левой стороны. Светловолосый лохматый парень, как обычно, отодвинул ноги, чтобы дать ему пройти.

– Привет, Зак!

– Привет, Джо, как дела?

Они пожали друг другу руки.

Темный плот в океане снега теперь стал для них обоих безопасным местом.

Глава 4 ОРАКУЛ

Долина Сефиры, 32 часа до Ночи Перерождения

«Аллибис, ты нужна нам».

«Я все ждала, когда же ты позовешь меня. Сейчас буду».

«Спасибо, не торопись. Мы на террасе Башни».

У Аллибис, Оракула, не было постоянного жилища. Она жила в Сефире, но никто не знал, где именно. Иногда ее можно было встретить в Тысячелетнем Лесу, иногда – в подземном гроте на дне самого маленького из озер Хиатт. Вплотную к нему прилегало каменистое ущелье, разрезавшее сверху донизу нависавшую над водой скалу. Чтобы обратиться к Аллибис, достаточно было сосредоточиться на мыслях о ней и представить, как она появляется из светящегося облака, принося с собой ответы на все возможные вопросы.

Этим утром Аллибис выглядела изнуренной и уставшей. Она провела ночь в беспокойном пограничном состоянии между сном и явью, то и дело просыпаясь в холодном поту. Ее терзали смутные кошмары, в которых воспоминания прошлого смешивались с лицами незнакомых ей людей и ангелов. Она не так часто спала с закрытыми глазами – напротив, она видела вещие сны только когда бодрствовала. Ей не нравилось это бессознательное состояние, потому что, находясь в нем, она с трудом отличала предзнаменования от ночных фантазий.

Аллибис навсегда запомнила тот день, когда Метатрон появился на пороге ее дома и попросил стать Оракулом. Она ждала его. Она точно знала, когда именно, в какую секунду он войдет и скажет: «Аллибис, у меня к тебе одно очень важное поручение». С тех пор прошло несколько тысяч лет, и ранее терзавшие ее сомнения – стоит ли возлагать на себя столь большую ответственность, – остались позади и со временем вовсе исчезли.

Дар предсказания жил в ней с рождения, и Аллибис привыкла видеть обращенные к ней молящие, любопытствующие, испуганные, ожидающие взгляды. Она рано почувствовала, какая тяжесть лежит на ее плечах, ведь каждый, приходящий к ней – а их были сотни и сотни – каждый ждал ответа на самые сокровенные и больные вопросы.

Уника и Метатрон спокойно и терпеливо ждали ее.

Вот в долине воцарилась настороженная тишина и все замерло; казалось, даже листва на деревьях перестала шелестеть. Стих ветер. Смокли птицы. «Словно в Часах Вечности перестал сыпаться песок», – мелькнуло в голове Уники.

В следующее мгновение небо потемнело, на горизонте вспыхнула молния, и тут же появился сияющий смерч, медленно и бесшумно плывущий к Метатрону и Унике. В сердце этого смерча вырисовывалась фигура странного существа – газели с огромными орлиными крыльями. Оказавшись совсем рядом, она приняла облик тонкой, гибкой, высокой женщины – и тотчас сияющий водоворот исчез, листва вновь зашумела, а птицы принялись щебетать пуще прежнего.

Уника с восхищением рассматривала Аллибис, любуясь сияющей кожей, длинными волосами цвета заката с вплетенными в густые пряди тонкими веточками глицинии. На голове между небольших рогов сияла энергетическая сфера.

– Надеюсь, я не заставила вас долго ждать.

– Спасибо, что пришла, Аллибис, – Уника искренне улыбнулась ей.

– Ты знаешь, зачем мы тебя позвали, – голос Метатрона прозвучал спокойно, но грустно. Не пытаясь скрыть волнение, мудрец добавил: «Только ты можешь помочь нам разобраться в том, что происходит».

Оракул немного помолчала, потом произнесла:

– Комета исполняет предписанную ей роль и знаменует приход Зла. Офидиэль хочет вернуться и вернуть себе власть, которую у него отняли. Для того чтобы создать войско темных ангелов и править миром, ему нужны Пламя Жизни и Ключ Счастья.

Аллибис едва заметно вздрогнула, сосредотачиваясь на видении. Уника и Метатрон смотрели на нее с грустью, но без удивления. И без ее слов они догадывались, что происходит рядом с Сефирой.

Оракул перевела дух и продолжила, обращаясь к мудрецу:

– С тех пор как ты изгнал его, Офидиэль поселился в лесу и растратил почти все силы, чтобы выжить. Прошло много времени. Постепенно он окреп и вернул былое могущество… – Аллибис снова замолчала. С виду ее движения были медленными и расслабленными, но Уника улавливала напряженное течение ее мыслей и ценила стойкость, с которой она пыталась контролировать тревожные видения.

– У Офидиэля всегда было много возможностей: он был главой Ангелов-Наставников. Я сам дал ему это поручение, зная его проницательный ум и решительность, – вмешался Метатрон, погруженный в воспоминания.

– Это так, – согласилась Уника. – У него удивительные способности. Он не провалил ни одного задания, прежде чем ты изгнал его. – Она закуталась в плащ: ей вдруг стало холодно.

– Сейчас Офидиэль почти полностью восстановил те силы, которые потерял, – продолжила Аллибис. Она говорила размеренно, но лицо ее было мрачно. – Он изменил состояние природы, которая окружает его, чтобы подготовиться к обороне.

Метатрон глубоко вздохнул. Он прекрасно понимал: Офидиэль вернулся, чтобы стать его заклятым врагом. В этот раз он обуреваем жаждой мести – и его ничто не остановит.

Все трое обменялись красноречивыми взглядами: на секунду они перестали дышать, будто невидимая рука закрыла им рты.

Первым заговорил Метатрон:

– Он все еще физически заперт в лесу, но если то, что он снова обрел свои силы, правда, это уже шаг к тому, чтобы мысленно и духовно выйти из заточения. Он мог бы войти в тело любого существа и склонить его к своей воле…

– Он уже пытался пробраться к нам? – спросила Уника, стараясь справиться с пугающими мыслями. Руки у нее стали ледяными.

– Мысленно он уже здесь, – ответила Аллибис. – Он не переставая говорит со мной, пытается войти со мной в контакт. – Она моргнула, и с ресниц ее упали слезы.

– Я никогда не отвечаю и всеми силами пытаюсь оттолкнуть его, но он так жесток… он изо всех сил пытается разрушить барьеры моего разума. Иногда, чтобы не дать ему войти, мне нужно так сильно сконцентрироваться, что голова вот-вот взорвется!

Аллибис побледнела и пошатнулась.

– Когда он уходит, все вокруг темнеет, и я теряю сознание.

Неудержимая дрожь сотрясала ее тело. Уника прижала ее к себе и, не удержавшись, посмотрела на шрам на ее лице. Тонкая алая линия шла от брови до середины щеки, пересекая веко правого глаза: это ангел-отступник ударил ее огненным бичом.

В тот день Офидиэль выспрашивал у Аллибис свое будущее, и она предрекла, что, если он не изменит свое сердце, его удалят из Сефиры. Офидиэль, вне себя от ярости, полоснул ее по лицу.

– Я каждый день заново переживаю это, – сказала Аллибис, читая мысли Уники. – Как же я не сумела этого предсказать?! За что мне такое наказание: видеть будущее кого угодно, но только не собственное?

– Тише, милая, тише… – ласково обратился к ней Метатрон. – Ты сильная. Ты защитишь себя, и Офидиэль не сможет до тебя дотронуться. Он не сумеет овладеть твоим разумом.

Метатрон пытался убедить ее, но в нем росло беспокойство, и страх поколебал его спокойствие: рано или поздно Офидиэль найдет способ проникнуть сюда, рано или поздно он отправится на поиски Пламени Жизни и Ключа Счастья. И это станет началом конца.

– Скажи, что ты видишь в будущем? – не выдержала Уника.

Аллибис закрыла глаза, подняла лицо к небу и, сильно прогнувшись в пояснице, словно втягивая жизненную силу из того, что ее окружало, создала длинный узкий треугольник света, который начинался от рожек на голове, доходил до пальцев на руках и соединял их. Сфера, колыхавшаяся у нее над головой, пульсировала опаловым сиянием.

– Я вижу четырех подростков. Двое из них – ангелы, и они – части одной сущности. Они не знают друг друга, но вместе они станут нашим спасением.

Значение этих слов было непонятно даже ей. Аллибис вдохнула воздух полной грудью, пытаясь успокоить сердце, которое взрывалось в груди, и продолжила:

– Я вижу змея.

В эту самую секунду ее веки распахнулись, как будто ее поразило что-то ужасное. Она в растерянности повернулась к Унике и недоверчиво посмотрела на нее. Она снова сосредоточилась, словно надеясь увидеть что-то другое.

Прошло несколько минут, и Аллибис заговорила, плача. Слезы ручьем текли из глаз, катились по мокрым щекам, падали на пол. Голос Оракула прерывался, но мысли ее кричали– и это был крик отчаяния:

– Уника, в будущем нет тебя! Уника, я не могу увидеть тебя в будущем!