Текст книги "Фабий Байл. Прародитель"

Автор книги: Джош Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Warhammer 40000

Силы Хаоса

Фабий Байл

Джош Рейнольдс
ПрародительЧасть первая
Блудный сынГлава 1
Мёртво-живой

Олеандр Кох шел по мертвому городу, тихо напевая себе под нос.

Сухой ветер скреб по ярко раскрашенной броне, и воин, наклонившись вперед, подставил лицо навстречу когтям бури. Ему нравилось, как они обдирают открытую кожу. Он слизнул текущую по лицу кровь, наслаждаясь пряным вкусом.

Олеандр выглядел одновременно вычурно и дико. Идеальный облик для воина, за которым тянулся вековой след из огня и трупов. Его силовая броня имела оттенок свежего синяка и была украшена как непотребными изображениями, так и архаичным медицинским оборудованием. С краев наплечников свисали шкуры животных, а на тактическом поясе был закреплен шлем с плюмажем из рваных шелковых лент, окруженный стазис-флаконами и дополнительными магазинами для болт-пистолета, который лежал в кобуре на другом боку. Единственным оружием помимо пистолета был длинный изогнутый меч. Его выковали на Туонеле, в тайной кузнице местных культов смерти, и золотое навершие изображало череп. Олеандр не был первым его владельцем и подозревал, что не будет последним.

Сам он, в отличие от оружия, был создан на Терре. Будучи апотекарием Олеандром, он воевал под знаменами Фениксийца – сначала за Императора, затем за Воителя. Он сполна вкусил плоды войны и нашел смысл жизни в полевых лабораториях ученого, которого теперь называл своим повелителем. Ученого, ради встречи с которым он и вернулся на этот мир, рискуя жизнью, если не большим.

Он был вынужден посадить позаимствованный корабль в стороне, на окраине города. Олеандр спрятал его среди сотен разрушенных остовов других кораблей, приказав экипажу из сервиторов ждать его сигнала. Он понятия не имел, что за системы защиты здесь организовали, пока его не было, и, хотя он заранее отправил закодированное вокс-сообщение, прося разрешения на посадку, ему совсем не хотелось рисковать и подставляться под орудия местных параноиков. Немногочисленные обитатели этого мира оберегали свое личное пространство с почти маниакальным рвением. Впрочем, с их наклонностями это было ожидаемо.

Закованные в керамит пальцы выстукивали по навершию мелодию без ритма, аккомпанируя песне. Ветер выл, бросаясь на воина. И не только ветер. По всей планете отзывался предсмертный крик ее когда-то гордого народа. Их тонкие кости, сплавившиеся под воздействием противоестественного тепла, ковром устилали землю. Когда Олеандр начинал вслушиваться, в какофонии удавалось различить отдельные голоса, как ноты в песне. Казалось, что они поют специально для него. Приветствуют его дома.

Развалины города – их города – напоминали нетронутые джунгли из живой кости и кочек, заросших грубой психопластичной плотью. Может, когда-то город и был красив, но теперь он стал великолепен. Скопления безмолвных ксеносских лиц покрывали стены, как плесень, по улицам тянулись живые тени. Причудливые площади заливал сверхъестественный свет, а в разрушенных зданиях с хихиканьем бродили фосфоресцирующие силуэты. Это было безумие, живое и мертвое одновременно. Весь Урум в миниатюре.

Урум Мертво-живой. Старый мир, как называли его некоторые. Планета не всегда носила это имя, Урумом ее нарекли старьевщики с археорынков, и другого названия не было. Для Олеандра же этот мир был просто домом.

Порой он забывал, почему вообще уехал отсюда. А иногда память была слишком услужлива. Он лениво коснулся сделанного из хрупких стеклянных пузырьков с зельем ожерелья и остановился. Ветер ослаб, словно чего-то ожидая. Олеандр хмыкнул и повернулся. К нему приближались.

– Наконец-то, – протянул он.

Мерцающие силуэты тянулись через руины. Они светились, как металл на солнце, но металлические объекты не могли двигаться так плавно и быстро. Во всяком случае, судьба до сих пор берегла его от встреч с чем-либо подобным. Они следовали за ним последние несколько часов, и, возможно, эта игра им наконец наскучила. Или он был ближе к своей цели, чем думал. Город менялся с каждым годом, но Олеандр не был уверен, растет он или умирает. Быть может, верны были оба варианта.

Сторожевые звери были низкими и поджарыми. Они вызывали ассоциации с волками, хотя выглядели совсем иначе и больше походили на ящеров, населяющих некоторые дикие миры, только с перьями из жидкого металла вместо чешуи и заостренными, похожими на клюв мордами. Единственным звуком, который они издавали, был скрежет ног-клинков по земле. Они разделились, исчезли в тенях разрушенных зданий, и даже с трансчеловеческими органами чувств за ними не получалось уследить. Олеандр занял боевую стойку, положил пальцы на рукоять меча и принялся ждать. Мгновение растянулось, секунды утекали одна за другой. Ветер набрал силу, и в голове зазвенело от пронзительных криков мертвецов.

Олеандр некоторое время пел вместе с ними, то повышая, то понижая голос одновременно с ветром. Это была старинная песня – старше даже, чем Урум. Он узнал про нее на Лаэране у выжившего из ума поэта по имени Кастинь.

– Странно ночью, когда черные звезды горят, и странно луны в небе кружат… Скоро песни Гиад зазвенят…

Инстинкты побудили его развернуться, а меч внезапно оказался в руке, словно по собственной воле. Первого зверя он разрубил надвое, выплеснув его дымящиеся внутренности на медленно пульсирующую землю. Тот завопил и задергал конечностями в воздухе, отказываясь умирать. Олеандр наступил ему на череп несколько раз, пока зверь не затих, и повернулся, не прекращая петь. Другой решил подняться по навесу из плоти и кости, но Олеандр заметил, как зверь осторожно подбирается к нему, и услышал, как стучат зазубренные конечности. Он опустил руку к пистолету.

Позади раздался скрежет.

– Умно, – проговорил он и, выхватив пистолет, резко обернулся и выстрелил. Мерцающий зверь бросился вперед, но тут же рухнул на землю. Олеандр крутанул меч и сделал выпад назад, пронзив второго зверя, прыгнувшего на него с высоты. Когти заскребли по силовой броне, вытянутые челюсти бесцельно защелкали. Глаза-целеискатели сканировали лицо воина в поисках уязвимых мест. Олеандр сделал шаг назад и ударил мечом в одно из искривленных деревьев, сбрасывая умирающее животное с клинка.

Он потыкал дергающееся существо оружием. Его создала не природа, что было очевидно по блестящим перьям и сенсорам, выступающим из плоти, как шипы. Впрочем, природа на этом мире и не властвовала. Сторожевых зверей выращивали в резервуарах из базовых кислот, растягивая и обрезая до нужной формы. Он лениво поднял меч и попробовал едкую кровь, замаравшую клинок.

– Пикантно, – сказал он, – С легким намеком на настоящую. Лучшая твоя работа на данный момент, повелитель.

Олеандр улыбнулся собственным словам. Долго он не пользовался этим обращением – с тех пор, как покинул эту планету. С тех пор, как его повелитель и владыка Урума изгнал его за преступления. Олеандр тут же прогнал эту мысль. Воспоминания причиняли боль, и погружаться в них было все равно что трогать зараженную рану. Удовольствия это не несло – только муку. Некоторые последователи Слаанеш утверждали, что эти два ощущения – одно и то же, но Олеандр знал, что это не так.

Он пнул до сих пор конвульсивно дергающееся тело и отвернулся. Поблизости что-то застучало. Характерный стук серебристых конечностей был единственным шумом, которым сторожевые звери себя выдали. Несколько из них вырвались из неестественного подлесья и бросились к нему. Глупо было думать, что их будет всего трое. На этой планете неумеренность была такой же добродетелью, как и везде.

– Что ж, промедление смерти подобно, – произнес он, кидаясь им навстречу. Их было не меньше десяти, однако они двигались так быстро, что точно сосчитать не получалось.

Похожие на клюв морды стучали по его броне, пока он пытался пробраться через них. Гладкие когтеобразные отростки сдирали с керамита краску, а хвосты кнутами били по ногам и груди. Они пытались повалить его на землю. Он направил меч острием вниз, разрезав пополам одно из ртутных существ. Вверх брызнул кислотный ихор. Затем открыл огонь из болт-пистолета, и взрывные снаряды пробили в его противниках несколько дыр размером с кулак.

Атака неожиданно прекратилась. Выжившие сторожевые звери разбежались так же быстро, как появились. Олеандр ждал, осматривая окрестности. Он убил троих, остальных кто-то отозвал, и он, кажется, знал, кто именно. До него донеслись резкий хрип дыхания в гуманоидные легких и вонь искусственно созданной плоти.

Олеандр выпрямился и вложил меч в ножны, не протерев.

– Чего вы ждете, дети? – Он поднял болт-пистолет и показательно убрал его в кобуру. – Я вас не трону, если будете себя хорошо вести.

Он развел руки в стороны, подальше от своего оружия.

В поле зрения показались неестественные силуэты, не такие обтекаемые, как сторожевые звери. Несмотря на причудливость конечностей, двигались они бесшумно. Они были одеты в лохмотья, бывшие когда-то военной формой, а у некоторых ее дополняли не подходящие по размеру элементы боевой брони. Большинство держали в кривых лапах различное стрелковое оружие: стабберы, автопушки, лазганы и даже один пороховой джезайл. Остальные были вооружены ржавыми клинками самых разных форм и размеров.

Единственным, что их объединяло, была степень уродства. Из надбровных дуг и щек, а иногда и из истекающих жидкостью глазниц росли изогнутые рога из окаменевшей кости. Переливающуюся плоть покрывали участки густой шерсти или округлой чешуи. У некоторых не хватало конечностей, у других их было слишком много.

Когда-то они были людьми. Теперь же стали просто кусками мяса. Со всех сторон на него смотрели бессмысленные глаза. И их было гораздо больше, чем он ожидал. Подобным искалеченным отбросам всегда жилось тяжело, тем более здесь, и смерть была у них единственной определенностью.

– Ну вы и красавцы, – сказал Олеандр, – Я так понимаю, вы приветственный караул. Ну что ж, ведите меня, дети, ведите. День подходит к концу, тени все длиннее, и странные луны уж выплывают из тьмы. А путь неблизкий.

Похожее на козла существо в офицерской фуражке с козырьком рявкнуло что-то – видимо, приказ. Стая настороженно поволоклась вперед, сомкнувшись вокруг Олеандра. Это был явно не приветственный караул, но его это устраивало, и он позволил им увести себя дальше в город. Олеандр прекрасно знал дорогу, но не видел смысла начинать конфликт.

По пути стая то увеличивалась, то редела случайным образом. Группы бормочущих здоровяков исчезали в тенях, но на смену им вскоре приходили новые. Олеандр с отстраненным интересом изучал грубую геральдику новоприбывших. Когда он был в последний раз, они с трудом понимали, что такое одежда. Теперь же они изобрели примитивные знаки различия и раскололись на четко выраженные группы – или племена. Возможно, разделение было вызвано территориальными отличиями.

Кому бы они ни служили, его они боялись. Олеандра эта мысль грела. Ему всегда нравилось быть объектом страха – это было совершенно особенное ощущение.

С недавнего времени его окружали существа, уже больше похожие на людей. Они были облачены в тряпки, испачканные в чем-то пурпурном, и броню, отмеченную символом, который отдаленно напоминал старую крылатую лапу Детей Императора. Его это развеселило. Они даже не могли вообразить, как много общего у них было с воинами, которым они пытались подражать. И те и другие невероятно далеко ушли от идеала, задуманного их создателем.

Его веселье угасло, когда в поле зрения наконец оказался дворец. Изящные ярусы грациозно поднимались к пузырящемуся волдырями небу. Тут и там из изогнутых стен вырезали куски, чтобы вставить дополнительные источники энергии, вентиляционные решетки и орудийные позиции. Дворец напоминал прекрасный цветок, покрытый техноорганической плесенью. С широкого проспекта, который вел к главному входу, убрали весь мусор, но за ним, у внешних стен древнего дворца, теперь лежали трущобы, выстроенные из обломков.

Несколько раз взгляд натыкался на конструкции, которые могли быть только варварскими алтарями, и статуи, украшенные сочленениями костей и подношениями, сшитыми из кожи и мяса. Мутанты тихо молились этим статуям, и в их молитвах постоянно звучали слова «Патер Мутатис» и «Благодетель». Отец мутантов. Олеандру оставалось лишь гадать, радует ли объект поклонения эта любовь или раздражает своей примитивностью.

Когда Олеандр и его эскорт вступили на проспект, невидимые горны прогудели то ли предупреждение, то ли приветствие. Ветер набрал силу, неся с собой непрекращающиеся крики древних мертвецов, а вместе с ними – лай и вой отребья из трущоб. В воздух вдруг поднялась пыль, мгновенно скрыв окружающие руины. Олеандр сначала хотел надеть шлем, но передумал. В шлеме было сложно петь.

– Песня души моей, голос мой мертв, умри недопетой, как дождь непролитых слез…

Внезапно какофония из трущоб остановилась. Остались только призрачные крики и пение Олеандра, но и они утихли, когда послышались тяжелые шаги и хруст камней и костей под ними. Сквозь поднятую ветром пыль лишь смутно угадывались очертания приближающегося человека. Олеандр опустил руку к болт-пистолету.

– Уверяю тебя: это ни к чему.

Вокс-канал заполняли помехи от атмосферных возмущений, но Олеандр все же узнал голос и слегка расслабился. Пыль оседала. Вперед вышло что-то огромное.

Раньше силовая броня воина была раскрашена в белый и синий, но теперь она в одних местах облезла до серого, а в других побурела от крови и прочих субстанций. Черная плесень пыталась захватить изрезанный в боях керамит, как грязь захватывает снег. На нагруднике висело шесть черепов, покрытых трещинами и опутанных цепями. Другие цепи пересекали торс и руки космодесантника, словно что-то удерживали. Как и Олеандр, воин имел при себе снаряжение апотекария, но он явно пользовался им чаще и под более сильным огнем. На бедрах висели два изогнутых фалькса.

– Ждешь меня? – спросил Олеандр. Он не убирал руку с болт-пистолета.

– Я услышал звериный вой, – ответил воин. Он поднял руки и отсоединил шлем. Замки зашипели, выпуская струи переработанного воздуха, и из-под шлема показалось знакомое, покрытое шрамами лицо. Когда-то, до бойцовых ям, он был красив. Теперь же походил на статую, которую использовали как мишень для учебной стрельбы, – И вот ты здесь. Поешь все ту же заунывную песню.

– Маски нет, маски нет, – пропел Олеандр финал.

– Выучи уже что-нибудь новое, – сказал воин.

– Ты никогда не любил музыку, да, Арриан?

Раньше Арриан Цорци служил Ангрону на полях битв Великого крестового похода, но теперь у него был другой повелитель. Олеандр считал, что Арриан сменил хозяина очень удачно.

Ангрон был нытиком и психопатом еще задолго до того, как сделал первые шаги на пути к демоничеству. Он был даже хуже блистательного Фулгрима, яркого, как солнце. Хозяин, которого ты выбрал сам, всегда лучше хозяина, назначенного тебе кем-то другим. По крайней мере, в этом случае некого винить, кроме себя.

– В изгнании тебе было бы лучше.

У Арриана был тихий голос, слишком тихий для него. Такой больше подходил какому-нибудь вырожденцу-аристократу из внешних миров, чем дикарю, обвешанному черепами и цепями. Это было сознательным притворством. Одним из способов контролировать зверя внутри.

– Я ушел по собственной воле.

– И теперь вернулся.

– Это проблема?

В случае чего он успеет сделать только один выстрел. Арриан мог двигаться немыслимо быстро, если это было нужно. Еще одно наследие лет, потраченных на преодоление болот из чужой крови на потеху кричащей толпе.

– Нет, – Арриан постучал пальцами по рукояти одного из своих мечей, – Сегодня я тебе особого зла не желаю.

Он погладил один череп, и нити кортикальных имплантов тихо забренчали.

– А они? – спросил Олеандр, показывая на черепа. Те когда-то принадлежали воинам из отделения Арриана. Все они пали от его руки. Когда гончая войны решала найти себе нового хозяина, кровопролитие было неизбежно.

– Мои братья мертвы, Олеандр. А потому их волнуют лишь дела мертвых. Что насчет тебя?

– Я хочу его видеть.

Арриан посмотрел через плечо, затем опустил взгляд на свои черепа и постучал по одному.

– Вы правы, братья. Он наблюдает за нами, – сказал он им.

– Вот как? – произнес Олеандр и крутанулся, осматривая безлюдное пространство. Когда он вернулся в исходное положение, Арриан стоял прислонившись к арке. Олеандр даже не слышал, чтобы Пожиратель Миров двигался.

– Он всегда наблюдает, ты же знаешь. И снаружи, и изнутри, – сказал Арриан, – С возвращением в гранд-апотекарион, Олеандр Кох. Главный апотекарий ждет тебя.

Глава 2
Гранд-апотекарион

Их шаги отдавались гулким эхом в просторных помещениях разрушенного дворца. Олеандр и Арриан шли рядом – сначала мимо оборонительных точек, потом по залам. С тех пор, как Байл обустроил на Уруме свои лаборатории, планета несколько раз подвергалась атакам.

Воины шли в непринужденном молчании. Даже в лучшие времена у них было мало общих тем для разговоров. Теперь же Олеандр буквально чувствовал, как Арриан исподтишка его изучает. Прикидывает, наверное, какого размера плаха тому подойдет. Арриан всегда был предан идеалам Байла сильнее их всех, хотя и по своим причинам. Но чего еще ждать от пса войны?

– Новый меч? – спросил Арриан.

– Старый сломался.

– Ты всегда был с ними небрежен, насколько помню. Туонельский траурный меч. Хорошее оружие в руках хорошего воина, – Арриан склонил голову набок. – Откуда он у тебя?

– Трофей, – ответил Олеандр, – Его предыдущего обладателя пришлось застрелить.

– В спину?

– Разумеется.

Арриан рассмеялся. Звук напоминал скрежет тупого ножа по влажной плоти.

Консорциум – так называл его повелитель – никогда не был крепким союзом. Его члены не были братьями, разве что в образном смысле – все они были апотекариями, но из разных легионов и банд. Вместе их свело желание узнать больше о науке плоти, желез и органов от признанного мастера. Человеческое тело было загадкой, ключ к которой они мечтали подобрать, а потому пришли к величайшему специалисту в этой области, чтобы узнать все, чему он мог их научить.

Одни, вроде Арриана, провели здесь уже несколько веков даже с поправкой на то, как двигалось время в Оке Ужаса. Другие задерживались лишь на несколько месяцев или недель. Одни приходили за конкретным уроком, другие впитывали все, что знал хозяин лабораторий, как губка. А некоторые, коих было немного, не выучивали ничего и сами становились уроком.

Но из них всех Арриан Цорци всегда был самым опасным. Для воина он слишком часто улыбался и слишком быстро думал. Болевые кортикальные импланты только делали его еще более смертоносным хищником. Олеандр мечтал стереть улыбку с его лица – и хотя бы узнать, что за ней скрывается. Арриан был монстром, который отказывался это признавать, и неведомым образом был из-за этого только страшнее. Олеандр с некоторым усилием подавил желание. Он вернулся не для того, чтобы возобновлять старые конфликты.

Чтобы отвлечься, он принялся изучать окружающую обстановку. Если внешняя часть дворца была практически пуста, то с внутренней дело обстояло совсем наоборот. Когда-то в этих разнообразных комнатах проходили декадентские пиры, кровавые гладиаторские игры и разгульные оргии. Теперь в лабиринте залов этого противоестественного здания размещались апотекариумы и вивисектории, устроенные членами Консорциума. Дворец превратился в выставку гротеска, заполненную отвратительными звуками, запахами и картинами. Крики – и человеческие, и нет – эхом разносились по сводчатым коридорам и вдоль рядов герметично закрытых операционных. Их сопровождали звон хирургических инструментов, шипение пневматических химических насосов и чьи-то приглушенные споры и обсуждения.

Из теней под арками на него смотрели лица – сначала с любопытством, затем с ненавистью. Он покинул это место не при лучших обстоятельствах. Многие приезжали на Урум в поисках безопасности – убежища, где можно было предаваться безумствам при подстрекательстве человека, развращенного больше любого из них. Некоторые – как полулюди снаружи – даже по-своему боготворили их благодетеля. Здесь обосновался культ гениальности, и к тем, кто его бросал, относились с презрением, если не с открытой враждебностью.

Лаборатории рядом с внешним дворцом были меньше, обитавшие в них апотекарии совсем недавно оказались в Консорциуме. За смотровыми окошками из бронестекла, установленными в дверях, Олеандр разглядел кладовую ужасов – результаты грубых операций и глупых экспериментов.

– Делать – значит учиться, – промолвил он.

Арриан покосился на него.

– А учиться – значит знать, – ответил он, заканчивая поговорку. У них это было шуткой. Попыткой рационализировать иррациональное.

– Ты еще не все забыл из того, что здесь выучил.

– Я ничего не забываю.

Арриан хмыкнул:

– Уж надеюсь ради тебя. Ты ведь знаешь, как он любит устраивать тесты.

Все это время по коридорам ползли и прыгали низкорослые мутанты, стараясь держаться подальше от легионеров. На них были рваные плащи, скрывавшие искривленные тела и шипящие дыхательные маски. Они носили в лаборатории различное оборудование, а при необходимости служили ассистентами на операциях. Олеандр лениво пнул одного, когда тот оказался слишком близко.

– Червяк пробирочный, – бросил он. Существо заскулило и попятилось.

Арриан встал перед ним.

– Прекрати. Они не твои игрушки, – его руки лежали на навершиях фальксов.

– Оно меня едва не коснулось, – сказал Олеандр, – Я не потерплю, чтобы меня трогало что-то столь… столь… утилитарное, – Он едва ли не выплюнул слово. Пробирочник даже в своем уродстве не был уникален. Все они выглядели одинаково, звучали одинаково, даже пахли одинаково. Словно их отлили из одной формы. Его это раздражало. Подобная банальность была для него анафемой.

– При этом со зверями снаружи ты с радостью пообщался, – сказал Арриан.

– Они хотя бы были разнообразными, – ответил Олеандр, скривившись. – К слову, я удивлен, что они еще не вымерли. Ты видел, что они там строят?

Арриан пожал плечами.

– Мы в их дела не вмешиваемся. Они начали создавать грубое подобие общества. Иногда даже войны ведут. Это по-своему забавно.

– А что думает повелитель? – спросил Олеандр, – Его позабавить так же легко, как тебя?

Арриан выразительно посмотрел на него.

– Главный апотекарий о них вообще не думает, Олеандр. Они – просто мясо, и единственная польза от них в том, что они служат ранней системой предупреждения. Зачем ты вернулся?

– Я же сказал, что хочу его видеть. А он явно хочет видеть меня, иначе мы бы здесь не стояли. Что насчет остальных?

В Консорциуме, как и в любой группе, были свои фавориты – те, в чьей полезности не приходилось сомневаться, или воины, бывшие перед Фабием в таком долгу, что не могли ему в чем-либо отказать. Олеандр до сих пор не был уверен, к какой категории относится Арриан.

– Скалагрим возглавил экспедицию на Велиал-IV – главный апотекарий Фабий желает построить там вторую базу, – ответил Арриан. Олеандр пренебрежительно хмыкнул. Скалагрим был двойным ренегатом и в лучшем случае ненадежным.

– А Чорт? – Чорт обожал создавать из плоти новые формы. Многие правители в Оке умоляли о возможности поохотиться на одного из его невообразимых монстров. – И старик Мальперт?

– Чорт исчез месяц назад, выполняя какое-то поручение главного апотекария. Мальперт… погиб на Коразине, – ответил Арриан.

– Погиб? – переспросил Олеандр. В памяти всплыло лицо Мальперта – впалые щеки, затуманенные глаза и желтые зубы, стершиеся до пеньков. «Мальперт» не было его настоящим именем, а с брони была стерта вся символика. По мнению Олеандра, одно это выдавало его истинное происхождение.

– Мы все очень опечалены, – сказал Арриан, тон его голоса звучал при этом ничуть не печально, – Особенно Саккара.

– Саккара еще жив? – Этого Олеандр не ожидал. Саккара Треш возглавил истребительную команду Несущих Слово, напавшую на Урум. Они собирались принести голову Байла Темному совету из-за какого-то неизвестного оскорбления и, разумеется, потерпели неудачу. Урум пожирал демонов с той же легкостью, с какой пожирал людей, и отряд Саккары за несколько дней превратился из впечатляющего в жалкий. К тому моменту, как Консорциум атаковал, Несущие Слово чуть ли не молили о смерти.

Лишь Саккара не повредился ни разумом, ни телом благодаря своим познаниям в демономантии, и это была одна из причин, по которой Байл решил пощадить дьяволиста. В Оке демоны были частью жизни, и вполне благоразумно было пользоваться услугами специалиста по их вызову и изгнанию, даже если тот работал недобровольно.

– Ты удивишься, но подобные люди совсем не спешат встретиться со своими богами, – Арриан почесал подбородок. – Пару месяцев назад мы поймали его за попыткой вырезать бомбу. Он успел добраться до самого мяса, пока мы его не остановили.

Олеандр засмеялся. Саккара уже много лет пытался избавиться от химбомбы, которую Байл поставил между его сердцами. Когда бомба сработает – о «если» речи не шло, – от Саккары останется лишь лужа булькающей протоплазмы. Эта модификация была самой очевидной из всех, которым Байл подверг Несущего Слово, но главный апотекарий утверждал, что установил в своего самого упрямого слугу достаточно имплантов, чтобы учесть тысячу и одно обстоятельство. Саккара тратил на их поиски все время, свободное от попыток поднять восстание среди последователей Байла.

– А верховный Цимисхий? – спросил Олеандр, когда они наклонились, проходя под растрескавшейся аркой, и вошли в место, раньше бывшее садом. Теперь здесь росла только причудливая красная трава. У развалин, оставшихся от фонтана, стояло шестеро гигантов в пурпурной броне, которая потемнела до синюшного цвета из-за въевшейся грязи и пренебрежительного отношения. Боевые автоматоны «Кастеллакс», ударные войска Легио Кибернетика. Над машинами мухами вились сервочерепа, жужжа ауспиками.

– Это отвечает на твой вопрос? – сказал Арриан. Олеандр заметил среди боевых автоматонов две знакомые фигуры. Оба были легионерами, но один был облачен в тяжелую силовую броню более старой модели. Она была грязно-коричневой, не считая стилизованного железного черепа, сияющего на одном наплечнике. Олеандр слышал, что его изгнали с Медренгарда, но по этому поводу до сих пор шли споры и даже делались немалые ставки. Однако Консорциум приветствовал всех практикантов телесных наук, независимо от их происхождения.

Когда Олеандр и Арриан приблизились, один из «Кастеллаксов» неуверенно шагнул вперед и направил на них болтерные пушки. Стволы задрожали и начали вращаться, пока внутренние целеискатели рассчитывали расстояние до цели. Арриан ударил Олеандра ладонью по груди.

– Не шевелись. Они нервные. К их ударным механизмам подведены эндорфиновые насосы, вроде того. Цимисхий, брат, отзови его.

Цимисхий мгновение смотрел на них, словно раздумывая, не провести ли тренировку стрельбы по живым целям. Затем пожал плечами и открыл корпус возбужденной боевой машины, за которым обнаружилось бледное, как червь, получеловеческое лицо. Оно лежало в мешанине проводов и беззвучно открывало и закрывало рот, пока Цимисхий копался во внутренних механизмах. Затем лицо протестующе завопило, робот встал на одно колено и опустил орудия, а вопли сменились недовольными стонами.

– Подневольные мозги, – пояснил Арриан, – Он выращивает их в лабораториуме, в восточном крыле дворца. Время реакции лучше, чем у стандартных боевых автоматонов – во всяком случае, так говорят некоторые.

– Твое мастерство неизменно восхищает, – громко сказал Олеандр. Цимисхий повернулся к нему и наклонил голову, возможно, приветствуя. Или благодаря. Если появление Олеандра его и удивило, вида он не подал. Впрочем, Олеандр и не рассчитывал ни на какой особый прием.

– Ты вернулся, – сказал четвертый ренегат, – Я думал, ты умнее, Олеандр.

Саккара Треш почти не изменился с их прошлой встречи: худое лицо, длинные клыки. Багровая силовая броня видала лучшие времена. На ней почти не было участков, не покрытых строками неразборчивого, изобилующего завитушками почерка или кощунственными символами. Строки были взяты из ритуальных текстов, гимнов и доктрин, которые Саккара и его братья считали адекватной заменой здравому смыслу. На голой плоти выделялись операционные швы, следовавшие по изгибу черепа и линии челюсти. Байл установил в мозгу и челюстных мышцах Несущего Слово множество контролирующих имплантов, блоков подчинения и по крайней мере один миниатюрный осколочный заряд.

– А я думал, что ты уже взорвался, Саккара. Похоже, мы оба ошиблись. Вижу, ты до сих пор издеваешься над бедным Цимисхием.

Саккара улыбнулся.

– Мы обсуждали седьмой и пятнадцатый пункты речи Великого апостола Экодаса при его третьем обращении к Темному совету. Для Железного Воина Цимисхий на удивление набожен. Вам, конечно, не понять.

Олеандр посмотрел на Цимисхия. Тот, как всегда, не ответил. Насколько Олеандр знал, Железный Воин никогда ничего не говорил.

– Как минимум наш молчаливый брат вежлив, – сказал Арриан.

– Еще одно понятие, которое вам недоступно, – ответил Саккара. Арриан улыбнулся и погладил свои черепа. Саккара встретил его взгляд и не отвел глаз. Обвинить Несущего Слово в трусости было нельзя.

– Идем, брат. Я проделал долгий путь, а время не ждет, – сказал Олеандр, прерывая напряженное молчание. – Он все еще пытается спровоцировать остальных? – спросил он, когда Арриан вывел его из сада.

Подстрекательство к измене было для Саккары единственным способом сопротивляться. Олеандр подозревал, что Байл держит у себя Несущего Слово не только для того, чтобы время от времени вызывать демонов, но и для выбраковки глупцов-предателей.

– Он достаточно давно обрабатывает Цимисхия. Как птица и гора из притчи, – ответил Арриан.

– Наверное, надеется, что наш молчаливый брат сорвется и нашлет на всех нас орду механических убийц, – сказал Олеандр.

Внутренний дворец почти не изменился. Широкий коридор с гигантскими колоннами, исчезающими в тенях под крышей; обломки древних статуй; потускневшие фрески, изображающие сцены из жизни прошлых правителей Урума. Это место было пропитано печалью не в меньшей степени, чем ужасом. Сломленное величие оставалось величием.

Олеандр остановился перед одной фреской и вгляделся в переплетенные фигуры, пытаясь понять, где заканчивалась одна и начинались другие. Стены были покрыты пятнами. Немного старыми, но в большинстве своем новыми. Кровью и другими субстанциями. Олеандр расставил пальцы. Порой стены дворца говорили – когда ветер был сильнее обычного и толстый слой песка покрывал город. Прислушавшись, можно было различить песни, стоны, крики прошлых кутежей. Но сейчас он ничего не слышал.