Текст книги "Объяснение без слов"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

9

Бреду, совершенно не зная дороги и умываясь слезами. Когда Красавец вез нас сюда, я и подумать не могла, что надо запоминать путь. Прокручиваю все, что случилось, вновь и вновь, и с каждым разом делается все горше и все жальче себя. Нас разлучило глупое и чудовищное недоразумение, теперь в этом можно не сомневаться, но повернуть время вспять не в наших силах. Нет возможности и мирно поговорить, а после сегодняшнего я не уверена, что вообще пожелаю видеть Уилфреда, во всяком случае – беседовать с ним.

Забредаю черт-те куда, вхожу в какие-то ворота и попадаю в бесконечный лабиринт заброшенных хозяйственных построек, сараев и, видимо, бывших конюшен. Окончательно заблудившись, мечтаю уже выбраться хотя бы отсюда.

Спрашиваю у первого встречного – человека с ведрами, наполненными зерном, – как добраться до выхода.

– А вам который нужен? – спрашивает он, удивленно поглядывая на мое заплаканное лицо. – Их тут несколько.

– Гм… – Растерянно качаю головой. – Я здесь… в первый раз в жизни… приехала на ипподром с другом, поэтому не обратила внимания… – начинаю лепетать я и замолкаю под взглядом незнакомца.

Он смотрит на меня с подозрением.

– А сюда вас каким ветром занесло? Этот сектор собираются ремонтировать. Им в последнее время не пользуются…

Часто киваю, вытирая щеки.

– Сюда меня привез… другой гм… знакомый… – В моих ушах звучит дикое обвинение Уилфреда. Понимаю, что в том же самом меня подозревает незнакомец, и беспомощно развожу руками.

Он смотрит на меня укоризненно и немного свысока. Мое сердце стонет от боли.

– И где же он? – многозначительно спрашивает разносчик зерна. – Этот ваш… другой знакомый?

Пожимаю плечами.

– Ускакал… Так получилось.

– Все с вами ясно, – осуждающе говорит незнакомец.

В порыве защититься, прижимаю руки к груди.

– Да нет, вы все не так понимаете!

Он кивает, выражая всем своим видом: прибереги свои сказки для дураков.

– Мне незачем что-либо понимать. Я знать вас не знаю, и вы меня тоже. – К счастью, светится в его взгляде. – Которого знакомого вам надо найти?

– В каком… смысле? – смущенно произношу я.

– Куда вы держите путь? – с нотками нетерпения уточняет незнакомец. – Назовите имя. Может, я его знаю, тогда и сориентируюсь.

Киваю.

– А, да. Виктор… Виктор Лойд.

Мой случайный встречный прищелкивает языком. Наверное, думает: досталось же парню такое счастье! Я впервые в жизни чувствую себя гулящей девкой, хоть это и совсем не так. Но что-либо доказывать бессмысленно. Мне сейчас главное найти Виктора. Если он еще не уехал… При этой мысли делается страшно.

– Виктора Ллойда тут знает всякий, – говорит незнакомец, указывая на две невысокие светло-коричневые постройки. – Идите вон к тем сараям. За ними повернете направо и ступайте прямо. – Он чешет в затылке. – Пешком будет далековато.

– Ничего, – говорю я, мечтая скорее расстаться с ним. – Спасибо.

Торопливо иду прочь.

– Я места себе не находил, еще немного – и собрал бы команду или позвонил в полицию! – бранит меня Виктор. – Пошли бы искать тебя по всей территории!

Сижу с ним рядом в машине, вся съежившись и обхватив себя руками. Оказывается, он видел Уилфреда и спросил у него, где я, но тот не ответил ни слова, тотчас отвел Красавца на место и поспешно уехал. Селена помчалась за ним следом. А Виктор остался ждать меня.

Я сразу рассказала бы ему, что случилось, но на меня будто нашел столбняк и я уже не понимала, к чему вся эта суета, и вообще жизнь. Все не имеет смысла, кругом сплошные недоразумения. Мерзавцы слывут за добропорядочных, а ни в чем не повинные вынуждены нести наказания. Я смертельно устала и, кажется, больше ничего не хочу.

Виктор смотрит на меня с жалостью. Наверное, я выгляжу так, что не могу вызывать никаких иных чувств.

– Ты, наверное, проголодалась? – спрашивает он гораздо более миролюбиво.

Пожимаю плечами.

– Не замерзла?

Замерзла ли я? Хочу ли есть? Не знаю. Во мне будто умерли все ощущения. Тяготит единственное: что я доставляю столько проблем Виктору. Сейчас бы скрыться от всех, забраться в темный дальний уголок и сидеть в одиночестве, никого не тревожа…

Виктор обнимает меня за плечи.

– Куда тебя отвезти?

Пытаюсь заставить голову работать, но мысли словно заморожены. Виктор заводит двигатель и везет меня прочь от ипподрома. Я больше не желаю сюда возвращаться, но чувствую, что вернусь.

Долгая езда, мелькающие за окнами огни и блюз, что негромко звучит по радио, мало-помалу возвращают меня к жизни. Останавливаемся на автостоянке, Виктор берет меня за руку и ведет в небольшой ресторанчик, точнее – в ирландский паб. В День Святого Патрика здесь, должно быть, людно и распевают баллады. Сегодня же посетителей, если не считать нас, всего человек шесть.

Садимся за дальний столик, Виктор, ни о чем у меня не спрашивая, делает заказ. Удивительно: он будто бы знает, что здешняя обстановка и продолжительное молчание – именно то, что мне сейчас нужно. В который раз отмечаю, что он отличный парень, но после сегодняшней встречи с Уилфредом больше даже не задумываюсь о том, могу ли быть с Виктором. Боюсь, теперь у меня вообще отпадет охота делить жизнь с кем бы то ни было. Может, лучше оставаться одной? Заведу себе собаку или кошку, заработаю денег, куплю большой дом…

Блеклые картинки, возникающие в воображении, почему-то не радуют. Кривлюсь, не представляя себе, что мне делать. И вдруг вспоминаю мудрый взгляд чалой лошади и величавость Красавца. В душе зарождается какая-то новая, еще непонятная мечта, и приходит успокоение. Смотрю на Виктора совсем другим взглядом. Он мне подмигивает.

Приносят заказ. Два горшочка с неким мясным блюдом. Вдыхаю головокружительный аромат и полнее возвращаюсь к жизни.

– Что это?

– Рагу по-ирландски, – спокойно отвечает Виктор. – Подкрепись – и поймешь, что жизнь не настолько ужасна. – Он улыбается (и как Уилфред мог назвать эту добрейшую улыбку идиотской?!) и приступает к еде.

Беру с него пример. Рагу оказывается на удивление вкусным, и ко мне, как и пообещал Виктор, возвращается способность видеть мир не только в мрачных красках. Откидываюсь на спинку сиденья и чувствую, что пора поговорить.

– Прости меня за сегодняшнее, – говорю, смущенно глядя на Виктора.

Он изумленно вскидывает бровь.

– За что?

– За то, что я заставила тебя так долго ждать, за то, что вообще втянула в эту нелепую историю, – жалобным голосом протягиваю я.

Виктор успокоительно похлопывает меня по руке.

– Ладно. Главное, что с тобой не стряслось беды. Пока ты не вернулась, я все гадал: не сделалось ли ей дурно? Не плачет ли она где-нибудь под сараем?

Усмехаюсь.

– Не настолько же я слабачка…

Виктор кивает и слегка прищуривается.

– Но, как бы то ни было и что бы у вас с Уилфредом там ни произошло, по-моему, мы не зря все это предприняли.

Вспоминаю обвинения Уилфреда, и у меня вспыхивают щеки.

– А по-моему, еще и как зря!

Виктор приподнимает руки.

– Прости, но… мне было достаточно взглянуть на вас двоих единственный раз, и я понял: они по уши влюблены друг в друга. И разошлись явно по глупости.

Задыхаюсь от злости.

– Да, ты прав! Но сделанного не изменишь! Мы расстались, и пути назад нет!

Виктор усмехается, отчего я негодую пуще прежнего.

– Не вижу тут ничего забавного!

– Я не забавляюсь, а просто не понимаю, зачем искусственно создавать сложности там, где их нет.

– Если хочешь знать, в наших с Уилфредом отношениях сложностей хоть отбавляй!

Виктор не произносит ни слова.

– Сегодня я попыталась распутать этот клубок, но лишь усугубила положение! – восклицаю я. Меня передергивает. – Даже вспоминать страшно о нашем с Уилфредом так называемом разговоре!

Виктор молчит. Мне становится стыдно. Повышаю голос, что-то доказываю, как будто это он обратился ко мне с просьбой, а не я к нему. Вздыхаю.

– К тому же он теперь с Селеной… – добавляю гораздо тише.

– Уилфред сам тебе сказал, что он с ней? – спрашивает Виктор.

Качаю головой.

– Нет. Но тут и говорить нечего, и так все ясно – куда он, туда и она.

Виктор поджимает губы и задумчиво трет пальцем висок.

– Знаешь, сегодня я внимательнее понаблюдал за ними… По-моему, Селена для Уилфреда все равно что тень.

– Тень? – Нахмуриваюсь.

– Ну, он ее совершенно не замечает, а отделаться от нее, как от тени, просто не может.

Криво улыбаюсь.

– В том-то и дело, что никакая она не тень. От назойливой женщины при желании можно отделаться в два счета.

– Как? – спокойно спрашивает Виктор.

Нетерпеливо вскидываю руки.

– Как угодно! Разок поговорить с ней четко и жестко.

– А если слова не помогают? – спрашивает Виктор. – Не бить же ее?

На секунду-другую задумываюсь и хмыкаю.

– Не знаю… Кстати, огромное тебе спасибо. Ты так здорово сыграл свою роль!

Виктор улыбается.

– Я старался.

– Откуда ты знаешь про мою диссертацию? – изумленно спрашиваю я.

– Роланда мне все уши о ней прожужжала, – весело и беззлобно говорит Виктор.

– Серьезно?

– Мать тобой очень гордится.

– Нечем тут гордиться… – говорю я, грустнея при мысли о том, что я, в отличие от Лауры, не в состоянии порадовать маму тем, что в каком-то смысле дарит надежду на бессмертие. Дети не идут ни в какое сравнение с дипломами и научными степенями.

Виктор берет меня за руку и ободряюще пожимает ее.

– Вот увидишь – все наладится.

Качаю головой.

– Нет, теперь тут нечего налаживать. Я больше не буду ездить на ипподром.

Виктор хитро прищуривается.

– Серьезно? А мне показалось, что ты всем сердцем полюбила Джоан? И она тебя…

– Джоан? – переспрашиваю я.

– Лошадку, на которой ты даже не посидела, – объясняет Виктор.

– Джоан, – задумчиво повторяю я, снова видя перед собой удивительный взгляд лошади, даже чувствуя ее тепло.

– К тому же, если ты больше никогда там не покажешься, Уилфред поймет, что мы ему наврали. Догадается, что сегодня ты ездила туда лишь затем, чтобы напомнить ему о себе. Получится глупо.

Напряженно размышляю над его словами. Он отчасти прав. Но не повлечет ли за собой новая встреча с Уилфредом поток новых обвинений? Я подобного больше не вынесу.

Вспоминаю, как мы расстались, и чувствую себя бесконечно униженной. Но вместе с тем возгораюсь и другим желанием: доказать Уилфреду и самой себе, что я выше этих глупостей и что мне нечего скрывать. Если я перестану ездить на ипподром, он лишь уверится в том, что я бессовестная изменница. Но ведь это плод его воображения, только и всего. Уилфред, если ему подобные нелепости доставляют удовольствие, пусть, сколько его душе угодно, упивается своей бредовой выдумкой. Мне же надо жить дальше, не оглядываясь на него.

Задумываюсь. Представить себе легко все, что хочешь. На деле же любой воображаемый пустяк превращается в проблему. В состоянии ли я регулярно видеть Уилфреда, наблюдать за ужимками Селены, встречать их всюду вдвоем?

Уже собираюсь покачать головой и твердо сказать, что придется мне забыть о Джоан, как вдруг меня посещает другая мысль: но ведь не исключено, что завтра я столкнусь с Уилфредом в каком-нибудь ресторане, кафе, баре. К тому же у нас масса общих знакомых, и рано или поздно мы увидимся на празднике, вечеринке, да мало ли где. Не сидеть же мне теперь взаперти, не прятаться же от людей?! А если новая встреча в любом случае неизбежна, почему бы не ездить себе на ипподром, где столько всего, что обещает подарить мне море радости? И где есть Виктор, который, если понадобится, всегда придет на помощь…

Медленно киваю.

– Да, пожалуй, ты прав. Я буду ездить на ипподром. И буду рада продолжить знакомство с Джоан.

Причесываясь, рассматриваю свое отражение в зеркале. Я опять спала, подложив кулак под щеку. Теперь на ней краснеют следы от пальцев. Прекрасно!

Вообще-то, когда все идет наперекосяк, о перевоспитании себя как-то не думается. На первый взгляд моя нынешняя жизнь не так уж и несчастна. Работа над диссертацией практически завершена, скоро защита, к Джоан я с каждым разом все сильнее прикипаю душой. Даже умудряюсь почти не замечать Уилфреда и Селену. Однако часть моего сердца будто парализовало, поэтому жить неуютно и тоскливо. От окружающих я старательно прячу свою печаль, но себя саму не обманешь.

Провожу рукой по полоскам на щеке, которые становятся все незаметнее, и смотрю на часы. Восемь двадцать пять. Мама уже не спит. Занятая своими делами и бесконечными раздумьями, я так и не позвонила ей. Впрочем, останавливают меня отнюдь не только дела. А еще и гадкое чувство не то зависти, не то злости и неизменный вопрос: почему у сестры есть все, а у меня ничего? Эта же мысль мелькает в моей голове и теперь. Сознавая, насколько она отвратительная и детски глупая, решительным жестом снимаю с телефона трубку.

Мама, как обычно, отвечает исполненным жизнелюбия немного капризным голосом:

– Алло?

– Мам, привет, это я.

– Дорогая! Как же хорошо, что ты позвонила! Сама я все не решалась. Думала, скажешь, что сую свой нос куда не следует…

Она многозначительно умолкает. О нашей ссоре с Уилфредом и о том, что я теперь живу у Мелиссы, я рассказала ей в двух словах через несколько дней после того жуткого дня. Мама лишь спросила, навсегда ли мы расстались. Я ответила что-то неопределенное. Она наверняка болеет за меня душой, но терпеливо ждет новостей и, слава богу, не пристает с расспросами. А я боялась, что буду вынуждена каждый божий день держать перед ней отчет и отказываться от многочисленных приглашений на устраиваемые знакомыми вечеринки.

– Как твои дела? – спрашиваю я.

– Замечательно! – восклицает мама.

Не без удовольствия отмечаю, что я не злюсь, а радуюсь. Пора приучить себя к мысли, что, если у тебя неприятности, никто не обязан страдать вместе с тобой.

– Что же приключилось такого замечательного? – интересуюсь я.

– У Лауры все в полном порядке, – начинает мама. – Врач говорит: если бы все так вынашивали, у нас бы была самая здоровая нация в мире!

Улыбаюсь с грустью и радостью.

– Вторая хорошая новость: они переезжают в новый дом! – объявляет мама.

– В новый дом? – озадаченно переспрашиваю я. – По-моему, им хватило бы и этого… Они же не тройню ждут.

– Мы посоветовались с родителями Бенджи и решили, что надо подыскать для них такое жилище, где хватит места и для троих, и для четверых малышей! – счастливо сообщает мама.

Растерянно усмехаюсь.

– Не совсем понимаю.

– Потому что вы еще зеленые! – с ласковой снисходительностью объясняет мама. – А мы прожили жизнь и умеем заглядывать вперед. – Она мгновение-другое загадочно молчит и с чувством продолжает: – Мы решили, что нехорошо это будет, если им придется по мере появления детей переезжать из одного дома в другой. И для малышей это неудобно: каждый раз расставаться с любимыми сердцу местами, с друзьями, детсадами, школами… В общем, мы подумали, что лучше всего купить им большой удобный дом прямо сейчас. Чтобы они переехали в него и остались там на всю жизнь, – мечтательно заканчивает она.

Хмыкаю.

– Но ведь и первый малыш еще не родился… И потом… Вдруг они не хотят иметь много детей? Вдруг этим и ограничатся?

Мама смеется.

– Тут мы схитрили. Почему люди не хотят обзаводиться множеством детей? – спрашивает она.

– Гм… по разным причинам.

– Главная причина – материальная. Появляется второй ребенок, и сразу встает вопрос о том, что нужна дополнительная комната, средства на переезд, ремонт и так далее. С третьим все повторяется. Но если мы уже сейчас решим эти проблемы, Лауру и Бенджи ничто не будет останавливать! Будут размножаться себе, ничего не боясь!

Мама издает победный возглас. Мне снова делается больно, но я усилием воли прогоняю расползающуюся по груди зависть.

– А нам с Мэри Энн хочется много-много внуков! – нараспев произносит она. Крепко сжимаю в руке трубку и стараюсь не вдумываться в ее слова. – Как начнем с ней мечтать о тех временах, когда у нас будет несколько хорошеньких ребятишек, даже голова кружится! – добавляет мама.

С моих губ слетает легкий вздох.

– Но ведь… сейчас такое сложное время, – лепечу я. – Положение с жильем…

– Мы обо всем подумали, все разузнали! – перебивает меня мама. – Купим дом вскладчину: какую-то часть суммы внесут сами младшие Хэммонды, какую-то – старшие, какую-то – я. Вернее, мы с папой. Он специально для этих целей всю жизнь копил деньги. В общем, это будет своего рода подарок от бабушек-дедушек в благодарность за первого внука!

– Шикарная благодарность. Особенно в такие трудные времена.

Мама довольно смеется.

– Что ж… замечательно, – говорю я.

– Самое замечательное в том, – сообщает мама, – что мы уже нашли очень подходящий дом!

– Серьезно?

– Да! Можно сказать, нам повезло! Там жила большая семья, но их мать умерла, дети повырастали и разъехались, а отец решил переселиться в домик поменьше. Если бы ты видела эту красоту! Белые стены, классический дизайн, потрясающие лужайки, как раз для деток! А чуть позади волшебная дубовая роща.

Проглатываю подступивший к горлу ком.

– Настоящая роща?

– Дом – в пригороде, – объясняет мама. – Если хочешь, съездим туда вдвоем. Увидишь это чудо и сразу в него влюбишься. Будешь у племянника частой гостьей.

– Как-нибудь на днях… в самом деле можно съездить.

Наверное, мама что-то определяет по моему тону.

– А у тебя как? – осторожно интересуется она.

– Нормально, – отвечаю я, отчаянно борясь с тоской, которая предательски звучит в голосе.

– Я тебе почему-то не верю, – тоже грустнея, говорит мама. – У вас с Уилфредом… все по-прежнему?

– Да, – говорю я, кусая губы. – Нас с Уилфредом… больше не существует. Есть по отдельности я и он.

Из трубки раздается глубокий вздох.

– Знаешь, я могла бы, как любая нормальная мать, броситься на поиски для тебя нового парня, – задумчиво произносит мама.

Еще как могла бы! Усмехаюсь. Пока я не сошлась с Уилом, а Лаура с Бенджи, мама не раз сватала нам бог знает кого, привлекала к этому делу родственников, знакомых, на какие только ни пускалась хитрости!

– Но почему-то чувствую, что в данном случае торопиться не стоит, – договаривает она.

Во мне с такой силой вспыхивает надежда, что слегка темнеет перед глазами. Тут же велю себе не глупить и качаю головой.

– Мама, ты же ничего не знаешь… Но, пожалуйста, не переживай. Все так или иначе наладится! – восклицаю, прикидываясь исполненной оптимизма.

– Конечно, – соглашается мама. – В любом случае, если что, ты можешь спокойно вернуться домой. Твоя комната тебя ждет. И мне будет веселее.

– Спасибо, – говорю я, задумываясь, не принять ли мамино предложение, но подсознательно зная, что в родительский дом я не вернусь. Я ведь совсем взрослая девочка. И перенести свое несчастье смогу без маминой помощи. Во всяком случае, я на это надеюсь.

10

Заканчиваю разговор и спускаюсь на кухню. Мел встречает меня с сияющим лицом.

– Случилось что-то радостное? – спрашиваю я, наливая себе кофе. Он, как всегда, чересчур горький, но обижать Мелиссу или ее кофеварку, которую я на ее месте давно выбросила бы, я не желаю.

– Да! – восклицает она. – Мы наконец определились с датой свадьбы!

– Поздравляю, – говорю я, думая о том, что все вокруг будто сговорились и назло мне выходят замуж и вынашивают детей именно сейчас, когда я на личной жизни почти поставила крест.

– Спасибо! – Мел приподнимает воображаемый подол длинного подвенечного платья и с торжественно-счастливым лицом плывет от раковины до плиты.

Улыбаюсь.

– Тебе очень идет эта роль. Только я на твоем месте сшила бы совсем не такое платье, как в прошлый раз. Чтобы какое-то время спустя воспоминания о первой свадьбе и о второй не перепутались в памяти.

Какого черта я язвлю? Не сама ли доказывала Уилфреду, что не вижу в разводе и любвеобильности Мел ничего постыдного?

Она, будто не замечая моей иронии, складывает руки перед грудью.

– Я тоже подумала: сделаю все иначе. Мы уже обсудили с Гордоном каждую мелочь. – Ее глаза разгораются. – Наряды у нас обоих будут нежно-песочные. Гостей пригласим немного, но… – она делает жест рукой с поднятым указательным пальцем, – хотели бы заранее всех предупредить, чтобы на каждом была одежда примерно такого же цвета.

Она расставляет руки в стороны и, как маленькая игривая девочка-горожанка, впервые очутившаяся на залитом солнцем загородном лугу, несколько секунд упоенно кружит на месте. Я потягиваю невкусный кофе, смотрю на подругу и стараюсь ни о чем не думать. Наконец Мел останавливается и смотрит на меня затуманенными счастливыми глазами.

– И еще: у каждой девочки должен быть мальчик.

Я чуть не захлебываюсь.

– Что?!

– Ну, понимаешь, нам хочется, чтобы праздник получился скромным, но очень красивым и гармоничным! – объясняет Мел, оживленно размахивая руками. – Таким, чтобы и десять лет спустя было приятно посмотреть фотографии! И чтобы дети нами любовались.

Кривлю губы. На языке вертится колкость. Становлюсь, как Селена, говорю себе. Но не могу удержаться.

– Через десять лет… – начинаю я, но Мел взглядывает на меня таким невинно-радостным взглядом, что я в срочном порядке ищу другие слова. – Кто знает, что будет через десять лет?

Мел пожимает плечами и смеется.

– Если мы не умрем, то все будет примерно так же.

Наклоняю голову немного вперед.

– Что это с тобой? Думаешь, твоя любовь к Гордону будет длиться вечно?

– Почему бы и нет? – спрашивает Мел, приподнимая голову.

Растерянно усмехаюсь.

– Да потому что… потому что ты художница, всегда нуждаешься в свежих впечатлениях!

Мел разводит руками.

– Свежие впечатления можно получать не только из встреч с новыми парнями! Гордон много ездит с концертами, знакомится с массой людей. Я буду путешествовать с ним, изучать разные города, общаться с их жителями. Вот тебе и впечатления!

Медленно киваю, не вполне веря, что Мел трезво смотрит на их с Гордоном будущее, но не желая продолжать спор.

– А его родители?

– Что? – Она непонимающе пожимает плечами.

– Они не против вашей свадьбы?

Мел выглядит обиженной.

– По-твоему, я для него – не пара?

– По-моему, пара! – говорю я. – Но их мнение вряд ли совпадает с моим. Во-первых, он слишком молод для женитьбы вообще, во-вторых… – осекаюсь. Стоит ли высказывать вслух то, что пришло мне на ум?

– Что? – требовательно спрашивает Мел.

– Вы не очень-то подходите друг другу по возрасту, – несмело продолжаю я. И тут же торопливо добавляю: – Во всяком случае, им так может казаться! И потом у тебя такая необычная профессия… Ты натура неординарная, с характером. Их это не смущает?

У Мел чуть заметно вздрагивают ноздри, и я уже жалею, что не сумела вовремя остановиться. Но она отвечает на удивление ровным голосом:

– Родители Гордона – люди очень набожные. Умеют в каждом человеке рассмотреть светлое, настоящее. К тому же видят, что их сын серьезно влюблен. А возраст… Наполеон, например, был младше Жозефины на шесть лет. Примерно такая же разница была между Шопеном и Жорж Санд! Это в те-то времена, когда разного рода условностям придавали гораздо больше значения!

Романтические истории Наполеона с Жозефиной и Шопена с Авророй Дюдеван были не очень-то счастливые и долговечные, думаю я, но вслух этого не говорю.

Мел о чем-то задумывается и произносит негромко, с несвойственной ей робостью:

– В любом случае я очень постараюсь не отравить ему жизнь…

Мне делается стыдно. Немедленно успокой ее и прекрати наконец смотреть на все, что творится вокруг, сквозь призму своих дурацких страданий! – приказываю себе. Ставлю чашку на стол, подскакиваю к подруге и беру ее за руки.

– Только ты не подумай, что я сомневаюсь в твоих чувствах или что не рада вашей свадьбе. Просто волнуюсь за тебя…

Мел кивает. Ее лицо вновь освещается улыбкой.

– Знаю.

Обнимаемся.

– Впрочем, неважно, что кто подумает! – говорю я, отстраняясь и сжимая руки Мел. – Главное, что хорошо вам, остальное приложится.

Возвращаюсь за стол. Мел садится напротив. Ее лицо серьезнеет.

– А насчет костюмов и мальчиков-девочек я не шучу. Ты, разумеется, будешь лучшей подружкой невесты…

– Подруги невесты, по идее, должны быть вообще без пары! – восклицаю я, начиная злиться. Зачем она сыплет соль на мою свежую рану?

Мел приподнимает руки.

– По идее – да, но ведь теперь никто не соблюдает эти правила. Иногда в подружки невесты берут замужних, многодетных, пятидесятилетних! А мне бы хотелось, чтобы праздник получился особенный, понимаешь? Чтобы радовал глаз!

Одним глотком выпиваю остатки кофе и с шумом ставлю чашку на стол.

– Нет, не понимаю!

Мел встает и начинает ходить туда-сюда, еще больше действуя мне на нервы.

– Согласись, так красивее: большая общая фотография, а на ней через одного мужчина, женщина. И посередине жених с невестой. Все симпатичные и счастливые!

– А если я несчастная и одинокая? Что же тогда? Следует ответить вам вежливым отказом, чтобы не портить картинки? Тебе не кажется, что это несколько жестоко?

Мел останавливается прямо передо мной и вытягивает вперед руку.

– Если хочешь, Гордон пригласит своего холостого друга, – скороговоркой произносит она. – Вообще-то у него на примете две кандидатуры: первый – его двоюродный брат, но у него есть жена, второй – его приятель музыкант. Ты его видела на концерте. Он ударник.

Смотрю на нее, возмущенно сопя. Мел присаживается на корточки и заискивающе заглядывает мне в глаза.

– Если ты не найдешь себе пару, Гордон пригласит его, Фрэнка. По-моему, он очень даже…

– Ты что, издеваешься надо мной?! – вскрикиваю я.

Мел с невинным видом хлопает ресницами.

– Это еще почему?

– Ударник? – переспрашиваю я, наклоняясь вперед.

– Ну да…

– Жирный, лохматый, с гнилыми зубами?

Мел качает головой.

– Они у него не гнилые. Просто темные. Он курит…

Усмехаюсь.

– Нет уж, спасибо!

Мел наклоняет голову набок.

– Тогда приведи с собой кого-нибудь из своих…

Кого-нибудь из своих! Они точно все разом посходили с ума. Услышь ее человек со стороны, решит, что у меня этих мужчин пруд пруди!

– Что значит «кого-нибудь»? – спрашиваю я злясь.

Мел снова складывает руки перед грудью, будто умоляет меня не гневаться.

– Уилфреда, – льстиво и неуверенно произносит она. – У вас с ним… как?

Последнее время мы с ней мало общаемся. У нее начался новый, особо плодотворный период, поэтому она разрывается между работой, Гордоном, подготовкой к очередной выставке, а теперь, как выяснилось, еще и к свадьбе. Бывает, мы, хоть и живем в одном доме, вообще не видимся. Я либо корплю над диссертацией, либо пропадаю на ипподроме, либо просто сижу одна в комнате и пытаюсь постичь, зачем я живу и почему люблю Уила.

Моя любовь не угасает. Я лишь учусь притворяться. Лгу себе, что мне нет особого дела ни до Уилфреда, ни тем более до Селены, и окружающим – что у меня все в порядке. По-видимому, так теперь будет всегда. И надо привыкать к подобной жизни.

– У нас с Уилфредом никак, – резковато отвечаю я. – Оказывается, все те годы, которые мы прожили вместе, совершенно ничего не значили.

Мел растерянно качает головой.

– Но ведь такого… не может быть!

– Может, – устало отвечаю я.

Некоторое время молчим. Я мечтаю поскорее закончить неприятный разговор, но Мел явно хочет добавить что-то еще и решить идиотский вопрос о моем спутнике на день их необыкновенной свадьбы.

– А я подумала: может, это хороший повод? – нерешительно говорит она. – Подойди к Уилфреду и так прямо и скажи: Мелисса приглашает нас двоих… Отказ не принимается. Проведете вместе целый день, а там, глядишь, поедете домой вместе.

– Я тебе надоела?

– Да ты что! Я же совсем не о том… Просто мы с Гордоном загадали: если на свадьбе у каждого будет пара, тогда нас ждет долгая-долгая совместная жизнь.

Позволяю себе помечтать. Да, на празднике Мел и Гордона Уилфред, пожалуй, расслабился бы и вспомнил, как хорошо нам было вместе. Тогда, не исключено, сам завел бы спокойную разумную беседу, а я объяснила бы ему, что его выдумки смешны.

Увлекаюсь этой мыслью, но представляю себе, как подхожу к нему и в присутствии Селены (она ходит за ним в самом деле тенью) передаю ему слова Мелиссы, и мне делается не по себе. Глупо это будет. Унизительно.

– Я, естественно, отправлю ему приглашение, – взволнованно говорит Мел. – Но подумала: наверное, будет лучше, если сначала ты с ним поговоришь.

Нелепо все это, с тоской думаю я. И еще неизвестно, не приведет ли к новой гнусной разборке. Качаю головой.

– Нет, Мел. Знаешь, я лучше вообще к вам не приду. Если нельзя без пары, позови на роль лучшей подружки кого-нибудь другого. Нормальную веселую женщину, не разочарованную в жизни. Или хотя бы такую, которая не прочь познакомиться с этим вашим…

– Фрэнком, – грустно подсказывает Мел.

– Вот-вот.

– А Виктор? – с надеждой спрашивает она.

Не задумываясь, качаю головой.

– Я и так слишком часто бываю с ним. Не стоит дарить парню надежду. Нет, Мел, вы лучше…

– Приходи вообще одна! – спешит перебить меня Мел. – Шафером будет Фрэнк, но ты имеешь полное право быть сама по себе. – Она на мгновение умолкает и торопливо добавляет: – Но мы подождем еще несколько дней, ладно? А ты за это время подумай, не позвать ли Уилфреда. Так было бы лучше всего…

Этим вечером настроение у меня хуже некуда. Джоан приболела, и мне приходится ездить не на ней, а на кауром Шахе. Он тоже хорош и умен, но с совершенно другим характером, что меня немного пугает и несколько сбивает с толку. Уилфред как будто не знает, что я здесь. Да, я совсем в другой стороне. Мои прогулки верхом – это вообще не спорт, а любительское катание, причем весьма и весьма низкого качества. Я до сих пор лишь делаю первые шаги и не намерена ни участвовать в бегах, ни даже присутствовать на них. Толпа взмыленных несчастных скакунов – нет уж, подобные представления не для меня. По-моему, с лошадью надо дружить как с человеком. Лишь при таком раскладе и ты и она будете счастливы. Впрочем, я еще ничего толком не знаю об этом деле. Уверена в одном: бегами я не заинтересуюсь.

В общем, я кружу по небольшому пятачку, медленным шагом, а у Виктора, Уилфреда, Селены и других опытных наездников серьезная тренировка. В том, что Уилфред заметил меня, когда мы с Виктором только приехали, я ничуть не сомневаюсь – слишком хорошо я его знаю и могу угадать его мысли по малейшим особенностям поведения. Увы, он не поздоровался со мной и даже не смотрит в мою сторону.

Виктор первые дни не оставлял меня без присмотра, но теперь я более или менее сносно держусь в седле, а он продолжает заниматься своими делами. Странный сегодня вечер. Даже общение с лошадью меня не успокаивает. В голове роятся мысли о разговоре с мамой, о приглашении Мелиссы, но громче всех звучат вопросы о нас с Уилфредом. С чего все началось? Почему нам, вроде бы не глупым людям, не хватило мудрости и терпения хоть раз мирно побеседовать? Почему я так и не смогла объяснить ему, что меня не устраивало? Зачем копила в себе недовольство? Неужели не могла найти нужных слов?