Текст книги "Фабий Байл. Прародитель"

Автор книги: Джош Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Это не корабль, – сказал он.

– Теперь нет, – ответил Олеандр, – Отсюда и название.

– Я как раз об этом подумал, – сказал Байл. Кваржазат – оригинальный Кваржазат – был огромным чудовищем из кемосских легенд, который якобы обитал высоко в отравленных небесах и, сидя на горных вершинах, хватал как целые города, так и одиноких путников. Это была детская сказка, с ее помощью пугали излишне доверчивых. – Как же мы любим прикрываться чужой славой, – добавил он, скрестив руки на груди, – Это нам от нашего генетического отца перешло. Фулгрим всегда был алчным. В этом и была его проблема. Он проглотил змея, а тот сожрал его изнутри.

– Он сожрал нас всех, – сказал Олеандр.

Байл посмотрел на него.

– Да уж. Но некоторым хватило ума прорезать себе путь на свободу.

Он отвел взгляд. Демонический корабль приближался, постепенно заполняя обзорный экран. «Сорокопут», достигнув стыковочного порта, зарычал двигателями. Машинный дух штурмовика не любил стыковаться с кораблями, кроме «Везалия», да и на последний предпочитал садиться только при необходимости.

– Знаете, вы ведь могли бы остаться, – сказал Олеандр, когда на «Сорокопуте» с шипением сомкнулись стыковочные фиксаторы, – После Абаддона. Вы могли бы вернуться. Вы сплотили бы Третий легион вокруг себя…

Байл рассмеялся:

– Ты правда так думаешь? То есть у меня столько харизмы, что мне не составит труда стать лучом света во тьме для своих павших братьев? Нет. Лишь хитрость помогла мне справиться в тот раз, и лишь необходимость заставила вообще взяться за это. Я сделал то, что было нужно, чтобы помочь пациенту. – По телу прошла волна тупой, напряженной боли: пораженные раком органы пытались выполнять свою работу. Он сглотнул кровь и закрыл глаза, – А сейчас было бы еще сложнее. Наш легион мертв, Олеандр. Он разбился о рифы желаний Фулгрима.

– Желаний, которые вы помогали исполнять.

Но это было не обвинение, а простая констатация факта.

– Тогда я смотрел на мир иначе, – ответил Байл. Даже ему самому показалось, что его голос прозвучал безжизненно. – В том безумии было что-то величественное. Это было восстание богов. Ты ведь тоже это видел, Олеандр. Мы следовали за своим генетическим отцом, куда бы он ни вел. Слепо, преданно, беззаветно. Мы набрасывались на новое, как голодные псы, и поглощали, пока не готовы были лопнуть и пока нас не поглотило в ответ.

– Не всех, – заметил Олеандр.

– Значит, большинство, – ответил Байл, изогнув тонкие губы в презрительной усмешке. – Я был свободен, но эта свобода оказалась лишь новой формой рабства. Когда нет рамок и директив, научные исследования превращаются в простое потакание своим прихотям. Если есть возможность что-то сделать, это еще не значит, что дело стоящее, а для стоящего дела не всегда есть возможности.

Даже теперь эти слова давались с трудом. Ограничения всегда были для него анафемой, но в них был смысл. Они не давали отвлекаться и расслабляться.

– Странные вещи вы говорите, повелитель.

– Я же говорю: я изменился. Там, на Терре, в те последние дни я впервые увидел, во что мы превратились – во что я превратился, – и подумал: какая растрата нашего потенциала! Мы могли бы так подняться, если бы только попытались. Но мы отдались во власть примитивных инстинктов. И радовались утраченным возможностям, как капризные дети.

Олеандр молчал. Байл продолжал, не зная, кого пытается убедить: его или себя.

– У нас был шанс, но мы его упустили. Наше время прошло, и единственное, что нам осталось, – это ждать наступления ночи. Третий легион мертв, Олеандр. Он больше никогда не будет таким, каким был раньше.

Олеандр поднял на него взгляд и уже собирался что-то сказать, когда зазвенели датчики сближения. Ангарные ворота опустились, открывая взгляду сборище враждебных лиц и поднятого оружия. Силовая броня поражала буйством красок и модификаций – как и болтеры в руках. Бело-бирюзовые гребни высоко поднимались над абсурдно удлиненными шлемами. С наплечников свисали золотые цепи, боровшиеся за место с обрывками похабно разрисованного пергамента и прочими мерзкими украшениями.

Через толпу воинов пробралась женщина. Она была выше их, но тоньше, а ее длинные многосуставчатые ноги оканчивались массивными черными копытами. На ней был комплект бледно-аметистовых силовых доспехов, вернее всего снятых с какого-то умиравшего космодесантника и грубо подогнанных под ее необычную фигуру. Белые волосы, заплетенные во множество хлыстоподобных косичек, окружали удлиненную голову, словно львиная грива. На лбу и щеках были вырезаны странные символы, а на одном крыле носа висели три золотых колечка. Женщина поставила одно копыто на рампу, отчего ее ожерелье из болтерных гильз, медальонов и клыков брякнуло о нагрудник, и улыбнулась Олеандру.

– Ты вернулся, апотекарий, – сказала она. Из-за частокола острых зубов показался раздвоенный язык, – Какая жалость! Я надеялась, что ты помер. Сплошные разочарования от тебя.

– Тебе придется с этим смириться. Если, конечно, ты не решила, что пришло время покончить с нашей игрой, Савона, – ответил Олеандр, раскинув руки в стороны.

– Время совершенно точно не пришло, – вмешался Байл. Услышав его замогильный голос, Савона округлила глаза и попятилась. Ее рука опустилась к силовому молоту, висящему на бедре. Остальные воины отреагировали с похожей враждебностью. Все они его знали. В Третьем не было ни одного воина, который хотя бы раз не побывал в роли его пациента.

– Владыка Клонов, – сказала она, едва не выплюнув титул.

– Мне больше нравится «Прародитель», – ответил Байл, ступая на посадочную палубу. Ему приходилось опираться на посох, – А ты?..

– Повелитель, позвольте представить вам Савону из Разрубленного Узла, госпожу Спирального Огня, – сказал Олеандр. – Третья из Узников Радости. Или ты избавилась от Мерикса, пока меня не было? В таком случае ты Вторая.

– Мерикс жив, – ответила Савона, – Как и ты – пока, – Она смерила Байла презрительным взглядом, – Зачем ты пришел, Свежеватель? В лагерях Третьего легиона тебе не рады.

– Третьего легиона нет, – сказал Байл, проходя мимо нее, – Он умер и был похоронен задолго до твоего рождения, дитя. И если не хочешь к нему присоединиться, то проведешь меня к своему командиру. Где Касперос Тельмар?

– Я тебе не отвечаю, – начала она.

– Нет? Но я вполне уверен, что ты отвечаешь моему бывшему товарищу, Касперосу. Это он меня пригласил. И вот я являюсь по его просьбе, а ты отказываешься меня впускать? Наверное, мне стоит уйти. Интересно, как он на это отреагирует, – Байл усмехнулся. – Возможно, он отдаст тебя мне. Да, полагаю, меня устроит такая компенсация. Я с удовольствием выведаю, какие секреты таятся в твоей измененной плоти.

Савона не сводила с него глаз. Байл с улыбкой наклонился к ней.

– Хочешь этого, дорогая?

Его хирургеон нетерпеливо щелкнул, и подвижные конечности расправились за спиной Байла, как крылья. Савона отступила, распахнув черные глаза.

– Меня мое состояние устраивает, – резко ответила она и взглянула на Олеандра, – Он в своих покоях. Он велел, чтобы ты явился к нему, как только прибудешь.

– Ну разумеется, – ответил Олеандр, минуя ее. Воины Савоны разошлись, пропуская его и Байла, и два апотекария покинули посадочную палубу, сопровождаемые взглядами всех ее обитателей, от самого жалкого раба до самого гордого из воинов.

Транзитный лифт рычал, как разозленный пес, поднимаясь к верхним палубам. Мимо на огромной скорости проносились входы в тоннели, усеивающие шахту. Платформа тряслась у них под ногами, словно готова была в любой момент выскочить из креплений.

С крыши змеиными клубками свисали старые кабели, в нарушение всех техник безопасности оплетая готическую резьбу на стенах клетки. Кто-то пытался нарисовать на полу что-то мерзкое, но в середине работы его явно прервали.

– Кто такие эти Узники Радости? – спросил вдруг Байл.

– Лейтенанты Блистательного, – ответил Олеандр, – Савону вы уже видели.

Савона была необычной даже по меркам слуг Блистательного – смертным воином, поднявшимся до высших рангов среди Астартес-ренегатов исключительно благодаря своей свирепости и силе.

– А остальные?

– Гулос Палатид, префектор Седьмой роты. Точнее, был им. На данный момент – первый из Узников Радости. Он мнит себя великим мечником. Вроде Люция.

– Как и все они, – отозвался Байл, – Я о нем слышал. Он вывел остатки седьмой, тридцать первой и двадцать третьей рот с Квира после того злополучного набега на черные заводы Механикум, – Он ухмыльнулся: – Леди Шпор, магос-королева Квира, была очень недовольна.

Олеандр закивал:

– Это и привлекло к нему внимание Блистательного. Он наделен всеми многочисленными пороками и немногочисленными добродетелями типичного чемпиона Фулгрима.

– Кто еще?

– Никола Варокар и Благословенный Лидоний. Первый – трус, второй – громила. Оба раньше были сержантами. Оба из Двенадцатой роты, а теперь – ниоткуда. Оба служат Блистательному с самого начала. Они не очень амбициозны: Лидонию не хватает мозгов, а Николе – смелости. – Олеандр помолчал и добавил: – А может, он умнее всех нас.

– А тот Мерикс, которого ты недавно упоминал?

– У него очень хорошо получается строить из себя идиота. Советник Геллеспона, но я не знаю, почему он ушел от него. – Олеандр отвел взгляд. – Как вы наверняка догадались, у меня с остальными Узниками Радости не очень хорошие отношения.

– Все новое, как говорится… – отозвался Байл, косо улыбнувшись. Олеандр закряхтел. Байл, разумеется, был прав, но многое действительно изменилось. Ему хотелось зажечь трубку, но сейчас было не время туманить голову.

– Наверное, сейчас не самый подходящий момент, но я должен признать, что я, возможно, в некотором смысле… ввел вас в заблуждение, – осторожно сказал Олеандр. Платформа заскрипела. Из-за клетки полетели искры, и он отступил.

Байл постучал посохом по полу.

– Вот как? – спросил он. Выражение его лица не изменилось.

– У вас могло создаться впечатление, что я приехал к вам по приказу Блистательного.

– Судя по твоему тону, это не так, – сказал Байл. Это был не вопрос.

– Лучше я вам сейчас скажу, чем вы сами узнаете, когда будет слишком поздно, – сказал Олеандр.

– Олеандр, порой я жалею, что не проломил тебе твою плутовскую голову, когда у меня была такая возможность, – ответил Байл и посмотрел на него. – С какой стати я должен возлагать на себя бремя лидерства в этом деле?

– Предложение будет звучать весомее, если его сделаете вы, а не я.

– Я не зол, – сказал Байл, – Более того, твоя инициативность заслуживает похвалы. Ты добился успеха, не рискуя потерпеть поражение. Вот только объясни… Почему мне не следует убить тебя прямо сейчас и просто уехать?

Он поднял посох, словно собираясь коснуться им Олеандра. Тот отшатнулся, чтобы его нельзя было достать. Ему уже доводилось испытывать прикосновение посоха Мучений, и пробовать во второй раз совершенно не хотелось. Некоторые пытки были слишком сильными даже для него.

– Все, что я говорил раньше, остается правдой, повелитель. У нас по-прежнему есть уникальная возможность, и мы обязаны ею воспользоваться. Целый мир-корабль, полный живых особей, только и ждет, когда мы разберем его на образцы. Неужели вы откажете себе в таком подарке лишь потому, что я скрыл правду?

Байл опустил посох.

– Прагматизм следует уравновешивать зовом чувств, а жестокость – милосердием. Но у милосердия есть границы. Есть что-то еще, что ты мне не сказал?

Олеандр замотал головой:

– Нет, повелитель.

– В твоих интересах, чтобы это было правдой.

Транзитный лифт задрожал и остановился перед длинным коридором. Стены здесь облепила неестественная плоть, по венам которой бежали масло и электричество. Связки кабелей изгибались под потоками зловонного воздуха из вентиляции, как сонные змеи. У стен сидели бесформенные существа, чья голая кожа составляла одно целое с мягкой плотью на стенах.

Байл остановился перед одним из них и опустился на колено. Съежившееся существо тихо застонало, когда хирургеон взял у него образец ткани. Байл изучил пробу.

– Любопытно. Корабль включает их в свою структуру. Крайне эффективный способ пополнять запасы топлива.

Олеандр не стал констатировать очевидное, тем более что коридор наполнился предостерегающим похрюкиванием личных стражей Блистательного. Когда-то они были людьми, но теперь представляли из себя грузных чудовищ. Крохотные головы скрывались под безликими шлемами из армапласа, покрытыми губительными символами. Шлемы были прикручены к зубристым горжетам, чтобы защитить шеи. Раздутые руки и торсы покрывали только шрамы и масло. Выгнутые ноги скрывались под штанами военной формы, в свое время добытой у врагов. Все они были вооружены массивными цепными глефами, заревевшими, когда Олеандр и Байл приблизились.

Байл покосился на него:

– Твоя работа?

– Одна из первых попыток повторить ваши эксперименты с энзимами мышечного роста на Привале Паломника, – ответил Олеандр. – Грубовато сделано, но они выжили. В основном.

– У них очень маленькие головы.

– Только в сравнении с остальным телом, – ответил Олеандр.

– Как скажешь. Возможно, тебе стоит объявить о нашем приходе.

– Он уже знает, что мы здесь. Как минимум корабль должен был ему сообщить.

– И это верно, братья. Входите, я жду вас.

Голос раздался из вокс-динамиков, приваренных к маскам стражей. Те опустились на корточки и выключили глефы. Олеандр повел Байла мимо них, в покои существа, когда-то звавшегося Касперосом Тельмаром.

Покои Блистательного казались больше, чем во время последнего визита Олеандра. Впрочем, этого, наверное, следовало ожидать, учитывая, что комнаты находились скорее в варпе, а не на корабле. Они увеличивались и уменьшались по его прихоти. Сейчас же они выглядели как тронный зал варварского царя. С потолка свисали, покачиваясь под вентиляторами, рваные знамена рот из всех девяти легионов. На полу лежал роскошный ковер из шкур давно вымерших хищников. Вдоль стен стояли гигантские скелеты, молча смеющиеся вслед разбитыми черепами и клыкастыми мордами. Колокола и цепи неритмично звенели вокруг. Рабы с вытатуированными и выжженными символами Двенадцатой роты стояли рядами, протягивая им блюда с тухлым мясом и прочими малоаппетитными закусками.

Блистательный Король в Радостном Отдохновении полностью соответствовал своему титулу. Он сидел развалившись в дальнем конце зала, на широком троне из сплавленных, но еще живых рабов – братьев и сестер, насколько Олеандр помнил. Они были соединены в области суставов – рука к руке, нога к ноге – и расположены лицом друг к другу. Веки им отрезали, а головы зафиксировали, чтобы они не могли отвести взгляда и были вынуждены беспрерывно смотреть, во что превратились их родные. Встроенные вокс-глушители гасили мучительные крики, но их можно было отключить, если хотелось насладиться воем. Блистательный считал, что из криков получается неплохая музыка.

Олеандр гордился тем, что рабы до сих пор были живы. Именно он спроектировал и создал трон, наслаждаясь при этом каждой секундой. Правда, до вступления в круг приближенных Блистательного он и не думал, что когда-либо придется использовать свои способности для таких вещей, но нужно уметь приспосабливаться. Лучше быть пародией на плотника, чем трупом.

Блистательный был красив, но не мужской красотой. Достигнув совершенства, черты лица стали почти андрогинными. Тронный зал был наполнен зеркалами, отражающими его великолепие под тысячами самых неожиданных углов. Жаровни наполняли и без того душный воздух наркотическими благовониями. Вокруг танцевали полусформированные демоны, то исчезающие в поверхности зеркал, то выпрыгивающие из них, как рыбы из воды. У них были лица прекрасных женщин и благородных мужчин и клешни насекомых и раков. Двигались они со странной ритмичностью, и Олеандр осознал, что они играют какой-то спектакль.

– Так вот почему он хлопает, – сказал Байл, когда Олеандр поделился с ним своей догадкой, – Можешь сказать ему, чтоб перестал? Меня это раздражает.

– Как ты всегда раздражал меня, глава апотекариона, – сказал Блистательный, тяжело дыша. – Никогда мне не понять, зачем Фулгрим терпел рядом с собой твою дряблую тушу!

Он повернулся к ним, сверкая глазами, подобными крохотным солнцам, и, опустив ноги на пол, наклонился вперед. Его облачение когда-то было силовыми доспехами модели «Крестоносец». Голени и предплечья были обернуты косматым белым мехом, а нагрудник украшал гротескный рисунок Фулгрима в момент апофеоза. Один наплечник оплавился и принял форму ухмыляющегося женского лица. Когда Блистательный встал, оно что-то тихо прошептало.

Мимо него с хихиканьем заскользил демон. Блистательный взял предложенную клешню, и они на несколько секунд закружились в церемонном танце. Демон разочарованно щелкнул клыками, когда Король поднес его клешню к губам, вежливо прощаясь.

– Как тебе мои придворные, Фабий? – спросил он, направившись к ним. – Прекрасные и ужасные, совсем как мы.

– Красота в глазах смотрящего, – кисло ответил Байл.

Олеандр настороженно смотрел на продолжающих танцевать демонов. Ему казалось, что с каждым змеиным движением они оказывались все ближе и ближе. Он опустил руку к мечу, но не стал вынимать его из ножен. Не стоило оскорблять Блистательного в его собственном тронном зале.

– Зачем ты пришел, Фабий? – спросил Блистательный, пускаясь в круг мимо них и время от времени поглядывая на себя в зеркала.

Байл не стал любезничать и поворачиваться вместе с ним. Вместо этого он взглянул на Олеандра. Лицо его было непроницаемо. Олеандр склонил голову. Байл фыркнул:

– Чтобы помочь тебе, Касперос. Капитан Касперос, – поправился он.

Блистательный остановился.

– Я предпочел бы, чтобы ты меня так не называл, Фабий. Я не он, а он не был мной. Звук этого имени больше не несет удовольствия, даже постыдного.

Байл рассмеялся:

– Извини, но я отказываюсь тешить твою детскую тягу к описательным титулам. Касперосом ты был, Касперосом и остался.

Блистательный нахмурился. Демоны одновременно зашипели. Они больше не танцевали, а выгнулись, как разозленные кошки, готовые прыгнуть на врага. Олеандр приготовился обороняться. Взгляд Блистательного скользнул к нему.

– Олеандр. А я гадал, куда ты делся. Я не люблю, когда мои Узники Радости уходят, не известив меня.

В этом взгляде была жуткая сила, манящая и давящая одновременно.

– Я… – начал Олеандр, но Байл махнул рукой, приказывая ему замолчать.

– Оставь его, Касперос. Он мой. Он был моим до того, как стал твоим, и даже до того, как пали стены Терры. Ты ведь помнишь стены, Касперос?

Блистательный рассмеялся.

– Я помню много стен. Большие и маленькие. Реальность – это тоже стена, и каждый день я откалываю от нее кусочки в поисках совершенства, – Он протянул руку к лицу Байла. – Ты странно пахнешь, Фабий. Как труп, замаринованный в химикатах.

Байл вежливо, но решительно оттолкнул его руку навершием посоха. С черепа-набалдашника на руку Блистательного прыгнула искра.

– А от тебя пахнет ладаном и пеплом. Я пришел помочь тебе с твоей стеной, Касперос.

Блистательный отступил, потирая руку. Демоны столпились вокруг него и мерзко заворковали. Он по-детски улыбнулся.

– Вот как? Замечательно! Это очень крепкая стена, Фабий. Но я ее почти пробил.

– Настойчивость всегда была одним из твоих немногочисленных достоинств, – ответил Байл. Блистательный опять рассмеялся.

– Все мы ищем совершенство по-своему. Ох, как же я скучал по тебе, Фабий! Ну же, расскажи, как ты собрался мне помогать?

– С помощью своих многочисленных и разнообразных талантов, Касперос, – сказал Байл, – Все, что у меня есть, будет в твоем распоряжении, если пожелаешь. Мой разум, мои умения – они будут брошены на достижение твоей цели.

– И что же это за цель?

– Как мне сообщили, ты преследуешь крайне трудноуловимую добычу, Касперос. Добычу, вынудившую тебя покинуть безопасные просторы Ока и приблизиться к границам реального пространства.

– Мир-корабль, – кивнул Блистательный.

– Он самый.

– Ты знаешь, как его найти?

– Знаю. Местоположение нашей цели сохранено здесь, – сказал Байл, выдвигая из наруча переносной инфошип. В нем лежала копия всего, что мозговой червь извлек из головы корсара, – А также примерная схема ее верхних уровней. Достаточно, чтобы составить план атаки, если тебя еще интересуют такие вещи.

– Как ты это достал? – спросил Блистательный, не сводя глаз с инфошипа.

– Просто. Я его взял. У нас есть пленница. Мы скопировали все ее воспоминания и мысли, касающиеся твоего мира-корабля, – и сознательные, и нет.

– Пленница… Эльдар? – уточнил Блистательный, и Олеандр ясно услышал в его голосе жадность.

Как и Байл. Он улыбнулся:

– Пленница. Ограничимся этим. – Он помахал инфошипом. – Возьми его, Касперос. Пусть он будет символом моих благих намерений в этом совместном деле.

Блистательный взял инфошип, и, прищурившись, постучал им по губе.

– Почему ты сразу не сказал, что у тебя есть пленник?

Байл пожал плечами:

– Потому что она мне еще нужна. Кстати, мир называется Лугганат.

– Я знаю, как он называется, – ответил Блистательный.

– А ты знаешь, что это значит? – рассмеялся Байл, – Свет павших солнц или что-то в таком духе. Выразительно, ты не находишь? Символом им служит черное солнце, что само по себе является метафорой былой славы. Хорошо придумано, да?

Блистательный улыбнулся:

– Да, неплохо. Павшее солнце… Ну а я стану новым солнцем и освещу своими лучами их всех. – Он перевел взгляд на Олеандра: – Как думаешь, Олеандр, они будут мне рады?

– Нет, – ответил Олеандр, – Но мне кажется, что большинство из них к тому моменту будут мертвы, так что это неважно.

Блистательный рассмеялся:

– Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь?

– Это сделка, – ответил Байл, – Ты – мне, я – тебе.

– И что я тебе должен?

– Сущие пустяки, это не имеет значения, пока ты не согласишься, – ответил Байл.

На лице Блистательного вновь заиграла улыбка – еще более широкая, чем раньше.

– А я не могу согласиться, пока все долги не будут выплачены. Верно, Олеандр?

Словно по заранее условленному сигналу, двери позади них раскрылись, и в зал один за другим вошли Узники Радости с оружием в руках.

Олеандр вздохнул:

– Я надеялся этого избежать.

– Чего избежать? – спросил Байл, с неприязнью разглядывая приближающихся воинов.

– Заслуженного наказания, – сказал один из них. У него не было брони на руках, и жилистые мышцы с многочисленными шрамами были выставлены напоказ. О нагрудник гремели амулеты, кулоны и фаланги пальцев, а спутанные волосы были убраны в завивающийся хвост.

Позади него вышагивал гигантский монстр по имени Лидоний, радостно кривящий изуродованное варпом лицо. Рядом с ним, как всегда, шел Никола: грациозный, ярко разодетый убийца в шлеме в виде звериного черепа и с разделенным на три части гребнем. В конце же следовал Мерикс в своих древних силовых доспехах, размалеванных пастельными тонами. У всех где-то были отличительные знаки Двенадцатой роты, но прошлые присяги больше не имели значения, и теперь они были воинами Блистательного.

– Зря ты вернулся, кузнец плоти, – сказала Савона.

– Ну как же… Прогон сквозь строй, брат. Неужели ты не помнишь кары, которой подвергаются все дезертиры из Третьего легиона? – произнес Блистательный, приобнимая Байла за узкие плечи, – Он должен заслужить прощение в испытании сталью.

Байл сощурился и смахнул руку Блистательного.

– Третий мертв. А он не вернулся. Не смеши меня, Касперос.

– Ах, Фабий, будь моя воля, я бы простил его, – Блистательный взглянул на Олеандра: – Я простил бы тебе все, мой апотекарий. К таким талантливым кузнецам плоти, как ты, следует относиться снисходительно, но… увы. Я должен принимать во внимание моральный дух роты. Нужно следовать установленным порядкам. Даже на службе своим желаниям есть правила. Ты покинул меня, Олеандр. Оставил свой пост. Ты должен быть наказан, а потому ты пройдешь сквозь строй.

Блистательный опустился на корточки и провел пальцами по грязи на палубе. Ухмыльнувшись Байлу, он добавил:

– Савона, солнце мое, честь пролить первую кровь принадлежит тебе. Заставь его кричать.

Савона зашипела от удовольствия и взмахнула силовым молотом. Олеандр покачнулся, когда голова молота обрушилась на его бок. Байл покосился на Блистательного.

– Если ты его покалечишь, он станет для меня бесполезен.

– Он тебе нужен?

– Пока не знаю.

– Тогда будем надеяться, что не нужен. Гулос, атакуй, атакуй со всей силы, – приказал Блистательный, поднимаясь в полный рост. Воин по имени Гулос завыл и выхватил мечи из ножен. Олеандр вскинул руку защищаясь, и с его предплечья посыпались искры. Он отшатнулся. Гулос и Савона начали обходить его с разных сторон.

– Никола, Мерикс, Благословенный Лидоний, покажите себя, братья мои.

После каждого названного им имени очередной Узник Радости бросался в атаку. Клинки, молоты и цепы обрушились на Олеандра, вынудив опуститься на колено, но он с отчаянной яростью выхватил меч из ножен и на мгновение заставил противников отступить.

Блистательный захлопал в ладоши.

– Все-таки с оружием он неплохо обращается, – сказал он и посмотрел на Байла. – Согласен, Фабий?

– Не могу судить.

Блистательный в шутку нахмурился.

– Когда-то совершенство было твоей профессией, Фабий. И ты был в ней мастером. Ты всегда так гордился своей работой и так боялся неудач. – Он поднял руки. – Это Эйдолон сказал, не я. И все же я не могу не спросить: когда ты сдался?

– Я не сдавался, – ответил Байл, наблюдая за столкновением. Олеандр держался, что не могло не впечатлять при таком численном превосходстве врага.

– И тем не менее ты здесь. Изгнанный и почти забытый. Знаешь, мы порой обсуждаем тебя, когда собираемся вместе.

– Кто «мы»?

Блистательный наклонился к нему.

– Конклав Феникса, – прошептал он.

– И что это такое?

Блистательный постучал пальцем по губам:

– Секрет.

– Разумеется, как это я не догадался. Касперос, мы впустую тратим время.

– Я же просил не называть меня так, брат, – произнес Блистательный обманчиво мягким тоном. – Я стою гораздо выше, чем раньше. Не будешь же ты называть мотылька червем?

Байл уставился на него.

– Прошу меня простить. О Блистательный Король, мы впустую тратим время.

Блистательный улыбнулся.

– Так покончи с этим, брат, прошу, – он облизнул губы. – Если можешь. Насколько я помню, ты никогда не любил лишний раз двигаться.

– Ключевое слово – «лишний», – ответил Байл. Он поднял посох и направился вперед, вскидывая полы плаща при каждом шаге. На середине пути он беззвучно активировал стим-помпы в броне, и по телу прошла волна прохлады, оставляя за собой силу. Он составил эту смесь наркотиков специально под свой организм. Коктейль делал его быстрее и сильнее, но позже за это придется заплатить. За все всегда приходится платить. Каждое лишнее усилие еще на один шаг приближало его тело к окончательной гибели.

Один из Узников Радости, Мерикс, раскручивающий над головой трещащий электроцеп, повернулся, когда Байл подошел ближе. На нем была броня старого типа, покрытая большими пятнами тусклых цветов. Он направил электроцеп вниз с такой силой, что звериные шкуры взметнулись вокруг него, но Байл отступил в сторону и обрушил посох на грудь противника. Раскрашенная в пастельные тона броня не могла защитить космодесантника от смертоносной энергии посоха Мучений. Тот прошел сквозь керамит, как скальпель сквозь плоть.

Мерикс выгнул спину и пронзительно закричал. Боевой цеп выпал из онемевших пальцев. Байл схватил его за горло и поднял в воздух. Мерикс даже не сопротивлялся, когда главный апотекарий отшвырнул его в сторону.

– Дерись, Олеандр. Дерись, если хочешь жить, – сказал Байл, присоединяясь к апотекарию. Встав спиной друг к другу, они приготовились сражаться с оставшимися Узниками Радости, – Мне не нужны те, кто сдается при первых же трудностях.

Олеандр не ответил. Его меч обрушился на парные клинки Гулоса, после чего апотекарий крутанулся в сторону и ударил противника плечом в грудь, оттолкнув на шаг. Байл был вынужден забыть про обоих, когда гигант по имени Благословенный Лидоний атаковал его гудящим громовым молотом. Лидоний был одним из тех, кого коснулся варп, и из давних трещин в его силовой броне выглядывала опухшая, мутировавшая плоть. Его кожа отливала перламутром и бурлила, словно кипящая грязь.

Байл пригнулся, уходя от первой атаки, и увернулся, избегая второй. Он слышал, как хрустят суставы при каждом движении, а рана, полученная на Грандиозной, опять начала болеть, но он ее проигнорировал и атаковал, резко выставив вперед посох, однако громила оказался быстрее, чем казался. Его загрубелая лапища обхватила посох, а когда Байл активировал оружие, Лидоний только захихикал.

– Хорошая боль, – сказал Узник Радости, – Мне нравится.

– Вот как? А попробуй-ка это, – сказал Байл, выхватил игломет «Ксиклос» из кобуры и выстрелил. Уродливое лицо Лидония покрылось волдырями, он выпустил посох и с воплем отшатнулся. Уронив силовой молот, он вцепился пальцами в плавящуюся плоть лица, но яд прожигал себе путь все глубже. Байл опустил пистолет пониже и опять выстрелил. Вопли Лидония поднялись на октаву, и, продолжая держаться за лицо, он рухнул на одно колено.

Байл обрушил посох на его голову с такой силой, что в черепе мутанта осталась вмятина. Издав напоследок жалобный булькающий звук, Лидоний упал. Байл не стал тратить время на ближний бой с остальными. «Ксиклос» выплюнул еще одну иглу, заставив Николу покачнуться, а затем и опуститься на пол с тихим стоном. От кожи его шел пар, а тройной гребень безвольно обмяк.

Услышав звук выстрела, Гулос крутанулся на месте, и его меч со свистом рассек воздух и разрубил предназначенную для него иглу.

– Ты неплох, – сказал Байл.

– Зачем ты его защищаешь? – потребовал ответа Гулос и, оставив Олеандра Савоне, бросился к Байлу. Его клинки сверкнули в воздухе. Байл уклонился от первого и заблокировал второй посохом, – Я слышал, как все было, лейтенант-командующий. Да, слышал, и я плюю на тебя. Там, в Граде Песнопений, ты повел нас на смерть. Я был там. Я видел, как ты бежал со своими трофеями, когда мы проиграли. И как по мне, ты – просто паразит, сидящий в груде гнилого мяса.

– А кто тогда ты? – спросил Байл.

– Кто-то, кто лучше тебя, – ответил Гулос.

– Возможно, – бросил Байл. Он сделал выпад посохом, и Узник Радости вздрогнул от удара в грудь. Посох радостно завопил, а Гулос покачнулся и выронил мечи. Он схватился за оружие обеими руками, но отвести его не мог.

Вопя от боли, он опустился на колени под нажимом Байла.

– А может, и нет, – добавил Байл, – Вы все – испортившиеся ингредиенты, не более. Ресурс, задача которого – умирать за тех, кто стоит выше вас. Понимаешь? Если я паразит, то ты ничтожней даже паразита.