Текст книги "Объяснение без слов"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

3

Выходим вчетвером во двор, целуемся и обнимаемся на прощание. Невольно замечаю, что даже движения Лауры уже теперь более плавные и женственные. Беременность ей очень к лицу.

– Береги себя. – Мама нежно похлопывает ее по спине. – Если что, сразу звони.

Хэммонды садятся в машину, Бенджи заводит двигатель, Лаура машет нам с мамой рукою. По дороге проезжает автомобиль. Бросаю на него беглый взгляд. За рулем сидит Виктор Лойд, мой бывший одноклассник и… как бы объяснить?.. В общем, еще до знакомства с Уилфредом мы с Виктором пару раз вместе поужинали и погуляли по городу. Ничего серьезного между нами не было, а время спустя я спокойно познакомила его с Уилфредом, и теперь они регулярно видятся на ипподроме, потому что оба неравнодушны к лошадям и обожают кататься верхом.

Виктор, замечая меня, поднимает руку. Я отвечаю ему кивком и сдержанной улыбкой и тут же перевожу взгляд на отъезжающую машину Хэммондов.

– Дай ей бог здоровья, – едва слышно шепчет мама.

Обнимаю ее за плечи.

– Все будет хорошо.

Хэммонды скрываются за поворотом. Мы с мамой идем назад к крыльцу, но приостанавливаемся, слыша за спиной хруст гравия под чьими-то ногами.

– А, Виктор! – Мама обменивается с соседом рукопожатиями.

– Здравствуйте, миссис Шерман. У вас сегодня гости!

Мама кивает.

– Счастливый день!

– Как поживаешь, Джуди? – спрашивает Виктор, протягивая мне руку.

Вкладываю в нее свою, он сжимает ее и держит дольше допустимого.

– Поживаю… вполне, – отвечаю я, стараясь казаться веселой.

– Давненько не виделись… – говорит Виктор, глядя мне в глаза с нескрываемым любованием и радостью.

Признаться, меня это смущает и немного озадачивает. По-моему, когда мы виделись в прошлый раз, он смотрел на меня почти бесстрастно – как на давнюю знакомую и школьного товарища. Растерянно хихикая, убираю руку из его руки. Мама прикасается к моему плечу.

– Я пойду в дом. Если хотите, все вместе выпьем чаю. Ты никуда не спешишь, Виктор?

Виктор прижимает руку к груди.

– К сожалению, спешу. Но спасибо за приглашение! Если бы не дела, принял бы его с большим удовольствием.

– Ну, тогда в другой раз, – говорит мама уходя.

– Ага! – кричит ей вдогонку Виктор.

– А ты как живешь? – спрашиваю я, старательно, но безуспешно пытаясь выглядеть спокойной.

Виктор пожимает плечами.

– У меня все как обычно. Бабуля еле ходит, но держится молодцом! Работа, ипподром… Все время передаю тебе через Уилфреда приветы.

– Гм… – Странно, думаю я. Уилфред об этом ни разу не упоминал. Впрочем, у него из-за редкой одаренности и нечеловеческой работоспособности слишком много дел: преподавание, научная работа, даже косвенное участие в правительственных проектах… Наверняка он просто забывает о приветах Виктора. Улыбаюсь и киваю, избавляя себя от необходимости врать.

– А ты все хорошеешь, – тише и проникновеннее говорит Виктор.

Слегка краснею и невольно поправляю волосы.

– Спасибо… ты мне льстишь.

– Вовсе нет! – восклицает Виктор. – Ты что, сомневаешься в своей красоте? – удивленно спрашивает он.

Пожимаю плечами.

– Не то чтобы… но сегодня у меня неважный день. С самого утра преследует чувство, что выгляжу я не лучшим образом. – Смеюсь, чтобы не производить впечатления убитой горем старой девы.

Виктор продолжительно смотрит на меня, будто о чем-то хочет спросить, но все не решается.

– Бабушке передавай привет, – говорю я, уже поворачиваясь к крыльцу.

Виктор удерживает меня за руку.

– Подожди. Постой с несчастным и одиноким еще хотя бы пару минут.

– Ты одинок и несчастен? – спрашиваю я с нотками неожиданного кокетства.

Виктор разводит руками.

– Увы и ах! Ты же не захотела скрасить мое безотрадное существование.

– Что? – Усмехаюсь. – При чем тут я?

Виктор смотрит на меня, покачивая головой, поджимая губы и слегка прищуриваясь. Я знаю, что вся эта сценка – полушутка, а то, что мы говорим, – пустая болтовня. И все же чувствую, что Виктор не совсем шутит, от этого-то, повинуясь каким-то сугубо женским позывам, слегка кокетничаю.

– А как у вас… с Уилфредом? – внезапно спрашивает он, вопрошающе заглядывая мне в глаза и как будто не зная, стоит ли притворяться несерьезным.

– Гм… – Совсем теряюсь. Случись со мной подобная история пару лет назад, когда я умела радоваться тому, что имею, я без раздумий заявила бы, что у нас с Уилфредом все отлично. Но сегодня я в этом вовсе не уверена, поэтому медлю с ответом. – Все… хорошо.

Виктор сильнее прищуривается. У меня возникает чувство, что мои слова взволновали его и обрадовали.

– Хорошо? – переспрашивает он.

Пожимаю плечами и перевожу взгляд на окна маминого дома. На них те же занавески, которые висели здесь еще во времена моей юности. В отношении домашней обстановки мама довольно консервативна, что меня радует. Приезжаешь домой, устав от неспокойной взрослой жизни, а тут все, как было в детстве, и охватывает успокоительное чувство: хоть что-то на земле незыблемое и настоящее.

– Почему мне кажется, что тебя не все устраивает? – после минутного молчания спрашивает Виктор.

Ловлю себя на том, что с удовольствием села бы к нему в машину, поехала бы с ним куда угодно и всю дорогу рассказывала бы ему и рассказывала о своих печалях и опасениях. Бесшумно вздыхаю.

Виктор, еще сильнее волнуясь, берет меня за руку.

– Может, как-нибудь поужинаем вместе, а? – торопливо, будто ужасно боясь отказа, произносит он.

Я в испуге округляю глаза и медленно качаю головой.

– Тогда встретимся во время ланча? – тотчас поправляется Виктор. – При свете дня позволительно общаться с кем угодно. С подругами, преподавателями, бывшими одноклассниками… – Все это время он не спускает с меня глаз, будто знает, что рано или поздно ответ, который ему хочется услышать, промелькнет в моем взгляде.

Сглатываю, убирая руку из его руки. Со стороны мы, наверное, смотримся, как выясняющие отношения влюбленные. Господи!

– Не знаю… – само собой слетает с моих губ.

– Запиши мой телефон, – просит Виктор. – Или дай мне свой.

Представляю себе, что он позвонит мне, когда мы с Уилом будем на скорую руку готовить ужин или в обнимку сидеть в гостиной, и делается не по себе. Нет, мой любимый отнюдь не ревнив. Но я, не исключено, так покраснею и растеряюсь, что заставлю его заподозрить неладное.

Быстро качаю головой.

– Лучше ты дай мне свой. Я… сама позвоню.

– Обещаешь? – с обескураживающей пытливостью всматриваясь в мои глаза, спрашивает Виктор.

Медленно киваю.

Мама ждет меня на кухне с журналом в руках, в который даже не смотрит. Ее мечтательный взгляд прикован к окну, а за ним зеленеет девственно весенний сад.

– О чем задумалась? – негромко спрашиваю я, приостанавливаясь на пороге.

Мама вздрагивает и смотрит на меня с матерински ласковой улыбкой.

– Обо всех вас… и о малыше. Только представь себе… – Она указывает на сад рукой и, кажется, возвращается в ту нарисованную воображением картинку, которую я разрушила своим появлением. – Смотрю на деревья за окном и так и вижу топающего по траве карапуза с карими, как у Лауры, любопытными глазами.

– Н-да…

Мама смотрит на меня с неожиданной мольбой и какое-то время молчит в нерешительности. Догадываясь, о чем ее мысли, внутренне напрягаюсь.

– А ведь верно говорит Лаура… – чуть заискивающим, чуть капризным тоном начинает мама, – и вам с Уилфредом уже можно было бы…

Нет, я этого не вынесу!

– Мам! – восклицаю неожиданно громко.

Мама удивленно округляет глаза.

– Что?

– А… гм… – Суматошно придумываю, о чем бы у нее спросить, чтобы сменить тему. – Вы долго встречались с папой? Ну, до свадьбы?

Мама пожимает полными плечами.

– Семь месяцев.

– Ровно семь? – не знаю зачем, уточняю я.

– Полгода и двадцать два дня, – говорит мама.

– Ты так точно запомнила?

– Сначала я ничего не запоминала. Но потом, уже после свадьбы, мы взяли календарь и все высчитали. Цифры на всю жизнь врезались в мою память. – Мама разводит руками. – Все просто.

– А тебя не смущало, что он тебе в отцы годится? – в сотый раз спрашиваю я.

– Папа всегда следил за собой. На свидания приезжал с иголочки, к тому же не пил, не курил, занимался спортом… – Мамины светло-серые глаза искрятся. Порой мне досадно, что я не унаследовала ее цвет глаз. Мы с Лаурой обе в отца темненькие. – Бывало, вхожу я в зал кафе или ресторана, – продолжает мама таким тоном, будто мы затронули эту тему впервые в жизни, – папа поднимается из-за столика и идет мне навстречу. Статный, высокий, галантный… Многие молодые ему в подметки не годились. К тому же меня покоряла его всесторонняя развитость и любознательность. Заведи с ним разговор на любую тему – он его искусно поддержит! – Она качает головой. – Нет, меня никогда особенно не смущала наша разница в возрасте.

– А как он сделал тебе предложение? – вдруг спрашиваю я, поневоле возвращаясь к наболевшему.

– О-о! – Мама кокетливо приподнимает подбородок и поправляет седые кудри. – О том, как папа предложил мне руку и сердце, впору снять романтический фильм. Это случилось в доме моих родителей, под Рождество… Они с самого утра морочили мне голову: мама без конца поручала мне бессмысленные задания, отправляла за покупками, в сапожную мастерскую, к родственникам. А ваш папа тем временем усыпал пол в моей небольшой комнатке лепестками роз и расставлял по всем полкам и столикам белые свечи на резных, будто вырезанных из кружева, подставочках… Я вообще не знала, что он в городе. Ему нужно было уехать к больной тетке во Флориду, у которой как раз собралась вся их родня. К тетке он поехал на следующий день, а Рождество мы провели вместе, уже как жених и невеста…

– Ты никогда-никогда не жалела потом, что приняла его предложение? – шепотом спрашиваю я, глядя на свои руки, чтобы мама не видела стоящих в моих глазах слез.

Она вздыхает.

– Даже не знаю… Сказать, что жизнь у нас была, как у Христа за пазухой, конечно, нельзя. Но это нормально, иначе не бывает. Конечно, мы с папой иной раз ссорились, однажды даже расставались…

– Серьезно? – удивляюсь я.

Мама смеется снисходительно добродушным смехом. Я понимаю ее. Я для нее совсем зеленая и глупая, а она прожила целую жизнь, вырастила двух дочерей, похоронила мужа. Теперь вот готовится стать бабушкой.

– Тебя еще не было, – говорит она, – а Лауре только-только исполнилось два года – она ничего не помнит.

– Расставались?.. – недоуменно повторяю я.

– На два месяца, – спокойно говорит мама. – Я жила у родителей, папа с головой окунулся в работу. А потом явился к нам и заявил: без вас я отсюда не уйду! – Она довольно улыбается, потом слегка грустнеет. – И разница в возрасте периодами давала о себе знать, и не во всем мы друг друга понимали… – Она взмахивает рукой. – Да и много разного другого приключалось. Но папа все время меня баловал, как… дочку, малого ребенка. Мне нередко казалось, что мы все трое – его дети. – Снова смеется. – А в целом… все сложилось так, как должно было. И… нет, я ни о чем не жалею.

От ее слов мне становится еще горше. Запрещаю себе думать об Уиле, но мысли жужжат в голове, как пчелиный рой. Мой взгляд падает на недоеденный пирог. Он смотрится… ну прямо как покупной.

– А вкусно готовить ты когда научилась?

– Еще школьницей. Бабушка твердила, что каждая уважающая себя женщина должна уметь подать себя в обществе, держать в руках иголку и печь пироги.

– Почему же ты не научила нас с Лаурой хотя бы как следует готовить омлет?

Мама поводит плечом.

– Потому что времена изменились. Теперь женщина может быть такой, какой ей хочется. Я решила: если им понадобится, купят поваренную книгу и в два счета овладеют кулинарными хитростями.

Тяжко вздыхаю.

– А мне кажется, что в двадцать восемь лет уже поздновато становиться чудо-поваром.

Мама хмыкает.

– Какие глупости! Ничто никогда не поздно. Особенно для такой сообразительной девочки, как ты.

– Не глупости… Женщины теперь и в самом деле такие, какими хотят быть, но замуж зовут, наверное, в основном тех, кто может без труда испечь такой пирог, – высказываю вслух внезапно пришедшую на ум безрадостную мысль.

– Что-что? – Мама берет меня за подбородок, приподнимает мою голову и внимательно всматривается в мои глаза. – Что за бредовые идеи бродят в этой хорошенькой головке?

Громко соплю и ничего не отвечаю.

– И с чего это ты вдруг завела подобный разговор? – вдруг произносит мама.

Поджимаю губы.

– Переживаешь, что Уилфред не зовет тебя замуж? – в лоб спрашивает она, убирая руку.

Шумно вздыхаю и потупляю голову.

– Не то чтобы… а впрочем… – Резко умолкаю.

Мама треплет меня по плечу.

– Знаешь, я тоже давно об этом размышляю. Чего вам тянуть? Уже прекрасно друг дружку знаете, вроде бы и чувства проверили и убедились, что сходитесь характерами… Только я все помалкивала. Думала: не буду лезть со своими допотопными взглядами. У вас другие ритмы, другие заботы, другие ценности…

Удрученно качаю головой.

– Да мне и самой так казалось, но… – Нет. Лучше не развивать эту тему, а то и тут распушу нюни.

– Что? – спрашивает мама.

– Так… ничего. – Я твердо решаю, что про нашу с Уилфредом историю больше не добавлю ни слова.

Мама тихо вздыхает и смотрит на меня с сочувствием и любовью. Какое-то время молчим, слушая льющиеся сквозь приоткрытое окно птичьи трели.

– Как пообщались с Виктором? – вдруг спрашивает мама подозрительно беспечным тоном.

Смотрю на нее с легким упреком.

– Нормально.

– У него вправду дела или он просто постеснялся зайти к нам на чай с пирогом?

– Конечно, у него дела, – немного раздраженно отвечаю я. – По-моему, Виктор не из стеснительных.

– Хороший парень, – задумчиво произносит мама, выглядывая в окно. – Общительный и вместе с тем скромный, трудолюбивый и так заботится о бабушке… Другой давно сдал бы ее в дом престарелых, и никто бы не осудил его: молодой мужчина, слишком занят и должен в первую очередь подумать о собственном будущем… Он же…

Мне вспоминается, как, введя в записную книжку сотового Викторов номер, я пошла в дом, а он все стоял и смотрел мне вослед. К щекам приливает краска. От смущения я сильнее злюсь на маму.

– На что это ты намекаешь? – спрашиваю, вскидывая голову.

Она растерянно смеется.

– Ни на что… Просто он постоянно спрашивает о тебе… да и вообще, знаешь, мне кажется… – Она взмахивает рукой. – Нет, ничего. – Извинительно смеется. – Это я так. Только не подумай, что я мечтаю вас свести.

– Еще чего! – вспыхиваю я.

Мама приподнимает руки.

– Ну-ну, не сердись. Я же говорю: ничего такого у меня и в мыслях нет. Виктор – славный парень, но Уилфред… роднее, что ли. И тоже отличный человек. Жизнь без него… теперь даже сложно представить.

– Мне тоже. – Я испытываю боль, но стараюсь скрыть это.

– Подогреть чай? – спрашивает мама.

Смотрю на часы и качаю головой.

– Нет, спасибо. Мне пора.

Я надеялась, что благодаря общению с родственниками успокоюсь и явлюсь на встречу с Уилом вполне готовая к серьезной беседе. Но сногсшибательная весть Лауры, неожиданная встреча с Виктором и разговор с мамой меня лишь пуще прежнего взбудоражили, поэтому я сажусь за столик напротив Уила, сама не своя от беспокойства.

– Привет, детка! – Он откладывает распечатки, изобилующие формулами, приподнимается, наклоняется над столом и чмокает меня в губы. – Как дела?

Подавляю в себе порыв выпалить «как сажа бела» и хватаю из рук подошедшего официанта толстое меню в кожаной обложке.

– Дела? – Раскрываю меню и делаю вид, что принимаюсь сосредоточенно изучать списки. – Вполне…

Чувствую на себе удивленно-вопросительный взгляд Уила и от этого сильнее взвинчиваюсь. Неужели ему непонятно, почему я в последнее время хожу как в воду опущенная?

– Как у тебя? – спрашиваю, не поднимая глаз.

– Все хорошо, – медленно произносит он. – Утром столкнулись в коридоре с Гринлоу. Она окинула меня осуждающе-изумленным взглядом. С Джонсоном пообщались весьма успешно. Придется внести в нашу чудо-машину некоторые мелкие изменения, но, думаю, это не отнимет у меня много времени.

Подходит официант. Я шумно захлопываю меню и то ли по рассеянности, то ли из вредности заказываю бифштекс с кровью, который вообще-то терпеть не могу. Уил выбирает то же самое, все время поглядывая на меня. Я осторожно смотрю по сторонам, будто озабоченная тем, нет ли поблизости знакомых. На самом же деле мне плевать на окружающих.

– Представляешь, его жена тоже антрополог, – говорит Уилфред, когда уходит официант.

При слове «жена» чаша моего терпения переполняется.

– Чья? – грубоватым тоном спрашиваю я.

Уил пожимает плечами.

– Джонсона.

– Почему «тоже»? – выпаливаю я.

– Ну… как ты, – растерянно поясняет он.

Издевательски усмехаюсь, презирая себя за несдержанность, но иначе просто не могу.

– Я тебе не жена. Да и ни дня не работала антропологом, а пока всего лишь учусь.

– В аспирантуре, – напоминает Уилфред. – Причем третий год. Что с тобой, Джу?

– Ничего. – Улыбаюсь неестественной улыбкой, какие ненавижу всей душой.

Кладу ногу на ногу, принимаюсь покачивать верхней и продолжаю глазеть по сторонам. Минуту-другую сидим молча. Наконец Уил прочищает горло и говорит:

– Ты о чем-то хотела побеседовать.

– Правда? – спрашиваю я. – Ах, да! – Что я собиралась ему сказать, честное слово, не помню. Те многозначительные фразы, которые я так тщательно продумывала, превратились в моем сознании в вязкую кашу. – Только, знаешь… я передумала.

Уил делает большие глаза.

– Ты же сказала, что это жизненно важно?

Хихикаю.

– Так мне казалось утром. А теперь… – С наигранной беспечностью пожимаю плечами.

Приносят бифштексы. Принимаюсь медленно отрезать от своего первый кусочек. Уил смотрит на меня напряженно-недоуменным взглядом.

– По-моему, ты не из таких… – медленно произносит он.

– Не из каких? – Отправляю кусок в рот.

– Не может быть, чтобы всего за несколько часов так резко изменилось и твое настроение, и взгляды на жизнь, – поясняет Уилфред.

Делано смеюсь, сама не понимая, что со мною творится.

– За эти несколько часов много чего произошло.

Уил приподнимает бровь.

– Что же?

– Я съездила к маме. У нее были Хэммонды. Как оказалось, они ждут ребенка.

– Вот как? – Голубые глаза Уила радостно вспыхивают. – Ну и новость! Надо будет позвонить им, поздравить!

– Еще у них сегодня день свадьбы, – добавляю я, по-глупому выделяя последнее слово.

– Да ты что? Обязательно позвоню! – Уил достает из кармана блокнотик и делает в нем пометку, не обращая особого внимания на мой прозрачный намек.

Меня берет злость.

– Мама говорит, что давно ждет внуков. Я ее понимаю: она стареет… не молодеем и мы.

Уил, чуть заметно улыбаясь, приступает к еде. Меня начинает бесить его недогадливость. Вообще-то он на редкость сообразительный. А тут… Может, прикидывается?

– Я тоже уже не девочка, – прямо говорю я, хоть и вовсе не собиралась прибегать к крайним мерам.

Уил замирает с вилкой и ножом в руках, несколько мгновений смотрит на меня немигающим взглядом, усмехается и качает головой.

– Подожди-подожди… ты что?.. Тоже захотела?..

– По-твоему, я ненормальная? – слегка сужая глаза, спрашиваю я.

– Ненормальная? – озадаченно переспрашивает Уил.

– Любая здоровая женщина лет после двадцати пяти задумывается о ребенке.

Уил кивает.

– А, ну конечно. Прекрасно понимаю. Мужчины тоже, если хочешь знать, об этом задумываются. Может, несколько позже.

– Ты старше меня на шесть лет, – подчеркиваю я.

Уил растерянно смеется.

– Детка, ты что же, затеяла обзавестись дитем прямо сейчас?

Меня его смех и произнесенный чуть снисходительным тоном вопрос оскорбляют.

– А почему бы и нет? – почти с вызовом спрашиваю я.

Уил опускает нож и вилку и берет меня за руку.

– Родная моя… признаться, в каком-то смысле твоя идея приятна и волнительна. Но ведь ты еще не доучилась, не начала работать. Мы платим приличные суммы по закладной, у меня пропасть работы… ты тоже вся в делах. По-моему, разумнее подождать.

Мне вспоминаются слова Бенджи о том, что даже финансовый кризис – не помеха для желающих обзавестись потомством. И становится яснее ясного: Уилфред к отцовству пока не готов. Или вообще не создан для семейной жизни. Или же не верит, что я могу быть достойной женой и матерью. Последняя мысль кажется мне настолько унизительной, что охватывает желание немедленно расставить точки над «i» и либо добиться своего, либо теперь же покончить с этими муками.

– А тебе не кажется, что у тебя всегда будет пропасть работы? – спрашиваю я, с трудом сохраняя самообладание. – Не думаешь ли ты, что, если не научишься отставлять дела, станешь их вечным рабом?

Уил отпускает мою руку и начинает быстрыми ловкими движениями резать бифштекс. По-моему, он тоже теряет терпение. Что ж, пусть даже так. Терзаться в одиночку мне надоело до чертиков.

– Некоторые дела отставить невозможно, – говорит он. – Не бросишь же ты диссертацию, когда вложила в нее столько времени и сил? А у меня важный проект, студенты, сессия на носу…

Он усмехается, и мне кажется, что это не усмешка, а плевок в мое лицо. Опускаю руки на колени и сжимаю пальцы в кулаки. Все идет черт знает как! А я, глупая, надеялась, что сумею легко решить эту проблему!

– Беременность у всех протекает по-разному, – учительски рассудительно (что тоже действует мне на нервы) продолжает Уилфред. – Некоторые с первых недель страдают ужасными токсикозами. При таком раскладе и об учебе, и о карьере тебе придется забыть. – Он дергает головой. – Нет, Джу! Это крайне несерьезно! Я бы даже сказал – легкомысленно. И совсем на тебя не похоже. Узнала о беременности сестры, возгорелась желанием немедленно последовать ее примеру и забыла обо всем на свете! Это никуда не годится.

От гнева у меня высоко вздымается грудь.

– Обо всем на свете? – тихо переспрашиваю я, изо всех сил стараясь унять злобу.

Уилфред вскидывает руку с вилкой, на которую наколот кусок окровавленного мяса.

– Именно! Обо всем на свете. Об ответственности, о будущем, о том, нужна ли кому-нибудь такая поспешность! Она никогда не доводит до добра. И первым, кто из-за нее пострадает, будет ребенок!

Черт! Он повернул все так, что выставил меня ветреной торопыгой, капризной своевольницей! Ему и в голову не приходило, что я раздумываю над этими вопросами вот уже несколько месяцев. Причем со всей ответственностью!

– Я догадываюсь, почему ты так реагируешь, – цежу я сквозь зубы. – Потому что детей тебе вполне хватает в обожаемом колледже. А своих ты просто вовсе не хочешь заводить. Поэтому и меня стараешься принизить… – Когда последние слова слетают с моих губ, я немного пугаюсь. Не слишком ли я увлеклась?

Уилфред бледнеет, медленно промокает губы салфеткой и со зловещим спокойствием произносит:

– Извини, но у меня впереди еще целых полдня. Не желаю выбиваться из колеи. И не хочу продолжать разговор в таком тоне. Давай договоримся: ты сейчас поедешь домой или к Мелиссе или где-нибудь погуляешь. Словом, сделаешь все возможное, чтобы остыть. А вечером мы возобновим беседу. Надеюсь, нам хватит ума закончить ее достойно и без взаимных обвинений.

Во мне все клокочет. Неужто он сможет так просто вернуться в колледж и как ни в чем не бывало продолжать работу?

– Тебя устраивает такой план? – спрашивает Уилфред, строго глядя мне в глаза.

Мне до ужаса неуютно. Кажется, что кусок мяса застрял в горле, джинсы вдруг стали узки и сломались кондиционеры, поэтому в зале нечем дышать. Как было бы здорово, если бы сейчас Уилфред не пронизывал меня суровым взглядом, а заверил в том, что очень хочет детей. Моих. Наших…

– Устраивает? – настойчивее и с нотками злости повторяет он.

Мой гнев внезапно сменяется безутешным страданием. Становится жаль себя и хочется плакать. Наверное, я сама во всем виновата. Не стоило поднимать столь важный вопрос в людном месте, провоцировать скандал…

– Джуди, я опаздываю, – говорит Уилфред, поднимаясь из-за стола.

Он называет меня не «Джу», не «малышом» и не «деткой» только когда всерьез сердится. Впрочем, сейчас я его где-то понимаю. Не исключено, окажись я на его месте, повела бы себя категоричнее и нетерпимее. Сижу, глядя в тарелку и не смея поднять глаз. Уилфред касается губами моего лба.

– Увидимся дома.