Текст книги "Невинное развлечение"

Автор книги: Джулия Куин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

После этого он приподнялся и легко вошел в нее. Он думал, что она начнет сопротивляться, но она все еще была так возбуждена, что приняла все как должное. Он содрогнулся от наслаждения, от волшебного соединения их тел. У него было такое чувство, что он еще никогда не испытывал ничего подобного. Желание взяло верх, и он потерял контроль.

Если бы он уже только что не доставил ей наслаждения, могло бы показаться, что он слишком торопится, что эта поспешность постыдна. Но он напрягся, вскрикнул и в изнеможении упал на нее.

Глава 21

Оливия уехала первой.

Она не помнила, как долго они пролежали на диване, пытаясь сначала прийти в себя, а потом – нормально дышать, но у них ушло немало времени на то, чтобы привести себя в порядок. Гарри не смог так же хорошо завязать шейный платок, как это делал его камердинер, а Оливия поняла, что одного носового платка недостаточно, чтобы устранить…

Господи, она не могла произнести эти слова даже про себя. Она не жалела о том, что сделала. Это был самый замечательный, великолепный, изумительный опыт в ее жизни.

Наконец, оглядев друг друга, они нашли, что выглядят достаточно респектабельно, чтобы появиться на публике. Они решили, что Оливия уйдет первой, а Гарри последует за ней через пять минут.

– Ты уверен, что с моей прической все в порядке? – спросила она, готовясь открыть дверь.

– Нет, – признался он.

Она посмотрела на него в ужасе.

– Но она выглядит неплохо, – сказал он с типичной для мужчины неуверенностью, когда надо было описать прическу дамы, – но я не думаю, что она такая же, как была, когда ты приехала. – Он криво улыбнулся, понимая, что не выдержал экзамена.

Она бросилась к зеркалу, но оно висело высоко над камином, так что, даже встав на цыпочки, она не могла себя увидеть.

– Я ничего не вижу, – проворчала она. – Придется поискать туалетную комнату.

Так что их планы поменялись. Оливия пойдет искать туалетную комнату и останется там по крайней мере на десять минут, с тем чтобы Гарри смог выйти из комнаты через пять минут после того, как Оливия уйдет, а вернуться в зал за пять минут до того, как в него войдет она.

Оливия сочла все эти ухищрения страшно утомительными. Как это людям удается изворачиваться, словно ворам? Шпион из нее точно не выйдет.

Ее чувства, видимо, отразились на ее лице, потому что Гарри подошел к ней и поцеловал в щеку.

– Мы скоро поженимся, – пообещал он, – и нам больше никогда не придется снова прятаться.

Она было открыла рот, чтобы сказать, что ее мать наверняка станет настаивать на трехмесячной помолвке (в лучшем случае), но он упредил ее:

– Не беспокойся. Это не предложение. Когда я буду делать тебе предложение, все будет официально.

Она улыбнулась, попрощалась с ним и, выглянув за дверь, чтобы убедиться, что никого нет, прошмыгнула в тихую, залитую лунным светом галерею.

Она знала, где находится туалетная комната, поскольку уже побывала там сегодня вечером. Она старалась идти спокойно, не ускорять шаг, чтобы не создалось впечатление, будто она бежит. Но и слишком медленно идти не стоило. Всегда надо выглядеть так, что впереди у тебя какая-то цель.

Никто не попался ей по дороге, чему она была очень рада. Однако в холле перед туалетной комнатой, где дамы могли помыть руки и поправить прическу, она была встречена громким восклицанием:

– Оливия!

Перед зеркалом стояла Мэри Кэдоган, которая энергично пощипывала свои щеки.

– Господи, Мэри! Как ты меня напугала.

Она определенно не хотела ввязываться в разговор с Мэри Кэдоган, но, с другой стороны, если уж ей было суждено с кем-то неожиданно столкнуться, то пусть это будет подруга. Мэри может удивиться немного, заметив растрепавшуюся прическу Оливии, но она никогда не заподозрит правду.

– Посмотри, что с моими волосами! Ужас! Я поскользнулась и чуть было не упала. Кто-то пролил шампанское, – сказала Оливия.

– Как я это не люблю.

– Как тебе мои волосы? – спросила Оливия в надежде, что ей удалось отвлечь Мэри от дальнейших расспросов.

– Не такие уж растрепанные, – утешила ее Мэри. – Я могу тебе помочь. Я много раз причесывала свою сестру. – Она подтолкнула Оливию на стул и занялась шпильками. – По-моему, твое платье не пострадало. По крайней мере ничего не заметно.

– Я уверена, что на подоле остались пятна.

– А кто разлил шампанское?

– Не знаю.

– Могу поспорить, что это был мистер Грей. У него одна рука на перевязи.

– Я видела.

– Я слышала, что его дядя столкнул его с лестницы.

Оливия с трудом сдержала ужас, узнав об этом слухе.

– Не может быть!

– Почему?

– Ну… – Оливия пыталась найти правдоподобный ответ. Она не хотела говорить, что Себастьян упал со стола в ее доме. Мэри просто забросала бы ее вопросами, если бы узнала, что Оливия знает правду об этом инциденте. Поэтому Оливия сказала: – Ты не думаешь, что если бы он упал с лестницы, он пострадал бы гораздо больше?

Мэри задумалась.

– Может, лестница была короткой? Например, при входе в дом?

– Может быть. – Оливия надеялась, что на этом разговор закончится.

– Хотя, – сказала Мэри, не оставляя Оливии надежды, – если бы это случилось на входе, у мистера Грея были бы свидетели.

Оливия решила отказаться от комментариев.

– Но это могло случиться и ночью, – продолжала размышлять Мэри.

Оливия подумала о том, что Мэри неплохо было бы задуматься над тем, не сочинить ли ей собственный роман в стиле «Мисс Баттеруорт». Воображения ей хватило бы с лихвой.

– Ну, вот так, – провозгласила Мэри. – Прическа как новая. Почти. Мне не удалось восстановить завиток над ухом.

Оливии стало немного не по себе, что Мэри заметила эту завитушку, потому что сама она ее не помнила.

– Спасибо тебе. Я очень тебе обязана.

Мэри улыбнулась:

– Рада была тебе помочь. Пойдем обратно в зал?

– Ты иди, а я тебя догоню. – Она кивнула в сторону кабинок: – Мне еще надо туда.

– Тебя подождать?

– Нет, нет, не надо.

Оливии действительно надо было остаться наедине хотя бы на несколько минут – чтобы собраться с мыслями, отдышаться и таким образом попытаться вернуть себе равновесие.

– Конечно, дорогая. Еще увидимся, – кивнула Мэри и вышла из туалетной комнаты, наконец оставив Оливию одну.

Оливия закрыла глаза и сделала глубокий вдох, о котором так долго мечтала. У нее все еще слегка кружилась голова.

Она пока не знала, что шокировало ее больше – то, что она только что лишилась девственности в доме посла России, или то, что она собирается выйти в зал и присоединиться к гостям, будто ничего не случилось.

Поймут ли люди что-нибудь по ее лицу? Неужели она выглядит совершенно по-другому? Бог свидетель, чувствовала она себя другой.

Приблизившись к зеркалу, она попыталась получше рассмотреть свое лицо. Щеки сильно порозовели – этого не скроешь. И глаза слишком блестят, почти сияют.

Да она все это себе нафантазировала. Никто ничего не поймет.

Никто, кроме Гарри.

При мысли о нем у нее буквально подскочило сердце в груди.

Гарри поймет. Он вспомнит все до мельчайших подробностей, и когда он посмотрит на нее глазами, горящими от желания, она снова растает.

Уверенности, что она сможет все это выдержать, у нее вдруг поубавилось. По ее виду никто не догадается, что она делала, но если кто-нибудь взглянет на нее в тот момент, когда она будет смотреть на Гарри…

Она расправила плечи. Она сможет. Ведь она леди Оливия Бевелсток, которая умеет вести себя в любой ситуации, не так ли? Она леди Оливия Бевелсток, которая скоро станет…

Она скоро станет леди Валентайн. Звучит хорошо. Так романтично.

Она подошла к двери, чтобы повернуть ручку.

Но кто-то открыл дверь с той стороны раньше ее. Она отступила назад, чтобы ее не ударило дверью.

Но не смогла избежать столкновения…

– О!

Куда запропастилась Оливия?

Гарри уже полчаса как вернулся в зал, но нигде не мог ее найти. Он отлично разыгрывал свою роль, болтая с бесконечным числом молодых леди, даже потанцевал с одной из Смайт-Смитов. Он проверил, как себя чувствует Себастьян, хотя это было и не обязательно, потому что плечо уже несколько дней его не беспокоило.

Оливия сказала, что пойдет в дамскую комнату, чтобы удостовериться, что с ее внешним видом все в порядке. Он и не ждал, что ей потребуется всего десять минут. Но все же ей уже давно следовало появиться. На его взгляд, она выглядела прекрасно. Что же ей понадобилось так долго делать?

– О! Сэр Гарри!

Он обернулся и увидел молодую девушку, с которой Оливия сидела в Гайд-парке. Черт, как же ее зовут?

– Вы не видели Оливию? – спросила она.

– Нет, хотя я уже давно в зале.

Она нахмурилась:

– Не понимаю, где она может быть. Мы были с ней вместе совсем недавно.

– Вот как? – заинтересовался Гарри.

Она кивнула:

– Я помогала ей поправить прическу. Кто-то пролил шампанское и она поскользнулась.

Гарри не был уверен, какое это имело отношение к прическе, но почел за лучшее не спрашивать. Какую бы историю ни сочинила Оливия, она, по-видимому, убедила свою подругу, и он не станет ее разубеждать.

Она вертела головой, оглядывая толпу:

– На самом деле мне надо кое-что ей рассказать.

– А когда вы ее видели в последний раз? – вежливо, почти по-отечески спросил Гарри.

– Не помню. Может, час назад. Нет, раньше. – Она продолжала изучать толпу, но Гарри не мог сказать, ищет ли она Оливию или просто смотрит на танцующих.

– Вы ее видите? – спросил Гарри, чувствуя себя неловко оттого, что она смотрит на кого угодно, только не на него.

Она все время качала головой, а потом, очевидно, заметив кого-то, кто был для нее важнее, чем Гарри, сказала:

– Если вы найдете ее раньше, чем я, скажите, что я ищу ее.

Махнув на прощание рукой, она растворилась в толпе.

Гарри двинулся в сторону дверей, ведущих в сад. Он сомневался, что Оливия дойдет туда, но поскольку к дверям вели три ступеньки вверх, оттуда ему будет легче ее увидеть.

Но и с этого выгодного положения он видел многих знакомых ему гостей, но Оливии нигде не было. Был Себастьян, который по-прежнему очаровывал юных леди вымышленными историями своих подвигов. Был Эдвард, стоявший рядом с ним и пытавшийся выглядеть старше, чем был на самом деле. Была подруга Оливии (он так и не вспомнил ее имени), которая пила маленькими глотками лимонад и делала вид, что слушает пожилого джентльмена, кричавшего ей что-то на ухо. И наконец, был брат-близнец Оливии, который подпирал стену со скучающим видом.

Даже Владимир был здесь. Он важно шествовал через зал, расталкивая лордов и леди и не утруждая себя извинениями. Гарри отметил, что вид у телохранителя был серьезный, и подумал, что надо бы, пожалуй, узнать, в чем дело. Однако каково же было его изумление, когда он понял, что русский великан направляется именно к нему.

– Идите со мной, – приказал он Гарри.

– Вы говорите по-английски? – удивился Гарри.

– Не так хорошо, как вы говорите по-русски, – ответил Владимир на своем родном языке.

– Что происходит? – спросил Гарри. На всякий случай – по-английски.

Владимир посмотрел на Гарри в упор:

– Я знаком с Уинтропом.

Этого было почти достаточно, чтобы Гарри поверил ему.

А потом Владимир сказал:

– Леди Оливия пропала.

Гарри вдруг стало все равно, доверяет он Владимиру или нет.

Оливия не понимала, где она находится.

И как она сюда попала.

И почему у нее связаны за спиной руки, связаны ноги, а рот чем-то завязан.

Она пыталась разглядеть что-либо в полумраке.

Она лежала на боку, лицом к стене, на какой-то кровати. Может быть, тот, кто это сделал, полагал, что если она не сможет двигаться и кричать, будет не важно, что именно она перед собой видит.

Но кто? Почему? Что с ней произошло?

Она попыталась думать, постаралась привести в порядок свои мысли. Она была в туалетной комнате. Там была и Мэри Кэдоган, но потом она ушла и Оливия осталась одна. Как долго? Минут пять, не больше.

Она наконец собралась с силами и успокоилась, чтобы вернуться в зал, но дверь открылась и…

Что произошло? Что произошло?

«Думай, Оливия, думай».

Почему она ничего не может вспомнить? Словно по ее памяти прошлись огромным серым мазком.

Ей вдруг стало трудно дышать. Почему она не может собраться с мыслями?

Она начала дергаться, хотя понимала, что это бесполезно. Все же ей удалось повернуться на спину. Но она не могла ни успокоиться, ни…

– Вы пришли в себя.

Она похолодела.

Голос был незнаком. А когда человек подошел ближе, поняла что его не знает.

«Кто вы?»

Она, конечно, не могла говорить. Но он прочел вопрос в ее глазах, полных ужаса.

– Не важно, кто я, – сказал он с легким акцентом. Она не могла понять, откуда он родом. Она была не в ладах с иностранными языками и не могла определить акцент.

Человек подошел еще ближе и сел на стул около кровати. Он был старше ее, но не в том возрасте, как ее родители. Седеющие волосы были коротко подстрижены. В полумраке она не могла разглядеть их цвет.

– Князь Алексей влюбился в вас, – сказал он. Значит, это князь Алексей сделал с ней такое? Человек тихо засмеялся.

– Вы не скрываете своих эмоций, леди Оливия. Это не князь притащил вас сюда. Но ему придется, – он наклонился к ней так близко, что она почувствовала на своей щеке его дыхание, – раскошелиться, чтобы вернуть вас.

Она замотала головой и попыталась сказать, что князь в нее не влюбился, а если и был влюблен, то теперь она его уже не интересует.

– Если вы умны, вы не станете дергаться. Вы не сможете освободиться. Так что незачем понапрасну тратить силы.

Но она не могла не попытаться. Ее охватил такой ужас, что она просто не могла лежать спокойно.

Человек встал и посмотрел на нее. Его губы слегка искривила улыбка.

– Немного позже я принесу вам поесть и воды.

Он вышел, и когда Оливия услышала, как щелкнул замок и в нем дважды повернулся ключ, ей показалось, что она задыхается от неимоверного страха.

Ей не удастся выбраться отсюда. Во всяком случае, сама она не сможет этого сделать.

Но знает ли кто-либо, что она исчезла?

Глава 22

– Где она?

Это все, что мог выдавить Гарри, прежде чем он набросился на князя.

Он вошел вслед за Владимиром в какую-то комнату в задней части дома. Паника росла с каждым шагом. Он понимал, что ведет себя глупо. Это могла быть ловушка. Кто-то, по-видимому, знал, что он работает на военное министерство. Иначе откуда Владимир узнал, что он говорит по-русски?

Может статься, что он идет на собственную казнь.

Но он должен был воспользоваться этим шансом.

Когда Гарри увидел князя в этой комнате, освещенной единственной свечой на голом столе, он не дал ему вымолвить ни слова и набросился на него. Страх сделал его сильным, и когда оба они грохнулись на пол, он зарычал:

– Где она? Что вы с ней сделали?

– Прекратите! – Владимир вклинился между ними и стал их разнимать. Только когда Гарри уже стоял на ногах, а Владимир удерживал его на расстоянии вытянутой руки от князя, до него дошло, что князь не сопротивлялся.

Князь был бледен и напуган.

– Что происходит? – шепотом спросил Гарри.

Алексей протянул ему листок бумаги. Гарри поднес его к свече. Записка была написана на кириллице. Гарри промолчал. Сейчас не время притворятся, что он не может прочесть записку.

«Если вы согласитесь сотрудничать, леди будет жива. Но стоить она будет дорого. Никому ничего не говорите».

Гарри поднял глаза.

– Откуда нам знать, что речь о ней? Они не назвали ее имени.

Алексей молча протянул руку. В кулаке у него была зажата прядь волос. Гарри хотел было сказать, что это могут быть и не ее волосы, что это могла быть другая женщина с таким цветом волос – того невероятного оттенка солнца и сливочного масла.

Но он узнал.

– Кто это написал? – спросил он. По-русски.

Первым заговорил Владимир:

– Мы думаем…

– Выдумаете? – взревел Гарри. – Выдумаете? Вам следует это узнать, и чем скорее, тем лучше, черт побери! Если с ней что-нибудь случится…

– Если с ней что-нибудь случится, – вмешался князь ледяным тоном, – я собственноручно перережу им горло. Справедливость восторжествует.

Гарри медленно повернулся к князю, стараясь унять поднимавшуюся к горлу тошноту.

– Мне не нужна справедливость, – низким, напряженным от ярости голосом сказал он. – Мне нужна она.

– Мы ее найдем, – сказал Владимир, бросив на князя предостерегающий взгляд. – Она не пострадает.

– Кто вы?

– Не имеет значения.

– Я полагаю, что имеет.

– Я тоже работаю на военное министерство. – Он чуть пожат плечами. – Иногда.

– Простите меня, но вы не сумели завоевать мое доверие, – отрезал Гарри.

Владимир посмотрел на Гарри так же, как в бальном зале – тем же прямым пристальным взглядом, который лишил его спокойствия. Было ясно, что он гораздо более важный человек, чем просто телохранитель при князе.

– Я знаком с Фицуильямом, – тихо сказал он.

Гарри похолодел. Никто не знал Фицуильяма – если только тот сам этого не хотел. У Гарри голова пошла кругом. Зачем было Фицуильяму приказывать ему наблюдать за князем Алексеем, если этим должен был заниматься Владимир?

– Ваш человек Уинтроп ничего не знает про меня, – сказал Владимир, предвидя следующий вопрос Гарри. – Его положение не настолько высоко, чтобы знать обо мне.

Насколько было известно Гарри, единственным человеком, который был выше по положению, чем Уинтроп, был сам Фицуильям.

– Так что же происходит? – снова спросил Гарри, стараясь говорить спокойно.

– Я не поклонник Наполеона, – сказал князь Алексей. – Им был мой отец, но я нет.

Гарри посмотрел на Владимира.

– Он не работает со мной, – кивнул Владимир на князя. – Но он… помогает. Он дал деньги. И разрешил использовать свою страну.

– Какое это имеет отношение… – спросил Гарри.

– Есть люди, которые попытаются его использовать, – прервал его Владимир. – Он неоценим, будь то живой или мертвый. Я его защищаю.

Поразительно. Владимир действительно телохранитель князя Алексея. Одна крошечная правда в паутине лжи.

– Он приехал, как и сказал, чтобы навестить своего кузена, – продолжал Владимир. – Это удобный случай для моей встречи с моими сотрудниками в Лондоне. К сожалению, интерес князя к леди Оливии не остался незамеченным.

– Кто за ней следил?

Владимир на мгновение отвел взгляд, и Гарри понял, что это плохо. Если Владимир не может смотреть ему прямо в глаза, значит, Оливия в серьезной опасности.

– Я не уверен, – сказал наконец Владимир. – Я пока не знаю, замешана ли здесь политика или просто деньги. Князь очень богатый человек.

– Мне говорили, что его финансовое положение в последнее время пошатнулось, – заметил Гарри.

– Это правда, – подтвердил Владимир, подняв руку, чтобы князь не начал оправдываться. – Но у него еще очень много всего. Земля. Драгоценности. Более чем достаточно, чтобы преступник потребовал выкуп.

– Но она не…

– Кто-то думает, что я планировал сделать ей предложение, – вмешался князь.

– А это не так?

– Я сначала хотел. Но она… Она влюблена в вас. Мне в принципе не нужна женщина, которая будет меня любить. Но я не потерплю рядом с собой женщину, которая любит другого.

Гарри скрестил руки на груди.

– Вашим врагам, по-видимому, не разъяснили ваших намерений.

– Меня не следует винить за это. – Алексей сглотнул, а Гарри в первый раз с тех пор, как узнал князя, увидел, что он чувствует себя неловко. – Я не могу контролировать то, что обо мне думают другие.

– Что мы будем делать сейчас? – спросил Гарри у Владимира.

Владимир посмотрел на него так, что Гарри понял, что ему не понравится то, что он услышит.

– Ждать. На нас снова выйдут.

– Я не собираюсь ждать…

– А что вы предлагаете? Опросить каждого гостя, всех до единого? В записке сказано, что мы не должны никому ничего говорить. Мы уже не послушались – рассказали вам. Если это такие люди, какими я себе их представляю, мне не хотелось бы, чтобы мы их рассердили.

– Но…

– Вы хотите дать им повод причинить ей боль? – нетерпеливо отрезал Владимир.

Гарри почувствовал, будто кто-то его душит. Он понимал, что Владимир прав, а у него самого нет никаких идей.

Это его убивало. Тревога. Беспомощность.

– Кто-то должен был что-то видеть, – сказал он.

– Я собираюсь это расследовать, – ответил Владимир.

– Я пойду с вами.

– Нет, – остановил его Владимир. – Вы слишком взволнованны и не сможете принять правильное решение.

– Я не могу ничего не делать. – Гарри снова почувствовал себя юным и беспомощным перед лицом проблемы, решить которую он не может.

– Вы еще успеете много сделать. Но позже.

Гарри смотрел, как Владимир идет к двери, но прежде, чем тот успел выйти, он крикнул:

– Подождите!

Владимир обернулся.

– Она пошла в дамскую комнату. Она пошла туда после… – Гарри откашлялся. – Я знаю, что она пошла в дамскую комнату.

Владимир кивнул:

– Это может помочь.

Когда Владимир ушел, Гарри посмотрел на Алексея.

– Вы говорите по-русски, – сказал князь.

– Моя бабушка отказывалась говорить с нами по-английски, – признался Гарри.

– Моя бабушка была из Финляндии. Она была такая же.

Гарри опустился на стул и обхватил голову руками.

– Это хорошо, что вы говорите на нашем языке. Не многие наши соотечественники говорят по-русски.

Гарри попытался не слушать князя. Ему надо было подумать. Он не знал, с чего начать. Может ли он что-либо знать, что помогло бы определить, где находится Оливия? Для этого ему было необходимо сосредоточиться.

Но Алексей не унимался:

– Меня всегда удивляет, когда…

– Помолчите! – вырвалось у Гарри. – Просто помолчите. Ничего не говорите, если только это не касается Оливии. Вы меня поняли?

Алексей немного помолчал, а потом подошел к книжному шкафу, извлек из него бутылку и два стакана. Он напил что-то – скорее всего водку – в оба стакана и молча поставил один стакан перед Гарри.

– Я не пью, – не поднимая головы, сказал Гарри.

– Это вам поможет расслабиться.

– Нет.

– Вы говорите, что вы русский? И вы не пьете водку?

– Я не пью вообще ничего, – отрезал Гарри.

Алексей посмотрел на Гарри с любопытством, а потом сел в дальнем углу комнаты.

Стакан оставался нетронутым почти час. Когда Алексей наконец понял, что Гарри сказал правду, он взял стакан и осушил его.

Минут через десять Оливии наконец удалось настолько утихомирить свое тело, чтобы ее мозг начал работать. У нее не было абсолютно ни одной мысли по поводу того, что она могла бы сделать, чтобы спастись, но ей показалось разумным собрать как можно больше информации.

Вычислить, где она находится, было совершенно невозможно. Или? Она с трудом села и начала изучать комнату, хотя в полумраке мало что можно было разглядеть. Свечу забрал тот стриженый.

Комнатка была небольшой и скудно обставленной, но не убогой. Оливия придвинулась ближе к стене и скосила глаза на штукатурку. Потом потерлась об нее щекой. Стена была гладкой. Никаких изъянов или осыпающейся побелки. Подняв глаза, она увидела на стыке стен и потолка лепнину в форме короны. С того места, где она сидела, было трудно разглядеть дверь, но ручка в виде шара была явно высокого качества.

Неужели она все еще в резиденции посла? Вполне возможно. Она наклонилась и дотронулась щекой до своей голой руки. Кожа была теплой. Разве она не почувствовала бы, если бы ее несли по улице? Правда, она не знает, как долго она была без сознания. Возможно, она здесь уже несколько часов. Все же она не чувствовала, будто была где-то вне дома.

Она чуть было не рассмеялась нервным смехом.

О чем она только думает? Она не чувствовала? Что это означает? Неужели она собирается принимать какие-то решения, основанные на том, что она якобы чувствовала? Или на том, что могло или не могло произойти, когда она была без сознания?

Она заставила себя перестать что-то придумывать. Надо успокоиться. Она ничего не добьется, если начнет впадать в истерику каждые пять минут. Она умна и способна сохранять хладнокровие.

Она должна сохранять самообладание и не терять голову.

Что ей известно о резиденции посла? Она была здесь дважды – в первый раз, когда ее представляли князю Алексею, и сегодня вечером на балу.

Здание было огромным – настоящий дворец в самом центре Лондона. Здесь наверняка множество комнат, где можно было бы спрятать человека. Возможно, эта комната в числе помещений для прислуги. Она попыталась представить себе, как выглядят комнаты для прислуги в ее доме. В них тоже есть лепнина? И такие же дверные ручки?

К сожалению, она понятия не имела.

Черт. Почему она этого не знает? Разве она не должна была это знать?

У дальней стены было окно, но оно было задрапировано тяжелыми бархатными шторами. Их цвет – красные? синие? – было невозможно определить. В комнате было слишком темно. Единственным светом, проникавшим через полукруглую часть закрытого шторами окна, был свет луны.

Она задумалась.

Интересно, подумала она, если ей удастся каким-то образом сползти с кровати, сможет ли она выглянуть в окно? Но как сползти? Ноги связаны так туго, что невозможно сделать даже шажок. А с завязанными за спиной руками как она сможет удержать равновесие?

Не говоря уж о том, что она должна все это проделать в полной тишине. Что будет, если похититель не найдет ее на кровати – там, где он ее оставил? Осторожно и очень медленно она спустила ноги с кровати и стала двигаться к краю, пока ее ступни не коснулись пола. Двигаясь с той же осторожностью, она смогла встать, а потом мелкими шажками подошла к окну.

Окно. Почему оно показалось ей таким знакомым?

Потому что это окно, напомнила она себе нетерпеливо. Окна редко отличаются какими-либо вычурными архитектурными деталями.

Когда она уже была у цели, она осторожно наклонилась и попыталась отодвинуть штору лицом. Сначала она прислонила щеку, а потом попыталась зацепить край шторы носом. Ей пришлось предпринять четыре попытки, прежде чем удалось немного отодвинуть штору, а плечом заблокировать ее, чтобы она не соскользнула обратно.

Она уперлась лбом в стекло и… ничего не увидела. Стекло запотело от ее дыхания. Она повернула голову, чтобы щекой очистить запотевшее место, и снова выглянула.

Она по-прежнему почти ничего не видела, но была уверена, что находится высоко – на пятом или шестом этаже, – ей были видны крыши многих соседних домов.

А еще она увидела луну.

Ей была видна луна и из другой комнаты – той, где они с Гарри занимались любовью. Она видела ее через верхнюю полукруглую часть окна.

У этого окна был точно такой же верх с таким же рисунком переплетов – в виде раскрытого веера.

Значит, она все еще в резиденции посла. Ее, конечно, могли перевезти и в другое здание с таким же рисунком окон, но это все же маловероятно, не так ли? Резиденция посла была огромной. Это был практически дворец. В этой части Лондона было достаточно места для таких великолепных зданий.

Вытянув шею, она заглянула за край шторы. Потом приложила к стеклу ухо, пытаясь уловить какие-нибудь звуки. Музыку? Человеческие голоса? Неужели нет никаких признаков того, что в этом здании происходит грандиозный бал?

Но может быть, она вовсе не в резиденции посла? Нет. Здание такое большое, что сюда могут и не доноситься какие-либо звуки.

Поэтому она ничего и не слышит.

Но шаги она все же услышала. Сердце подскочило у нее в груди, и она мелкими прыжками сумела добраться до кровати и повалиться на нее как раз в тот момент, когда она услышала щелчки открываемого замка.

Когда дверь отворилась, она начала отчаянно биться. Это был единственный способ скрыть свое тяжелое дыхание.

– Я велел тебе не дергаться, – отругал ее похититель. В руках у него был поднос с чайником и двумя чашками.

Оливия почувствовала запах горячего чая. Запах был божественным.

– Видите, какой я вежливый? – Он поставил поднос на стол. – Мне тоже однажды завязали рот. От этого пересыхает в горле.

Оливия не знала, как ей реагировать на такое заявление. Именно – как. Он же знал, что она не может говорить.

– Я развяжу тебе рот, чтобы ты могла выпить чаю. Но ты должна вести себя тихо. Если ты произнесешь хотя бы звук, кроме тихого, шепотом, «спасибо», мне придется опять тебя вырубить.

Она посмотрела на него в испуге.

Он пожал плечами:

– Это сделать очень просто. Мне уже раз приходилось, и у меня неплохо получилось. Думаю, что после этого у тебя даже не будет болеть голова.

Оливия заморгала. Голова у нее действительно не болела. Что он с ней сделал?

– Так ты будешь вести себя тихо?

Она кивнула. Надо было, чтобы он развязал ей рот. Если ей удастся поговорить с ним, может быть, она сможет убедить его, что это ошибка.

– Не пытайся совершить что-нибудь героическое, – предостерег он ее веселым тоном, словно не мог себе представить, что она на это решится.

Она покачала головой, стараясь, чтобы ее взгляд был серьезным. Это был единственный способ общения до того, как он развяжет ей рот.

– Я думаю, чай готов, – сказал он. – Мы же не хотим, чтобы он… как это говорится?

Он был русский. По одной этой фразе – «Как это говорится?» – Оливия узнала акцент и определила его национальность. Он говорил точно так же, как князь Алексей.

– Какой же я глупец, – сказал он, разливая чай по чашкам. – Ты же не можешь ничего сказать.

Он развязал ей рот. Оливия закашлялась, и ей понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла заговорить. Глядя прямо ему в глаза, она сказала:

– Перестоял.

– Не понял.

– Чай. Вы не хотели бы, чтобы он перестоял.

– Перестоял. – Он повторил слово, будто пробуя его на вкус и закрепляя его в своей памяти. Он удовлетворенно кивнул и протянул ей чашку.

Она состроила гримасу и чуть пожала плечами. Как она должна держать чашку? Или он забыл, что у нее связаны руки?

Он улыбнулся. Однако его улыбка не была жестокой. И не снисходительной. Она была почти… печальной.

Это дало Оливии надежду. Небольшую, но все же.

– Боюсь, что я не настолько тебе доверяю, чтобы развязать тебе руки.

– Я обещаю, что не буду…

– Не давайте обещаний, которые не можете выполнить, леди Оливия.

Она хотела было запротестовать, но он не дал ей говорить.

– Я не думаю, что ты понимаешь, что даешь ложные обещания. Но тебе может показаться, что у тебя есть возможность, и ты захочешь ею воспользоваться и сделаешь какую-нибудь глупость, а мне придется сделать тебе больно.

Это был эффективный способ прекратить дискуссию.

– Я думал, что ты со мной согласишься, – добавил он. – Ты достаточно мне доверяешь, чтобы! позволить мне подержать твою чашку?

Она медленно покачала головой. Он засмеялся:

– Ты умная женщина. Очень умная. Глупость выводит меня из себя.

– Один человек, которого я очень уважаю, советовал мне никогда не доверять тому, кто просит ему доверять, – тихо сказала Оливия.

– Этот человек – мужчина? – со смешком спросил похититель.

Оливия кивнула.

– Он хороший друг.

– Я знаю.

– Пей. – Он поднес чашку к ее губам. – В данном случае у тебя нет другого выбора, как только довериться мне.

Она сделала глоток. Выбора у нее действительно не было, а горло страшно пересохло.

Он поставил на стол ее чашку и взял свою.

– Обе чашки налиты из одного чайника, – сказал он, сделав несколько глотков. – Но тебе необязательно мне доверять.