Текст книги "Темные Дни (ЛП)"

Автор книги: Джус Аккардо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Что-то было не так. Конечно, Лукас может быть каким-то сумасшедшим, но очень горячим, ботаником истории, но все подробно знать о грехах? Ни один человек не будет знать все это. Он говорил так, как будто был там. Как будто он видел все это.

– Все в таких мельчайших подробностях, вы же не нашли это на пыльных страницах книг по истории. Откуда вы все это знаете?

– Он из другого мира, – сказала мама. – Очевидно.

– Другого мира? – Лукас в смущении посмотрел на маму, а потом на меня.

– Не человек, – пояснила я. Я любила, когда она была неправа. Это давало мне такое теплое и пушистое ощущение, что, к сожалению, происходило не так часто. – Чем ты, очевидно, не являешься.

Глаза мамы сузились. Она, должно быть, поняла, что я была права.

– Лукас, скажи мне, откуда у тебя есть такие глубокие знания истории коробки.

Он затих на мгновение, прежде чем встал.

– Я был в коробке.

ГЛАВА 3

– Ты был в коробке, – повторила я, когда холодок пополз по моей спине.

С пустым выражением он кивнул.

– Да.

– Ты один из грехов, – сказала мама, понимая что к чему.

– Да, – снова сказал он.

– Подожди. Один из грехов? Один из семи смертных грехов? Находится здесь, в нашем офисе? – я сделала глубокий вдох и вскочила со стула. Кивнув маме, я сказала. – Это тебя вообще не волнует?

Она проигнорировала меня и указала на Лукаса.

– Итак, вы...инфицировали это тело?

– Это тело было заражено, – подтвердил он. Его челюсть напряглась, затем дернулась. Руки были неподвижными, он снова сел.

Я сделала то же самое, отказываясь отрывать свои глаза от него. Это потому, что он был грехом. Плохой парень. Не потому, что он был просто на глазах. Правда.

– Какой грех?

– Гнев.

Выражение мамы потемнело. Я знала этот взгляд. Это было что-то пахнущее рыбой в Фрипорт.

– Если вы один из грехов, почему вы пришли к нам за помощью? Если они провалятся, то провалитесь и вы.

– Когда я сказал, что был знаком с вашей семьей, это потому что я знал вашего отца, Клер.

– Откуда вы знаете моего отца?

Мама была королевой покер фейса. Она, возможно, также спрашивала парня из гастронома фунт швейцарского сыра с той же срочностью в её голосе. Но я знала её лучше, чем кто-либо в мире. Она пыталась найти к нему подход.

– После того как мы были выпущены в 1959 году, прямо перед началом беспорядков, я разыскал вашего отца и предложил свою помощь. Джозеф Даркер это тот, кто загнал Грехи обратно в коробку.

Мама кивнула.

– Ага.

Она казалась удовлетворенной, но я все ещё нет.

– Ты говоришь, что пошел к дедушке и предложил помочь ему закрыть коробку со своими приятелями? Все это, вроде бы, по доброте душевной? – я скрестила руки на груди и засмеялась. – Не обижайся, но я не вижу в Гневе трагического героя. Все это звучит слишком бескорыстно.

– Вы меня не знаете, – он нахмурился. – И это было отнюдь не бескорыстным. Я предложил свою помощь в обмен на свободу.

– Твою свободу? Как это работает, если вы все должны быть упакованы вместе? – я откинулась назад, кладя ноги на стол. Один взгляд от мамы, и я сбросила их на пол.

– Все семь грехов должны быть внутри коробки, прежде чем она закроется, – подтвердил он холодным голосом.

– Но ты же грех, не так ли? Ты сбежал из коробки и инфицировал кого-то. Ты не можешь изменить то, что ты...Полагаясь на то, что ты сказал нам, коробка призовет тебя, если время иссякнет. Как может быть способ избежать этого?

– У моей дочери есть пунктик. Я боюсь, что вам придется дать нам немного больше, Лукас, – сказала мама. Она смотрела на него со смесью осторожности и трепета. Мы встречали довольно странный ассортимент нелюдей ежедневно, но Лукас, возможно, был самым старым, и самым знаменитым из всех. Один из семи смертных грехов? Моя мама могла бы начать фанатеть по нему.

Лукас молчал несколько секунд. Когда он снова заговорил, его голос был острым. Что-то темное, но решительное.

– Существует способ передать Грех кому-то еще. Они могли бы занять мое место в коробке.

Что за ерунда. Фигура. Это всегда что-то горячее, которое оказывается настоящей задницей.

– Давайте забудем на секунду, что ты только что сказал, это просто не имеет смысла, – я указала на него. – Ты говоришь, что пожертвуешь этим бедным парнем, чтобы быть свободным? Удерживая тело, которое ты украл? Какой-то бред, тебе не кажется?

Он обернулся, прижав меня взглядом, что, хотя и было опасно, заставило запорхать бабочек в моем животе.

– Почему я должен думать дважды? Это было сделано за меня.

– Ты хочешь сказать, что ты человек, но все ещё грех? – мама ничего не сделала, чтобы скрыть её скептицизм.

– Я говорю, что это тело было заражено очень давно, но оно мое. Оно всегда было моим, – он повернулся, чтобы посмотреть на меня. – Я не крал его ни у кого.

Лукас Скотт был одной большой связкой сюрпризов, завернутой в хорошую упаковку. Но, если он говорил правду, и на самом деле человек, то что нам мешает спасти шестерых людей, а не семерых. Не огромная помощь, но у мамы и у меня должны были быть все возможности, которые мы могли получить, так как время уже тикало.

Я собиралась всё одобрить, но что-то ударило меня. Если Лукас был заражен Гневом, и это было его первоначальное тело, то почему он не получил его обратно, когда грехи возвратились в коробку?

– Подожди, – сказала я, снова вставая. – Так не пойдет.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

– Ты сказал, что мой дедушка вернул грехи обратно в коробку в 1959 году. Он это сделал вовремя, чтобы спасти людей, которых они заразили?

Лукас колебался.

– Да. Все они были спасены.

– Тогда в чем твоя проблема? – я обратилась к маме. – Если бы он был человеком, а его тело было заражено, как же он оказался в коробке, если все остальные были спасены? Разве он не говорил, что грехи были возвращены вовремя, и люди получили их тела обратно? Почему он не был освобожден с остальными?

Он раздражительно посмотрел на меня, очевидно, я ткнула на дыру размером с планету в его истории.

– Моя ситуация отличается от них.

– Не обижайся, но это то, что все они говорят.

Я ждала, что он продолжит, но он этого не сделал.

Мама, видимо думала о том же, что и я, сказав:

– Мне нужно немного больше, чем это.

– Я не был захвачен Гневом, как другие, это было вынуждено. Он был присоединен к моей душе колдовством.

– Был присоединен к твоей душе, – повторила я. – Это не звучит фальшиво...

Его глаза широко раскрылись.

– Вы обвиняете меня во лжи?

– Я не знаю...ты врешь?

Мама послала мне предупреждающий взгляд, а затем повернулась к Лукасу.

– Пожалуйста, продолжайте.

– В 1882 году грехи были освобождены, Гнев инфицировал человека. Сына местного фермера. Он полюбил украденное тело, и все привилегии, которые пришли с ним, поэтому он искал способ сохранить их. Местные ведьмы разработали заклинание, чтобы передать его сущность кому-то еще.

– Я все еще не понимаю, – сказала я, чувствуя самый разгар разговора. – Как же ведьма сделала это? Как она могла отделить его?

– Она сделала его человеком, лишив демонического аспекта его сущности и передала его мне, – он сверкнул на меня взглядом ложного сочувствия. – Это то, с чем могла справиться только ведьма с огромной силой. Я понимаю, если это все слишком сложно.

Я открыла рот, затем закрыла его. У меня было чувство, что меня только что оскорбили. Вежливо оскорбленная, но все же. Униженная.

– Гнев и я обитаем в одном пространстве, – он постучал по своей груди. – Мы соседствуют здесь. Я подвержен его слабостям, будучи привязанными к коробке и ограничениям, которые она влечет за собой, но, в отличие от других зараженных тел, я не марионетка. Я сохраняю контроль. В основном...

В основном? Это прозвучало как предупреждение на этикетке.

– Так это то единственное, что отличает тебя от других? То, что у тебя есть контроль?

Его выражение изменилось с раздраженного на «Я собираюсь пойти на почту».

– То, что отличает меня от других, я не принадлежу этой коробке. Я человек. Если время иссякнет, и грехи будут вызваны коробкой, они возьмут тела, которые заразили, с собой. Эти тела будут уничтожены, их души, их сущности питались от грехов. А потому что Гнев и я волшебным образом обитаем в одном пространстве, мое тело пощадили. Оно входит в своего рода застой, пока коробка не открывается снова, и мы не освобождаемся.

Мама мгновение изучала его. Я знала, что она делает, смотрит на язык тела. Дрогнул здесь, дернулся там. Что-то, чтобы показать, что он лжет.

– Итак, снова к моему отцу. Допустим, вы говорите правду, и он согласился на ваши условия. Он помог вам получить свободу в обмен на помощь захватить других. Что случилось?

Лукас нахмурился на меня, а затем посмотрел на маму.

– Я уверен, что когда Джозеф первоначально заключил сделку, он планировал предать меня, но мы сблизились. Подружились. Когда пришло время для блокировки коробки, мы решили перенести Гнев к человеку, который бы открыл его, священнику, который думал, что может использовать грехи для собственной выгоды. Это казалось подходящим наказанием для всех погибших.

– Я полагаю, – сказала мама, – что это как-то связано с семьей Уэллс, которую вы ищете, правильно?

– Я был предан, – прорычал он. – Джозеф обнаружил, что заклинание, которое связало меня с Гневом, было сделано с кровью, с кровью Мередит Уэллс, и только кто-то с той же родословной сможет удалить его. Мы разыскали прямого потомка по имени Мэри Уэллс и отправились к ней за помощью.

– И она была не в состоянии сделать заклинание?

– Она выбрала не делать заклинания. Мы нашли её и собрали необходимые предметы, всего за несколько часов до вызова, – его пальцы плотно сжались, и он ударил кулаком по столу. Держатель карандашей моей мамы покачнулся и упал, рассыпая ручки и маркеры по всей поверхности. – Когда пришло время, она настояла, чтобы Джозеф вышел из комнаты. Когда тяга из коробки стала слишком сильной, она улыбнулась и сказала, что мне суждено гнить вечно. Она позволила коробке забрать меня с улыбкой на лице.

– Не рисую моего отца в плохом свете, но откуда вы знаете, он не настроился против вас? Человек или нет, вы все еще запятнаны невыразимым злом. То, что всегда оставляет мощный след. Может быть, он не был готов взять на себя риск.

Глаза Лукаса расширились, и мне даже стало его жалко в тот момент. Мысль, что дедушка, возможно, обманул его, никогда не приходила ему в голову.

Я знала, почему мама спрашивала. Тыкала льва, чтобы раззадорить его. Посмотреть, можно ли нажать на кнопку и получить реакцию. Любую реакцию.

Лукас решительно покачал головой.

– Я не верю в это, – и он не верил. Я слышала уверенность в его голосе. Он полностью доверял дедушке.

Мама помолчала несколько секунд. Я почти видела, как вертелись колесики в её голове.

– Скажем, мы согласны помочь вам. Как мы найдем другие грехи? И что вы действительно хотите получить из этого?

– Я могу найти грехи, – сказал он. – Я провел вечность в их компании. Я знаю их...привычки. Кроме того, если я буду достаточно близко, то смогу чувствовать их. О том, что я хочу...это просто. Я хочу своей свободы. Я хочу разыскать ведьму Уэллс и гарантию, что она выпустит меня из коробки.

Мама нахмурилась.

– Вы просите меня забрать невинного человека, чтобы он занял ваше место. Я полагаю, что вы поймете мой отказ забрать случайного незнакомца с улицы.

– Я предлагаю придерживаться плана Джозефа. Человек, который открыл коробку и выпустил этот ад, должен быть тем, кто заменит меня. Вы скоро увидите, что это то, что этот человек заслуживает.

– Ты сказала, что они видели девушку, выходящую из церкви в ночь, когда коробка была украдена, так мам?

Она кивнула в знак подтверждения, но Лукас покачал головой.

– Коробку открыл мужчина, а не девушка.

– Ну, спасибо за это, Джонни Саншайн. Это возвращает нас к исходной точке ноль.

Мама закатила глаза.

– Ты помнишь что-нибудь о нём?

Лукас нахмурился.

– Мне очень жаль, но нет. Все произошло слишком быстро. Помню, он был высокий.

Кроме того, у него была странная борода. Это все.

Мама думала об этом минуту. Я знала, как работала её голова. Она собирала все возможности. Без сомнения, она чувствовала сочувствие к ситуации Лукаса, но может ли она действительно обменять его на кого-то другого, не имеет значение заслуживают они это или нет?

Она склонна рассматривать больше оттенков серого, чем я. Её взгляд на вещи в том, что, если кто-то сделал что-то плохое, то у него была глубинная причина на это. Что-то в их жизни заставило их поступить так. Она была убеждена, что они нуждаются в помощи, а не в наказании. Я? Плохо это плохо. Это не значит, что я строго делила все на чёрное и белое, но я не видела в людях того, что видела она. Большую часть времени мне было стыдно за моё отсутствие веры в человечество. Вырастая, мама была прекрасным образцом для подражания честности и порядочности. Я думаю, я просто унаследовала темную точку зрения моего отца.

– И плата? – спросила я, чтобы заполнить тишину. Молчание всегда заставляло меня зудеть. И эй, девочка должна чем-то питаться.

И платить за нанесенный ущерб.

Мама посмотрела на меня, но не возражала. Она не могла. С теми разрушениями, которые я делала каждый день, я поставила нас в такое положение, что работа, которую она, как правило, делала для благотворительности, теперь была вещью из прошлого.

Лукас выглядел потрясенным. Наверное, никто никогда не говорил ему, что ничего в жизни не бывает бесплатным.

– Я...у меня нет денег...

Мама покачала головой.

– Игнорируй мою дочь, пожалуйста. В плате нет необходимости. Это не то, что мы можем игнорировать.

Семь Грехов.

Шесть инфицированных людей.

Пять дней.

Кусок торта...

ГЛАВА 4

Мой путь из офиса до дома проходил только через одну заднюю дверь и узкую лестницу в нашу квартиру. Ковер был заношен до дерева в середине каждой ступеньки, а четвертая, пятая и седьмая ступеньки скрипели. Я прожила здесь всю жизнь, так же, как и моя мама. Здание было во владении нашей семьи на протяжении поколений. После того, как старый сарай давно превратился в импровизированный офис, а наверху в жилую площадь.

Квартира была маленькой, я догадывалась, что ни одна из семей Даркер перед нами не была большой, две спальни, одна ванная и кухня. Это было прекрасно. Достаточно большая для меня и мамы и удобная. Больше места означало больше уборки, а ни одна из нас не могла найти в себе богиню уборки. У нас даже не было пылесоса.

Некуда больше идти, Лукас убедил маму позволить ему спать в офисе. Честно говоря, я была потрясена, когда она согласилась. У неё все было строго с личной политикой клиентов. Ещё одна вещь, которая пришла из её отношений с папой. Так было, пока я не поняла, что она, вероятно, хотела приглядывать за Лукасом. Если отпустить Гнев на свободу в город, то это могло начать её беспокоить. Я знала, как работал её мозг.

Она убедилась, что я пошла спать задолго до того, как ложилась сама. Если бы я что-то сделала, то она бы поместила несколько смотрителей в этом месте, которые предупредят её о любых новых проделках.

Несмотря на все это, на все намерения и цели, на древнее зло, лежащее на диване в нашем офисе, я быстро заснула. Я была в середине удивительного сна с моим участием, шоколадным попкорном и хорошим тихим пустынным островом, когда громкий треск разбудил меня.

Отбросив в сторону одеяло, я вскочила с кровати и побежала в холл. Я резко остановилась перед дверью мамы и приоткрыла её. Она была в безопасности и свернулась под одеялом, мирно спя. Это раздражало. Женщина могла спать во время инопланетного вторжения в комплекте с оркестром, объявляющем об их присутствии. Я? Пролетит муха, и я уже бодрствовала.

Ещё один треск.

Я спустилась по коридору, одетые в носки ноги скользили по потертому полу, когда я завернула за угол. Шум шёл снизу.

Из офиса.

Лукас.

Перешагивая через две ступеньки, я ворвалась в дверь. Я не знала, что ожидала найти. Поймать на том, что он делал какое-то зло? На том, что он заставил всех домашних животных смыться? Может быть, пригласил всех его грехов-приятелей на ночной рейд к холодильнику...

Я обнаружила, что он стоит в середине комнаты, хмурясь на пол. Потребовалось какое-то время, чтобы мои глаза привыкли к темноте, но когда они это сделали, я увидела, что его правая рука кровоточила от битого стекла у его ног.

Он поднял взгляд.

– Я не хотел...

Я обошла его и подошла к шкафу в коридоре, чтобы взять веник и совок. Пока я была здесь, я остановилась в ванной комнате и вытащила аптечку и рулон бумажных полотенец.

Как только битое стекло было убрано, я покосилась на кровотечение.

– Попытка отполировать пол своими кишками?

– Я порезался.

– Ты думаешь?

Я сказала ему подойти ближе. Когда он не сдвинулся с места, я схватила его за руку и потащила вперед. Он был на удивление теплым. Не знаю почему, но я ожидала что-то холодное. По моему опыту, большинство зла было холодным.

Стекла разрезали всю его руку, и я была благодарна, что кровь не вывела меня из себя. Моя лучшая подруга Кендра уже бы упала в обморок.

– Что случилось?

Он не казался обеспокоенным разрезом на его ладони или рекой крови, хлынувшей по всему нашему полу. Вместо этого, он был сосредоточен на мне. Я видела, что он наблюдает сквозь завесу моих волос, когда я убрала свою руку, мне пришлось прикусить язык, чтобы не сказать ему отвести взгляд. Изучение раззадорило меня. Я не была уверена, было ли это, потому что он был технически-возможным-родом одного из плохих парней, или потому, что он был так чертовски горяч.

Я собиралась начать закрывать рану, когда он склонил голову набок, смотря вдаль, и спросил:

– Кто такой Дэмиен?

Вопрос застал меня врасплох, и я отступила назад, опустив руки и почти спотыкаясь о свои ноги.

– Что?

– Клер кричала на кого-то с именем Дэмиен.

Невозможно. Это было совершенно невозможно. Не было никакой возможности, что он был здесь без моего ведома. Я сделала еще один шаг назад и скрестила руки на груди.

– Не было никакого крика.

– Она кричала на него в своем сне.

В своем сне? Я понятия не имела, что сказать. Появилось больше смысла, но было немного жутко.

– Так ты можешь следить за снами людей? Это то, о чем ты говоришь?

Его руки оборонительно взлетели. Крошечные пятна крови забрызгали стены.

– Не специально.

– Не специально? Какого черта, ты имеешь в виду? Как это ты случайно вторгся в тайны кого-то?

– Я вижу сосредоточение чьего-то гнева.

– Видишь? Как видение?

Он покачал головой.

– Видеть не то слово. Это как шепот в моей голове. Чувство. Это вещь, которой я питаюсь.

Да. Это было не слишком забавно.

– Вещь, которой ты питаешься?

– Дело во мне. Гнев, помнишь? – он закатил глаза. – Гнев питается от гнева.

Я сдержала улыбку. Симпатичный и саркастичный, если бы у меня был тип парня, Лукас был бы им. Жаль, что он был немного раздражающим, и, что более важно, он был одним из семи смертных грехов...Я взглянула на DVD-плеер. Два утра. Фантастика. Я собралась быть капризным ребенком, пришедшим утром. Или могла бы взять из этого нечто большее и посмотреть, что можно узнать.

Опустившись на диван, я подтянула свои ноги и махнула рукой в ​​сторону потолка.

– Так ты тут распространяешь свою харизму и...кормишься?

– Это трудно объяснить.

– Так давай упростим. Ты сплюнул комки шерсти, а затем высосал результат массы гнева?

Его рот открылся, и на мгновение, я подумала, что он может накричать на меня. Его правая бровь дернулась, и рот отвис от удивления. Сделав глубокий вдох, он, наконец, сказал:

– Я ничего не сплевывал, и я не совсем понимаю, что такое комки шерсти, но я абсолютно уверен, что я их не делаю.

Я откинулась назад и попыталась скрыть улыбку. Горячий фактор прошел через крышу, когда он рассердился. Определенно что-то, что нужно принять к сведению.

– Хорошо. Ладно.

Он задержал взгляд на мне за мгновение до того, как посмотрел в сторону. Когда он обернулся, выражение его лица поменялось на все сто восемьдесят. Улыбаясь, он сказал:

– Я упустил это.

Моя собственная улыбка стала еще шире. Это было заразным.

– Это?

– Разговор.

Я засмеялась.

– Это больше похоже не спор, чем на разговор.

– Последний человек, с которым я говорил, был твой дедушка. Интересно...было бы возможно увидеть его?

Улыбка исчезла, и я вздохнула.

– Извини...Он умер до моего рождения.

– О.

Он казался искренне разочарованным.

Прошло несколько минут молчания. Лукас взял бутылочку перекиси, отделил крошечный кусочек этикетки и приложил его к своему колену. Тонкие пряди темных волос упали вперед, частично закрывая его лицо. Я отвернулась, чувствуя себя немного виноватой. Прекрати пялиться на грех! Я должна была сделать что-то отвлекающее, чтобы занять чем-то свои мысли.

– На что это похоже? Иметь Гнев внутри себя?

Он ответил не сразу, и я заволновалась, что, возможно, пересекла черту. Когда он заговорил, его голос был низким, и что-то в нем заставило мою грудь сжаться.

– Как я сказал ранее, грех живет внутри...мы разделяем то же пространство. Я чувствую, что он пытается вытолкнуть меня иногда. Взять верх...

Он переместился на диван и размял пальцы, он выглядел так, словно ему было больно.

– Всегда здесь. Всегда ползает и царапает, чтобы добраться до поверхности. Это постоянная борьба, чтобы держать его под контролем.

– Но ты сказал, что можешь контролировать его, так?

Губы перешли в легкую усмешку, он наклонился вперед и сказал:

– Ты не чувствуешь особой жестокости, да? – он пригвоздил меня взглядом, и было что-то в выражении его лица. Что-то сложное. Температура воздуха упала, озноб пробежал по моей спине, но мой живот защекотало. Потрясающий и ужасающий одновременно. – Это часть меня, она всегда есть. Немного выпускается в воздух независимо от моего контроля, и я боюсь, что сон Клер был вызван этим.

– Тогда да комкам шерсти? Ты вызвал её сон.

Я не знала Лукаса из ада, но парень выглядел так, как будто хотел закричать. Сделав глубокий вдох, очень глубокий вдох, он сказал:

– Что такое комки шерсти, и почему ты постоянно обвиняешь меня в том, что я их делаю?

– Классно. Комок – гнев. То же самое. А теперь о сне?

– Злость уже была там. Гнев только вытащил её на поверхность и усилил чувство.

Он до сих пор не сделал ничего со своей рукой. Она была вся в крови, а теперь и его джинсы. Если он будет игнорировать это, то будет выглядеть, как один из героев фильма «300 спартанцев».

Я указала на домашнюю аптечку на журнальном столике, которую вытащила из ванной. У нас было масса всего такого везде. В моей спальне, в багажнике машины мамы, в любом месте, где это может быть необходимо. Одна была спрятана на заднем дворе под искусственным люком покрытым листьями. Дедушка не был бойскаутом, насколько я знала, но он учил маму всегда быть готовой. Ты никогда не знаешь, когда может понадобиться аптечка.

– Так что же такое случилось, что ты сделал со стеклом?

Он поставил бутылку перекиси вниз и открыл крышку на коробке, глядя на содержимое, как будто не знал, что с ним делать. Через минуту он вытащил рулон марли. Без очистки раны, он начал обматывать руку. Я догадалась, что когда у тебя внутри живет древнее зло, то инфекция была меньшей твоей заботой.

– Когда Гнев питается, я чувствую злость. Это длится всего несколько секунд, но это мощно.

– Так...ты разбил стекло, потому что был злым?

Он разорвал марлю и спрятал свободный конец.

– Я разбил стекло, потому что злилась Клер.

– Если Гнев всегда проявляется, то почему я не разозлилась? Или, по крайней мере, не стала раздражительной?

Он пожал плечами.

– Некоторые люди более чувствительны. У Клер злость была уже там. Мое присутствие только вынесло её на поверхность. А ты удивительно спокойна.

– Спокойна?

Я старалась не смеяться. «Спокойная» это было последним словом, которое кто-нибудь когда-нибудь говорил мне. Раздражительная. Импульсивная. Разрушительная. Никогда спокойная.

– Большинство людей, по крайней мере, имеют небольшое количество гнева. В некоторых случаях, он глубоко скрыт, но всегда там. Ты кажешься...счастливой. Довольной.

– Что я могу сказать, я живу хорошей жизнью. Не на что жаловаться.

Он улыбнулся.

– Твой дедушка был такой. Он так отличался от всех остальных. Тихий.

– Тихий?

– Мирный. Не искра, ожидающая воспламенения. Мне не приходилось с трудом удерживать Гнев, когда я был рядом с ним.

Мирная. Ещё одно слово, которое никогда не используется в описании меня. Бедный парень. Он был невежествен. Абсолютно милый, но невежественный.

– Так ты можешь вытащить гнев из людей, которые уже злы на что-то. Можешь ли ты заставить сердиться счастливых людей?

– Конечно. Но зачем?

– Эмм, ну может потому что ты Гнев?

Его губы дернулись. Долгую минуту мы просто смотрели друг на друга.

Глубоко вздохнув, он сказал:

– Я не Гнев. Он может обитать в моем теле и...вызывать определенные побочные эффекты, но я до сих пор я. Я по-прежнему сохраняю свободу воли.

Отпуская рулон марли, он осмотрел свою руку, шевеля каждым пальцем по очереди. Довольный своей работой, он повторил предыдущий вопрос.

– Кто такой Дэмиен?

– Скажи мне больше о том человеке, – возразила я. Мне было искренне любопытно, но мне казалось, что он не хотел говорить об этом. Он демонстративно уклонился от конкретики ранее. Очевидно, что предмет разговора раздражал его.

Он ответил бойким кивком. Подняв ноги, он растянулся на диване и перевернулся.

Сообщение получено.