Текст книги "Невинное развлечение"

Автор книги: Джулия Куин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Простите, – сказала она невозмутимо, потому что очень хорошо умела притворяться. – Нас представляли друг другу?

Однако насмешливый изгиб его губ говорил о том, что ей не удалось замаскировать свое удивление и смущение.

– Извините меня, – сказал он вкрадчиво, и от звука его голоса она вздрогнула – голос был не таким, каким она его себе представляла. Он звучал как запах бренди и был похож на вкус шоколада. Она не поняла, почему она вздрогнула, потому что сейчас ей стало просто жарко.

– Сэр Гарри Валентайн, – пробормотал он, учтиво поклонившись. – А вы леди Оливия Бевелсток, не так ли?

Она немного вздернула подбородок. Надо сохранять достоинство, мелькнуло у нее в голове.

– Да, это так.

– В таком случае я очень рад с вами познакомиться.

Она кивнула. Ей, очевидно, надо было что-то сказать.

Это было бы более вежливо. Но она боялась потерять свою царственную осанку и сочла за лучшее промолчать.

– Я ваш новый сосед, – добавил он, видимо, удивившись ее реакции. Вернее – ее отсутствию.

– Да, конечно. – Выражение ее лица оставалось прежним. Она не позволит ему взять верх. – Ваш дом к югу от нашего? – ответила она, довольная своим скучающим тоном. – Я слышала, что он сдается.

Он никак не отреагировал, но посмотрел на нее так пристально, что ей с трудом удалось сохранить выражение лица – спокойное, безмятежное, с едва различимым намеком на любопытство. Последнее казалось ей необходимым – если бы она не шпионила за ним почти неделю, их знакомство сейчас должно было вызвать у нее любопытство.

Ведет себя так, будто они знакомы.

Красивый мужчина.

Странный, красивый человек, который выглядит так, будто он мог…

Почему он смотрит на ее губы?

А почему она облизывает свои губы?

– Добро пожаловать в Мейфэр, – быстро произнесла она, только бы прервать молчание. Молчать вообще было не в ее стиле, а с этим мужчиной и подавно. – Надеюсь, вы как-нибудь навестите нас.

– Мне бы очень хотелось, – ответил он, и было похоже, что он намерен принять ее предложение, хотя и дурак понял бы, что с ее стороны это была простая вежливость.

– Да, конечно, – сказала она и была уверена, что не запнулась, хотя прозвучало это так, будто она все же чуть осеклась – словно что-то застряло у нее в горле. – Прошу прощения… – Она двинулась к дверям, потому что он, конечно, видел, что она направлялась к выходу, когда он ее остановил.

– До следующего раза, леди Оливия.

Она хотела как-нибудь сострить или сказать что-либо ироничное, но в голове не было ничего, кроме тумана. Он смотрел на нее с таким выражением, которое будто бы ничего о нем не говорило, а о ней – все. Ей пришлось напомнить себе, что он не знает всех ее секретов. И он не знает ее.

Господи! Да кроме этой шпионской чепухи, у нее нет никаких секретов.

Но он и этого не знает.

Эта мысль придала ей силы. Она слегка кивнула ему. Это был вежливый и абсолютно правильный кивок при прощании. Напомнив себе, что она леди Оливия Бевелсток, которая в любой светской ситуации чувствует себя комфортно, она повернулась и вышла.

Когда она уже была в коридоре, она споткнулась, но он, слава Богу, не мог этого видеть.

Глава 4

Все прошло отлично.

Наблюдая за тем, как поспешно леди Оливия покинула зал, Гарри поздравил себя с успехом. Она не выбежала, но ее плечи были слегка наклонены вперед и она приподняла подол платья. Не слишком высоко, а так, как делают женщины, когда очень торопятся. Тем не менее она придерживала подол пальцами – жест был явно непроизвольный, – будто готовясь бежать.

Она знала, что он видел, что она за ним следила. Если в тот момент три дня назад, когда их глаза встретились, он еще не был в этом уверен, то потом ему все стало ясно. С тех пор как он ее обнаружил, она плотно задернула занавески и не выглядывала даже украдкой.

Это было явным признанием вины. Профессионал никогда не совершил бы такой ошибки. Если бы Гарри Валентайн был на ее месте…

Правда, Гарри никогда не был бы на ее месте. Ему не нравился шпионаж – никогда не нравился – и военное министерство знало об этом. Все же, принимая все во внимание, его никогда бы не разоблачили.

Ее оплошность подтвердила его подозрения. Она была именно такой, какой казалась, – типичной, наверняка избалованной, светской барышней. Возможно, немного более любопытной, чем многие. Определенно более привлекательной. Из-за расстояния между их домами – не говоря уж о двух окнах – он не мог рассмотреть подробнее ее внешность. На самом деле он даже не смог разглядеть точные контуры ее лица: то ли оно овальное, то ли в виде сердечка. И он не знал, что ее глаза чуть-чуть раскосые, а ресницы – более темные, чем брови.

Волосы он разглядел довольно хорошо – мягкие, светлые, вьющиеся. Они спускались ниже плеч и не должны были бы выглядеть соблазнительными, но один завиток, упавший на лоб…

Ему хотелось прикоснуться к нему, хотелось нежно потянуть за этот завиток, просто для того, чтобы увидеть, как он себя поведет, если его отпустить. А потом он вынул бы из ее волос одну за другой все шпильки и смотрел бы, как локоны распадаются по плечам и как из холодной светской барышни она превращается в волнующую золотоволосую богиню.

Господи.

А теперь он сам себе противен. Он же знал, что перед тем, как идти на музыкальный вечер, не следует читать эту книжку стихов, да еще на французском. Этот проклятый язык всегда его возбуждает.

Он не помнит, когда в последний раз так реагировал на женщину. В свою защиту он мог лишь сказать, что в последние дни он так много времени сидел в своем кабинете, что вообще не встречал женщин. В Лондоне он не был уже несколько месяцев, но военное министерство все это время заваливало его документами, которые надо было переводить, притом срочно. А если каким-то чудом ему удавалось оторваться от работы, ему всегда преподносил сюрприз Эдвард – то вляпается в какую-нибудь историю, то напьется, то наделает долгов или свяжется с непотребными женщинами. Эдвард не придавал большого значения своим – как он это называл – слабостям, но Гарри был не настолько бессердечен, чтобы позволить своему брату погрязнуть в пороке.

А это означало, что у Гарри редко выпадало время совершать собственные ошибки (имеется в виду женский пол). У него не было привычки жить как монах, но сколько же прошло времени с тех пор, как?..

Поскольку он никогда не был влюблен, он понятия не имел, что чувствует сердце, но на сегодняшнем вечере он убедился, что воздержание влияет на характер мужчины отрицательно.

Надо найти Себастьяна. Расписание светских мероприятий его кузена никогда не ограничивалось каким-либо одним вечером. Куда бы он ни шел после них, это всегда было связано с женщинами сомнительного поведения. И сегодня Гарри пойдет с ним.

Гарри направился в глубь зала, намереваясь найти какую-нибудь выпивку, но вдруг услышал у себя за спиной возбужденные восклицания: «Этого не было в программе!»

Гарри посмотрел по сторонам, а потом в направлении сцены, куда были устремлены взгляды всех присутствующих. Одна из девушек снова заняла свое место и, по всей видимости, приготовилась сыграть что-то соло (только, ради Бога, не импровизацию!).

– Боже милостивый, – услышал Гарри чей-то шепот и увидел стоящего рядом с ним Себастьяна, который с ужасом смотрел на сцену.

– Ты мой должник, – прошептал Гарри на ухо Себастьяну.

– Я думал, что ты уже перестал считать.

– Это долг, с которым никогда нельзя расплатиться.

Девушка начала играть.

– Возможно, ты прав, – признался Себастьян.

Гарри посмотрел на дверь. Это была замечательно красивая дверь, а главное – она вела из зала.

– Мы можем уйти?

– Нет еще, – с сожалением ответил Себастьян. – Моя бабушка здесь.

Гарри нашел взглядом пожилую графиню Ньюбери, которая сидела вместе с другими пожилыми дамами, улыбалась и хлопала. Гарри обернулся к Себастьяну.

– Разве она не глухая? – спросил он.

– Почти, – подтвердил Себастьян. – Но не глупая. Ты заметил, что она спрятала свой слуховой рожок? Между прочим, поздравляю тебя. Я видел, что ты познакомился с прелестной Оливией Бевелсток.

Гарри ничего не ответил. Разве что слегка склонил голову.

Себастьян наклонился к нему и прошептал:

– Она во всем призналась? Я имею в виду – в своем ненасытном любопытстве? И в своем непреодолимом влечении к тебе?

Гарри посмотрел на Себастьяна в упор:

– Ну ты и осел.

– Ты часто это мне повторяешь.

– И это никогда не стареет.

– Про меня можно сказать то же самое. – Себастьян ухмыльнулся. – Так удобно быть неопытным юнцом.

Скрипичное соло, видимо, достигло своего крещендо. Публика разом выдохнула в ожидании последующей эффектной концовки и полного завершения произведения.

Которого, однако, не произошло.

– Как жестоко, – буркнул Себастьян.

Гарри вздрогнул, когда скрипка в руках исполнительницы пронзительно взвизгнула.

– Я не видел твоего дядю, – сказал он.

Губы Себастьяна сжались, а в уголках губ обозначились крошечные белые морщинки.

– Сегодня днем он прислал свои извинения. Я бы поверил, что он меня просто подставил, но на это у него не хватило бы ума.

– Ты был в курсе?

– Ты насчет музыки?

– Это неверное употребление слова.

– До меня доходили слухи, – признался Себастьян. – Но к такому я не был готов…

– К этому? – пробормотал Гарри.

Он почему-то не мог оторвать глаз от девушки на сцене. Она держала свою скрипку с любовью, а погружение в музыку не было притворным. Она будто слышала больше, чем публика в зале, и, очевидно, получала от этого наслаждение. Счастливая душа!

Каково это – жить в своем собственном мире? Видеть вещи такими, какими они должны быть, а не такими, какие они есть на самом деле? Скрипачка наверняка была талантливой. В ней чувствовалась страсть, и если то, что сказали в начале вечера матроны семейства Смайт-Смит, – правда, она проводит за инструментом по нескольку часов в день.

Какой должна быть его собственная жизнь?

У него не должно было быть отца, который пьет больше, чем дышит.

У него не должно было быть брата, который был твердо намерен идти по тому же пути.

У него…

Гарри стиснул зубы. Он не должен заниматься самокопанием и жалеть себя. Он сильный человек и…

Он неожиданно вздрогнул, как это всегда с ним бывало, когда он чувствовал, что что-то не так, и оглянулся на дверь.

Леди Оливия Бевелсток. Она была одна и наблюдала за скрипачкой на сцене с непроницаемым выражением лица. Если только…

Гарри прищурился и невольно проследил за направлением ее взгляда. Ему показалось, что она смотрит на греческую вазу за спиной девушки.

Что это с ней?

– Куда ты смотришь? – прошипел ему на ухо Себастьян.

Гарри не ответил.

– Она очень красива.

Никакой реакции.

– Очень привлекательна и не обручена.

Гарри снова промолчал.

– Но не потому, что в Великобритании не хватает завидных холостяков, – продолжал Себастьян, привыкший к тому, что Гарри часто не реагирует на его замечания. – Они делают ей предложения, а она, увы, все время им отказывает. Я слышал, что старший Уинтерхой даже…

– Она холодна, – оборвал его Гарри немного более резко, чем ему хотелось.

– Прошу прощения?

– Она холодна, – повторил Гарри, припомнив их очень короткий разговор. Она держалась так, словно она королева. Каждое слово потрескивало, как лед на морозе, а теперь она даже не снизошла до того, чтобы смотреть на бедную скрипачку.

Честно говоря, он был удивлен, что она пришла сюда. Это не то место, куда приходят такие девушки. Наверное, кто-то заставил ее прийти.

– А у меня были такие большие надежды на ваше общее будущее, – пробормотал Себастьян.

Гарри обернулся, чтобы одарить Себастьяна испепеляющим взглядом и срезать саркастическим ответом, но музыка снова достигла крещендо. На сей раз музыка должна была закончиться, но публика решила не рисковать и начала аплодировать, прежде чем прозвучала последняя нота.

Себастьян в сопровождении Гарри направился к бабушке. Хотя она приехала в собственном экипаже и им не надо было ждать, пока она соберется уезжать, все же надо было с ней попрощаться. Гарри, не будучи прямым родственником, должен был из вежливости тоже откланяться.

Но не успели они пересечь зал, как дорогу им преградила одна из матерей Смайт-Смитов:

– Мистер Грей! Мистер Грей!

Судя по настойчивости, прозвучавшей в голосе матроны, у графа Ньюбери были – как решил Гарри – трудности в поисках жены, способной родить ему наследника.

Надо отдать должное Себастьяну, он не стал поспешно ретироваться, а сказал:

– Миссис Смайт-Смит, вечер был восхитительным.

– Я была очень рада, что вы смогли прийти, – чуть было не задохнулась от чувств матрона.

Себастьян улыбнулся в ответ с таким выражением, будто он и не мог быть в каком-либо другом месте. А потом он сделал то, к чему обычно прибегал, чтобы отвязаться.

– Разрешите представить вам моего кузена сэра Гарри Валентайна.

Гарри вежливо кивнул, невнятно пробормотав ее имя. Было очевидно, что миссис Смайт-Смит считает Себастьяна более выгодным женихом. Все же она посмотрела на Гарри и промямлила:

– Как вам понравилась моя Виола? Она была просто великолепна, не правда ли?

Гарри не смог скрыть удивления. Неужели ее дочь зовут Виола?

– Она играет на скрипке, – пояснила миссис Смайт-Смит.

– А как зовут виолончелистку? – не удержался Гарри.

Миссис Смайт-Смит взглянула на него с явным нетерпением.

– Марианна. – Обернувшись к Себастьяну, она изрекла: – Виола играла соло.

– А-а. Мы получили редкое удовольствие.

– Мы очень ею гордимся. На следующий год мы запланируем несколько ее сольных выступлений.

Гарри начал в уме планировать свое путешествие в Арктику, так чтобы оно совпало по времени с этим концертом.

– Я так счастлива, что вы смогли присутствовать на концерте, мистер Грей, – продолжала миссис Смайт-Смит, видимо, забыв, что она уже это говорила. – У нас есть еще один сюрприз на сегодняшний вечер.

– Я не забыл сказать вам, что мой кузен – баронет? – вставил Себастьян, словно невзначай. – У него прелестное поместье в Гемпшире. Там такая охота…

– Правда? – Миссис Смайт-Смит обратила свой взор на Гарри и широко улыбнулась. – Я так рада, что вы смогли присутствовать, сэр Гарри.

Гарри ответил бы не только вежливым кивком, если бы не замыслил немедленно переключить внимание матроны на мистера Грея.

– Я должна рассказать вам обоим о нашем сюрпризе, – возбужденно продолжала миссис Смайт-Смит. – Я хочу, чтобы вы узнали о нем первыми. Сегодня вечером у нас будут танцы!

– Танцы? – отозвался Гарри, чуть было не онемев. – А играть будет Виола?

– Нет, конечно. Мне бы не хотелось, чтобы она упустила случай потанцевать. Так получилось, что среди публики оказалось несколько музыкантов-любителей. Нет ничего более забавного, чем непредсказуемость, не правда ли?

– Мой кузен, – сказал Гарри, – обожает танцы.

– Вот как? – Миссис Смайт-Смит снова повернулась к Себастьяну. – Это правда?

– Правда, – пришлось признаться Себастьяну, потому что он действительно любил танцевать.

Миссис Смайт-Смит взглянула на Себастьяна с блаженной улыбкой ожидания. Гарри посмотрел на обоих с самодовольной усмешкой – ему нравилось, когда все завершалось ко всеобщему удовольствию. Тем более – в его пользу.

Себастьян понял, что его перехитрили, но сказал:

– Я надеюсь, что ваша дочь оставит первый танец за мной.

– Она сочтет это за честь. – В полном восторге миссис Смайт-Смит стиснула руки. – А теперь прошу меня извинить, мне надо распорядиться насчет музыки.

Дождавшись, когда матрона скрылась в толпе, Себастьян сердито сказал:

– Ты за это заплатишь.

– О! Я полагаю, мы в расчете.

– Во всяком случае, тебе придется здесь остаться, если только ты не предпочитаешь отправиться домой пешком.

Если бы не ливень, Гарри так и сделал бы.

– Буду счастлив тебя подождать, – весело сказал он.

– Посмотри! – вдруг воскликнул Себастьян с явно наигранным удивлением. – Леди Оливия тоже не ушла. Держу пари, она любит танцевать. Леди Оливия! – позвал он.

Оливия обернулась. Теперь ей уже не удастся уклониться от встречи с ними, тем более что Себастьян уже направлялся к ней. Гарри тоже уже не мог избежать встречи. К тому же он не доставит ей такого удовольствия.

– Леди Оливия, – сказал Себастьян, приблизившись к ней. – Как я рад вас видеть.

Она слегка наклонила голову:

– Мистер Грей.

– Что-то вы сегодня молчаливы, Оливия, – пробормотал Себастьян, удивляя Гарри такой фамильярностью, и продолжил: – Вы знакомы с моим кузеном, сэром Гарри Валентайном?

– Э… да, – запинаясь, сказала она.

– Я познакомился следи Оливией на этом вечере, – вмешался Гарри, пытаясь понять, что задумал Себастьян. Он знал, что он и Оливия сегодня уже разговаривали.

– Да, – подтвердила Оливия.

– Вот не повезло! – воскликнул Себастьян, ловко меняя тему. – Миссис Смайт-Смит подает мне сигнал. Я должен найти мисс Виолу.

– Она еще будет играть? – спросила Оливия с некоторым беспокойством в голосе.

– Не знаю, – ответил Себастьян. – Но совершенно очевидно, что миссис Смайт-Смит уже предвкушает блестящее будущее своей ученицы. Виола ее любимая дочь.

– Она играет на скрипке, – вставил Гарри.

– О! Вот как!

Взглянув на Гарри с явным злорадством, Себастьян сказал:

– Желаю насладиться танцами. ……

– Будут танцы? – Гарри послышались нотки паники в голосе Оливии.

Гарри решил ее пожалеть.

– Насколько я понял, квартет больше не будет играть.

– Как… хорошо. – Она откашлялась. – Я имею в виду – для них. Чтобы они тоже могли потанцевать. Я уверена, что им захочется.

Гарри вдруг захотелось созорничать (или это была месть?)

– У вас голубые глаза, – сказал он.

– Прошу прощения? – вспыхнула она.

– У вас голубые глаза, – повторил он. – Я так и предполагал, но с такого далекого расстояния я не мог определить их цвет.

Она похолодела, но он не мог не восхититься, с каким апломбом она возразила:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Он слегка к ней наклонился – настолько, чтобы она могла это заметить.

– А у меня глаза карие.

У нее был такой вид, словно она собирается что-то сказать. Вместо этого она моргнула, а потом вонзилась в него взглядом.

– Да, действительно. Как странно.

Он не понял, что она имела в виду, но он еще не закончил ее провоцировать.

– По-моему, начинается музыка.

– Мне надо найти свою мать, – вырвалось у нее. Она явно была в отчаянии, и ему это понравилось. Может быть, вечер будет не таким уж и скучным.

Глава 5

Надо найти способ сделать так, чтобы этот вечер поскорее закончился. Она была лучшей актрисой, чем Уинстон. Если он мог притвориться, что у него простуда, решила Оливия, неужели она не сможет симулировать что-то более серьезное, чем простуда?

Что-то очень заразное. Например, чума. Как когда-то в истории. Разве несколько веков назад чума не погубила пол-Европы?

Приложив руку к шее и коротко проанализировав возможные результаты подобного заболевания, она пробормотала себе под нос:

– Это что? Нарывы? Очень заманчиво.

А сэр Гарри, черт бы его побрал, выглядит довольным, словно только здесь ему хотелось бы находиться. И мучает ее.

– Вы только посмотрите, – сказал он непринужденно. – Себастьян танцует с мисс Смайт-Смит.

Оливия стала вглядываться в толпу, только бы не смотреть на сэра Гарри.

– Я уверена, что она в восторге.

После паузы сэр Гарри спросил:

– Вы кого-то ищете?

– Свою мать, – отрезала она. Разве он не слышал, что она это уже говорила?

– А-а. – Он немного помолчал. – Она на вас похожа?

– Что?

– Ваша мать?

Оливия оглядела его в недоумении. Почему он об этом спрашивает? Почему он вообще с ней разговаривает?

Да, он страшный человек. Возможно, это не объясняет того, почему он сжигал свои бумаги и почему сидел за столом в шляпе с плюмажем. Но сейчас, прямо здесь все разъяснилось. Он просто ужасен.

Высокомерный.

Раздражающий.

И много чего еще, но сейчас она слишком взволнована, чтобы рассуждать здраво, тем более что его присутствие мешает ей вернуться в нормальное состояние.

– Я подумал, что мог бы помочь вам найти ее. Но увы, мы с ней не знакомы.

– Мы с ней немного похожи, – сказала Оливия, а потом, непонятно почему, добавила: – Скорее, я на нее похожа.

Слабая улыбка тронула его губы, и у Оливии было странное чувство, что он над ней не смеется и не провоцирует ее, а просто… улыбается.

Это ее смутило.

Она не смогла отвести взгляда.

– Я всегда ценил точность в языке, – тихо сказал он.

– Вы очень странный человек.

Он должен был обидеться, потому что обычно она не произносила такое вслух, хотя он этого и заслуживал. А он рассмеялся.

Она потрогала шею. Может быть, если бы она себя ущипнула, след сошел бы за нарыв.

Какие еще болезни она смогла бы симулировать?

Насморк?

Воспаление легких?

Мигрень?

Растяжение щиколотки?

Она не была уверена.

Последнее, строго говоря, не было болезнью, но имело целый ряд полезных преимуществ.

– Может, потанцуем, леди Оливия?

Растяжение сейчас пригодилось бы, только она вспомнила о нем слишком поздно.

– Вы желаете танцевать? – откликнулась она. Было совершенно немыслимо, чтобы он этого хотел. И еще более немыслимо, если он думает, что она согласится.

– Да.

– Со мной?

Вопрос вызвал у него снисходительную – так ей показалось – улыбку.

– Я хотел бы пригласить своего кузена, потому что он единственный человек в этом зале, которого я могу считать своим знакомым, но это выглядело бы скандально. Вы согласны?

– По-моему, музыка закончилась, – сказала Оливия.

– В таком случае подождем следующего танца.

– Я не соглашалась танцевать с вами!

Оливия закусила губу. Она выглядит идиоткой. Притом хуже всего – вздорной идиоткой.

– Но вы же согласитесь, – уверенно сказал он.

Еще никогда с тех пор, как Уинстон сказал Невилю Бербруку, что он ее «интересует», ей так страшно не хотелось дать мужчине пощечину. Она бы так и сделала, если бы не понимала, что это не сойдет ей с рук.

– У вас и выбора на самом деле нет, – продолжал он.

Куда его ударить – в челюсть или в глаз? Что больнее?

– И кто знает? – Он наклонился к ней, и его глаза блеснули в свете свечей. – Вдруг это доставит вам удовольствие.

Лучше в глаз. Определенно. А если она хорошенько размахнется, ей, возможно, удастся сбить его с ног. Здорово будет видеть, как он окажется на полу. Зрелище будет невиданное. Он может удариться головой о край стола или, еще лучше, схватиться за скатерть и потащить за собой на пол чашу с пуншем и весь хрусталь миссис Смайт-Смит.

– Леди Оливия?

Везде будут валяться осколки. И кругом – кровь. Может быть.

– Леди Оливия?

Если она не может сделать это наяву, почему бы ей не пофантазировать?

Он протягивал ей руку.

Она посмотрела на него. Он все еще стоял прямо. Не было видно ни осколков хрусталя, ни крови. Жаль. А он совершенно определенно ждал, что она примет его предложение танцевать.

К сожалению, он был прав. У нее не было выбора. Она может – и, возможно, будет – продолжать настаивать на том, что до этого вечера она его никогда в глаза не видела, но правда известна им обоим.

Оливия не была так уж твердо уверена в том, что произойдет, если сэр Гарри объявит высшему свету, что она в течение пяти дней шпионила за ним из окна своей спальни, но хорошего ждать не приходилось. Самое лучшее, что может случиться, – это то, что ей придется неделю прятаться дома, чтобы каким-то образом избежать сплетен. А худшее… она может оказаться обрученной с этим невоспитанным человеком.

Господи помилуй.

– Я с удовольствием потанцую, – быстро сказала она, взяв его руку.

– Энтузиазм и точность, – пробормотал он.

Какой же он все-таки странный.

Они вышли в танцевальный круг за минуту до того, как музыканты подняли свои инструменты.

Услышав первые звуки музыки, сэр Гарри сказал:

– Это вальс.

Оливия глянула на него с удивлением. Как он так быстро это понял? Может, он музыкант? Это означало бы, что этот вечер был для него даже более мучителен, чем для нее.

Сэр Гарри взял ее правую руку и поднял ее в нужную позицию. Если это прикосновение само по себе могло быть для нее неприятным, то совсем другое она испытала, когда он положил другую руку ей на талию. Рука была теплой. Нет, горячей. И у нее побежали мурашки в самых неожиданных местах.

Она станцевала много вальсов. Может, сотни. Но еще никогда мужская рука на ее талии не вызывала у нее подобных ощущений.

Наверное, потому, что она все еще была немного сбита с толку. Нервничала в его присутствии.

Он держал ее крепко, но не грубо. И танцевал он прекрасно, гораздо лучше, чем она. Она, конечно, умело прикидывалась, но великолепным танцором она никогда не будет. Правда, мужчины уверяли ее в обратном; но только потому, что она была хорошенькая.

Это было несправедливо, и она была готова первой это признать, но в Лондоне можно безнаказанно вытворять все, что угодно, если у тебя смазливое личико.

Это, однако, означало и то, что тебя не считали умной. Это она испытывала на себе всю жизнь. На нее смотрели как на какую-то фарфоровую куклу, которая должна выглядеть хорошенькой, выставляться напоказ и абсолютно ничего не делать.

Иногда Оливии приходило в голову, что, возможно, поэтому она время от времени вела себя неправильно. Она не делала ничего такого сверхъестественного – для этого она слишком следовала условностям света. Но считалось, что она может свободно выражаться и откровенно высказывать свое мнение. Миранда как-то сказала, что не хотела бы быть такой хорошенькой, но Оливия ее не поняла. Но только до того момента, как Миранда уехала и у нее не осталось никого, с кем бы она могла по-настоящему разговаривать.

Она подняла глаза на сэра Гарри, стараясь, чтобы было не слишком заметно, что она его рассматривает.

Над левой бровью у него был небольшой, еле заметный шрам, скулы были немного более высокими, чем у классического красавца, но что-то в его лице было необычно притягательным. Интеллект? Внутренняя сила?

Интересно, сколько ему лет?

– Вы очень грациозны, – сказал он.

Она сделала удивленные глаза.

– На вас не действуют комплименты, мисс Оливия?

Она взглянула на него сердито. Он это заслужил, потому что его тон тоже был резковатым. Почти оскорбительным.

– Я слышал, – сказал он, умело поворачивая ее вправо, – что по вашей вине в Лондоне множество разбитых мужских сердец.

Она напряглась. Это как раз то, что ей любили повторять, думая, что она этим гордится. Но она не гордилась. Более того, ей было обидно от того, что все так о ней думали.

– Это не очень-то доброе и приличное замечание.

– А вы всегда соблюдаете приличия, леди Оливия?

Она на секунду встретилась с ним глазами. Но ей пришлось отвести взгляд.

Она трусиха. Но это жалкое оправдание. Она еще никогда не отступала, если ей бросали вызов. А сейчас… Как она ненавидела себя за это!

Когда она опять услышала его голос, он был у самого ее уха, так что она ощутила его горячее и влажное дыхание.

– А вы всегда добрая?

Она стиснула зубы. Он подстрекает ее. И хотя ей очень хотелось дать ему отпор, она этого не сделала. Потому что он хотел, чтобы она ему ответила и чтобы он мог сделать то же самое.

К сожалению, ей не приходило в голову ничего такого же вызывающего. Дерзкого.

Его рука двигалась по ее спине. Он умело направлял ее в танце. Они повернулись раз, потом другой, и она увидела мельком Мэри Кэдоган с широко раскрытыми глазами и ртом в форме идеального крошечного овала.

Замечательно. Завтра днем всему городу обо всем будет известно. Один танец с джентльменом не должен вообще-то стать поводом для скандала, но Мэри была заинтригована сэром Гарри в достаточной степени, чтобы найти способ раззвонить об этом всему свету и поддержать свою репутацию хорошо осведомленной барышни.

– Чем вы интересуетесь, леди Оливия? – спросил он.

– Чем я интересуюсь? – Еще никто не задавал ей такого вопроса. Во всяком случае, не с такой прямотой.

– Вы поете? Пишете акварелью? Любите втыкать иголку в ту ткань, которую натягивают на пяльцы?

– Это называется вышиванием.

Его вопрос прозвучал почти насмешливо, словно он не ожидал, что у нее вообще есть какие-либо интересы.

– И вы им занимаетесь?

– Нет. – Она всегда ненавидела вышивание. Кроме того, оно у нее плохо получалось.

– Вы играете на каком-нибудь инструменте?

– Я люблю стрелять, – резко ответила она, надеясь положить конец расспросам. Это не было полной правдой, но и ложью тоже не было. Ей нравилось стрелять.

– Женщина, которая любит оружие, – тихо произнес он.

Боже милостивый, этот вечер никогда не закончится. Она тяжело вздохнула.

– Этот вальс какой-то особенно длинный?

– Не думаю.

Что-то в его голосе насторожило ее. Она подняла глаза как раз в тот момент, когда его губы расплылись в улыбке.

– Он просто кажется вам бесконечным, потому что я вам не нравлюсь.

Это было правдой, но он не должен был этого говорить.

– У меня есть тайна, леди Оливия, – прошептал он, нагнувшись к ней настолько, насколько позволяли приличия. – Вы тоже мне не нравитесь.

Сэр Гарри не нравился Оливий спустя еще несколько дней. То, что она не говорила с ним и даже его не видела, не имело значения. Она знала, что он существует, и этого было достаточно.

Каждое утро одна из служанок заходила в ее спальню и отдергивала занавески, и каждое утро, когда служанка уходила, Оливия выскакивала из постели и задергивала их. Она не даст ему повода обвинить ее в том, что она опять за ним шпионит.

К тому же вдруг он решит шпионить за ней?

Она даже ни разу не вышла из дома после того музыкального вечера. Она притворилась, будто у нее простуда. (Это было легко сделать: она могла сослаться на то, что заразилась от Уинстона.) Не то чтобы ее беспокоило, что она сможет встретить сэра Гарри. Но разве не могло случиться так, что они будут одновременно выходить из дома? Или, наоборот, возвращаться после прогулки? Или неожиданно столкнуться на Бонд-стрит? Или на светском рауте?

К чему ей вообще с ним сталкиваться?

Гораздо важнее было избегать своих подруг. Мэри Кэдоган явилась на другой же день после концерта, потом на следующий и еще раз. Миссис Радленд наконец сказала, что пришлет ей записку, когда Оливия почувствует себя лучше.

Оливия и представить себе не могла, как она расскажет Мэри Кэдоган о своем разговоре с сэром Гарри. Достаточно того, что не проходило минуты, чтобы она о нем не вспоминала. А посвящать в это другого человека…

От этого простая простуда действительно могла превратиться в какую-то ужасную болезнь.

Она размышляла, чем же ей неприятен сэр Гарри Валентайн.

И решила, что ей не нравится его отношение к ней, поскольку он считает, что она не обладает интеллектом, думает, что она недобрая, шантажом заставил ее танцевать с ним и при этом танцует лучше ее.

Все это бесконечно раздражало.

После трех дней добровольного затворничества Оливии ужасно захотелось покинуть пределы своего дома и сада. Решив, что раннее утро – самое лучшее время для того, чтобы никого не встретить, она надела шляпку и перчатки, схватила только что доставленную утреннюю газету и направилась к своей любимой скамейке в Гайд-парке. Служанка в отличие от Оливии обожавшая вышивать шла за ней, неся корзинку с рукоделием и жалуясь на слишком ранний час.